Текст книги "Радуга"

Серая шерстяная жилетка на ней изрядно растянулась и пестрила проплешинами, приютив не одно поколение моли.

– Убийство! Ха! Уничтожение другого, но не предательство себя. Убийца совершает преступление против другого. А ты – против себя. Ты хочешь меня обнять? Я же вижу! Ищешь моих тёплых старческих объятий раньше срока? Ну, так иди же ко мне!

И старуха широко развела свои длинные руки и нависла над Виталиком, готовая заключить его в объятия. Парень понял, что выскользнуть, не соприкоснувшись с ней, не удастся, её руки преградили пути к отступлению. Его пробрало отвращение, от одной мысли, что он может соприкоснуться с висящей серо-зелёной кожей, шершавой и покрытой пигментными пятнами, сухой и издающей шелест, как целлофановый пакет.

Виталик закрыл голову руками и постарался стать как можно меньше. В этот момент резкий звук чуть не разломил голову изнутри. Виталик зажал уши и подался вперёд. Открывшимся глазам предстала несущаяся на них зубастая скала. Виталик не успел понять, что это преображённый ночью поезд, ринулся вперед, навстречу монстру, но мыс ботинка попал под шпалу, и Виталик ничком повалился между рельс. Махина прогремела над ним гудящим телом. Рельсы звенели и извивались под ритмичными движениями поезда.

Всё стихло. В ушах продолжали греметь отзвуки уходящего гиганта.

Хлопки нарушили тишину. Виталик приподнялся. Кара сидела на примятой траве и хлопала ему. Насмешливо сложены губы, нога закинута на ногу. Девушка из стороны в сторону болтала мыском. Её вид так и говорил не удавшемуся самоубийце: «Ну что? Снова-здорова?»

– Слушай, друг, а это было эффектно. Сон Орфея на рельсах пригородных поездов, потом резкий подъём – ты как солдат по приказу «смирно» резко сел на рельсах, только руку осталось к голове приложить. Так бы и размозжило тебя по шпалам… С пальцами у виска! Но нет. Ты ринулся в бой, на несущийся во весь опор поезд… Браво! Только вот тебя опять постигла неудача. Цель то, – Кара пожала острыми плечами. – Не достигнута.

Виталик откинулся обратно на шпалы. Время быстро вымывало страх из трясущихся ног, опустившихся внутренностей и дрожащих рук.

– Раз так, то нам нужно оплатить один сервис, – сказал он, наконец.

– Ну конечно, ты же предвидел такой поворот, с очередной проваленной попыткой, и очень предусмотрительно, чтобы не ходить дважды, захватил всё необходимое, – Кара негодовала.

– Ага, – отмахнулся Виталик.

– У меня остался только один вопрос, – устало продолжила Кара. – Какого чёрта ты ринулся на поезд?

Виталик не мог ей ответить. Он и сам задавался тем же вопросом. Откуда в нём вдруг такая вспышка? Каким чудом желание прорваться сквозь заслон рук старухи, преобразовалось в желание ринуться навстречу поезду?

Он приподнялся на локтях и посмотрел на спутницу. Острый резкий профиль точно нацелился на луну. Виталик подумал, что Кара похожа на старую, облезлую крысу, которая, сидя на краю мусорного бачка вдруг заметила сырный диск на небе. И теперь смотрит не него без всякой надежды попробовать, разбитая и несчастная, без толики веры в лучшую долю. Единственная радость – возможность стать переносчиком чумы и утянуть к себе на дно побольше народу. И Виталику почему-то стало жаль свою страшненькую подружку.

В эту ночь Виталик от души оторвался на сексуально озабоченных имбецилах: интимная переписка заносила его в такие дебри новых порочных изобретений, что Виталика уже чуть не подташнивало от восторга и отвращения. Кара подпиливала ногти, сидя на табурете и закинув ноги на комод, потом красила лицо, не меняя позы. А Виталик подумал, что было бы неплохо добавить её в диалоговое трио фэйков, посвящённое косметике. Но стоило этой забавной мысли родиться в его голове, как Кара бросила на него такой тяжёлый взгляд, что идея испарилась сама собой.

– Не отвлекайся, – процедила Кара и кинула на приятеля злобный взгляд. – Давай-давай, извращенцам тоже нужны свои герои.

Её жидкие волосы были собраны в два хвостика, которые торчали как маленькие веники и держались на рельефных бантиках. Эта рельефность странным образом подчёркивала неровности черепа обладательницы, от чего голова напоминала облезлую кость. «Брррр» – поёжился Виталик и упёрся взглядом в монитор.

День Виталик посвятил работе, а в наступившую ночь решил прогуляться к банкомату. Он даже не успел достать карточку, когда Кара отошла на десяток шагов в сторону и резкая тупая боль взорвала спину. Виталик повалился, и боль стала атаковать со всех сторон. Парень не сразу понял, что его избивают. Мелькали ноги, спрятанные под чёрной тканью лица. Но реальность приобрела резкость только когда Виталик вляпался в лужу собственной неправдоподобно яркой крови. Она мерцала пурпурными пятнами и переливалась, словно покачиваясь, от огненно-рыжего к багряному.

– Кончай с этой сукой, – услышал Виталик голос одного из карателей.

Парень не сразу понял, что его избивают. Мелькали ноги, спрятанные под чёрной тканью лица. Но реальность приобрела резкость только когда Виталик вляпался в лужу собственной неправдоподобно яркой крови. Она мерцала пурпурными пятнами и переливалась, словно покачиваясь, от огненно-рыжего к багряному.

– Кончай с этой сукой, – услышал Виталик голос одного из карателей.

– Нам ещё не хватало сесть за убийство, хватит с него и унижений!

– Доскакалась, Эллочка, – и один из парней приподнял маску и сплюнул Виталику в лицо. – Извращенец хренов!

Скорченный, как эмбрион, лилового цвета, Виталик замер у банкомата. Главное замереть, тогда останется только тупая боль. Каждое движение будет резать, выворачивать куски плоти, ещё хранящие память о былом падении.

– Вот зараза, – выругалась Кара.

Она каланчой высилась над ним в полный рост.

– Нет, ну ты только посмотри! И здесь не добили! Трусы, неудачники, – крикнула она им вслед.

– Это ты их навела? – прохрипел Виталик и сплюнул пузыристую розовую пену.

– Ты знаешь, что я не могла, – покачала головой Кара.

– Но ты знала, – у Виталика свело ногу. – Знала и не сказала.

– Сюрприииз, – Кара натянула на лицо показательно фальшивую улыбку.

– Когда ты поняла? – не успокаивался Виталик.

– Сегодня ночью. Ты чересчур увлёкся своими похождениями, погрузился в переписку… А тебя просто держали на поводке, отслеживали сигнал. Аккаунт Эллочки пару раз сильно глючил, – взломали видимо. Телефон тоже фонил. Я не стала портить тебе настроение. Всё равно никуда бы не делся. А жить в ожидании… Лучше смерть! Не вышло.

– Кара, – Виталик извернулся, чтобы видеть её глаза. – За что ты меня так ненавидишь?

Кара только глаза закатила и виляя тощим задом потопала в сторону родного подъезда. Виталик, смог оторваться от земли только с рассветом. Согнувшись в три погибели о одной рукой опираясь на стену дома он поплёлся домой.

…Сначала Виталик думал, что ему сильно подбили глаз и поэтому привычный мир изменился. Но глаз был цел. А Виталик стал замечать странные вещи. Он видел, как в выцветшем сером кирпиче оттенки морковно-красного цвета, он внутренне, как будто шёл за этим лёгким цветовым намёком и цвет раскрывался ему во всей полноте, во всей насыщенности. Как если бы Виталик проникал в суть предметов. Он видел красноту в собственной коже, и словно нырял под неё, погружаясь в будоражащие алые реки. Ему в глаза бросались и въедались в мозг забытые у детской песочницы красная пластиковая лопатка и такое же ведёрко, красный шарф, висящий на дереве, и красные ботильоны спешащей по дорожке женщины. Он видел оттенок красного в фиолетовом кузове грузовичка с продуктами. Мозг, против воли хозяина расклеивал цвет на два, изымая красный. Ненавистный, бросающийся со всех углов на Виталика цвет перешёл в наступление, когда окрасил собой буквально все предметы, Виталик стал видеть отсутствие красного, и то, какой именно оттенок отсутствует тут или там. Виталик смотрел на мир через странную лупу с алым стеклом. И лупе было фиолетово на то, что твориться в реальности. Это была сумасшедшая, влюблённая в красный цвет лупа, и как положено влюбленным она видела возлюбленного везде, во всем, находя схожие черты даже там, где их нет.

И когда после нескольких бессонных суток Виталик решился вернуться в дурдом, его уже не так пугали объятия ссохшейся старухи, как агрессивно-красная атака окружающего мира.

Старухи в комнате не оказалось. Зато Виталик заметил окно. Как же так получилось, что он никогда не обращал на него внимания?

Виталик подошёл к нему. Солнце играло со снежинками. И Виталик увидел, как красивы эти сверкающие льдинки в алых лучах побагровевшего солнца. Красный цвет больше не пугал юношу. Он увидел его силу. Красный цвет больше не заполнял всё пространство, не резал глаза, ни смотря на то, что Виталик по-прежнему мог различить его среди остальных. Парень, к своему удивлению, понял, что красный заряжает его силами. Что каждый раз, когда он находит этот цвет в том, или ином предмете, красный отдаёт ему жизненный заряд. И отсутствие цвета в каком-либо предмете, так чётко обрисовывают границы отсутствующего, что Виталик может взять заряд даже от того предмета, в котором красного нет.

– Мне нужно к профессору! – подумал Виталик, и в памяти всплыла красная кнопка.

Путь всегда сплетался не из географически верных данных, а из странных ассоциативных последовательностей. При последней встрече профессор настраивал прибор, щёлкая тумблерами, вот и ему, Виталику, нужно пощёлкать тумблерами внутри себя, выстроить комбинацию в нужную последовательность.

И он пошёл по коридорам, ожидая призыва. Главное не пропустить. Главное услышать. Внутренний мир навострился.

В коридорах толпились группки по три-пять человек, шатались одиночки, другие сидели в рекреациях комнат. Смешивался с больными мед. персонал.

– Эй!

Виталик непроизвольно обернулся.

«Кто меня может тут звать?» – мелькнула мысль. Но Виталик тут же отсёк мысли. Только чутьё. А оно шептало, что крикнули ему. Где-то там, в одной из рекреаций, за небольшим столом.

– Играете в шахматы, молодой человек? – один из солидных мужчин потянул край одежды Виталика на себя.

Несколько секунд Виталик тупо смотрел на вопрошавшего.

– Да, – ответил юноша, и опустился напротив мужчина.

«Профессор?» – с надеждой подумал он, глядя на солидного мужчину, с холёными руками и брюшком, с уже захватившей затылок лысиной. Каждый из тех, кого Виталик называл для себя Профессором, был просто случайным встречным, просто инструментов в руках того Великого, что обращалось к Виталику. Профессором по большому счёту являлась та мудрая фраза, то незаметное действие, которое помогало прорваться дальше, выше, помогало понять что-то, или принять решение. И Виталик старался не задумываться, кто именно обращается к нему губами собеседника.

Набухшие навыкат глаза, оттопыренная нижняя губа.

– За белых? – уточнил новый знакомый.

Виталик кивнул.

– Расставляйте.

Между собеседниками пролёг журнальный столик. На нём – шахматная доска, рядом развалены лакированные фигурки. Партия началась. Изящная белая королева, с тонкой длинной шеей встала на светлое поле. Миниатюрная корона венчала голову. И Виталик принёс её в жертву, когда королю понадобилась защита. Через десяток ходов Виталий загнал конём и ладьёй чёрную королеву в угол. Аккуратная, венчанная короной, голова высилась над другими фигурами на игле шеи. Неожиданно противник выступил вперёд королем. Один маленький шаг с поля на поле – предел возможностей венценосного.

– Так нельзя, – возмутился Виталик. – Вы ставите короля под удар.

– И что с того? Партией будет править королева. С её возможностями и способностями нечестно обрекать на уход её в пользу жалкого карлика. Он ведь и сам понимает, что правитель из него никакой. А она – настоящий монарх!

Парень посмотрел на чёрную фигурку, непропорционально длинную, даже скорее тощую, как Кара. Кара… На чёрном лакированном ферзе заиграли оранжевые блики. Виталий понял, что партия закончена. Ему вспомнилось, как Кара с жадностью смотрела на красивых парней, как наполнялись влагой её глаза. Почему он никогда не думал, что тощее тщедушное тельце полно огня? Оранжевых язычков пламени? Почему он не замечал, как льётся пряный мед в голосе? Как изводится она без ласки?

Солнечные лучи наполнили комнату апельсиновым светом. И Виталик почувствовал рыжий цвет внутри себя. Он будоражил желание, окислялся цитрой, щипал и маняще дразнил, обещая утолить жажду. Виталий поудобнее устроился в своём кресле, откинул голову на мягкую спинку и смело шагнул во владения нового цвета.

«Спасибо, Профессор,» – шепнул Виталий, прежде чем провалиться в новое бодрствование.

Кара сидела на подоконнике, и судя по отражавшемуся в сдвоенном стекле лицу, насылала на случайных прохожих проклятия.

Виталик поднялся, придвинул табурет к подоконнику и сел у подруги за спиной.

– Послушай, – он не решался её трогать. – Я знаю, что нас связывают совершенно особенные отношения.

Кара бросила на него взгляд из-под выгнутых бровей, мол, к чему ты клонишь, мальчик?

– У меня не было женщины. У тебя – мужчины. И мы оба знаем, что ни один мужчина не возьмёт тебя… Знаешь, как в сериалах: а если бы я был последним мужчиной на планете?

– Нет, – отрезала Кара. – И самое главное, ты и вправду последний из всех мужчин на планете. Если бы выстроить всех мужчин в мире по степени привлекательности – ты бы замыкал очередь. Проблема в том, что для меня – ты единственный. И я всё равно говорю нет. Припаси свои фокусы для Эллочки! А меня даже в мыслях своих не используй подобным образом.

– Я же вижу, что ты как кошка изводишься по всем этим красавчикам, – и Виталик положил руку на экран компа. – Так чем я хуже?

– Ты? – взъелась Кара. – Да ты неудачник, ничтожество!!! Ты даже с жизнью покончить не можешь по-человечески!

– А знаешь, может и правильно, что тебя никто не видит? Только мне неизвестно за что такое наказание – день за днём на тебя таращиться.

– Ты сам всё устроил! Нечего теперь из меня крайнюю делать.

– А я ведь могу тоже, как и остальные… – голос Виталика стал давящим.

– Что?! Что?! Ну скажи! Давай! Или, может, сразу меня ударишь?

– Ударить – не самое страшное, – Виталик почувствовал небывалый прилив сил, словно все красные вещи разом вдохнули в него запал. – Я – последнее и единственное доказательство того, что ты существуешь. Без меня… Ты ничто! Тебя нет!

– Тебя тоже скоро не станет, – выплеснула Кара, чуть не сорвав голос, и её веки набухли от слёз.

– А знаешь что, – Виталик притянул её к себе. – Может быть мне именно тебя не хватало под электричкой, для того чтобы наконец распрощаться с этим миром!? Может ты – тот самый кусочек, притягивающий меня к жизни. Может, не хочу я уходить, зная, что ты с вожделением посмотришь на какого-то никчёмного парня и этим парнем окажусь не я.

– На твои размазанные останки я бы посмотрела с вожделением, – прошипела Кара, пытаясь вырваться.

– Ну так пойдём, посмотрим!

Красный цвет, подогреваемый жаром рыжих костров, нёс Виталика от слова к слову. И парень, движимый внутренним огнем, потащил похожую на наркомана девчонку к железнодорожным путям.

– Отпусти, сейчас же! – кричала она, извиваясь.

– А то что? Позовёшь на помощь? – дышал пламенем Виталик. – Нет поездов. Видишь? Ну ничего, ты же хотела, чтобы я утопился, – и Виталик перетащил её через рельсы.

– А ты чего хотел? – с обидой спросила она.

Виталик вмиг остыл, отпустил Кару. Он столько лет подходил к рельсам, и никогда не перешагивал за них. Груз многолетних сомнений, усталости и неуверенности остался там – за струящимся металлом рельс.

– А я хотел умереть, – ответил он тихо. – Хотел, чтобы вся эта кутерьма закончилась, и мне не надо было бы все это распутывать.

Кара всхлипнула. Он сидел рядом, у железнодорожного полотна, пока она плакала. За её головой высились над садовыми деревьями крыши трёхэтажных домов. И доносился гогот птичьих голосов.

– Ты говорила, за рельсами деревня, за деревней река. Пошли топиться? – спросил он.

– Пошли, – согласилась Кара. – Я даже не уверена, что, когда тебя того… ну… того… что я это увижу.

Виталик хотел погладить её по руке, но вместо этого буркнул что-то обидное и злое.

Две фигуры побрели через поле, спустились за пригорок и вошли в ровную, тянущуюся аккуратными домиками вдоль центральной дороги, деревню.

– Где-то между домами должен быть проход… – сказала Кара.

Вскоре, они вышли на холм. Виталик ступил на выступ, нависающий над бурными водами речки, и вправду, широкой, своенравной. В сторону, под холм, убегала тропка. Она спускалась к куцему пляжу. Заходи по золотистому бережку, с проплешинами травы, в блестевшую на солнышке воду… В играющую с солнышком воду… В позолоченную солнцем воду… В сверкающую желтым янтарем воду. В… Виталия мягко вытолкнуло в новый цвет – в цвет дорого металла. Заискрились жёлтым солнечным личиком сотни сотен отражений небесного светила на волнах.

– Будешь прыгать, или поплывёшь? – уточнила Кара.

– Я решил, что остаюсь, – ответил Виталик.

– Как же так? – не захотела верить Кара. – Мы же должны выяснить правду! Найти настоящий из миров!

– Зачем? Они оба мне нравятся.

– Тебе нравится быть ненормальным? – И Кара покрутила пальцем с выступающими суставами у виска.

Виталик утвердительно склонил голову:

– Норму определяют посторонние. Главное здесь – не мешать жить другим. Я не мешаю. Я нормальный. Просто у меня своеобразный образ жизни. А раз меня всё устраивает, то и проблем нет.

– А я? – жалобно пискнула Кара.

– А ты тоже признак моей ненормальности.

Или своеобразности. Выбирай, кем предпочитаешь быть, синдромом, или признаком индивидуальности?

Кара села на траву, обхватила колени руками.

– Я хочу, чтобы ты умер, – сказала она уверенно.

– За что ты меня так ненавидишь? – спросил он.

Только в отличии от многих других раз, теперь он спросил как хозяин своей жизни. Теперь он спросил, как человек способный управлять и собой и другими.

– Ты помнишь, как мы познакомились? – спросила Кара.

– Само собой, – ответил Виталик уверенно.

Младшая школа. Виталику не давалось общение с другими детьми. Замкнутый, молчаливый мальчик. Он всегда находился в стороне от других. Он помнил, как шёл в школу, а впереди весело прыгали на спинах школьных приятелей портфельчики, и болталась в руках сменка. Виталик до жути боялся других людей, даже ровесников. Он не знал, как себя вести, о чем говорить, боялся, что над ним будут смеяться. Но как-то незамеченным прошёл школу. Словно его и не было. Да и школу он помнил смутно. Скорее помнил ощущение от школы, чем её саму, чем ребят. Но в тот день, когда портфели школьных приятелей прыгали впереди, Виталик жгуче захотел подружиться с кем-то. И тогда он придумал Гарика. Тощего носатого парня, своего невидимого друга. А в старшей школе выяснилось, что Гарик вовсе не парень, а девушка. Виталик всегда знал, что с фантазией у него слабовато, но что на столько – и подумать не мог. Из-за него Кара получилась такой страшненькой, что он сам не один год принимал её за парня. Потом, когда правда выяснилась, Виталик пытался переименовать свою вымышленную подругу в Алёнку, или Вику, пытался убедить, что новое женственное имя может и внешность сделать посимпатичнее, украсить девушку. Но Кара упиралась, говорила, чтобы кличку домашнему животному менял хоть десять раз на дню, а она – птица другого полёта. Виталик смирился. И со временем, имя Гарик съехало в своей модернизации до Кары.

– А ты представляешь, что значит быть жалкой тенью жалкого человека? – спросила Кара, и губы её стали жёстче от внутреннего напряжения, как если бы уплотнились.

– Нет, – честно ответил Виталик.

– И, кроме того, осознавать свою ежесекундную зависимость от твоей воли, от воли хозяина. Я же, как шавка на поводочке, привязана к тебе. Существую только в поле твоего зрения. Когда ты меня не видишь – меня нет. А ведь однажды, ты можешь перестать во мне нуждаться – и лопнешь меня, как мыльный пузырь, перерастёшь эту детскую прихоть. Или, в самом деле, влюбишься. Всё моё существо висит на волоске твоей прихоти. Я даже собственной жизнью не обладаю – она твоя. Поэтому я и хочу решить всё разом. Без тебя не будет и меня. Я не хочу, чтобы ты избавился от меня, и продолжил жить, как ни в чём не бывало. Жил же ты как-то до моего появления? И весь страх заключается в том, что и ещё проживешь! Я хочу, чтобы мы умерли.

Виталий слушал Кару, а сам играл с солнечным светом внутри себя. Тот наполнял его властью. Странной уверенностью в том, что он – Виталий, может править.

И глядя на Кару, впервые за долгие годы осознал полную свою власть над ней. Это чувство не захватило Виталия. Скорее он впервые знал, что делать. И сейчас он был уверен, что тонкая девушка на траве больше не сможет появляться и исчезать сама по себе. Теперь её пришествия и уходы зависят только от него.

За рекой тянулись заливные луга и упирались в кромку леса, переходящую в горизонт.

Виталий постарался сосредоточить взгляд на максимально далекой точке. Он решил спрятать Кару в себя. Жесткая волна внутреннего сопротивления, усилие и ощущение проглоченного комка воздуха. Виталий посмотрел на то место, сидела подруга – только примятая трава.

Когда Виталий соприкоснулся с первым алым цветом, его шатало и качало, как во время шторма. Второй оранжевый цвет тоже выбил его из равновесия и привычного ритма. На третьем жёлтом цвете его внутренний мир лишь слегка качнуло. Виталий подумал, что он или находится в неком условном центре, или направляется к нему. И Виталик ускорил темп. Позже разберется с бонусами новообретённого цвета. Ему хотелось шагнуть вперёд.

И жёлтый, в его видении, стал сгущаться, становясь всё ярче и ярче и взорвался зелёным. Лето изумрудным изобилием ударило Виталика, и он покачнулся. Шуршали, играли на ветру, выглядывали из воды тысячи оттенков зелёного. И Виталик, глядя на панораму природных богатств почувствовал желание поделиться ими с другими людьми. Ему впервые хотелось отдавать. Он пожалел, что не умеет рисовать, пожалел, что не владеет словом. И пожалел, что в течении многих лет этот полный красок мир проходил мимо него.

Виталик выпустил Кару и та осторожно подошла со спины, опасаясь нового изгнания.

– Я хочу, что бы ты, как и раньше, сама решала, когда приходить и уходить, – сказал Виталик. – Только помни, что это право остаётся за тобой, потому что я разрешил, – при этих словах его голос отдавал золотом.

– Ты плод моей фантазии, но не моя собственность, – добавил он, прислушавшись к народившемуся теплу зеленого цвета.

Кара ничего не ответила, потопталась и ушла, грустная, с насупленной мордашкой, и сложенными за спиной руками. Рельефный замок переплетённых пальцев покачивался на тонких руках при каждом шаге.

Виталик, переполненный новыми яркими образами, отправился прогуляться по деревне. Покосившиеся домишки с треснутой штукатуркой вызывали в парне жалость. Если бы на улице он встретил хоть одного человека, то обязательно предложил бы помочь с ремонтом. Но люди словно покинули деревушку, оставив бельё сушиться на веревках, нехитрый скрап громоздиться у открытых входных дверей. Развалюхи соседствовали с элитными кирпичными особняками, некоторые из которых больше походили на дворцы. Но и там Виталик не наблюдал жизни. У изголовья деревни вырастала из крохотного деревянного храма каменная часовня, старинная, с литым куполом на крепких плечах стен.

Виталик долго смотрел на отливающий зеленью охровый металл. Золотились в куполе и колосья ржаных полей, и стога сена, и цыплята, и контакты микросхем из драг металлов, и диск небесного светила.

Теперь цвета не только выделялись своим наличием или отсутствием, но и тянули за собой вереницы образов.

Дома Виталика ждала работа. Распространить по соц. сетям новую программу для тех, кто хочет бросить курить и готов за это заплатить.

Уже созданные персонажи показались Виталику малоподходящими для решения подобной задачи. И он взялся за создание нового фэйка.

Славик Фофанов не первый год пытался бросить курить. И каждый раз срывался. Доводил себя до бессонниц и нервного истощения. И всё равно возвращался к сигарете. Будь она женщиной, давно бы решил, что привычка наколдована. Славик так легко появился в голове Виталика, словно уже лежал готовый где-то на задворках разума. Через полчаса страничка нового персонажа была заполнена, он добавился в нужные группы и сохранил к себе фотки, картинки и демотиваторы, отражающие внутренний мир персонажа.

В течении десяти минут Славик добавился в друзья к другим фэйкам Виталика. И ещё в течение трех часов искал друзей, ползая по мировой паутине. Наконец, Виталик понял, что новоявленный «боец» готов к выполнению задания. В общем, Славик стал активно постить в разны группы и на сайты, отрабатывая перед создателем своё право на жизнь.

Наконец, последний пост был поставлен, и Виталик вышел из аккаунта Славика. Ему очень хотелось проведать других обитателей своего компьютера. И он зашёл за Алису, посетил от её имени онлайн семинар. Девушка требовала всё больше и больше внимания. Иногда Виталику казалось, что не он пишет за своих фэйков, а они используют его, как инструмент, и благодаря нему прорываются в наш мир. Может быть, они и не знают, что он стоит за ними? Интересно, когда он выходит из аккаунта, персонаж видит сны?

Маша, как всегда требовала изучения новых препаратов. И глазами Виталика вчитывалась в сложные инструкции, расшифровывала состав.

Стоило зайти за Никиту Разумова – студента престижного юридического ВУЗа и инкогнито для своих же сокурсников – настоящая легенда факультета… как руки зачесались написать новую статью в блог. Никита появился около года назад. Он втисался в ряды первокурсников, попал в закрытую группу, объединяющую студентов, и те долго пытались отыскать незадачливого Никиту на парах. Со временем выяснилось, что Никита – что-то вроде легенды одного из студентов, или студенток. И «прикрытие» создано исходя из концепции справедливости. Дело в том, что Никита организовал блог и специально для него брал комментарии у преподавателей ВУЗа, знай они Никиту в лицо – это могло бы исказить отношения, как с преподавателями, так и со студентами. Вроде как стали бы оценивать его, не как самостоятельного ученика, а как создателя популярного блога. Поэтому то Никита и не раскрывал своего настоящего лица. Создавать ощущение, что он – Никита, один из непосредственных участников лекций и семинаров оказалось проще простого – небольшая проработка минимального количества сплетен – и пожалуйста. Преподаватели тоже без проблем давали комментарии. И время от времени даже появлялись небольшие заказы на печатные публикации. Несколько солидных юридических контор обратили внимание на талантливого студента. Их представители также давали комментарии для блога, а тёплое местечко ждало будущего выпускника.

Экран наполнил комнату голубым свечением. Виталик и не заметил, как стемнело. Впервые голубой свет стал резать глаза. Неужели вот они – первые симптомы потери зрения? Виталик содрогнулся. Быть не может. Ему стало казаться, что экран замерцал. И свет стал бить в глаза с неправдоподобной яркостью. Виталик вырубил экран, закрыл глаза руками, но те словно нахватались странного липкого света, и тот забился под веки. Виталик надавил на глаза, но стало только хуже, свет вдавился в них. Виталику показалось ещё чуть-чуть и глаза разорвет от внутреннего давления, а свет всё набивался и набивался в глазные яблоки и резко прошёл вглубь, в мозг. Виталику показалось, что ему голову изнутри намазали каким-то химическим средством с ментолом: щипучий холод волной свежести перезагрузил мозги. Виталику стало как-то просторно внутри собственной головы. И мысли приобрели неизвестную до этого ясность и чёткость.

Парень открыл глаза. Мысли струились, переливаясь одна в другую, как хорошо отработанный инженерный механизм.

И Виталик зашёл в аккаунт Ульяна Шара. Стихи складывались экспромтом и сразу на чистовик. В них нашли отражение и юридические изыскания Никиты, и последние находки из актёрской среды Алисы, и даже сложные медикаментозные концепты из Машиной реальности. Но самое главное, Ульян написал цикл стихотворений о путешествии по радуге, о мире преображающемся и мире пустом безлюдном. Последнее стихотворение получилось неожиданным. Казалось, Виталик не успевал за мыслью собственного фэйка. В строчках раскрылось уставшее лицо одновременно красивой и страшной девушки, уставшей от собственной двойственности и не способной с ней справиться. Девушка уходила странной перспективой слов в тонкий чёрный цветок.

Виталик испугался собственного пробудившегося таланта. И стоило выйти из аккаунта Ульяна, как сила вдохновения покинула хозяина фэйка. И Виталик в очередной раз подумал, что всё-таки, Ульян и другие обладают характером и притягивают именно к себе, а не к своему создателю блуждающие и ищущие выхода силы.

Свет цвета небес внутри Виталика продолжал набирать яркость. И Виталик чувствовал, что, если он каким-либо способом не даст свету выход, тот начнёт выжигать обладателя изнутри. Виталик не придумал ничего лучше, как отправиться на ночную прогулку. Тело предупредительно загудела. Не все повреждения от побоев Эллочкиных любовников прошли, не хватало новых собрать.

Ноги сами принесли его на берег реки. Теперь она шипела чёрными глубинами, глицериновый блеск волн отражал свет лунного серпа. В траве лишь угадывался зелёный оттенок. И месяц испускал мертвенный свет. Сил хватит доплыть только до середины? Пускай так.

Виталик скинул одежду и пошёл в воду. Та оказалась тёплой и ласковой, льнула к горячему телу, манила на глубину. Виталик, не успев подумать о том, умеет ли он плавать, занырнул в податливую толщу. Он плыл вдоль дна, слегка касаясь ила грудью, чувствуя, как мутные облачка поднимаются у кистей при каждом гребке. Когда воздух в лёгких стал заканчиваться, и сдавливать внутренности, того и гляди, грозя пустить судорогу по телу, Виталик стал всплывать. Он вынырнул и схватил воздух ртом, жадно задышал. Мимо бежала лунная дорожка. Виталик посмотрел на воду, вокруг себя. Ночное светило окрасило её тёмно-синим. Река убегала за горизонт, а ночь размывала линию, отделяющую землю от неба. Виталику казалось, что река разливается в небо и течёт над головой.

Синий. Новый спокойный цвет протащил череду странных образов сквозь голову Виталика, как нитку, в ушко иголки: отрез синего бархата, и синие волосы девчонки в кожаном топе, она махала ими со сцены, как бывалая рокерша. Иссиня-чёрные сливы, и паста гелиевой ручки, выводящая дорожки синих-синих слов, укладывая их стопками на листах, синяя джинса и детская лейка. Синева в глазах Кары, отголосками печали. И синий дождь, от которого во рту остаётся привкус ликёра и мёда. Распустившийся бутон синего цветка. И грудной, низкий голос африканской певицы, который делает воздух терпким и синим, как сапфир на её руке.