Текст книги "Агенты Берии в руководстве гестапо"

В самой Германии многие разведывательные структуры, так или иначе связанные с коммунистами, оказались разгромленными. И взамен стали создаваться новые. Легальную (то есть действовавшую под дипломатическим прикрытием) резидентуру в Берлине возглавлял один из асов советского шпионажа Б. Гордон, нелегальную – В. Зарубин, действовавший под видом чешского инженера Кочека. Специальную поездку по Германии совершила блестящая разведчица Мария Полякова (она же «Гизела», «Милдред», «Вера», «Мэг»). Их усилиями в 1935–1936 гг. русской разведке удалось завербовать значительное количество агентов, занимавших высокие посты в государстве и армии: оберлейтенанта генерального штаба Шульце-Бойзена, советника министерства экономики Харнака, первого секретаря министерства иностранных дел фон Шелиа, полковника инженерной службы Беккера…

Причем члены этой группы, которую возглавил Шульце-Бойзен, были не платными агентами и не просто оппозиционерами-антинацистами. Несмотря на аристократическое происхождение большинства из них, они были убежденными и искренними коммунистами. Не членами КПГ, но коммунистами в душе. А по своему служебному положению имели доступ к информации первостепенной важности. Так, Харнак ведал в министерстве вопросами планирования и распределения сырья, Беккер занимался разработками новейших боевых самолетов, Шелиа собирал в своей квартире вечеринки дипломатического корпуса.

Еще одним агентом, внедренным в самые «верхи» нацистского руководства, была Ольга Чехова. Русская эмигрантка, перебравшаяся в Германию. Великолепная актриса, она завоевала огромную популярность, стала кинозвездой первой величины и гордостью немецкого кинематографа. Ее взял под покровительство лично Геббельс, представил ее Гитлеру. И фюреру она тоже чрезвычайно понравилась. С одной стороны, Ольгу считали уже не российской, а немецкой звездой, представляющей на мировом экране Германию и помогающей пропагандировать германскую культуру. А с другой стороны, фюреру импонировало именно то, что она русская, родственница великого писателя А.П. Чехова. В его глазах актриса была наглядным примером, что лучшее из России перетекло к немцам, в германских условиях смогло проявить себя и реализовать свои таланты. И приняло установки нацизма. Близкими подругами Чеховой стали Ева Браун и Магда Геббельс. Ольга вошла в самое близкое окружение фюрера, бывала на вечеринках, праздниках, банкетах нацистского руководства. Прекрасно пела, танцевала, могла поддержать интеллектуальную беседу. От очаровательной, но, как и все актрисы, «недалекой» дамочки не считали нужным таиться, при ней лидеры рейха обменивались мнениями, замечаниями по тем или иным вопросам…

Хотя она была отличной разведчицей. Операцией по ее внедрению и ее работой руководил ас советского шпионажа Павел Судоплатов. В Советском Союзе у Ольги остался любящий муж. А ее работа в Германии была засекречена сверхстрого. С другими агентурными сетями Чехова никаких связей не имела, а в центральном аппарате ИНО НКВД о ней знали единицы сотрудников. В Берлине под руководством Чеховой была сформирована самостоятельная группа, в которую вошли ее друзья, они же коллеги – князь Радзивилл, чемпион мира по боксу Миклашевский. Оба поляки, но, несмотря на натянутые отношения между Германией и Польшей, они сумели «реабилитировать» свое происхождение. Давно высказывали пронацистские и прогерманские симпатии, жили и адаптировались среди немцев, демонстрируя пренебрежение и равнодушие к судьбам своей родины. То есть, как и Чехова, могли служить живыми доказательствами, что лучшие и «здоровые» силы различных наций тянутся к гитлеровскому режиму. Например, князь Радзивилл был вполне «своим» человеком в кругах «близкой» ему германской аристократии, озвучивал взгляды куда более нацистские, чем немецкая знать. А при этом специализировался на «салонном шпионаже». И тоже добывал для Москвы немало ценной информации.

Успешно продолжал действовать и Вилли Леман. Он получил звание гауптштурмфюрера СС, устроился в контрразведывательном отделе гестапо и отвечал там за противодействие экономическому шпионажу. А советские спецслужбы получали от него своевременную информацию обо всех контрразведывательных мероприятиях и операциях, которые планировались против них. И в течение 12 лет наша разведка не имела в Берлине ни одного провала. С помощью Лемана в соответствующие органы шло проникновение и других агентов. Таким образом, например, попала под контроль русских контрразведывательная служба в Бреслау.

Создавались разведывательные сети и в государствах, сопредельных с Германией. Все та же Мария Полякова отправилась в Швейцарию и Францию, где возникли группы Урсулы Хамбургер («Соня»), Генри Робинсона, Рашель Дубендорфер («Сисси»). От них в Третий рейх потянулись новые нити – к группам супругов Мюллер во Фрайбурге, Агнессе Циммерман («Микки») в Мюнхене. Для работы во Франции и Бельгии Москва стала готовить также группу Леопольда Треппера.

Гитлер же совершил следующий шаг по слому ограничений Версаля. По навязанному немцам Локарнскому договору 1925 г. о неприкосновенности германо-французской и германо-бельгийской границ предусматривалось сохранение демилитаризованной Рейнской зоны, где Германия не имела права располагать свои воинские части. 7 марта 1936 г. фюрер односторонним решением денонсировал этот договор и ввел войска в Рейнскую зону. Это тоже было «пробным шаром», даже можно сказать – брошенной в физиономию перчаткой. Возмутятся или утрутся? И, кстати, на случай возмущения фюрер готов был извиниться. Хотя слово «вермахт» означает в переводе «военная мощь», до «мощи» было еще ох как далеко! Реорганизация и перевооружение армии только начинались, Германия могла выставить всего 30–35 тыс. боеспособных солдат без танков, без самолетов, со слабой артиллерией. Поэтому командирам частей строгонастрого указывалось: если французы двинут на них хоть одну роту, боя ни в коем случае не принимать и отходить обратно на исходные рубежи.

Однако французы не сочли нужным пальцем о палец ударить. В результате все тех же политических игрищ. Предпочли вспомнить, что гарантом Локарнского договора является Англия. А раз так, пусть она и принимает решения. Ну а о позиции Англии выше уже говорилось. Короче, опять были налицо «близорукость и импотенция». Лишь спустя 13 дней после ввода войск Совет Лиги Наций приступил к голосованию – нарушила ли Германия границы Рейнской зоны? После долгих дебатов все же большинством голосов пришли к выводу, что нарушила. И приняли резолюцию о нарушении статьи 34 Версальского договора и Локарнского соглашения. Но резолюцию совершенно аморфную, лишь констатирующую факт этого нарушения, даже без формального осуждения, не говоря уж о более решительных выводах.

А Гитлер опять морочил западным политикам головы, убеждая их, что все его мероприятия направлены только против СССР. Одним из таких доказательств стало заключение в 1936 г. «антикоминтерновского пакта» с Японией. В общем-то, в Москве с ним разобрались очень быстро. Секретные приложения к пакту, добытые через Зорге, показали полную неконкретность и декларативность в части антисоветской направленности. Союз немцев с японцами угрожал в первую очередь англо-американским интересам. Дело в том, что в Первую мировую войну германские колонии и концессии в Восточной Азии и Тихоокеанском регионе захватила Япония, но потом, по решениям Вашингтонской конференции, Великобритания и США крепко ее потеснили, отобрав приобретения. Теперь обе «обиженные» державы объединяли усилия. Сталин впоследствии говорил: «Антикоминтерновский пакт на деле напугал главным образом лондонское Сити и мелких английских лавочников», да и в Берлине ходила шутка: «Сталин еще присоединится к антикоминтерновскому пакту». Зато само слово «антикоминтерновский» совершенно загипнотизировало Запад…

Но особенно выигрышной оказалась для нацистов начавшаяся в Испании гражданская война. Гитлер вместе с Муссолини, как известно, принялись оказывать всемерную помощь Франко. Эта поддержка выглядела вроде бы чисто «рыцарской», бескорыстной, только из идейных соображений. Фюрер не просил ничего взамен. И на Пиренейском полуострове схватились с одной стороны советские военные советники, самолеты, танки, с другой – германские и итальянские… Однако действия Гитлера, разумеется, не были бескорыстными. Только прибыль он имел «косвенную». Получил возможность уже без всяких ограничений производить и совершенствовать боевую технику – англичане и французы видели, что она направлена совсем не против них, а против «Советов». Фюрер обкатывал свою армию, позволяя ей набраться боевого опыта. А его «бескорыстие» служило новым весомым доказательством ненависти Гитлера к коммунизму. Как раз участие нацистов в испанской войне проложило дорогу грядущему Мюнхену…

И о нарушениях «демократических свобод» и «прав человека» в Германии западное общественное мнение даже не заикалось. Несмотря на то, что были уже приняты антисемитские Нюрнбергские законы, что существовали Бухенвальд, Равенсбрюк, Дахау, гитлеровским представителям на самых высоких уровнях без колебаний и брезгливости пожимали руки, с ними вовсю велись переговоры, заключались взаимовыгодные (или считавшиеся таковыми) соглашения. В 1936 г. в Германии прошли Олимпийские игры – и ни одна страна не отказалась в них участвовать (в отличие, скажем, от игр 1980 г. в Москве). А французская спортивная делегация, выйдя на стадион Мюнхена, приветствовала зрителей «немецким», то бишь нацистским приветствием. В 1937 г. Франция пригласила немцев принять участие во Всемирной выставке…

Германские спецслужбы в этот период получили окончательное юридическое и структурное оформление. 2 мая 1935 г. Административный суд Пруссии вынес решение, что тайная полиция не подлежит судебному контролю, и приказ о «превентивном» заключении в концлагерь не может быть опротестован судом. 10 февраля 1936 г. за подписью Геринга и Франка был опубликован закон, получивший название «основого закона гестапо», подтвердивший те же положения и определивший функции тайной полиции: «На гестапо возлагается задача разоблачать все опасные для государства тенденции и бороться против них, собирать и использовать результаты расследований, информировать о них правительство, держать власти в курсе наиболее важных для них дел и давать им рекомендации к действию».

С подачи Гейдриха в закон был введен и пункт: «Гестапо управляет концлагерями» – Гейдрих понимал, что это может принести большие выгоды, и не хотел упустить их. Но это понял и Гиммлер. Характер и амбиции своего заместителя он знал, по своему обыкновению спорить не стал, однако тут же издал другое распоряжение, передав управление лагерями не гестапо, а административно-хозяйственному управлению СС под руководством Поля.

Геринг теперь обрел другую реальную силу, Люфтваффе, за полицию, «пачкающую» его имидж на международной арене, цеплялся все меньше, и законом от 17 июня 1936 г. она была окончательно выведена из его подчинения. Закон передавал все полицейские дела из компетенции земель под контроль рейха, формально подчиняя их министру внутренних дел Фрику. Но одновременно тем же законом рейхсфюрер СС превращался в практически независимого «министра полиции» – ему вменялось присутствовать на заседениях кабинета министров всякий раз, когда обсуждались вопросы, связанные с его ведомством. В руках Гиммлера сосредотачивалась отныне вся германская полиция.

Своим первым распоряжением от 25 июня он объявил об объединении служб СС и полиции. И ввел новую структуру. Свое ведомство он разделил на две ветви: орпо – «полиция порядка», и зипо – «полиция безопасности». Орпо возглавил обергруппенфюрер Далюге. В ее состав вошли шупо (городская полиция), жандармерия, административная, речная, береговая, железнодорожная полиция, гражданская оборона и пожарники. Во главе зипо был поставлен Гейдрих, сохранивший за собой и руководство СД. А зипо подразделалась на крипо (криминальная полиция) и гестапо (государственная тайная полиция).

Определялся и статус «врагов государства». Они подразделялись на «1) Лиц, которые в связи со своим физическим или моральным вырождением отрезали себя от народной общины и в своих личных интересах идут на нарушение правил, установленных для зашиты общего интереса. Против этих злоумышленников будет действовать криминальная полиция. 2) Лиц, которые, являясь ставленниками политических врагов национал-социалистского германского народа, хотят разрушить национальное единство и подорвать мощь государства. Против таких злодеев будет не щадя сил бороться гестапо».

Руководителем крипо был назначен оберфюрер СС Артур Небе, руководителем гестапо – Генрих Мюллер, также получивший звание оберфюрера. В августе 1936 г. Гиммлер издал циркуляр, согласно которому с 1 октября название «гестапо» присваивалось всей политической полиции не только Пруссии, но и других германских земель. А 20 сентября распоряжением министра внутренних дел Фрика все эти региональные службы были подчинены центральной, берлинской. Таким образом, Мюллер стал шефом гестапо всей Германии. Но в партию его все еще не приняли! Любопытная ситуация, правда? Только представьте, если бы у нас заместителю Ежова или Берии отказывали в приеме в партию! Так что Мюллер, даже возглавив гестапо, продолжал чувствовать себя ущемленным. А ведь он был человеком злопамятным…

Агент «Фермер» и другие

Весной 1937 г. Мюллеру, как и другим чинам тайной полиции и СД, пришлось участвовать в одной очень необычной операции. Началась она с подачи далеко не обычного агента – белогвардейского генерала Скоблина. Но здесь, наверное, целесообразно сделать отступление, поскольку для читателей может представлять интерес личность самого Скоблина и его деятельность.

Как известно, в 1920-х гг. развернулась ожесточенная тайная война между ОГПУ и центрами белой эмиграции.

Чекисты провели целый ряд операций – «Трест», «Синдикат», «Синдикат-2», «Синдикат-3», 4, 5 и других. В результате их в Китае был убит атаман Дутов, удалось заманить в СССР и впоследствии уничтожить генерала Слащева, Савинкова, украинского генерала Тютюнника, британского шпиона Сиднея Рейли, арестовать видного монархиста князя Долгорукова, склонить к возвращению на родину генералов Болдырева, Секретева, похитить атамана Анненкова. В Париже был убит Петлюра и бесследно исчез генерал Монкевиц, ведавший подпольными связями Русского Общевоинского Союза (РОВС) с Россией. Было несколько покушений на Врангеля.

В 1928 г., после смерти Врангеля, его сменил на посту председателя РОВС талантливый полководец и организатор, генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов, в Гражданскую войну командовавший корпусом и армией. Именно его войска, легендарные «именные» дивизии корниловцев, марковцев, дроздовцев, считались у белогвардейцев лучшими и добивались самых значительных успехов. Кутепов в отношении большевиков взял курс на террор. Но сделать в этом направлении сумел немного. Лишь одна группа, Мономахов и Радкевич смогла добраться до Москвы. Бросили бомбу в бюро пропусков на Лубянке, а затем в перестрелке на Каширском шоссе Радкевич был убит, а Мономахов арестован. Остальные агенты даже и того не добились, проваливались сразу – поскольку ОГПУ уже внедрило своих людей в белые организации и держало их под контролем.

А 26 января 1930 г. в Париже Кутепов вышел в 10 часов 30 минут из дома, направляясь в церковь Галлиполийского союза. И не вернулся. Французская полиция работала квалифицированно и установила многие обстоятельства дела. Около 11 часов на углу улиц Русселэ и Удино остановились две машины, из которых вышли два человека, один в штатском, другой – в форме полицейского. Когда мимо проходил Кутепов, его втолкнули в автомобиль и тут же рванули на полной скорости. Случайные прохожие не придали инциденту особого значения, решив, что имело место задержание преступника. Один свидетель обратил внимание на какую-то борьбу, происходившую в ехавшем автомобиле. На мосту Альма машины попали в пробку, и из соседних транспортных средств видели, как в серо-зеленом «альфа-ромео» пассажиру прижимали к лицу платок. Из той же машины выскочил полицейский и начал энергично регулировать движение, чтобы вырваться из затора. А на вопрос любопытных граждан он ответил, что его пассажиру только что перебило ноги в аварии, поэтому ему дают дышать эфиром.

Потом оба автомобиля видели на дорогах, ведущих в Нормандию. А на пустынном пляже между Кабургом и Тувиллем пристроившаяся в дюнах пара влюбленных около 16 часов наблюдала, как к берегу подрулили серо-зеленая «альфа-ромео» и такси. Женщина и трое мужчин, из которых один был в полицейской форме, вытащили длинный предмет, обернутый мешками, перегрузили в поджидавшую моторную лодку – и она понеслась к пароходу, стоявшему на якоре далеко в море. Как выяснилось впоследствии, это было советское судно «Спартак», накануне покинувшее Гавр. Каким образом закончилась жизнь генерала, в точности не известно. А.И. Солженицын утверждал, что Кутепов погиб уже во внутренней тюрьме на Лубянке. А хирург И.А. Алексинский, пациентом которого был председатель РОВС, считал, «что вследствие ранений в грудь во время войны Кутепов не мог выдержать действия наркотиков».

Когда происходили эти события, многие обратили внимание на странное обстоятельство, хотя и не придали ему должного значения. Сразу после похищения генерала от его жены не отходила знаменитая певица Надежда Васильевна Плевицкая – которая, собственно, никогда не была с Кутеповой в близких отношениях. А тут вдруг всячески выражала сочувствие, не жалея сил и времени взялась поддержать, горячо сопереживала каждому известию, стараясь узнать самые свежие новости расследования… Мужем Плевицкой был генерал-майор Николай Владимирович Скоблин. Типичный выдвиженец Гражданской войны – человек отчаянной храбрости, хладнокровный и решительный. Но одновременно известный и другими своими чертами: жестокостью, крайним честолюбием и неразборчивостью в средствах. Звание генерала он получил в 28 лет, а закончил войну, командуя одним из лучших белогвардейских соединений – Корниловской дивизией.

В эмиграции Скоблин оказался в привилегированном положении. Большинству его соратников в материальном плане пришлось весьма туго – работали грузчиками, шоферами такси. Перед Скоблиным таких проблем не стояло. В 1919 г. его дивизия захватила фронтовую концертную бригаду, выступавшую перед красными. В ее составе была известная исполнительница народных песен Плевицкая, удостоенная почетного звания Солистки Его Величества. С тех пор она находилась при Скоблине, а в 1921 г. он стал ее третьим по счету мужем. Плевицкую знали далеко за пределами России, и она с успехом гастролировала по разным странам. В США ей даже вызвался аккомпанировать сам Рахманинов. А при ней безбедно существовал и Скоблин в качестве «импресарио».

Именно Плевицкая первой склонилась к работе на ОГПУ, как только ее слава и доходы пошли на убыль – за границей возникшая было мода на русское искусство быстро прошла, а с ностальгирующих эмигрантов много ли получишь? Женщина малокультурная, не получившая никакого образования (успехом она была обязана лишь природному таланту, проявившемуся еще в деревенском детстве), Плевицкая тем не менее обладала незаурядным практическим умом, расчетливостью и умением приспосабливаться. Это умение тоже было отточено на разных этапах ее артистической карьеры. Поэтому и сотрудничество с советскими спецслужбами рассматривалось ею в первую очередь с точки зрения материальной выгоды – оно сулило деньги, обеспечение хорошими ангажементами. Опять же, открывалась возможность блеснуть своим артистизмом, талантом к театральным перевоплощениям, которым она тоже славилась… Ну а вслед за женой в работу на ОГПУ втянулся Скоблин.

Ничего удивительного в этом нет. В 1914 г. он попал на фронт совсем молодым офицером, а дальше у него ничего и не было, кроме сплошной войны. Какие-либо идеологические убеждения сформироваться у него так и не успели, а характер лепила только война всеми своими естественными и противоестественными факторами. И стоило ему лишиться единственного дела, которым он жил и которое хорошо знал, стоило потерять ореол своей боевой славы, как он сразу сломался – и целиком попал под влияние житейски опытной, практичной и способной хорошо зарабатывать супруги, которая, к тому же, была на 7 лет старше его. Он стал штатным агентом, которому был присвоен номер ЕЖ/13, и работал под кличкой «Фермер»

Хотя кто знает – возможно, молодого генерала манила и надежда на новую славу? На тайном фронте он опять попадал в родную стихию войны – и не все ли равно, против кого? Он снова мог в полной мере проявить свои способности. И даже одерживать победы над признанными и заслуженными полководцами!.. Потому что одним из организаторов и исполнителей похищения Кутепова стал его бывший подчиненный Скоблин. Кроме него в операции участвовали чекисты Янович, Пузицкий и Гельфанд (племянник Парвуса). Первые двое были потом расстреляны в период сталинских чисток, а третий благоразумно успел сбежать в США.

После Кутепова РОВС возглавил генерал от кавалерии Евгений Карлович Миллер. В Гражданскую войну он находился в Архангельске, командуя Северной белой армией, личные качества Скоблина, воевавшего на Юге, знал плохо. И «Фермеру» удалось при Миллере значительно выдвинуться. В 1935 г. он был назначен начальником «внутренней линии» – контрразведки РОВС, занимавшейся не только выявлением советских интриг, но и подбором кадров для нелегальной работы в СССР. Нетрудно понять, какие богатейшие возможности это открывало для чекистов! Правда, вскоре Скоблин на чем-то «засветился». Военная разведка Финляндии, находившаяся в хороших отношениях с Миллером, предупредила его, что подозревает Скоблина в связях с ОГПУ. Это обвинение разбиралось судом чести генералов, однако доказательств обнаружено не было, а по одним лишь косвенным подозрениям возложить такую вину на заслуженного боевого товарища не сочли возможным. Ограничились тем, что в конце 1936 г. отстранили Скоблина от работы во «внутренней линии», а в остальном – даже дружеских отношений не порывали… А между тем, он стал уже «двойником», работая не только на ОГПУ, но и на СД и гестапо.

Как уже отмечалось, после разрыва с Германией Советский Союз переориентировался на сближение с Францией и Англией. Но очень быстро был разочарован. За несколько лет попытки политических и военных контактов почти не продвинулись, оставшись на декларативном уровне. В отличие от немцев, у которых слово обычно не расходилось с делом, с французами и англичанами шли бесконечные переливания из пустого в порожнее, позиция того или иного должностного лица не значила практически ничего, а любые достигнутые договоренности поминутно могли измениться в зависимости от правительственной, парламентской конъюнктуры и других мелочных соображений.

Англия вообще не желала идти на сближение, явно делая ставку на Гитлера. Франция колебалась: с одной стороны, ей было заманчиво иметь в лице России противовес Германии, а с другой, она не решалась противоречить англичанам. Французские офицеры и генералы стали вместо немецких появляться в советских дивизиях, проходить стажировку, обмениваться делегациями, но вся «дружба» ограничивалась взаимными любезностями и тостами на банкетах. А французские политики двурушничали, прикидывая, что союз с Россией, конечно выгоден, но еще выгоднее, если, например, эта союзница подерется с немцами одна, без Франции. Последовательной выглядела лишь позиция Чехословакии, которая панически боялась усиливающейся Германии и выступила сторонницей создания «оси» Париж – Москва – Прага. Однако «вес» Чехословакии на международной арене был ничтожным.

Между тем в советском руководстве сидели далеко не дураки. Видели, как антисоветизм Гитлера способствует попустительству Запада к немцам. Но видели и другое. После ремилитаризации Рейнской области достаточно было взглянуть на карту, чтобы понять: против СССР Германия смогла бы воевать только в союзе с Польшей или Чехословакией – что было весьма сомнительно из-за их антагонизма. Либо в случае, если Запад предаст своих польских и чешских союзников (как оно и случилось). А вот пути для удара на Запад были уже открыты…

Поступали и данные разведки, что антисоветизм нацистов может иметь не только идейную, но и чисто практическую сторону, нацеленную на обман англичан и французов. И уже в 1935 г. Тухачевский в одной из своих публикаций довольно точно обрисовал ближайшие стратегические цели фюрера: «Гитлер пытается успокоить Францию… Гитлер усыпляет Францию, ибо он не хочет давать повод к росту французских вооружений… Антисоветское острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс)».

Но если Тухачевский пытался такими разъяснениями подтолкнуть французов к более активному сотрудничеству – чего не получилось, то Сталин, убедившись в неискренности Запада, сделал другие выводы. И НКВД начал беспрецедентную операцию, которую заодно решили связать с намечавшимися «чистками» в самой советской верхушке. Исполнителем явился агент «Фермер» – Скоблин. Через него к Гейдриху были запущены материалы, что маршал Тухачевский совместно с рядом офицеров германского генштаба составил заговор с целью свержения Сталина.

Янке, один из лучших экспертов немецкой разведки, сразу отметил, что располагает данными о связях Плевицкой с советскими спецслужбами, а значит, и материал о Тухачевском сфабрикован ими же. Сфабрикован с двоякой целью – либо для того, чтобы вызвать у Гитлера недоверие к своему генштабу, либо – чтобы компромат на Тухачевского поступил в СССР извне. Однако такая оценка вызвал лишь крайнее недовольство Гейдриха, который даже посадил Янке на три месяца под домашний арест. Шеф полиции безопасности и СД счел, что он покрывает закулисные интриги своих генштабовских дружков. Сам же Гейдрих в подлинность материалов Скоблина поверил и доложил о них фюреру.

Любопытно, что некоторые западные историки до сих пор выражают сомнения, что акция с компроматом на маршала разыгралась по советскому сценарию. Так, И. Пфафф писал: «Если бы Сталин действительно сам хотел устранить Тухачевского, то ему не потребовалось бы выбирать такой сложный и рискованный путь. В условиях нарастания репрессий можно было бы найти материалы для обвинения маршала значительно проще, прямым путем в Советском Союзе, при этом И.В.Сталин весь ход дела держал бы под своим непосредственным контролем». Да, действительно. Большинство обвиняемых, проходивших по одному делу с маршалом, было арестовано еще раньше, в августе 1936 г. А имя Тухачевского уже прозвучало на процессе в январе 1937 г., когда судили Радека.

Однако сейчас уже нетрудно понять, что тщательно выверенный ход чекистов был многоцелевым. Позволяя не просто уничтожить неугодного маршала, но и… получить при этом важнейшую стратегическую информацию! Компромат стал как бы «лакмусовой бумажкой». Если немцы промолчат о полученных сведениях, тем самым поощряя мифический заговор, или тем паче попробуют поддержать его, выходя на контакты с Тухачевским (что не могло ускользнуть от внимания Лубянки), это означало бы непримиримое и бескомпромиссное отношение Гитлера к сталинизму. А следовательно, первый германский удар будет нанесен на восток. Если же фюрер сочтет за лучшее заложить Тухачевского, значит, он предполагает удар на запад и допускает возможность альянса со Сталиным.

Впрочем, тут вышла некоторая накладка. Гитлер рассматривал материалы Скоблина под иным углом, нежели авторы плана, и оценивал политические реалии по-другому. Он рассудил, что пассивно или активно поддержать заговор означало бы поощрить удар по политической системе СССР, но одновременно это привело бы к усилению Красной Армии. А выдача Тухачевского вела к удару по армии и усилению политической системы. Но как раз советская политическая система однозначно считалась в германских верхах фактором, ослабляющим Россию – вызывающим недовольство народа и снижающим его волю к сопротивлению! Поэтому решение настучать Сталину выглядело вдвойне выгодным – и с точки зрения временного альянса с Советским Союзом, и с точки зрения будущей войны с ним.

Правда, по признанию Шелленберга, информация Скоблина обладала важным изъяном: она не содержала никаких фактических доказательств. Но коли уж сам фюрер придал ей такое значение, подкрепить ее расстарались сами немцы. По указанию Гейдриха Мюллер и Небе создали две оперативные группы, в состав которых вошли специалисты гестапо и профессионалы-взломщики из уголовной полиции. Ночью они вскрыли сейфы генштаба и абвера. Выгребли оттуда материалы, способные в умелой подборке прямо или косвенно подтвердить контакты вермахта с руководством Красной Армии. А таких материалов было предостаточно, учитывая тесное сотрудничество германских и русских военных в 20-х и начале 30-х гг. Чтобы замести следы взлома, в нескольких местах устроили пожар. И в поднявшейся суматохе обе группы скрылись.

За четыре дня было состряпано убедительное досье. Через штандартенфюрера СС Беме был установлен контакт с доверенным лицом президента Чехословакии, и Бенеш перепугался, что в случае переворота в СССР и альянса Тухачевского с немцами Чехословакия останется перед ними беззащитной. Впрочем, решил на всякий случай устроить проверку, но не придумал ничего лучшего, как послать своего начальника тайной полиции Новака в Берлин для встречи и консультации с… Мюллером. И, естественно, начальник гестапо дал самые что ни на есть «весомые» подтверждения.

Бенеш поспешил довести информацию до Сталина – и личным письмом, и через полпреда в Праге Александровского. Отправил и паническое послание президенту Франции Леону Блюму – об опасности переворота в СССР и установления там военной диктатуры (!). Москва на сигнал отреагировала, и контакты советских и германских спецслужб установились уже напрямую. В Берлин прибыл личный представитель Сталина и Ежова. Немцы настроились преподнести документы в качестве акта доброй воли и были немало удивлены, когда советский уполномоченный сразу поинтересовался, в какую сумму они оценивают досье. Гейдрих сориентировался и с потолка запросил 3 млн. «золотых» рублей – предполагая, что это стартовая цена для торга. Но русские и торговаться не стали, заплатили безоговорочно, не отходя от кассы. Разве что потом почти все эти деньги пришлось уничтожить. Как пишет Шелленберг, они были в крупных купюрах, чекисты переписали номера, и несколько агентов, попытавшихся использовать их в СССР, сразу провалились.