Текст книги "Святая Русь против варварской Европы"

Европа в огне

Ну а теперь давайте перенесемся из Восточной Европы в Западную. Ведь многие события, происходившие в России и на Украине, оказывались тем или иным образом связанными с политикой других держав. Да и вообще для объективной оценки истории нашей страны будет правильнее рассматривать ее на общемировом «фоне».

В описываемое время Европа выглядела, мягко говоря, неуютно. Потому что германские государства, Швеция, Франция, Испания, Португалия, Голландия по-прежнему лупили друг дружку на фронтах Тридцатилетней войны: на севере Франции, во Фландрии, в Германии, Италии, на Пиренеях. Лучшей армией Запада оставалась шведская, которую в свое время реформировал Густав II Адольф, перевооружил, усилил легкой артиллерией и сформировал регулярные полки – они были закреплены за определенными городами и сельскими округами, отвечавшими за их формирование и снабжение. Другие страны регулярных войск еще не имели и использовали контингенты наемников. Этим специально промышляли мелкие немецкие и итальянские князья – «кондотьерри». Они организовывали, обучали и вооружали армии из всякого интернационального сброда и продавали желающим за плату.

Никакой военной формы в помине не существовало. Солдаты ходили кто в чем. Грабеж и мародерство не возбранялись – они считались законным вознаграждением. И за армиями тащились огромные обозы проституток, маркитанток, скупщиков добычи – командиры обычно были с ними в доле. Грабили даже на «своей» территории, ведь для чужаков-наемников она не была родиной. А территорию противника разоряли подчистую. Жгли все подряд и резали всех подряд. Впрочем, так поступали не только наемники, но и «регулярные» шведы. Если город брали не «на капитуляцию» (т. е. не на оговоренных условиях), а штурмом, то чаще всего население уничтожали поголовно. Женщин, мальчиков, юношей перед тем, как зарезать, насиловали – насчет пола солдаты были неприхотливы. Состоятельных граждан пытали, вымогая деньги. И оставляли за собой дымящиеся развалины с грудами трупов.

Лидером антигабсбургской коалиции являлась Франция. Она финансировала и германских протестантских князей, и шведов. Для достижения своих целей вела очень дорогостоящую дипломатию. Но Франция вообще была весьма расточительной страной. Королевский двор всегда жил на широкую ногу, знать не привыкла себе ни в чем отказывать. Хотя таких источников доходов, как испанские и голландские колонии или британская внешняя торговля, Франция не имела. Она была довольно отсталой и в промышленном отношении, не имела даже литейных мастерских, и оружие вынуждена была покупать за рубежом. Очень слабо развитой была и внутренняя торговля. Страну перегораживали многочисленные таможенные барьеры в городах, провинциях, губерниях, и пошлины составляли до 30 % стоимости товаров, так что до единого рынка, подобного российскому, французам было очень далеко.

При таком состоянии государства главным источником средств для казны являлось выкачивание податей из населения. Точнее, из «третьего сословия», куда входили все недворяне и не-духовенство – купцы, ремесленники, крестьяне. Это сословие во Франции было совершенно бесправно, и нищий дворянин мог безнаказанно отлупить богатого торговца (если у того нет высоких покровителей). Но у состоятельных граждан была и отдушина. Казне вечно не хватало денег, и в государстве внедрилась оригинальная система, когда все чиновничьи и судейские должности продавались. Человек, приобретая патент, как бы платил «вперед», а потом (теоретически) вложение возвращалось ему с процентами в виде жалованья. При уплате дополнительной суммы должность передавалась по наследству. А с определенного уровня давала своему владельцу «дворянство мантии» – не родовое «дворянство шпаги», но все равно дворянство. Поэтому богатые купцы и ремесленники предпочитали вкладывать деньги не в развитие торговли и промышленности, а в покупку должностей.

Что вело, во-первых, к раздуванию чиновничье-судейского аппарата, а во-вторых, к перераспределению тягот. Ведь и содержание этого аппарата ложилось дополнительным бременем на городские низы и крестьян. И их положение было сравнимо только с Польшей. Налогов взималось множество. Прямой – «талья», косвенный – «габель» (пошлина на соль), пошлины на вино и ряд других товаров, десятина церкви, цензива (оброк) землевладельцу (2/3 земли принадлежало дворянам). Но и сам по себе сбор налогов был делом хлопотным, а государству деньги требовались побыстрее. И налоги сдавались финансистам-откупщикам. Они отстегивали казне определенную долю наличными, а подати вытрясали из крестьян сами – с отправками в долговую тюрьму, конфискациями. Бунты случались часто, сборщиков податей убивали. И это было настолько обыденно, что в большинстве случаев восстания даже не подавлялись. Ведь казна свое уже получила, и бунты являлись «личным риском» откупщиков и их служащих. А крестьяне побузят и вернутся к работе.

Лишь в более серьезных случаях, если мятеж не успокаивался и ширился, направлялись войска. Вешали зачинщиков, пороли всех остальных, вышибая недоимки. А самый действенный способ придумал Ришелье – постои солдат. Создал специальные роты, которые располагались в деревнях, жрали, пили, насильничали. И не уходили, пока община не внесет задолженность. Однако война затягивалась, перегрузки нарастали. При Ришелье королевские подати увеличились втрое, цены на соль – вдвое. И все чаще народ не выдерживал. По югу Франции прокатилось масштабное восстание «кроканов», по Нормандии – «босоногих». А в 1642–1643 гг. с интервалом в полгода умерли Ришелье и Людовик

XIII. Власть при пятилетнем Людовике XIV досталась его матери Анне Австрийской и премьер-министру кардиналу Мазарини.

Им пришлось столкнуться с еще большими проблемами. В Туре вспыхнуло восстание «капитана Сабо», потом мятежи в Марселе, Валансе, Монпелье, Клермон-Ферране, Анжере, Сен-Маре, Домфроне, Туле, Иссуаре, Манде, Гренобле, Тулузе. Подавляли и казнили в одном месте – начиналось в другом. По национальности Анна (хоть и Австрийская) была испанкой, а Мазарини итальянцем, Ришелье привлек его и выдвинул за дипломатические таланты. Но королева блюла интересы сына-короля, а кардинал понимал, что и его собственное возвышение без укрепления государства пойдет прахом. Они считали, что после всех понесенных расходов и жертв заключать мир можно только с выгодой для Франции, и, несмотря на трудности, продолжали войну.

Германская империя (официально она называлась Священная Римская империя германской нации) состояла из 350 крупных и мелких государств. Война расколола их на католический и протестантский лагеря. А император Фердинанд III давно стал, по сути, номинальным властителем. Реальную его силу определяли «личные» владения Габсбургов – Чехия, Австрия, Западная Венгрия. А католические германские князья во главе с герцогом Баварским Максимилианом выступали скорее союзниками, чем подданными. Ну а самое могущественное звено габсбургской коалиции составляла Испания. Она была гораздо больше, чем сейчас. Не считая заморских колоний, ей принадлежали Сицилия, Сардиния, весь юг Италии, Миланское герцогство, Франш-Конте на востоке Франции, Испанские Нидерланды (Бельгия и часть северной Франции). Но и испанцам в течение 30 лет везти на себе основную тяжесть войны становилось уже не по силам.

В общем-то, стороны, измолотив друг друга, давно подумывали о возможности примириться. Усилия в этом направлении предпринимали и римские папы Урбан VIII и его преемник Иннокентий Х. Хотя предпринимали из собственных соображений. Рим по-прежнему оставался в большей степени светским государством, чем духовным центром. Стремился усилить свое влияние в международных делах. И предполагалось, что, примирив европейские державы, можно будет перенацелить их в помощь венецианцам против Турции – а в подобном союзе папа выдвинулся бы на лидирующую роль. Строились и перспективные планы: что после разгрома турок новая «папская коалиция» сможет поддержать Польшу. И поможет ей сокрушить Россию.

При посредничестве Рима в Вестфалии с 1644 г. уже начали заседать два мирных конгресса: в Оснабрюкке, для переговоров с протестантами, и в Мюнстере – для делегаций католических стран. Но взаимопонимания достичь не удавалось, стороны выдвигала свои условия, не желая уступать. Мало того, каждый из участников войны вел собственные игры. Например, католические германские князья сражались на стороне императора, но и не хотели его усиления, чтобы он не ущемил их «вольности». Протестантские князья опасались своих союзников-шведов. Боялись, что они подомнут Германию под себя, и предпочитали сохранить слабую власть императора, своего врага. А дипломатия Мазарини хитрила, чтобы заманить тех и других князей под покровительство Франции.

Свои особенности имела и позиция Нидерландов. Там после «буржуазной революции» правители-олигархи постарались создать такие структуры управления, которые были бы удобны для них самих. Номинальный глава государства, штатгальтер, был всего лишь главнокомандующим. А вся реальная власть сосредоточилась в руках Генеральных Штатов. Теоретически выборных. Но практически возникла замкнутая каста «регентов» – около 2 тыс. крупных купцов и банкиров, которые и подмяли под себя всю политическую жизнь. Из них состояли и Генеральные Штаты, и штаты провинций, и городские магистраты. А с собственным штатгальтером Фридрихом-Генрихом Оранским олигархи враждовали. Опасались, что при случае он может прижать их. И приходили к выводу, что продолжение войны способствует укреплению его позиций. Поэтому из всех воюющих держав голландское правительство проявляло наибольшую готовность поскорее замириться.

А политика Швеции вообще преподносила сюрприз за сюрпризом. Как уже отмечалось, после гибели Густава Адольфа королевой там стала его дочь Христина. Отец мечтал о сыне и воспитывал ее, как мальчика. А когда он погиб, легкомысленная мать Мария-Элеонора бросила ребенка и укатила крутить романы в родной Бранденбург. Христину воспитывала тетка, графиня Пфальцская. Девочка получила великолепное образование, проявила способности, знала 8 языков. Политике и дипломатии ее учил регент Оксеншерна. Но за эти надоедливые уроки и опеку она возненавидела канцлера. Росла грубой и развязной сумасбродкой.

А Оксеншерне успехи шведского оружия кружили голову. Захватив Померанию, он счел, что эту область все равно никто не отберет. Прекратил активные действия в Германии и ни с того ни с сего напал на Данию. Из-за чего поссорился с Мазарини, тот прекратил финансирование шведов. Но в это же время достигла совершеннолетия Христина. И сразу показала характер – начала принимать решения, прямо противоположные советам Оксеншерны. Увлеклась пирами, танцами, охотами, окружала себя иностранными проходимцами, привлекала к себе шведских дворян, раздаривая им коронные земли. Двор разделился на две партии, «старую» – канцлера, и «молодую» – королевы. А когда ей намекнули, что подобные траты казне не по силам, Христина решила «сэкономить» – выйти из войны.

Начала переговоры с датчанами, и дипломатия Мазарини подыграла «молодой» партии – был быстро заключен мир с минимальным уроном для Копенгагена, к шведам отошли лишь острова Эзель и Готланд. В Стокгольме возмутились. Но Христина готова была и с императором заключить мир, пожертвовав всеми приобретениями. Однако теперь Мазарини подыграл «старой» партии. Посольство Христины провалил. А французские шпионы из числа ее фаворитов объяснили вздорной девчонке, что при повторении глупостей подданные ее свергнут. Эта история позволила кардиналу приструнить Оксеншерну, вернуть во «французскую упряжку». Было возобновлено финансирование, и шведские корпуса Горна, Баннера, Торстенсона снова вторглись в Германию опустошительными рейдами. Мазарини усиливал и французскую армию, собирал талантливых полководцев. Главнокомандующим назначил принца Конде, переманил с итальянской службы Тюренна, нанял кондотьера герцога Энгиенского. Французы и голландцы, захватывая город за городом, оккупировали значительную часть Испанских Нидерландов.

Между тем мирные конгрессы в Вестфалии тянулись своим чередом. И представляли собой фантастическую картину «пира во время чумы». В прямом смысле. Германия была разорена. Население погибало от рук врагов или, лишившись хозяйств, умирало от голода. От множества разлагающихся трупов началась чума, косившая уцелевших. Но государства, участвовавшие в переговорах, силились продемонстрировать, что у них денег и запасов в изобилии. В Мюнстере и Оснабрюкке закатывались банкеты и празднества, где из фонтанов било вино, жарились на вертелах бычьи туши и сверкали телами итальянские балерины. Великолепный имперский дипломат премьер-министр Трауманнсдорф лавировал, отметая притязания противников, но и не давая сорвать переговоры.

Что было вовсе не трудно. Поскольку делегаты не торопились разъехаться. Как и не торопились прийти к соглашению. На конференцию от каждой страны прибыли оравы вельмож, судейских крючков, лакеев, чиновников. Они получали хорошее жалованье, неплохо проводили время на тех же дармовых банкетах. Зачем же лишать себя такой кормушки?.. Получалось, что противников надо подтолкнуть к миру. И весной 1646 г. Мазарини спланировал удар по испанским портам в Италии. Был заключен союз с герцогом Савойским, на соединение с ним отправилась эскадра под командованием де Брезе, высадила десант в Тоскане. Однако объединенное войско оказалось никудышным, воевать не умело, а вскоре вспыхнула эпидемия малярии, уничтожившая большую часть солдат. Выжившие вернулись восвояси.

Главной же целью кампании 1646 г. было вывести из войны Баварию. На нее двинулась армия Тюренна и шведский корпус Врангеля. Они заняли Мюнхен и полгода опустошали страну, пока баварский герцог Максимилиан не запросил мира. После чего Тюренн предлагал идти в сердце империи, на Чехию и Австрию. Но Мазарини со своей дипломатией «сам себя перехитрил». Он не хотел полного разгрома Фердинанда III. Чтобы император оставался угрозой для германских князей, а Франция выступила бы «гарантом» их прав. Поэтому Тюренн получил приказ перебросить армию в Испанские Нидерланды. Что очень не понравилось немцам-наемникам, из которых состояли его полки. Они забунтовали и стали разбегаться. А баварский герцог, едва враг покинул его владения, тут же нарушил перемирие. За возобновление боевых действий император пообещал отдать ему Пфальц. И к тому же Максимилиан до заключения общего мира не решался распускать свою армию. А она была тоже наемной, и внутри Баварии представляла не меньшее бедствие, чем неприятельская. Так что оптимальным выходом было бросить ее на соседей-протестантов – пусть грабит там.

В 1647 г. французы начали было вторую экспедицию в Италию. Но там в это время разразилось восстание. На юге Италии, в испанских владениях, большинство населения жило крайне бедно. В самой Испании законодательные кортесы провинций всячески противились увеличению налогов, и правительство опасалось «пережать». Зато итальянцев задавило поборами. Дошло до того, что основной рацион их питания состоял теперь… из фруктов. И когда власти попытались ввести новый налог – и именно на фрукты, подданные не выдержали. Началось в Сицилии, в Палермо, где мятежников возглавил некий Джузеппе Алези. Перебили испанцев, отменили все налоги, грабили и расправлялись со знатью.

А с Сицилии бунт перекинулся на Неаполь, который представлял собой подлинную клоаку – из 400 тыс. его жителей 100–150 тыс. составляли бродяги, стекавшиеся сюда со всей Италии. Существовали случайными заработками в порту, нищенствовали, ночевали вповалку в пещерах, развалинах или под открытым небом, благо климат позволял. В этой массе люмпенов мятеж нашел самую благодатную почву. Испанский вице-король успел укрыться в крепости ШатоНеф, а чернь выпустила из тюрем бандитов, жгла и грабила дома чиновников. Предводителем повстанцы выбрали рыбака Мазаньелло, создавшего «армию» и объявившего войну Испании. Восстание охватило Калабрию, Апулию, Абруццо.

Во французском руководстве многие считали, что момент очень удобен для вторжения, но Мазарини благоразумно воздержался и отменил десантную операцию. Он оказался прав. Мятежники сразу же перегрызлись между собой. Мазаньелло пытался навести хоть какой-то порядок, что совершенно не устраивало «подчиненных», и его убили. Вместо него неаполитанцы пригласили командовать дворянина де Масса. Но и его вскоре прикончили свои же. Выдвинули предводителем оружейника Аннезе – его постигла та же судьба. Пошел полный раздрай, и испанцам даже не понадобилось присылать в Неаполь дополнительные войска. Вицекороль вывел гарнизон из крепости Шато-Неф и без труда разгромил повстанческие банды. После чего испанцы высадились на Сицилии и тоже привели ее к общему знаменателю.

Но пока Италия еще бурлила, Мазарини решил воспользоваться затруднениями Мадрида. И тайно предложил сепаратный договор – дескать, Франция вернет оккупированную Каталонию, а взамен Испания пусть отдаст Бельгию. Вот тут-то мадридские дипломаты очень лихо переиграли кардинала. Они сообщили о его предложении голландцам. Ну а Нидерланды в это время предъявляли наименьшие претензии. Их правители не желали расширения своей территории, поскольку купцы присоединенных городов стали бы их конкурентами. Но не хотели и того, чтобы их соседкой стала хищная Франция. Узнав, что Мазарини добивается именно этого, голландцы тут же ударили по рукам с Испанией и в январе 1648 г. заключили с ней сепаратный мир. По которому Мадрид наконец-то признал независимость Нидерландов, отдал им полосу земли к югу от Мааса и согласился закрыть для плавания устье Шельды, что подрывало позиции бельгийских купцов.

Зато испанская армия высвободилась против французов. Это подтолкнуло Мазарини к активизации действий в Германии. Войска Тюренна и Врангеля снова повернули против Баварии, разгромили при Цусмаркхаузене баварскоимперскую армию Меландера и двинулись на Вену. Им помешали затяжные проливные дожди. Полки застряли у переправы через р. Инн, у них иссякли запасы продовольствия, и они ушли грабить Швабию. Но и попытка испанцев, сняв войска из Нидерландов, нанести удар по Франции, была блестяще отражена принцем Конде. Угроза Вене и неудача союзников всполошили императора, его дипломаты сразу стали уступчивее. И на Вестфальском конгрессе дело пошло к миру.

Но пока его еще не заключили, шведы задумали урвать дополнительный «приз» – богатую Прагу. К ней двинулся «летучий отряд» генерала Кенигсмарка. Он оставил в тылу обоз, пушки, посадил пехоту на телеги и погнал в надежде захватить город врасплох. Разъезды по пути хватали или убивали всех встречных, чтобы не предупредили пражан. Приблизились скрытно. Из леса осматривали раскинувшийся город, заранее распределяя богатые дома для грабежа. А в ночь на 26 июля шведы проникли через обветшалые стены Страговского монастыря, сняли часовых и захватили «Мале място». Это был самый богатый район Праги – тут жили знать, купцы, состоятельные ремесленники. Вакханалия погромов и резни длилась три дня.

Другие части города, лежащие за Влтавой, шведам упускать тоже не хотелось. Подвезли артиллерию, и после обстрела солдаты Кенигсмарка ринулись на штурм. Но пражане уже изготовились к обороне. Они знали, чем обернется для них поражение, и встали насмерть. В схватке на Карловом мосту врага отразили. Постепенно к Праге стали подтягиваться и другие корпуса шведов, к осени тут собрались все их войска, командование принял принц Карл Густав. Город окружили со всех сторон, бомбардировали, подводили мины. Было отбито несколько приступов. Словом, ситуация создалась в какой-то мере парадоксальная. Та самая Прага, из-за протестантских симпатий которой началась Тридцатилетняя война, теперь еле-еле отбивалась от протестантов и взывала о помощи к прежде ненавистному императору. А между тем в Вестфалии 24 октября 1648 г. был подписан мир…

В Чехии об этом узнали не сразу. У пражан кончились боеприпасы, они уже голодали, однако сдаваться не хотели. И им на помощь все же подошла имперская армия. Карл Густав сделал вид, что уклоняется от сражения и пропустил ее к Праге. После чего быстрым маневром прижал к городским стенам. Он рассчитывал, что войско укроется в городе, увеличив число едоков, и голод заставит осажденных капитулировать… Тут-то и подоспело известие, что в Европе уже неделю как заключен мир. Шведы возмущались, не хотели верить, считая это хитростью противника – но поверить пришлось.

Главным итогом Вестфальского договора стало то, что он подтвердил и усугубил расчленение Германской империи на множество самостоятельных частей, князья и вольные города получили права фактически полного суверенитета. Их подданство императору стало чисто формальным. Была признана независимость Голландии и Швейцарского союза. Швеция приобрела значительные территории – Западную Померанию, часть Восточной с г. Штеттин, остров Рюген, г. Висмар, архиепископство Бременское, епископство Верденское. Франция заключила мир только с империей, но не Испанией. И присоединила департаменты Верхний и Нижний Рейн, юг Лотарингии, имперские владения в Эльзасе. Но Мазарини видел выигрыш и в усилении влияния Парижа на германских князей, поэтому французская дипломатия постаралась в их пользу.

Бавария получила Пфальц, а ее герцог Максимиллиан был возведен в ранг курфюрста (одного из князей-электоров, которые избирали императоров). Саксония получила Лужицкую землю. И совершенно неожиданно огромные приобретения достались Бранденбургу, почти не принимавшему активного участия в войне. Но курфюрст Бранденбурга Фридрих Вильгельм проявил себя умелым дипломатам и жадным до приобретений хозяином. И как раз его «нейтральность» оказалась ценным качеством. Ему давали то, что не хотели давать другим – тем же шведам, чтобы они не слишком усиливались. А он не отказывался, брал. Брал и то, что по каким-то причинам не подошло другим. И получил часть Восточной Померании, архиепископство Магдебургское, получил «неудобные», разбросанные клочки территорий в Центральной Германии, герцогство Клевское на Рейне.

Впрочем, все эти земли и княжества являли собой печальную картину. За 30 лет бродившие туда-сюда армии совершенно опустошили Германию. В развалинах и пожарищах лежали и Бранденбург, и Пфальц, и Бавария, и Саксония, и Магдебург, и Померания. Чешские и саксонские рудники были выведены из строя, торговля прекратилась, пашни заросли кустарником и лесом. А по дорогам шатались банды демобилизованных мародеров и грабили то, что еще находили. В Чехии население сократилось более чем наполовину – с 1,5 млн. до 700 тыс. А в Германии, по оценкам разных специалистов, погибло от 2/3 до 3/4 жителей. Австрия пострадала меньше. И Габсбурги, утратив влияние на германских князей, растеряв свои западные владения, начали в большей степени опираться именно на Австрию. Поэтому и их самих после Тридцатилетней войны чаще стали называть не монархами Священной Римской империи германской нации, а австрийскими императорами.