Текст книги "Труба и другие лабиринты"

Был Застрахов хмелен и несловесен девять дней и ночей.

И в первые дни пытались Муса и Шафиров вразумить, выдернуть голову его из-под волны заливающей, а потом отступились. Взяли на себя долю работы его, договорились потерпеть, не менять пока взрывоопасных чисел пускателей, и стали звать Марию, и разыскивать Даниила Застрахова. Но Даниил куда-то пропал и не отзывался, а Мария, придя, опустила голову и сказала, чтобы не искали брата, потому что в Вольгинске его нет, и не будет какое-то время. И согласилась ходить за отцом, а ночевать у него отказалась: сына без присмотра оставлять не могла и не хотела, чтобы видел он деда в непотребстве.

А на девятый день позвала соседей к отцу, прошептав, что вина, по счастью, душа его не принимает уже, но не знает она, что осталось у него за душой, и боится.

И, войдя, смутились Муса и Шафиров: завернулся Застрахов в лоскутное одеяло в глубине дивана, обхватив согнутые колени, и даже с порога видно было, как колотит его мелкая судорога[106]106
  завернулся Застрахов в лоскутное одеяло в глубине дивана, обхватив согнутые колени, и даже с порога видно было, как колотит его мелкая судорога…
  Весь эпизод (в том виде, как он передан рассказчиком) представляет собой сложную контаминацию и восходит к библейским и кораническим мотивам.
  Застрахов завернулся в «лоскутное одеяло», подобно библейскому Иосифу.
  Его колотит судорога, что отсылает к двум Сурам Корана – 73-й, «Завернувшийся», и 74-й, «Закутавшийся» (в другом переводе – «Плащом Покрытый»). В этих Сурах переданы ночной ужас и дрожь Мухаммада после явления ему ангела Джибриила (Гавриила).
  Один из наиболее авторитетных авторов хадисов (толкований Корана), Аль-Бухари (810–870 гг.) свидетельствует:
  «Началось с того, что Мухаммад стал подвергаться во сне видениям, которые являлись ему подобно сиянию утренней зари. И полюбилось ему уединение. Долгие ночи проводил он в пещере на горе Хира в полном уединении…
  И явился к нему ангел (Джибриил) и сказал: «Возглашай!» Ответил ему Мухаммад: «Не буду!» И схватил его ангел и душил изо всех сил до крайнего предела. И опять сказал ангел: «Возглашай!» Опять ответил Мухаммад: «Не буду!» И схватил его ангел во второй раз и душить стал так сильно, как только он мог терпеть. И вновь сказал ангел: «Возглашай!» И вновь ответил Мухаммад: «Не буду!» В третий раз схватил его ангел и душил до последних сил.
  И сказал ангел: «Возглашай! Во имя Господа твоего, который сотворил человека из сгустка. Возглашай! И Господь твой щедрейший, который научил – научил человека тому, чего он не знал» (Коран, сура 96, «Сгусток», аяты 1–5)
  И повторил за ним Мухаммад, а сердце его трепетало. Он пошел к Хадидже и сказал ей: «Закутайте меня! Закутайте меня!» Его закутали, пока не прошел его страх…
  Затем настал перерыв в откровении. И вот однажды, когда Мухаммад прогуливался, он услышал голос с неба. Он поднял свой взор и увидел ангела, явившегося к нему на горе Хира, восседающим на троне между небом и землей. Он испугался его, вернулся домой и сказал: «Закутайте меня! Закутайте меня!» (И весь дрожал) И ниспослал тогда Аллах:
«О завернувшийся!Встань и увещевай!И Господа твоего возвеличивай!И одежды твои очисть!И избегай греха!»  (Коран, сура 74, «Завернувшийся», аяты 1–5)
  После этого откровения последовали одно за другим без перерыва.


[Закрыть], несмотря на летнюю жару вокруг.

А когда заговорили с ним, огляделся он и заплакал горько. А потом насупился, отвернулся и проговорил[107]107
  потом насупился, отвернулся и проговорил…
  См. Коран, Сура 74:21–23: «21. Потом он посмотрел! 22 Потом нахмурился и насупился, 23 потом отвернулся и возвеличился…»


[Закрыть], заикаясь, что готов через сутки вернуться к работе – вот только в подвал больше не спустится и к трубе не подойдет, поскольку слышен в ней теперь иной, непривычный гул, или гудение – не отдаляющееся, как прежде, а будто бы настигающее. А по обоим берегам Волги всякому известно: дурной это знак – к покойнику.

Шафиров и Муса не стали препираться, не понукали завернувшегося: «встань, очисти одежды, перешагни скверну»[108]108
  «встань, очисти одежды, перешагни скверну»
  Парафраза той же Суры «Закутавшийся». См. Коран, 74:4–5.


[Закрыть] – оставили его с Марией и решили подождать еще день-другой.

В беде человек, говорил совоголовый Шафиров, и холодно одинокому[109]109
  …и холодно одинокому…
  См. Екклесиаст, 4:9-11:
  9. Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их:
  10. ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его.
  11. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?


[Закрыть]. Вот недели катятся одна за другой, словно волны Волги, и каждая приумножает богатство, и прирастает имущество[110]110
  …и каждая приумножает богатство, и прирастает имущество…
  См. Екклесиаст, 5:10: «Умножается имущество, умножаются и потребляющие его; и какое благо для владеющего им: разве только смотреть своими глазами?»


[Закрыть], но, похоже, таков этот город Котор на берегу самого южного фьорда, что нельзя его обмануть, а сам он обманет любого и никого не отпустит. Вот и дочерей в свое время с Завражной унесло: Розу – на теплое море, Музу – на Северное; и уж если сам Петр Великий обманулся когда-то, послав в мореходную школу того Котора девятнадцать лучших юнг Империи, и не один из них потом не вернулся в Россию[111]111
  …сам Петр Великий обманулся когда-то, послав в мореходную школу того Котора девятнадцать лучших юнг Империи, и не один из них потом не вернулся в Россию…
  Исторический факт.


[Закрыть], – кто упрекнет темноокую Лидию, кому судить мужа, оставленного женой? Досыта напоено вином тело Застрахова, и душа пропитана ядом, но ведь голова его – чистое золото[112]112
  но ведь голова его – чистое золото…
  См. Песнь Песней, 5:11.


[Закрыть], и руки золотые, и когда для окружающих болезнь его – проблема, для него самого, может быть, – решение. Подождать день-другой – выветрится недуг, и вздохнет человек, и вернется – если только и в самом деле не послано кем-то, и не передано что-то всем остальным через хмельные слова его о трубе…

«Не знаю, – отвечал Муса. – По мне, все это – не больше, чем речи людские, суесловие и пересказанное колдовство[113]113
  По мне, все это – не больше, чем речи людские, суесловие и пересказанное колдовство…
  См. Коран, 74: 23–25: «потом отвернулся надменно и сказал: «Это не что иное, как пересказанное чародейство. Это всего-навсего – речи людские»».


[Закрыть]. Нет, конечно, таких на земле, кто не вздрогнул бы при звуке трубы. Разве не передано и твоему народу Писания, и людям Креста, и правоверным, предавшимся слову Пророка, – разве не сказано всем страшится дня, когда протрубит труба?[114]114
  Разве не передано и твоему народу Писания, и людям Креста, и правоверным, предавшимся слову Пророка, – разве не сказано всем страшится дня, когда протрубит труба?
  Муса справедливо вспоминает, что трубный глас, возвещающий наступление Последних Дней и Страшного Суда, – сквозной мотив трех монотеистических религий: иудаизма, христианства, ислама. Архетипический образ, по-видимому, восходящий к глубокой древности и встречающийся в различных (не только ближневосточных) мифологиях.
  В прямом и символическом смысле труба и трубный глас упоминаются в Ветхом Завете 77 раз, в Новом Завете – 8 раз, в Коране – также не менее 8 раз (Суры 18, 20, 23, 36, 39, 50, 74, 78).
  В Откровении Иоанна Богослова этотмотив усложняется: звуку трубы уподобляется уже голос Всевышнего.
  См. Откровение, 4:10: «После сего я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего».
  См. также отдельный внутренний сюжет «семи печатей, семи ангелов и семи труб», изложенный в Откровении, главы 8-11.
  При этом Муса остается в русле коранического восприятия предания.
  Коран разделяет Книги иудеев и христиан на ат-Таурат, то есть «Закон» (Тору, Пятикнижие Моисеево) и Инджиль (Евангелие): «И ниспослал Он Тору и Евангелие раньше в руководство для людей…» (3:3). По свидетельству Корана, Священное Писание было получено иудеями и христианами от самого Бога: «О люди Писания! Вы ни на чем не держитесь, пока не установите прямо Торы и Инджиль и того, что было низведено вам от вашего Господа» (5:68). Нет никаких расхождений, и по поводу того, через кого эти установления были получены – Таурат, соответственно через Мусу (Моисея), а Инджиль через Ису бен Мариам (Иисуса сына Марии).
  Причем в Коране подчеркивается неразрывная внутренняя связь между двумя книгами, и действительно они объединены у христиан в общую книгу под названием Библия: «И отправили Мы по следам их Ису, сына Мариам, с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе, и даровали Мы ему Инджиль, в котором – руководство и свет, и с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе» (5:46).


[Закрыть]

Верно, конечно: пронеслись наши годы вдоль берегов Волги, как бы коней косящий бег[115]115
  пронеслись наши годы вдоль берегов Волги, как бы коней косящий бег…
  Муса неточно цитирует или сознательно перефразирует сонет О. Мандельштама (1934 г.). Поскольку мотивы и метафоры этого стихотворения возникают в повествовании многократно, текст приводится целиком:
Промчались дни мои – как бы оленейКосящий бег. Срок счастья был короче,Чем взмах ресницы. Из последней мочиЯ в горсть зажал лишь пепел наслаждений.По милости надменных обольщенийНочует сердце в склепе скромной ночи,К земле бескостной жмется. СредоточийЗнакомых ищет, сладостных сплетений.Но то, что в ней едва существовало,Днесь, вырвавшись наверх, в очаг лазури,Пленять и ранить может как бывало.И я догадываюсь, брови хмуря:Как хороша? к какой толпе пристала?Как там клубится легких складок буря?  Стихотворение является вольным переводом Мандельштама сонета Франческо Петрарки № 319 из книги «Канцониере» (Canzoniere).
  В оригинале сонет Петрарки открывают следующие слова: «I di miei piu leggier' che nesun cervo, fuggir come ombra…». В буквальном переводе: «Дни мои легче оленя, и пробежали словно дым (облачко, тень, капли пара)», что, в свою очередь, восходит к Ветхозаветному «плачу Иова».
  См. Книга Иова, 9:25: «Дни мои быстрее гонца, бегут, не видят добра».
  Возможно, в устах волгаря Мусы «кони» звучат естественнее, чем «олени».
  При этом парой фраз ниже, как бы следуя тропой дальней литературной памяти, он говорит: «…и до сих пор еще как будто скачут в глазах некоторых огни и плывут дымы каких-то дальних Империй…».


[Закрыть], и до сих пор еще как будто скачут в глазах некоторых огни и плывут дымы каких-то дальних Империй. Но разве скажет кто, особенно в Вольгинске: вот пришел день, и одни покоятся с супругами на ложах в тени, а иные встают, поднятые трубой, озираясь, и не знают родственных уз, и не могут расспрашивать друг друга, но идут войной одни на других?[116]116
  …и одни покоятся с супругами на ложах в тени, а иные встают, поднятые трубой, озираясь, и не знают родственных уз, и не могут расспрашивать друг друга, но идут войной одни на других?
  Аллюзия, сотканная из различных айатов разных Сур Корана, в которых дано описание Судного Дня. См. Сура 18 «Пещера» (99), Сура 23 «Верующие» (101), Сура 36 «Йа Син» (51–56), Сура 39 «Толпы» (68).


[Закрыть]

Верно, конечно: наступили дни тяжкие, но время ли теперь судить, что хотели тем самым сказать, словно притчей, и кому послано?[117]117
  …но время ли теперь судить, что хотели тем самым сказать, словно притчей, и кому послано?
  См. Коран, Сура 74:33: «И сказали те, в сердцах которых болезнь, и неверующие: «Что такое хотел Аллах <сказать> этим, как притчей?».


[Закрыть]

Ведь не сосед наш Застрахов пугал нас, но говорила болезнь в сердце его. И много ли проку гадать, если труба в подвале, как была – осталась ни горяча, ни холодна, и стоит приложиться к ней – слышен внутри все тот же упругий, убегающий гул, в котором опытное ухо безошибочно опознает поток?

Нет, не время теперь. И потому надо вернуться к трудам, словно ничего не случилось, и сделать так, чтобы никому не потерпеть убытка, и ничьи усилия не были тщетны».

Шафиров кивнул, помолчав, и сказал, что до сих пор даже в земле Израиля трубит витой рог, именуемый Шофар, лишь при обновлении года и в день Покаяния[118]118
  …трубит витой рог, именуемый Шофар, лишь при обновлении года и в день Покаяния…
  Шофар, древний духовой музыкальный инструмент, бараний рог, в который трубят во время синагогального богослужения на Рош ха-Шана (еврейский Новый год) и Йом-киппур (Судный день, или День искупления). Звуки шофара на Рош ха-Шана толкуются как призыв к покаянию; возник обычай трубить в шофар ежедневно в течение всего месяца, предшествующего Новому году.
  В древности шофар использовался как сигнальный инструмент для созыва народа и возвещения важных событий, а также во время войны. Звуки шофара, по преданию, обрушили стены Иерихона («иерихонская труба»). Использование этого инструмента восходит к магическим обрядам доеврейской эпохи.


[Закрыть], напоминая о заповеданном.

И оба согласились повременить с отпусками и поездками к дочерям, и перекроить заботы, постепенно возвращая Застрахова в общее русло, и все-таки, несмотря на то, что Мария молчит и таится, разыскать сына его Даниила, чтобы стало теплее одинокому посреди окружающих.

А долю доходов Застрахова сохранили и еженедельно откладывали целиком, как если бы трудился он по-прежнему, не покладая рук, и руки его не дрожали.

Уже летом, на третьей неделе – скорее, чем думали, – вернулся Застрахов к размеренной жизни: к вину не прикасался и положенную работу исполнял аккуратно, хотя и не в прежнем объеме.

Однако неспокойны оставались Шафиров и Муса, потому что сделался Застрахов ни холоден и ни горяч, а как бы тепл, и вокруг себя глядел, словно сквозь тусклое стекло, гадательно[119]119
  …сделался Застрахов ни холоден и ни горяч, а как бы тепл, и вокруг себя глядел, словно сквозь тусклое стекло, гадательно…
  Контаминация стихов Откровения (3:15–16) Иоанна Богослова и Первого Послания Коринфянам Апостола Павла (13:12). См. Комментарий № 9 к Главе 1, Части I и Комментарий № 58 к Главе 8, Части I.


[Закрыть].

И дочь его, Мария, принося ежедневно отчеты и графики, была немногословна и рассеянна, и не хотела говорить ни об отце, ни о брате Данииле – но однажды, прямо посреди текущих прений, дрогнули губы ее, и заслезились глаза, и потекла быстротечная речь.

И сказала Мария Шафирову и Мусе, по слову пословицы – беда не приходит одна: вот уже седьмую неделю разрывается она между тремя мужчинами, не считая сына, и в который раз откладывает свой отъезд в Нижний Новгород, где ждет ее хороший человек и давно зовет замуж, а ей и оставить отца невозможно, и на брата положиться нельзя, поскольку теперь Даниил будто бы и здесь, и не здесь, вроде бы поблизости, но не дотянешься – ведь никуда не уехал он, а случилась с ним беда.

И рассказала Мария, о чем молчал старший Застрахов.

В те дни, когда отцвели сады, и расстелились меж отцом и матерью дымы компании «Кирдымойл», и замаячили горы города Котора, явился Даниил к отцу после трехмесячного отсутствия, и заметно было, что рука его крепка и речь тверда, а глаза – хмельны и прозрачны.

И долго говорил Даниил, что тошно ему в Вольгинске, и нет сил отбиваться от жадных до чужого или ловить за руки вороватых, что вот сделал он прошлой осенью евроремонт в ближней церкви на Каравайной за счет фирмы своей, но все равно, когда приходит весна, и совпадает, как в этом году, Пасха с Первомаем[120]120
  …и совпадает, как в этом году, Пасха с Первомаем…
  «Первомай» (в просторечии – «майские»), Первое Мая. День международной солидарности трудящихся. Отмечался после принятого в июле 1889 решения 1-го (Парижского) конгресса 2-го Интернационала о ежегодном праздновании этого дня (в память о выступлении и борьбе с полицией рабочих Чикаго в майские дни 1886). Праздновался в России впервые в 1890 в Варшаве, в 1891 в Санкт-Петербурге. Был одним из популярных праздников в СССР. В Российской Федерации переименован в праздник Весны и Труда.
  Православная Пасха «совпадала» с Первомаем в 2005 году – приходилась на Воскресенье, 3 мая.


[Закрыть], – не получается у него радоваться, и не научился он понимать, гуляя по улицам Вольгинска, то ли и в самом деле Христос воскрес, то ли Ленин до сих пор живее всех живых… А потом признался отцу, что не мог устоять перед тоской накатившей и нырнул в первомайскую ночь – по привычке – в казино…

Муса и Шафиров переглянулись, догадываясь, что последует дальше… Но все же долго молчали, выслушав задыхающийся рассказ Марии о том, как Даниил обдернулся на пиковом флэше[121]121
  …Даниил обдернулся на пиковом флэше…
  Флэш, Flush (Масть) Одна из комбинаций покера. Пять карт одной масти.


[Закрыть] и прогудел к утру за игорным столом и все наличные, и старенький «Форд», и свой магазинчик в полуподвале. И счастье еще, что не успел проиграть квартиру, хотя остался должен и сверх того. А отец, разумеется, тут же отдал ему почти всё накопленное, но и это покрыло чуть больше половины. И тогда слетел Даниил по собственной воле в скорбный дом в Заречье, и теперь то ли впрямь лечится там от нервного истощения, то ли скрывается от кредиторов…

Никто не скажет, что и как обсуждали потом Шафиров и Муса между собой, о чем договаривались с Марией, чем убеждали Застрахова. Но через неделю выписали Даниила из клиники и, памятуя о том, как помог он всем троим в трудные дни, выделили средства из резервного фонда, чтобы выплатить остаток долга его и покрыть хотя бы частично убытки отца. И заикнулся было Даниил, нельзя ли, мол, выкупить назад бывший его полуподвал у новых хозяев, – но Шафиров был категоричен в отказе: ведь это означало бы заплатить за помещение дважды, а с учетом издержек и душевного расстройства – трижды. А Муса кивал, говоря, что нет лучшего болеутоляющего, чем время и деньги, и недостаток одного, как правило, компенсируется избытком другого…

И решил тогда Даниил покинуть город, лишивший его благорасположения, и уехать с сестрой в Нижний Новгород – и выделили обоим приличные подъёмные, чтобы можно было открыть новое дело, начать заново.

И на удивление быстро согласился Застрахов со всем, что происходило вокруг, хотя по-прежнему вглядывался в окружающее, как в мутное зеркало, раздумчиво. И сказал, что не станет, конечно, виснуть камнем на шее детей. И пусть будет холодно одинокому в Вольгинске, но ведь нельзя удерживать тех, кому давно надо было оставить неласковый город – тем более, что обещали они приглашать отца к себе, как только устроятся, а в будущем – привозить внука на лето.

И переглянулись опять Шафиров и Муса, увидев впервые за несколько недель подобие улыбки на лице Застрахова, но не признался ни тот, ни другой, что оба подумали об одном и том же – о последних звонках и письмах дочерей, полученных недавно из города Кириат-Шмона и города Тронхейм.

Письма, само собой, сильно различались в выражениях: Роза писала о белоснежных склонах горы Хермон и цветущей долине Хула, Муза – об арках старого моста над зеркальными водами реки Нид-Эльв, – однако схожими были мольбы, упреки, просьбы, обещанья.

Для обеих осталось непонятным, в чем состояли непредвиденные обстоятельства, которые помешали каждому из отцов взять отпуск и навестить дочь: Розу – в городе Кириат-Шмона, Музу – в городе Тронхейм.

Но главное, писали обе, если сила этих обстоятельств, как обычно, оказалась непреодолимой, – какие еще требуются доводы, чтобы усвоить, наконец, простую вещь: никогда никому ничего хорошего не принесут волны Волги?

Может быть, и правда – говорили дочери – жизнь отцов налаживается мало-помалу, но разве Вольгинск не остаётся Вольгинском?

Наверное, случается – добавляли они – кое-кому разбогатеть и на волжских берегах, но что делать нормальному человеку с достатком посреди Ветловых Гор, на обломках Империи?

И когда зовут, приглашают и ждут стареющих родителей в городе Кириат-Шмона на земле Израиля, и в городе Тронхейм посреди благоденствия Скандинавии – ждут давно, и зовут не в гости, а приглашают насовсем – можно ли так безответственно относиться к собственной жизни и позволять себе непростительную роскошь – загнивать в панельном доме номер девять на улице Завражной?

Между тем богател дом номер девять на Завражной, множилось имущество, и росло число его обладателей[122]122
  множилось имущество, и росло число его обладателей…
  См. Комментарий № 110 к Главе 3, Части III.


[Закрыть].

Степеннее сделалась походка тех, кто в сумерках выгуливал собак вдоль оврага, и замечены были новые питомцы редких пород в дорогих ошейниках, а по утрам выходящие из дома шокировали сонных прохожих модной одеждой, блистающей обувью, броскими зонтами.

И праздники как будто бы зачастили в дом, и даже по будням, к вечеру, всё чаще стекались к единственному подъезду разухабистые компании и заныривали внутрь, разливая смех и музыку через край ночи[123]123
  …разливая смех и музыку через край ночи…
  Возможно, аллюзия на роман Луи Селина «Путешествие на край ночи».
  Селин (Céline) (псевдоним; настоящая фамилия Детуш; Destouches) Луи Фердинанд (27.5.1894, Курбевуа, – 1.7.1961, Медон), французский писатель. В романах «Путешествие на край ночи» (1932, рус. пер. 1934) и «Смерть в кредит» (1936) натуралистически отразил ужас существования, превращение «маленького человека» в волка среди волков. Апологет фашизма, проповедовал антисемитизм (памфлет «Безделицы для погрома», 1937), защищал гитлеровский расизм (памфлет «Школа трупов», 1938).


[Закрыть]. И скоро добрые соседи по Завражной перешептывались по секрету о голенастых вечеринках в девятом доме, о затейливых огнях в окнах, об уклончивых горничных в каждой квартире.

Не утихал ток в трубе; исправно прибывали платежи по путям, проложенным Мусой; и все, не исключая Застрахова, получали свое, наделенные по силам заботами, прибылью – по трудам.

И однажды признался Шафиров Мусе, что тревожно у него на сердце: вот уже и на добавочной парковке не хватает места для новеньких машин, и экспедиторы из роскошных салонов уже примелькались и наизусть знают адрес, а не живется некоторым в спокойном довольстве – так и не научились радоваться, кроме как на пирах посреди скороспелых гостей. И, похоже, перестали кое-где взвешивать дармовое и заработанное, и распирает их богатство изнутри, и похваляются уже завтрашним днем[124]124
  …и похваляются уже завтрашним днем…
  См. Книга Притчей Соломоновых, 27:1: «Не хвались завтрашним днем, потому что не знаешь, что родит тот день».


[Закрыть]. А, значит, нельзя поручиться, что не придут опять толпиться и роптать, не примутся толковать без толку, допытываясь, кто первый и кто последний, где доля от поделенного, и кто главный, чтобы наделять. Но хуже того и того страшнее, если кто потеряет веру, но обманется надеждой увидеть сокрытое и получить излишнее, да измучает сам себя бесплодным розыском или желанием донести на соседа.

И что будет, когда просочится тайна либо уйдет самотеком, и попадет в недобросовестные мозги или нечистоплотные руки?

Нужны, подытожил Шафиров, упреждающие меры: всему, что так или иначе будет изливаться, следует дать сток, отмерить канал, проложить русло. Проще говоря, не ждать пока случится утечка, а протолкнуть самим.

Муса же, взглянув исподлобья на совоголового соседа своего, сказал, что, может быть, в первый раз не понимает задуманного.

Скоро третье лето, торопливо прошептал Шафиров, как живет дом в ожидании того, кто якобы явится доискиваться и расспрашивать. И вот, по всем признакам, наступает пора развязывать узлы и встречать ожидаемое, ибо кое-кого уже сводит с ума молчание этих равнодушных пространств, а неразделенная тайна разъедает душу. И если на днях придет в дом человек – чужой, но не опасный – и заведет с жильцами душевные разговоры, любому сразу станет ясно, что он послан людьми внимательными и компетентными. И можно не сомневаться: многое будет рассказано такому собеседнику, да еще с благодарностью и желанием обогнать соседа. И не важно, каких наплетут сказок, а где выболтают – со страху или от жадности – правду. Важно, чтобы всякий, кому и в самом деле вздумалось бы донести на соседа, был уверен в том, что слово его дошло, куда следует. А поскольку каждое слово, даже и лживое, должно быть впоследствии передано в точности – посылать нужно человека надежного, близкого и проверенного. И тогда успокоятся беспокойные, а всё, что потечет, будет утекать в нужном направлении, под контролем…

«Дожили, – хмыкнул Муса, – должны были дожить и до шпионов. Вот стала мне труба ближе, чем яремная вена, и, может быть, правда, пришло время развязывать узлы – но не представляю я, где взять такого человека – для всех чужого, издалека, и настолько близкого, чтобы можно было доверять».

Шафиров помолчал и прошептал еще тише: подходящая кандидатура имеется, и даже знакома кое-кому в доме, но при этом замечательно, что никто не смог бы назвать её, потому что речь идет об известной журналистке с именем, а точнее, с девятью псевдонимами.

«Что же, – прищурился Муса, – никого другого нельзя было подобрать? И потом, разве не уехала она, как собиралась, в Нижний Новгород или в Самару?»

Шафиров не очень уверенно дернул плечом и принялся, как всегда, растирать пальцами лоб над бровью – и когда перстень его сверкнул два или три раза, пробормотал что-то: мол, собиралась, но не уехала, да и о том, кому поручить работу отбывшей Марии, тоже надо бы думать, не всё же самим волочить…

«Понимаю, – вздохнул Муса. – Дерзкая мини-юбка, изгибы, блеск прибрежной ракушечки… Видно, придется тебе, сосед, отвечать не только за бутерброды с ветчиной или рабочие субботы…»

Но Шафиров отвернулся к окну, откуда слышался теплый шелест летнего ветра в листве.

И вот слова, что говорил совоголовый Шафиров[125]125
  И вот слова, что говорил совоголовый Шафиров…
  «И вот слова» – первая фраза и название (на иврите – Дварим, «Слова») последней книги Пятикнижия Моисеева (Торы). В европейской традиции книга называется Второзаконие.


[Закрыть] своей визави, журналистке с именем, в высокой ресторации на прибрежных холмах, под тенистым сводом трельяжа, посреди девичьего винограда, в видах переливчатой волжской излучины соловьиным вечером:

«Широк берег, скоротечна Волга, и длительна дуга её, и не закругляются «Гламурамой». Вольгинск остается Вольгинском. И не для того случилось то, что случилось[126]126
  И не для того случилось то, что случилось…
  Клишированная формула из книги «Тысячи и одной ночи».


[Закрыть] в доме номер девять по улице Завражной, чтобы перетечь в телесюжет, радиоочерк, фоторепортаж.

Но вот – случилось, и приблизило незнакомку, и вот вокруг – ореховый сад, и цветники душистые, и зелень ложбин[127]127
  …и вот вокруг – ореховый сад, и цветники душистые, и зелень ложбин…
  Парафраза стихов Песни Песней, 6:1-11.


[Закрыть]. А Вольгинск остается Вольгинском.

Для чего же? Нетрудно сказать.

Оглядишься, и станет ясно: жизнь человека – никудышный информационный повод, а по обоим берегам Волги – какое-то непрерывное недоумение, вечный бег, и постоянное опоздание.

И вовсе не тот бег, который некогда живописал популярный классик в своих сновидениях[128]128
  …не тот бег, который некогда живописал популярный классик в своих сновидениях…
  Очевидно, намек на пьесу М. Булгакова «Бег» (1926–1928), имеющую подзаголовок «Восемь снов».


[Закрыть]. И не о тех речь, кто успел убежать насовсем, а о тех, для кого Вольгинск остался Вольгинском.

Вот, скажем, приходит муж домой к вечеру после дневных трудов и глядит телепрограмму с головоломным названием «Время»[129]129
  глядит телепрограмму с головоломным названием «Время»…
  «Время» – телевизионная информационная программа. Выходит ежедневно по будням в 21.00 по московскому времени на «Первом канале» государственного телевидения. Охватывает самую большую аудиторию на территории России.


[Закрыть] – и кажется ему, что он живет в какой-то огромной стране, которую омывают два океана, и где происходят большие события. А жена его тем временем скользит пальчиком по глянцевой обложке, и радуются глаза её каждому узелку от Луи Вюиттон[130]130
  Луи Вюиттон
  Luis Vuitton. Крупнейший мировой дом моды (год основания – 1854). Под маркой Louis Vuitton выпускается одежда, аксессуары, ювелирные украшения. Один из самых известных в мире сумочных брендов. Логотип Louis Vuitton – едва ли не первый в истории.
  Основатель корпорации Луи Вюиттон и его сын Жорж придумали отмечать вещи инициалами, дабы выделить их на фоне продукции конкурентов.
  Подробнее об истории дома – см. Поль-Жерар Пазоль. Луи Вюиттон. Империя роскоши / Lois Vuitton. La naissance du luxe moderne.


[Закрыть]; и мечтается, чтобы новый ошейник её пекинеса так же подходил бы к сумочке и туфлям. И обоих опьяняют ароматы далекого коньячного дома.

Чего в этом больше – коллективного или бессознательного?[131]131
  Чего в этом больше – коллективного или бессознательного?
  Коллективное бессознательное – понятие аналитической психологии Карла Юнга, обозначающее совокупность наследуемых людьми универсальных неосознаваемых психических структур, механизмов, архетипов, инстинктов, импульсов, образов и т. д., передаваемых от поколения к поколению как субстрат психического бытия, включающий в себя психический опыт предшествующих поколений.
  Теория «коллективного бессознательного» была намечена в книге «Метаморфозы и символы либидо» (1912), и получила свое завершение в работе «Структуры бессознательного» (1916).
  Юнг (Jung) Карл Густав (26.7.1875, Кесвиль, близ Базеля, – 6.6.1961, Кюснахт, Цюрих), швейцарский психолог и психиатр, основатель одного из направлений «аналитической психологии». Оказал большое влияние на сравнительное изучение религий, мифологии, фольклора.


[Закрыть] Откуда бегут они, точно персонажи в поисках автора[132]132
  Откуда бегут они, точно персонажи в поисках автора…
  Аллюзия на знаменитую пьесу итальянского драматурга Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора» (1921 г.), оказавшую сильное влияние на драматургию и театр XX века.
  В пьесе доводится до логического завершения и саморазоблачается прием «рассказа в рассказе» (сюжетообразующий элемент в книге «Тысячи и одной ночи») и «театра в театре» (Шекспир). Воздействие пьесы базируется на эффекте ускользающей границы между реальностью и вымыслом, сном и явью, литературой и жизнью.


[Закрыть], и куда – в недоумении – боятся опоздать?

Этого никто не скажет.

Но если кто приблизится и обратит стечение обстоятельств в неспешное повествование – сделанное будет уподоблено празднику. Ибо только то оправдано, что передано слову, и лишь тогда утешает, когда становится книгой.

Оглядишься, и станет видно: может, для того и случилось то, что случилось в доме номер девять по улице Завражной, чтобы стать чем-то вроде сказания, повести или саги.

И с тем нужно снова приблизиться к дому и сделать то, что хотелось сделать, но не так, как хотелось раньше. А явиться в один миг – как бы автор и персонаж, как бы режиссер и актриса вместе, – так что будет не интервью, а преследование, диверсия и контрразведка.

И некоторые спросят: кто эта, что поднялась от пустынных пространств, как бы столбы дыма, и воспаряет, дыша духами и туманами?[133]133
  …кто эта, что поднялась от пустынных пространств, как бы столбы дыма, и воспаряет, дыша духами и туманами?
  Контаминированная парафраза стихов Песни Песней (3:6) и уже цитируемых строк из стихотворения А. Блока «Незнакомка».
  См. Песнь Песней, 3:6: «Кто эта, восходящая от пустыни как бы столбы дыма, окуриваемая миррою и фимиамом, всякими порошками мироварника?»


[Закрыть]

А другие нахмурятся: кто эта, блистающая, как луна, откуда грозная, как полки со знаменами?[134]134
  …кто эта, блистающая, как луна, откуда грозная, как полки со знаменами?
  См. Песнь Песней, 6:10: «Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?»


[Закрыть]

И ответом будет – от обхода земли и обмера берегов[135]135
  И ответом будет – от обхода земли и обмера берегов…
  Контаминированная парафраза стихов из книги Иова (1:8; 2:2) и романа Валерия Хазина «Каталоги Телегона» 2001 г. (опубликован в российском журнале «Октябрь», № 8, 2003). Протагонист романа, Телегон говорит:
  «Стоило слову … попасть на язык Одиссею, – и оно тут же оборачивалось то дугою луны, то нитью веретённой, то зевом пещеры и обмером берегов, а ещё тенью ветра, нутром астрагала, следом змеи, пожирателем снов, воротом ночи, вздохом деревьев, винною тьмою, тропой облаков…»
  Некоторые исследователи полагают, что этим набором метафор эвфемистически обозначался табуированный комплекс понятий, связанный со временем.


[Закрыть]. И начнется разговор о правилах привлекательности и Луна-парке в Вольгинске, об американских психопатах и «Гламураме», а потом надо лишь приступить с простыми вопросами: кто первый и кто последний; где доля от поделенного, и кто главный, чтобы наделять?

И скоро оглянешься и увидишь многих, обратившихся в информаторов, и начнут слова укладываться сами собой, и забрезжит праздник повествования, так что все романы мистера Брета Эллиса будут стоить меньше, чем Зеро.

И, может быть, семь раз придется обойти с первого этажа по девятый, прежде чем приоткроется, как обещано, сокрытое, и лягут в ладони все нити скоротечные, и сплетутся в узлы, и станут в руках полотном многоцветным, или книгой.

И дрогнут потом самые толстые животы, крутые задницы и выдающиеся члены самых важных собраний, клубов и диаспор, но никому не дано будет различить, где лгала сказка, а где смущала быль.

И никому уже не позволено будет дотянуться сквозь текущие огни дальних столиц, и только репортеры столпятся, толкаясь локтями, умоляя об интервью или хотя бы о росчерке пера на глянце…

А тем временем – изумительно легковесным будет это время – останется лишь посмеиваться, вспоминая «Гламураму», оглядывая Вольгинск с роскошных суперобложек…

И пронесутся дымом все псевдонимы, но останется имя – одно имя, трепещущее на ветру литературной славы.

И в кровь искусает свои пухлые губки от зависти сама Роксана Гобски[136]136
  …сама Роксана Гобски…
  Имя искажено. Прототип (если таковой имелся) не установлен.


[Закрыть]…»

Так говорил Шафиров.

И, по слову его, она приблизилась к дому, и восходила, как бы столбы дыма, с этажа на этаж, но не с собственным именем, а с каким-либо из девяти псевдонимов. И приступала с вопросами, и подбирала слова, и донесла, передавая Шафирову, девяносто девять тысяч слов.

А потом, прежде чем прекратить дозволенные речи[137]137
  …прежде чем прекратить дозволенные речи…
  Еще одна клишированная формула, заимствованная рассказчиком из книги «Тысячи и одной ночи».
  Словами «и она прекратила дозволенные речи» завершается с наступлением рассвета очередной рассказ Шахерезады.


[Закрыть], опустила глаза долу и ладони на колени: и если невозможно – промолвила – увидеть или потрогать сказочный хронограф, оставленный благородным норвежским гостем, нельзя ли хотя бы узнать, к какому ювелирному дому принадлежал он – Шопар, Булгари[138]138
  Шопар, Булгари
  Современные крупнейшие дома моды: Shopard, Bvlgari.


[Закрыть] или все же Луи Вюиттон?

И вот имена тех, кто был осажден расспросами, и что было передано поименно.

Подблюдновы и Чихоносовы переуступили ночные смены Кочемасовым, а те, на приработках, начали оборудование студии звукозаписи прямо в квартире.

Сморчковы и Тимашевы стали пропадать по выходным – то ли в клубах, то ли в казино; семейство Агранян чуть ли ни еженедельно принимало у себя очередную делегацию армянской диаспоры.

Бирюковы, Волковы и Одинцовы отказались говорить сами, и никто ничего не мог сообщить о них.

Аргамаковы и Буртасовы переселились на дачи, почти перестали выходить на отмеренные вахты – поднанимали вместо себя через Можарских каких-то бездомных бродяг и проходимцев с Завражной.

Ушуевы, Любятовы и Невеличко сделались завсегдатаями массажных кабинетов, косметических клиник и спа салонов.

Каракорумовы, помимо домработницы, обзавелись поварихой, Сорокоумовы – садовником и сиделкой для сестры Полянской.

Урочковы приобрели гаражный блок на Ветловых Горах в складчину с Волотовскими, и зять их Сливченко устроил там автомастерскую, обещая первые дивиденды уже с осени.

Стали подумывать о переезде в хороший район Эрзяновы, и Зыряновы, вслед за ними, принялись подыскивать арендаторов для квартиры на Завражной, а Мордовцевы купили, будто бы для внуков Подлисовых, домик в деревне Заречья.

И только Бочашниковы ничего не тратили в Вольгинске, но каждые три месяца отправлялись в новый тур по Европе, и зачастили в Средиземноморье братья греки Адельфи.

И если кто и донес на соседа, то в пределах разумной самообороны, но больше шептались о каком-то взрывном празднике, приближающемся к дому, по обещанию Застрахова, вместе с днем города…

И не стал совоголовый Шафиров, как прежде, обходить этажи, а говорил лишь с некоторыми. И слова его были ясными, твердыми и острыми, как сапфир: смех глупых – говорил он – что треск тернового хвороста под котлом, и пронесётся дымом[139]139
  …смех глупых – говорил он – что треск тернового хвороста под котлом, и пронесётся дымом…
  См. Екклесиаст, 7:6: «потому что смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом. И это – суета!»
  Ветхозаветная книга Екклесиаста, или Проповедника (в оригинале – Кохелет) довольно часто цитируется героями повествования.
  Рефрен книги – горькие размышления о тщете земного бытия и человеческих забот – вошел в европейскую культуру в виде хрестоматийного фразеологизма «Суета сует».
  См. Екклесиаст, 1:2 в Синодальном русском переводе: «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, – все суета!». Формула перекочевала в латынь и другие европейские языки через греческий перевод.
  Между тем ключевое слово этой формулы, переведенное как «суета», «тщетность», на языке оригинала звучит: «гевел». Первое значение этого слова на иврите: дыхание, осевший пар, дым. «Гевел» в древнееврейской поэзии принадлежит к образам, служащим для описания мимолетности человеческого существования (так же, как вода, тень, дым и т. д.).
  Таким образом, речь Шафирова, как будто ведомая какой-то дальней генетической памятью, движется поверх общеупотребительных формулировок и восходит непосредственно к словам первоисточника: «Пронесется дымом», – говорит он.
  Очевидно, что всевозможные «дымы» являются лейтмотивом повествования.


[Закрыть]. Одно дело – гости в доме, совсем другое – наемники пришлые, и не нужно путать туризм с эмиграцией, а место в среднем классе – с персональным лайнером.

Никому не простительно оставлять вахту без спроса и ставить чужих на работы.

Никто не уйдет безнаказанным, если явятся в дом незваные.

Никому не будет позволено самовольно покинуть Завражную.

Ибо все это, говорил Шафиров, – только гонка в недоумении и вечное опоздание.

И, подступившись, спрашивал смутившихся:

Откуда ждать помощи или ответа тем, кто пожертвует необходимым в надежде получить излишнее, и выйдет из общего дела?

Готов ли кто-то отсечь себе пути к дому номер девять на Завражной, и обратить жизнь свою вдали не в дым даже – а в тень, бегущую от дыма?[140]140
  …обратить жизнь свою вдали не в дым даже – а в тень, бегущую от дыма?
  Шафиров перефразирует известное стихотворение Ф. Тютчева:
Как дымный столп светлеет в вышине! —Как тень внизу скользит, неуловима!..«Вот наша жизнь, – промолвила ты мне,Не светлый дым, блестящий при луне,А эта тень, бегущая от дыма…»  1848 или 1849
  В этом эпизоде повествования «дымные» метафоры достигают своей кульминации: сгущаются до предела, чтобы, в конце концов, испариться и стать тенью на ветру.
  В одном из «Колымских рассказов» (70-е годы XX века) Варлам Шаламов контаминировал эти же строки в описание того вожделения, с каким лагерники вдыхают расстилающийся вокруг табачный дым – «не дым, а тень, бегущую от дыма».
  «Быть может, всемирная история – это история различной интонации при произнесении нескольких метафор», – пишет Борхес в рассказе «Сфера Паскаля» (1951 г.).


[Закрыть]

Знает ли кто-то, какова цена вопроса и цена отсечения?

И, проговорив так, долго еще потом перешептывался Шафиров с Мусой, прохаживаясь вдоль оврага под шелестящими тополями: не стоит ли установить – вокруг да около дома, и по периметру, и внутри – новую круглосуточную систему видеонаблюдения, и прослушку на телефоны?

И оба недоумевали, отчего это не убавляется забот, и время не делается легковесным, хотя вот уже третье лето истекает, и всё растут нефтяные котировки на рынках, и благоприятны кросс-курсы мировых валют и перепады цен в портах Джейхана и Вентспилса, и не утихает ток в трубе; и прибывают исправно платежи, и каждый получает свое?

Но обоим было понятно, что главный разговор их – с Застраховым – впереди.