Текст книги "Мастер ужасок"

Юридическая консультация

Эхо уже длительное время находился у Айспина и постепенно стал чувствовать себя в замке мастера ужасок настолько комфортно, что изначально возникшая у него мысль сбежать отсюда больше его не посещала. Он был много занят едой, питьем и продолжительным сном после обеда, присутствовал при экспериментах Айспина или его кулинарных уроках. У него совсем не оставалось времени для прогулок в город, так как в самом старом замке было немало интересного.

Только когда Эхо сидел с Фёдором на крыше и смотрел на расстилающуюся вдали страну, его манила таинственная империя за горами, в которой жили те самые царапки, о которых ему под большим секретом нашептал филин.

– Ты же ведь недавно утверждал, что договоры для того и существуют, чтобы их нарушать, – вспомнил Эхо на одной из их конспиративных встреч. – Что ты, собственно говоря, имел в виду?

Фёдор медленно приоткрыл глаз.

– Ну, да, все так, как я сказал, – ответил он.

– Но это же противозаконно, не так ли?

– Конечно. Но перед этим необходимо взвесить, что хуже – судьба, которая ожидает того, кто выполнил договор, или штраф, который придется заплатить в случае нарушения договора.

– Именно об этом я и думаю, – сказал Эхо. – Судьба, которая меня ждет в том случае, если я выполню договор, заключается в том, что мне перережут горло.

– Соблюдение такой договоренности кажется мне неадекватным, – пробурчал филин, – даже несправедливым. Собственно говоря, несправедливым практически для любого преступления, которое я только могу себе представить.

– Но тем не менее… Я спрашиваю себя, какое законное наказание ждет меня, если я нарушу договор с Айспином? Оно действительно будет столь жестоким?

– Гм… – промычал Федор. – Здесь я могу сказать достаточно точно. Как ты знаешь, я немного ориентируюсь в ирюспрюденции. Был один предецент, по делу «мастер ужасок против царапки». Этот случай рассматривался двести пятьдесят лет тому назад в суде Гральзунда. Один царапка заключил договор с мастером ужасок, согласно которому он брал на себя обязательство всю свою жизнь ловить у него мышей. Но потом у царапки возникла непереносимость в отношении мышей, и он не мог продолжать выполнять свои договорные обязательства. И тогда мастер ужасок подал на него иск в суд. Я боюсь, что люди этой профессии вообще немного склочны.

– Ты думаешь, что мой случай аналогичен? – спросил Эхо.

– Возможно. Тот же самый состав преступления: нарушение договора. В твоем случае наверняка можно было бы говорить о смягчении наказания, поскольку на карту поставлена твоя жизнь. К тому же за прошедшие двести пятьдесят лет и законодательство стало намного лиребальнее. Я не знаю, законно ли вообще сегодня то, что требует от тебя Айспин.

– А чем тогда завершилось то дело?

– Царапка был осужден.

– Все-таки! На какой срок?

– На одну неделю в клетке в приюте для животных. На воде и хлебе.

– Всего-то? Только на одну неделю?

– Но это была клетка с собаками.

– Ого! – воскликнул Эхо.

– Да, но есть и хорошая новость: царапка выжил. Правда он лишился там уха, ноги и хвоста, но потом прожил до глубокой старости. Но, как говорится, – это было очень давно, еще во времена варваров, когда произошло существенное сокращение твоего вида. Кроме того, в твоем случае будут применяться смягчающие обстоятельства – ослабленное состояние, в котором ты пребывал в момент подписания договора, возможно, даже невменяемость. Короче говоря, я думаю, что вполне возможен даже оправдательный приговор. Я сильно сомневаюсь, что сегодня вообще найдется судья, который возбудит судебное дело из-за такой ерунды.

– И ты мне только сейчас об этом говоришь? – воскликнул Эхо. – Что же я здесь еще делаю? Почему бы мне просто не исчезнуть?

Фёдор расправил крылья.

– Я думаю, ты находишься здесь, чтобы до отвала насытиться. Это, кажется, доставляет тебе очевидное удовольствие.

– Да, да, – смущенно покачал головой Эхо. – Я знаю, что я немного поправился. И тебе не надо мне постоянно на это намекать.

– Если ты намерен каким-то образом выпутаться из этой истории, тебе было бы хорошо поддерживать соответствующую форму. Может наступить момент, когда тебе потребуется выносливость, и ты должен быть в хорошей киндоции. Ведь в договоре не указано, что ты обязан съедать все, чем потчует тебя Айспин?

– Нет, – стыдливо ответил Эхо.

– Вот видишь. Пожуй немного травы! Жирные блюда не ешь, а налегай только на полезные гарниры! Я тоже не самый изящный, но я, по крайней мере, слежу за сбалансированным питанием. На завтрак я всегда ем только чисто ветегарианские блюда. Одна ягода можжевельника, пара стеблей травы, один лесной орех и три ягоды земляники. Я выяснил, что такое здоровое начало дня благоприятно сказывается на моей пиващерительной системе.

– Я приму это к сведению, – пообещал Эхо.

– Мы потеряли нить нашего разговора, – сказал Фёдор. – Ты спрашиваешь меня, почему бы тебе просто не исчезнуть. Почему бы тебе не плюнуть на договор и сбежать куда подальше?

– Вот именно. Что мне мешает это сделать?

– Ты можешь попробовать, – прошептал Фёдор.

– Что значит попробовать? Что в этом сложного? Я не заперт. Я могу сбежать в любое время, когда Айспин чем-то занят.

– Ну так попробуй!

– Ты говоришь это таким странным тоном.

– Я желаю тебе удачи!

– Что же он может сделать? – спросил Эхо. – Я думаю, он не может колдовать или что-то наподобие этого. Он всего лишь мастер ужасок. Я совершенно не могу понять, почему все испытывают просто смертельный страх перед ним. Даже если я поправился на пару фунтов, я все равно бегаю быстрее, чем он. Быстрее, чем любой обитатель Следвайи.

– В таком случае ты обязательно должен решиться на это. Я тебя благословляю.

– Я сбегу ночью в туман и скроюсь в горах.

– Передавай привет горам!

Эхо недоверчиво посмотрел на Фёдора.

– Ты опять говоришь каким-то странным тоном, – сказал он.

– Я хочу сказать тебе только то, – ответил Фёдор, – что у него есть средства и пути, которым не сможет противостоять ни твое желание, ни твоя воля. Но это вовсе не значит, что ты не должен ничего предпринимать.

– Я убегу. Мы еще посмотрим, за кем будет победа, – сказал Эхо упрямо.

– Ты должен сделать то, от чего не можешь отказаться, – сказал Фёдор и еще раз глубоко вздохнул. Потом он долго смотрел на Эхо своими водянистыми глазами, пока царапка наконец не почувствовал дискомфорт. – Но иногда ты должен отказываться от того, что ты не можешь сделать, – добавил он таинственно.

Нюх, слух, вкус

Когда Эхо вечером того же дня вошел в кухню, ему сразу бросились в глаза многочисленные стоящие на столе откупоренные бутылки с вином и бокалы. Необычным казалось также и то, что плита не была включена и нигде не было видно кастрюль с дымящимися блюдами, а на досках лежало лишь несколько сортов сыра и хлеб. Кроме того, Эхо заметил на высоких скулах Айспина нежный румянец, от которого он не казался таким таинственным, как обычно.

– Я покажу тебе сейчас, как надо дегустировать вино, – сказал Айспин. Речь его была чуть громче, чем обычно, и несколько замедленной, как будто ему было трудно говорить. – Если ты станешь гурманом, ты должен разбираться в благородных винах. – Он взял открытую бутылку и налил из нее в одну из семи стоявших на столе хрустальных мисок немного красного вина. Потом взял вторую бутылку и налил немного белого вина в другую миску.

– Я еще никогда не пил вина, – ответил Эхо, прыгнув на стол. Он с любопытством понюхал налитое вино. – Я даже не знаю, как вынесу его.

– У царапок две печени, – сказал Айспин. – Так что ты спокойно справишься. – Он продолжал наполнять миски вином, причем разными сортами.

– А что это вообще за сок? – спросил Эхо. – Моя хозяйка никогда его не пила. Почему он то светлый, то темный? Как может быть что-то одинаковым, если оно разное?

– Вино, – торжественно сказал Айспин. – Это солнце, которое можно пить. Вино – это самый прекрасный весенний день твоей юности, помещенный в бутылку. Вино может быть музыкой в бокалах. Но иногда вино бывает всего лишь кислым уксусом в затхлых шлангах. Дождливым осенним вечером в грязном стакане. Закупоренным траурным маршем на обожженном языке.

«По-видимому, вино может быть совершенно разным», – подумал Эхо.

– Вино, – продолжал Айспин, – может подарить тебе самое упоительное вдохновение твоей жизни, но и полностью лишить тебя рассудка. О вине можно с уверенностью сказать только одно.

– И что же это?

– То, что хорошее вино стоит больших денег! – засмеялся Айспин. – Ну, давай! Начнем дегустацию!

Не важно, что из себя представляло вино, но было ясно, что Айспин уже попробовал его и что под воздействием этого особенного напитка мастер, кажется, изменился. Но Эхо еще не знал, в лучшую или в худшую сторону. В голосе мастера ужасок неожиданно послышалась какая-то непредсказуемость, которая так не вязалась с его обычной сдержанностью.

Айспин наполнил бокал красным вином и поднял его.

– Первое – это внешний вид вина! – воскликнул он.

Айспин поднес бокал совсем близко к своему лицу, прищурил левый глаз, а правым стал внимательно рассматривать бокал.

– Глаз принимает участие в дегустации! – сказал он. – Вино красное или белое? Знаток должен определить, о каком вине идет речь – о красном или о белом. Главное правило: если вино прозрачное или слегка золотистого цвета, то это белое вино. Если же оно чернильного или красного цвета и в нем нет прозрачности, то это, вероятно, красное вино. Но если оно, напротив, розовое и прозрачное, то это – розовое вино, так называемый гермафродит среди вин.

В данный момент вино, кажется, благоприятно действовало на мастера ужасок. Сначала Эхо даже подумал, что он не относится серьезно к тому, что рассказывал в его присутствии.

Царапка понюхал вино в первой миске. Оно было темно-красного цвета и имело дурманящий запах. Эхо высунул язык и уже хотел сделать первый глоток, но неожиданно в негодовании отпрянул от миски.

– Бе-е-е-е! – сказал он и скорчил гримасу.

– Что такое? – спросил Айспин.

– Какой-то странный вкус. Немного кислый.

– Кислый – это неплохо! К этому нужно привыкнуть. Первый глоток вина никогда не бывает вкусным. Здесь нужно себя пересилить. Давай! Аппетит приходит во время еды!

Эхо, преодолевая отвращение, сделал пару глотков. Вкус брёмена из книльша тоже вначале казался странным, а потом… По его телу растекалось тепло, сначала он ощутил его в желудке, потом в голове. Это было приятно. Он послушно вылакал всю миску.

– Второе – это запах. – Айспин уткнулся своим острым носом в бокал и с наслаждением стал вдыхать аромат вина. – Теперь мы проанализируем вино с помощью обоняния. Ах! Тебе не кажется, что оно пахнет цветками персика и этот запах доносит дыхание весны, пролетая через оливковую рощу? Это запах свеженарезанного грейпфрута, пирога с изюмом и ванильной пены! Твоя хозяйка кое-что недополучила в жизни, потому что полностью отказалась от вина. Ты так не считаешь?

– Разумеется! – подтвердил Эхо, взявшийся уже за вторую миску. Теперь вино уже не казалось ему только кислым. Оно имело скорее фруктовый вкус, как у зрелой малины бывает кисло-сладкая нотка. Тепло уже добралось и до его ушей.

– Ну, как? Уже вкуснее? – спросил Айспин.

– Да, это вкушное! – ответил Эхо. Тут он насторожился. Вкушное? Он сказал «вкушное»?

Айспин допил свой бокал одним глотком и тут же налил себе следующий уже из другой бутылки. Он снова опустил нос в бокал и вдохнул винный аромат. Правда, тотчас выдохнул и скорчил обиженную гримасу.

– Или ощущается запах изъеденного червями столярного верстака? А может быть, замоченной в ряженке тряпки для чистки обуви? Или носков болотного солдата с грибковым заболеванием ног? А может, подмышечного пота мертвого лемминга – как у этого, неудачно приобретенного вина? Тогда вторичные ароматы вина смазаны. Это свидетельствует о плохом сбраживании. Зачем нужно такое вино?

Он медленно вылил вино через плечо на пол.

Эхо удивила всевозрастающая веселость мастера ужасок. Так развязно старик еще себя никогда не вел.

– Вторичные арматы? – переспросил Эхо и удивился тому, что некоторые буквы в слове будто приклеились к его небу.

– Первичные ароматы – это собственный аромат винограда, – объяснил Айспин. – Вторичные ароматы образуются при брожении. Третичные – в процессе выдерживания вина в деревянной бочке. Все вместе они составляют его букет. Его цветок.

«У вина есть еще и цветок», – простонал Эхо. Это был действительно многогранный напиток. Чем больше он лакал красного сока из мисок, тем интенсивнее распространялся по его телу внутренний покой и душевное равновесие, которые напоминали ему приятные минуты перед тем, как он засыпал. Только сейчас у него не было желания спать. Ему хотелось бодрствовать.

– Ну что, – спросил Айспин, – перейдем к слушанию? – Он взял чистый бокал, внимательно изучил этикетки на бутылках и налил себе вина, которое выглядело особенно темным.

– Истинному знатоку вина оно доверяет свои самые интимные тайны, – прошептал Айспин и щелкнул пальцем по заполненному наполовину бокалу. Раздался тонкий звон. Айспин поднес бокал вплотную к своему уху и стал внимательно слушать.

– Это вино из Вайнау, самой крупной винодельческой области Цамонии, а именно – с того склона с виноградниками, который пользуется в этом регионе жуткой славой.

– Это тебе подсказывает вино? – Эхо прислушался к своей миске, но ничего не услышал.

– И не только это! – прошептал Айспин. – Это вино знает мрачную правду. Ужасные, страшные вещи. Оно хранит в памяти события, которые произошли много столетий тому назад. Ему приписывают родство с легендарным Кометным вином[4]4
  См. «Город мечтающих книг», глава «Трубанановый концерт». (Прим. пер.).


[Закрыть].

Айспин еще плотнее прижал стакан к своему уху.

– Слушай, слушай! – закричал он. – Глубины горы, на которой вырос виноград, скрывают страшную тайну.

Эхо подошел к краю стола и чуть не упал вниз, так как его чувство равновесия пошатнулось. Он отошел на шаг от края и навострил уши.

– Уже давно, – начал Айспин, понизив голос, – жители этой местности задавались вопросом – куда исчезали сборщицы винограда, которые, едва приступив к работе, будто растворялись в воздухе? В течение нескольких лет пропали десятки сборщиц, и стали поговаривать о страшном виноградном чудовище, о существе – полухищнике, полурастении, которое бродило в сумерках по виноградникам и похищало беззащитных женщин. То там, то здесь находили наполовину заполненные корзины с ягодами, но не было никаких следов исчезнувших сборщиц. Тогда решили любым путем поймать чудовище. Были поставлены капканы и выкопаны ямы, на дно которых вставили острые копья, и вечерами по винограднику ходил вооруженный патруль. Были обысканы все пещеры, какие только были в этой местности, но никакого чудовища обнаружено не было. Не нашли ни трупов, ни каких-либо следов. Сожгли пару ужасок – это были как раз славные времена сожжения ужасок! – но и это не дало никаких результатов, а работницы продолжали бесследно исчезать.

Айспин замолчал.

– И что? – спросил Эхо напряженным голосом.

– Ничего. На этом история заканчивается.

– А тайна? Страшная тайна?

– Одну минуту! – сказал Айспин и, будто обороняясь, поднял руку вверх, продолжая прислушиваться к бокалу. – Это мне сейчас как раз рассказывает вино.

Айспин долго молчал, время от времени кивая с серьезным видом, и наконец испуганно вскочил.

– Нет! – вскричал он.

– Что? – с трудом переводя дыхание, проговорил Эхо и взволнованно забегал по столу. – Что оно сказало? Что? Что?

Айспин закрыл рот рукой и застыл от ужаса.

– Я не знаю, – сказал он наконец, – надо ли тебе это рассказывать. Тебе потом могут сниться кошмарные сны.

– Глупости! Рассказывай же! Ну, давай! Пожалуйста! – умолял Эхо.

– Ну хорошо. Но только следуя твоей настоятельной просьбе. Я тебя предупреждал, что это совсем не радостная история.

Айспин отставил бокал, даже не притронувшись к нему.

– Итак… – начал он, наконец, свой рассказ. – Тайну этой печально известной горы, на которой разбиты виноградники, знает только это вино. Так как виноград, из которого оно было сделано, – это память этой горы. Ее мозг. Ее нервная система. Сам виноградник ничего не может видеть и ничего не может слышать, но его лозы чувствуют каждое прикосновение, а его корни осязают утробу горы. Он чувствует руки работников, которые освобождают его от груза налившихся ягод, он знает каждого червяка в земле. Он узнает руки виноградарей, которые постоянно гладят его листья, проверяя, нет ли на них вредителей. Своими корнями он пьет дождевую воду, падающую на его землю, и однажды… он напился крови.

– Крови? – переспросил Эхо.

– Да. Крови. На виноградники литрами лилась кровь. И странные вещи происходили с этими виноградниками. Там, где обычно прилежные руки собирали виноград, неожиданно началась борьба.

– Борьба? Что за борьба?

– Ну… тела прижимались к виноградным лозам, чьи-то руки отчаянно хватались за ветви – виноградник ничего не видел и ничего не слышал, но он чувствовал, что совсем рядом с его листьями кого-то убили. А затем опять кровь, литры крови.

Айспин театрально повернулся к Эхо спиной.

– Это продолжалось несколько лет. Беспрестанная битва между виноградными лозами и в результате литры крови, которые уходили в землю. Потом долгое, на несколько месяцев, затишье, и снова борьба и кровь. Но виноградник в течение всего этого времени исполнял свою обязанность, как любое растение – он рос, расправлял свои лозы, наполнял ягоды соком, пил дождевую воду и иногда кровь. И под землей он все дальше и глубже расправлял свои многочисленные корни. Они распространились так далеко, что однажды нащупали то, что до сего времени являлось страшной тайной виноградной горы.

Айспин опять повернулся. Его взгляд застыл.

– Это были трупы десятков женщин различной стадии разложения – убитые сборщицы винограда. Они были зарыты глубоко в землю, одна рядом с другой.

Эхо сел на задние лапы. Ему стало плохо.

– И виноградник задумался. Он долго размышлял над этой ужасной загадкой. Пока однажды между его лозами вновь не разгорелась борьба. Кто-то схватился за его листья, и виноградник узнал одну из сборщиц винограда, которая так часто освобождала его от переспелых ягод. Ее движения были сначала жесткими, полными отчаяния, потом они становились все слабее и, наконец, она тоже погибла. Но потом в том же самом месте за листья схватилась другая рука, и виноградник узнал мозолистую лапу виноградаря.

И тут все собралось воедино: это был виноградарь, сам хозяин виноградника, который разгуливал здесь и совершал убийства. И когда вскоре после этого кровь опять проникла в землю, виноградник понял мотив убийства. Виноградарь удобрял свою землю кровью и трупами, чтобы добиться хорошего урожая.

Эхо потерял дар речи.

– А потом? – вскричал он. – Что было потом?

– Ну, – ответил Айспин мрачно, – что было делать винограднику? Он был всего лишь невинной полезной культурой, которая производит виноград, дает листья и лозы и вьется вверх по кольям. Но он неустанно искал выход из затруднительного положения, так как был единственным, кто знал причину всего этого и, возможно, мог остановить эту бесконечную кровавую битву. К тому же убийства не только продолжались, но даже участились.

Эхо закрыл глаза, чтобы представить себе ландшафт виноградной горы, но у него закружилась голова, и он быстро их снова открыл.

– Чем более безудержно совершал убийства виноградарь, тем больше он удобрял землю кровью, тем более отчетливо чувствовал виноградник, как он меняется. Он рос быстрее и становился более выносливым. К радости своего страшного хозяина, он давал все больше винограда, который становился все более роскошным и сладким. Его лозы все больше крепли, листья делались более крупными, полученное вино имело все более изысканный вкус, а виноградарь все больше богател. И как ни безумен был его план, он сработал. В винограднике пульсировала кровь убитых сборщиц, но убийца не предполагал, что, кроме крови, там был и их дух, который жаждал мести, и жажда крепла с каждым днем. Виноградник разросся по всей горе, как реликтовый лес. Приходилось ставить более мощные колья, чтобы поддерживать разрастающийся виноградник, но он все больше и больше разрастался, тянулся все выше вверх, а корни уходили все глубже в землю. Дорожки зарастали до такой степени, что работникам приходилось руками отводить листву в сторону, чтобы пройти вперед. Убийце, скрывающемуся таким образом от посторонних взглядов, стало еще легче злодейски убивать и закапывать свои жертвы. Только самые бедные из бедных, которым не оставалось ничего другого, вынуждены были работать на проклятом винограднике, на котором почти каждую неделю исчезала сборщица.

Айспин некоторое время молчал, как будто набирался сил для дальнейшего, еще более жуткого рассказа.

– Однажды вечером виноградарь отправился на свою очередную охоту. Он был последним, кто входил в число подозреваемых в убийствах, – настолько убедительно на глазах у всех сожалел он о потере своих работников, и никто представить себе не мог страшной связи между убийствами и ростом виноградника. Уже спустились сумерки, когда он пришел на виноградную гору. Он был вне себя от радости, увидев, что виноград стал еще роскошнее, чем прежде. Он сорвал одну виноградину и попробовал ее. Она была упругой, сладкой как сахар и вдвое больше, чем обычная ягода. Потом он провел рукой по листьям, проверяя, нет ли на них вредителей. Когда он дотронулся до винограда, ему показалось, что растение слегка качнулось, но он отогнал от себя эти мысли. Виноградник шевелился не так быстро, чтобы это можно было заметить. Он приподнял пару листьев, чтобы посмотреть, не шевелит ли виноград какое-нибудь животное, но никого не было видно.

Айспин начал ходить взад и вперед перед столом, на котором сидел Эхо.

– Довольный убийца шел дальше в гору, которая все больше покрывалась сумеречным светом. Он искал новую жертву. Вскоре он увидел молодую сборщицу, которая работала высоко на горе, на достаточно большом расстоянии от других работников, так что убийца мог спокойно исполнить свое кровавое действо. Она испуганно вздрогнула, когда он появился возле нее, но потом, увидев, что это был ее хозяин, она спокойно продолжила свою работу. Виноградарь сорвал пару веток, чтобы скрутить их в жгут, с помощью которого он намеревался задушить свою жертву. Это было прекрасное орудие для совершения преступления, которое потом можно было просто бросить в кустарник. Неожиданно его нога застряла в разросшемся винограднике, и он стал нетерпеливо пытаться высвободить ее.

Но лозы затягивали ногу все туже и туже, и другие ветви оплели его голень на другой ноге. Тогда он понял, что здесь что-то неладно, и он издал страшный крик. Когда перепуганная сборщица винограда увидела своего хозяина с веревкой в руках, она поняла, что это и есть разыскиваемый убийца. Она вскочила и помчалась прочь. Виноградарь хотел бежать за ней, но лозы крепко приковали его к земле, как железные цепи. Виноград оплел и его кисти, его руки и ноги, а особенно мощная ветвь скрутила его горло. Под ним, как могила, разверзлась земля, корни взвились, и гигантский лист виноградника залепил рот убийцы, заглушая его крики. Он покатился вниз, и на него посыпалась земля и листва, мелкий гравий и ветви, а корни обвили его, как кокон.

И потом перед убийцей предстали все убитые им женщины, уже разложившиеся до определенной степени. Они появлялись из-под земли, как из бушующего моря. Корни поднимали и опускали мертвые тела, при этом их конечности раскачивались, и казалось, будто погибшие вновь ожили. Виноградарь видел, как мертвые вместе с ним, как с трофеем, уходили под землю, как вокруг становилось все темнее, пока наконец жирная земля не закрыла его глаза.

Айспин замолчал.

– И все это рассказало тебе вино? – спросил Эхо.

Мастер ужасок взял отставленный бокал и поднял его.

– Да, – ответил он. – Это очень общительное вино. Это была довольно страшная история, но это не означает, что вино будет таким же.

С этими словами Айспин опрокинул в себя содержимое бокала. Эхо пошел к своей миске, чтобы также немного подкрепиться. Неприятное чувство, которое им овладело, мгновенно исчезло.

– Ну а теперь, – весело воскликнул Айспин, – размышление. – Он наполнил следующий бокал белым вином.

– Что-то еще? – спросил Эхо.

– Конечно. Теперь мы установим телепатический контакт с вином и выведаем его последние тайны! Как у него обстоят дела с философским качеством? Какое это вино – оптимистическое или пессимистическое? Искрящееся или выдержанное? Остроумное или недалекое? Ведет ли его потребление к жизнеутверждающему веселью или к мрачным раздумьям? Внушает ли оно нам четкое и логичное мышление? Или скорее смутные инстинктивные желания, которые заканчиваются потасовкой в пивнушке? На этот вопрос может ответить только самая летучая составляющая вина – его дух. Это – алкоголь!

Взгляд Айспина потускнел, и он немного поежился. Он опять вернулся к реальности и к своей излюбленной теме о летучих веществах. Эхо опасался, что он немедленно погрузится в свою работу.

Но вместо этого мастер просто опустошил бокал.

– А-а-а-х! – воскликнул он. – Абсолютно ясно, что это вино – оптимист! Оно – эстет и вольнодумец! Я бы не отказался от пары ящиков в подвале. – Потом он энергично швырнул бокал в камин, где он раскололся за языками пламени.

«Сейчас настроение действительно улучшилось», – подумал Эхо и позволил себе вылакать еще одну миску вина. Чувство воодушевления перешло почти в эйфорию.

Айспин опять налил себе полный бокал красного вина, и оно перелилось через край.

– Итак, – крикнул он, – дегустация!

Он одним глотком выпил вино, даже не обращая внимания на то, что вино полилось ему за шиворот. Он сохранил во рту немного вина, которое долго перекатывал, прежде чем проглотить.

– А-а-а-х! Совсем молодое вино, но уже с характером! Сильная основа из грецкого ореха и клубники – совершенно головокружительный вкус, но вполне земной и честный. Ощущение вкуса лакрицы долго остается на нёбе и потом опускается глубоко в пищевод. Оттенок зрелости, напоминающий вкус старой скрипки, которая исполняет хорошо знакомую колыбельную. Неизбежный персик, который присутствует в каждом сорте красного вина, но с добавлением рассыпчатого печенья. Это свечной жир. Свежий снег. Спекуляциус. Мало изысканности, зато есть грубоватая кислота, несколько выпирающая по краям, но основательно вколоченная в дерево. Я чувствую запах молодой кожи, ржавого железа, влажного ковра, оконной замазки и хвои. А кроме того, запах гусиного жаркого и малинового пудинга, который готовила моя покойная бабушка. Тело имеет объем, но я никогда не назвал бы его толстым, а скорее стройным, но с очень большими ногами. Его послевкусие оставляет длинный и широкий след оливкового масла, напоминая звук древнего похоронного колокола в подземных сводах катакомб, в котором постятся семьсот обнаженных гномов.

Айспин и этот бокал швырнул в огонь, но потом, очевидно, подчиняясь спонтанному настроению, достал со стеллажа мешок жути. Он встал с музыкальным инструментом перед одним из открытых окон и начал надувать мешок воздухом, и кухню стали наполнять первые жалобные звуки.

Эхо приготовился к самому худшему. Вечер грозил принять неприятный оборот. Внизу, в Следвайе, ему уже приходилось слушать подобные концерты мастера, и они даже на таком большом расстоянии были невыносимы. Теперь ему предстояло услышать это в непосредственной близи, и он испугался за свой рассудок.

Но как только раздались первые звуки, опасения Эхо исчезли. Они были такими чистыми, красивыми и мелодичными, что он не мог поверить в то, что они исходят из мешка жути. Айспин извлекал из этого инструмента ноты, которые скорее напоминали звуки флейты или даже арфы. Эхо начал танцевать на столе, и он делал это непроизвольно. Айспин тоже начал производить движения ногами и выбивать такт своими башмаками с железными пластинами.

Эхо было мало места на столе, и он спрыгнул вниз, чтобы продолжить танец вместе с мастером ужасок в пространстве всей кухни. Его движения были дикими и необузданными, чего еще никогда не случалось в его жизни. Айспин играл все громче, и все интенсивнее становился стук его каблуков, а Эхо, как отпущенная пружина, прыгал по столам и скамейкам.

Кажется, не почувствовав никакой усталости, исполняли они свою безумную тарантеллу, пока Айспин, наконец, резко не прекратил игру и не опустился в полном изнеможении на стул. Эхо тоже почувствовал, что его силы на исходе. Он вытянулся на полу, повернулся на спину и стал смотреть в потолок. Странно, но все помещение стало медленно вращаться перед его глазами.

Через некоторое время Айспин порывисто вскочил с места, посмотрел на царапку остекленевшими глазами и направился к выходу.

– Эй, к-да ты д-дёшь, великий м-стер? – пролепетал Эхо. – Стало ведь п-настощему весело!

– Я иду к той ступени дегустации, на которой даже самый общительный знаток вина должен действовать в одиночку.

– А что, есть еще один уровень? – спросил Эхо.

– Я иду помочиться, – прохрипел мастер ужасок и, взмахнув своей мантией, исчез в дверях кухни.

Эхо, глупо ухмыляясь, остался лежать на полу, слушая удаляющийся хриплый смех Айспина. «Старикан, кажется, еще поскрипит», – подумал он, прежде чем глаза его слиплись и он провалился в сладостный сон, полный виноградно-сладких сновидений.