Текст книги "Святая Русь против варварской Европы"

Да, вот таким он был, XVII век. Эпоха широкомасштабного распространения европейцев по лику Земли. Эпоха великих политиков, хитрых дипломатов, отчаянных и жестоких воинов. Эпоха пиратов, бунтарей, заговорщиков. А можно сказать, и «эпоха авантюристов». Но только само это слово было тогда отнюдь не ругательным, а уважительным, почетным. Оно происходит от французского «аванте» – «вперед». И авантюристами называли тех, кто стремился быть впереди. Открывал новые страны, осваивал новые рынки, искал новые пути обогащения. В ходе «освоения» мира европейцы уже открыли и многие неведомые доселе земли – Австралию, Тасманию, Новую Зеландию, Новую Гвинею. Но в этих странах не было обнаружено источников быстрой наживы, и колонизаторов они пока не интересовали.

На границах тревожно

Кратко обрисовав ситуацию в Европе и особенности взаимоотношений России с Западом, стоит коснуться и ее связей с Востоком. Одной из самых могущественных «соседок» нашей страны являлась Османская империя. Ее владения охватывали Северную Африку, Ближний Восток, половину Закавказья, Балканы, Северное Причерноморье. Турки выставляли огромные армии, первыми обзавелись регулярной пехотой – корпусом янычар. Однако в XVII в. у Блистательной Порты обострились внутренние проблемы. Избаловавшиеся янычары свергали неугодных султанов, в стране периодически вспыхивали восстания, углублялись коррупция, интриги и грызня гаремных группировок. Пользуясь этими затруднениями, персидский шах Аббас и его преемник Сефи I попытались отобрать у Турции Закавказье и Ирак. Начались войны, затянувшиеся на несколько десятилетий.

Москва старалась поддерживать с Портой нормальные отношения, развивала торговлю, а при Филарете заключила союз против общего врага, Польши. Но в целом обстановка у южных границ России была сложной. Серьезные проблемы создавало зависимое от Стамбула Крымское ханство, сделавшее своим постоянным промыслом набеги на Русь и Польшу и работорговлю. Царскому правительству приходилось откупаться от Крыма богатыми ежегодными «поминками», которые сами татары называли данью. Султан же приструнить хана не мог, да и не хотел – татары отстегивали ему 10 % добычи, на работорговле наживались турецкие купцы. Впрочем, и хан, если бы даже пожелал, не мог удержать своих подданных, иначе они его свергли бы. И даже сохраняя за «поминки» мир, все равно отпускал «подкормиться» на Русь своих царевичей и мурз с их отрядами.

Для защиты от них правительство было вынуждено каждое лето выдвигать на южные границы войска. Была построена оборонительная система «засечных черт»: сплошные линии засек, рвов, валов и дерево-земляных стен, проходившие по рубежам Болхова – Белева – Одоева – Крапивны – Тулы – Венева – Рязани. Противовесом Крыму служил и казачий Дон. Со времен Ивана Грозного он признавал над собой власть царя, но сохранял еще независимость. Казакам ежегодно высылалось хлебное, денежное жалованье, сукно, порох, свинец. А они за это несли сторожевую службу. Но обороной не ограничивались. В ответ на вторжения крымцев эскадры казачьих челнов выходили в море, нападали на турецкие корабли, грабили прибрежные города и селения. Причем донцы и запорожцы нередко действовали совместно – несмотря на противостояние России и Польши, казаки вели себя по собственному разумению и считали друг друга «побратимами». Так что контакты Москвы и Стамбула постоянно омрачались взаимными претензиями. Турецкие послы жаловались царю на донцов. Их выслушивали и разводили руками – дескать, казаки люди вольные, государя не слушают. После чего вываливали ответные жалобы на крымцев. А на Дон отправлялось очередное «государево жалованье».

На юге существовало еще несколько полунезависимых образований. На территории Кубани и нынешнего Ставрополья кочевала Малая Ногайская Орда, считавшаяся в подданстве Крыма и Стамбула. А между Волгой и Яиком (Уралом) обитала Большая Ногайская Орда, то присягавшая царю, то выходившая из повиновения. На Северном Кавказе существовали десятки мелких княжеств. Черкесских, осетинских, кабардинских, в Дагестане – ханство Аварское, княжество Эндереевское (в зависимости от них находились чеченские и ингушские мурзы), шамхальство Тарковское, уцмийство Кайтагское, мойсульство Табасаранское, княжество Тюменское, владение Цахурское. Горцы западной части Кавказа тяготели к Турции и часто присоединялись к татарским набегам. А княжества, лежавшие восточнее, приняли российское подданство. На очень льготных условиях. Они полностью сохраняли самоуправление, жили по собственным законам, не платили дани, к ним не назначалась царская администрация. Зато горцы получали право торговать в русских городах, нередко поступали на государеву службу.

Связи России с Персией определялись взаимной заинтересованностью в торговле. Иран в XVII в. стал главным мировым экспортером шелка, который очень дорого ценился на Западе. Не только в качестве экзотики – европейцы тогда мылись редко, и шелковая одежда была единственным эффективным средством от насекомых. Главной шелковой трассой являлся путь по Волге, через Москву – а дальше этот товар шел в Ригу или Архангельск. Что было очень выгодно для России. Казна обогащалась пошлинами. К тому же, по русским законам, торговля напрямую между иностранцами запрещалась. И на перепродаже наживались русские посредники. Англичане, голландцы, датчане, французы неоднократно подъезжали к царю с просьбами разрешить их купцам транзитную торговлю с Персией через территорию России. Но тогдашние наши правители строго блюли национальные интересы, и подобные обращения неизменно встречали отказ.

Иранские шахи тоже были крайне заинтересованы в укреплении связей с Москвой. Они закупали в России оружие. Но дружба периодически нарушалась попытками Персии подчинить Северный Кавказ. Царская дипломатия в таких случаях реагировала быстро и жестко. И при угрозе разрыва отношений иранцы, как правило, отступали. Тем не менее ситуация на Кавказе часто бывала напряженной. В здешних крепостях – Терском городке, Сунженском и Койсинском острогах, Россия держала значительные гарнизоны. Всегда наготове было и Терское казачество. А для защиты Поволжья от ногайских и калмыцких набегов при Филарете было организовано Яицкое Казачье Войско.

Россия поддерживала прочные связи и со Средней Азией – Хорезмским, Бухарским, казахскими ханствами. С ними были установлены дипломатические контакты, велась торговля. Но все среднеазиатские государства враждовали друг с другом. И вдобавок внутри каждого из них то и дело вспыхивали заговоры, драки за власть. А по соседству, в Джунгарии, выделился вождь калмыков хунтайджи Батур. Объединил разрозненные племена в мощную централизованную державу и обрушился на Среднюю Азию. Закипели войны, усугубившие упадок этого региона. Но централизация пришлась по душе далеко не всем калмыкам. Князь племени торгоут Хо-Урлюк, не желая подчиняться Батуру, с 40 тыс. кибиток откочевал на запад. Они переправились через Яик в Волго-Уральские степи, объединились с Большой Ногайской Ордой и принялись донимать набегами Поволжье и Приуралье.

В царствование Михаила Федоровича Россия значительно расширила свои восточные пределы. Закрепила за собой бассейн Енисея, перешагнула на Лену, установила связи с Монголией. Казак Петлин «со товарищи» побывал даже в Китае. И империя Мин отнеслась к русским дружелюбно, выражала готовность к дипломатическим и торговым связям. Но эта великая и высокоразвитая держава уже вовсю гнила и разрушалась изнутри. Властью заправляла клика придворных евнухов, процветали коррупция, казнокрадство. А на севере Ляодунского полуострова вдруг активизировался народ маньчжуров. Их было всего 100 тыс. – ничтожная горстка по сравнению со 150 млн. китайцев. Их сперва и не воспринимали всерьез. Однако маньчжуры перестали платить дань императорам, начали совершать набеги, угоняя пленных и скот. Поначалу захваченных людей инкорпорировали в свою среду и умножились до 500 тыс. Создали «восьмизнаменное войско» – это была не только армия, но и структура государства: в каждое из «знамен» входили воины и их семьи.

Маньчжурский хан Абахай постепенно расширял свои территории. Разгромил китайских союзников – монголов и корейцев. И провозгласил империю Цин. Именно тогда произошло разделение Монголии. В 1636 г. на созванный маньчжурами курултай собрались 49 монгольских князей, признали империю Цин, а Абахая – своим ханом. Их земли стали Внутренней Монголией. Те, кто не захотел покориться, составили Внешнюю Монголию. А северная ветвь монгольского этноса, буряты, выбрала подданство русскому царю.

В Китае же хищничество и злоупотребления властей, рост налогов и разорение населения усугубились стихийным бедствием. Грянули наводнения и засуха, вызвавшие голод. Крестьяне восстали. Началась жесточайшая гражданская война. Имперским войскам пришлось теперь сражаться на два фронта, против бунтовщиков и маньчжуров. И для Китая его смута закончилась куда более плачевно, чем для России. За 15 лет сражений погибли миллионы людей. Защитники империи Мин постепенно слабели. А вождь повстанцев Ли Цзы-чэн перебил остальных предводителей мятежа, установил единоличную диктатуру и двинул армию на Пекин. Столица пала, император Чжу Ю-цзянь повесился, и Ли Цзычэн сам взошел на трон. Но продержался лишь 42 дня, поскольку торжество повстанцев сопровождалось массовым истреблением чиновников и знати. Имперские генералы перешли на сторону маньчжуров, сочтя их меньшим злом.

Войска Абахая и лучшего китайского полководца У-Сань-гуя пошли на Пекин. Ли Цзы-чэн начал отступать, был разгромлен и убит. И Пекин стал столицей маньчжурской империи Цин. Первым императором новой династии Абахай поставил своего малолетнего племянника Шунчьжи (Ши-цзу), а сам стал при нем регентом.

Что же касается России, то, как видим, в первой половине XVII в. ее границы очень отличались от нынешних. На Неве хозяйничали шведы, сразу за Вязьмой начинались владения поляков. А южнее Калуги и Рязани, то есть южнее «засечных черт», обширные территории оставались незаселенными. Там уже лежало опасное Дикое Поле, стояли лишь города-крепости, а земля обрабатывалась только в непосредственной близости от них, чтобы можно было быстро укрыться за стенами. Пустынными и опасными местами были и волго-уральские степи. Вне российских границ оставался Дальний Восток.

Хищников осаживали, с добрыми соседями дружили. И жили своими заботами, своими проблемами, своими интересами. Царствование Михаила Федоровича не было богато внешними эффектами и громкими победами, но в целом оно стало очень благотворным для страны. Россия крепла, набирала внутренние силы, богатела. Причем важную роль в этих процессах играла не только политика правительства, а и мудрое устройство тогдашнего государства. Вопреки распространенным представлениям и даже противопоставлениям традиций «западной демократии» и «русского абсолютизма», дело обстояло… с точностью до наоборот. Абсолютистские традиции были присущи именно Западной цивилизации. И в самой что ни на есть «демократической» из европейских стран – Голландии – реальными избирательными правами обладало не больше 1–2 % населения.

Россия же являлась государством не абсолютистским, а земским. Где жесткая «вертикаль власти» удачно сочеталась с широкой демократией на всех «горизонталях». Деревенские общины, городские «сотни», «концы», «слободы» регулярно выбирали свое местное самоуправление. И в каждом уезде существовали три власти: назначаемая – воевода, и две выборных – земский староста и губной староста. Земский староста и его помощники выбирались «всем миром», то есть населением уезда, и ведали всеми муниципальными вопросами, раскладкой и сбором налогов, разверсткой земли, строительством, торговлей. Губной староста соответствовал английскому шерифу, он расследовал уголовные дела.

А воевода являлся представителем государя в уезде, начальником гарнизона и судьей. Вмешиваться в дела выборных должностных лиц или смещать их он не имел права. Согласно Судебнику 1550 г. воевода не мог даже арестовать человека, не предъявив доказательства его вины земскому старосте и выборным целовальникам. Иначе староста был вправе освободить арестованного и вчинить воеводе иск «за бесчестье». Хотя, с другой стороны, и назначаемая администрация контролировала «демократическую». Ведь на выборах нередко побеждали местные богатеи. И если они начинали притеснять сограждан, те имели возможность обратиться к воеводе, который пересылал жалобы царю, назначавшему следствие. Впрочем, обратиться с челобитной непосредственно к монарху имел право каждый россиянин.

А для решения важнейших вопросов государственной жизни царь советовался со «всей землей» – созывал Земские Соборы. На них избирались делегаты от разных городов, от разных сословий. Правами они обладали огромнейшими: вырабатывали и утверждали законы, решали, вступать ли государству в войну. И особо подчеркнем, что только в России эти представительные органы имели право избирать царей! Что случалось четырежды – выбирали Федора Иоанновича (из двух кандидатур), потом Годунова, потом королевича Владислава, потом Михаила Романова. И даже те цари, кто занимал трон по праву наследования, все равно утверждались Земским Собором.

Подобные земские структуры, привычка к инициативе и организации «снизу», как раз и стали залогом живучести государства в бедствиях Смуты – когда погибла «вертикаль» власти, все «горизонтали» уцелели, и через них формировалось сопротивление врагам. Они же способствовали быстрому заживлению ран Смуты, возрождению страны. Филарет в своей деятельности опирался на «всю землю», Земские Соборы при нем созывались четырежды. После смерти патриарха фактическим главой правительства стал двоюродный брат государя Иван Борисович Черкасский. Он являлся одним из ближайших сподвижников Филарета и продолжил его курс на укрепление государства. Были сохранены полки «иноземного строя». А от восстановления хозяйства страна перешла к настоящей промышленной революции.

Первые крупные предприятия мануфактурного типа в России появились еще в XVI в., примерно в то же время, что и на Западе. Но особенно бурно промышленность стала развиваться в эпоху Михаила Федоровича – попозже, чем в Голландии и Англии, но намного раньше, чем во Франции, Испании, Польше. В Москве был реконструирован Пушечный двор – иностранцы называли его «литейным заводом… где льют много пушек и колоколов», были построены две «пороховые мельницы», новый Печатный двор. Расширялись казенные предприятия – Оружейная, Серебряная, Золотая палаты, ткацкая Хамовная изба, появилась шелковая мануфактура – Бархатный двор. Но и частная инициатива русских купцов, дворян, монастырей, крестьян работала вовсю. По всей стране организовывались многочисленные судоверфи, красильные и белильные мастерские, кирпичные заводы, кожевенные, поташные, суконные, ткацкие, солеваренные предприятия. Возникли значительные центры народных промыслов – Гжель, Палех, Хохлома, Холуй. В Холмогорах, Архангельске, Вологде действовали канатные дворы, где трудились сотни мастеров. Правительство привлекало и иностранцев. Голландцы Марселис и Виниус получили лицензию на строительство Тульских «железоделательных» заводов, а итальянцы – Духанинского стекольного завода. В 1630-х их предприятия вошли в строй, стали выдавать продукцию.

Но если правительство Черкасского продолжало и развивало полезные начинания Филарета, то оно учло и его просчеты в Смоленской войне. В первую очередь это касалось союза с Турцией, обернувшегося ударами татар, едва войска ушли на запад, открыв южные рубежи. То есть прежде, чем когда-либо начинать новую войну, следовало позаботиться о надежном прикрытии с крымской стороны. И в Москве был разработан грандиозный план строительства новых засечных черт на 200–400 км южнее старых, по линии Ахтырка – Белгород – Новый Оскол – Ольшанск – Усмань – Козлов – Тамбов. На пути татарских набегов вставала еще одна мощная преграда. Мало того, новая система укреплений позволяла освоить огромную полосу Черноземья, увеличить производство зерна, доходы казны, усилить войско, «испоместив» дополнительные контингенты дворянской конницы и казаков.

В Москве хорошо понимали, что такое продвижение в Дикое Поле вызовет осложнения со Стамбулом, всполошит Крым, что хан попытается помешать строительству. Поэтому готовились и войска. Но тут к пользе задуманного предприятия случилось еще одно событие. Донские казаки по собственной инициативе решили взять Азов. Царь и правительство через своих посланцев на Дону узнали об этом. Однако сделали вид, будто не знают, и негласно поддержали казаков, разрешив набирать добровольцев, выделив дополнительные боеприпасы, а возможно и технических специалистов – на Дону вдруг появился немец-минер. В результате в 1637 г. Азов был взят, и донцы провозгласили его «вольным христианским городом». Что вполне устраивало российское руководство. С одной стороны, Москва была вроде бы ни при чем, а с другой, Азов отвлек на себя южных соседей. В течение четырех лет атаки татар, ногаев, черкесов были нацелены на него. А на русской границе беспрепятственно воздвигались оборонительные системы. Создавались и новые части для их защиты. Из крестьян порубежных уездов, привычных жить полувоенным бытом и хорошо владевших оружием, было сформировано еще 4 драгунских полка.

Турция отреагировала не сразу – сперва она была занята войной с Ираном, потом умер султан Мурад IV, и на престол в результате гаремных интриг взошел его брат Ибрагим Безумный. И лишь в 1641 г. на Дон отправилась огромная армия в 180 тыс. человек с 600 орудиями. И ограничиваться Азовом османы не собирались. Вынашивались планы вообще оккупировать Дон, уничтожить и изгнать казаков. После чего открылся бы путь на Казань, Астрахань – на них Порта пыталась претендовать еще при Иване Грозном. К большой войне с Россией турок подталкивала и польская дипломатия. Но в героическом «Азовском сидении» 6 тыс. казаков выдержали 4 месяца осады, 24 штурма и прогнали врага. Донцы тоже понесли серьезные потери, Азов был разрушен. Казакам стало ясно, что своими силами удержать его не получится, и они обратились к царю с просьбой о принятии Азова в полное подданство.

Но посланная на Дон правительственная комиссия установила, что быстро восстановить крепость невозможно. А на созванном по этому поводу Земском Соборе голоса разделились. Делегаты от дворян и прочих служилых высказывались за принятие Азова, что означало бы войну. Делегаты от торговых и посадских людей были против. И царь принял их сторону. Собор вынес двойственное решение – Азов в подданство не брать, но и казаков в обиду не давать. В 1642 г. турки послали на Дон вторую армию, возглавил ее сам великий визирь Мухаммед-паша. Но казаки, согласно приказу царя, обрушили остатки укреплений и отошли. А без тыловой базы, какой мог стать только Азов, Мухаммед не рискнул углубляться в донские земли. Оставил гарнизон для восстановления города и вернулся восвояси. Вскоре правительство выполнило и вторую часть решений Собора – взять под защиту казаков. На Дон были направлены воеводы с отрядами стрельцов. И как раз в это время бассейн Дона окончательно вошел в состав России. Причем внутреннее самоуправление казаков было полностью сохранено, а воеводам предписывалось действовать «заодно с казаками под атаманским началом».

Тем не менее ситуация балансировала на грани войны. И не только с Турцией – снова, как и в Смуту, запахло окружением. Опять бряцали оружием поляки. Многих панов во главе с русофобом Иеремией Вишневецким не устраивали условия Поляновского мира, они выдвигали территориальные претензии, отказывались признавать титул царя «государь Всея Руси», вопили о походе на Москву. Их послы и агенты активизировались в Стамбуле, предлагая туркам союз против России. Ко всему прочему поляки устроили провокацию, перебив крымское посольство, возвращавшееся от царя. Крайне недружественную позицию заняло и шведское правительство Оксеншерны. У него вызрел проект создания «Балтийской империи». Еще не выпутавшись из Тридцатилетней войны, шведы напали на Данию. И начали присматриваться к русским землям.

Россия уже в те времена имела неплохую разведку. И в сложившейся напряженной ситуации ярко проявил себя дворянин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Он был направлен в Молдавию с тайной миссией – под видом, будто поступил на службу к господарю Василию Лупулу. Ордин-Нащекин завоевал дружбу и доверие господаря и части молдавской знати. Через них забросил в Стамбул подлинную информацию о провокации с убийством татарских послов. Организовал сеть агентов и информаторов среди православных подданных Речи Посполитой и Османской империи. И вскоре выяснил, что «партия войны» в Польше не так сильна, как кажется. Что паны хотят лишь столкнуть Порту и Россию, а сами вмешиваться не собираются. Разузнал он и о внутренних проблемах Турции. Там многие были недовольны султаном, от лица которого фактически правил великий визирь Мухаммед-паша. Против него возникали заговоры.

Ну а сам великий визирь тоже, разумеется, узнал об увеличении русских сил на Дону. Он правильно оценил положение, понял, что борьба на севере может быть тяжелой, а ее перспективы – сомнительными. И выбрал другое направление удара. Начал войну против Венеции, бросив армию и флот на завоевание принадлежавшего ей острова Крит. Тотчас и поляки сменили тон, большинство сейма и сената стало склоняться к нормализации отношений с Россией. Из «цифирных писем» (шифровок) Ордина-Нащокина об этих изменениях своевременно узнали в Москве. И последовали дипломатические шаги. В Стамбул поехало посольство Ильи Милославского, которое после трудных и долгих переговоров добилось заключения договора о «мире и дружбе». А в Варшаву отправилось посольство Львова, сумевшее частично урегулировать спорные вопросы с поляками. Те сняли притязания на русские земли и обязались соблюдать титул царя.

Ну а чтобы нейтрализовать шведскую угрозу, Михаил Федорович решил заключить союз с Данией, скрепив его династическим браком – выдать дочь Ирину за датского королевича Вольдемара. Копенгаген за предложение ухватился с радостью, согласился на все условия, даже на перекрещивание своего принца в православие. Но когда Вольдемар, встреченный с большим почетом, прибыл в Москву, произошло непредвиденное. Вопреки договоренностям, он перекрещиваться отказался. А браков с иноверцами русские законы не допускали. То ли Ирина принцу не приглянулась, то ли сыграла роль политика. Дания при посредничестве французов уже успела примириться со шведами и теперь боялась раздражать их альянсом с Россией. Королевич потребовал отправить его на родину.

Разразился скандал. О женитьбе уже было объявлено, по понятиям того времени отказ Вольдемара наносил «бесчестье» царю и царевне. И принца задержали в Москве, пытались нажимом и уговорами все же склонить к согласию. Он упирался, и дело зашло в полный тупик. Датчане возмутились таким обращением с королевичем, начали угрожать. Что сразу аукнулось и в Польше, партия Иеремии Вишневецкого снова подняла голову, требуя заключить союз с Данией и вместе с ней воевать против русских. Сбор информации за рубежом снова был поручен Ордину-Нащокину. Теперь он действовал из своего родного Пскова. Установил связи с пророссийски настроенными представителями шляхты и духовенства в Литве, привлек в качестве агентов ряд купцов и быстро сумел создать разведывательную сеть в Прибалтике и Польше. В Посольский приказ потекли сведения о настроениях в сопредельных государствах, раскладах политических сил.

Но в это время произошли серьезные перемены и в самой Москве. С весны 1645 г. царь Михаил Федорович начал прихварывать. Помочь ему тогдашняя медицина ничем не смогла. Государю становилось все хуже, и в ночь с 12 на 13 июля он отошел в мир иной. В его браке с Евдокией Стрешневой родилось 10 детей. Но пережили отца лишь четверо – Ирина, Алексей, Анна и Татьяна. На престол взошел юный Алексей Михайлович.