Текст книги "Оборотная сторона олимпийской медали. История Олимпийских игр в скандалах, провокациях, судейских ошибках и курьезах"

Времена Великой депрессии

Шел 1932 год. Мир переживал времена глубокой депрессии. Крах рынка ценных бумаг свел многих финансистов в могилу, уделом других стала торговля овощами на улицах, и это еще считалось удачей. Америку охватила Великая депрессия. Не за горами был и развал национальных банков. Безработица превысила все мыслимые нормы. В таких условиях готовились Игры X Олимпиады.

Когда Лос-Анджелес впервые заявил о своем желании провести у себя Игры, в мире все еще царило благополучие, которого огромными усилиями удалось достичь после Первой мировой войны. Впервые предприимчивый и проницательный представитель Лос-Анджелеса Уильям Мэй Гарланд, вооружившись пригласительным письмом от мэра города, появился на сессии МОК в Антверпене в 1920 году. Он привез запрос на проведение Игр 1924 года или в крайнем случае Игр 1928 года. Гарланду сказали, что для проведения Игр 1924 года уже избран Париж, а на Игры 1928 года претендует Амстердам. Члены олимпийского ареопага были так заворожены убедительными речами человека с берегов Тихого океана, что проголосовали за его прием в МОК и предложили Лос-Анджелесу проведение Игр 1932 года. Официально это решение было оформлено на сессии в Риме в 1923 году.

Когда просьба Гарланда была удовлетворена, он вернулся на родину и приступил к работе. Он возглавил Общественную Ассоциацию Развития, которая вскоре стала основой Оргкомитета по подготовке Олимпийских игр. Несмотря на нарастающий пессимизм, в конце 1929 – начале 1930 года по всему миру во все национальные олимпийские комитеты были разосланы приглашения, напечатанные на красивой тисненой бумаге. Понимая, что в условиях финансовой депрессии многие страны побоятся тратить средства на отправку спортсменов так далеко и это станет препятствием в проведении Олимпиады, Гарланд и его комитет разработали хитроумный план.

Представ перед МОК в 1930 году, представитель Лос-Анджелеса объявил, что для каждого участника выделено по 2 доллара в день, что обеспечит их питанием, проживанием, развлечениями и возможностью пользоваться местными видами транспорта. Оргкомитету удалось получить скидки на билеты на пароходы и поезда, а это означало, что, например, каждый спортсмен из Европы потратит на тридцатидневную поездку туда и обратно не больше пятисот долларов, то есть треть ранее предполагаемой суммы. После таких обещаний заявки на участие потекли широким потоком. Однако Гарланд и его партнеры смогли вздохнуть с облегчением лишь несколько месяцев спустя, когда первые участники Игр стали прибывать в порты США.

А в середине 1929 года ситуация была еще настолько серьезна, что, опасаясь большого недоезда команд, НОК США решил обратиться к Советскому Союзу с предложением участвовать в Играх. И 10 июля 1929 года комиссия внешних сношений ВСФК сочла целесообразным проведение переговоров с представителями Олимпийского комитета США. С советской стороны переговоры вел Иван Жолдак, занимавшийся в ВСФК международными вопросами. В ходе беседы Жолдак сказал, что участию советской делегации в Играх препятствует отсутствие у СССР дипломатических отношений с Соединенными Штатами. Содержание переговоров стало известно американской прессе, и в нескольких американских газетах появились публикации, призывающие признать Советы. Но из этого тогда ничего не получилось.

Несмотря на большие трудности, Олимпиада в Лос-Анджелесе началась вовремя – 30 июля, и до 14 августа приковывала к себе внимание мировой спортивной общественности. Первое разочарование любители спорта испытали, узнав, что две звезды, два великих бегуна – финн Пааво Нурми, девятикратный олимпийский чемпион, и француз Жюль Лядумег, призер Олимпиады и рекордсмен мира, не допущены к участию в соревнованиях. Их обоих обвинили в нарушении статуса любительства.

Французская федерация легкой атлетики после долгих попыток покрыть Лядумега – ведь он был явным претендентом на победу в беге на 1500 метров – решилась его отчислить, когда уже никак нельзя было скрыть, что любимец публики «Жюло» систематически продавал свой талант бегуна, рекламируя товары различных фирм. Возможно, французские спортивные руководители продолжали бы закрывать на это глаза до окончания Игр, если бы не узнали, что шведы готовятся поднять по этому поводу большой шум.

Финская федерация избрала другой путь. Она заявила Нурми на участие в марафоне, надеясь, что славный ветеран сможет получить свою девятую золотую медаль. И случилось то, что должно было случиться: МОК, в распоряжении которого находилось досье с тяжкими обвинениями, запретил финскому спортсмену выйти на старт. Суть обвинений, кстати, заключалась в том, что Нурми незадолго до Олимпиады попросил, чтобы ему оплатили транспортные расходы для поездки на турнир в Германию.

Состязания легкоатлетов проходили на главной арене «Колизея». Стометровку выиграл американский негр Эдди Тоулэн, опередивший на грудь своего соотечественника Ральфа Меткэлфа. Оба показали одинаковое время – 10,3 секунды, что было лучше мирового рекорда. Тоулэн подтвердил свой успех победой в беге на 200 метров, но эту дистанцию, несомненно, должен был выиграть более мощный Меткэлф, ставший жертвой ошибки в измерении длины его дорожки: на самом деле он пробежал 202 метра. Меткэлф бежал, как он потом признался сам, лучше, чем когда-либо ранее, но Эдди Тоулэн уверенно лидировал. Поняв, что обойти соперника не получается, Ральф Меткэлф отказался от борьбы и в итоге занял третье место, отстав от победителя почти на три метра. После финиша Меткэлф признавался в интервью, что его преследует ощущение какой-то ошибки, как будто он слишком много пробежал. Франк Уикофф, еще один спринтер, предположил тогда, что судьи по недосмотру поставили бегуна на эстафетную стартовую отметку и он пробежал лишние два метра. В 1982 году спортивный обозреватель NBC Буд Гринспан при подготовке программы об Олимпиаде в Лос-Анджелесе изучил кадры кинохроники и доказал, что Ральф Меткэлф действительно пробежал не 200, а 202 м. Но оснований для пересмотра результатов не было: отставание бегуна на финише превышало лишние два метра.

Кстати, судейские ошибки на этой Олимпиаде были настолько часты, что один из журналистов назвал Игры в Лос-Анджелесе «Олимпиадой судейских ошибок и просчетов». Например, в финале бега на 3000 метров с препятствиями произошел единственный в истории Олимпийских игр случай – счетчик кругов отлучился со своего поста, и в его отсутствие бегуны вместо трех тысяч метров пробежали 3450 метров. Или еще один пример. Французский дискобол Поль Винтер сделал весьма удачный бросок – послал диск за 50-метровую отметку. Это ясно видели все зрители и не заметили только… судьи. Чтобы как-то исправить оплошность, французу любезно предложили дополнительную попытку. Но сильно огорченный Винтер в дополнительной попытке не сумел повторить свой великолепный бросок, и золотая медаль досталась американцу Джону Андерсону, метнувшему диск всего на 49 м 49 см. Это хоть и был новый олимпийский рекорд, но горечь от странной судейской ошибки осталась у всех.

Чемпион Игр 1928 года швейцарец Жорж Миз в ходе состязаний громко возмущался неверными, с его точки зрения, решениями судей. В вольных упражнениях спортсмен занял второе место, уступив венгру Иштвану Пелле. Узнав свою оценку, он набросился с оскорблениями на венгерского судью Золтана Дюкштейна и обвинил арбитра в подсуживании соотечественнику. Вопрос о поведении Жоржа Миза был направлен на рассмотрение судейской коллегии, которая дисквалифицировала гимнаста до конца соревнований. Второе место в вольных упражнениях за ним сохранили.

На соревнованиях по конному спорту произошел исключительный случай – ни одна команда не смогла получить Большой Приз Наций из-за допущенных ошибок, неправильного прохождения трассы, падений и т. д. Немало курьезов было и на соревнованиях пятиборцев. Один из самых массивных спортсменов – швед Свен Тофельт, который весил более ста килограммов, – по жребию получил самую легкую лошадь. Трижды падала она на дистанции, и чемпион Игр в Амстердаме сумел занять лишь пятнадцатое место. Все же в итоге Тофельт закончил состязания четвертым. А вот португальскому пятиборцу барону де Гередия досталась отличная, послушная лошадь с единственным, пожалуй, недостатком: она крайне болезненно реагировала на удары. И когда барон, что называется, с места в карьер пустил в ход хлыст и шпоры, лошадь тут же сбросила его наземь и убежала. С трудом поймали ее и подвели к де Гередия. Разъяренный спортсмен снова пустил в ход хлыст, и картина повторилась с абсолютной точностью. Не стоит говорить, каких трудов стоило португальскому спортсмену одолеть дистанцию конного кросса. Всякие шансы на успех в соревнованиях были утрачены безвозвратно.

Под тенью фашистской свастики

Олимпийские игры 1936 года в Германии (летние – в Берлине, зимние – в Гармиш-Партенкирхене) были самыми роковыми за всю историю: хорошая, почти без каких-либо ошибок организация, направленная исключительно на злоупотребление олимпийским движением, на превращение Игр в сотканный из напряженности, рекордов и соответствующего настроения занавес, за которым без помех и весьма настойчиво велась подготовка к самому жестокому истреблению народов.

На организацию Игр XI Олимпиады 1936 года претендовали одиннадцать городов трех континентов: девять европейских, причем четыре из них из одной страны – Германии: Берлин, Кельн, Нюрнберг и Франкфурт-на-Майне; столица Венгрии – Будапешт, столица Италии – Рим, столица Ирландии – Дублин и два города из других частей света: египетский – Александрия и аргентинский – Буэнос-Айрес. Впервые за честь организовать Олимпиаду боролось так много городов.

В этом конкурсе победил Берлин. Право на проведение зимних Игр также было предоставлено Германии, которая предложила Гармиш-Партенкирхен – небольшой баварский курортный городок, расположенный в Восточных Альпах на берегу реки Лойзах на высоте 732 метра над уровнем моря. Решение это было принято 13 мая 1931 года на сессии МОК в Барселоне, за два года до прихода к власти фашистов. В 1933 году была растоптана Веймарская республика и Германию накрыла тень фашистской свастики. На протяжении этих двух лет фашисты особых восторгов по поводу проведения Олимпиады не высказывали. Их газетенка «Фелькишер беобахтер» писала в 1932 году:

«Неграм на Олимпиаде делать нечего… К сожалению, в настоящее время можно видеть, как свободный человек часто борется за пальму первенства с несвободными черными, с неграми. Это беспримерное надругательство и дискредитация олимпийской идеи, и древние греки перевернулись бы в своих гробах, если бы узнали, во что современные люди превратили их священные национальные Игры. Следующие Олимпийские игры состоятся в 1936 году в Берлине. Мы надеемся, что лица, занимающие ответственные посты, знают, в чем состоит их долг. Черные должны быть отлучены. Мы ждем этого».

Другая немецкая газета, не долго думая, объявила Олимпийские игры «никому не интересным сборищем, которым заправляют евреи».

Лишь после того, как фашистские заправилы поняли, что Олимпийские игры можно использовать для обмана всего мира относительно собственной политики и истинных замыслов, они вдруг «открыли полезность» Игр. В Берлине и Гармиш-Партенкирхене начали строить новые и реставрировать старые спортсооружения. В Берлине, например, довольно быстро стараниями генерал-лейтенанта фон Райхенау возникла Олимпийская деревня. Объяснялось это просто: вермахту срочно потребовались корпуса для военного училища.

Гвидо фон Менгден, занимавший в тридцатых годах один из руководящих постов в спортивном движении Германии, вспоминал в своей книге, появление которой было приурочено к Олимпиаде 1972 года: «Организационный комитет не испытывал никаких неудобств из-за того, что происходило тогда вокруг нас. Архитектор Вернер Марх создавал проект реконструкции старого стадиона. Комитет не волновала проблема финансирования, поскольку имперское правительство согласилось взять на себя все расходы по реконструкции спортивных сооружений. 5 октября 1933 года Гитлер пожелал познакомиться с главной ареной Олимпийских игр. В конце дня было принято решение о строительстве крупнейшего в то время спортивного сооружения в мире. Произошло это так. В самом начале осмотра совершенно не разбиравшийся в спорте Гитлер спросил у сопровождавших его лиц, почему при реконструкции стадиона необходимо проводить такие значительные земляные работы. Левальд (президент НОК Германии) рассказал ему об убожестве беговой дорожки в Грюневальде. И тут диктатор разразился патетической речью. «Существующие сооружения снести, на их месте возвести новый громадный стадион германского рейха! Построить открытую эстраду гигантских размеров!» Поскольку площадка для строительства нового стадиона архитектору показалась неудобной, он предложил использовать участок территории, который находился в собственности прусского лесного ведомства. Проект был реализован очень скоро…»

Эффект, который производили громадные спортсооружения, дополнялся помпой, с которой проходила рекламно-пропагандистская кампания в период подготовки к Играм: был организован факельный пробег от древней Олимпии до Берлина (по пути следования бегунов проходили реваншистские митинги, и в первую очередь, в Судетской области в Чехословакии, «возвращение в рейх» которой, как известно, явилось одним из первых агрессивных актов Гитлера), отлили громадный Олимпийский колокол с демагогической надписью: «Я призываю молодежь мира» – лишь немногие понимали в то время, куда звал колокол молодежь, – в братские могилы.

Подготовительные работы в Германии велись с большим размахом. Руководство войск СА дало следующую директиву:

«Мы должны убедить весь мир в том, что в Германии царят покой и безопасность и что немецкий народ всем сердцем жаждет мира. Поэтому запрещается петь песни периода захвата власти, если их исполнение может в этой связи произвести неверное впечатление».

Пропагандистской шумихе все же не удалось парализовать развернувшееся во всем мире движение против проведения Игр в Германии – стране концентрационных лагерей. Прогрессивно настроенные люди почти во всех странах мира требовали перенести Игры в другую страну. Многие чемпионы и участники Олимпиады 1932 года, победители чемпионатов мира 1933, 1934, 1935 годов присоединялись к бойкоту Олимпиады и заявляли о своем нежелании ехать в Гармиш-Партенкирхен. Среди самых известных – чемпионы мира в парном фигурном катании венгерские фигуристы Эмилия Роттер и Ласло Соллаш, олимпийские чемпионы в этом же виде французы Андре и Пьер Брюне, французские бобслеисты Филипп Ротшильд и Жан Реймс, а также конькобежец чемпион Олимпиады-32 американец Джон Ши. Правда, массовый характер бойкот не носил.

В ответ на эти призывы бойкотировать Игры нацистское министерство пропаганды развернуло бешеную деятельность: во все концы планеты полетели приглашения, обещания, заверения в том, что Белая Олимпиада будет проведена безупречно, без всяких нарушений Олимпийской хартии. В борьбе за количество участвующих стран использовались все средства: от уговоров и взяток до угроз и шантажа. Вот только один пример. Национальный олимпийский комитет США заявил, что у него нет средств, чтобы послать делегацию в Гармиш-Партенкирхен. Буквально через несколько дней после этого в адрес американского НОК приходит по почте чек на 50 тысяч долларов. В сопроводительном письме написано, что это пожертвование «неизвестного спортсмена». Всезнающим газетчикам понадобилось совсем немного времени, чтобы раскрыть этот секрет. «Неизвестным спортсменом» оказался не кто иной, как… сам Геббельс – рейхсминистр пропаганды фашистской Германии.

В то время состав Международного олимпийского комитета был настолько реакционен, что было бы удивительно, если б члены МОК прислушались к голосу международной общественности. Они слушали только себя. Поэтому МОК принял решение никуда из Германии Игры не переносить: ни зимние, ни летние.

Перед самыми Играми в Германию приехал президент МОК Анри де Байе-Латур. Ему рассказали о том, что в соответствии с принятыми «Нюрнбергскими законами», в которых евреи объявлялись людьми низшей расы, антисемитизм в Германии разразился с особой силой. Его проявления не обошли и зимние Игры. К их началу в Гармиш-Партенкирхене возле туалетов были повешены таблички «Собакам и евреям вход воспрещен». При встрече с Гитлером Анри де Байе-Латур заявил:

– Господин канцлер, таблички с подобными надписями противоречат олимпийским традициям.

На это Гитлер ответил:

– Господин президент, когда вас приглашают в гости, вы не учите хозяев, как смотреть за домом, не так ли?

Ответ Байе-Латура был таков:

– Простите, господин канцлер, но когда флаг с пятью кольцами вывешивается на стадионе – это уже не Германия. Это Олимпия, и мы в ней хозяева.

Таблички были убраны. И это, пожалуй, единственное, чего смог добиться президент МОК. А хотел ли он большего – этого не знает никто.

В Гармиш-Партенкирхене до 4 февраля погода была пасмурной, и целыми днями лил дождь. Но потом вдруг резко похолодало и выпал снег. 6 февраля, в день открытия Игр, погода стояла прекрасная. Праздник открытия прошел помпезно, пышно, как выразился один французский журналист, развлекательную музыку сменил Вагнер, а легкость и беззаботность уступили место монументальности.

На следующий день после открытия все фашистские газеты, захлебываясь от удовольствия, писали о том, что Белая Олимпиада 1936 года – самая выдающаяся в современной олимпийской истории, что она уже побила все рекорды – и по количеству участников, и по количеству стран.

Что касается стран, то по сравнению, например, с Санкт-Морицем 1928 года количество их увеличилось лишь на три (было 25, стало 28). Кое-кто из тех, кто был в Швейцарии, в Германию не приехал, зато появились новые, в основном те, правительства которых заигрывали с нацистами. Впервые приняли участие в зимних Играх представители Австралии, Болгарии, Греции, Испании, Лихтенштейна и Турции. Все эти страны, кроме Австралии, прислали всего по несколько лыжников. Главное было отметиться, помочь своим фашистским друзьям установить рекорд. Кстати, ни один из дебютантов не получил ни одного зачетного очка.

Относительно количества участников тоже не надо заблуждаться. В протоколах числилось 646 спортсменов, треть из которых составили делегации стран-сателлитов: Австрии, Италии, Венгрии, Японии. Примерно столько же было в команде самой Германии.

Соревнования по горнолыжному, или альпийскому, двоеборью среди мужчин проводились с перерывом на один день. Сначала скоростной спуск, а через день – две попытки слалома. С огромным преимуществом спуск выиграл чемпион предыдущих Игр по прыжкам с трамплина норвежец Биргер Рууд. Этот смелый спортсмен оказался еще и самым хитрым. Дело в том, что трасса скоростного спуска была произвольной и ничто не мешало участникам искать самый короткий маршрут. Главное – уйти с обозначенного старта и прийти за возможно короткое время к финишу. Знакомясь с трассой, Рууд заметил, что она огибает кусок скалы, значительно продлевая маршрут. Он быстро сообразил, что если ему удастся перескочить через эту глыбу, не обходя ее, он сэкономит много времени. Ночью перед спуском он собрал товарищей и они нанесли снега и утрамбовали его таким образом, что получилось нечто вроде трамплина. Во время соревнований все участники спуска бросились огибать глыбу, тогда как Рууд, воспользовавшись «своим» трамплином, перемахнул ее. Так он сократил путь почти на 200 метров и пришел к финишу за 4 мин. 47,7 сек. Занявший второе место в спуске германский лыжник Франц Пфнюр отстал от Рууда на 4,1 сек.

Дебют двоеборцев не обошелся без скандала. Инструкторам по горнолыжному спорту запретили выступать на Олимпиаде – на том основании, что они не могут считаться спортсменами-любителями. Швейцарские и австрийские горнолыжники в знак протеста бойкотировали Олимпиаду.

Соревнования по бобслею тоже начались с протеста. В Гармиш-Партенкирхене это уже стало обычным явлением и мало кого удивляло. На сей раз, европейские бобслеисты протестовали против полозьев, применяемых американцами. Они утверждали, что эти полозья не соответствуют олимпийским правилам и, кроме того, портят желоб. Американцы пригрозили, что, если их не оставят в покое, они покинут Игры. Демарш подействовал безотказно, и все претензии тут же отпали.

Соревнования проводились неподалеку от озера Риссерзее на трассе длиной 1600 метров. Открыли их четверки. Два первых места заняли швейцарские экипажи. Американцам не помогли их необычные хитрые полозья, и они смогли занять лишь четвертое место.

Олимпийский хоккейный турнир собрал 15 команд. Это был рекорд. Когда впервые хоккей с шайбой появился в программе Олимпийских игр – это было на летней Олимпиаде 1920 года в Антверпене, – в турнире приняло участие 7 команд. В Шамони их было уже 8, в Санкт-Морице – 11. В Лейк-Плэсид приехало всего 4 команды. И вот в Гармиш-Партенкирхене собрался самый представительный турнир. 12 команд уже имели опыт олимпийских баталий, а три – Италии, Латвии и Японии – стали дебютантами. Все команды были разбиты на три подгруппы, по два победителя из которых выходили в полуфинал. Полуфинальные четверки составили таким образом, чтобы команды, уже встречавшиеся в предварительных матчах, на этом этапе больше друг с другом не играли. И, наконец, из каждого полуфинала четыре команды выходили в финал. Финальную группу составили команды Канады, Великобритании, Чехословакии и США. Положение этих команд в финале было далеко не одинаковым. По условиям турнира, команды, встречавшиеся между собой раньше, в финале не играли – просто засчитывался результат полуфинальных игр. Так вышло, что еще до начала финального турнира были засчитаны поражения канадцам от англичан и команде Чехословакии от американцев.

Чемпионы всех предыдущих Олимпиад, родоначальники хоккея с шайбой, канадцы выиграли и у американцев, и у чехов, но это дало им лишь 4 очка. Англичане очень легко победили хоккеистов Чехословакии со счетом 5:0, в матче с американцами не гнались за победой – им достаточно было ничьей, что и было зафиксировано в конце матча – 0:0. Кстати, это был всего лишь второй в олимпийской практике случай, когда хоккеисты во время матча не забросили ни одной шайбы.

Вот так англичане впервые стали олимпийскими чемпионами в хоккее с шайбой, оттеснив законодателей мод в этом виде спорта – сборную Канады на второе место. Правда, есть небольшой нюанс, приоткрывающий завесу тайны сенсационной победы англичан. В составе английской команды выступали почти все игроки из Канады. Впрочем, такое же положение было и во французской команде. Руководство делегации Канады даже потребовало по этой причине дисквалификации и английской, и французской команд. Но после долгих закулисных переговоров Канада, как примерный доминион, заботящийся о чести своей метрополии, все же отказалась от протеста по отношению к Англии, но оставила его в силе в отношении Франции. Французы обиделись и решили отозвать свою команду с Олимпиады и только после настоятельных уговоров согласились принять участие в хоккейном турнире, но, видимо, из-за предстартовых волнений дальше предварительных игр они не продвинулись.

После того как закончились IV зимние Олимпийские Игры, Гитлер направил свои войска в Рейнскую область, демилитаризованную по Версальскому договору. В ответ на протесты международной общественности он, ссылаясь на «волю к миру», якобы продемонстрированную на зимних Играх, цинично утверждал: «Когда несколько недель назад французские гости присутствовали на Олимпийском стадионе в Гармиш-Партенкирхене, у них была возможность убедиться в том, насколько мне удалось перевоспитать немецкий народ. И эта внутренняя готовность искать и находить такое согласие важнее надуманных попыток государственных деятелей оплести мир сетью юридических и, по существу, совершенно непонятных актов».

Но такой демагогией трудно было прикрыть то, что на самом деле творилось тогда в Германии. За гостями и участниками Игр велась весьма настойчивая слежка. Фашистские хозяева стремились во что бы то ни стало воспрепятствовать каким-либо контактам между немецкими «арийцами» и «цветными». В первые дни гестапо «предупредило» 52 женщин, замеченных в контактах с иностранцами, особенно с цветными, что это никак не совместимо с их достоинством и уж во всяком случае с предписываемой сдержанностью… Фашистские законы требовали строгой изоляции «неарийцев» от «арийцев».

Между зимней и летней Олимпиадами 1936 года прошло всего 4 месяца, и многочисленные зарубежные гости не успели многого заметить в германских столицах Олимпийских Игр.