Текст книги "Красный шайтан"

Те подошли к шеренгам и офицер, поворачивая голову слева направо, зычным голосом сообщил, что он – командир роты капитан Галич. Далее представил остальных, те были взводными.

– С этого момента я для вас отец родной! – повысил голос. – Но строгий, – вздел кверху палец.

Капитан ушел, взводные повели роту на обед, а оттуда – в казарму. Она была красного кирпича, с большими окнами и вычурным фронтоном. Нижние два этажа пустовали (юнкера старших курсов находились в отпусках), младших завели на третий.

Там распределили по парным койкам, между которыми стояли шкафчики, а перед койками – табуреты. Командиры взводов показали другие помещения. В их числе умывальник с длинным рядом рукомойников, совмещенный с курилкой и уборной, каптерку и оружейную комнату. А еще коридор с кабинетом командира недалеко от входа, у которого выставили дневального.

До вечера время прошло в ознакомлении с правилами поведения и другими наставлениями, затем были ужин и личное время.

– Ну, так что это за такой поход в Китай? – снова спросил у Волкова Поспелов, присев с ним рядом на койку.

И тот рассказал, что служил в Харбине, в бригаде генерала Гернгросса. Она охраняла российский участок КВЖД, и год назад китайские войска, желая его захватить, осадили город. Их отбили, а потом с другими частями перешли границу и взяли штурмом Пекин.

– За него и получил, – закончил Волков.

– А сюда как попал?

– Подал рапорт по команде, хочу стать офицером.

Когда за окнами стемнело, роту построили, проведя перекличку, последовала команда «Отбой!».

Со следующего утра начались занятия. Распорядок был следующий: подъем в шесть тридцать под барабан, полчаса на туалет и заправку постелей, далее утренний осмотр, производимый взводными командирами. Затем шли в столовую на утренний чай (давалась кружка «китайского», ломоть белого хлеба, два куска сахару), после чего разводились по классам. Учеба продолжались до двух часов дня с большой переменой в одиннадцать, когда давался горячий завтрак – котлета с черным хлебом и кружка чаю.

С двух до четырех проводились строевые занятия на плацу, потом рота возвращалась в казарму, мыла руки и строем шла на обед. Он состоял из тарелки щей с мясом, котлет или форшмака, один раз среди недели давали сладкое.

После обеда разрешался отдых в течение полутора часов, за которым следовали самостоятельные занятия в классах. Далее вечерний чай, перекличка, вечерняя молитва и сон. Кровати по утрам юнкера заправляли сами, им также вменялась чистка оружия, амуниции и сапог, всё остальное выполняла обслуга, набираемая из гражданских лиц и отставных солдат.

Через месяц «верблюды», так старшие звали младший курс, вполне освоились, наступил день Присяги.

За неделю до торжества им выдали парадную форму: двубортный мундир образца гвардейской пехоты (ворот и обшлага украшал золотой галун), шаровары, черную фуражку с синим околышем и алой выпушкой, хромовые сапоги со скрипом.

И вот этот день настал. Он выдался солнечным и погожим. Училище в полном составе вывели на плац, где построили в каре[29]29
  Каре – разновидность построения войск в бою.


[Закрыть]. Справа юнкера старших курсов с винтовками, блестящими штыками, слева – первокурсники без оружия.

Перед строем три священника – православный, католический и мулла, за ними сияет медью оркестр. В середине плаца – батальонный командир полковник Арцибашев, по прозвищу Али-Баба.

Вскоре из своей квартиры появился начальник училища, он набрал в грудь воздуха, по плацу прокатилась команда «Смир-рна! Равнение направо!»

Томкеев размеренным шагом вошел в центр и приложил руку к фуражке:

– Здравствуйте, юнкера!

– Здравия желаем господин полковник! – рявкнули три сотни глоток, от стен отразилось эхо.

Томкеев чуть кивнул Арцибашеву, тот скомандовал:

– Под знамя! На крааа-ул!

Последовали три быстрых, легких всплеска, двести штыков уперлись в небо, и тут же грянул марш. Знаменный расчет из трех портупей-юнкеров[30]30
  Портупей-юнкер – младший офицерский чин в царской армии.


[Закрыть] вынес на плац знамя и, чеканя шаг, остановился у аналоя. Послышалась команда:

– На молитву! Шапки долой!

Вслед за этим раздался густой бас училищного священника, в золотом облачении:

– Сложите два перста и поднимите вверх. Теперь повторяйте за мной слова торжественной присяги.

Когда, многоголосо повторяемые, они отзвучали, юнкера первого курса, поочередно подходя к священнику, целовали крест и Евангелие и возвращались на свои места.

– На-кройсь! – раздалась вслед за последним команда Арцибашева. – Под знамя, слушай, на кра-ул!

Знамя тем же манером унесли, церемония закончилась, юнкера строем разошлись по ротным помещениям.

– Ну вот-с, теперь вы настоящие юнкера, – расхаживая перед двумя шеренгами первокурсников, заявил Галич, называемый за глаза «Отец родной».

К слову, всё училищное начальство, включая полковника, у юнкеров имело прозвища. Томкеева когда-то окрестили «Стратегом» за любовь к проведению полевых учений, командира второй роты штабс-капитана Евстигнеева – «Мерином» (у него было лошадиное лицо), а командира третьей роты поручика Клюге, обрусевшего немца, меж собой называли «Супостат». Офицеры знали про то, но терпели. Имелись клички и у всех курсов. Младший, как уже упоминалось, звался «верблюдами», средний – «янычарами», а старший – «фаталистами».

Через неделю, в следующее воскресенье первокурсников впервые отпустили в увольнение. Все облачились в выходную форму, к которой полагались белые перчатки и тесак, каждого тщательно осмотрели взводные и Отец родной. У правофлангового Волкова он задержался (форма на том сидела как влитая, на груди сияла медаль), одобрительно хмыкнул и сказал:

– Видно ворона по полету, добра молодца по соплям.

– Рад стараться, ваше благородие! – вздернул Волков подбородок.

Затем ротный дал краткий инструктаж – в городе вести себя культурно, приветствовать всех старших, вернуться ровно к восьми вечера и ни минутой позже.

– Это всем ясно?! – грозно окинул строй.

– Так точно, господин капитан!

– Вольно, разойдись, – махнул ротный рукою.

Через пять минут увольняемые вышли за открытые дежурными ворота. Некоторые юнкера из местных, наняв пролетки, отправились домой, а остальные группами растеклись по улицам.

Михаил с Николаем решили немного ознакомиться с Тифлисом. Для начала отправились на проспект, где находился дворец наместника. Дворец произвел на них сильное впечатление изысканной архитектурой. Затем погуляли в городском саду с экзотическими деревьями и цветами, а затем решили подняться по одной из улиц на высокую гору в центре. Там оказался старинной постройки храм с источником, а неподалеку – могилы, где были похоронены Багратион, Грибоедов, княгиня Чавчавадзе и другие именитые лица.

С вершины на город и его окрестности открывался чудесный вид, вверху плыли легкие облака, и Михаил продекламировал:

 
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины:
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне…
 

– Красиво. А я вот стихов не знаю, – вздохнул Волков. Он был сыном дьякона из Читы, отслужил пять лет в армии. Волков всё больше нравился Михаилу. Своей недюжинной силой, рассудительностью и тягой к знаниям.

– Ничего, это дело наживное, – хлопнул его по плечу Поспелов.

Придерживая тесаки, спустились вниз, а когда шли по улице, почувствовали, что проголодались.

– Слушай, а давай зайдем в духан? – предложил Михаил. – Я угощаю.

У него было двадцать пять рублей, которые оставил отец, обещавший присылать каждый месяц еще по десять.

– Давай, а в следующий раз я, – согласился Николай. Юнкерам денежного содержания не полагалось, но он как унтер-офицер ежемесячно получал три рубля пятьдесят копеек.

Пройдя сотню метров, заметили нужное заведение в полуподвальной части углового дома. Истертыми ступенями спустились вниз, толкнули дверь, вошли. За ней оказалось сводчатое, из дикого камня помещение, чем-то напоминавшее трактир. В ближнем углу на стойку облокотился толстый усач с закатанными рукавами и в широких шароварах, у нескольких столов сидели посетители. В воздухе витал табачный дым, слышался гортанный говор, пахло жареным луком.

Пройдя вперед, юнкера заняли свободный столик (усач тут же оказался рядом).

– Нам, уважаемый, поесть и бутылку легкого вина, – поднял на него глаза Поспелов. Тот, молча кивнув, исчез в дверном проеме за стойкой.

Пока выполнялся заказ, оба осмотрелись. Публика была разная: несколько, по виду, крестьян в темной одежде, два господина в котелках и модного кроя пиджаках, похожий на турка человек в феске, с длинной трубкой во рту.

Между тем хозяин вернулся и поочередно поставил на стол тарелки с двумя ароматными шашлыками на шампурах, лавашем с зеленью и темную бутылку вина.

– Харошего апэтыта, – удалился.

Шашлыки были вкусными (Волков довольно замычал), лаваш мягкий и воздушный, вино холодное и кисловатое. Когда съели все до крошки, Поспелов расплатился, дав духанщику на чай, вышли наружу.

По случаю воскресенья народу на улицах прибавилось, взад-вперед катили экипажи и телеги, подбоченясь, проскакал всадник в черкеске и папахе. Издалека послышалась необычная музыка, юнкера неспешно пошли на её звуки.

Между двумя домами, по натянутому канату на высоте шести сажен ходил человек. В яркой свободной одежде, с шестом-балансиром в руках, ходил грациозно и непринужденно. Под канатом стояли два музыканта, выдувая из флейт переливчатые звуки, кругом – многочисленные зеваки.

Пройдя в первые ряды, юнкера задрали головы и стали наблюдать.

– Да, это тебе ни хухры-мухры, – восхищенно проговорил Волков.

– Вроде местного цирка, – добавил Михаил. – Я однажды такое уже видел.

Завершив номер, канатоходец ловко скакнул на балкон соседнего дома и раскланялся, толпа захлопала в ладони, один из зурначей, сняв шапку, пошел с ней по кругу. Туда посыпались медь и серебро, Волков опустил гривенник.

Затем юнкера послушали военный оркестр в городском саду, наблюдая публику, и к восьми вечера вернулись в роту.

Учеба продолжилась, дни были заполнены до предела. В классах изучали гуманитарные и естественные науки, французский и немецкий язык, а также специальные дисциплины: топографию, фортификацию, артиллерийское дело, черчение, военную географию и уставы. На плацу отрабатывались строевые и оружейные приемы, в гимнастическом зале занимались спортом, включая фехтование на эспадронах[31]31
  Эспадрон – разновидность шпаги.


[Закрыть], а в манеже – верховой ездой.

Появились первые таланты, и в их числе Волков с Поспеловым. Первый в совершенстве знал штыковой бой, а второй удивил всех вольтижировкой. Михаил на ходу вскакивал на коня, делая седы на правую и левую стороны, вертел в седле «ножницы», делал стойку, ласточку и вертушку.

– Кто учил? – спросил обучавший езде капитан Лесков.

– Донской казак Ефим Слепнев и наездники в Орловском цирке.

– Недурно, весьма недурно, – похлопал капитан юнкера по плечу.

Глава 4. Становление и производство

В декабре всех юнкеров отпустили на рождественские каникулы, составлявшие почти две недели, а поскольку Волкову добираться до родных мест было почти пять тысяч верст, Михаил предложил их провести вместе в имении родителей.

– Да вроде как-то неудобно, – засмущался Николай. – Ты из дворян, а я из разночинцев.

– Ты это брось, – возразил приятель. – Мой пращур камер-юнкер Василий Иванович Поспелов был денщиком императора Петра Алексеевича и баронство получил за службу.

На этом вопрос был исчерпан. Более того, сословность в военных училищах России к тому времени особой роли не играла, главным критерием была учеба.

Михаил отбил телеграмму родителям, купили билеты на поезд и спустя сутки были в Орле. На вокзале их встретил Ефим на санках, прогудевший:

– Тебя не узнать, барин, настоящий охвицер.

– Да ладно тебе, – рассмеялся Михаил, – садись, Коля.

– Но залетный! – рявкнул на жеребца казак, тот с ходу взял в карьер. Под полозьями завизжал снег, в лицо упруго ударил ветер. На юнкерах были шинели с башлыками, на головах смушковые шапки с орлами, но пока доехали до имения, оба изрядно продрогли. Мороз стоял за двадцать, мела поземка.

Встречены оба были радушно: Лидия Петровна, расцеловав сына, даже чуть всплакнула, а Дмитрий Васильевич, распушив усы, изрек:

– Гренадёры!

Гостям выделили комнату наверху, а когда те умылись с дороги, уселись за праздничный стол в зале. Мужчины выпили по рюмке коньяку (дама шампанского), а когда утолили первый голод, завязался разговор. Старшие Поспеловы ближе познакомились с Николаем, отца заинтересовала его награда. А когда выяснилось, что тот побывал в деле, Поспелов-старший крепко пожал Волкову руку – герой!

Почти две недели отпуска пролетели как один день. Приятели побывали на балу у градоначальника, где танцевали польку и кадриль с молодыми девицами, посетили синематограф и местный театр, где смотрели «Женитьбу Бальзаминова», дважды выезжали с Дмитрием Васильевичем на охоту, а еще подрались с двумя подвыпившими купцами, обозвавшими их дармоедами. Впрочем, драки как таковой не было. Одному Михаил дал в ухо, тот опрокинулся на спину, а второго Николай воткнул головой в сугроб.

Назад возвращались отдохнувшие и бодрые, каникулы пошли на пользу.

В начале мая училище выехало на всё лето в лагерь. Впереди – батальонный командир Арцибашев с офицерами верхами, за ними – строй юнкеров в белых рубахах, на плечах скатки и винтовки с примкнутыми штыками, сзади катились несколько телег с провиантом.

– За-апевай! – обернувшись, привстал на стременах курсовой офицер Вронский по кличке «Ёж» и махнул рукой в перчатке.

 
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам,
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам!
 

– взвился над строем молодой звонкий голос, эхом отражаясь в скалах.

 
Так громче музыка играй победу
Мы одолели, и враг бежит, раз-два!
 

– громогласно поддержали еще триста.

«Гуп-гуп-гуп», – размеренно стучали сапоги, вдали белели снежные вершины Кавказского хребта.

Лагерь находился в живописной долине за Сурамским перевалом и состоял из нескольких деревянных казарм, каменного флигеля для офицеров, конюшни и склада.

Там проводились исключительно полевые занятия. Проходили ротные с батальонным учения, тактические тренировки, отрабатывался рассыпной строй и караульная служба, проводили курс стрельб, занимались гимнастикой.

Младший курс осваивал инструментальную съемку, старшие составляли глазомерные кроки[32]32
  Кроки – съемка местности на карту.


[Закрыть] по тактическим задачам. Подъем был в шесть утра, после завтрака занятия и отработки на свежем воздухе, в полдень обед за дощатыми столами, врытыми у полевой кухни, после него два часа отдыха.

Во второй половине дня занятия возобновлялись и завершались на закате. Юнкера купались в специально устроенной близ лагеря запруде с проточной водой из горной речки, ужинали, а потом чистили оружие с амуницией. После вечерней молитвы и горна отправлялись отдыхать.

Рота первокурсников становилась единым организмом, у Поспелова с Волковым появился еще один приятель. Он был родом из Абхазии, принадлежал к княжескому роду Званба, носил имя Беслан. Ростом был невысок, но жилист, сошлись на почве любви к лошадям и охоте.

По воскресеньям, которые считались выходными, юнкера занимались по интересам. Одни до обеда отсыпались, другие рыбачили на скачущей по камням речке или гуляли в сосновом лесу, а Михаил с друзьями любили подняться в старую крепость, господствующую над местностью, построенную в пятнадцатом веке. С ее стен открывались виды на высокие горы с альпийскими лугами и на синие, в туманной дымке долины.

Из лагеря юнкера вернулись загоревшие и бодрые, начались курсовые экзамены. Их все трое сдали успешно и отправились на каникулы до начала сентября. Званба пригласил Поспелова с Волковым на неделю в Сухум, где жили его родители. Оба с радостью согласились, тем более что за потомком княжеского рода прибыла пароконная коляска, запряженная отличными лошадьми. Получив отпускные билеты, друзья погрузились в коляску и тронулись в путь.

Спустя три дня на берегу живописного залива перед ними открылся цветущий город. Он уступами опускался к морю, был застроен деревянными и каменными домами с галереями, виллами и особняками. Вскоре коляска катила по набережной, у одного дома она остановилась, кованые ворота отворились, коляска въехала внутрь. Впереди высилось двухэтажное здание в стиле ренессанс, по сторонам прилепились хозяйственные постройки со службами, сзади зеленел тропический сад.

Коляску тут же окружили слуги, приняли и унесли вещи, на широком крыльце появился седой усач. Был он в алой с серебряными газырями черкеске и мягких сапогах.

Юнкера поднялись по ступеням, Беслан расцеловался с отцом, представил друзей.

– Рад, очень рад, – на чистом русском сказал князь. – Милости прошу в дом.

Зашли. Поспелов и Волков были весьма впечатлены внутренним интерьером и отделкой. Потом каждому из гостей было определено по комнате, где те привели себя в порядок, а через час все сидели на открытой галерее за роскошно сервированным столом, откуда открывался чудесный вид на море.

Как оказалось, князь служил в 13-м лейб-гренадерском Эриванском полку, самом старом в русской армии, участвовал в последней войне с турками, а сейчас находился в отставке. Когда Михаил рассказал, что его отец тоже участник той кампании, князь искренне обрадовался.

– И кем же, позвольте спросить?

– Подпоручиком в отряде пластунов-охотников, ваше сиятельство.

– Да, хорошо помню такой. Смелые и отчаянные ребята.

– А у вас господин унтер-офицер, гляжу, уже имеется заслуга? – князь взглянул на Николая.

– Так точно, ваше сиятельство. За оборону Харбина и штурм Пекина.

– Похвально, похвально, – хозяин махнул рукой стоявшему сзади лакею. – Налей-ка, Арчил, нам еще шампанского.

Обед прошел весело и непринужденно, затем князь, извинившись, отправился по делам, а юнкера поспешили в город. Для начала прошли в одну из многочисленных купален на берегу, где всласть наплавались в прозрачной морской воде, затем купили у ходивших по пляжу торговцев с лотками через плечо инжира с лавровишней, удивляясь их экзотическому вкусу.

– А теперь я покажу вам парк «Синоп», – сказал Беслан, когда всё съели и оделись. – Такого у вас в России нет.

– Так уж и нет, – рассмеялся Михаил, а Николай недоверчиво хмыкнул.

– Пошли, – поправил Беслан бескозырку, все трое покинули купальню.

Парк располагался на восточной окраине. И он ошеломил гостей. На его длинных аллеях, по которым гуляла публика, росли всевозможные деревья: могучие платаны, кипарисы, пальмы, кедры и даже бамбук.

– Да, ты прав, Бесланчик, – открыл Михаил рот, а Николай умилился: – Ты смотри, даже кедры есть, почти как у нас в Сибири. И кто ж создал такое чудо? – воззрился на экскурсовода сверху вниз.

– Полковник артиллерии Введенский. А потом его выкупил великий князь Алексей Михайлович Романов и дал это название. В честь победы русского оружия в Синопском сражении.

– Достойно, весьма достойно, – переглянулись Волков с Поспеловым.

Когда, погуляв по чудесному городу, до заката вернулись в усадьбу, за ужином князь сообщил, что завтра ожидается визит принца Ольденбургского.

Это был широко известный в России правнук Павла Первого, член Государственного совета, попечитель императорских училищ и благотворитель.

– Так что, господа юнкера, беру всех с собой. Александр Петрович мой хороший знакомый.

В одиннадцать утра коляска с князем и приглашенными покатила в порт. Там уже были выстроены шпалерами солдаты, за которыми теснились празднично одетые обыватели, в центре построения стоял градоначальник с блестящей свитой – присоединились.

Высокого гостя доставил паровой катер из Гагр. Как только принц ступил на причал – грянул оркестр.

Принц Ольденбургский подошел к градоначальнику (оркестр тут же умолк), выслушал его доклад и пожал ему руку. Под ликующие крики толпы и «Гвардейский марш» принца сопроводили во дворец, где состоялся праздничный обед. Там князь представил сановнику юнкеров, которые млели от счастья.

На обеде градоначальник сообщил, в четвертом часу дня по случаю знаменательного события состоятся скачки (гость весьма их почитал), раздались аплодисменты.

– А что, Миша, может, примешь в них участие? – наклонился к приятелю сидевший рядом за столом Беслан.

– Да куда мне, – пожал тот плечами.

– Соглашайся, – поддержал Беслана Николай. – Поддержи честь училища.

– Если только разрешат, – оживился Поспелов.

– Разрешат, – заверил Званба.

Когда обед завершился он подошел к отцу, беседовавшему о чем-то с градоначальником, и быстро вернулся.

– Вопрос решен, ты внесен в список. – А теперь в усадьбу, подберем коня.

Скачки состоялись в назначенное время за городом при большом стечении народа. Гость и местная знать сидели на специально устроенной трибуне, перед ними в линию выстроилось сорок всадников – гарнизонные офицеры и лучшие наездники из абхазов. Все на великолепных лошадях, в белых кителях и черкесках. Под Михаилом перебирала тонкими ногами и грызла удила белая кобыла по кличке Асида.

По знаку градоначальника распорядитель на линии пальнул вверх из револьвера, всадники понеслись. Михаил чуть замешкался на старте, отстав на три корпуса.

– Давай, давай, родимая, – пригнувшись к шее кобылицы, слился с ней воедино. Часто замелькали копыта, в ушах засвистел ветер. Дистанция сократилась, через версту они были в основной группе. Обогнув высокую вешку с флагом, всадники, гикая и шпоря коней, понеслись обратно. Первыми к финишу пришли ротмистр на караковом жеребце, джигит в мохнатой шапке на поджаром иноходце и местный коннозаводчик, юнкер оказался четвертым.

После восторженных оваций победители приняли из рук Его Высочества подарки: ротмистр – золотой портсигар, джигит – бельгийскую двустволку, а помещик – цейсовский бинокль.

– Ничего, кунак, – хлопнул по плечу тяжело дышавшего Михаила Беслан. – Четвертое место тоже здорово.

– Тем более впереди джигитовка, покажи класс, – сжал здоровенный кулак Волков.

В ней участвовал тот же состав, состязания проходили вблизи трибун. Участники на ходу вскакивали на коня, лихо вертели ножницы, опрокидывались под седло, а потом неслись на нем стоя. Здесь юнкер оказался первым, блестяще выполнив все приемы, за что принц Ольденбургский вручил ему первый приз – кавказскую шашку с клеймом «гурда»[33]33
  Гурда – кавказская шашка особой закалки.


[Закрыть] и серебряным эфесом. А еще расцеловал в щеки: «Молодец!»

– Рад стараться, ваше высочество! – вытянулся во фрунт юнкер.

Спустя неделю они с Волковым покинули гостеприимный дом приятеля, вернувшись в Тифлис, откуда отправились каждый к себе на родину.

Дома Михаил рассказал о поездке в Абхазию, передал отцу привет от князя и показал шашку.

– Ценный подарок, береги, – оценил Дмитрий Васильевич.

На втором курсе предметов добавилось: общая тактика с основами стратегии, законоведение, военная администрация и инженерное дело. Теперь их рота перешла в разряд «янычар», парни возмужали. У многих пробились усики, являвшиеся предметом моды. Появились они и у Михаила – тоже рыжие, как и короткий бобрик.

В увольнение отпускали два раза в неделю – в среду и воскресенье, молодые люди стали чаще наведываться на различные представления в театр, а еще принялись ухаживать за местными девицами. Впрочем, Михаила они интересовали мало, он часто вспоминал Лизу. Иногда она приходила к нему во снах, раскачиваясь под куполом цирка.

Случилась и первая потеря. Юнкер Корольков, изрядно выпив в духане, учинил там драку, был доставлен в казарму полицией и отправлен в солдаты. Дисциплина в училище была строгой, за ее нарушение можно было попасть в карцер или на гарнизонную гауптвахту.

Учился Михаил ровно, «звезд с неба не хватал», а вот Волков удивлял всех, становясь лучшим в военных дисциплинах: великолепно знал уставы и тактику, чертил, успешно осваивал топографию и артиллерийское дело.

– Быть тебе, Коля, штабным офицером, – шутил Беслан. Сам он особыми знаниями не блистал, но был надежным товарищем.

Серьезное внимание уделялось в училище и физической подготовке, которую вел поручик Аксельрод, знаток английского бокса и непревзойденный боец на эспадронах.

Он гонял юнкеров до седьмого пота, но к Поспелову с Волковым имел благосклонность. Михаил успешно противостоял ему в фехтовании, при этом оба удивляли силой. Волков мог удержать на вытянутой руке винтовку, держа за штык и согнуть на шее лом, а Михаил мог сломать руками подкову.

Учитель словесности и истории профессор Ягужинский прививал воспитанникам любовь к отечественной литературе, особо выделяя Достоевского, Гоголя и Толстого. Михаил же для себя особо выделял Гоголя, особенно его повесть «Тарас Бульба». Достоевский наводил на него тоску, а величие «Войны и мира» не понимал, хотя зачитывался «Казаками» и «Севастопольскими рассказами».

Из второго зимнего отпуска он привез винчестер, тот самый подарок дяди Гиляя, и когда выступили в летний лагерь, с разрешения начальства, по утрам вместе с Бесланом уходил в горы на охоту. А поскольку с раннего детства отлично стрелял, в первый же день добыл архара[34]34
  Архар – горный козел.


[Закрыть], который пошел в училищный котел.

В напряженной учебе минул ещё год, перешли на последний курс, попали уже в разряд «фаталистов». Многие, включая Поспелова, получили на погоны унтер-офицерские лычки, Волков стал фельдфебелем. Начались разговоры, кто и куда хотел бы выйти служить.

Чтобы это уточнить, каждый купил себе «Краткое расписание сухопутных сил», где были указаны все армейские части с их дислокацией и фамилиями командиров корпусов, дивизий, полков и отдельных батальонов. Обсуждались боевые характеристики, испрашивались мнения курсовых командиров, получались сведения из иных источников.

Наиболее престижным считалось служить в Петербурге, Москве, Царстве Польском и на Кавказе, далее шли губернские и уездные города, остальное считалось Тмутараканью. Распределение шло по балльной системе, максимальное их число составляло десять.

Юнкера, набравшие таковое за весь период обучения и успешно сдавшие экзамены, причислялись к первому разряду, как лучшие получая право выбора. Остальные (второго разряда) довольствовались тем, что осталось. Волков с Поспеловым претендовали на первый разряд, Званбу это беспокоило мало. Все его предки служили в Эриванском полку, и куда распределится князь, было ясно.

С началом весны начались хлопоты по пошиву обмундирования. Каждому будущему офицеру на него отпускались из казны триста рублей. На эту сумму шили мундир с шароварами, сюртук с двумя парами длинных брюк, шинель, два летних кителя, фуражку, барашковую шапку, две пары сапог и пару штиблет. Из той же суммы заказывались эполеты с погонами и докупалось оружие – шашка с револьвером. В завершение, заказывался офицерский сундук для перевозки всего этого «приданного».

За месяц до начала экзаменов с Михаилом случилась неприятность, едва не приведшая к фатальным результатам.

В этот день они с Волковым и Званбой, находясь в увольнении, зашли в серные бани, случайно узнав, что в свое время их посещали Пушкин и Дюма. Искупавшись и вволю напарившись, друзья немного покейфовали, выпив по чашечке кофе, обновленными вышли на свежий воздух. Поблизости многоголосо шумел базар, решили зайти купить турецкого табака.

Базар их встретил гамом и разноголосицей, мелькали овечьи шапки и бритые головы, фески с картузами, мелькали мужчины в черкесках и женщины, закутанные в белые чадры, невозмутимо стояли верблюды и грустные ослы. Внезапно сбоку раздался гортанный крик. Юнкера обернулись.

Молодой кавказец в бархатной чохе[35]35
  Чоха – верхняя одежда горцев.


[Закрыть] с разрезными рукавами секанул плетью безногого инвалида на тележке и с георгиевским крестом на груди, не успевшего освободить дорогу.

– Подлец! – рванулся к нему Михаил, влепив пощечину. Кавказец пошатнулся, а два шедших позади горца, схватились за кинжалы. Толпа отпрянула по сторонам, а потерпевший, держась за щеку, что-то гортанно прокричал.

– Он дворянин, – перевел Беслан. – Требует удовлетворения.

– Не связывайся, Миша, себе дороже, – нахмурился Волков.

– Тут дело чести, – не согласился Поспелов. Группа отошла в сторону.

Молодой человек оказался сыном богатого помещика из Мцхеты[36]36
  Мцхета – один из древнейших городов Грузии.


[Закрыть], договорились драться в следующее воскресенье. В качестве оружия выбрали пистолеты.

– Ты же знаешь, с шпаками дуэли запрещены, – бурчал Николай, когда возвращались в училище. – Застрелят или выгонят, дурака, и это накануне выпуска.

– Так и ты убивал людей, – не согласился Михаил.

– Одно дело на войне, а тут совсем другое.

– На все воля Аллаха, – развел руками Беслан, все замолчали.

Неделя прошла в раздумье и тревоге (в людей Поспелов еще не стрелял), а тут придется. Однако отступать было поздно. К тому же он помнил завет отца, которого глубоко уважал: не прощать подлости и бить первым.

В назначенное время юнкера вместе со знакомым фельдшером приехали на коляске в обусловленное место, к остаткам сторожевой башни в версте от Тифлиса. При них была коробка с дуэльными пистолетами, позаимствованная Бесланом у приятеля, офицера Эриванского полка.

Спустя пять минут верхами прибыла вторая сторона. Теперь дворянин был в белой черкеске и такой же смушковой папахе. Обе стороны чопорно раскланялись, оговорили детали, дуэлянты зарядили оружие и разошлись на двадцать шагов. По условиям, первым стрелял оскорбленный, сигнал – мах белого платка.

Заложив левую руку за спину и держа правой вверх пистолет, Михаил с громко бьющимся сердцем стал вполоборота к противнику. Последний взвёл курок и прицелился. В следующий миг Звамба, выполнявший роль секунданта, махнул носовым платком – грохнул выстрел, у щеки просвистела пуля.

Настала очередь Поспелова. Он медленно опустил ствол, задержав дыхание, плавно нажал спуск. Папаха слетела с головы кавказца и покатилась по траве, в горах откликнулось эхо.

– Если есть желание, будем продолжать, – Михаил расслабил руку. – Но второй будет точно в лоб, предупреждаю.

Бледный искатель приключений отрицательно повертел головой, на этом всё закончилось. Волков уложил пистолеты в коробку, юнкера щелкнули каблуками, «честь имеем», и пошагали к коляске.

Каким-то образом слухи о поединке дошли до наместника, тот вызвал к себе Томкеева и приказал учинить дознание.

– Если факт подтвердится, наказать строжайшим образом, вплоть до исключения, – распушил бороду.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – откланялся тот и убыл.

В ходе дознания выяснилось, что портупей-юнкер Поспелов заступился за честь русского солдата, да к тому же кавалера, о чем полковник доложил князю.

– Это меняет дело, – побарабанил тот по столу пальцами. – Молодец, но всё равно наказать… как-нибудь помягче.

– Разве что выпустить по второму разряду?

– Давайте по второму. Но определите в достойный полк.

Так и случилось. Михаилу снизили общий балл и, получив чин подпоручика, он был определен в 6-й пехотный Либавский принца Фридриха-Леопольда Прусского полк.