Текст книги "Господь и покойник"

– Что вы со мной сделали? – испуганно спросил я.

– Вернули тебя назад. Ты прошел полный курс промывки мозгов сначала у Миронова, а потом и у Лопатина. Помнишь таких?

Только после этого объяснения я вспомнил, что был впутан в малоприятную для меня историю.

– Кажется, помню, – ответил я.

– Очень хорошо. А теперь встань с пола и помоги доктору разобраться с тобой.

– Да, извините, конечно…

Пробормотав извинения, я послушно встал.

– Садитесь, – попросил мужчина в халате.

Я сел на край кровати.

– Ну и как он? – спросил доктора Николай Николаевич после ритуала обследования.

– Состояние удовлетворительное. Через пару дней будет, как огурчик.

– Благодарю вас, а теперь, если можно, оставьте нас наедине.

– Конечно, – согласился доктор и вышел из комнаты.

– Ты как, с тобой можно уже разговаривать? – спросил Николай Николаевич.

– Немного кружится голова, а так все вроде, – ответил я.

– Тогда держи, – Николай Николаевич бросил на край кровати стопку фотографий, на каждой из которых были запечатлены, что называется, в дружеской обстановке Миронов и Лопатин.

– Это что, монтаж? – удивился я.

– Как ты думаешь, зачем кому-нибудь может понадобиться зло? – ответил он вопросом на вопрос.

– Если честно, мне сейчас не до философии, – попытался я уйти от ответа.

– А зло нужно для того, чтобы быть побежденным добром. И чем омерзительней выглядит зло, тем добрее потом будет выглядеть добро. Отсюда и все те мерзости, которыми вы занимались с Мироновым. Уже понял, или подсказать?

Ну, конечно же, черт возьми! Сначала плохой парень делает всю грязную работу, затем появляется хороший и после тяжелой борьбы побеждает плохого. А если плохой – дьявол, то хороший – не иначе как сам Христос. Об этом снят чуть ли не каждый десятый мистический фильм. Вот значит, на что замахнулись господа заговорщики.

– Но подождите, а как же церкви? Неужели они согласятся лишиться своей монополии на опиум для народа? – спросил я.

– О, здесь как раз таки никаких проблем. Эти с готовностью поддержат любую власть, которая будет способствовать росту их влияния. А церкви в данном сценарии отводится одна из главных ролей.

Все верно, сначала слуги Тьмы убирают тех, кто опасен для Нового Порядка, а потом силы света под видом борьбы с тьмой завершают работу, и воцарится в мире новое средневековье еще более страшное и безжалостное…

– Но зачем все так? Зачем они так со мной?.. – спросил я.

– Видишь ли, для них это был пунктик, чтобы ты предал по-настоящему, поступил как Иуда, но только наоборот. Человек, продавший Дьявола… Как тебе эта роль?

– И что теперь?

– Ничего. Жди. Когда придет время…

– Простите, но я не уверен, что смогу его убить… – сообщил я.

– А убивать никого и не надо. Он нужен нам живым. И ты принесешь мне его на блюдечке.

– А если не получится?

– Получится. Иначе бы мы выбрали не тебя. Ладно, езжай домой, выспись и ничего не предпринимай. Я найду тебя сам.

Он позвонил за три дня до нападения на дьявольскую виллу.

– Пришло время положить конец игре, – сообщил он. – В ближайшие дни состоится штурм виллы. Ты нужен мне там, но об этом я уже позаботился. Твоя задача заключается в обеспечении передачи нам ребенка в целости и сохранности. Для начала загляни в свой ящик с носками.

Там лежал миниатюрный, не более чем на полтора кубика шприц, заполненный мутной жидкостью.

– Это транквилизатор, – пояснил Николай Николаевич, – на всякий случай, если понадобится вырубить объект. Когда будешь плыть по подземной реке, внимательно смотри на правую стену. Как увидишь надпись «Здесь были Микола и Крот», прыгай за борт. Под надписью будет проход в пещеру. Жди нас там.

– А этот не утонет? – спросил на всякий случай я.

– Ну что ты как маленький! Зажми ему ладонью нос и рот или надень на голову кулек. Понял?

– Понял.

– Все понял?

– Да.

– Смотри, у наших ребят приказ пленных не брать, и ты не исключение.

– Я все понял. Ныряю под надпись справа, а потом жду в пещере. А я там не умру от сырости?

– Я позабочусь о сухих вещах, – пообещал Николай Николаевич.

5

Увидев на стене заветную надпись «Здесь были Микола и Крот», я схватил ребенка, зажал ему рот и нос рукой и спрыгнул с лодки. Вещи и оружие остались в ней.

Как мне и обещали, под надписью был небольшой подводный грот, который привел меня в пещеру, освещенную какой-то светящейся гнилостным светом дрянью. Там, как и было обещано, лежали сухие вещи. Переодевшись и переодев мальчишку, я сел, облокотился о каменную стену и задумался. Сильно хотелось курить, но сигарет не было.

Мальчишка был у меня, и это меня совершенно не радовало. Меня вообще не радовало, что пришлось ввязаться в эту историю. Почему-то приключения всегда валятся на головы тех, кто мечтает о тихой, спокойной жизни.

Я с ненавистью посмотрел на спящего ребенка. Больше всего на свете мне хотелось его придушить. А, может быть, так и сделать? Убить этого гада, и дело с концом. Все равно Миронов меня убьет потому, что я слишком много знаю, чтобы жить.

Лопатину я тоже не нужен. Зачем ему лишний свидетель чуть ли не краха его планов, не говоря о том, что пока я жив, он не сможет выдать себя за спасшего мир от прихода Антихриста героя.

Николаю Николаевичу я тоже больше не нужен, а если учесть, что я видел его лицо и вообще знаю о его существовании…

Им всем нужен был не просто гаденыш, а гаденыш с правильной версией его истории, и я был досадной помехой в творчестве, которую проще всего устранить…

Я не заметил, как мои мысли сначала переключились на другую тему, а затем вовсе впали в анабиоз. А потом появился шепот. Он шел из глубины подсознания, становясь с каждой секундой все громче и отчетливее.

Шепот заставил меня встать, подойти к воде и нырнуть на самое дно подземной реки. Я никогда не был хорошим ныряльщиком, и если бы не полностью захвативший надо мной власть шепот, я ни за что бы не нырнул на такую глубину, тем более что, еще не добравшись даже до дна, я был уже на грани того, чтобы сделать вдох. Шансов добраться до поверхности не было никаких. И когда я уже был готов проститься с жизнью, появился человек в костюме для подводного плавания и сунул мне в рот ту штуку, из которой идет воздух. Несколько глубоких вдохов вернули меня к жизни.

Человек в костюме для подводного плавания помог мне надеть акваланг и маску, после чего жестом приказал плыть за ним. Спустя энное количество времени мы вынырнули в какой-то пещере.

– Что так долго? – набросилась на меня Эмма, едва сняв маску, в костюме для подводного плавания была она. – Я уже собиралась уходить одна.

– Так ты мне вроде был свидание не назначала, – ответил я, обрадовавшись такому повороту событий.

– Ты должен был прийти сам. Это что-то вроде экзамена.

– А если бы я не пришел?

– Ты пришел и довольно об этом, – оборвала меня Эмма.

– И что теперь? – спросил я.

6

– Знаешь, мне временами кажется, что наша Земля попросту сошла с ума. У нее галлюцинации или бред. И мы часть этих галлюцинаций, но только мы галлюцинация, способная осознавать себя и эту бредовую реальность вокруг, которую мы и называем жизнью. Поэтому все в нашей жизни происходит именно так… – рассказывал я Эмме в кафе. – И потому, что жизнь существует лишь в воображении планет, мы не видим ее на других планетах, в отличие от парней на летающих тарелках, которые научились свободно перескакивать из одного воображаемого мира в другой…

Это было наше первое свидание, уроки английского не в счет. Мы сидели в кафе, пили пиво, рассказывали о себе, разговаривали ни о чем. Вернее, о себе рассказывал я. Она ограничилась тем, что сообщила:

– Мое имя ты уже знаешь, и этого вполне достаточно.

Сейчас-то я понимаю, что это должно было меня насторожить, но тогда я был покорен ее внутренним магнетизмом, начисто лишившим меня мозгов. Я был счастлив оттого, что эта ничем с виду не примечательная женщина сидит за столиком напротив меня и слушает чушь, которую я несу.

– А как ты оказался на курсах? – спросила она, когда я иссяк. – Английский тебе нужен, насколько я понимаю, как собаке коллайдер.

– Не знаю. Мне было грустно, одиноко… и потом, пошел дождь, а тут объявление на двери… Теперь-то я понимаю, что пришел туда, чтобы встретить тебя.

– Ты действительно это понимаешь? – спросила она, внимательно на меня посмотрев.

– Готов поклясться на Библии, – ответил я, – попросить официанта принести?

– А ты ее видел в меню? – нашлась Эмма.

– Кстати о Библии, – вернулась она к разговору, когда мы отсмеялись, – как ты относишься к религии?

– Как видишь, – я сделал большой глоток пива, – я не мормон.

– Это понятно, ну а вообще?

– Религия – это опиум для народа, а я люблю более легкие наркотики без абстиненции и прогрессирующего слабоумия.

– Ну а магия, ритуалы… Тебя это не заводит?

– Честно говоря, нет. Мне это напоминает комсомол, а на комсомол у меня аллергия.

– Как же ты тогда работаешь в администрации?

– Превозмогая отвращение и тошноту.

– И как, получается?

– В среднем по району. До черного пояса по похуизму мне еще далеко, но я шаг за шагом приближаюсь к этому.

А уже ночью, после Того Самого (оба слова с большой буквы), когда я уже понял, что не смогу прожить без Эммы и дня, я ни с того ни с сего рассказал ей то, что не рассказывал никому:

Я назвал это «чувством дома». В детстве оно приходило ко мне примерно раз в два-три месяца. Я вдруг начинал чувствовать, что меня ждет что-то необыкновенное, такое, что нельзя упускать. Я одевался, выбегал из дома и ничего не находил. Несколько дней после этого я чувствовал себя конченым неудачником, потом приходил в норму до следующего «звонка из дома».

Со временем моя болезнь изменила характер, и теперь у меня нет таких приступов, зато я чувствую «дом» постоянно. Чувствую, но не могу к нему пробиться из-за какого-то непреодолимого препятствия… Противное, надо сказать, состояние, больше всего похожее на хроническую ноющую зубную боль души.

Вместо того чтобы послать меня, куда следует, со всем этим нытьем, Эмма внимательно выслушала мою исповедь, а потом сказала:

– Похоже, ты мне подходишь.

– Надеюсь, что так, – ответил я.

– Я тоже на это надеюсь, – задумчиво произнесла она.

В тот день, когда я был завербован Николаем Николаевичем, у меня впервые ничего не получилось. Мы встречались с Эммой уже несколько месяцев, и обычно он вскакивал, едва за окном слышался стук ее каблучков. Тогда же мне было настолько хреново на душе, что он бастовал, несмотря на все усилия Эммы. Обычно ей достаточно было просто нечаянно коснуться меня рукой, чтобы я буквально улетел от блаженства.

– Ну что ты как маленький, успокойся, ну завербовали тебя… Ну и что? Ну нельзя же так переживать из-за мелочей… – начала она уговаривать меня, когда все ее старания ни к чему не привели.

От этих слов меня словно окатило нашатырем.

– Подожди… Откуда ты знаешь? Так это ты втянула меня в это дерьмо?! – заорал я в приступе острой злобы.

Если бы взгляд действительно мог испепелять, Эмма превратилась бы в кучку пепла в одно мгновение.

– Ты же сам говорил мне, что хочешь «домой», – невозмутимо ответила она.

– Причем здесь это?

– Считай свою вербовку билетом.

Злость сменило удивление.

– Не думай, что все это просто так. Ты не случайно пришел на английский, не случайно влюбился в меня, не случайно признался в том, что наверняка никому больше не говорил. Поверь, очень скоро все встанет на свои места, а пока плыви по течению и делай то, что тебе говорят.

Не знаю, возможно, тогда у меня и был выбор, но я не догадывался о его существовании.

Как я уже говорил, в то утро я проснулся от поистине потрясающего шквала любви и нежности. Эмма набросилась на меня, даже не сняв куртку.

– Похоже, соня, у тебя была бурная ночь, – сказала она, когда я окончательно проснулся.

Она сидела на мне верхом, и ее скорее милое, чем красивое лицо излучало ту дьявольскую страсть, которая сводила меня с ума буквально с первых дней нашего знакомства.

– Меня вчера водили к богине, – признался я.

– У меня что, появилась конкурентка? – наигранно строго спросила она.

– Ну что ты, солнышко, разве кто-нибудь может сравниться с тобой? Ты мое единственное божество, – промурлыкал я в паузах между поцелуями.

– Тогда сделай со мной то, что должно делать с богиней, – приказала Эмма, входя в роль.

– Исполнять твои желания, богиня, моя приятнейшая и почетнейшая обязанность, – ответил я.

Эммина куртка, затем кофточка и, наконец, лифчик полетели на пол. Когда верхняя часть ее тела была обнажена и исцелована до последней родинки, я положил Эмму на спину и перебрался к ее ногам.

– Так что ты сделал с той самозванкой? – спросила Эмма.

– Истекал как дурак слезами благоговения и ползал у ее ног.

– Ты ползал у чьих-то ног и теперь имеешь наглость мне об этом говорить?

– Меня накачали какой-то ерундой.

– Ладно, будем считать, что это тебя извиняет.

– Иди ко мне, – сказала она, когда я начал целовать ее маленькие совершенной формы ступни.

– Как ты думаешь, что это было? – спросил я по возвращении из нирваны.

– Ты о чем? – не поняла Эмма.

– Я о своем поведении с богиней… То, чем они меня накачали… это не опасно?

– Не бери в голову, это был просто тест.

– Тест?!

– Ну да. Им же надо знать, каков у тебя тип реакции на… – совершенно непроизносимое название, – иначе они не смогут нейтрализовать помывку твоих мозгов.

– Мне что, промыли мозги? – испугался я.

– Еще нет, но помоют. И не один раз.

– Спасибо тебе, добрая женщина, и не только на добром слове.

– Может хватит сковчать?! – рассердилась Эмма.

– А ты бы на моем месте не сковчала?

– Не знаю, но все равно, хватит. Сейчас важно не это.

Я хотел возразить, что для меня сейчас нет ничего важнее, но она так на меня посмотрела, что слова застряли у меня в горле.

– Видишь ли, котик, – начала она так, словно речь шла о любовных пустяках, – я работаю доверенным лицом человека, ради которого тебя, собственно, и завербовали.

– И что? – спросил я с молчаливого ее позволения.

– А то, что я говорила с ним о тебе, и он тобой заинтересовался. Так что пора тебе увольняться с работы.

– Подожди, но я не хочу никуда увольняться.

– Ты же ненавидишь свою работу.

– Ну и что? Где гарантия, что свою новую работу я не буду ненавидеть еще сильней?

– Все равно придется, иначе ты разочаруешь своего резидента, а он этого страсть как не любит. Так что выбора у тебя нет.

В ответ я выдал сплошь состоящую из мата тираду.

– Я так и знала, что мы договоримся, – ответила на это Эмма.

– Ну и как тебе Атлантида? – спросила Эмма, когда я вернулся с первого чаепития в доме Лопатина. – Ты уже знаком с Лабиринтом?

– Не знаю… По мне так они обычные господу помолимся, такие же, как свидетели иеху или прочие баптисты-адвентисты. Та же самая фигня, только вид сбоку. Находят каких-нибудь недоделков с огромным ущемленным эго и начинают им втирать, что их чмошность и недоделанность – это не порок, а божья благодать, признак избранности. Что только таких вот хороших, как они и любит господь, а те, кто более удачлив, попадут в ад и будут там гореть в геенне огненной. И те вместо того, чтобы попытаться хоть как-то себя доделать, начинают благодарно впитывать эту греющую самолюбие отраву, переписывать на кого надо квартиры или добровольно принимать яд.

– Извини, но это не совсем так. Эти люди не так просты как кажутся, так что держи с ними ухо востро. Зазеваешься, и не заметишь, как тебя сожрут с потрохами.

– Спасибо за предупреждение, – ответил я. К тому времени я уже был настолько перепуган, что мог чувствовать страх разве что при непосредственной угрозе жизни или же непосредственно перед пытками.

Едва Николай Николаевич положил трубку, сообщив мне о предстоящем нападении на виллу и дав ценные указания, позвонила Эмма.

– Слушай внимательно и не перебивай, – сказала она деловым тоном. – У меня нет времени на рассюсюкивания. Как ты уже, наверно, понял, кому бы ты ни передал ребенка, сразу же после этого тебя убьют. У тебя есть только одна возможность спастись, так что постарайся ею воспользоваться. И, прежде всего, никто из них не должен получить ребенка. Никто.

– Ты предлагаешь его убить?

– Это было бы проще всего, вот только это ничего не изменит. Так что ты сделаешь кое-что другое. В ванной в пузырьке с шампунем ты найдешь шприц. Обращайся с ним осторожно, если не хочешь до конца дней остаться клиническим идиотом. Сделай ребенку укол, а потом поступай так, как велел твой резидент.

Оказавшись на месте, постарайся расслабиться. Если все сделаешь правильно, Лабиринт спасет тебе жизнь. Удачи… и… я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, – ответил я.

Так вот, значит, как они решили противостоять второму пришествию Спасителя! Все верно, если показать, что одни взрослые люди поклонялись как олицетворению зла идиоту, а другие всерьез пытались с ними бороться… В умелых руках это будет настоящей бомбой.

Я представил себе рожи всех этих Мироновых, Лопатиных и Николаев Николаевичей и впервые за все это время рассмеялся от всей души. Что до ребенка, то мне его было совершенно не жаль. Нисколечко.

7

– Я готов, что дальше? – отрапортовал я, переодевшись в чистую одежду, которую Эмма заблаговременно принесла в пещеру.

– Дальше? – повторила Эмма. – Дальше пришло время тебе кое-что узнать. Ты действительно не случайно пришел на курсы английского, как не случайно открылся мне на первом свидании, рассказав о сводящем с ума желании «вернуться домой». Тебя привел Лабиринт. Он вел тебя с самого детства, и именно его ты ощущал как «дом». Не знаю, имеют ли какое-нибудь к этому отношение атланты, но вся наша планета действительно оплетена сетью подземных коммуникаций, тем или иным способом влияющих на сознание людей, и на всех Лабиринт влияет по-разному. Одних он превращает в серийных убийц, именно поэтому Ростов славится на весь мир как город маньяков; другие вообще не в состоянии его обнаружить; третьих он сводит с ума… Четвертых, таких как Лопатинская секта он подпускает к себе, но они впадают в грех поклонения, превращая благословение в проклятие. И лишь тем, кто оказывается способен сохранить трезвый, критический ум, перешагнуть через страх и тотальное отрицание, Лабиринт открывается во всем своем великолепии.

Являясь мощнейшим психико-энергетическим катализатором, Лабиринт навсегда изменяет сознание, расширяя его до предела или, говоря в терминах Тимоти Лири, включает все восемь мозговых контуров. Но лишь те, кто уже готов к этому, способны безболезненно пережить трансформацию.

Когда мы с тобой познакомились, ты был почти готовым к встрече с Лабиринтом. Тебе нужна была встряска, которую ты и получил, попав в самую гущу связанных с якобы потомком дьявола событий. Этот несчастный ребенок, с самого детства ставший пешкой в чужой игре, стал твоим входным билетом, а ритуалы посвящения с последующей нейтрализацией задействовали спящие доселе структуры мозга.

И тот факт, что ты сейчас здесь, говорит о том, что ты достойно справился со всеми испытаниями.

– И что теперь? – спросил я.

– Теперь? – Эмма загадочно улыбнулась.

11. 12. 08.

Ведьма черных снов

Дождь был по-осеннему моросящим и холодным. Он лился из затянувших все небо грязно-серых туч, которые лениво гнал ветер по ставшему настолько низким, что казалось, оно лежит на крышах многоэтажек, небу. И это 15 апреля!

Событие пощадило город, и если бы не останки людей и животных и не мертвые стволы деревьев, можно было бы решить, что жители его просто покинули в спешке, бросив почему-то все свои вещи. Человеческих останков на улицах почти не было. Когда произошло Событие, в городе была глубокая ночь, и большинство жителей умерли во сне, поэтому в отличие от тех мест, где Событие пришлось на другое время суток, город практически не пострадал. На его улицах почти не было заторов из искореженных автомобилей, в нем не бушевали пожары из-за непотушенного огня в кухонных печах, да и в метро управляемые компьютером поезда не возили мертвецов, словно доказывая непонятно кому, что смерть – это не повод для прекращения жизни.

Жизни потребовалось более 30 лет, чтобы «прийти в себя» после События, и теперь повсюду были видны следы ее возрождения. Везде, где только можно, зеленела трава. Сквозь трещины в асфальте пробивались кусты и молодые деревца, а в городских парках среди мертвых стволов набирал силу подлесок. Среди растений полным ходом шла обычно не замечаемая людьми жизнь насекомых и прочих маленьких существ. Там, где еще было чем поживиться, пировали грызуны, на которых охотились ставшие облезлыми кошки и превратившиеся в покрытых похожей на рыбью чешуей уродцев собаки. То там, то тут кричали редкие птицы. А в одном из городских парков чудом уцелевшая корова меланхолично жевала траву, вздыхая периодически по-коровьи от одиночества.

Несколько дней назад в город пришли люди. Это была огромная по нынешним меркам, – более двухсот человек, – группа. Они разбили лагерь на заброшенной ферме, переоборудовав зимние коровники под жилье. День назад они отправили в город разведгруппу, которая должна была разбить там временный лагерь, и вот теперь туда на армейском грузовике ехала рабочая бригада.

Вел машину бригадир по прозвищу Лейтенант. Никакого воинского звания у него, разумеется, не было, так как он родился уже после того, как воинские звания, как и многое другое из прошлой жизни, канули в Лету. Лейтенантом он стал в детстве с легкой руки наградившего его этим прозвищем товарища. Был Лейтенант высоким, худым мужчиной с приятным, взрослым лицом и коротко стриженными черными волосами. Одет он был в камуфляжную теплую куртку, старые джинсы и армейские ботинки. Через 3 месяца ему должно было стукнуть 30.

Рядом с ним, развалившись в кресле, сидел Шаман. Ему было тоже около тридцати, но благодаря совершенно детскому выражению лица он казался большим мальчишкой, а не взрослым мужчиной. Шаман был высоким, склонным к полноте. Его русые волосы, уже месяц как мечтающие о встрече с парикмахером, торчали в разные стороны. Одет он был в свободную болоньевую куртку, спортивные штаны и кроссовки. Его глаза были закрыты, однако, это не мешало ему командовать Лейтенантом.

– Здесь медленней, – говорил он. – Здесь будет машина. Объезд справа. Здесь под водой яма, объедь по тротуару. Здесь можешь гнать…

Лейтенант старался максимально точно следовать его указаниям. Без подсказок Шамана он давно бы уже врезался в брошенную машину или влетел бы в яму. К счастью, Шаман мог видеть дорогу на несколько кварталов вперед. На то он и был шаманом.

В кузове грузовика сидели рабочие. 10 человек. Все были вооружены автоматами. А у тех, что сидели у входа, автоматы были сняты с предохранителей. Они в оба смотрели по сторонам. Остальные матерились на каждой кочке, обсуждали баб и трепались на прочие мужские темы. Кроме людей в кузове грузовика лежал строительный инструмент: кирки, ломы, лопаты и ящик с взрывчаткой.

Их путь проходил через парк. Увидев машину, корова от удивления подняла морду и замычала.

– Вот бы ее с собой, – мечтательно сказал Лейтенант.

– Опасно и бесполезно, – ответил Шаман. – Молока без быка она не даст, а мясо может быть заражено. К тому же убивать, возможно, последнюю корову на Земле…

– Ты прав, согласился с ним Лейтенант.

Ученые так и не смогли понять, чем было заражено мясо выживших животных. Ни радиации, ни токсинов, ни генетических изменений, ни каких-либо паразитов, включая вирусы, обнаружить не удалось, однако после употребления в пищу такого мяса люди заболевали неизвестными доселе страшными заболеваниями, или у них рождались уроды. Поэтому, к счастью для животных, свежее мясо было решено в пищу не употреблять.

– Стой! – приказал вдруг Шаман.

Лейтенант мгновенно вдавил в пол педаль тормоза. Визжа резиной, машина остановилась. В следующую секунду чуть впереди на дорогу упало мертвое дерево.

– Все. Теперь можно ехать, – разрешил Шаман. – Объедь справа по траве.

Оставшийся путь они проехали без приключений и вскоре въехали на территорию лагеря, разбитого в когда-то очень даже милом дворике пятиэтажного дома, построенного буквой «П». В лагере вкусно пахло дымом и едой – готовили в полевой кухне на дровах, дефицита которых в городе не было.

Когда машина остановилась, к ней подошел мужчина лет пятидесяти на вид. Это был Серго – командир разведгруппы. Одет он был в темно-синюю спецовку и высокие ботинки.

– Привет, Лейтенант, – сказал он. – Ты, как всегда, к обеду.

– Ну так, – ответил Лейтенант, выходя из машины.

– Прошу всех к столу, – пригласил Серго приехавших.

На обед была перловая каша с тушенкой и компот из сухофруктов. Компот отдавал порошковыми витаминами, но пить было можно. Ели в одной из двух больших палаток за составленным из нескольких найденных поблизости столов столом.

После еды Шаман подошел к Серго.

– Я готов, – сказал Шаман.

– Пойдем.

Серго привел его во вторую палатку, где в проходе между установленными в два яруса койками стояло удобное кресло. Оно было почти как новое.

– Это лучшее, что мы нашли, – сообщил Серго.

– Пойдет, но мне нужно, чтобы меня не тревожили.

– За это не беспокойся. Я поставлю у входа человека.

– Тогда я приступаю к делу.

– Удачного полета.

– Спасибо.

Оставшись один, Шаман сел в кресло и закрыл глаза. После нескольких медленных дыханий тело расслабилось почти полностью, и Шаману достаточно было всего два раза пройти по нему вниманием с ног до головы, чтобы оно расслабилось до ощущения полного растворения. Еще через пару минут Шаман почувствовал себя гудящим энергетическим облаком.

«Вперед», – мысленно приказал он себе, и вышел из тела. Конкретного задания у Шамана не было, поэтому, поднявшись над городом, он настроился на свободный поиск. Через несколько минут его внимание привлекло здание в нескольких кварталах от лагеря. Переместившись туда, Шаман обнаружил в подвале не разграбленный продуктовый магазин, в котором с радостным писком пировали крысы. Кроме убитых временем и грызунами продуктов Шаман обнаружил несколько ящиков с консервами, которые на вид выглядели вполне съедобными. А еще в магазине были спички зажигалки, сахар и соль. Находка была, что надо, но вместо радости Шаман почувствовал нечто среднее между смутной тревогой и беспокойством, поэтому, прежде чем сообщить о находке, он решил основательно все проверить. Для этого он вернулся в лагерь и отправился в магазин пешим маршрутом. «Идти» было трудно, так как шаманское или энергетическое тело не приспособлено для перемещения обычными для физического тела способами. Но людям в магазин предстояло идти, поэтому нужно было убедиться в безопасности каждого их шага.

Примерно на полпути Шаман почувствовал движение за углом дома, вдоль которого «шел». Несмотря на то, что в бестелесном состоянии ему ничего не грозило, он инстинктивно прижался к стене, затем выделил из себя разведчика. Это был небольшой, размером с теннисный мячик сферический сгусток астрального вещества, при помощи которого Шаман мог «видеть» на расстоянии. Благодаря разведчику он сканировал дорогу, когда они ехали в лагерь. Отправив разведчика за угол, Шаман увидел там пожирающего крысу покрытого рыбьей чешуей, сквозь которую торчала редкая рыжая щетина, зверя, в котором с огромным трудом можно было угадать потомка обычной дворняги. Почувствовав чье-то присутствие, пес зарычал.

«Спокойно», – сказал ему мысленно Шаман и вернул разведчика в тело. Пес не представлял опасности, и если тревога была только из-за него… Но расслабляться было рано, и Шаман, отогнав эту мысль, двинулся дальше, внимательно проверяя астральным вниманием окружающее пространство. Встреча с псом была единственным приключением на пути к складу, но, несмотря на это, ощущение тревоги только усилилось. Конечно, можно было на нее и наплевать, решив, что это один из необоснованных страхов, но в случае ошибки это привело бы к человеческим жертвам, поэтому, вернувшись в тело, Шаман, не выходя из транса, погрузился в свою тревогу. Несмотря на все его старания, ее причина не обнаруживалась, словно тревога действительно возникла просто так на пустом месте под влиянием мрачных декораций и возможной угрозы. Решив, что так и есть, Шаман уже собрался выходить из транса, как вдруг где-то на самом краю его сознания мелькнула чуть заметная эмоциональная тень. Настроившись на нее, Шаман уловил практически невидимый след, оставленный холодным чужеродным разумом наблюдавшего за ним хищника: разумом летуна. Летун следил за ним с самого его появления в лагере! Это было невозможно, и, тем не менее, Летун! За! Ним! Наблюдал! Наблюдал из-за границы его внимания, и если бы не вырвавшееся на какое-то мгновение из-под контроля летуна чувство торжества, Шаман его так бы и не заметил, в результате люди угодили бы в ловушку: магазин, и это тоже было невероятно, оказался безупречно организованной летунами ловушкой.

Поняв, что его раскрыли, летун обдал Шамана волной ненависти и злобы. Шамана выбросило из транса, но не успел он опомниться, как над ним появилось серовато-желтое марево, из которого выскочило серо-зеленое щупальце. Оно обхватило Шамана, и в следующее мгновение он стоял уже на земле в нескольких кварталах от лагеря.

В лагере началась стрельба, но Шаману было не до нее не. Все его внимание было привлечено к несущемуся на него похожему на здоровенного пса с крокодильей мордой монстру, покрытому почему-то не шерстью, а перьями. Бежать было бесполезно, а защищаться – нечем, поэтому Шаман приготовился к смерти. Подбежав, зверь встал на дыбы и толкнул передними лапами Шамана в грудь с такой силой, что тот свалился на землю, больно ударившись головой. После этого вместо того, чтобы вонзить зубы в шею Шамана, зверь принялся радостно поскуливать и лизать Шаману лицо, что заставило того окончательно растеряться.

– Малкольм! Как тебе не стыдно! Ты же уже не маленький, – послышался из ниоткуда приятный женский голос, а в следующую секунду материализовалась и его хозяйка. Это была высокая, стройная брюнетка. Волосы до пояса. Лицо неестественно белое, но красивое. Глаза синие. Причем полностью равномерно синие, без видимых радужки и зрачка. На ней были серые брюки, светлая кожаная куртка и сапожки на низком каблуке. Малкольма она стыдила сквозь смех.

После ее появления Малкольм подбежал к ней и сел слева, лицом к Шаману.

– Извини, Малкольму не понять, что ты его не помнишь, а он, увидев тебя после стольких лет… – сказала она уже Шаману.

– Мы разве знакомы? – удивился Шаман.

– Ну да. Ты спас его. Нашел раненого и выходил. Граксы такого не забывают.

– Вы из черных снов? – догадался Шаман, холодея от страха. Из черных снов за Шаманами приходит смерть.

– Наверно.

– Ты за мной? – стараясь скрыть свой страх, спросил он.