Текст книги "От Лубянки до Кремля"
Автор книги: Валерий Величко
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Слава Богу, все обошлось! Цинев даже выразил мне свою благодарность, отметив, что я как потомственный военный, проявил деликатность, следуя воинскому уставу, не обсуждать командира при подчиненных.
Генерал-докладчик, уходя, крепко хлопнул дверью и матерно выругался в адрес заместителя секретаря Парткома: «Что же ты… мне такой доклад подсунул..!»
Потом, во время почти полуторагодичной совместной работы в «Девятке», генерал (он умер от аппендицита) принципиально со мной не разговаривал и демонстративно отворачивался, проходя мимо.
После этого моего «подвига» уважение мое к Юрию Сергеевичу возросло многократно, а он, я думаю, именно тогда обратил на меня особое внимание.
Генерал-лейтенант Плеханов Юрий Сергеевич родился 20 мая 1930 г. в г. Москве. Образование высшее – преподаватель истории. 1951–1967 гг. – работа в комсомольских и партийных органах. Последняя должность – секретарь Секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова.
В органах КГБ СССР с 1960 г. – старший офицер приемной Председателя КГБ при СМ СССР. 1970–1983 гг. – начальник 12-го отдела КГБ при СМ СССР и КГБ СССР.
1983 г. – август 1991 гг. – начальник 9-го Управления КГБ СССР, Службы охраны КГБ СССР.
Почетный сотрудник госбезопасности. Награжден орденами: Ленина, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, Знак Почета. Имел 11 медалей. Умер 10 июля 2002 г. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.
Что вы думаете о надежности охраны Кремля?
И вот однажды, через пару месяцев после обсуждения итогов проходившего в «Девятке» очередного партийного актива, Юрий Сергеевич Плеханов пригласил меня в комнату отдыха своего кабинета, где на столе стояли бутылочка хорошего коньяка и тарелка с тонко нарезанным лимончиком. Пристально вглядываясь мне в глаза и хитро улыбаясь, он задал мне непростой вопрос: «Валерий Николаевич, вот Вы уже около года работаете с нами, а что Вы думаете о надежности охраны, например, Кремля?»
Очередная проверка моей принципиальности и профессионализма, подумал я, но решил не изменять себе. Предупредив, что мое видение проблемы, естественно, непрофессионально и сугубо субъективно, я изложил свое мнение, которое опять-таки было достаточно критичным.
При этом я ссылался на собственный (около 10 лет) опыт оперативного обслуживания хорошо охраняемых особо важных ракетостроительных объектов г. Воронежа, на свои американские «олимпийские» наблюдения и др.
Основная мысль состояла в том, что, по моему мнению, охрана Московского Кремля в тот период была рассчитана лишь на пресечение незаконных непрофессиональных проникновений на его территорию. Не была предусмотрена ни серьезная техническая защита (кроме охранных сигнализации и телевидения), ни силовая (войсковая) защита объекта не только от профессиональных диверсионно-террористических групп, которые уже имелись в составе спецслужб многих стран, но и от возможных доморощенных террористов. А тогда мы уже имели знаменитые взрывы в метро, захваты самолетов и др.
Надо было учитывать, что в СССР хватало бывших военнослужащих МО, КГБ, МВД, обстрелянных в Афгане и других странах мира или хуже того (для охраны и правоохранительных органов) имеющих спецназовскую подготовку.
Некоторые из них потом достаточно «эффектно» показали себя в лихие 90-е.
Но все же большая и наиболее профессионально подготовленная их часть в результате тщательного отбора и систематического воспитания командирами и политработниками имела серьезные убеждения и нравственные устои. Знаменитые кагэбэшные «Альфа» и «Вымпел» в октябрьские дни 1993 года, несмотря на приказ самого ЕБНа и обещания хорошего денежного и другого вознаграждения, не допустили кровопролития при взятии Дома Советов. Воспитание и чекистские нравственные устои взяли верх.
Хотя и в советские времена, особенно в рядах МВД, хватало «героев» – профессионалов-беспредельщиков.
В период первого противостояния народа и ельцинской власти 1 мая 1993 года я встретил на Ленинском проспекте с трудом переставлявшего ноги избитого Ю.С. Плеханова, которого под руки вела домой жена, Руфина Павловна. Они возвращались с митинга в районе площади Гагарина, который был жестоко разогнан московской милицией и ОМОНом. ЮС получил тогда несколько ударов дубинкой по больным почкам. Озверевшие милиционеры и омоновцы, со щитами и дубинками наперевес, молотили тогда всех подряд, не разбирая старых и малых.
Я не удержался и съехидничал: «Юрий Сергеевич, а омоновцы-то еще наши – советские. Видимо, обули, одели, откормили, хорошо вооружили, научили их как бить, но забыли рассказать – кого и за что!»
В ответ услышал привычное: «Ну ты, Величко, как всегда..!»
Сегодня в России ситуация еще страшнее. Практически каждое министерство и ведомство выпестовало свой собственный спецназ, который, к сожалению, как и раньше, учат сначала бить и стрелять, а лишь потом разбираться «кого и за что».
Яркий пример – беспредел «команды Лысюка («Витязь»)» в те же октябрьские дни 1993 года в Останкино. До сих пор помню беспорядочный огонь выискивающих жертвы БТРов. На одном из металлических столбов перед зданием телецентра, за которым я прятался в тот вечер, остались отметки от пуль бывших «дзержинцев».
По количеству бойцов, вооружению, оснащению, материальному и денежному обеспечению эти карманные армии уже давно, по-моему, переплюнули и Российскую Армию, и Военно-Морской флот, и ВВС.
Видимо, есть чего власти бояться? Не отстает от государства и большой бизнес, и вездесущий криминал. Давно уже нет независимых частных охранных предприятий, все ЧОПы при ком-то: при «Газпроме», «Лукойле», «Роснефти» и т. п., при «солнцевских», «долгопрудненских», «таганских» и т. п.
В различного рода частных школах вы можете встретить инструкторов из «Альфы», «Вымпела», спецназов ГРУ и даже «специалистов» из Израиля, США и др.
Стремится иметь свои ЧОПы, как я сказал, и каждая уважающая себя ОПГ.
Говорил я тогда, в середине восьмидесятых, также о том, что не решены правовые вопросы использования охраной огнестрельного оружия и специальных средств. Привел пример, когда грузовик с пьяным водителем, пробив чугунную ограду у Кутафьей башни, прорвался через Троицкие ворота на Ивановскую площадь Кремля и долго колесил по ней. Сотрудники охраны, размахивая малокалиберными пистолетами ПСМ, бегали рядом с машиной, угрожая и матерясь, но так и не решились открыть огонь на поражение. «Чекистско-войсковая операция» закончилась, когда в бензобаке автомашины-нарушителя иссяк бензин и пьяный водитель просто вывалился из кабины. Хорошо, что это были другие времена и это не была начиненная взрывчаткой автомашина с водителем-смертником.
Да и психология сотрудников охраны была другой.
Были с моей стороны и конкретные предложения, «чтобы я сделал, если бы…»
(Позднее некоторые из них были внедрены).
Предложение, от которого невозможно отказаться
Не прошло и недели. Поздно вечером я сидел в своем кабинете в Парткоме и с 8-го этажа любовался мокрыми московскими крышами, старинным из красного кирпича зданием телефонной станции.
Зазвонила АТС-2 – «кремлевка». Плеханов. «Валерий Николаевич, Вы еще на работе? Не могли бы приехать в Кремль? Моя машина ждет Вас внизу».
В голове (ехидное): «А если так, то чего тогда было спрашивать мое желание?»
Разговор на «Вы», странно, после того моего «подвига» он всегда доверительно обращался ко мне на «Ты», «Валерий» – уж больно велика была разница между нашими воинскими званиями, положением, да и возрастом?
Значит, что-то серьезное! Вроде бы больших проколов за последнее время у меня не было?
Действительно, перед входом в Партком на Малой Лубянке (теперь) стоит под парами начищенная «Волга-3102» МОЛ 00–09. В кабине тепло, играет музыка, запах кофе и хорошего парфюма.
Моросит легкий дождичек. Несемся по ярко освещенной ночной Москве, форсированный движок работает практически неслышно. Милиция, увидев номера, вытягиваясь во фрунт, отдает честь.
Прокатив по улице Куйбышева, машина по сверкающей под дождем брусчатке влетает через Спасские ворота в Кремль. Прямо над нами громко бьют куранты.
Такое я раньше видел только в кино.
Паркуемся на Ивановской площади, встав в ряд таких же отполированных водителями и дождем красавиц.
Подсвеченные прожекторами сверкают Иван Великий, купола кремлевских храмов. Царь-колокол и Царь-пушка… Впечатление незабываемое. Умеет Юрий Сергеевич психологически подготовить человека к беседе!
В 14-м корпусе (его название я узнал позднее) Кремля благоговейная тишина, звуки шагов скрадываются широкой красной «кремлевской» дорожкой. Пахнет хорошим табаком. ЮС был заядлым курильщиком, курил только настоящий «Кент». Позднее мне этот запах сигнализировал о том, что начальник на своем рабочем месте.
В приемной тоже тишина, полумрак и бдительный секретарь-тезка, Валерий Николаевич.
ЮС встречает меня у дверей своего кабинета. Сегодня разговор официальный за его рабочим столом. На столе – крепко заваренный чай и знаменитые «кремлевские» сушки, большие, тонкие и чуть сладковатые.
Честно сказать, я не мог терпеть эти чаепития. От крепкого чая на голодный желудок, а угощения почему-то были именно в таком состоянии, меня обычно тошнит. А отказаться от них, если предлагает, например, Председатель КГБ, секретарь Парткома КГБ или начальник 9-го Управления, – нахальство. Ведь это – знак доверия и уважения. Вот и приходилось терпеть, чтобы не обидеть.
Начинает без предварительной подготовки: «Валерий Николаевич, я предлагаю Вам поработать в 9-м Управлении. Для «чекизации» Управления, превращения его из военизировано-силового и во многом – хозяйственного в серьезное оперативно-чекистское подразделение мне сейчас нужны опытные кадры из оперативных подразделений Комитета госбезопасности.
Работа предстоит большая. Требует серьезной проработки буквально вся законодательная и нормативно-правовая основа деятельности Управления. Устаревшие документация и порядок сегодня порождают массу негативных моментов: длительное согласование на самом высоком уровне вопросов о правомерности и порядке действий сотрудников, например по пресечению действий нарушителей, применения оружия и спецсредств и т. п. Все это приводит к запаздыванию, в частности, оснащения подразделений современным оружием, средствами защиты, оперативной техникой.
Нам необходимо отказаться от экстенсивных путей решения оперативных задач, сделать ставку на маневрирование силами и средствами. Необходимо подумать о широком внедрении в практику последних достижений науки, техники и современных технологий. У пограничников в ГУПВ, например, решается вопрос о создании Службы научного обеспечения деятельности погранвойск. А почему бы нам об этом не подумать? Да и многое другое.
Я уже давно наблюдаю за Вами. У Вас за плечами хорошее университетское естественно-научное образование, это если говорить о научном обеспечении охранной деятельности. Неплохое знание работы местных органов КГБ, что будет важно при подготовке поездок охраняемых лиц по стране. Ваш опыт работы в выездном отделе Главного управлении контрразведки в тесном контакте с разведывательными подразделениями Комитета, поездки за рубеж будут важны при подготовке зарубежных визитов.
Пригодится опыт Вашего руководства аналитическим подразделением в воронежском Управлении КГБ и информационно-аналитической работой в 13-м отделе ВГУ, умение готовить серьезные аналитические документы. У нас это все только в зачатке. Необходима система прогнозирования угроз в отношении охраняемых лиц с использованием АИС ГВЦ (автоматизированных информационных систем Главного вычислительного центра) КГБ СССР.
Ну а работа в Большом парткоме, как я убедился, дала Вам не только понимание роли Комитета госбезопасности в политике страны, знание его структуры, но и умение работать с людьми и знание положения дел в нашем Управлении, его кадров.
Важно также, что Вас лично знает и положительно оценивает Ваш труд руководство Комитета госбезопасности и многих его подразделений».
Лестно было слышать подобные слова.
Было видно, что он хорошо ознакомился с моей оперативной биографией и результатами прежней работы, и не только в КГБ.
Но, откровенно говоря, у меня тогда были совершенно другие жизненные планы.
13-й отдел Главного управления контрразведки
До прихода в Партком, являясь заместителем начальника отделения в 13-м отделе 2-го Главного управления (главного управления контрразведки) КГБ СССР, я занимался «борьбой с изменой Родине на канале выезда советских граждан за рубеж», а также организацией контрразведывательной работы на канале выезда советских граждан за рубеж по частным делам.
Моей «клиентурой» были известные предатели-невозвращенцы типа Нуриева, Барышникова, Ростроповича, Вишневской, Шостаковича, Любимова (по линии культуры) и другие изменники рангом пониже.
Надо сказать, что ежегодно, вопреки бытующим мнениям о том, что якобы из СССР за границу бежали толпами из многомиллионного числа советских граждан, выезжающих за рубеж по линии экономических связей, научно-технического обмена, культуры, спорта и по частным делам, что относилось к компетенции нашего подразделения, от возвращения в СССР отказывались не более 25–30 человек. (В 1985 году на всех каналах выезда отказались возвратиться в СССР всего 35 человек – Отчет В.М. Чебрикова М.С. Горбачеву о работе КГБ СССР за 1985 год. Упоминавшийся уже Вашингтонский архив.)
Естественно, мы старались свести это явление до минимума, докапывались до его первопричин, отслеживали поведение невозвращенцев за рубежом и др.
Могу с уверенностью сказать, что «политических» среди них практически не было. Чаще всего первопричиной становились: ущемленное самолюбие, личные обиды, бытовые трудности и стремление избежать наказания за различные, как правило, аморальные прегрешения.
Борцов с советской властью, как они сейчас ни пытаются набить себе цену, среди них практически не было. И неудивительно, что большинство невозвращенцев, не найдя счастья на чужбине, давно вернулись и процветают в современной полукриминальной России.
Благо Лубянка умеет хранить тайны.
Кроме того, часто советские граждане становились жертвами разработанной спецслужбами противника эффективной системы склонения их к невозвращению на Родину. Создавались оперативные ситуации, когда человек был обречен. Как всегда расчет делался на самые низменные качества человека: страх, жадность, пьянку, похоть.
Практически на каждой советской туристической группе спецслужбами и враждебными идеологическими центрами отрабатывался этот набор вечных общечеловеческих «ценностей». Зная страну, маршрут и время пребывания, можно было на 100 процентов предвидеть, где, когда и что произойдет. Только за первую половину 1988 года, как заявил в одном из своих выступлений В.А. Крючков, против советских миссий и граждан за границей было проведено 900 провокационных акций.
Но все наши предупреждения встречались со скептическими улыбками. И до сих пор завзятые юмористы не забывают похихикать над выезжавшими в составе групп «тупыми кагэбэшниками».
А ведь на подобную работу прагматичный Запад выделял тогда огромные деньги.
В США в эпоху Рейгана в 1983 году ЦРУ был создан целый специальный Фонд «Jamestown Foundation», который должен был «оказывать помощь коммунистическим перебежчикам занять желаемое место в американском обществе».
Оказавшись за рубежом, перебежчики и невозвращенцы убеждались, что они были нужны своим совратителям лишь для пропагандистских акций, и выказывали недовольство в связи с невозможностью сделать на Западе карьеру, сравнимую с той, которую они бросили на Родине. Чтобы не отпугнуть «карьеристов», в правление Фонда были введены родственные души – один из бывших руководителей румынской разведки генерал Ион Пачепа, а также бывший заместитель генерального секретаря ООН, советский дипломат-предатель Аркадий Шевченко, перешедшие на сторону неприятеля в 1978 году.
Одной из форм экономии средств ЦРУ для финансовой поддержки предателей были предусмотрены гонорары за печатание и реализацию их антисоветских свидетельств-мемуаров. В административном совете Фонда состояли такие одиозные фигуры, как Дик Чейни и Марсия Карлуччи (супруга Фрэнка Карлуччи – в то время заместителя директора ЦРУ).
До работы в Парткоме и этой встречи я пять лет с огромным интересом создавал информационно-поисковую систему, которая только-только начала давать неплохие результаты по выявлению агентуры противника. В каких-то вопросах мы уже начали соревноваться с Управлением «Н» ВГУ, с информационными структурами ПГУ (внешней разведкой). По нашим материалам были заведены дела оперативной разработки на агентов-двойников, работавших за рубежом на канале выезда.
Дважды наши аналитические справки заставляли руководство КГБ проводить серьезные оперативные совещания, вносить серьезные коррективы в работу. Так, по материалам 13-го отдела об изменении отношения спецслужб КНР к работе с советскими гражданами такое совещание проводил лично Ю.В. Андропов. На наших материалах он написал красным карандашом – «Вот так надо работать!»
Систематическая и скрупулезная работа с отчетами о заграничных поездках агентуры и оперработников стала давать все более серьезные результаты. Так, мы стали фиксировать, что в Западной Европе на всех каналах выезда советские граждане все чаще стали сталкиваться с одними и теми же вопросами, которые в одинаковой формулировке, в одинаковой последовательности задавались им совершенно разными иностранцами. Разные страны, разные города, разные люди, но вопросы удивительно похожие. Все это очень напоминало целенаправленные социологические опросы.
Четко высвечивалась их методика и направленность. Сначала шли безобидные расспросы личного характера, где родился, где учился, о семейном положении, о родителях и детях и т. п. Если человек отвечал, следовали вопросы посложнее: об отношении к наиболее острым политическим проблемам, в частности, как воспринимается человеком и его окружением назначение, например, Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС и т. п.; а потом, если человек оказывался разговорчивым, «без тормозов», без стеснения шел конкретный разведдопрос – в каких частях Советской Армии служил, какая там боевая техника и т. п.
Активное участие в этой работе принимали эмигранты, различные антисоветские националистические организации типа НТС, и особенно ОУН.
Чтобы убедиться в правильности своих подозрений, мы стали целенаправленно ориентировать людей на получение подробных данных о каждом случае анкетирования, о конкретных вопросах, об иностранцах их задающих и т. п. Очень скоро нам удалось не только создать коллекцию опросных анкет, но и был составлен список лиц, принимавших в них участие. То есть – агентуры противника. Многие заграничные «соотечественники-доброжелатели» показали себя с истинной стороны. Сомнений в том, что это был новый метод сбора разведданных, не было.
Совсем недавно мне в руки попалось интервью Эрнста Эрлау (Ernst Uhrlau), бывшего директора БНД (западногерманская разведка), который с гордостью рассказывал о своем нововведении, о внедренном им анкетировании граждан соцстран. Речь шла в основном о Восточной Германии, но понятно, что и граждане СССР также не оставались без внимания во всех странах.
«…Когда я начал работать в немецкой разведке, наши службы оценивали восточногерманский режим как стабильный. Но я бывал в ГДР, и мое впечатление и от этой страны, и от Польши, например, что эти страны куда ближе к коллапсу, чем к стабильности. Поэтому я решил прибегнуть к системе анкетирования. Конечно, это не был полностью социологический подход, потому что мы не могли выбирать наших респондентов. Мы составили анкету примерно из 20 вопросов, включая бытовые условия, снабжение, возможность ездить за рубеж, социальную жизнь (дружба и т. д.). От этих вопросов мы переходили к собственно политическим темам, но мы не раздавали анкету для ответа в письменном виде, а проводили неформальные устные опросы.
Люди, которые нам отвечали, не подозревали, что эти данные потом обрабатывались нашими спецслужбами. Каждые шесть месяцев мы получали результаты примерно 600 опросов. И результаты сообщались правительству, парламентским институтам, занимавшимся Восточной Германией, а также нашим британским, американским и французским союзникам. Я лично передавал их в Елисейский дворец в сопровождении руководства французских спецслужб. А также в Белый дом и на Даунинг стрит. Такие опросы проводились впервые за сорок лет. Мы хотели понять, возможны ли изменения и стоит ли восточногерманский режим на солидных ногах».
Кстати, я предыдущий абзац написал задолго до ознакомления с откровениями Эрлау. Я понимаю, что спецслужбы противника получали, таким образом, определенный оперативный результат, но и нам, после накопления необходимого количества данных, удавалось без ошибок определять, кто из принимающих советских граждан иностранцев, зарубежных фирм связан со спецслужбами.
База данных КГБ об агентуре противника, как вы поняли, существенно пополнилась после нововведения Э. Эрлау.
Кстати, многие вражеские пособники уже давно вернулись в Россию, и я не думаю, что они стали больше любить нашу страну, а враги наши сняли их с крючка. Интересно, чем они занимаются сейчас?
С большей степенью результативности мы стали выявлять вербовочные подходы к советским гражданам, предупреждать провокации против них, целенаправленно ориентируя выезжающих за рубеж на новые методы деятельности спецслужб, разрабатывать иностранцев.
В каждом управлении-отделе или отделении местного органа КГБ СССР существовало подразделение или сотрудник, работавшие «на канале выезда».
Но не во всех регионах страны одинаково целеустремленно и грамотно работали на этом направлении. Некоторые работники, выезжавшие в загранкомандировки в составе различного рода коллективов, воспринимали такие поездки не как высокое доверие, а как поощрение. И, естественно, при таком подходе сложно было ожидать от них серьезных оперативных результатов. Чаще всего по возвращении они нам скромно отвечали: «Ничего интересного выявить не удалось!». Не верить мы не могли.
На определенном этапе накопление оперативных материалов и их целенаправленная обработка позволили нам не только усовершенствовать систему получения данных о противнике, но и разработать критерии оценки качества разведывательной и контрразведывательной работы выезжавших за рубеж оперработников, агентов и доверенных лиц, а значит, и направлявших их местных органов КГБ.
Зная маршрут, например, туристической группы, мы с большой степенью вероятности могли предсказать, с чем сталкивался оперработник, что он видел по пути следования, с кем из иностранцев и бывших советских граждан он общался и др. И, таким образом, из представленного им отчета четко просматривались и уровень его общей и оперативной подготовки, старательность в выполнении задания и даже его честность.
Все чаще на места стали уходить подписанные на уровне руководства ВГУ разгромные распоряжения типа: «В связи с отсутствием в работе Х. конкретных оперативных результатов во время его поездки в…, считаем в дальнейшем нецелесообразным направление его в заграничные командировки».
Эта бирка становилась преградой не только для последующих загранпоездок, но и для должностного роста «отдохнувшего за рубежом» нерадивого и, как правило, не рядового сотрудника.
Результаты превосходили все наши ожидания. В КГБ – УКГБ по вопросам работы на выезде стали проводиться совещания руководства, создавались специальные комиссии, Советы, за выезжающими за границу оперработниками закреплялись опытные наставники, стали практиковаться направления их на подготовку в Москву к нам в отдел и т. п.
Возросло количество серьезных оперативных сигналов, материалов, по которым заводились дела оперативного учета и т. п.
Работников 13-го отдела стали приглашать для оказания помощи в местные органы госбезопасности. Приходилось бывать в местных органах госбезопасности и мне. Так, в составе проверочных комиссий Инспекторского Управления КГБ СССС под руководством генерал-лейтенанта С.В. Толкунова пришлось побывать в обкоме КПСС в Свердловске, где нас принимал Первый секретарь обкома Б.Н. Ельцин, а также в Челябинске.
Бывая «на местах», я не ставил своей задачей выискивать негатив, больше занимался передачей опыта и поиском нового. Выступал там с докладами на серьезных совещаниях. Проводя занятия с сотрудниками, старался учиться у них. Каждая поездка обогащала новым опытом и знаниями. Складывались добрые личные отношения с оперсоставом и руководителями выездных подразделений.
Хорошим подспорьем была профилактическая работа с руководителями самого высшего уровня. Здесь надо отдать должное мужеству начальника 13-го отдела В.М. Прилукова.
Генерал-лейтенант Прилуков Виталий Михайлович родился 25 февраля 1939 г. в г. Казани. Член КПСС с 1964 г. Окончил авиационный техникум и Пермский политехнический институт (1963). В 1963–1973 гг. – на выборной комсомольской и партийной работе. Последняя должность – секретарь комитета КПСС Ленинского района г. Перми.
В органах госбезопасности с 1973 г. Окончил двухгодичные курсы по подготовке руководящего состава при Высшей школе КГБ СССР.
С 1975 г. – на службе во Втором главном управлении КГБ СССР. В 1980–1982 гг. – начальник 13-го отдела. С 1982 г. – заместитель начальника Управления «П» (экономического) Второго главного управления КГБ СССР, в октябре 1982 г. преобразованного в 6-е Управление КГБ СССР, с апреля 1986 г. – первый заместитель начальника этого Управления.
Принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. В июне 1987 г. назначен начальником Управления КГБ по Ленинградской области, в апреле 1989 г. переведен на должность начальника Управления КГБ по г. Москве и Московской области, с 16 марта 1991 г. по совместительству стал заместителем председателя КГБ СССР.
Член Коллегии КГБ СССР (23 мая 1987 г. – август 1991 г.).
Освобожден от должности Указом Президента СССР от 28 августа 1991 г. № УП-2473 за поддержку ГКЧП. Народный депутат РСФСР (1990–1993), член Комитета Верховного Совета РФ по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью. Один из создателей АОЗТ «Российская национальная служба экономической безопасности».
Вспоминаю нашу с Виталием Михайловичем профилактику одного из руководителей КГБ среднеазиатской республики.
Руководители республиканских Комитетов госбезопасности периодически проходили стажировку в подразделениях Центрального аппарата. Вся стажировка обычно сводилась к дружеской беседе за рюмкой чая с начальниками отделов и Управлений.
Барски рассевшись в кресле, гость Москвы, обсудив мировые проблемы и перемыв кости общим знакомым, наконец, только не похлопывая по плечу, по-отечески снисходил до вопроса: «Ну, Виталий Михайлович, как там наш Комитет выглядит на общем фоне?». Уровень стажеров, их начальственная, а часто и национальная спесь и обидчивость не всегда позволяли даже начальнику отдела Центрального аппарата откровенно говорить с ними о недостатках.
На этот случай нами была предусмотрена домашняя заготовка.
Я предварительно готовил обобщенный критический материал о работе этого местного органа с конкретными цифрами, примерами, фамилиями выезжавших сотрудников и др. Для ответа на вопрос гостя, Виталий Михайлович брал телефонную трубку и, дав команду подобрать материалы по данному Комитету, приглашал меня на доклад.
Я, по-армейски щелкнув каблуками, вытаращив от усердия глаза, как бы не зная высокой должности важного гостя, не стесняясь в выражениях, докладывал начальнику, что «видимо, в соответствующем КГБ не понимают важности работы на канале выезда, не представляют, во что обходится государству поездка каждого работника… и т. д. и т. п. Вот, например, тамбовским управлением, равным по количеству сотрудников лишь одному из многих областных управлений данного КГБ республики, за год сделано…» Сравнение, конечно, далеко не в пользу нашего важного гостя.
Прилуков меня демонстративно тормозит, успокаивает: «Ну ладно, ладно, Валерий Николаевич, спокойнее, без эмоций, не надо делать поспешных выводов…».
Уши гостя горят. Не привык он слышать критику.
После моего ухода, рассказывал Виталий Михайлович, шел действительно дотошный профессиональный разговор, делались серьезные выводы, которые, как мы убеждались, быстро сказывались на результатах работы республиканского Комитета.
А я получал приглашение приехать в республику для оказания помощи.
Умеешь критиковать – помоги. Причем без обид.
Стараясь, чтобы наработанный материал, опыт не пропадали втуне, я печатал статьи в специальных сборниках Комитета, неоднократно выступал с лекциями перед курсантами Высшей школы КГБ СССР, перед руководством министерств и ведомств.
За подготовку материалов для расширенной коллегии «Зарубежгеологии» Министерства геологии СССР и за двухчасовое выступление там был даже лично министром геологии награжден ведомственной медалью «В ознаменование 100-летия геологической службы». Понимаю, что ее более достойны геологи, многие годы кормившие комаров в сибирской тундре, разведывая нефть и газ, которые и сейчас кормят наших олигархов, а остатки с барского стола позволяют стране кое-как выживать, но все же – приятно.
На последнем для меня годовом отчете, перед уходом в Партком КГБ, я сделал доклад о результатах работы нашего информационно-аналитического подразделения. Доклад, не скрою, получился хвалебным, но ведь было и о чем доложить.
Ушатом холодной воды была для меня его оценка присутствовавшим на совещании заместителем начальника 2-го Главного управления генерал-майором И.М. Булдаковым.
Если кратко и интеллигентно, то это звучало так: «Занимаетесь вы, товарищи, … самодеятельностью. В Комитете госбезопасности существуют специализированные информационно-аналитические подразделения, например у нас в Главке это Управление «Н», где работают ученые – кандидаты и доктора наук. Эти подразделения оснащены современной вычислительной техникой и т. п. А вы со своими амбарными книгами только бесполезно тратите служебное время…».
Насчет амбарных книг он был, конечно, прав, но это была не наша вина. Да и форма выступления Ивана Михайловича, не стеснявшегося в выражениях, была весьма обидной.
На следующий день, собравшись с духом, я напросился по телефону на прием к генералу. Не как заместитель начальника отделения, а как партийный секретарь отдела, который хочет получить оценку работы своей парторганизации от старшего товарища – коммуниста, члена парткома Управления и т. д.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?