Текст книги "Кира"

Однако отыскать хотя бы что-то о несчастных случаях на реках, прудах или озёрах, произошедших в подмосковных детских лагерях, оказалось непросто. Я посетил сотни родительских форумов и ресурсов, объединявших вожатых и педагогов, но так и не обнаружил ничего, что можно было бы как-то привязать в моей беде. Дети действительно тонули, хотя и нечасто, но почему-то либо большими группами, либо исключительно мальчики. Новостные порталы вообще не слишком интересовались мелкими происшествиями, старательно обсасывая несколько громких трагедий, жонглировали словами и пытались по-разному пересказывать одну и ту же информацию. Расстроенный, я попытался искать, не привязывая свои запросы именно к Подмосковью, но так вышло ещё хуже: упоминались только самые громкие события, когда несчастные случаи настигали туристов либо, опять же, очень большие группы детей. При этом речь шла в основном об авариях, в которые попадали автобусы, либо о детских лагерях на морском побережье.

Я зашёл в тупик. От отчаяния даже попытался почитать что-нибудь о жуках-плавунцах, надеясь, что у них какой-нибудь специфический ареал обитания, но снова потерпел провал. Эти насекомые жили, кажется, в любых водоёмах и реках с достаточно медленным течением.

Лихорадочное радостное возбуждение сменилось унынием и тоской. Видимо, я что-то упускал в своих размышлениях. Что-то наверняка очевидное и простое, что наверняка расставило бы всё по своим местам. Вот только что именно?

Вторая чашка кофе уже не могла справиться с сонным отупением. Даже удивительно было, насколько быстро я начал выматываться от одного лишь отсутствия сна. Я почти что физически ощущал, как мысли тяжелеют в голове, распухают и становятся неповоротливыми и грузными.

Голода я по-прежнему не чувствовал, но, памятуя о данном мне Ефимом Марковичем совете, сварил порцию овсянки на воде и с трудом проглотил мерзкую на вкус вязкую массу. На молоке было бы лучше, но последние капли я вылил в кофе, а идти в магазин сил уже не оставалось. Нестерпимо захотелось прилечь и хотя бы немного отдохнуть, тем более, что день уже плавно перетекал в вечер, и ранние зимние сумерки разлились по улицам. Снова зазвонил будильник, но на этот раз я не испугался. Прошёл несколько кругов по кухне, массируя уши, как советовали в каком-то прочитанном в детстве журнале. Там говорили, что это ускоряет ток крови и прогоняет сонливость, но мне почему-то помогало мало. Веки стали липкими и тяжёлыми, а в затылке снова появилась тупая ноющая боль…

И я сдался. Ещё раз убедившись, что будильники на мобильном телефоне выставлены на нужное время и включены, я прошёл в спальню мамы и рухнул на кровать, не раздеваясь. Подушки ещё хранили тонкий аромат её духов, и я с удовольствием зарылся в них носом, представляя, что я снова очутился в детстве, когда проблем серьёзнее двойки по истории для меня не существовало. Сон накрыл меня быстро, но не моментально. В последние дни я засыпал, словно получив чем-то тяжёлым по голове, просто падал в липкую холодную темноту. Но в этот раз дрёма окутала меня, будто пуховое одеяло, сладкой истомой растекаясь по телу. Я даже успел понадеяться, что в этот-то раз кошмаров не будет, что какая-то добрая магия прогнала их хотя бы на время.

Я уже почувствовал, что моё сознание вот-вот отключится, как вдруг заголосил мобильник. Двигаться и тем более снимать трубку мне не хотелось. Но ведь могли звонить по поводу мамы… Эта мысль моментально прогнала дрёму, в громкие, но нежные переливы мелодии превратила в тревожный набат. Наверняка это Александра Васильевна!

Рывком сев на кровати, я вытащил телефон и уставился на экран. Это была не сиделка. Мне звонил Ефим Маркович, номер которого я так и не стёр из записной книжки. Я даже крепко зажмурился и ещё раз поглядел на телефон, чтобы убедиться, что ничего не перепутал спросонок. Но ошибки не было: мне звонил пожилой доктор.

Глубоко вдохнув и выдохнув, я принял вызов.

– Алло?

– Виктор? – взволнованным голосом произнёс старик, и тут же продолжил: – Виктор, скажите честно, вы не лгали мне? Только честно! Даже если вам заплатили за молчание! Да я даже готов вам заплатить больше, чтобы вы сказали правду!

Я замолчал. Голос сомнолога, хрипловатый от волнения и гулкий из-за искажений телефонной связи, вызывал злобу. Глухую чёрную злобу. Но я сумел подавить в себе это чувство, не удержав только едкую насмешку:

– Вы с Александром Дмитричем пообщались?

– Нет, я… – Ефим Маркович явно растерялся. – А при чём тут Саша? Я говорю про нашу встречу, вы ведь помните? Виктор, скажите…

– Я говорил правду, – твёрдо ответил я.

Ефим Маркович замолчал, словно получил неожиданный ответ, и теперь думал, как быть дальше. Наконец, он решился:

– Тогда, думаю, нам стоит встретиться снова. Сегодня! Только не у меня дома на этот раз, хорошо?

Я взглянул на настенные часы: время едва перевалило за семь вечера.

– Хорошо, давайте встретимся.

Встречу старик назначил, не особо мудрствуя, в кафе одного из торговых центров, расположенных на Тульской. Совсем недалеко от его дома. Может, хотел чувствовать себя в большей безопасности, а может, попросту ленился уезжать далеко от жилища. Несмотря на то, что я прибыл примерно на пятнадцать минут раньше назначенного времени, он уже ждал меня, нервно крутя в руках зажигалку. Дым самокрутки окутывал его мягким коконом.

– О, Виктор! – он протянул ладонь и слишком крепко стиснул мои пальцы. – Виктор, скажите ещё раз… Вы не лгали мне? Это правда с вами происходит?

– Здравствуйте. Да, это чистая правда, – успокоил я старика.

У меня возникло чувство, будто ему до невозможности важно удостовериться в том, что я не лгу. И важность эта происходила не только от того, что старику хотелось убедиться, что его не разыгрывают. Он явно переживал из-за чего-то ещё, и это выдавали лихорадочно блестящие глаза и нервные движения рук.

– Пойдёмте, пойдёмте, Виктор…

Бережно держа меня за локоть, словно боясь, что я развернусь и убегу, Ефим Маркович повёл меня в кафе. Раньше мне, помню, случалось там бывать, ещё в студенческие годы. И за прошедшие несколько лет в заведении ничего не изменилось: разве что запретили курить, да мебель приобрела более потрёпанный вид. Мы сели у дальней стены, чуть левее огромного окна. Жизнерадостная официантка, с лёгким подозрением оглядев синяки под моими глазами и бледную кожу, положила перед нами меню. Работы у неё было немного: кроме нас в зале была лишь компания белых воротничков из ближайшего бизнес-центра, которые мрачно пили пиво, передавая друг другу ноутбук, да нескольких парочек студенческого возраста.

Старик, словно соблюдая некий ритуал, бегло просмотрел предложенную нам папку, затем отложил её в сторону и замер, сцепив пальцы в замок на столе. Я последовал его примеру, проверив только стоимость чашки чёрного кофе.

– Виктор, – обратился ко мне Ефим Маркович. – Для начала я бы хотел попросить…

Официантка появилась словно из ниоткуда, такая же улыбчивая и жизнерадостная.

– Готовы сделать заказ?

– Два чёрных кофе, пожалуйста.

Кивнув чуть разочарованно, разом поскучневшая девушка подхватила кожаные папки со стола и быстрыми шагами удалилась к мрачной компании, у которой пиво уже начало заканчиваться. Они-то явно более щедрые гости, почему-то с грустью подумал я. Не знаю, как у Ефима Марковича, а у меня эта чашка кофе съела почти весь бюджет, заложенный на встречу. Если я выпью ещё одну – придётся ужиматься в чём-то другом. А ужиматься было уже негде и некуда.

На телефоне зазвонил будильник, отрывая меня от грустных размышлений. Мой собеседник кивнул на трубку в моей руке:

– Кто-то звонит?

– Будильник. Чтобы, если я засну, оно… Короче, это будильник.

Мы некоторое время посидели молча. Официантка поставила кофе на стол, оскалив зубы в натянутой улыбке, и пожелала приятного отдыха. Мы так же дежурно поблагодарили.

– Ладно… – Ефим Маркович легонько стукнул ладонью по столу. – Давайте ещё раз. Я бы хотел извиниться за свою излишне эмоциональную реакцию в прошлый раз.

На языке вертелось несколько язвительных комментариев по этому поводу, но я сумел оставить их при себе.

– Ничего страшного, я понимаю.

– Спасибо. И, если бы не против, расскажите ещё раз обо всём, что с вами происходило? И о том, что произошло после нашей встречи тоже… Что-то ведь произошло?

И я, неторопливо прихлёбывая кофе, рассказал старому доктору обо всём случившемся за прошлые сутки. Когда я дошёл до визита к экстрасенсу, он вскинул одну бровь и насмешливо покачал головой. Впрочем, это выражение с его лица пропало, едва я стал описывать, как хлещущая из её нутра речная тина заливала комнату. Мою ночёвку в морге, старик, не удержавшись, прокомментировал, едва слышно обронив:

– Ну, Сашка, добрая душа…

Напоследок я высказал Ефиму Марковичу все предположения, которые успел построить и результаты своего маленького расследования. Точнее, поведал ему об отсутствии результатов. Некоторое время он молчал, задумчиво глядя на покрытую паутиной царапин столешницу, и машинально хватаясь за карман, в котором прятался портсигар.

– Жалко, что в кафе теперь курить нельзя, правда? – поинтересовался он и вздохнул. – А вы, как я вижу, решили удариться в паранормальщину?

Я пожал плечами.

– Не знаю, Ефим Маркович… Ничего я не решал в общем-то, просто пытался хоть что-то сделать. Я же остался один на один со всем этим.

Старик слегка покраснел и уже знакомым мне жестом пригладил мягкие седые волосы.

– Простите меня ещё раз, пожалуйста. Просто, понимаете… Думаю, мне стоит объясниться, не так ли? Дело в том, что, ещё будучи сотрудником института, я… в общем, снискал не самую лучшую славу среди коллег. Меня считали мистиком, парапсихологом, шарлатаном! А я всего лишь смотрел на вещи шире, хотя и не предавал дух научных изысканий. Вы же знаете, что гипноз долгое время считался именно прерогативой шарлатанов и мошенников? Да и сейчас считается многими, да… Хотя существует весьма убедительная доказательная база. Гипноз признали в развитых странах, гипноз используют врачи! И в будущем признают ещё многое из того, что сейчас считают антинаучной ересью!

Разошедшийся старик замолчал, сообразив, что выкрикнул последнюю фразу в полный голос. Мрачная компания и ближайшая из парочек удивлённо поглядели на нас, и Ефим Маркович, смущённо кашлянув, продолжил тише:

– Я был одним из тех, кто старался поддерживать безумцев, которые пытаются продвинуть идеи, кажущиеся многим бредовыми. И, как бы сказать помягче… Поплатился за это. Меня стали травить. Насмехаться. Сколько раз меня позорили в профильных журналах, вы бы знали, Виктор!

Он снова сделал паузу, и уставился на меня, словно ожидал реакции. Мне по большому счёту не было дела до его страданий, но вежливость не позволяла проигнорировать неожиданную исповедь. Я ответил, осторожно подбирая слова:

– Это, как по мне, было ожидаемо, если вы поддерживали тех, кто выдвигает непопулярные теории…

– Само собой! – Ефим Маркович снова вспылил, но быстро понизил голос: – Само собой, я был готов к подобному! Но я совсем не ожидал, что мои подопечные, за теории которых я сражался с более косными коллегами… Что они позабудут обо всём, во что верили, и быстро переметнутся на сторону травителей. И знаете, я попросту ушёл тогда. Растеряв всех, кого мог бы называть учениками, друзьями, товарищами по несчастью. Я понимал их мотивы: быть в стане сильных всегда проще. Сытнее и престижнее, да… И я сбежал. Отказался ото всех своих заслуг, пусть и сомнительных, ушёл на пенсию. Занялся частными исследованиями, чтобы никому не досаждать. Однако травля не закончилась. Даже сейчас, когда прошло почти пять лет с того момента, как я уволился, меня пытаются показать старым сумасшедшим, эдаким жуликом-экстрасенсом. Ох уж эти падкие на жареное писаки! Вот уж не думал, что эта напасть доберётся и до узкоспециализированных и научно-популярных изданий… Но всем им нужен шут!

Старик грустно развёл руками.

– И вы меня приняли за одного из них?

– Простите ещё раз, Виктор! Но поймите, пожалуйста, да… Слишком уж безумную историю вы рассказали. Я уж решил, что меня посчитали достаточно слабоумным, чтобы заставить клюнуть на подобное. То есть, простите! Я всё понимаю. Но ведь есть и определённые границы, за которыми… За которыми заканчивается наука и начинается магия! И я не могу, не готов её перейти. Не могу и не хочу!

Я понимал. Понимал и, в общем-то, не сердился на доктора. Его так долго и упорно мордовали, что немудрено, что опальный сомнолог в каждом прохожем теперь видит заговорщика, надеющегося ещё разок выставить старика на посмешище.

– А почему всё же позвонили мне сегодня? Почему изменили решение?

Ефим Маркович заколебался, и я подумал, что он решает, соврать мне или нет. И если бы он ответил что-нибудь про жалость или интуицию, я бы тут ж решил, что он скрывает истинные мотивы. Но он лгать не стал:

– В плане репутации мне терять уже нечего. Припишут ли мне ещё одну безумную затею – это уже не так уж важно. Зато если рассказанная вами история окажется правдивой… – глаза учёного заблестели, и он плотоядно облизнул губы. – Вы хоть представляете, какую работу я смогу написать, исследуя это явление?

Мы ещё некоторое время сидели молча, крохотными глоточками попивая кофе.

– Итак, – начал, наконец, Ефим Маркович. – Давайте разберёмся с тем, что мы можем для вас сделать. Методов у нас не так много, как если бы я ещё был сотрудником… – старик тряхнул головой, не позволяя себе сбиваться с мысли. – В первую очередь, нам нужно систематизировать данные и заняться полноценным наблюдением. Во-вторых, думаю, вам стоит завести дневник снов. Со временем детали даже самых ярких сновидений стираются из памяти, а в нашем деле это может быть критично, любая мелочь имеет значение!

– Ефим Маркович… – я осторожно приподнял над столом ладонь.

– Погодите! – старик не пожелал прерывать свою речь. – Во-третьих, вам нужно будет что-то сделать со своим распорядком дня. Правильное и регулярное питание, полноценный отдых…

Я попытался возразить ещё раз, но и на этот раз Ефим Маркович не дал мне сказать ни слова.

– Я понимаю, что с болезнью вашей мамы это будет непросто. Но я считаю, что распланировать эти посещения можно так, чтобы они происходили регулярно и не мешали сну и питанию. Плюс к тому, разумеется, вам придётся часто меня посещать. Но это, думаю, вы и так понимаете. Итак, на ближайшие пару недель мы…

Не выдержав, я вытащил из кармана куртки, которую накинул вместо промокшего пальто, банку для анализов. Она теперь всегда была со мной, будто талисман. Донышко контейнера стукнуло о стол, и старик, вдохновенно вещавший о том, по какому расписанию собирается принимать меня, замолчал. Двумя жука поставила точку в дискуссии.

– Ефим Маркович… – я прочистил горло и постарался подавить дрожь в голосе: – Ефим Маркович. Я умру, если мы начнём проводить детальное исследование. Простите, но если вы относитесь к этому, как к научному проекту, я буду искать помощь где-то ещё. Или постараюсь решать всё сам, не знаю…

– Виктор…

– Нет, стоп, послушайте до конца! Я понятия не имею, что и почему меня преследует, понимаете?!

На этот раз закричал я, и любопытные снова обернулись на наш столик. Я чуть кивнул головой, извиняясь за беспокойство, и сбавил тон.

– Простите, если обижаю вас. Но у меня и правда нет времени. Один раз я уже чуть не погиб. Вы вообще можете представить, каково это – проснуться в своей кровати, с полными лёгкими речной воды? Блевать ей на пол комнаты и даже не понимать, как такое могло произойти! Ваш звонок тогда меня спас, спасибо вам… Но сейчас мне нужен доктор, а не исследователь.

Я застыл, навалившись грудью на стол, тяжело дыша и безумно вращая глазами. Мне на мгновение стало стыдно и немного страшно. Я, конечно, храбрился, рассказывая старику, что обойдусь и без его помощи, но это было далеко не так. Ничего мне больше не оставалось, кроме как надеяться на него, как на своего спасителя. Обращаться к экстрасенсам желания больше не возникало, даже не из-за неверия, а из-за страха: что будет, если кто-то из них умрёт прямо во время сеанса? Я ведь так и не понял, что произошло дома у Зинаиды Игоревны. Больше того, я так и не узнал, в порядке ли она. А с Ефимом Марковичем, я верил в это, у меня всё же были шансы на успех.

Мы молчали долго, очень долго. Компания клерков, сосредоточенно старавшихся балансировать на ходу, удалилась, оплатив счёт. Парочки почти за всеми столами сменились.

– Знаете, – промолвил, наконец, старик. – Я бы мог возразить на вашу речь. Напомнить, к примеру, что я не по доброте душевной соглашаюсь помочь вам бесплатно. Что даже до ухода на пенсию я был в первую очередь именно учёным, а не практикующим врачом. Но я этого делать не буду. Опять же, не по доброте душевной. Мне жаль терять такой, простите за профессиональный жаргон, материал для исследований. Но если вы мне откажете в возможности хоть как-то проводить свои изыскания, боюсь, интерес к вам у меня пропадёт. Поверьте, я вас понимаю. Но и вы меня поймите.

Он поглядел на меня незнакомым суровым взглядом, которым, возможно, много лет назад усмирял расшумевшихся студентов, и я непроизвольно кивнул. Да я и на самом деле понимал его. Просто странно было видеть, как с этого человека сползла личина доброго дедушки, и показалась его сущность учёного. Ведь все учёные – немного циники.

– Поэтому, я предлагаю вам взаимовыгодное сотрудничество. Будем работать, не отодвигая на второй план интересы друг друга, да? Я пообещаю, что не стану затягивать с поисками, эм… Поисками способа исцеления. А вы, в свою очередь, по мере сил и возможностей, предоставите мне максимум информации. Согласны?

И он протянул мне руку над столом. Я огляделся по сторонам, как будто ища поддержки у окружающих. Но окружающим до меня дела не было. Поэтому я просто кивнул ещё раз и пожал ладонь старика. Ответное пожатие оказалось неожиданно мягким.

*

Разговор с Ефимом Марковичем закончился вскоре после того, как мы заключили наше джентльменское соглашение, но меня внезапно потянуло прогуляться по улице. Я побродил вокруг Тульской некоторое время, полюбовался сугробами, наметёнными у стен Даниловского монастыря. Древние стены хмуро и укоризненно взирали на меня. К знахарке сходил, к учёному сходил. И почему до сих пор не сделал того, что издревле делают люди, столкнувшиеся с необъяснимым?

На территорию посетителей уже не пускали, отчего я испытал смутное облегчение. Мама большую часть жизни не пыталась привить мне религиозность, да и сама в церковь начала ходить только в последние годы перед болезнью. Я составил ей компанию только один раз, на какой-то праздник. И всю службу я простоял, испытывая безумное смущение, не зная, как себя вести и что делать. После этого я ни разу не пытался молиться, даже когда она слегла, и врачи объявили мне диагноз и прогнозы.

Некоторое время я простоял у запертых ворот, положив руки на широкие полосы прочного металла, набитые на створки, и пытаясь сформулировать своё обращение к богу. В голове почему-то намертво засело слово «здравствуйте», но начинать с чего-то подобного акт общения с высшим существом не хотелось. Промаявшись некоторое время, я махнул рукой и отошёл от монастырской стены. Всё равно ведь говорят, что без веры молитва не работает. А веры во мне было не очень-то много.

*

Домой я вернулся поздно. Лихорадочное возбуждение, охватившее меня днём, давно прошло, и усталость вновь тяжёлым камнем легла на плечи. Скинув куртку на пол, я, не разуваясь, прошёл на кухню и тяжело опустился на расшатанный стул. Посидев несколько минут в тишине, достал из кармана мобильный и, плюнув на приличия, позвонил начальнику. Спать Борис Иванович ещё не лёг, поэтому ответил быстро и, как всегда, бодро.

– Да, слушаю.

Я замялся, размышляя, как лучше начать разговор.

– Борис Иванович, добрый вечер.

– Да, Витя, добрый. Как себя чувствуешь? Выйдешь завтра?

– Я как раз по этому поводу. Я… У меня не получится до конца недели вернуться.

– Больничный взял?

Я помялся, играясь с кофейной чашкой. Запускал её, нажав пальцем на тонкую ручку, и смотрел, как она вертится на скатерти, постепенно замедляясь.

– Витя?

– Нет, больничный не брал. Я по… По семейным обстоятельствам.

Борис Иванович замолчал, и слышно было только его пыхтение. Он очень серьёзно относился к работе, и когда подчинённые отпрашивались куда-то, это приносило ему почти физические страдания.

– С мамой что-то? – спросил, наконец, начальник.

Я задумался, как лучше ответить. Интересно, что он подумает, если я отвечу, что беру отгулы для того, чтобы избавиться от преследующего меня во снах монстра, воспользовавшись помощью бывшего учёного, за которым закрепилась слава сумасшедшего? Вряд ли скажет, что меня с нетерпением ждут на месте, когда я справлюсь с проблемой…

– Не совсем… – я резко сменил тему: – Мне за свой счёт написать?

– Как хочешь, – Борис Иванович не стал упорствовать в расспросах. – Можешь в счёт отпуска отгулять, ты же не отдыхал.

– Хорошо. А можно я заявление напишу, когда вернусь? Оформите задним числом или как-то ещё?

Начальник запыхтел громче. Я нарушил сразу два табу: внезапно отпросился с работы и попросил оформить что-то не в соответствии с правилами. Но Борис Иванович, видимо, был в хорошем расположении духа. По крайней мере, до моего звонка.

– А ты точно не сможешь заехать написать завтра?

– Точно.

– Ладно тогда. Придумаю что-нибудь. Но смотри, это только в виде исключения, из-за твоей ситуации!

– Спасибо большое!

Я с удивлением понял, что моя благодарность вполне искренняя.

– Не за что. Давай, решай свои проблемы, и мы тебя ждём в строю, хорошо?

– Хорошо, Борис Иванович.

– Ага.

И он бросил трубку. Привычки прощаться у этого человека не было. Я покачал мобильный на ладони. Мне предстоял ещё один звонок, ещё более неприятный, и его подсознательно хотелось отложить. Поэтому я прошёл в прихожую, разулся. Потом поправил сушащееся на плечиках пальто, с удовольствием отметив, что оно почти высохло. Хотел даже побриться, заметив в зеркале, как отросла щетина… Да в конце концов! Обругав себя трусом, я вернулся на кухню и решительно достал трубку из кармана.

Сиделка не отвечала долго, и я хотел было сбросить вызов, когда из динамика вдруг раздался её взволнованный голос:

– Алло, Виктор! Это вы?

– Да, здравствуйте. Я. Что-то случилось?

Я почувствовал, как сердце пропустило удар и похолодели кончики пальцев. Нежели с мамой что-то стряслось?

– Что-то с мамой, Александра Васильевна?

– Что? – сиделка растерялась. – А! Нет-нет, с ней, слава богу, всё хорошо.

Я с шумом выдохнул. Облегчение было похоже на тёплую мягкую волну, накрывшую меня с головой. Женщина продолжала кричать что-то ещё, но я не смог этого расслышать, и переспросил:

– Что, простите?

– Я говорю, Зинаида! Целительница!

Ах да, знахарка… Я же так и не решился узнать, благополучно ли всё для неё закончилось.

– И что с ней?

– Виктор! Я хочу узнать, что у вас там произошло-то!

– А она что говорит?

– Да в том и дело, что ничего толком… – мамина сиделка замялась. – Только обругала меня последними словами и пригрозила, что проклянёт, если я к ней ещё кого отправлю. Что у вас там?..

– Ох…

Я прикрыл глаза, и перед закрытыми веками моментально появилась картина знахарки, блюющей маслянисто поблёскивающей субстанцией на наши сцепленные руки. Я содрогнулся.

– Не знаю, Александра Васильна… Мы просто посидели, чаю попили. Может, вы к ней ещё кого направляли?

– Ну, так-то отправляла, да… – с сомнением в голосе произнесла Александра Васильевна. – А вы чего звоните-то так поздно?

– А, да, простите, я только освободился. Хотел спросить вас… У меня в ближайшие дни с графиком беда будет, я, возможно, во внеурочные часы буду маму навещать. Можно?

– Да отчего нельзя-то? – сиделка снова заговорила своим обычным бодрым голосом. – Я только за, конечно. Если вас охрана пропускать будет – приходите в любое время, как вам удобно.

– Отлично, спасибо!

– Завтра придёте?

– Да, наверное… – я едва не ляпнул «если ночь переживу», но сумел сдержаться. – Но не знаю, во сколько точно.

– Хорошо! Приходите, когда удобно будет.

– Да, ладно, до свидания!

– До завтра, всего хорошего.

Я повесил трубку и положил мобильный на стол. Все дела были закончены, пора было ложиться спать. У меня было такое чувство, что со своими собеседниками я попрощался навсегда.

В кровать я лёг со странным ощущением. Мне казалось, что я не то иду на битву с сильным и коварным врагом, не то что укладываюсь на смертное ложе. Думаю, и то и другое было одинаково близко к истине. Я долго вертелся без сна, и даже когда стал засыпать, собственноручно выставленные будильники срабатывали в самый неподходящий момент. Я успевал урвать лишь по несколько минут дрёмы между сигналами, и это выматывало ещё сильнее. Мозг плавился в черепной коробке, перед глазами плыли разноцветные круги, мышцы рук и шеи сводила судорога…

Наверное, потому я и отключил будильники, толком не приходя в себя. Не думаю, что дело было в злой воле чудовища.

Глава 5.

Лагерь погружался в сон. Теоретически, дети уже должны были быть в своих постелях, но на небольшие нарушения режима администрация смотрела сквозь пальцы, особенно если засиживались допоздна старшие отряды.

Я шагал по бетону, медленно отдающему накопленное за день тепло. Тяжёлый, но приятных запах нагретого камня всегда нравился мне, с самого детства. Но в этот вечер было не до ароматов. Мне предстояло что-то приятное и опасное, вот только я никак не мог вспомнить, что именно. Но твёрдо был уверен, что необходимо спешить и соблюдать осторожность.

Тёмные громады корпусов выступили из темноты, как фигуры сказочных троллей. В этой части лагеря почти не было фонарей, и свет шёл только от прикрытых жестяными плафонами ламп, закреплённых над входами в двухэтажные постройки. Перед зданием, на стене которого красовалась огромная красная единица, по номеру размещённого отряда, сидела стайка молодых людей, тихонько бренькающих на гитаре. Их ещё не загоняли спать, дали насладиться прохладным вечером.

Я отступил глубже в тень, к высоким, под самую крышу, окнам маленького зала на первом этаже второго корпуса. Днём там постоянно кто-то сидел, то читая, то играя в настольный теннис, а то и просто болтая обо всём подряд. Но ночью помещение пустовало, и мне удалось проскочить незамеченным.

Дальше идти было проще. Я свернул с забетонированной дорожки на выложенную брусчаткой тропинку и ускорил шаг. Среди древесных стволов стало куда темнее, чем на открытом пространстве, но я безошибочно угадывал направление. Мне даже подумалось, что я похож на Элли, шагающую в Изумрудный Город.

Странное чувство ожидания кружило голову. Странное потому, что я понятия не имел, чего жду и чему навстречу так спешу. Я слушал, как шуршит под ногами плитка, и это простой звук наполнял меня восторгом. Было удивительно легко и приятно. Как в полностью осознанном детстве, граничащем с подростковым возрастом. Когда ещё не утрачены острота восприятия и наивность, но уже появляется умение планировать, хотя бы на полшага вперёд.

Тропинка, наконец, уперлась в центральную площадь. Тихое пустое пространство, залитое серебристым светом луны, успевшей взобраться высоко в небо, пока я шёл через лес. По утрам на этой площади проходили построения, тут награждали отличившихся и отчитывали виновных в смешных детских грехах. Тут же проводились дискотеки, и десятки мальчишек и девчонок неловко переминались на месте, смущённо поглядывая друг на друга. Но всё это принадлежало другому миру, миру солнца и бесхитростных радостей.

Ночью же площадью владело молчание. Молчание – и девочка, стоящая ко мне спиной. Она совершенно не боялась быть замеченной, словно прекрасно понимала, что посторонних не будет. И я с поразительной ясностью осознал, что она – и есть конечная точка моего маршрута.

Я вышел из леса незаметно. Почему-то не хотелось привлекать её внимание раньше времени. Моего лба коснулся ветерок, пропитанный запахами свежескошенной травы. С небольшим опозданием почувствовались нотки гнили – должно быть, откуда-то с реки. Было удивительно странно и приятно идти так, под практически полной луной, подкрадываясь к девушке, застывшей статуей посреди не спящей, а лишь затаившей дыхание площади.

Но с каждым шагом я чувствовал всё более и более нарастающее беспокойство. Что-то неуловимо менялось в окружающем меня пейзаже по мере того, как я приближался. Даже не так: в окружающем меня мире менялось всё. Запах травы исчез, зато стала куда сильнее тошнотворная вонь болота. Прохладный ветерок превратился в стылый сквозняк. Луна из волшебницы, льющей на землю жидкое серебро, превратилась в тусклую лампу, направленную на прозекторский стол.

Я шёл всё медленнее и медленнее, но никак не мог заставить себя остановиться. Шаг, другой, третий… Сквозняк окреп, превратившись в шквалистые порывы, стонущие в кронах деревьев. Мои ноги, совсем недавно легко и беззаботно шлёпавшие по брусчатке, словно начали прилипать к выщербленному бетону. Но останавливаться было никак нельзя.

Я был уже в четырёх-пяти шагах от странной девочки, когда она обернулась. Моё подсознание уже давно вопило о том, что я увижу нечто ужасное, когда это произойдёт, но всё же я оказался не готов. Её худенькая, ещё по-детски нескладная фигурка мигнула в момент разворота, как в неловко смонтированном фильме. Воздух зарябил и пошёл волнами, как над трассой в сильную жару, но в десятки раз сильнее. Незнакомка была в центре концентрических кругов, пронёсшихся над землёй, а там, куда докатывались волны, незыблемый нормальный мир погибал. Как будто на пластиковую модель неожиданно пыхнуло жаром. Деревья, фонарные столбы, даже здания изогнулись так, что не осталось ни единой прямой линии.

Я рассмотрел всё происходящее подробно, мозг сам собой фиксировал эти изменения, даже несмотря на то, что моё внимание было сосредоточено на девочке. В лунном свете её лицо казалось маской из тех, что надевают в Мексике на День Мёртвых. Изжелта-бледная кожа чуть светилась в темноте, как светятся гниющие в чащобах пни. Вокруг глаз залегли тени, темнел бездонным провалом улыбающийся рот.

– Нравятся молодые девочки? – внезапно спросила она.

Её голос звучал вполне нормально для подростка: звонко, чуть тонковато. Но дыхание веяло морозом, и я почувствовал, что моя кожа покрылась мурашками. Я отступил на шаг и попытался закрыться руками, но не сумел: те безвольно повисли вдоль корпуса.

– Нравятся молодые девочки?

Она повторила свой вопрос и неумело покачала бёдрами, пародируя взрослых женщин. Меня замутило: от её левой ноги при этом отслоился большой шмат кожи и повис, раскачиваясь и стуча монстра по острой коленке. Я замотал головой, благо шея меня всё ещё слушалась.