Текст книги "Комиссар госбезопасности"

Глава 8. Новое назначение. Ликвидация Троцкого

Осенью 1938 года Ежов сняли с должности, наркомат возглавил Берия, а новым начальником Иностранного отдела стал некто Деканозов. У него имелся опыт работы в Азербайджанском ГПУ в качестве снабженца. Позднее в Грузии Деканозов был народным комиссаром пищевой промышленности, где прославился своей неумеренной любовью к роскоши.

На следующий день Берия представил Деканозова сотрудникам разведслужбы и суровым тоном сообщил о создании специальной комиссии во главе с ним по проверке всех оперативных работников. Комиссия должна была выяснить, как разоблачаются изменники и авантюристы, обманывающие Центральный Комитет партии. Помимо этого нарком объявил о новых назначениях Гаранина, Фитина, Леоненко и Лягина. При этом подчеркнул, что все остающиеся сотрудники будут тщательно проверены.

Новые руководители пришли в разведку по партийному набору. Центральный Комитет наводнил ряды НКВД партийными активистами и выпускниками Военной академии имени Фрунзе. Что касается Судоплатова, его понизили до заместителя начальника испанского отделения. Подобным же образом поступили и с другими ветеранами разведслужбы, которые также были понижены в должности до помощников начальников отделений.

В беседе с каждым сотрудником, присутствовавшим на встрече, Берия пытался выведать, не является ли тот двойным агентом, сообщая, что под подозрением сейчас находятся все. Жена Павла была одной из четырех женщин – сотрудниц разведки. Нагло смерив её взглядом, нарком поинтересовался, кто она по национальности, немка или украинка?

– Еврейка, – ответила она.

– Вот как? – удивлённо вскинул тот брови. – А по виду не скажешь. Настоящая славянка.

С того самого дня Эмма постоянно предупреждала Павла, чтобы тот опасался нового наркома. И, предполагая, что их квартира может прослушиваться, она придумала для него кодовую кличку, чтобы не упоминать имени в домашних разговорах. Она называла его князем Шадиманом по имени героя романа «Великий Моурави», павшего в борьбе за власть между грузинскими феодалами. Как оказалось впоследствии, дальновидность жены в отношении судьбы Берии и её постоянные советы держаться подальше от наркома и его окружения оказались пророческими.

Между тем после представления нового руководства у Берии, последовало партсобрание – это был следующий этап кампании. На нём бывший сослуживец Судоплатова по Харькову армянин Гукасов неожиданно предложил партийному бюро рассмотреть подозрительные связи Судоплатова. Он сообщил, что того перевел в Москву враг народа Балицкий. А потом обвинил в близких отношениях с разоблаченными врагами народа Шпигельглазом, Ревзиным и целым рядом других. Бюро тут же создало комиссию по этому вопросу и под диктовку Деканозова подготовило проект решения: «Исключить из рядов коммунистической партии за связь с врагами народа и не разоблачение Шпигельглаза». Оно подлежало утверждению на общем партсобрании разведслужбы, назначенном на январь следующего года.

А пока Судоплатов приходил на работу и сидел у себя в кабинете за столом, ничего не делая. Новые сотрудники не решались общаться с Павлом, боясь скомпрометировать себя. В ожидании свой участи, дабы чем-нибудь заняться, он решил пополнить знания и стал изучать архивные разработки.

Эмма также сильно переживала, понимая – над ними нависла серьезная угроза. Оба были уверены, что на них уже есть компромат, сфабрикованный и выбитый во время следствия у попавших в застенки друзей. Но Павел всё-таки надеялся, что, поскольку был лично известен руководству НКВД как преданный делу большевик, его арест не будет санкционирован.

Зная, что в отношении него совершается чудовищная несправедливость, решил обратиться в Комиссию партконтроля ЦК с просьбой разобраться в его деле, но жена считала, что надо подготовить письмо на имя Сталина, которое она сама отправит, а если её арестуют, отправит её мать.

И тут произошло неожиданное.

Собрание, на котором должны были утвердить его исключение, отложили. Был арестован отстраненный от службы Ежов.

Наступил март, с крыш закапала капель, и в один из таких дней Павла вызвали в кабинет Берии.

– Присаживайтесь, – кивнул нарком на стул, пару минут помолчал, а затем укоризненно покачал головой: – Нехорошо.

– Что именно? – поинтересовался Судоплатов.

– Вы бездельничаете последние два месяца, – Берия повертел большими пальцами сцепленных ладоней, – нехорошо.

– Исполняю приказ товарища Деканозова, – пожал плечами Судоплатов.

Нарком никак не отреагировал на это и приказал сопровождать на важную, по его словам, встречу. Павел полагал, что речь идет о встрече на конспиративной квартире с одним из агентов, которых нарком лично курировал. В сентябре прошлого года он дважды сопровождал Берию на подобные мероприятия.

Одевшись, спустились лифтом вниз, на выходе козырнула охрана, сели в уже стоявший у главного подъезда вороненый наркомовский «паккард»[76]76
  «Паккард» – марка престижного американского автомобиля.


[Закрыть]. «Что-то здесь не то», – подумал Павел, на встречу с агентурой обычно ездили на «эмках», в том числе и Берия, но лишних вопросах задавать не стал.

Между тем, негромко урча мотором, лимузин миновал Старую площадь и Ильинку и въехал в ворота Спасской башни Кремля. Остановился в тупике возле Ивановской площади. Здесь Павел с волнением понял – они приехали на встречу с вождем.

Вход в здание Кремля, где работало высшее руководство, был знаком по прошлым встречам. Миновав вытянувшуюся охрану, оба поднялись по лестнице на второй этаж и пошли по алой ковровой дорожке длинного безлюдного коридора, мимо кабинетов с высокими, похожими на музейные дверьми. Нарком открыл одну из них, они вошли в приёмную столь внушительных размеров, что стоявшие внутри три письменных стола с телефонами выглядели совсем крошечными. Там находилось трое: двое в кителях того же покроя, что носил Сталин, и один в военной форме.

Берию приветствовал невысокий, коренастый с виду человек в зеленом кителе, голос которого звучал тихо и бесстрастно. Уже позже Павел узнал, то был Поскребышев – начальник секретариата Сталина. Ему показалось необычным отсутствие внешних проявлений каких-либо эмоций. И действительно, таков был неписаный и раз и навсегда утвержденный порядок в этом здании.

Поскребышев сопроводил обоих в кабинет вождя, бесшумно закрыв за ними дверь.

В этот момент Павел испытывал те же чувства, что и в прежние встречи со Сталиным: волнение, смешанное с напряженным ожиданием и охватывающим восторгом. Казалось, биение его сердца могут услышать окружающие.

При их появлении Сталин поднялся из-за стола, неспешно прошёл навстречу, встал посередине кабинета. Обменялись рукопожатиями. Далее вождь жестом пригласил сесть за второй стол, длинный и покрытый зеленым сукном. Всё в кабинете выглядело таким же, как и при первой встрече. Но сам хозяин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным. Слушая собеседника, он словно обдумывал каждое сказанное ему слово, похоже, имевшее для него особое значение. И собеседнику вождя просто не могло прийти в голову, что этот человек мог быть неискренним.

Было ли так на самом деле, Павел не знал, но Берию Сталин выслушал с большим вниманием.

– Товарищ Сталин, – обратился к вождю нарком, – по указанию партии мы разоблачили бывшее руководство закордонной разведки НКВД и сорвали их вероломную попытку обмануть правительство. Теперь же вносим предложение назначить товарища Судоплатова заместителем начальника разведки НКВД с тем, чтобы помочь молодым партийным кадрам, мобилизованным на работу в органах, справиться с выполнением правительственных заданий.

Вождь нахмурился. В руке он держал трубку, не раскуривая ее. Затем, чиркнув спичкой, подвинул к себе пепельницу.

Ни словом не обмолвившись о назначении Судоплатова, Сталин попросил Берию вкратце рассказать о главных направлениях разведывательных операций за рубежом. Пока Берия говорил, Иосиф Виссарионович встал из-за стола и начал мерить шагами кабинет, двигаясь медленно и неслышно в своих мягких кавказских сапогах. Однако внимание не ослабил. Наоборот, стал более сосредоточен. Его замечания отличались некоторой жесткостью, которую он и не думал скрывать. Подобная резкость по отношению к приглашенным на приём, была, пожалуй, самой типичной чертой в поведении Сталина, составляя неотъемлемую часть его личности – такую же, как оспины на лице, придававшие ему суровый вид.

По словам Берии, закордонная разведка в современных условиях должна изменить главные направления своей работы. Её основной задачей должна стать не борьба с эмиграцией, а подготовка резидентур к войне в Европе и на Дальнем Востоке. Гораздо большую роль, считал он, будут играть агенты влияния, то есть люди из деловых правительственных кругов Запада и Японии, которые имеют выход на руководство этих стран и могут быть использованы для достижения целей СССР во внешней политике. Таких людей следовало искать среди деятелей либерального движения, терпимо относящихся к коммунистам. Между тем, по мнению наркома, левое движение находилось в состоянии серьезного разброда из-за попыток троцкистов подчинить его себе. Тем самым Троцкий и его сторонники бросали серьезный вызов Советскому Союзу. Они стремились лишить его позиции лидера мирового коммунистического движения.

– А поэтому, товарищ Сталин, – Берия предано уставился на вождя, – предлагаю нанести решительный удар по центру троцкистского движения за рубежом и назначить товарища Судоплатова ответственным за проведение этих операций.

Наступила пауза, разговор продолжил вождь.

– В троцкистском движении, товарищ Берия, нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого, – вождь окутался табачным дымом. – Если с ним будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.

Сталин сел напротив собеседников и начал неторопливо высказывать неудовлетворенность тем, как ведутся разведывательные операции.

– По моему глубокому убеждению, товарищи, в ваших действиях отсутствует должная активность. В тридцать седьмом устранение этого перевёртыша поручалось Шпигельглазу, однако он провалил это важное правительственное задание, – вождь колюче блеснул глазами.

И, чеканя слова, проговорил:

– Троцкий или, как вы его именуете в ваших делах, «Старик» должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война.

Далее почмокал чубуком и продолжил:

– Без его устранения, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены в случае нападения империалистов на Советский Союз в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.

Затем Сталин перешел к вопросу, непосредственно касавшемуся Судоплатова. Последнему надлежало возглавить группу боевиков для ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике. При этом он предпочитал обтекаемые слова вроде «акция» вместо «ликвидация», отметив, что в случае успеха «партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о них самих, но и обо всех членах их семей». Павел попытался было возразить, сославшись на незнание испанского языка, на что вождь никак не отреагировал.

– В таком случае я прошу разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в гражданской войне в Испании, – заявил Судоплатов.

– Это ваша обязанность и партийный долг находить и отбирать подходящих и надежных людей, чтобы справиться с поручением партии. Вам будет оказана любая помощь и поддержка, – вождь махнул зажатой в руке трубкой. – Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде.

Аудиенция закончилась, чекисты попрощались и вышли из кабинета.

После встречи с вождем Судоплатова немедленно назначили заместителем начальника разведки. Ему был выделен кабинет на седьмом этаже главного здания Лубянки под номером 755 – ранее занимаемый Шпигельглазом.

Партийное собрание так и не рассмотрело персональное дело. Через два дня после беседы в Кремле Павлу сообщили, что партбюро пересмотрело своё решение об исключении его из партии и вместо этого вынесло выговор с занесением в учетную карточку за потерю бдительности и не разоблачение вражеских действий бывшего руководства Иностранного отдела.

На следующий день, как только Судоплатов пришел в свой новый кабинет, ему позвонил из дома Эйтингон, недавно вернувшийся из Франции.

– Павлуша, я уже десять дней как в Москве, ничего не делаю. Оперативный отдел установил за мной постоянную слежку. Уверен, телефон прослушивается. Ты ведь знаешь, как я работал. Пожалуйста, доложи своему начальству: если хотят арестовать, пусть сразу это и делают, а не устраивают игру в кошки-мышки.

Судоплатов ответил, что он первый день в новой должности, ни о каких планах ареста его не знает, и тут же предложил зайти. А затем связался с Меркуловым, доложив о поступившем звонке. Тот рассмеялся:

– Эти идиоты взяли его под наружное наблюдение, не понимая, что имеют дело с корифеем.

А ещё через десять минут Павлу позвонил Берия, заявив, поскольку Эйтингон подходящая для известного ему дела кандидатура, он ждет обоих к концу дня с предложениями.

Затем появился Эйтингон, они обнялись, и Павел рассказало о замысле операции в Мексике. Старшему майору отводилась в ней основная роль.

– Я не возражаю, – без колебаний заявил тот. – Очень уж тут нервозная обстановка.

– Что есть, то есть, – согласился Павел.

Опытный разведчик был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить специальную нелегальную резидентуру в США и Мексике. Подобраться к Троцкому можно было только через агентуру, осевшую в Мексике после окончания войны в Испании. Никто лучше Эйтингона не знал этих людей. Работая вместе, они стали близкими друзьями.

Приказ о ликвидации Троцкого не удивил ни Эйтингона, ни Судоплатова. Уже больше десяти лет чекисты вели против бывшего сподвижника Ленина и его организации настоящую войну. Вынужденный покинуть Советскую Россию десять лет назад, Троцкий сменил несколько стран (Турцию, Норвегию и Францию), прежде чем обосновался в 1937 году в Мексике. Ещё до своей высылки он, по существу, проиграл Сталину в борьбе за власть и, находясь в изгнании, прилагал немалые усилия для того, чтобы расколоть, а затем возглавить мировое коммунистическое движение: вызывал брожение в рядах коммунистов, ослаблял позицию СССР в Западной Европе и в особенности в Германии.

Операция против Троцкого по предложению Эйтингона получила кодовое название «Утка».

Первоначальный план состоял в том, чтобы использовать завербованную им агентуру среди троцкистов в Западной Европе и в особенности в Испании. Такими, к примеру, были лидеры испанских троцкистов братья Руаны. Имелись на связи и симпатизировавшие Троцкому бывшие анархисты – министры республиканского правительства Испании Оливеро и Амундсени.

Однако Эйтингон настоял на том, чтобы использовать только тех агентов в Западной Европе, Латинской Америке и США, которые никогда не участвовали ни в каких операциях против объекта и его сторонников. В соответствии с его рекомендациями необходимо было создать две самостоятельные группы. Первая именовалась «Конь», она была под началом известного мексиканского художника Сикейроса, лично известного Сталину, вторая – «Мать» под руководством Каридад Меркадер. Это была испанка-аристократка из высших кругов, принимавшая активное участие в гражданской войне на стороне республиканцев и отличавшаяся беззаветной храбростью. По её стопам пошли и сыновья – старший погиб в боях с франкистами, а средний, Рамон, воевал в партизанском отряде.

Поскольку он был абсолютно неизвестен среди троцкистов, Эйтингон, в то время резидент в Испании, послал его летом 1938 года из Барселоны в Париж под видом молодого бизнесмена, искателя приключений и прожигателя жизни.

Тот время от времени материально поддерживал политических экстремистов, якобы из-за своего враждебного отношения к любым властям.

Осенью того же года по наводке братьев Руа-нов Рамон познакомился с Сильвией Агелоф, находившейся тогда в Париже, и супругами Розмерами, дружившими с семьей Троцкого. Следуя инструкциям Эйтингона, Рамон воздерживался от любой политической деятельности, иногда помогал друзьям и тем, кому симпатизировал, деньгами, но не вмешивался в политику. Рамон не интересовался делами этих людей и отвергал предложения присоединиться к их движению.

Имелся и ещё один важный агент под кодовым именем «Гарри» – англичанин Моррисон. Он работал по линии Особой группы Серебрянского и сыграл ключевую роль в похищении в декабре 1937 года архивов Троцкого в Европе. Гарри также имел прочные связи в седьмом округе управления полиции Парижа. Это помогло ему раздобыть подлинные печати с бланками французской полиции и жандармерии для подделки паспортов и видов на жительство, позволявших сотрудникам разведки оседать во Франции.

– Я считаю, – отметил Эйтингон, – все эти агенты должны действовать абсолютно независимо от наших резидентур в США и Мексике. Это позволит исключить какую бы то ни было утечку информации.

– Умная мысль, – согласился Судоплатов, – но предупреждаю, мы не сможем перебазировать всех нужных людей из Западной Европы в Америку, полагаясь лишь на обычные источники финансирования. По моим прикидкам для этого понадобится не менее трёх сот тысяч долларов.

Кроме того, для создания надежного прикрытия Эйтингон предложил использовать в операции свои личные семейные связи в США. Его родственники имели большие льготы от советского правительства при участии в пушных аукционах-ярмарках в Ленинграде.

Оговорив все вопросы, оба доложили свои соображения Берии, подчеркнув, что в окружении Троцкого у них нет агентуры, имеющей на того прямой выход. При этом не исключили, что резиденцию объекта придется брать штурмом.

– Если нет, организуйте – нахмурился нарком, – а штурм только в крайнем случае. Лишний шум нам не нужен. Финансовая сторона дела пусть вас не беспокоит, валюту найдем. И ещё. Когда сформируете группу, я добавлю в неё нескольких агентов, известных мне лично. Вопросы имеются?

– Нет.

– Продолжайте работу.

Когда подготовительная часть операции была закончена, Берия приказал Судоплатову с Эйтингоном выехать в Париж для оценки и инструктажа группы, направляемой в Мексику. Георг Миллер, австрийский эмигрант, занимавший пост начальника отделения «паспортной техники», снабдил их фальшивыми документами.

Когда уезжали из Москвы, Эйтингон как ребенок радовался, что одна из его сестёр, хроническая брюзга, не пришла проводить его на вокзал. В их семье существовало поверье – любое дело, которое она благословляла своим присутствием, заранее обрекалось на провал.

Из Москвы пара отправилась в Одессу, а оттуда морем в Афины, где сменила документы и на другом судне отплыла в Марсель. До Парижа добрались поездом, там Судоплатов встретился с Рамоном и Каридад Меркадер, а затем отдельно с членами группы Сикейроса. Обе группы не общались и не знали о существовании друг друга. Павел посчитал их достаточно надежными, а помимо этого узнал – все агенты участвовали в диверсионных операциях за линией фронта у Франко. Этот опыт наверняка должен был помочь в акции против Троцкого.

Судоплатов предложил Эйтингону в течение месяца оставаться с Каридад и Рамоном, обучая их основам оперативной деятельности. К сожалению, те не обладали знаниями в таких элементарных вещах, как методы разработки объекта, вербовка агентуры, обнаружение слежки или изменение внешности. А между тем это было необходимо, чтобы избежать ловушек контрразведывательной службы троцкистов в Мексике.

Задержка едва не стала фатальной для Эйтингона.

Судоплатов вернулся в Москву в июле, а спустя месяц Каридад с Рамоном отплыли из Гавра в Нью-Йорк. Эйтингон должен был вскоре последовать за ними, но к тому времени польский паспорт, по которому он прибыл в Париж, стал опасным документом. После немецкого вторжения в Польшу, положившего начало Второй мировой войне, его собирались мобилизовать во французскую армию как польского беженца или же интернировать в качестве подозрительного иностранца. В это же время были введены новые, более жесткие ограничения на зарубежные поездки для поляков, так что разведчику пришлось уйти в подполье.

Павел проклинал себя за задержку, вызванную подготовкой агентов, но другого выхода в той ситуации не имелось. Пришлось связаться с советским резидентом в Париже Василевским (кодовое имя «Тарасов»), работавшим генеральным консулом, и поручить обеспечить «Тома» (так Эйтингон проходил по оперативной переписке) соответствующими документами для выезда в Америку.

Василевскому потребовался почти месяц, чтобы выполнить это задание. Пока суд да дело, он поместил Эйтингона в психиатрическую больницу, главным врачом которой был русский эмигрант. По указанию Судоплатова, резидент использовал связи Моррисона, чтобы раздобыть «больному» поддельный французский вид на жительство. Теперь он стал сирийским евреем, страдающим психическим расстройством. Естественно, непригодным к военной службе. Документ давал возможность находиться во Франции и мог быть использован для получения загранпаспорта. Василевский был уверен, что паспорт подлинный (французский чиновник получил соответствующую взятку), но всё же оставалась проблема получения американской визы.

Единственная связь с американским консульством осуществлялась через респектабельного бизнесмена из Швейцарии – в действительности это был советский нелегал Штейнберг. Однако тут возникла дополнительная трудность. Он отказался возвращаться в Москву, куда его отзывали из командировки. В письме заявлял о своей преданности, но отмечал, что боится чистки в НКВД.

Василевский послал для встречи со Штейнбергом в Лозанне офицера-связника, нелегала Тахчианова. Его подстраховывал другой нелегал, Алахвердов. При встрече Штейнберг готов был застрелить связника, боясь, что это подосланный убийца. В конце концов, он согласился устроить визу для «сирийского еврея».

Эйтингон прибыл в Нью-Йорк в октябре 1939 года и основал в Бруклине импортно-экспортную фирму, которая использовалась как свой центр связи. А ещё она предоставила «крышу» Рамону Меркадеру, обосновавшемуся в Мексике с поддельным канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона. Теперь он мог совершать частые поездки в Нью-Йорк для встреч с Эйтингоном, который снабжал его деньгами.

Постепенно в Мексике нашлось прикрытие и для группы Сикейроса. В ней были два радиста-нелегала, но радиосвязь являлась неэффективной из-за низкого качества оборудования.

Эйтингоном были разработаны варианты проникновения на виллу Троцкого в Койякане – пригороде Мехико. Владелец виллы, мексиканский живописец Диего Ривера, сдал её Троцкому. Группа Сикейроса планировала взять здание штурмом, в то время как главной целью Рамона, не имевшего понятия о существовании группы Сикейроса, было использование своего любовного романа с близкой к Троцкому Сильвией Агелоф для того, чтобы подружиться с его окружением.

Рамон был похож на тогдашнюю звезду американского кино Кэри Гранта, девушка не устояла перед красавцем ещё в Париже. Она ездила с любимым в Нью-Йорк, но он старался держать её подальше от Эйтингона. Случалось, тот наблюдал за Рамоном и Сильвией в ресторане, но ни разу не был ей представлен.

В троцкистских кругах Рамон держался независимо, не предпринимая никаких попыток завоевать их доверие выражением симпатии к общему делу. Он продолжал разыгрывать из себя бизнесмена, поддерживающего Троцкого в силу эксцентричности своего характера, а не как преданный последователь.

Группа Сикейроса имела план комнат виллы объекта, тайно переправленный агентом Марией де Лас Эрас, до того как её отозвали в Москву. Она дала характеристику телохранителей Троцкого, а также детальный анализ деятельности его небольшого секретариата. Эта весьма важная информация была отправлена Судоплатовым Эйтингону.

В конце 39-го Берия предложил усилить сеть советских нелегалов в Мексике. Нарком привез Судоплатова на явочную квартиру и познакомил с Григулевичем (кодовое имя «Юзик»), приехавшим в Москву после работы нелегалом в Западной Европе. Он был известен в троцкистских кругах своей политической нейтральностью. Никто не подозревал его в попытке внедриться в эту организацию. Присутствие агента в Латинской Америке было вполне оправданным, поскольку его отец владел в Аргентине большой аптекой.

Григулевич прибыл в Мексику в апреле 40-го и по указанию Эйтингона создал третью, резервную, сеть нелегалов для проведения операций в Мексике и Калифорнии. Он сотрудничал с группой Сикейроса. Нелегалу удалось подружиться с одним из телохранителей Троцкого – Шелдоном Хартом.

Когда 23 мая 1940 года тот находился на дежурстве, в предрассветные часы в ворота виллы постучал Григулевич. Харт допустил непростительную ошибку – приоткрыл ворота, и группа Сикейроса ворвалась в резиденцию Троцкого. Они изрешетили автоматными очередями комнату, где находился объект. Но, поскольку огонь вели через закрытую дверь и результаты обстрела не проверили, Троцкий, спрятавшийся под кроватью, остался жив.

Харт был ликвидирован, поскольку знал Григулевича и мог всех выдать. Инцидент закончился арестом лишь Сикейроса, что дало хорошее прикрытие для продолжения действий Григулевича и Меркадера, все ещё не знавших о существовании друг друга.

Покушение сорвалось из-за того, что группа захвата не была профессионально подготовлена для конкретной акции, а Эйтингон по соображениям конспирации не принимал участия в этом нападении. Он бы наверняка скорректировал действия нападавших. В группе Сикейроса не было никого, кто бы имел опыт обысков и проверок помещений или домов. Её ченами были крестьяне и шахтеры с элементарной подготовкой ведения партизанской войны и диверсий.

Эйтингон передал по радио кодированное сообщение о провале операции. Сообщение поступило в Москву с опозданием, поскольку шло через советское судно, находившееся в нью-йоркской гавани, оттуда шифрограмма по радио ушла в Париж к Василевскому. Он передал её в Центр, но не придал сообщению особого значения, поскольку не знал шифра. В результате Сталин и Берия и узнали о неудавшемся покушении из сообщения ТАСС.

Судоплатова тут же вызвали на дачу к наркому, прислав за ним машину. На даче были гости: Серов, тогдашний нарком внутренних дел Украины, и Круглов, заместитель Берии по кадрам. Когда вызванный вошёл, все обедали. Берия, судя по всему, не хотел обсуждать дело в их присутствии. Он жестом отослал Павла в сад, утер губы салфеткой, встал и последовал за ним.

– Ну что, облажались, мать вашу? – когда отошли в дальний угол, прошипел нарком. – Докладывай, в чём причины.

– Профессиональный уровень группы Сикейроса оказался недостаточно высок, – ответил Судоплатов. – Но это люди, преданные нашему делу и готовые пожертвовать ради него жизнями. Я ожидаю подробного отчета из Мексики по радиоканалам через день-два.

После этого оба вернулись в столовую, где Берия приказал ему немедленно возвращаться на работу и информировать сразу же, как только поступит новая информация.

Спустя двое суток из Парижа получили краткий отчет Эйтингона, тут же доложили наркому. Разведчик сообщал, что готов, при одобрении Центра, приступить к осуществлению альтернативного плана: задействовать для ликвидации Троцкого основного из агентов-«аутсайдеров» – Меркадера. Для выполнения этого плана следовало отказаться от использования Меркадера как агента из окружения объекта и не внедрять новых: арест агента, пытавшегося убить Троцкого, мог означать провал всей агентурной сети, связанной непосредственно с объектом и его окружением. Судоплатов осознавал, что подобное решение ни он, ни Эйтингон самостоятельно принять не могли. Это являлось прерогативой Берии или Сталина. В то время внедрение агентов в троцкистские группы за рубежом являлось одним из важных приоритетов в работе советской разведки, и это было понятно. Они действовали активно и, используя поддержку лиц, связанных с Абвером, организовали мятеж против республиканского правительства в Барселоне несколько лет назад. Из троцкистских кругов в спецслужбы Франции и Германии шли «наводящие» материалы о действиях компартий в поддержку Советского Союза, другие интересующие тех данные.

Судоплатов доложил свои соображения Берии, сначала нарком никак не прореагировал, тогда Павел вернулся к себе в кабинет и стал ждать. Через несколько часов он был вызван на третий этаж.

– Отправляйтесь со мной, – приказал нарком.

На этот раз поехали к Сталину на ближнюю дачу, находившуюся в получасе езды к западу от столицы. Первая часть встречи была весьма недолгой. Судоплатов доложил о неудачной попытке Сикейроса ликвидировать Троцкого, объяснив, что альтернативный план означает угрозу потерять антитроцкистскую сеть в Соединенных Штатах и Латинской Америке после его уничтожения.

– В какой мере агентурная сеть в Соединенных Штатах и Мексике, которой руководит Овакимян, задействована в операции против Троцкого? – задал Сталин вопрос.

– Операция Эйтингона, которому даны специальные полномочия самостоятельно вербовать и привлекать людей без санкции Центра, совершенно независима от Овакимяна, чья разведывательная деятельность под прикрытием нашей фирмы «Амторг» осуществляется вне связи с акцией против Троцкого, – ответил Судоплатов.

Чуть подумав, вождь подтвердил своё прежнее решение, заметив:

– Акция против Троцкого будет означать крушение всего его движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом. Приступите к выполнению альтернативного плана, несмотря на провал Сикейроса, и пошлите телеграмму Эйтингону с выражением нашего полного доверия.

Время было уже позднее, одиннадцать вечера, и Сталин предложил Берии с Судоплатовым остаться на ужин. Перешли в столовую, еда была самая простая. Подшучивая над тем, что Судоплатов не пьёт, хозяин предложил ему попробовать грузинского вина пополам с шипучей водой «Лагидзе». Она ежедневно доставлялась самолетом из Грузии.

На Лубянку вернулись за полночь, там Павел подготовил текст телеграммы Эйтингону, добавив в конце: «Павел шлет наилучшие пожелания». «Павел» было кодовым именем Берии.

Сообщение о смерти Троцкого пришло в Москву по каналам ТАСС 20 августа 1940 года. В нём сообщалось, что проникнув в дом Троцкого, Рамон Меркадер нанес жертве удар ледорубом по затылку, отчего тот скончался на следующий день в госпитале. Убийцу задержала полиция, ведётся следствие.