Текст книги "Кира"

– Думаю, да… Скажите, от этого можно избавиться?

– Можно, – произнесла она неожиданно уверенно. – Можно даже прямо сейчас, если у вас время есть. Это не долго, минут двадцать.

Я прикинул, что двадцать минут у меня вполне имеются. Тем более, если ценой этих минут я обрету, наконец, возможность спать без сновидений… Но оставался ещё один вопрос, куда более приземлённый.

– А стоить это сколько будет?

Женщина пожала плечами:

– Сколько сами решите заплатить. Вы не переживайте, мне Александра Васильна говорила о вашей беде. Я с оплатой не тороплю. Убедитесь сперва, что всё хорошо, потом на ноги встанете, а там уж… А там и заплатите. Устраивает вас?

Меня формулировка «сколько решите заплатить» не очень устраивала. У нас со знахаркой могли быть совершенно разные представления о том, какая оплата может быть достойной за такую работу. С другой стороны, подумал я, сумму можно уточнить у маминой сиделки, а там и отдать частями, если будет слишком много для разовой оплаты. Ведь мне пообещали вернуть спокойный сон, и в тот момент я был готов поверить во что угодно и согласиться на любые условия, лишь бы женщина помогла мне.

– Да, вполне устраивает.

– Тогда начнём.

Я ожидал, что сейчас экстрасенс начнёт задёргивать тяжёлые шторы на окнах, зажигать свечи или ароматические палочки, а то и достанет откуда-нибудь тяжёлый хрустальный шар. Но ничего этого не произошло. Зинаида Евгеньевна лишь глубоко вздохнула несколько раз, торопливо, будто смущаясь, перекрестилась, и протянула мне руки:

– Беритесь!

Я послушно потянулся ей навстречу, и она крепко сжала мои пальцы в своих.

– Теперь не отпускайте меня, даже если вам этого захочется, ясно? Пока я не скажу отпускать. Вам ничего говорить и делать не нужно. Можете закрыть глаза, если вам так комфортнее. Начинаем?

Я кивнул и наклонил голову, прикрыв глаза.

Сперва ничего не происходило. Я сидел, держась за руки с абсолютно незнакомой женщиной и чувствовал себя до ужаса глупо. Желание отпустить её действительно возникло, но не из-за влияния каких-то сущности, а от банального осознания, до чего я докатился. Если Ефим Маркович, при всех его странностях, ещё производил впечатление человека, практикующего хоть что-то, похожее на научный подход и вроде как имел звание доктора, то Зинаида Игоревна походила скорее, действительно, на полусумасшедшую, уверившуюся в своих чудесных способностях. Слушая тихий хриплый шёпот женщины, я размышлял о том, как легко даже современный человек может оказаться в плену суеверий. То, что произошло накануне в моей квартире, было странным, бесспорно. Но наверняка всему этому существовали какие-то объяснения. Почему, в конце концов, я с такой готовностью записал мёртвое насекомое в жуки-плавунцы? Мало ли у кого ещё есть такие мощные, похожие на вёсла лапки. А за запах цветения я вполне мог принять вонь протухшей в трубах канализационной воды. Ведь сами трубы-то я и не проверял, если уж говорить честно, даже пятна на потолке и обоях не поискал. Просто принял как факт то, что вода – речная.

Жгучий стыд перед старым доктором, которого я попытался убедить невесть в чём, накатил на меня огненной волной. Я решил даже, что непременно позвоню ему позже и извинюсь за своё поведение. Оставалось только дождаться конца спиритического сеанса: прерывать сосредоточенно бормочущую заговор женщину тоже было стыдно. Она всё же старалась.

Приоткрыв глаза, я посмотрел на знахарку. Та сидела в позе, почти точно копирующей мою: наклонившись вперёд с вытянутыми руками и сомкнув веки. Её губы беспрерывно шевелились, и мне показалось, что я смог прочитать по ним: «уйди, уйди, уйди». Она повторяла это слово раз за разом, раз за разом. Вот так просто? Уйди? Эту магию я, кажется, уже и сам не раз пробовал…

Спустя несколько минут сосредоточенного бормотания она замолчала. Мне даже показалось, что женщина уснула, утомлённая монотонностью заговора. И я уже почти решился вырвать у неё свои ладони, даже сделал какое-то движение, чтобы встать, как её руки внезапно сжались с огромной силой. Я услышал, как хрустнули фаланги моих пальцев, и резкая боль выстрелила от ладоней до локтей. У меня непроизвольно вырвался вскрик.

– Зинаида Игоревна!

Женщина не среагировала. Её тело напряглось, как сведённое судорогой, на лбу выступили вены, а кожа на скулах натянулась и покраснела. Я дёрнул руки на себя, но так и не смог освободиться из её хватки.

– Всё, стоп! – заорал я. – Хватит, я передумал!

Я снова дёрнул руками, так сильно, что на этот раз хрустнуло уже в районе едва не вышедших из суставов запястий. И в этот самый миг заметил, как между крепко зажмуренных век знахарки набухает слеза. Поблёскивая в свете лампы, капелька росла в размерах до тех пор, пока не сорвалась с ресниц и не упала на клеёнку с громким стуком. Я сообразил, что женщина себя не контролирует, и то, что я принял за какое-то пугающее продолжение ритуала, было припадком.

В голове пронеслись бессвязные ругательства. Я с ужасом подумал, в какую ситуацию угодил. Что если эта женщина сейчас умрёт, так и продолжая стискивать мои руки в своих?

– Отпустите! – крикнул я снова и добавил едва различимым шёпотом: – Пожалуйста…

Женщина медленно раскрыла глаза и поглядела на меня. Сперва мне показалось, что её взгляд горит ненавистью, но спустя мгновение я понял: она в ужасе столь сильном, что едва не сходит с ума.

– Зинаида Игоревна!

Её грудь тяжело ходила под цветастой футболкой. На лбу выступили крупные капли пота, пальцы стали скользкими и холодными, но она по-прежнему держала меня слишком крепко для того, чтобы я смог вырваться. Я сообразил, что она судорожно пыталась вдохнуть, но у неё никак не получалось это сделать. Так ли выглядят сердечные приступы? Или это инсульт? Или это вообще одно и то же?

– Что с вами? – спросил я дрожащим голосом.

Рот Зинаиды Игоревны болезненно искривился, словно она готовилась вот-вот разрыдаться. Губы разошлись в стороны, и я заметил, что между зубами у неё клокочет что-то чёрное. Кровь?..

Я раскрыл рот, чтобы спросить ещё что-то, и в этот момент женщину вырвало. Тёмная вязкая масса тугой струёй вырвалась из её рта и носа, хлынув на стол, прямо на наши руки, всё ещё крепко сцепленные. Я заорал, не в силах видеть эту омерзительную и ужасную картину. Мне показалось, что экстрасенс тошнит густой, наполовину свернувшейся кровью.

Потоки рвоты вырывались из её рта и носа. Футболка с легкомысленным узором полностью почернела, пропитавшись этой субстанцией, завоняло гнилью и… Я с ужасом понял, что узнаю этот запах. Речной ил. Вязкий и тёмный речной ил, который так легко и быстро схватывает неосторожно поставленную ногу. Он заливал наши руки, тёк по клеёнке, с тяжёлыми шлепками падал на вытертый линолеум на полу. Его было по-настоящему много, куда больше, чем могло уместиться в теле этой женщины, думавшей, что может легко избавить меня от проклятия.

Заверещав ещё громче, я вскочил на ноги и отпрыгнул от стола, увлекая Зинаиду Игоревну за собой. Ударившись грудью о край стола, она запрокинула голову, и струя тины окатила мой свитер. С поразительной ясностью я заметил, что на испачканном ворсе осталась какая-то водоросль. А зеленовато-чёрная жижа всё продолжала и продолжала хлестать из глотки женщины, словно из брандспойта. Её пальцы окостенели на моих, но никакого сочувствия к ней у меня больше не было. Панический ужас полностью завладел мной.

Я опять рванулся назад, к выходу из комнаты, скользя на заливавшей пол грязи. Знахарка с громким воплем, прорвавшимся через нескончаемый поток, вломилась грудью в столешницу, и я отстранённо подумал, не сломал ли ей пару рёбер. Донная тина струёй брызнула вверх, марая стены и даже потолок. Две из пяти лампочек в люстре погасли с громким хлопком, когда жижа залетела в плафоны.

Но своего я добился: мои руки оказались свободны, ил сработал как смазка, помогая мне выдернуть их превратившихся в каменно твёрдые клешни пальцев женщины. Обрадовавшись, я попытался двинуться к выходу, но не устоял на скользком полу и рухнул на живот. Густая вонючая масса, казалось, была уже повсюду в комнате. Я приподнялся на руках и с ужасом увидел, что мои запястья полностью скрылись в жиже. А Зинаида Игоревна всё продолжал исторгать из себя ил, перемешанный с мусором и растениями…

Ползти в этом было почти невозможно. Руки и ноги скользили, оставляя на полу чистые полосы, немедленно заполняемые новыми порциями грязи. Полностью измазавшись, я едва ли преодолел несколько сантиметров. За моей спиной раздался глухой всплеск: знахарка тоже рухнула на пол. Долго же простояла…

Стоя на четвереньках, я осознал вдруг, что мне суждено утонуть в этой невесть откуда взявшейся тине, прибывающей так быстро, что за этим почти невозможно было уследить. Комната была залита уже так сильно, что мои руки до середины предплечий уходили в вязкую дрянь. Я даже не пытался предположить, откуда в экстрасенсе столько этой жижи.

Дверь комнаты внезапно распахнулась наружу. Ила моментально стало меньше: грязный поток ринулся в коридор уютной квартиры. Я протянул руку к своему спасителю, но, подняв голову, едва не завопил ещё раз. Старуха с растрёпанной косой смотрела на меня таким ненавидящи взором, что кишки у меня в животе скрутились в узел. Я понял, что она убьёт меня, даже если я не захлебнусь в густой тине. Бабка оскалилась, обнажив гнилые пеньки зубов, и вдруг завопила, тряся сухими кулаками:

– А ну пшёл отсюдова! И забирай енту с собой! Приташшил нам тут, скотина!

Не помня себя, я выполз из комнаты и мигом вскочил на ноги. В два прыжка оказавшись в прихожей, я подхватил пальто и кроссовки, и выбежал в подъезд.

*

Дальше в моих воспоминаниях есть лишь чёрный провал, в котором изредка, как отблески далёкого костра в тёмном лесу, мелькают воспоминания. Передо мной плыли улицы и дома. Мне казалось, что я прошёл много километров по однообразному, безликому городу, но, скорее всего, кружил в пределах квартала, не больше. Когда ноги стало сводить от мороза, я остановился и, не зашнуровывая, натянул кроссовки. Пальто куда-то пропало. Должно быть, я потерял его, пока оттирал со свитера ил, зачёрпывая снег из сугробов. Единственным ярким воспоминанием был холод, постепенно всё глубже и глубже пробиравшийся в моё тело. В какой-то момент появился озноб, но вскоре пропал. Или я перестал его замечать.

Последнее, что мне удалось запомнить – это чей-то смутно знакомый голос, произносящий:

– Ну вот, а говорил, что не наркоман…

Затем две крепкие руки ухватили меня за шиворот и приподняли, как котёнка, и я окончательно перестал воспринимать реальность.

Глава 4.

Лесная тропинка бежала вниз по пологому склону, петляя между стволами деревьев. Шагать было легко и весело, мягкая почва чуть пружинила под ногами, а ноздри ласкал запах листвы, прогревшейся на летнем зное, и готовой отдохнуть прохладным вечером. Солнце медленно погружалось за горизонт, бросая прощальные блики на крытые битумом крыши невысоких, этажа в два-три, кирпичных зданий, видневшихся у подножия холма.

Оттуда, из-за этих построек, звучала музыка. Слышался громкий детский смех, хрипели колонки. Именно туда мне и нужно было. Я не мог точно вспомнить, зачем, но был уверен, что уже немного опаздываю.

Миновав примерно половину пути, я немного ускорил шаги. Хотелось даже побежать, но с другой стороны, очарование вечернего леса, купающегося в мягких сумерках, было слишком сильным. Залюбовавшись его видами, я и не заметил, что едва не налетел на девочку-подростка, неподвижно стоящую посреди тропинки.

Резко остановившись, я перевёл дух. Она была буквально в нескольких шагах от меня, и чем больше я смотрел на спутанные волосы, постриженные под каре, и острые лопатки, топорщащие ткань маечки, тем неуютнее мне становилось. Откуда она тут, одна посреди леса?

Холодок пробежал по спине, но я предпочёл не обращать на него внимания. Тут не пугаться надо, а выяснять, почему она не вместе со всеми!

– Эй! – окликнул я её.

Девочка никак не среагировала, и я сделал шаг в её сторону, одновременно вытягивая руку, чтобы тронуть за плечо. И пространство вокруг меня пошло волнами, закручиваясь неторопливой спиралью. Стволы деревьев искривились, завязались узлами и выгнулись, словно в агонии. На земле вспухли уродливые холмы. Некоторые из этих курганов порвались сверху, и из них потекло что-то густое и липкое, тёмное. В нос ударила вонь разложения.

И в тот же самый миг девочка развернулась. Она сделал это плавно, но быстро, одним почти танцевальным движением. Я, не удержавшись, вскрикнул. Незнакомка была мертвенно бледной, на её лице красовалось буро-сине-фиолетовое пятно, похожее на гематому. Такие появляются на трупах, долго пролежавших лицом вниз, из-за стекающей крови, которую больше не гонит сердце.

Но даже без трупных пятен, её лицо было ужасно. Его черты беспрерывно плыли и изменялись. Кожа на щеках и лбу бугрилась, и бугорки эти без остановки изменяли своё положение. Её глаза, широко распахнутые, казались бездонными чёрными колодцами, из которых сочился гной. Она подняла руку и продемонстрировала мне растопыренные пальцы.

– Нравится, как косточки хрустят? – поинтересовалась девочка.

– Что?..

Её средний палец сломался, выгнувшись под невообразимым углом. Сам по себе. Меня замутило. А девочка, улыбнувшись, спросила снова:

– Нравится, как хрустят?

Я замер, не зная, что делать. Безымянный палец на её руке мелко задрожал, словно сопротивляясь какой-то невидимой силе. Я выкрикнул:

– Нет!

Дрожание прекратилось, и я перевёл взгляд на лицо незнакомки. Она больше не улыбалась, уголки её губ обвисли, как у грустной театральной маски. Один из бугорков с её лба добрался до края глазницы и из-под её века выполз, деловито шевеля лапками, крупный жук с массивными, похожими на вёсла, лапками.

– Жаль, – шепнула девочка.

Она задрожала. Жестокая судорога скрутила её с ног до головы, выгибая дугой. Раздался хруст костей – перенапряжённые мышцы мяли и ломали каркас тела. Я отчётливо разглядел, как опала грудная клетка, когда рёбра превратились в крошево, не способное удержать мясо и кожу на месте.

– Жаль…

Раздался особенно громкий и долгий хруст, её руки начали извиваться, как брошенная на раскалённые угли змея. Они гнулись под невообразимыми углами, кожа натягивалась и рвалась, а из ран текла густая, тёмная, маслянистая кровь.

– Жаль… – произнесла она в третий раз и быстро шагнула ко мне.

Она преодолела разделявшее нас расстояние мгновенно. Её лицо застыло прямо перед моим, сидевший на кончике гнилого носа жук оказался прямо перед моими губами. Я услышал, как хрустнула, выходя из суставной сумки, её нижняя челюсть. Девочка качнулась вперёд, и…

*

Хлёсткий удар по спине мгновенно разбудил меня. Всё ещё не оправившись после сна, я прижал ладони к лицу и извернулся всем телом. Под моим весом застонали пружины старого матраца.

– Ну хорош, хорош! Угомонись! Тяжело, блин, с живыми!

Говоривший ещё раз шлёпнул меня, на этот раз по бёдрам, и я открыл глаза, всё ещё плохо соображая, где я нахожусь и что происходит. Образы и запахи сна медленно таяли в ярком свете лампы дневного света, мирно гудевшей под потолком. Надо мной нависло улыбающееся лицо старого знакомого: того самого патологоанатома, который несколько дней назад подвёз меня до метро.

– Ну ты хорош, гусь. Упоролся знатно вчера. А как заливал-то, что не ширяешься…

– Я и не ширяюсь… – пробормотал я в ответ.

Мой голос звучал глухо из-за прижатых ко рту ладоней, но и отнять их я не решался. Потому что чувствовал, что прижимаю к верхней губе что-то твёрдое. Твёрдое и неторопливо шевелящее массивными, похожими на вёсла или лопатки лапками.

– Это я понял, когда тебя вчера из сугроба вытаскивал, – хохотнул врач, но тут же добавил строго: – Учти, если бы не знал, что с твоей мамкой – отложил бы нашу встречу до весны, когда оттаял бы.

– Спасибо.

Доктор начал раздражаться.

– Поспасибкай мне ещё! Делать мне нечего, своей жопой ради нариков рисковать! Спасибкает он! Совсем охренел!

Не знаю, какие именно механизмы сработали в моём теле, но я автоматически произнёс ещё раз:

– Спасибо!

И тогда доктор взорвался:

– Да убери ты руки от лица в конце-то концов!

И он, грубо ухватив меня за запястья, рванул их на себя. Я изо всех сил попытался не дать ему это сделать, но мужчина действительно обладал невероятной силой. Оторвав мои ладони от лица легко, будто я был не сильнее дошкольника, он хотел что-то ещё сказать, но так и замер, раскрыв рот.

– Охренеть… Ты это дерьмо откуда ещё взял?

Я стряхнул его руки со своих и кончиками пальцев снял жука-плавунца с губы. Почему-то моё беспокойство и страх улеглись сразу же, как он попал мне на глаза. Я понял, что не сошёл с ума. Что никакие трубы в моей квартире не прорывало, и чудовищное происшествие в доме знахарки не было порождено бредом.

Одной рукой держа в руках жука, я второй достал из кармана прозрачную банку и потряс ей в воздухе. Дохлое насекомое было на месте. Открыв контейнер, я бросил туда новую находку и зачем-то снова потряс им в воздухе.

– Ты это откуда взял? – повторил патанатом.

– Приснился он мне, – ответил я чуть более раздражённо, чем собирался.

– Так… – врач медленно опустил руки и тяжело сел на стул, потом произнёс быстро и решительно, тряхнув головой: – Сейчас я тут кое-что закончу, и расскажешь всё по порядку!

*

– Мда…

Патологоанатом покачал головой и аккуратно поставил чашку с чаем на стол. Мы сидели в его кабинете, куда он пригласил меня из крохотной каморки, где обычно отдыхали работники ночной смены. На работу я уже позвонил, отпросившись на понедельник. В этот раз обошлось без заявлений за свой счёт, но по голосу начальника я понял, что фокус со звонками по утрам лучше не повторять.

– Мда уж… – повторил доктор и продолжил: – Ты же понимаешь, что я в такое поверить вряд ли смогу? Даже несмотря на жуков этих. Мало ли откуда ты их вытаскиваешь…

Я криво усмехнулся и тоже поставил свою чашку. От моей одежды воняло тиной.

– Теперь ясно, почему Ефим тебя послал. Такую историю ему выкатил, ого-го… Сам-то себе веришь?

Я задумался. Ещё вчера моим ответом было бы неуверенное, но «нет». Как может здоровый человек поверить даже самому себе, когда дело касается такого бреда? Однако, я видел своими глазами, как выташнивает десятки литров речного ила женщина, минуту назад сидящая на стуле в уютной комнатке инфантильной старой девы. Я видел жука, даже двух жуков, невесть как оказавшихся рядом со мной после пробуждения. Словом, я видел слишком много такого, после чего не верить в происходящее было сложно. Но всё же, когда ночь отступила, небо очистилось, и за окнами сияет на солнце снег…

– С трудом… – прошептал я.

– Это верно, – в тон мне задумчиво протянул доктор, после чего неожиданно продолжил: – Ничего не принимай на веру сразу. Я тут, знаешь, такого навидался…

Он помолчал ещё немного, осторожно покачивая чашку, подцепив её изогнутую ручку кончиком пальца. Я сидел, завороженный этим монотонно повторяющимся движением. За стеной чуть слышно гудели голоса, люди обсуждали что-то. За другой стеной мёрзли в безликих металлических шкафах трупы. Морг – не то место, которое можно было бы назвать обычным. Но даже тут близость к реальному миру чувствовалась куда сильнее, чем в том горячечном бреду, в котором я жил последние дни.

– Ладно, Витька… – врач вздохнул и, встав, протянул мне широкую ладонь. – Пора мне к работе возвращаться, да и у тебя дел, поди, куча.

Я застыл, поражённо глядя на него. Не знаю даже, почему, но я был уверен, что он снова придёт мне на помощь. Я понятия не имел, каким образом, но не сомневался, что этот человек, пышущий жизнью и энергией, что-то мне посоветует или напишет на клочке бумаги ещё один номер телефона. Словом, сделает хоть что-то!

– Погодите, Александр Дмитрич, а что мне теперь делать-то?

– Тебе? Постараться не ходить по улице в непотребном виде. Не терять пальто больше, а то ведь могло и не найтись. Ну, как-то так…

Крякнув, патологоанатом поднялся и протянул мне раскрытую ладонь для прощального пожатия.

– Да нет, – мне даже показалось, что он и правда не понимает, о чём я говорю. – Что мне делать со всем… Со всем этим?!

На этот раз он долго не отвечал мне. Так и стоял, держа ладонь перед моим лицом, словно надеясь, что я пожму её и тем самым закончу разговор. Но я упорно смотрел прямо ему в глаза, ожидая ответа.

– Жить, – коротко ответил Александр Дмитриевич.

И я всё же пожал ему руку.

*

Пока я ехал домой, удивительно многочисленные в дневное время пассажиры шарахались от меня, как от зачумлённого. Как я ни старался запахнуть пальто, больше похожее на насквозь промокшую половую тряпку, поплотнее, удушливая болотная вонь моментально расползалась от меня, как щупальца невидимого осьминога. На меня косились, а я всю дорогу делал вид, что мне никакого дела нет ни до запаха, ни до состояния одежды.

Едва переступив порог дома, я помчался в ванную. Разделся быстро, бросая одежду прямо на пол, и долго, яростно тёр себя мочалкой под горячими струями воды. И всё равно, каждый раз, как я смывал с себя пену, мне начинало казаться, что я весь провонял гнилью. Немного помогло только хозяйственное мыло, которое я обнаружил в одном из ящичков под раковиной. Помывшись, я запихнул одежду в стиральную машину, даже не сортируя, щедро сыпанул порошка и запустил стирку.

Запах тины вроде бы пропал, и я почувствовал себя более или менее спокойно. Прошёл на кухню, включил кофеварку и телевизор. Привычные фоновые звуки действовали успокаивающе. Чтобы почувствовать себя ещё лучше, я прошёл обратно в ванную и бросил прозрачный контейнер с жуками в тот самый ящик, из которого взял мыло.

Квартира приобрела свой обычный будничный вид. Погромыхивает, сопит и пыхтит бытовая техника, бормочет что-то диктор из новостей. Когда кофе налился в чашку, и я сделал первый глоток, мне стало совсем хорошо. Мозг, чтобы защититься от происходящих вокруг ужасов, попросту абстрагировался от них, выстраивая вокруг сознания стену безразличия. Приличного вида женщина затапливает комнату хлещущей из её рта тиной? Водоплавающие жуки раз за разом переносятся в материальный мир из сновидений? Плевать! Было бы о чём волноваться…

Вздохнув, я присел на стул и сделал глоток побольше. Сопротивляться накатывавшей волнами апатии было выше моих сил. Благодаря ночи, проведённой на кушетке в подсобке морга, я чувствовал себя более или менее отдохнувшим и бодрым. По крайней мере, мне не казалось больше, что моё тело развалится прямо на ходу, если я пошевелюсь слишком быстро.

Интересно, подумал я, какую часть ночи я спал, а какую провёл в беспамятстве? Пожалуй, если бы не Александр Дмитриевич, утро для меня могло и вовсе не наступить, без всякой мистики. А потом, выходит, он спас меня в третий раз, когда разбудил ударом по спине. А что бы произошло, не сделай он этого? Будь он слишком занят с родственниками своих неконфликтных пациентов? С возрастающим ужасом я подумал, что была и ещё одна ситуация, когда я остался жив совершенно случайно: после сна, в котором девочка со следами разложения на лице топила меня в озере. Не раздайся тогда звонок мобильного, выжил бы я? Судя по количеству воды, наглотался я изрядно… Мой взгляд непроизвольно скользнул на запертую дверь спальни, которую я так и не решился посетить, вернувшись домой. Диван, должно быть, высох, но вряд ли перестал вонять. Придётся выкидывать.

Стоп! Я потряс головой и сделал ещё один большой глоток кофе, пытаясь взбодриться. Ефим Маркович выгнал меня, Александр Дмитриевич ничем помочь не захотел, да и не мог, наверное. Знахарка едва не погибла, пытаясь решить мою проблему. Ей можно было бы позвонить ещё раз, но я решил, что есть вещи, которые нужно просто оставлять в прошлом. И таким образом, я остался один на один со своим кошмаром. И с чудовищем, которое его породило.

Больше нельзя было оставаться таким беспечным, каким я был раньше. Избавиться от преследования, скорее всего, не получится, а значит, придётся придумать, как можно с этим жить, следуя простому, но мудрому совету патологоанатома. Для начала я решил определиться, что мне известно обо всём происходящем. Во-первых, меня явно преследует какое-то существо, причём силы его растут день ото дня. Сперва оно превратилось из тёмного пятна на расплывчатом фоне в девочку-подростка, теперь каким-то неведомым образом научилось перебрасывать материальные предметы из мира снов в наш, настоящий. И как знать, остановится ли монстр на этом… Я торопливо отогнал образ девочки, материализующейся в углу спальни и душащей меня прямо в кровати. Поддаваться эмоциям стало слишком опасно.

Во-вторых, пока я спал, я не помнил предыдущих снов. Насколько я знаю, это нормально для человека, но в этом и корень моей проблемы. Что будет, если я не буду подходить к ней? Или развернусь и уйду прочь? И, если вообще смогу достичь такого уровня контроля над своими сновидениями, смогу ли я рано или поздно прогнать чудовище? Я понимал, что слишком поздно начинаю игру, и почти всё поле уже в распоряжении врага. Но всё же необходимо было попытаться.

Третьим пунктом шло самое страшное: я не мог или почти не мог проснуться от этих кошмаров самостоятельно. Каждый раз мне помогало что-то со стороны, а значит, требовалось подготовиться к неожиданностям. Рано или поздно удача покинет меня, и тогда не найдётся ни резких звуков, ни людей рядом. Я торопливо открыл будильник на мобильном телефоне и поставил отметки для сигналов так, чтобы они звонили каждые полчаса круглые сутки. Хотя было понятно, что никаких гарантий это не давало. Говорят, что сны, в которых мы проживаем часы и даже дни, длятся всего несколько секунд. Что успеет сотворить со мной чудовище, если приснится мне сразу же после предыдущего звонка? Поразмыслив об этом, я добавил будильники, чтобы сигналы звучали каждые пятнадцать минут в период с десяти вечера до семи утра, а с часу до трёх ночи, когда сон наиболее крепок – каждые пять минут. Если это хоть в какой-то мере не защитит меня, то я даже не знаю, как ещё спасаться от преследователя, действующего по ту сторону реальности…

Закончив с приготовлениями, я принялся за анализ поведения следовавшего за мной чудовища. В последние появления она задавала мне вопросы, на первый взгляд казавшиеся бессмысленными. Нравится ли мне, как хрустят косточки? Мне подумалось, что и появившись под водой она наверняка говорила что-то, чего я попросту не расслышал. Нравится ли? Я содрогнулся, вспомнив тёмные потоки, текущие по её подбородку, и сочный хруст, с которым выходили из суставов кости.

Вздохнув, я притащил из прихожей блокнот и ручку, раньше висевшие возле городского телефона, и записал в него заданный монстром вопрос. Отчеркнул их резкой линией. Что ещё можно сказать об этой маленькой девочке? Первое, что пришло на ум: она калечила себя и она, совершенно определённо, была мертва. И, скорее всего, она была каким-то образом связана с водой. Точнее – с тёмной неторопливой речушкой. Это я тоже на всякий случай записал в блокнотик, и тоже отчеркнул. Что ещё?

Река… Я задумался о декорациях, в которых всегда проходили эти сны. Лес, речушка, какие-то мощёные плиткой тропинки, почтительно огибающие бюст Ленина, и нарядные пышные клумбы. Что-то в этом было такое… насквозь советское, знакомое и незнакомое одновременно. Словно детские воспоминания. Поездки в Подмосковье, не так уж и далеко от города. Вот только кислотная яркость зелени никак не вязалась с этим образом. Такая бывает где-нибудь на юге, где обласканные ярким солнцем и щедро увлажняемые ливнями деревья растут буйно и неудержимо, как в доисторическую эпоху.

Но странное дело: чем больше я об этом думал, тем крепче становилась моя уверенность, что жуткую девочку я встречаю где-то относительно недалеко от дома. В нескольких десятках километров в лучшем случае. Конечно, если к моим снам вообще применима реальная география…

Одним глотком допив остывший кофе, я уставился на исписанную страницу блокнота. И что это всё мне даёт? Ничего, кроме смутного ощущения тревоги. И, пожалуй, чувства бессилия. Я пытался искать логику там, где её заведомо не могло быть: в области снов и миражей. Однако, умело же это чудовище каким-то образом перемещать жуков и воду из своего зыбкого мира в реальность? Значит ли это, что связь моих кошмаров с действительностью всё же существует?

Если так, то возможность докопаться до логики, а значит, и причин происходящего у меня есть, пусть и исчезающе маленькая. Для начала стоит определиться с местом действия. Итак, что у меня было в распоряжении. Девочка примерно тринадцати лет. Примерно – потому что черты её лица беспрерывно искажались копошащимися под кожей жуками, а по фигуре определить возраст порой бывает непросто. Я встречал её в лесу, в реке, на какой-то странной тропинке. Да и вообще, судя по всему, она тяготела к воде и лесу. Где всё это может быть вместе? Мне припомнились извилистые тропки, тёплая брусчатка, бессмысленно глядящий с постамента Ленин…

И я с силой хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Лагерь! Во сне я каким-то образом оказывался в одном из детских летних лагерей! После того, как догадка пришла мне в голову, я даже удивился, как не понял этого раньше. Должно быть, постоянное чувство страха и депривация сна замедлили мыслительные процессы. Или попросту было не до того, ведь задёрганный проблемами с мамой и оплатой беспрерывно растущих счетов, я даже не пытался анализировать кошмары.

От осознания того, что я расстался с ролью пассивной жертвы и стал делать хоть что-то, пытаясь спастись, я испытал невиданный прилив сил. Вдруг захотелось показать в пространство непристойный жест, хлопнуть ладонью по столу, выматериться в полны голос… Но я одёрнул себя, заставив успокоиться. Пока что ничего, кроме нескольких смутных догадок и пары очень слабых предположений, у меня на руках не было. Я ещё не сел демону на хвост. Однако этого хватало, чтобы начать двигаться дальше.

Резко поднявшись на ноги, я пошёл к холодильнику за молоком для кофе, и едва не заорал, отскакивая обратно на середину комнаты. Резкий пронзительный звук рванул нервные окончания. Держась за грудь, словно пытаясь сдержать пустившееся в галоп сердце, я постоял некоторое время, сгорбившись. Второй рукой достал из кармана мобильник, выключил будильник и бросил трубку на стол. Отдышавшись, я отключил сигнал. По крайней мере, моя система работала.

*

Когда пульс пришёл в норму, я уселся за компьютер, который давно уже отвык выключать. Окошко запущенного браузера мигнуло, возвещая о нескольких непрочитанных письмах, но я лишь отмахнулся от оповещения. Интуиция подсказывала мне, что начинать поиски стоило со связи между преследовавшим меня созданием, водой и летним лагерем. Девочка, не дававшая мне покоя, не иначе как погибла на воде – отсюда и её любовь к жукам-плавунцам. Вопрос о том, как эта трагедия может быть связана со мной, я решил на первое время отложить. Раз преследует она именно меня, значит, связь есть. А уж какая именно, можно узнать и в другое время.