Текст книги "Русский победный марш по Европе"

«Оверлорд» и «Валькирия»

Об антигитлеровском заговоре в Германии написано много небылиц. Оппозиционеров выставляли антифашистами, «германским сопротивлением», чего и в помине не было. В действительности заговор бестолково варился с самого начала войны. Недовольные фюрером генералы, офицеры, чиновники встречались, перемывали кости нацистской верхушке. Но как только доходило до реального дела, тут же все и разлаживалось. Рисковать своими чинами и жизнями оппозиционеры отнюдь не спешили. Впоследствии уцелевшие заговорщики рассказывали о нескольких попытках покушения на Гитлера, которые якобы готовились, но описания покушений изобилуют такими сомнительными деталями, что неизвестно, были ли они вообще. Во всяком случае, если бы оппозиция всерьез взялась устранить фюрера, она могла это сделать много раз.

И только в одном направлении работа велась активно и целенаправленно – в поддержании контактов с западными державами. С 1939 года переговоры шли в Швейцарии, Ватикане. Обсуждалось, на каких условиях может быть заключен «мир без Гитлера». При этом оппозиция желала получить твердые гарантии, что Германии будут оставлены все завоевания в Центральной Европе, сохранена «свобода рук» на Востоке. Ни о каких принципиальных изменениях нацистской политики речь не шла. Лидер заговора генерал Бек указывал: «Плохо не то, что делает Гитлер, а то, как он это делает».

После Сталинграда интенсивность подобных контактов резко увеличилась. В Швейцарии обосновался американский резидент Аллен Даллес, будущий шеф ЦРУ. К нему в гости потянулись представители Канариса, генеральской, великосветской оппозиции. Еще одним центром закулисной дипломатии стал Стокгольм. Здесь посредниками в наведении мостов стали банкиры Маркус и Яков Валленберги. Сам Гиммлер через подчиненные ему структуры СД и гестапо знал о заговорщиках, но не трогал их. Мало того, даже встречался с ними. Потому что некоторые группировки оппозиции намеревались заменить Гитлера не кем иным, как Гиммлером. Какой уж тут «антифашизм»?

Но реальные черты «генеральский заговор» начал приобретать только весной 1944 года. То есть когда стало очевидно – США и Англия вот-вот откроют «второй фронт». К оппозиции в данный период стали примыкать новые видные фигуры, в их числе оказался «финансовый гений фюрера», главный банковский воротила Третьего рейха Ялмар Шахт. Это было своеобразным показателем, обозначавшим позицию банковских и промышленных кругов Германии. А центром заговора стал штаб Резервной армии. Эта армия объединяла все тыловые гарнизоны, учебные заведения. Офицеры и солдаты, приезжающие на родину в отпуск или лечившиеся в госпиталях, также числились в Резервной армии. Она предназначалась для формирования пополнений. А на случай, если в Германии восстанут миллионы пленных и подневольных рабочих, существовал план «Валькирия». Курсантов, гарнизонные части, отпускников поднимали на усмирение бунта. Оппозиция решила использовать готовый план для переворота. Сохранила и прежнее название – «Валькирия».

Путчисты считали нужным детально согласовывать собственные замыслы с западными державами, даже предлагали совместные операции. Например, в мае 1944 года глава заговора Бек переслал Даллесу совсем уж иждивенческий проект. Просил, чтобы американцы высадили две-три дивизии воздушным десантом в Берлине, добавили морские десанты в Гамбурге и Бремене, и тогда-то скажет свое слово германская оппозиция, арестует Гитлера. Однако войну с русскими Бек требовал продолжать! А оборона Франции возлагалась на группу армий «Б» фельдмаршала Роммеля. В его штабе уже полным ходом вырабатывались конкретные условия перемирия – немцы отведут войска из Франции, но и западная коалиция не пересечет границу Германии, остановится. Новое немецкое правительство возглавит Бек, оно заключит «конструктивное мирное соглашение» с американцами и англичанами, а на Востоке продолжится война.

Кстати, Рузвельт в это же время предложил союзникам принять совместное заявление, что война ведется не против германского народа, а против «гитлеризма». Сталин и Черчилль поддержали. Заявление выглядело справедливым. Неужели мстить женщинам и детишкам? Но в свете сказанного истинная подоплека генеральского заговора приобретает весьма грязный оттенок. Гитлер свое дело сделал, и его следовало убрать. А после того, как Гитлера не станет, западные державы получат отличный повод вступить с немцами в переговоры о мире! Советский Союз начнет протестовать – но это уж будут его проблемы…

Операция по высадке союзных армий во Франции получила название «Оверлорд», и при ее подготовке можно отметить немало фактов довольно странного свойства. Если уж быть откровенными, то попахивало явным предательством. Германские разведчики в 1944 году работали очень квалифицированно, передавали донесения – высадка намечается в Нормандии. Но руководство абвера во главе с Канарисом и военное командование во Франции объявили: это неприятельская дезинформация. Десант будет не в Нормандии, а в районе Кале, в самой узкой части пролива Ла-Манш. Здесь сосредотачивали резервы, танковые соединения. Угадать время высадки, хотя бы приблизительно, тоже было не сложно. Разве возможно скрыть настолько масштабную подготовку? Стягивались огромные силы, грузились на суда сотни тысяч солдат… Нет, немцы «прошляпили». Как раз накануне вторжения многих офицеров отпустили на выходные в тыл. Некоторые части отправили на учения, а командиров вдруг выдернули на совещание.

6 июня 1944 года армады кораблей покрыли море, с ревом наплывали лавины самолетов. Высадка началась именно там, где указывала разведка, – в Нормандии. Пролив тут был пошире, чем возле Кале, зато широкие прибрежные пляжи идеально подходили для выгрузки техники и развертывания пехотных частей. На гарнизоны немецких береговых укреплений сыпались ураганы снарядов и бомб, они просили помощи. Но из вышестоящих штабов им приказывали не паниковать. Разъясняли, что у них осуществляется всего лишь отвлекающий маневр, основное десантирование будет в другом месте. С изрядным запозданием все-таки уяснили – наносится не отвлекающий удар, а главный. Но… одновременно выяснилось, что германские планы по отражению вторжения никуда не годятся!

Неприступного «Атлантического вала», о котором шумела немецкая пропаганда (и англо-американская тоже), на самом деле не существовало. Строительные ресурсы Рейха были израсходованы на возведение мощных полос укреплений по Днепру, в Прибалтике, Белоруссии. А оборона побережья Атлантики основывалась на опыте Дюнкерка в 1940 году. Высадившиеся войска противника предполагалось сразу же, пока они не закрепились, контратаковать танковыми дивизиями – и сбросить в море. Хотя танковых дивизий во Франции было всего четыре, слабенького состава. Да и располагались они севернее, возле Кале, где ожидался десант. Теперь их развернули в Нормандию. Они спешно двинулись к месту высадки, растянулись. По частям, по мере подхода, бросались в бой. Но плацдармы на нормандских пляжах прикрывались мощнейшим огнем всего союзного флота! Танки расстреливали, как в тире.

Ну а германская пехота во Франции в основном состояла из батальонов «Остгруппен», из советских граждан. Нужно ли было погибать за Гитлера русским, кавказцам, узбекам? На восточном фронте они дрались яростно. Возбуждали себя, будто борются с коммунизмом, а сдача в плен для них фактически исключалась – наши воины изменников в плен не брали. Но англичане и американцы не были коммунистами. Наоборот, у них можно было спастись! Солдаты убивали своих немецких командиров, сдавались целыми ротами и батальонами. Оборона рухнула. Союзники взяли 250 тыс. пленных – большинство было из «Остгруппен». Многие из них выражали желание продолжить войну в американской или британской армиях. Надеялись выслужить иностранное гражданство. Их охотно принимали, пускай воюют. А насчет гражданства видно будет…

Союзные войска триумфально двигались по Франции. И именно теперь для германской оппозиции настало время осуществить переворот. Теперь было с кем договориться о мире, о разграничении интересов в Европе. Роммель 15 июля составил послание Гитлеру. Доказывал, что война неотвратимо идет к концу и требуются «политические решения». Отправил письмо – и сказал приближенным: «Я дал ему последний шанс. Если он не воспользуется им, мы начнем действовать». Как видим, один из основных заговорщиков выступал даже не против Гитлера. От всего лишь силился перебороть упрямство Гитлера и его нежелание трезво оценить ситуацию. Пусть заключает мир на Западе или уйдет в отставку, откроет дорогу к миру своим преемникам. А если по-прежнему будет упрямиться, «начнем действовать». Впрочем, самому Роммелю действовать не пришлось. На дороге он попал под авиационный налет и был ранен.

Но и других офицеров, способных на какие-то серьезные действия, во всей германской армии нашлись считанные единицы. Вся оппозиция оказалась годной лишь на пустую болтовню. Организацией переворота пришлось заниматься одному-единственному человеку, полковнику Штауфенбергу. К «западникам» он не принадлежал. В закулисных связях с англичанами и американцами не участвовал. Штауфенберг полтора года провел на Восточном фронте, занимался формированием частей «Остгруппен», и у него родился фантастический проект союза с русскими антисоветчиками. Немцы сбросят Гитлера, а власовцы – Сталина. Воцарится демократия, мир и дружба. Из России Штауфенберг попал в Африку, под бомбежкой потерял руку и глаз. Но его считали ценным офицером, не уволили, назначили начальником штаба Резервной армии.

Здесь он развил бурную деятельность. Помощников у него не находилось. Сам составлял планы, договаривался с другими заговорщиками. Бомбу фюреру тоже должен был подкладывать собственноручно. Кстати, очень похоже, что Штауфенберга просто подставляли. Он был слишком «чужим» для прочих оппозиционеров. Вот его и подталкивали все делать одному. Чтобы после убийства Гитлера уничтожить Штауфенберга, а самим остаться «чистенькими». Вроде даже не будет никакого переворота! Вместо фюрера к власти придет новое законное правительство, вступит в переговоры с Западом.

Первый раз выступление намечалось на 11 июля, когда Штауфенберга вызвали для доклада фюреру о подготовке армейских резервов. Но на совещание не пришел Гиммлер. Штауфенберг позвонил в Берлин, намеками посоветовался с Беком и другими руководителями – взрывать бомбу или отложить покушение. Генералы высказались – отложить. Рассуждали, что необходимо дождаться более удобного случая, пускай все нацистские лидеры соберутся вместе: Гитлер, Геринг, Гиммлер. Словом, нашли предлог снова пойти на попятную. Штауфенберг понял это. Он принял решение – в следующий раз взрывать в любом случае. Однако при очередном его докладе о резервах, 15 июля, Гитлер ушел раньше времени. Для следующего доклада Штауфенберга вызвали в Растенбург на 20 июля…

Позиция «героев сопротивления» представляется довольно характерной. Многие из офицеров и генералов, извещенных о предстоящем перевороте, вообще не пошли на службу в этот день. Сказались больными и сидели дома, выжидая развития событий. А в Растенбурге Штауфенберг оставил на столе портфель с миной и вышел. Полковник Брандт, разглядывая карту, переставил портфель за тумбу стола. Это и спасло Гитлеру жизнь. Штауфенберг не знал, что он уцелел. Вместе с начальником связи ставки генералом Фельгибелем он увидел взрыв и помчался на аэродром. Фельгибель передал в Берлин условный сигнал – фюрера больше нет.

Штауфенберг летел в столицу 3 часа и еще 45 минут ехал с аэродрома в штаб Резервной армии. Но за все это время остальные путчисты палец о палец не ударили! Генералы Ольбрихт и Гепнер пьянствовали «за успех», другие слонялись без дела. Лишь после того, как появился Штауфенберг, «Валькирия» зашевелилась. Заговорщики принялись звонить единомышленникам в разные города. Отреагировали на эти указания только в Париже. Генерал Штюльпнагель по звонку из Берлина арестовал 1200 гестаповцев и эсэсовцев.

Больше никто договоренностей не исполнил. Не были заняты ни телефонная станция, ни радио. А между тем в Растенбурге Гитлер оправлялся от контузии и шока. В эфире прозвучало обращение Геббельса. Позже выступил и фюрер, опровергая слухи о своей смерти. Основная часть оппозиционеров сразу поджала хвосты. Пост главнокомандующего после переворота должен был занять фельдмаршал Вицлебен. Но он весь день просидел дома, только под вечер заглянул в штаб. Развел руками – дескать, ничего не получилось, и ушел. Ну а другие заговорщики нашли для себя выход. Ринулись подавлять мятеж, затирая собственную вину.

Командующий Резервной армией Фромм и подполковники Гербер и Хайде арестовали своих товарищей, находившихся в штабе. Бека заставили застрелиться, а Штауфенберга, генерала Ольбрихта, полковника Мерца и лейтенанта Хефтена быстренько, без суда, расстреляли во дворе – чтобы самим выйти сухими из воды, показать верность фюреру. Остатки путча были ликвидированы всего одним батальоном майора Ремера и горсткой эсэсовцев Скорцени, занявших штаб Резервной армии и взявших под контроль центр Берлина. А в Париже заговорщики, узнав о провале, сами выпустили арестованных гестаповцев и эсэсовцев. И не только отпустили, а устроили с ними совместную гулянку в отеле «Рафаэль». Назюзюкавшись, братались с ними и пили на брудершафт.

Однако ни отсиживание дома, ни брудершафты и извинения, ни даже участие в подавлении и расстрел собственных товарищей не спасли оппозиционеров. Гитлер вознамерился вырвать с корнем любые враждебные элементы. Теперь он не доверял даже Гиммлеру, поскольку тот не раскрыл вовремя возню военных. Расследование было поручено персонально начальнику управления имперской безопасности Кальтенбруннеру и начальнику гестапо Мюллеру. Арестовывали не только офицеров, причастных к «Валькирии», но и интеллигенцию, аристократию, перемывавшую кости фюреру в светских салонах. Подключились доброжелатели, сыпали доносы. Многие арестованные в тщетной надежде выкрутиться закладывали друзей. Ко всему прочему, немецкие оппозиционеры оказались отвратительными конспираторами. При обысках были найдены списки организаций, планы, протоколы собраний. Услышав об этом, Канарис сокрушенно ахнул: «Эти типы из генерального штаба не могут обойтись без писанины».

Впрочем, еще раз подчеркнем, что всерьез говорить о какой-либо борьбе против нацизма в Германии не приходилось. Так, один из заговорщиков, фельдмаршал фон Клюге, предпочел аресту самоубийство, принял яд. В предсмертном письме он обратился к Гитлеру: «Я всегда восхищался Вашим величием… Если судьба сильнее Вашей воли и Вашего гения, значит, такова воля провидения… Покажите себя столь же великим и в понимании необходимости положить конец безнадежной борьбе, раз уж это стало неизбежно». Можно ли считать такое лакейство «германским сопротивлением» – решайте сами.

«Заговорщиком» считали и фельдмаршала Рунштедта. Во всяком случае, Бек с единомышленниками твердо рассчитывали на его поддержку. Но как только запахло жареным, он по собственной инициативе вызвался стать председателем Офицерского суда чести. Этот орган изгонял из армии всех лиц, причастных к оппозиции, и передавал их для расправы Народному суду. Гудериан в мемуарах тоже изобразил себя ярым оппозиционером. Умолчав, что и он добровольно вошел в состав Офицерского суда чести.

Всего было арестовано около 7 тыс. человек. Из них казнили 5 тыс. В берлинской тюрьме Моабит бесперебойно работала гильотина, по разным городам гремели расстрелы. Для фельдмаршала Вицлебена и прочих руководителей путча постарались буквально исполнить требование Гитлера – «повесить, как скот». Перебрасывали через мясницкий крюк проволочную петлю, надевали на шею и подтягивали над полом, пока не задохнутся. Роммель был очень популярен в армии, да и фюрер прежде любил его. Поэтому позволил сделать исключение, уйти из жизни не изменником, а героем. Лежавшему в госпитале фельдмаршалу дали яд и объявили, будто он умер от ранения.

Канариса и его приближенных уберег от общей участи Гиммлер. Они слишком много знали о закулисных делишках и контактах с Западом самого рейхсфюрера СС. Верхушку офицеров абвера отправили в концлагерь и казнили в апреле 1945 года. Потихонечку, без суда и без допросов, где они потянули бы Гиммлера в пропасть. Но один из важных заговорщиков почему-то уцелел. Шахт. Он также избежал суда, в концлагере содержался в отличных условиях и благополучно дожил до конца войны. Могущественные закулисные силы сочли нужным уберечь своего эмиссара, и невидимые «пружинки» сработали. Прочие банкиры и промышленники, связанные с оппозицией, также остались целыми и невредимыми. Следствие вообще обходило их стороной.

Между тем боевые действия развивались своим чередом. Фронт во Франции рухнул окончательно. Вместо обороны образовалась огромная дыра. Союзники продвигались беспрепятственно. Немцы лихорадочно собирали хоть каких-нибудь защитников, силясь закрыть эту брешь. Объявили тотальную мобилизацию. Формировались части фольксштурма, в них призывали мальчишек с 15 лет, отцов семейств от 50 до 60 лет. Отменялись брони по болезням. Могли ли молокососы и инвалиды остановить бесчисленные колонны танков, машин, пехоты, широким валом катящиеся вперед?

Но… произошло очередное «чудо». Во всяком случае, немецкие генералы квалифицировали случившееся именно таким образом. В сентябре 1944 года вся масса союзных армий вышла к границам Германии и… остановилась. Затормозила перед жиденькой обороной, которую только-только начали организовывать. Эйзенхауэр объяснял – войска устали, растянулись коммуникации для подвоза горючего и боеприпасов. Но ведь в итоге реализовались примерно такие же условия, какие предлагал Роммель и прочие генералы-заговорщики! О том, что союзники займут Францию, но не будут вторгаться в Германию. А вести активные действия и лить кровь пускай продолжают русские. Западный фронт замер на четыре месяца!

Правда и ложь о погибшей Варшаве

Исполняется 70 лет трагическому размазыванию пропагандистских слез, как русские не пришли на помощь восставшей Варшаве. Что ж, давайте еще раз взглянем на эти события. После нападения Германии на СССР нашими союзниками оказались не только Англия и США. В Лондоне сидело эмигрантское правительство Польши. Правда, оно числилось в состоянии войны с Советским Союзом – с тех пор, как наша страна присоединила Западную Украину и Белоруссию. Многие польские солдаты и офицеры попали в советский плен. Но и от немцев к нам хлынули массы беженцев, их распределяли по «спецпоселениям» на Урале, в Сибири (это не было заключением, поселенцам давали жилье, работу, но разъезжаться не дозволяли).

В июле 1941 года советский посол в Лондоне Майский и премьер-министр Польши Сикорский подписали соглашение о союзе. Из спецпоселений было освобождено 260 тыс. человек, из мест заключения 50 тыс., из лагерей военнопленных 26 тыс. В СССР началось формирование польской армии генерала Андерса. Как ни трудно приходилось России, она выделила свыше 400 млн руб., продовольствие, оружие, обмундирование. В Оренбургской и Саратовской областях развернулось обучение воинских частей. Но уже в августе Черчилль и Сикорский конфиденциально обсуждали, что полякам нежелательно воевать плечом к плечу с русскими. Андерсу поступили инструкции не допускать среди подчиненных «советской пропаганды», искать предлоги для эвакуации с территории СССР. В декабре в Москву приехал Сикорский, подписал декларацию о дружбе, подтвердил обязательство «воевать рука об руку с советскими войсками». Но вместо того, чтобы послать армию на фронт, настаивал продолжать формирование. А район дислокации переместили в Узбекистан.

В 1942 году разыгрались тяжелейшие сражения. Верховное главнокомандование обратилось к полякам – пора отправить на передовую хотя бы часть армии. Сикорский и Андерс отказались. Заявляли, что их соединения еще не готовы. Масса солдат сидела в тылах, уклонялась от фронта, а органы госбезопасности отмечали, что в войсках Андерса нагнетаются антисоветские настроения. Вопрос был поставлен ребром – кормить дармоедов Советскому Союзу трудно, страна голодала. Тут-то поляки и западные союзники использовали предлог: если трудно кормить, можно отправить в Иран, в британскую зону оккупации.

Сперва туда перебазировали часть контингентов, а в июне, когда Советскому Союзу приходилось совсем туго, вдруг последовало обращение к Сталину – вывести в Иран всю армию. Иосиф Виссарионович знал, что инициатива принадлежит не только польским политикам, что их поддерживают Черчилль и Рузвельт. Согласился, но выразился откровенно: «Если поляки не хотят здесь воевать, то пусть прямо и скажут… Обойдемся без вас. Сами справимся. Отвоюем Польшу и тогда вам ее отдадим. Но что на это люди скажут…» Целая армия, сформированная на русский счет, ушла к англичанам. Разумеется, добрым отношениям с Польшей это не способствовало.

Хотя не все польские военные согласились участвовать в интригах. Полковник Берлинг отказался выполнить приказ об эвакуации. К нему примкнули многие офицеры, солдаты. Они объявили, что покидают армию Андерса, и обратились к Советскому правительству – просили возобновить формирование польских войск. Но уже новых войск, которые пойдут освобождать Польшу вместе с русскими. Осенью 1943 года на фронте появилась 1-я дивизия Войска Польского. Чтобы не давать зацепок для антисоветской агитации, армия преднамеренно создавалась не коммунистическая. Существовал аппарат политработников, но были сохранены традиции Польши, в полках и дивизиях имелись штатные католические священники. Главный капеллан армии Лопацинский получил звание полковника. Пропагандистская работа также нацеливалась не в коммунистическое русло, но обязательно в пророссийское. Солдат настраивали в духе боевого братства с русскими.

Ну а внутри Польши эмигрантское правительство создавало отряды Армии Крайовой (АК). Это не были партизаны, отряды организовывались в городах и активных операций не предпринимали. Фактически они были вспомогательными формированиями британской разведки, снабжая ее информацией. Из Лондона в Польшу прислали командующего АК, генерала Коморовского по кличке «Бур», и в приказах он требовал воздерживаться от любых выступлений. Разъяснял, что главная задача – копить силы. В 1941–1942 годах среди поляков появилась вторая структура Сопротивления – коммунистическая Гвардия Людова, она брала пример с советских подпольщиков и партизан. Но взаимодействовать с ней Коморовский не желал, подчиненных настраивал враждебно.

В апреле 1943 года немцы наметили ликвидировать варшавское гетто, отправить в лагеря смерти евреев, еще остававшихся там. Но те не захотели покорно идти на убой. Литовских и украинских карателей встретили огнем. Восстание в гетто поддержала налетами советская авиация, пытались помочь бойцы Гвардии Людовой. Однако Коморовский категорически запретил своим подчиненным оказывать какую-либо поддержку. Мало того, при подавлении восстания 3 тыс. евреев вырвались из кольца, скрылись по лесам – командующий АК назвал их отряды «бандитскими» и требовал уничтожать.

А уж в русских он видел куда более опасных противников, чем нацисты. Осенью 1943 года разъяснял: «Мы не можем допустить восстания в то время, когда Германия все еще держит Восточный фронт и защищает нас с той стороны. В данном случае ослабление Германии как раз не в наших интересах. Я вижу угрозу в лице России… Чем дальше от нас находится русская армия, тем лучше для нас. Мы не можем вызвать восстание против Германии до тех пор, пока она держит русский фронт, а тем самым и русских вдали от нас…»

Это было не только личное мнение Коморовского. 1 октября 1943 года эмигрантское правительство (Сикорский погиб в авиакатастрофе, его сменил Миколайчик) разработало для АК инструкцию на случай «несанкционированного вступления на территорию Польши советских войск». Указывалось: «Польское правительство направит протест Объединенным нациям против нарушений польского суверенитета – вследствие вступления Советов на территорию Польши без согласования с польским правительством – одновременно заявляя, что правительство с Советами взаимодействовать не будет».

Вот так! Если хотите нас освобождать, согласуйте! А мы будем кочевряжиться! Амбиции Миколайчика и его министров заносились до такой степени, что дальше некуда! В январе 1944 года они прислали в Польшу меморандум: «Польской военной целью на востоке является сохранение границ 1921 года – при включении Литвы в Польшу и максимальном ослаблении России путем отрыва от нее Украины и Белоруссии и привязка их к Польше». Грезили не только о возвращении Западной Украины и Западной Белоруссии! Нет, всей Украины, Белоруссии и Литвы! Возродить Речь Посполитую, какой она была до Богдана Хмельницкого!

И если с немцами АК пока не воевала, то с советскими партизанами предписывалась жестокая борьба. В секретных документах предусматривалась также война против Красной армии. Для разжигания вражды против русских были разработаны специальные рекомендации. От пропагандистов АК требовалось внушать народу, будто русские хотят захватить Польшу, закрыть все костелы, обратить поляков в православную веру, а несогласных отправить в Сибирь. Советская разведка в Англии переслала с Москву массу подобных документов. Они ложились на стол Сталина и подтверждали: ничего хорошего от правительства Миколайчика ждать не приходится.

А в преддверии летнего наступления 1944 года польские стратеги разработали план «Буря». АК должна была уловить момент, когда немцы побегут, а русские еще не придут. Поднять восстания, захватить власть и встретить наших воинов «в роли хозяев». Причем встретить «на неразобранных баррикадах». Командиры АК при этом выступали представителями законного правительства, и советским командирам предстояло договариваться с ними. Да еще попробуй договорись! Для АК допускалось только «разовое взаимодействие», требовалось диктовать собственные условия. Если же русские не захотят считаться с ними, предписывалось сопротивляться на тех же «неразобранных баррикадах», начинать партизанскую борьбу.

Польское правительство подхватит факты «нарушения суверенитета», раздует протесты на международной арене, и считалось вполне вероятным, что американцы с англичанами поддержат поляков. В общем, готовилась подлая и грандиозная провокация. Война против Германии вместо победного завершения оказалась бы скомканной. Острие вражды перенацеливалось на русских. Зато в результате должна была образоваться Великая Польша. Британские политики и военачальники знали об этих проектах. Одобрения не выказывали. Но и не пресекали, Москву не предупреждали. Антисоветские выходки считались в любом случае полезными.

Операция «Багратион» ошеломила польских руководителей. Столь быстрого и масштабного разгрома немцев они никак не ожидали. Коморовский и его помощники заторопились с подготовкой «Бури». Отряды боевиков направили в Вильнюс и Львов. Города выбрали не случайно – пыжились застолбить границы, существовавшие до 1939 года, и утвердить, что Западная Украина и часть Литвы принадлежат полякам. А Варшаву предусматривалось захватить хотя бы за 12 часов до прихода советских войск. Командование АК обратилось к англичанам, чтобы по сигналу восстания прислали авиацию и польскую десантную бригаду из армии Андерса. Быстренько прилетит и Миколайчик с правительством. После этого с русскими пойдет совсем другой разговор. Дозволят ли им пройти через Польшу, на каких условиях? С Москвой планы «Бури», конечно, не согласовывались. Наоборот, вся соль состояла в том, чтобы поставить СССР перед фактом.

В Вильнюсе 4 тыс. бойцов АК выступили в ночь на 6 июля. Но они были уверены, что немцы уже бегут, а выяснилось, что Гитлер приказал оборонять город! Немцев оказалось вчетверо больше, чем поляков, их окружили. Хотя через день подошли части 3-го Белорусского фронта и литовские партизаны, выручили АК-овцев. Рядовые повстанцы о политических интригах не ведали. Воодушевленно подключились к штурму, освобождали Вильнюс вместе с русскими и литовцами.

В Львове момент выбрали более удачно. Германские колонны хлынули из города в ночь на 23 июля. АК-овцы обстреливали их, даже захватили несколько танков. Заняли предместья Львова, развесив свои флаги. Советские части подошли 25-го. С боем очистили центр города, где еще держались гитлеровцы. На домах появились красные флаги, но и польские не снимали. По улицам ходили советские патрули, а рядом АК-овские. Но идиллии быстро пришел конец. Сталинскому правительству была известна истинная подоплека восстаний. А по радио зазвучали трескучие заявления правительства Миколайчика, будто Вильнюс и Львов освободила АК, а русские «только помогали».

В Москве уже подготовили собственные меры для нейтрализации провокаций. Собрали представителей польских левых партий и сформировали Польский комитет национального освобождения. В первом польском городе, занятом нашими войсками, Хелме, созвали Крайову Раду Народову (народный совет страны). Этот орган предоставил комитету национального освобождения полномочия временного правительства. Из Хелма оно перебралось в большой город Люблин, 26 июля подписало соглашение с СССР. Признавалось, что в районах боевых действий вся полнота власти принадлежит советскому военному командованию, а в тыловых районах Польши – комитету национального освобождения.

Руководителей вильнюсских и львовских отрядов АК вызвали на переговоры. Выполняя инструкции Миколайчика, они принялись отстаивать, что Вильнюс и Львов принадлежат Польше. Поэтому их арестовали, а их бойцов разоружили. Предложили всем желающим поступать в Войско Польское. Многие согласились, отказавшихся интернировали – держать в ближних тылах антисоветские формирования было не лучшим вариантом.

Но оставалась еще Варшава. Кстати, англичане оценивали, что восстание имеет мало шансов на успех, зато чревато огромными жертвами среди населения. Однако лидеры Польши были уверены, что даже неудача пойдет им на пользу, всколыхнет народ, сформирует мировое «общественное мнение». Черчилль все-таки велел Миколайчику лететь в Москву и договариваться со Сталиным. Сама по себе восставшая Варшава станет неплохим козырем, у русских можно будет что-нибудь выторговать.

А тем временем из Варшавы началась эвакуация тыловых немецких учреждений. Добавились известия о покушении на Гитлера. В штабах АК сочли, что Германия уже рушится. Пролетела команда – начинать! 1 августа 1944 года выступили 15–20 тыс. человек. Из них лишь 5 тыс. были вооружены. Остальным предписывалось с топорами и ножами нападать на немцев, вооружаться трофеями. Захватили ряд жилых кварталов. Но казармы, аэродромы, склады и прочие военные объекты отшвырнули полубезоружных поляков ливнями свинца.