Текст книги "Русский победный марш по Европе"

29 апреля генерал Вейдлинг доложил Гитлеру, что надежд больше нет. По его оценкам, русские должны были достигнуть рейхсканцелярии не позднее 1 мая. А Геббельс и Борман гнули свою линию. Завещание уже было оформлено, чего ж тянуть? Фюреру рассказали о судьбе Муссолини и Клары Петаччи. Красноречиво обрисовали, как их трупы повесили вверх ногами на потеху толпе. Но и теперь самоубийства еще не случилось. Гитлер несколько раз затевал прощание, но откладывал последний шаг.

30 апреля под контролем нацистов остались лишь Тиргартен (зоопарк) и правительственный квартал. Бой кипел в здании рейхстага. Советские подразделения ворвались туда, но из соседних зданий эсэсовцы отсекли их огнем от своих, загремели перестрелки и атаки между залами, пролетами лестниц. А в рейхсканцелярии во время обеда Гитлер вдруг озаботился, что русские, находящиеся на Потсдамской площади, могут обстрелять его резиденцию снарядами с каким-нибудь усыпляющим газом! Захватят всех живыми. Обед сразу скомкался – фюрер решился поставить в жизни точку.

Уже в который раз он прощался со своим окружением. Вице-адмиралу Фоссу напоследок сказал: «Я понял, какую непоправимую ошибку совершил, напав на Советский Союз». Он отправился с Евой Браун в личные покои. Его жена приняла яд. Гитлер, по одной версии, застрелился, по другой – тоже отравился. Согласно завещанию, останки должны были сжечь – как древних германских героев. Трупы наспех вытащили во двор, кинули в воронку от снаряда, полили бензином. Однако начался артобстрел, вокруг стали рваться снаряды. Охрана подпалила мертвецов и убежала под своды бункера. Зато у Геббельса и Бормана теперь оказались развязаны руки. Они попытались выступать в роли властителей государства, отправили генерала Кребса на переговоры с советским командованием.

Но даже завязать контакты удались далеко не сразу. Воздух сотрясался непрерывными разрывами, хлестали ливни пуль и осколков, рушились дома. Привлечь внимание русских или хотя бы высунуться было невозможно. Пытались связаться по рации – куда там! Эфир переполняла мешанина позывных и переговоров различных частей, танков, самолетов. Только в темноте, когда пальба несколько улеглась, офицерам Кребса удалось обратиться к передовым советским подразделениям – кричали, махали белыми флагами. Гитлеровского генерала встретили наши офицеры. 1 мая в 3 часа 50 минут его доставили на командный пункт 8-й гвардейской армии Чуйкова.

Было доложено Жукову, он отправил на переговоры своего заместителя Соколовского и позвонил Сталину. Сообщил, что Гитлер покончил самоубийством. Иосиф Виссарионович констатировал: «Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым». Но Геббельс прислал письмо с предложением о перемирии, на этот счет реакция Сталина была однозначной – никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции. Кребс доказывал, что вопрос о капитуляции сможет решить только правительство Дёница. Требуется перемирие на несколько дней, чтобы оно могло собраться. Жуков в ответ выставил ультиматум: если до десяти утра не будет согласия на капитуляцию, «мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться». Было решено установить с Геббельсом прямую связь, для этого с Кребсом отправили советских связистов с полевым телефоном.

Казалось, битва завершается. Над куполом рейхстага уже алело Знамя Победы, поднятое разведчиками Егоровым и Кантарией. Огонь прекратился. Но… Геббельса с Борманом безоговорочная капитуляция совершенно не устраивала. Они-то надеялись, что им позволят собрать новое правительство – то есть спокойно выехать из Берлина. А уж дальше торговаться, на что они согласны, на что нет. Опять же, поиграть на противоречиях между СССР и Западом. Но Сталин и Жуков лишили их такой возможности. Русские связисты без дела посидели в бункере, и их отправили обратно. В 10:40, не получив ответа на ультиматум, наша артиллерия открыла шквальный огонь по последним очагам сопротивления. (Всего за время штурма по Берлину было сделано 800 тыс. артиллерийских выстрелов, выпущено 36 тыс. тонн взрывчатки и металла.)

В бункере дисциплина рухнула. Некоторые офицеры и сотрудники перепивались до бесчувствия. Дождавшись темноты, Борман с отрядом в 500–600 человек попытался прорваться через кварталы, где еще держались эсэсовцы. Большинство ушедших с ним попало в плен или погибло. Геббельс с женой распорядились, чтобы врач сделал смертельные инъекции шестерым их детям. А сами велели дежурному эсэсовцу прикончить их выстрелами в затылок. Покончил с собой и Кребс. Старшим из начальников остался Вейдлинг. Утром 2 мая он выслал парламентеров, просил прекратить огонь. Подписал приказ о капитуляции гарнизона. Его начали передавать через советские громкоговорители. Стрельба прекращалась. Воцарялась тишина. После двух недель непрерывного грохота эта тишина оглушала, ошеломляла. Немецкие солдаты и фольксштурмисты выползали сдаваться…

Прага

В послевоенные времена по политическим причинам Чехию было принято изображать измученной и исстрадавшейся жертвой нацистских поработителей. На самом же деле она пристроилась под оккупантами довольно комфортабельно. Чехи помнили, что недавно были подданными Австро-Венгрии, многие старались получить германское гражданство. Сотни тысяч чехов служили в рядах вермахта, в полиции, из них была сформирована дивизия СС «Валленштайн». Другие добросовестно трудились на Гитлера. Причем весной 1945 года Третий рейх держался только благодаря чешской промышленности. Немцы уже лишились предприятий во Франции, Венгрии, Польше, Австрии, останавливались заводы в самой Германии. Но чешские гиганты функционировали на полную мощность, на них изготовлялась и ремонтировалась большая часть германских танков, самоходок, бронетранспортеров.

Чехию и Саксонию удерживала группа армий «Центр» фельдмаршала фон Шернера: 900 тыс. солдат, 1900 танков, 10 тыс. орудий. В середине апреля, в те самые дни, когда 1-й Украинский, 1-й и 2-й Белорусский фронты ринулись к Берлину, на 2-й Украинский фронт Малиновского и 4-й Украинский фронт Еременко была возложена задача раздавить Шернера. Войскам Малиновского предписывалось от Братиславы развивать удар на Брно. Войскам Еременко – овладеть Моравска-Остравой и двигаться навстречу Малиновскому. В Брно располагались гигантские заводы «Шкода», одни из самых крупных мировых производителей оружия. (До присоединения Чехии к Германии они поставляли вооружение в различные страны, в том числе в СССР.) В Моравска-Остраве находились огромные металлургические, машиностроительные, химические предприятия. Удары двух фронтов нацелились так, чтобы с двух сторон подрубить выступ, где стояла германская 1-я танковая армия.

Неприятели разгадали, что русские охватывают чешскую группировку в клещи. Наступление 2-го Украинского фронта Шернер попытался остановить на реке Мораве. Немцы взорвали мосты, собирали сюда любые резервы, какие могли наскрести: две танковых дивизии, несколько пехотных, одну кавалерийскую, россыпь отдельных частей. Но и Малиновский узнал о выдвижении вражеских войск. После взятия Братиславы немедленно бросил к Мораве конно-механизированную группу Плиева и подвижные части 53-й армии. Неприятелей на рубеже реки было еще мало, и наши бойцы переправлялись на подручных средствах, окапывались. Когда появились крупные силы противника, было поздно, русские закрепились на плацдармах.

А тем временем 3-й Украинский фронт взял Вену, Ставка забрала у него 6-ю танковую армию Кравченко, возвратила 2-му Украинскому. Ее быстро перекинули на Мораву. Здесь были сосредоточены ударные кулаки артиллерии, и оборону взломали одним могучим приступом. Войска Малиновского стали углубляться в Чехию. Шернер еще раз силился остановить их. Повыдергивал дивизии с разных участков, бросил наперерез. Напряженное сражение разыгралось у Праценских высот, под Аустерлицем. На том самом поле, где в 1805 году Наполеон разбил армию Александра I. Возможно, немецкие командиры выбрали место не случайно. Таили суеверную надежду, что оно неудачное для русских. Нет, в 1945 году поле под Аустерлицем стало «удачным». Врага опрокинули, армии 2-го Украинского фронта с нескольких направлений обошли Брно. Город был взят, и конвейеры заводов «Шкода» наконец-то прекратили питать немцев.

Но небольшому 4-му Украинскому фронту не повезло. Ранее он уже пробовал наступать на Моравска-Остраву и завяз на полосах долговременной обороны, понастроенных противником. Поэтому направление удара для него сместили – рассчитали, что он сможет воспользоваться успехами соседнего, 1-го Украинского фронта, обойти неприятельские позиции. Казалось, что замысел исполняется. Армии Еременко стали обтекать Чехию с западной стороны. Но… перед ними оказались старые укрепления на чешско-германской границе.

Мощнейшие укрепления, которые чехи возводили в 1920-е и 30-е годы. В 1938 году состоялся Мюнхенский сговор. Чемберлен и Даладье объявили, будто спасают мир от войны. Чехословакии велели отменить мобилизацию, сдать без боя приграничную область с этими укреплениями. Потом фюреру позволили скушать остатки Чехословакии. При этом чехи показали себя очень покорным народом – им приказали сдаться и распрощаться с независимостью, они подчинились. Только один офицер, капитан Павлик в городе Мистек приказал своей роте вступить в бой. Перестреливались 40 минут, было убито 6 немцев, ранено 2 или 3 чеха, на Павлика насело собственное начальство, и рота сложила оружие.

Хотя на самом-то деле Англия и Франция не спасали мир от войны. Они близоруко подталкивали нацистов на русских. Армия Чехословакии была больше и лучше вооружена, чем германская. В составе вермахта в то время был только один танковый корпус со слабо бронированными машинами «Т-I» (с пулеметным вооружением) и «Т-II» (с малокалиберной пушкой). Снарядов для обычной полевой артиллерии было заготовлено всего на две недели боев. А на пограничных укреплениях Гитлер должен был разбить себе лоб!

Именно сейчас, в апреле 45-го, отчетливо раскрылось, какого разгрома избежали нацисты благодаря попустительству западных держав. Немцам-то эти укрепления подарили без боя, но 4-му Украинскому фронту пришлось их преодолевать. Они представляли собой чудо инженерной мысли и строительной техники. Многочисленные бетонные доты были врыты в землю и великолепно замаскированы – можно было ходить по крыше и не подозревать, что под тобой каземат в несколько этажей с пушками, пулеметами. Стены и перекрытия выдерживали попадания 152-мм снарядов! Некоторые огневые точки даже не имели амбразур в сторону противника (куда можно попасть). Амбразуры смотрели во фланги и в тыл. Система была продумана настолько хитро, что доты прикрывали подступы друг к другу, образовывали огневые ловушки – вроде бы ты прорываешься, а тебя расстреливают с нескольких сторон.

Первые атаки захлебнулись. Повторяли артподготовку, воздушные удары, но толку было мало – попробуй-ка попади в точечные цели, расковыряй толщи бетона. В составе фронта действовал Чехословацкий корпус Людвига Свободы. Среди его подчиненных нашли офицеров, которые до войны служили в здешних гарнизонах. Узнавали у них особенности обороны, слабые места. Артиллерию вплоть до самых крупных калибров стали выводить на прямую наводку. В штурмовые отряды включали стрелковую роту, отделение саперов с запасом взрывчатки и нескольких химиков с дымовыми шашками – выкуривать врагов. Невзирая на все эти меры, наступление шло туго. 38-я армия Москаленко, действовавшая на направлении главного удара, за трое суток сумела разрушить лишь 10 больших дотов и 18 пулеметных точек.

Но постепенно немцев продавливали. Гарнизонам еще не взятых казематов пришлось уходить, чтобы бункеры не стали для них ловушками. 30 апреля части 4-го Украинского фронта вступили в Моравска-Остраву и двинулись навстречу 2-му Украинскому. Германская 1-я танковая армия, зажатая между ними, хлынула прочь из наметившегося мешка. Дальше предполагалось разворачиваться на Прагу, для этого специально выдвигался Чехословацкий корпус.

Однако 5 мая случилось неожиданное событие – восстание в Праге. Получилось, что чехи послужили Гитлеру верой и правдой, но в последний момент, когда уже пал Берлин, объявили себя антифашистами. В какой-то мере ситуация напоминала авантюру в Варшаве. Эмигрантское правительство Бенеша загорелось овладеть своей столицей до прихода русских – и тем самым подтвердить собственную власть. Правда, в отличие от поляков, чешское правительство боялось Москвы и не хотело с ней ссориться. Бенеш заверял Сталина в дружбе, а его эмиссары в Праге сговорились с коммунистами, сколачивали совместные отряды.

Захватив чешское радио, они передали призыв к восстанию. Изготовившиеся отрядики напали на нацистские учреждения, обрастали добровольцами. Забурлили окрестные городки, села, жители браво объявляли себя «партизанами». Овладеть германскими казармами в Праге повстанцам было не по зубам, их только оцепили. Зато гражданским немцам пришлось худо. «Освободители» громили их квартиры, убивали на улицах.

Известие о мятеже возмутило Шернера. Опираясь на столицу Чехии, он надеялся если не обороняться, то поторговаться с противником. Шернер бросил на Прагу эстонскую дивизию СС, чешских эсэсовцев, подразделения вермахта. И тут-то взвыли повстанцы! Надеялись, что сами освободятся, но регулярные части без труда разгоняли их. А русским до Праги было еще далеко. Чехи рассылали отчаянные призывы о помощи. Советское правительство и командование поначалу были удивлены. Уточняли: что еще за восстание? Почему руководители не сочли нужным согласовать планы с СССР? Но ситуация все-таки отличалась от Варшавы. Пражане обращались к русским. По радио кричали по-русски: помогите! Как же было не откликнуться?

Хотя поблизости оказались и другие русские. В дни агонии Рейха генерал Власов вышел из повиновения немцам. Приказал своим войскам двигаться через Чехию на запад, передаться американцам. Его 1-я дивизия под командованием Буняченко в момент восстания случайно находилась рядом с Прагой. Появились переполошенные чехи, звали «русских братьев» на выручку. Буняченко пробовал связаться с Власовым, чтобы получить инструкции, но солдаты сами, без командиров, побежали помогать пражанам. К немцам у них накопились собственные счеты, злоба за постоянные унижения, пренебрежение. А сейчас вдруг окрылились, что можно заслужить прощение. Для эсэсовцев атака власовцев стала полной неожиданностью, они отступили.

После этого Буняченко попытался вступить в переговоры с руководителями восстания, но те схватились за головы. Они-то готовились договариваться с советским правительством! Зачем им нужно было связываться с изменниками? От контактов с власовцами уклонились, подталкивали их убираться. Поняв это, Буняченко поднял дивизию и ушел. Хотя пражских лидеров трудно было считать принципиальными. Власовцев они спровадили, но при этом панически боялись, что сейчас-то их раздавят. Они завели переговоры с германским военным губернатором Туссеном. 8 мая заключили соглашение, что восставшие разоружатся, разберут баррикады и свободно выпустят немецкие части, которые очутились запертыми в Праге. А за это нацисты пообещали не разрушать город. Надо сказать, они чрезвычайно обрадовались. Ринулись из чешской столицы побыстрее. Потому что до них уже дошли известия: приближаются советские войска.

Сталин отреагировал на призывы чехов, приказал спасать их. С востока ускорили движение армии 4-го Украинского фронта. Но время не ждало, люди погибали, и на Чехию были развернуты дополнительные могучие силы – освободившийся 1-й Украинский фронт. Операция была в своем роде уникальной, и Конев провел ее блестяще. В предельно сжатые сроки из-под Берлина в Саксонию перебросили 3-ю и 4-ю танковые армии. Германская оборона была уже хиленькой, ее прошибли одним таранным ударом. Танковые лавины Рыбалко и Лелюшенко устремились на судетские перевалы, в Чехию. Двигались быстро, по дорогам. Впереди мчались на полной скорости авангардные отряды, захватывали и не позволяли взорвать горные тоннели, мосты.

Прорыв развивался настолько быстро, что враг даже не успевал отреагировать. В глубине расположения немцев о наступлении не знали, русские сваливались неожиданно. Германские части, попавшиеся на дороге, танки сметали на ходу, не останавливаясь. И точно таким же образом на шоссе в горах авангарды армии Рыбалко наскочили на колонну немецких военных машин – грузовики, несколько легковушек. Их расплющили походя, между делом, посбрасывали в кюветы ударами разогнавшихся «тридцатьчетверок» и понеслись дальше, не придав особого значения случившемуся. Одной колонной больше, одной меньше… Хотя в этой колонне переезжал штаб группы армий «Центр». Его уничтожили – и рассыпалась вся группировка Шернера.

Утром 9 мая танки 1-го Украинского фронта ворвались в Прагу, встреченные буйным ликованием народа. Через несколько часов с другой стороны подошли передовые отряды 4-го Украинского. В последней операции Великой Отечественной войны германские вооруженные силы потеряли 40 тыс. убитыми, 860 тыс. попало в плен. Советских солдат полегло 11 тыс., из них в Праге и ее окрестностях лишь 30 человек. Власовцев в боях за Прагу погибло около 300. Немецких солдат вместе с чешскими и эстонскими эсэсовцами – примерно тысяча. Из повстанцев и чешского населения отдали жизни полторы тысячи, столько же оказалось ранеными и искалеченными.

Германский гарнизон, сумевший выйти из Праги, – около 7 тыс. солдат и офицеров под командованием обергруппенфюрера Пюклер-Бургхауса – двинулся на запад. Присоединился огромный табор гражданских беженцев. Западная часть Чехии уже была оккупирована американцами, но они отказались пропустить остатки пражского гарнизона в свое расположение. Отряды Пюклер-Бургхауса остановились возле демаркационной линии, окопались у деревни Сливовице. 11 мая их окружили советские части. Сдаваться немцы отказывались, и их накрыли огнем «катюш». Тысячу человек перебили, Пюклер-Бургхаус застрелился, а его подчиненные подняли руки вверх.

Но участь военных, шагающих в советский плен, оказалась далеко не самой худшей. Народ, отличившийся образцовым послушанием чужеземцам, теперь выплеснул злобу рабского бунта. В Праге еще до войны проживало много немцев, потом их число увеличилось. Селились служащие германских учреждений, офицеры привозили жен и детей – спасали от бомбежек в Германии. Торжествующие «повстанцы» ринулись расправляться с безоружными. Возбужденные толпы заливались пивом, плясали, орали о свободе и тут же терзали немецких соседей. Умерщвляли и «предателей», служивших в германской администрации. Число таких жертв значительно перехлестнуло количество жертв восстания – за несколько дней в Праге было перебито около 10 тыс. человек.

Однако и это оказалось лишь «цветочками». Из Лондона прилетело правительство Бенеша. Оно сперва обосновалось не в Праге, а в Пльзене – предпочитало базироваться в американской зоне оккупации. Респектабельный демократический президент Чехословакии не только благословил зверства, но и принялся раздувать их. Из-под крылышка американского командования он рассылал призывы: «Беда, беда немцам, трижды беда! За свои преступления горько поплатятся! Ликвидируйте их!». Кстати, и американцы почему-то не поправили Бенеша, сидевшего у них в гостях, предоставляли ему средства связи.

12 мая он провозгласил задачу: «Немецкую проблему в республике мы должны окончательно ликвидировать». Правительство в Пльзене один за другим издавало декреты о национальной дискриминации. То ли копировало формулировки у Гитлера, то ли силилось переплюнуть его. В Чехословакии испокон веков проживали миллионы немцев, существовали области, где они составляли большинство населения. Отныне им предписывалось постоянно носить нашивки с буквой «N» или со свастикой, запрещалось иметь радиоприемники, телефоны, автомашины, пользоваться общественным транспортом, посещать театры, кино, рестораны, пивные и прочие публичные места. Запрещалось даже ходить по тротуарам! Наконец последовал «итоговый» декрет. Все лица немецкой и венгерской национальности лишались чешского гражданства. Лишались его и все чехи, которые в период оккупации получили германское или венгерское гражданство. Данные категории людей изгонялись из Чехословакии, а их имущество конфисковалось.

Притеснения сопровождались вспышками погромов. Например, в городе Усти на Лабе взорвался склад боеприпасов, погибло 43 человека. Впоследствии историки уличили в диверсии агента чешских спецслужб Бедржиха Покорны – цель состояла именно в том, чтобы спровоцировать волну ненависти и оправдать перед «мировой общественностью» изгнание немцев. А по городу стали кричать, что действуют германские «вервольфы». На улицах хватали немцев, бросали с моста в Лабу, отряды «революционной гвардии» расстреливали их. Эта бойня унесла 2700 жизней.

Для массовых депортаций были созданы концлагеря Постолопорты, Доупов, Тоцов, Подборжаны, Скларна. Немцев из разных городов собирали сюда, чтобы постепенно по железной дороге отправлять за границу. Во всех этих лагерях зафиксированы избиения, пытки, изнасилования. А дороги от тех или иных населенных пунктов до лагерей или от лагерей до станций погрузки нередко превращались в «марши смерти». Людей подгоняли побоями, отставших пристреливали, проламывали головы прикладами. Самым кровавым стал Брюннский марш – конвоиры прикончили 1691 человек.

Общим счетом из Чехословакии было изгнано 3 млн человек. Число погибших оценили в 19 тыс. Из них 5,5 тыс. было убито, 6,5 тыс. умерли в концлагерях, 3,5 тыс. в отчаянии покончили жизнь самоубийством и более 2 тыс. скончались «при транспортировке» – то есть задохнулись или умерли от жажды в битком набитых вагонах. Но это официальные чешские данные. Общественные организации судетских немцев доказывают, что они занижены в несколько раз. Кроме погибших, не лишним будет вспомнить о сотнях тысяч искалеченных, больных.

Да и те миллионы людей, которых довезли до пунктов назначения, никто не ждал. Чехи просто вышвыривали их за границу, ограбив до нитки, не позволяя взять ничего из личного имущества. В разгромленных германских и австрийских городах вокруг вокзалов выросли огромные таборы. Кто-то умирал от голода, но в чешские статистики таких уже не включали. Продолжались и самоубийства, их тоже не считали. Другие как-то выживали. Вставали в очереди к советским полевым кухням, спасавшим голодающее население. Пристраивались на новых местах, искали знакомых, работу…

Между прочим, из Чехии было депортировано вчетверо больше людей, чем все народы, переселенные Сталиным, вместе взятые. Никто для них не организовывал «спецпоселений», не обеспечивал жильем, работой и средствами к существованию. Это происходило на глазах западных держав и при полном их покровительстве. Происходило не в разгар войны, а после ее окончания. Но почему-то сталинские депортации мировая «демократия» с негодованием вспоминает до сих пор, а изгнание чешских и судетских немцев не интересует никого…