Текст книги "Зима, холода"

Француз повёл бровью, не очень понял, но-таки исполнил приказ и поплёлся обратно. Вот только фонарь остался у Клавы и уже через тридцать секунд послышался грохот и треск разбивающегося стекла, а следом прозвучал отборный французский мат.

На шум и крики прибежали остальные французы. Точнее, до низа добежал только Бернард. А ещё точнее – споткнулся и упал, приземляясь рядом с братом, попадая рукой в лужу из огурцов и помидоров и распарывая ладонь острым осколком банки. Теперь уже кричал младший Жаккар. А с учётом того, что голос у парня был сильный и поставленный, его ор услышала, наверное, вся деревня. Достав телефоны и подсвечивая экранами себе путь, русские и французы двинулись вниз, чтобы помочь, казалось, умирающим товарищам.

– Что случилось? – выбежав из темноты, спросила Клава.

Она оглядела всех вновь прибывших, затем перевела взгляд на Бернарда, который продолжал сидеть на полу, держась за окровавленную руку и что-то слишком быстро бормоча.

Русские расступились, пропуская французов к раненому товарищу. Но сделали они это зря. Несколько секунд и в погребе вновь послышался грохот падающего тела – Тибо упал в обморок.

– Что с ним? – взволновано спросила Настасья, склоняясь над парнем.

Андрей спросил у французов и перевёл девушкам их ответ:

– Он ужасно боится крови. Фобия.

– Господи, что за люди! – всплеснула руками Тоня. – Кошек он боится! Крови тоже!

Проигнорировав гневную тираду Харламовой, все приступили к своим делам, а их теперь было немало: привести в чувства Планеля, успокоить младшего Жаккара и обработать его рану, принести, наконец, еду…

Пока французов откачивали, Клава самостоятельно перетащила в дом три банки солений и корзину картошки – картошка хранилась в мешках, но Швиммер решила, что точно не утащит такой мех, потому воспользовалась плетёной корзиной, найденной там же, в погребе. Также, девушка прихватила связку лука.

– Живые? – спросила брюнетка, вернувшись ко всем.

Все, кроме Тони, помогали «покалеченным» французам. Точнее, Антонина тоже помогла – поделилась перекисью, которая всегда хранилась в её чемодане, а потом вновь отошла на приличное расстояние и продолжила «помощь» уже оттуда.

В общем, Тибо привели в чувства, Бернарду забинтовали руку. Всё улеглось. Почти всё.

– Давайте уже готовить, и есть, – сказала Клава, плюхая корзину с картошкой на кухонный стол. – Я умираю, есть хочу!

– А кто чистить картошку будет? – задала логичный вопрос Тоня. – Или в мундире сварим?

– А они не испугаются? – шёпотом спросила Клава, косясь в сторону французов.

– Je suis froid, (Мне холодно), – вновь заныл Бернард, делая это намеренно громко, чтобы точно все слышали. – Je suis malade! Vraiment, il n’y a pas de chauffage? (Я же заболею! Неужели, здесь нет отопления?)

Андрей поспешил всё «объяснить» французам:

– C’est un très bel hôtel, où tout dans le vrai village russe. Il n’y a pas de chauffage, poêle seulement. nous allumons maintenant… (Это очень хороший курорт, здесь всё, как в реальной русской деревне. Здесь нет отопления, только печь. Сейчас мы её растопим…)

Младший Жаккар вопросительно указал на печь и, получив утвердительный кивок от Андрея, направился к ней. Потрогав, погладив печь, парень отворил дверцу и заглянул внутрь.

– Fu… comme un sale… (Фу… как грязно…) – поморщился француз. – Boue – fait également partie de la culture russe? (Грязь – это тоже часть русской культуры?)

– Ce n’est pas la saleté, (Это не грязь), – поправил парня Андрей. – Ce – les braises et les cendres. (Это – угли и зола).

Вроде бы, француз успокоился. Но теперь встал новый вопрос – как растопить печь тем, кто никогда в жизни этого не делал? Теперь все молодые люди разделились на два лагеря: борцы за пищу и борцы за тепло. Первый «лагерь» был менее многочисленным, но более удачливым, потому что второй «лагерь», вообще, не понимал, что ему делать.

– И что нам с этим делать? – спросил Андрей, повторяя недавнее движение Бернарда и открывая дверцу, куда закладывались дрова.

– Думаю, туда стоит положить дрова, – ответила Тоня, задумчиво смотря в недра печи.

– А где нам их взять? – продолжал сыпать вопросами переводчик.

– Клава, – придя на кухню к Клаве и Насте, спросила Тоня, – ты там, в погребе, дров не видела?

– Неа, – не отрываясь от плиты, ответила брюнетка. – Думаю, они должны быть в доме… Зачем их хранить в погребе?

– В самом деле… – кивнула шатенка. – Хорошо, пойду искать. И Андрея приобщу. А то нежный сильно.

Несмотря на недовольство переводчика, Антонина всегда отличалась умением «правильно надавить на клиента» и потому у парня не осталось иного выбора. Искали они недолго, нашли дрова быстро.

Засунули дрова в печь, отобрали у Матиса зажигалку, подожгли, стали ждать. Что-то пошло не так…

Комнату начал заполнять дым, запахло гарью. Глаза заслезились, «повара» заматерились. «Поджигальщики» раскаялись… и попытались исправить положение. Но исправляли они его своеобразно…

Андрей, открыв дверцу печи, схватил кочергу-лопатку и вывалил горящие поленья на пол – на деревянный пол, вдобавок, покрытый ковром. Ковёр загорелся. У молодых людей реакция была различной: Клава пыталась найти что-нибудь, что можно наполнить водой и потушить огонь, Настя пыталась помочь подруге, Тоня вспоминала вслух технику безопасности при пожаре, Андрей орал (пока без мата), Тибо и Чарльз были в шоке, Матис отходил всё дальше, а Бернард… В общем, как видно, сегодня та самая ночь, когда в Жаккарах просыпалась инициатива. Не научившись на плачевном опыте брата, Бернард ринулся в «бой», предварительно, стянув с дивана накидку-плед. Набросив накидку на очаг возгорания, парень помедлил секунды две, а, затем, запрыгнул сверху на «огнетушитель» и попытался затоптать огонь. В этот самый момент вернулась Тоня, которая успела сбегать в сени и найти там… настоящий огнетушитель.

Щелчок предохранительного клапана, шипение пены. Через тридцать секунд поток иссяк, огонь погас, а посреди комнаты образовалась пенная фигура с горящими в негодовании карими глазами.

– По-моему, он зол… – произнёс Андрей, косясь на Бернарда, которого залили пеной с ног до головы.

– Пусть спасибо скажет, что не стал шашлыком, – фыркнула Тоня. – А ты, добрый молодец, – обратилась она к переводчику, – какого, прости, хрена горящие дрова на ковёр кидаешь?

– Я не подумал…

– Это я поняла. Но, будь добр, в следующий раз думай! Иначе мы все здесь сгорим к чёртовой бабушке!

– Потушили? – спросили подоспевшие Клава и Настасья.

– Потушили, – кивнула Тоня. – А он, в наказание, – она кивнула на Андрея, – картошку чистит. На всех.

– Мы уже варим, – уточнила Настя. – В мундире.

– Значит, завтра почистит, – развела руками Антонина и снова покосилась на Андрея. – На всех.

– Почему… – попытался возразить парень, но его перебила Харламова:

– В армии служил?

– Служил… – неуверенно ответил переводчик. – А причём здесь это?

– Раз служил, значит, умеешь чистить, – пожала плечами Тоня.

– Я только три месяца прослужил… – пробубнил переводчик, опуская глаза. – Меня выслали за… профнепригодность.

– Это как? – удивилась Настя.

– Можно, я потом расскажу? – с надеждой спросил Андрей.

– Как хочешь, – вздохнула Клава. – Тогда, мы обратно, на кухню. А вы, будьте добры, печь растопите и не сожгите нас.

Тоня и Андрей хотели вернуться к печи, но как только они обернулись, они обнаружили, что печь уже пытаются растопить… Инициатива Жаккара младшего не иссякла, и теперь он пытался самостоятельно растопить печь. Точнее, самостоятельно он пытался сделать это в первые тридцать секунд. Потом к нему подключился брат. Потом ему подожгли рукав и к ним присоединились и остальные французы.

– Не думала, что они будут этим заниматься… – задумчиво произнесла Тоня, наблюдая за увлечёнными делом французами.

– Они же думают, что мы на «русском курорте», – ответил переводчик. – Конечно, им прикольно так «развлекаться».

Бернард снова вскрикнул. Правда, никто так и не понял, почему. Удивительно, но на этот раз им удалось растопить печь – французам это ПОЧТИ удалось, а Андрей и Тоня завершили начатое ими. Всех опять удивил Бернард, который догадался открыть заслонку, чтобы дым не шёл в дом.

На фразы, типа: «Молодец!» младший Жаккар мило улыбался и помалкивал о том, что сделал это совершенно случайно и что он, вообще, не подозревал, зачем нужна эта задвижка…

Все молодые люди собрались за столом. Клава и Настя расставляли посуду, Тоня недобро косилась на французов, французы, в свою очередь, что-то обсуждали, точнее, перекидывались отдельными фразами – все устали, все хотели есть и спать, но время коротать как-то нужно было. Переводчик же Андрей старался не смотреть ни на своих подопечных, ни на своих по национальному признаку и потому смотрел в стол.

– Приятного аппетита, – сказала Клава, ставя последнюю тарелку перед Бернардом и занимая своё место.

– Надеюсь, не отравитесь, – добавила Тоня и взяла вилку с ножом.

– Тоня! – возмутилась Швиммер, гневно поглядывая на подругу.

– Извините, – поправилась Харламова. – Я хотела сказать – «надеюсь, не ОТРАВИМСЯ».

Настасья прыснула смехом и прикрыла ладонью рот, чтобы не засмеяться на всю кухню.

– Вообще-то, – немного обиженно отозвалась Клава, – я хорошо готовлю.

– Верю, Швиммер, – кивнула Антонина, накалывая на вилку кусочек картошки, – но предосторожность, знаешь ли, превыше всего.

– Завтра, значит, ты готовить будешь, – фыркнула Клава и отправила в рот кусочек картошки. Помимо неё ужин включал только солёные огурцы и… всё.

– Нет-нет, – парировала Тоня, – я не повар, я – аналитик, человек-мозг.

– А я, по-твоему, человек-повар? – возмутилась брюнетка. – Я, вообще-то, психолог по образованию! И по профессии тоже!

– Pourquoi ils se querellent? (Почему они ругаются?) – спросил Бернард у Андрея.

– Клава, Тоня, – обратился к девушкам переводчик, – не ругайтесь. Французы нервничают.

Теперь уже и Настя, и Тоня прыснули смехом. Серьёзной осталась одна Клава, которая была уязвлена сомнениями в её кулинарных способностях.

Поскольку Клава возмущаться вслух не стала, все смогли спокойно приступить к трапезе. Ужин из картошки и солёных огурцов был не слишком изысканным, но вполне терпимым для русских (только Настя косилась на свою тарелку, но, в итоге, решила тоже поесть). Французы же, смотря на еду, сомневались…

Первым, как обычно, подал голос Бернард.

– Pourquoi les pommes de terre dans leur peau? (Почему картошка в кожуре?) – спросил француз, указывая вилкой на блюдо. – Vous avez oublié de nettoyer? (Вы забыли её почистить?)

– Бернард спрашивает, почему картошка в кожуре? – перевёл Андрей, не отрываясь от трапезы.

– Так объясни ему, что это wild russian tradition (дикая русская традиция), – огрызнулась в ответ Клава.

Андрей честно попытался объяснить всё младшему Жаккару (без употребления слов Швиммер), но француз никак не мог понять – почему картошка в мундире, если это часть военного гардероба и, вообще, не имеет никакого отношения к данному корнеплоду?

Остальных французов факт «грязной картошки» тоже смутил, но они, в отличие мнительного товарища не думали, что русские хотят их отравить. Конечно, и Матису не очень нравился данный ужин, а Тибо и вовсе морщился, очищая картошку и отправляя её в рот. Как обычно, самым непривередливым оказался молчаливый Чарльз, который ел и не возникал. И, пусть картошка показалась ударнику недоваренной, но ему очень понравились бочковые огурцы.

– Спасибо, девушки, – поблагодарил дам Андрей, отставляя свою тарелку.

Его примеру последовали и его «подопечные», которые, оставив грязную посуду на столе, передвинулись обратно в гостиную и забрались на диван.

– Клава, – обратилась к подруге Настя, – я пойду, умоюсь. Ты пока заканчивала с ужином, я ванную нашла.

– Она в доме? – недоверчиво уточнила Тоня.

– В доме, – кивнула Тихая. – Я сама удивилась. И туалет тоже.

Клава изобразила на своём лице выражение «Вот это да!». Антонина, по-быстрому и в тихую, договорилась с Настасьей и забила очередь в ванную. Когда девушки куда-то незаметно удалились, Клава, устало вздохнув, посмотрела на гору грязной посуды и нагло разбежавшиеся морды французов и русских.

– Э, – возмутилась Швиммер, – а посуду кто мыть будет?!

– Ты, – подал голос Андрей, который уже успел вщемиться на диван к французам.

– Я? С чего бы это? – поинтересовалась Клава, складывая руки на груди.

– Или Настя, – пожал плечами переводчик. – Или Тоня. Решайте сами.

Переводчик вернулся к «своим» и забыл о Клаве и её негодовании. Очень зря забыл. Клавдия была устала, зла и готова убивать. А тут ещё и такой беспредел… В общем, пропустив пункт: «Спросить переводчика», девушка взяла кухонное полотенце и решительно направилась к французам.

Рассмотрев всех парней по очереди, она решила, что припадочного Тибо лучше не трогать, мало ли, он ещё и воды боится, и выбор её сузился до трёх французов. Осталось выбрать из них жертву…

«Наверное, этот, – подумала брюнетка, останавливая свой взгляд на Бернарде. – Он женственный… значит, ему это на интуитивном уровне близко».

– Bernard? – обратилась Клава к парню. – Can you help me? (Бернард? Ты можешь мне помочь?).

Француз повернул голову к брюнетке, вопросительно смотря на неё. Андрей прошипел-прошептал:

– Клава, что ты задумала?

– Не мешай, – не поворачивая головы, ответила Клава переводчику.

– Qu’est-il arrivé? (Что случилось?) – спросил у брата Матис. Старший Жаккар пропустил обращение Клавдии.

– Je pense qu’elle a besoin d’aide… (Кажется, ей нужна помощь…) – неуверенно ответил Бернард.

– Aide? (Помощь?) – удивился Матис.

– Чего ты от них хочешь? – снова обратился к девушке Андрей.

– Пусть посуду вымоют, – спокойно ответила Клава. – А то нечестно: я и готовила, я и убирать буду.

– Ты что? – слишком громко возмутился переводчик, чем напугал французов. – Как они будут это делать?

– Руками, – пожала плечами брюнетка. – Если придумают более креативный способ – флаг им в руки. Хотя… – девушка покосилась на парней. – Нет, лучше без креатива… Мало ли…

– Они французы, а не извращенцы, – насупился Андрей.

– Не знаю, о чём подумал ты, но я ничего ТАКОГО не подразумевала.

Переводчик смутился и отвернулся, закинул ногу на ногу. Правда, обида парня была недолгой и уже через полминуты он вздохнул и встал, забирая у Швиммер полотенце.

– Ладно, я помою, – сказал Андрей. – А ты пока спальные места поищи.

– Уже, – довольно ответила Клава и улыбнулась. Андрей ушёл, а Швиммер не стала уточнять, что спальные места она заняла только для себя и подруг, а кроватей, в общей сложности, в доме всего четыре…

Пока все занялись делами, Клава решила тоже не терять времени даром и направилась в их спальню, готовить кровати ко сну. Но не успела брюнетка закончить с этим, как из гостиной донёсся высокий крик (Клава смогла узнать в нём Бернарда), а за криком послышалась родная русская ругань.

«Вашу ж бабушку… – подумала Швиммер, бросая постель и кидаясь в большую комнату. – Что с ними опять случилось?».

В гостиной она увидела следующую картину: Настасья, обёрнутая полотенцем, стоит у дверей ванной и орёт, напротив неё стоит Бернард и тоже орёт что-то, видно, пытается объяснить. Андрей в шоке. Все остальные молча смотрят. А Тоня, кажется, делает ставки и думает, как помочь Тихой убить француза и избавиться от тела.

– Что случилось? – спросила Клава, подходя к переводчику.

– Если честно, я толком не понял, – смущённо ответил парень. – Бернард так быстро говорит, что я переводить не успеваю…

– А Настя что?

– А Настя орёт, – пожал плечами парень. – И матерится.

Клава вздохнула и, набрав полные лёгкие воздуха, заорала:

– ТИХО!!!!

Все замолчали. Правда, Настя вновь затараторила уже через пять секунд, но без Бернарда это выглядело не так жутко. Поняв, что блондинка его не слышит и слышать не хочет, младший Жаккар посмотрел было на Тоню, но увидев её взгляд маньяка, предпочёл обратиться за помощью к Клаве.

Подлетев к брюнетке, парень быстро заговорил:

– S’il vous plaît expliquer à mon ami que je ne voulais pas la ruée vers la salle de bain! Je voulais juste prendre une douche! Et là, il est… et n’est pas fermé! Je ne veux pas! douche seulement! (Пожалуйста, объясни своей подруге, что я не хотел врываться к ней в ванную! Я хотел просто принять душ! А там она… и не закрывается! Я ничего не хотел! Только душ!)

– Чего он хочет от меня? – недоверчиво косясь на продолжающего лепетать француза, спросила Клава у Андрея.

– Он хочет сказать, что не собирался подглядывать за Настей, а просто хотел принять душ. А она не закрывается, – перевёл парень.

– А… – протянула Клава и, кивнув, вернулась к взбудораженному Жаккару. – Bernard, all ok. I will talk Nastya, that you don’t want… doing bad thing. (Бернард, всё хорошо. Я сейчас скажу Насте, что ты не хотел… сделать что-нибудь плохое).

Было видно, что младший Жаккар не очень понял, что ему сказала брюнетка. Что уж там, Клава и сама толком не поняла, какие английские слова она соединила в своём высказывании. Но результат был налицо – Бернард немного успокоился и перестал орать, пытаясь оглушить всех присутствующих.

Вздохнув, Швиммер направилась к подруге, чтобы предложить ей «раскурить трубку мира» с французом. Тихая не раз нелестно отозвалась о французе (но ему никто этого не перевёл), после чего вновь вернулась в ванную, чтобы закончить с чисткой зубов, за которой её и застал младший Жаккар. Поэтому, собственно, было и непонятно – к чему столько криков, если блондинка была не обнажённой? Ответ был таков – Настасья не слишком близко и не слишком часто общалась с представителями мужского пола, у неё были принципы, а у Бернарда были глаза. И ещё он был, пусть и немного странным, но мужчиной.

После Насти ванную заняла Тоня, потом Андрей. В результате, Клава плюнула на это дело и, чертыхаясь, удалилась в спальню, решив принять душ уже утром.

По мере продвижения очереди в ванную, каждый обнаруживал для себя «радостную» новость о том, что горячей воды нет. Правда, русские радовались тому, что была хотя бы холодная. Французы же просто удивлялись. Идея погреть воду им в головы не пришла, а русские им не подсказали, потому что всем было лень возиться с тазиками и вёдрами. Потому вечерний душ урезали до умывания и чистки зубов. Удивительно, но все остались довольны.

Вскоре все помылись и захотели лечь спать. И тут встал вопрос…

– Où allons-nous dormir? (А где мы будем спать?) – спросил самый любознательный француз – Бернард. – Je voudrais aller maintenant. Je suis très fatigué… (Я бы хотел лечь уже сейчас. Я очень устал…) – в подтверждение своих слов, парень широко зевнул и потянулся.

– Je veux aussi dormir, (Я тоже хочу спать), – поддержал брата Матис. Остальные французы согласно кивнули.

Андрей, выслушав «подопечных», обернулся на девушек.

– В чём дело? – спросила Настя, застёгивая кофту до самого горла. – Чего они хотят?

– Спать, – ответил Андрей.

– Мы тоже, – развела руками Антонина. – Пусть спят, в чём дело?

– Кстати, – понизив голос, обратилась Настя к Тоне. Тут подоспела и Клава, но её пока никто не успел заметить. – А где мы будем спать? Тут кровати хоть есть?

– А у нас уже всё забито, – подала голос Клава. Все русскоговорящие обернулись на неё. – Там, – она махнула рукой в сторону комнаты, – есть четыре кровати на одного человека. Три я нам заняла.

– А ещё кровати? – поинтересовался Андрей.

– А ещё есть диван, – ответила брюнетка.

– Кровати, – напомнил переводчик.

– И печь, – продолжала гнуть свою линию Швиммер. – А ещё есть стулья, два кресла, стол, на худой конец…

– Ты предлагаешь им спать на столе? – поинтересовался Андрей, кивая в сторону французов.

Музыканты, увидев этот кивок, поняли, что речь идёт о них и подошли к русским.

– Qu’est-il arrivé? (Что случилось?) – спросил Бернард. – Vous pouvez nous montrer nos chambres? (Вы можете показать нам наши спальни?)

Тоня рассмеялась.

– Какие они, однако, наивные, – отсмеявшись, произнесла Тоня. – Им не только кровати подавай, но и целые спальни…

– Они звёзды, Антонина, – ответил Андрей. – Они привыкли к отелям класса люкс, роскоши…

– Придётся отвыкать, – резюмировала Антонина. – Я им свою кровать не уступлю.

– А где они спать будут? – игнорируя вопросительные взгляды французов, продолжал возмущаться Андрей.

Клава вздохнула и закатила глаза. Она начала перечислять, загибая пальцы:

– Диван. Два кресла. Девять стульев. Печь… Мало?

– Они на кроватях спать привыкли, – напомнил Андрей. – Для них здесь «русский курорт», а не камера пыток!

– Bernard, Matis, Tibo, Charlz, – позвала Клава, махнув рукой. – Come to me! (Бернард, Матис, Тибо, Чарльз, подойдите ко мне!).

Французы подошли и девушка продолжила:

– We all want go to sleep. You have a choice… (Мы все хотим лечь спать. У вас есть выбор…) – она замолчала, подбирая слова, затем обратилась к Андрею: – Дальше ты, я дальше не знаю.

Вздохнув, переводчик объяснил французам их перспективу. Матис вышел из себя. Бернард был в шоке. Чарльз думал, что это шутка. А Тибо начало казаться, что это заговор против них…

– Pourtant, il y a un lit dans la chambre des filles, (Ещё есть одна кровать в комнате девушек), – вздохнув, сказал Андрей.

– Juste une? (Всего одна?) – уточнил Матис.

– Oui, (Да), – кивнул переводчик.

– Qu’il y ait donc Bernard endormi, (Пусть тогда там Бернард спит), – сказал Чарльз. – S’il tombe malade, ce serait le pire. (Если он заболеет, это будет хуже всего).

– Et si je tombe malade, cela ne veut rien dire? (А если я заболею, это ничего не значит?) – возмутился Тибо.

– Si vous tombez malade, vous buvez le médicament et être en mesure d’aller sur scène. Et si Bernard est malade, il ne peut pas chanter, parce qu’il foiré sa voix, (Если ты заболеешь, ты выпьешь лекарство и сможешь выйти на сцену. А если Бернард заболеет, он не сможет петь, потому что у него испортится голос), – ответил Чарльз, объясняя товарищу свою позицию.

Планелю ответ не понравился, но спорить он не стал, потому что Лагранж был прав. Конечно, мысль о том, что в доме не хватает на всех кроватей казалась французам дикостью, но они пока что не смогли осознать весь масштаб катастрофы и им пока ещё было весело.

На том и порешили. Забрав младшего Жаккара, девушки направились в спальню. Правда, как только закрылась дверь, Настя вспомнила, как француз вломился к ней в ванную, а Тоня вдруг решила, что спать в одной комнате с практически незнакомым мужчиной неправильно и отвратительно (отвратительно только потому, что он – солист TCAS, будь это кто-то другой, это было бы просто неправильно и неудобно).

– Чего он на нас так смотрит? – спросила Тоня, покосившись на младшего Жаккара, который сидел на своей кровати, обнимая подушку и каким-то ошалелым взглядом глядя на девушек.

– Откуда я знаю? – ответила Клава и по привычке начала раздеваться – она привыкла спать в одних трусиках. – Чёрт… – девушка вовремя вспомнила о парне.

Клава обернулась на француза и обратилась к нему:

– Bernard, whats happened? Why you not sleep? (Бернард, что случилось? Почему ты не спишь?).

Младший Жаккар несколько секунд, молча, смотрел на брюнетку. Клава уже успела подумать, что парень её не понял.

– Bernard, you understand me? (Бернард, ты понимаешь меня?) – уточнила брюнетка.

Француз кивнул. Но вместо того, чтобы ответить, он встал и… ушёл. Девушки провели его вопросительным взглядом.

– Ушёл? – удивилась Тоня.

– В туалет, может быть? – предположила Настя, забираясь в кровать прямо в штанах и тёплой кофте.

– Ладно, подождём, – вздохнула Клава, тоже забираясь в кровать, вопреки привычке, оставаясь в большой футболке, которая всегда валялась в её чемоданах для таких случаев.

Бернард не вернулся. Оказалось, что его общество наших девушек смущало ещё больше, чем его их. Правда, через несколько минут пришёл Матис и, широко улыбаясь, предложил свою кандидатуру на койко-место. Француза погнали, потому что, пусть девушки и не были фанатами TCAS, но группа была столь заезженной в прессе, что волей не волей, но почти каждый был осведомлён об их жизни и о том, что Матис – редкостный бабник и, вообще, любит всё, что движется и имеет первичные и вторичные женские половые признаки.

Остальные французы решили не пробовать занять свободную кровать и, в результате, к девушкам пришёл Андрей. Видя их недобрый взгляд, парень вздохнул и честно признался, что гей и потому он самый безопасный сосед по комнате. Заодно, переводчик-таки поведал подругам историю своей службы в вооружённых рядах, из которых его погнали. Оказалось, что Андрей не сказал правды о своей ориентации на комиссии, но это выяснилось уже там, в казармах. И, чтобы парня не прибили разъярённые сослуживцы, его быстренько выписали обратно с пометкой «Не годен».

Девушки посмеялись, но возражать не стали и пустили переводчика к себе. Он не соврал, на них ему было абсолютно наплевать в плане сексуального или любовного интереса, впрочем, девушки заметили это ещё и до его признания. Все, кто был счастливым обладателем кровати, постепенно заснули, а там, за дверью, остались французы… без спальных мест.

Андрей отправился спать только после того, как объяснил французам их «перспективу» на сон и они определились со спальными местами. Правда, как только переводчик удалился, музыканты вновь собрались на середине комнаты и начали совет:

– Qui et où vont dormir? (Кто и где спать будет?) – поднял вопрос Матис, оглядывая товарищей по группе.

– Je suis sur le canapé, (Я на диване), – пожал плечами Бернард, полагая, что никто не станет возражать.

– Smart beaucoup? (Умный очень?) – фыркнул на него брат. – Je veux aussi sur le canapé! (Я тоже на диване хочу!)

– Nous sommes là pas aptes, (Мы там не поместимся), – скептически ответил младший Жаккар и сложил руки на груди.

– Je parie? (Спорим?) – глаза старшего брата загорелись.

– Je ne vais pas dormir avec vous, (Я не буду с тобой спать), – поморщился Бернард.

– Oh, ça fait mal pas… (Ой, больно надо…) – фыркнул Матис и тоже сложил руки на груди.

Тибо, молча, наблюдал за братьями, чувствуя, что ещё немного и у него начнётся истерика. Ему безумно хотелось спать (в идеале, на кровати), ужин стоял в желудке камнем, от холодной воды кожа до сих пор была покрыта мурашками.

– Pourquoi contestez-vous? (Зачем вы ссоритесь?) – встрял в спор Планель. – Permettez-moi de se coucher sur le canapé? (Давайте, я лягу на диване?)

Братья дружно усмехнулись и синхронно отвернулись, близнецы, как-никак, пусть и неидентичные.

В это самое время со стороны сеней послышался грохот. Замолкнув, французы напряглись, вслушиваясь в тишину полуспящего дома. Примерно через минуту из сеней появился Чарльз и не один… а с раскладушкой.

– À mon avis, ce lit… (По-моему, это кровать…) – не очень уверенно сказал Лагранж, таща скрипучую раскладушку к товарищам.

На шум пришли Андрей и Клава, оба заспанные и не очень добрые, особенно Швиммер.

– Что с ними опять случилось? – спросила девушка.

– Не знаю, – пожал плечами переводчик. – Я думал, что они лягут спать.

– Guys, whats happened? – спросила Клава, прислоняясь к дверному косяку и скрещивая голые ноги. – Why you don’t sleep? (Парни, что случилось? Почему вы не спите?)

Матис, прослушав вопрос, во все глаза уставился на полуобнажённую Клаву, которая не посчитала нужным одеться прежде, чем выйти к французам и осталась в одном белье и футболке.

Девушка заметила этот взгляд, но решила не спрашивать, надеясь, что ей показалось.

«Маньяк чёртов, – подумала Клава, косясь на старшего Жаккара. – Сексуальный… – девушка мотнула головой и мысленно добавила: – Маньяк сексуальный, в смысле, а не он сексуальный».

Поскольку вопрос девушки все проигнорировали, Андрей взялся всё выяснить самостоятельно и, узнав всё, пересказал это Клаве.

– Они не могут поделить спальные места, – устало сказал переводчик. – Все хотят спать на диване.

– Они не поместятся все на диване, – нахмурилась Клава, смотря на копошащихся французов.

– Я знаю, – кивнул Андрей. – И они тоже.

Чарльз уронил раскладушку себе на ногу. Послышалось какое-то крепкое слово. Андрей не стал переводить, но Швиммер догадалась, что это мат.

– Давай найдём им что-нибудь, что можно постелить на раскладушку? – спросила Клава у переводчика.

– И где нам это искать? – поджал губы Андрей.

Клава вздохнула и закатила глаза, после чего, продефилировав через гостиную, скрылась в сенях. Обыскав там всё, девушка вернулась в спальню и, перебудив подруг и наслушавшись нелестных высказываний, вернулась к парням с пледом-ватником, одеялом и подушкой.

– Это постелешь на раскладушку, чтобы мягко было, – объяснила Клава, передавая Лагранжу постельные принадлежности. – А этим укроешься.

Андрей всё перевёл. Чарльз кивнул и попытался собрать себе постель, но у него слабо получалось, и опять на помощь пришла Клава.

– Всё, – вздохнула девушка, укладывая на раскладушку подушку. – You can sleep. (Ты можешь спать).

Чарльз кивнул и присел на раскладушку, оценивая её устойчивость. Она оставляла желать лучшего, но всё лучше, чем спать на стуле.

– Кстати, – обратилась Швиммер уже к Андрею, – я ему твою подушку отдала.

Переводчик обиженно поджал губы, но возмущаться не стал. Одного француза уложили, остались трое…

– А с этими, что будем делать? – вздохнула Клава, смотря на оставшихся музыкантов.

– Сейчас будем решать, – тоже вздохнул Андрей и вновь ринулся в «бой».

В результате, Тибо решили положить на печи. Он был не против, потому что там тепло, но… Но как только он туда полез, он с криками и истерикой выбежал на середину комнаты и начал орать, что там грязно, паутина и так далее! В итоге, не спящих французов вновь стало трое.

Правда, пока русские решали, куда положить истеричного француза, братья Жаккары улеглись сами – на диван, вдвоём. Потеряв поддержку в виде товарищей и оставшись единственным не спящим французом, Тибо сказал, что будет спать в кресле. Русские облегчённо вздохнули и удалились в свою комнату.

Вот только проблема была в том, что Планель думал, что кресло это раскладывается, а оно оказалось стандартным. Первой мыслью клавишника была разбудить всех, второй – пристроиться к товарищам на диване или раскладушке, но и там, и там не было свободного места.

В результате, Тибо вспомнил опыт Матиса, который по пьяни однажды лёг спать в ванной и, предварительно забрав у спящего Чарльза одеяло, утопал в ванную комнату.

Лагранж, в свою очередь, проснувшись посреди ночи, подумал, что наглые братья забрали его покрывало, чтобы у них их было два, и отобрал одно единственное, «восстанавливая справедливость». Вот тут Жаккарам и помогло то, что они спали вдвоём на узком диване. Конечно, они не проснулись, но инстинктивно от холода стали жаться друг к другу в поисках тепла.