Текст книги "Эволюция стиля мышления в исследованиях Вселенной. От древнейших времен до конца ХХ века"

Указанные обстоятельства делают целесообразным рассмотрение некоторого обобщенного выражения, или представления ( в каком-то смысле – образа) оснований научного познания, каковым и является, на наш взгляд, стиль мышления. Именно стиль мышления, как бы вбирая в себя наиболее характерные особенности оснований науки, служит своеобразным, весьма имплицитным «носителем» последних, посредством которого и осуществляется их воздействие на развитие научного познания. Важно подчеркнуть, что стиль мышления науки органично привязан к общему стилю мышления эпохи как обобщенному образу, в свою очередь, всей ее культуры, благодаря чему и происходит трансляция оснований культуры в основания науки, внедрение в науку выработанных и «обкатанных» в культуре представлений, «естественный отбор» линий, тенденций, наиболее адекватных развитию йауки. Существенно и то, что именно через стиль мышления идет усвоение в научной деятельности ведущих навыков обыденного, практического мышления6666
  См.: Микешина Л. А. Стиль научного познания как объект методологического анализа. – В кн.: Диалектика н методология современного естествознания, с. 284.


[Закрыть].

В стиле мышления могут переплетаться самые разнообразные факторы, вплоть до психологических, и поэтому анализ именно стиля мышления позволяет понять особенности преломления оснований науки в деятельности индивидуального исследования, научного сообщества и т. д. Для понимания механизма функционирования стиля мышления важно иметь в виду, что, имея регулятивный, в определенном смысле нормативный характер, стиль мышления (будь это стиль мышления эпохи, определенной науки, отдельного исследователя) ни в коей мере не может быть представлен как система жестких нормативов и предписаний – действуя имплицитно, он и шире, и гибче эксплицируемых идеалов и норм исследования, которые следует рассматривать как ядро стиля мышления. В соотношении же стиля мышления с НКМ можно видеть, что он как бы «впечатан» в картинах мира, а их тематические линии» прослеживаясь в эволюции стиля мышления, в значительной степени выступают «тканью» последнего6767
  См.: Стёпин В. С. Структура и эволюция теоретических знаний. – В кн.; Природа научного познания. Минск, 1979, с. 211.


[Закрыть].

Методологическая ценность и эффективность оперирования понятием стиля мышления обусловлена и тем важнейшим обстоятельством, что он выражает, в органичной взаимосвязи, не только наличную совокупность характерных особенностей материальной и духовной культуры, представлений о мире, черт научной практики и т. д., но также динамику этих представлений, тенденции изменений, сдвигов буквально всех факторов, явно или неявно влияющих на ход развития науки.

Приходится заметить, что мы используем понятие «стиль мышления», не дав его строгой экспликации. Хотя исследование стиля мышления так или иначе проведено в довольно значительном количестве работ6868
  Это прежде всего, работы А. С. Кравца, С. Б. Крымского, Л. А. Микешиной, Ю. В. Сачкова, В. С, Стёпин а, Б. А. Парахонского.


[Закрыть], однако до сих пор не выработано достаточно четкой и строгой дефиниции этого понятия. Это, по-видимому, не случайно, и в значительной степени может быть объяснено разноплановостью, многогранностью этого по существу имплицитно действующего фактора, его компонент и характера взаимосвязи последних6969
  На расплывчатость, эмпирическую нечеткость значения понятия «стиль мышления» и сложность его теоретической формулировки указывает и Б. А. Парахонский, автор одной из немногих работ, всецело посвященных исследованию стиля мышления. См.: Парахонский Б. А. Стиль мышления. Философские аспекты анализа стиля в сфере языка, культуры и познания. Киев. «Наукова Думка», 1982, с. 3.


[Закрыть]. В качестве своеобразной параллели можно вспомнить, что любое однозначное и строгое определение диалектики было бы заведомо неполно и заведомо недиалектично (как уже и сама попытка такого определения) – по той же причине.

Впервые понятие «стиль мышления в науке» было употреблено в переписке двух выдающихся физиков XX в., В. Паули и М. Борна, в которой обращалось внимание на то, что, по аналогии с определенными стилями, существующими в искусстве, можно говорить и о стиле научного мышления, в котором находят отражение «какие-то общие тенденции мысли, изменяющиеся очень медленно и образующие определенные философские периоды с характерными для них идеями во всех областях человеческой деятельности, в том числе и в науке»7070
  Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963, с. 234.


[Закрыть]. Параллель между стилями в искусстве и научном мышлении, в какой-то степени интуитивно нащупанная В. Паули и М. Борном, как можно видеть в свете современных исследований, глубоко закономерна (и к тому же в полной мере может быть распространена и на другие .сферы духовной культуры; более того, мы можем заметить общие черты стилевых особенностей в самых различных ее областях, в том числе в тех же науке и искусстве). Причину этого явления можно видеть в том, что в одну и ту же эпоху самые разнообразные сферы духовной культуры находятся под влиянием общей социокультурной среды, развиваясь при этом в постоянном взаимодействии. Между прочим, некоторые исследователи (например, В. Вайзан) считают (совершенно справедливо, на наш взгляд), что исследование стилей в искусстве может быть полезным и для историка науки, помогая ему учиться тому, как надо вычленять различные стили мышления и научной деятельности и понимать процессы их формирования7171
  См.: Актуальные проблемы истории и философии науки. Материалы III Международной конференции по истории и философии науки. Пиза, 1978: – «Вопросы философии», 1979, № 2, с. 155.


[Закрыть]. Добавим, что это должно оказаться полезным не только в чисто методологическом плане, но – в еще большей степени – и для более углубленного и широкого представления об общем социокультурном контексте соответствующей эпохи. Обращается внимание (А. Кромби) и на такое важное обстоятельство, что «в искусстве прошлое не поглощается настоящим, сосуществуя наряду с ним»7272
  Актуальные проблемы истории и философии науки. Материалы III Международной конференции по истории и философии науки. Пиза. 1978. – «Вопросы философии», 1979, № 2, с. 155.


[Закрыть]. Интересно, однако, что то же самое происходит в каком-то смысле и в эволюции стиля мышления науки, и выявление своеобразных «сквозных линий» стиля мышления, их сложных трансформаций представляется не только интересным, но и полезным предприятием. Чрезвычайно существенно при этом иметь в виду, что в любых сферах духовной деятельности «стиль выступает не в качестве некоторой «окраски», которой может и не быть, но как методологическое единство происходящих в них творческих процессов»7373
  Парахонский Б. А. Стиль мышления, с. 50.


[Закрыть].

В своеобразной матрице, сводящей воедино важнейшие компоненты, составляющие содержание стиля мышления науки, Л. А. Микешина выделяет основные онтологические, гносеологические и логико-методологические представления соответствующей эпохи, которые, в свою очередь, включают в себя, соответственно: представления о материи и ее атрибутах, о детерминации; об истине, о субъектно-объектных отношениях, соотношении теории и практики; об идеале научного факта, идеале научной теории, о нормах и идеалах научного описания и объяснения, а также научного языка7474
  См.: Микешина Л. А. Детерминация естественнонаучного познания. Л., 1977, с. 97.


[Закрыть]. Здесь хотелось бы обратить внимание на то, что весьма характерным репрезентатором стиля мышления – является даже характер научной аргументации, безусловно, социокультурно обусловленный, детерминируемый кчк онтологическими представлениями, так и принятыми нормами и идеалами научного познания7575
  См.: Торосян В. Г. О социокультурной детерминации характера научной аргументации. В сборнике тезисов конференции «Философские проблемы аргументации». Ереван, 1984, с. 208 – 210.


[Закрыть].

Стиль мышления науки детерминируется объективными закономерностями и отношениями реальности, особенностями объектов, которые осваивает наука на данном этапе ее исторического развития, однако в весьма сложной форме, в которой выражается соответствующий этому этапу образ познавательной деятельности, складывающийся под влиянием практики и обеспечивающих ее типов духовного производства7676
  Стёпин В. С. Научные революции и нелинейный характер роста знания. – В кн.: Диалектика-методология и мировоззрение современного естествознания, с. 416.


[Закрыть]. Именно через стиль мышления, в первую очередь, обеспечивается известное постоянство познавательной культуры, обусловленное тем, что по своему содержанию последняя весьма опосредованно связана с исследуемыми объектами: содержа в себе схемы, принципы и нормы; деятельности по производству знания, она не несет в себе самого этого знания, как бы имея собственное, псевдопредметное содержание, в котором отражен не объект, а способы исследовательской деятельности( включая познавательное общение)7777
  Касавин Т. И. Традиции познания и познание традиций. «Вопросы философии», 1985, № 11, с. 51.


[Закрыть]. Именно через стиль мышления обеспечивается диалектическое единство эволюционности и революционности, традиций и новаторства в развитии научного познания.

Хотя сам стиль детерминирован социально-коммуникативной ситуацией, однако, получив известный запас прочности и устойчивости в сознании социальной группы, он начинает оказывать обратное воздействие7878
  См.: Парахонский Б. А. Стиль мышления, с. 13.


[Закрыть]. Происходит вписывание новых особенностей стиля мышления в культуру, утверждение их в ней, со временем приобретающее «прочность предрассудка»7979
  См.: там же, с. 76.


[Закрыть]. Такое вписывание и утверждение идет, как считает А. С. Кравец, через три канала: коммуникацию, институализацию и образование8080
  См. обзор В. В. Каэютннского «Социальная детерминация научного познания». «ВФ», 1985. № 10, с. 61.


[Закрыть].

Резюмируя, можно сказать, что, формируясь и эволюционируя естественноисторическим образом, стиль мышления играет роль своеобразной призмы, через которую происходит наблюдение, истолкование и усвоение природного и общественного бытия. Стиль мышления науки вбирает в себя определенные, характерные для соответствующей эпохи особенности видения мира, ориентировку на определенные принципы и нормы научного описания и объяснения, обоснования вырабатываемого знания, его организации и т. д. – в тесной связи с общими представлениями об исследовательской деятельности, о статусе, задачах и возможностях науки. Тем самым стиль мышления оказывает непосредственное воздействие на логическую структуру теорий, на способы, которыми они строятся, проверяются и привязываются к наличной системе знаний. Несомненно влияние стиля мышления даже на направление научных исследований, на выдвижение тех или иных конкретных идей и их оценку.

Существенно, что стили мышления, выступая как стратегии в развитии познания, оказываются значительно шире по содержанию, чем парадигмы или научно-исследователь•ские программы, хотя бы уже потому, что в рамках одного и того же исторического стиля мышления могут быть выработаны различные, в том числе конкурирующие парадигмы или программы, обязательно носящие отпечаток стиля мышления своей эпохи. Так, например, механистический стиль мышления нашел отражение даже в деистической картине Вселенной. Один и тот же исторический стиль мышления детерминировал – по-разному – развитие конкурирующих программ и установок Кеплера и Галилея, И. Ньютона и Р. Гука, М. Фарадея и Дж. Максвелла.

В. С. Стёпин замечает, что «основания научного поиска (а в качестве выражения таковых как раз и выступает стиль мышления науки – В. Т.) обеспечивают рост знаний до тех пор, пока наука осваивает объекты, общие черты системной организации которых учтены в картине мира, а в идеалах и нормах исследования выражены принципы познавательной деятельности, позволяющие проводить эмпирическое и теоретическое освоение этих объектов»8181
  См.: Стёпин В. С. Идеалы и нормы в динамике научного поиска. – В кн.: Идеалы и нормы научного исследования, с. 28.


[Закрыть]. Это можно сравнить с тем, как в течение достаточно длительного времени (и до определенной поры) происходит рост производительных сил в рамках одной общественно-экономической формации, в принципе одних и тех же производственных отношений. Конечно же, в ходе этого процесса в идеалах и нормах, в НКМ, во всем стиле мышления находят отражение новые научные открытия, факты, усваиваемые в них и вызывающие в них соответствующие изменения, сдвиги и т. д. Однако существенно вновь подчеркнуть, что такое усвоение и возможные перестройки, связанные с ним, происходят чаще всего не в «чистом виде», непосредственно, а в тесном взаимодействии со всей социокультурной средой, также изменяющейся (в том числе и под влиянием научных открытий).

В связи со сказанным выше можно утверждать, что радикальные перестройки в стиле мышления происходят не просто в силу того, что он исчерпывает свои объяснительные и эвристические возможности сам по себе. Такое исчерпание в определенном смысле происходит во всей культуре, как духовной, так и материальной, и естественноисторически назревшие изменения происходят, взаимно обуславливая друг друга, в их самых разнообразных аспектах, что не может не отразиться на стиле мышления, который функционирует как своеобразный «образ культуры», как результат проявления общих закономерностей развития всей человеческой культуры, духовной и материальной. Более того, стиль мышления есть выраженный в формах интеллектуального развития стиль жизни, образ жизни, обусловленный всем комплексом социальных факторов. Именно потому что стиль мышления – это образ всей культуры и репрезентатор всего образа жизни, даже такие социально-культурные явления, как историческое выдвижение на передний план какого-либо способа духовного освоения мира, даже предпочтение – в данную эпоху, в данной стране и т. д. – того или иного вида искусства, стиля в искусстве также тесно связаны с общим стилем мышления – во всей его социокультурной обусловленности. Таким образом, «процесс смены стилей мышления не может быть научно объяснен просто как переход от одного способа мышления к другому, а должен быть представлен как результат изменений в самом образе жизни, как неотъемлемая сторона процесса формирования нового типа культуры»8282
  Кукушкина Е. И. Познание, язык, культура. М., 1984, с. 113.


[Закрыть].

Общекультурная обусловленность стиля мышления делает особенно отчетливой ту роль, которую играет в формировании и эволюции стиля мышления философия. С одной стороны, в механизм научного (и вообще любого) знания всегда включены, вплетены, нерасторжимо связаны с ним стихийно складывающиеся в культуре «философемы» – универсальные духовно-мыслительные формы, совокупность общих представлений, принципов, предугаданных общих закономерностей и т. д.8383
  Козлова М. С. Проблемы оснований науки.. – В кн.: Природа научного познания. Минск, 1979, с. 47.


[Закрыть]. Наряду с этим воздействие философии возможно на уровне профессиональной экспликации и теоретической рефлексии. Важно принять во внимание, что философия относится не только к науке, это – рефлексия над всей культурой. Именно через философию идет осмысление, обоснование и дальнейшее развитие категорий культуры, ее универсалий – свойственных ей наиболее общих представлений об основных компонентах и сторонах человеческой деятельности; о месте человека в мире, о социальных отношениях, духовной жизни и ценностях человеческого мира, а также о природе и организации ее объектов8484
  См.: Стёпин В. С. О прогностической функции философии. – «Вопросы философии», 1986, № 4, с. 44.


[Закрыть]. Более того, философия идет дальше экспликации и обоснования наличных категориальных смыслов, она оказывается способной и к генерации новых категориальных моделей мира. С одной стороны, это происходит благодаря рефлективному выявлению изменений, новых тенденций в материальной и духовной культуре. Вместе с тем, устанавливая содержательно-логические связи между категориями, философия превращает категории культуры в своеобразные идеальные объекты, открывая возможность для внутреннего теоретического движения в поле уже философских проблем, результатом чего может стать формирование принципиально новых категориальных смыслов и структур, выводящих за рамки исторически сложившихся в .культуре и соответствующих, так сказать, будущим объектам, еще не осваиваемым в науке8585
  См. там же, с. 51.


[Закрыть]. Таким образом, рационализируя основания культуры, философия может осуществлять прогнозирование и даже проектирование изменений в них8686
  Там же.


[Закрыть].

Что касается перспектив философского анализа стиля мышления, то о нем можно сказать следующее. Философская рефлексия, связывающая эволюцию стиля мышления с динамикой всей культуры, производясь не стихийно, а уже на, так сказать, научно-исследовательском уровне, может оказаться весьма плодотворной для научного познания. Диалектико-материалистический анализ стиля мышления, механизмов и тенденций его эволюции мог бы помочь не только лучше понять и обосновать прошлое и настоящее науки, но отчетливее высветить естественноисторически формируемые пути ее дальнейшего развития – посредством выявления и обоснования черт картины мира, к созданию которой придет наука в будущем, посредством формирования «блоков-ядер будущего мировоззрения» (выражение В. С. Стёпина), выявления и поддержки тех тенденций в эволюции стиля мышления, которые сделают его адекватным грядущей науке.

* * *

В последующих главах предпринятого в настоящей работе исследования нашей задачей будет последовательно проследить эволюцию стиля мышления в исследованиях Вселенной8787
  Мы сознательно используем это не совсем научно звучащее выражение, предпочитая его, скажем понятию «стиля мышления в астрономии», прежде всего потому, что с древнейших времен исследования Вселенной не ограничивались сугубо астрономией: известно, например, какое место в них занимали, вплоть до XIX в. натурфилософские представления. Кроме того, и по сей день нет термина, объединяющего а себе собственно астрономию, астрофизику, космологию и т. д.


[Закрыть] в различные исторические периоды их развития, от астрономии древнего Вавилона и древнейших мифов до науки наших дней. Естественно, выявление стиля мышления будет проводиться как в представлениях о Вселенной, так и в представлениях о познании Вселенной, тесно между собой взаимосвязанных.

Избранная нами область представляет особый интерес в плане исследований стиля мышления. Это связано, в первую очередь, с широким мировоззренческим значением представлений о Вселенной, с их глубоким воздействием на самые различные области духовной культуры человечества. Связано это в значительной степени и с синтезом, сплавом в астрономической картине мира представлений, выработанных самыми различными науками – физикой, химией, биологией, математикой, а ныне – даже кибернетикой, с тем, что в стиле мышления астрономии, как правило, во все эпохи находили выражение наиболее прогрессивные методологические установки, нормы и идеалы научного познания. Наконец, учтем значение исследований Вселенной практически на всем протяжении человеческой истории для развития самых различных наук, для всей общественной практики – начиная от астрономических таблиц древних египтян и шумеров до непосредственного участия в выполнении грандиозных задач века НТР.

В анализе эволюции стиля мышления в исследованиях Вселенной мы задаемся целью проводить его во взаимосвязи с максимально широким социокультурным фоном, на котором эта эволюция происходила и которым в значительной степени детерминировалась (воздействуя, в свою очеред», на него) – включая сюда все формы общественного сознания, самые разнообразные идеологические, политические и экономические факторы, различные социальные и собственно научные движения и т. д, Естественно при этом, что рассмотрение эволюции стиля мышления науки не будет отрываться от конкретных людей, внесших наиболее значительный вклад в этот естественноисторическим образом происходящий процесс, от наиболее ярких выразителей и «конструкторов» стиля мышления той или иной эпохи.

А. Койре остроумно заметил, что «ничто не меняется так быстро, как неподвижное прошлое8888
  Коуrе A. Perspectives sur l'hisloire des sciences. In: Eludes d'histoire de la pensee scienlifique. P. 1966, p. 354.


[Закрыть]. Мы предвидим,, что в этом должно убеждать любое исследование, связанное с историей науки, особенно если его увязывать с широким социокультурным фоном. В таком социокультурном рассмотрении нас более всего будут интересовать ключевые, узловые моменты существенных трансформаций в стиле мышления и факторы, их «подспудно» подготавливающие, сочетание прерывности и непрерывности, «революционных» и «эволюционных» моментов в таких трансформациях, выявление в них «сквозных» линий, проходящих через различные стадии социокультурной эволюции человечества. Соответственно, в истории астрономии нас будет привлекать, в первую очередь, не описание исторических изменений в представлениях о Вселенной, само по себе очень интересное, но вопрос о том, почему люди в соответствующий период именно так думали об «устройстве Вселенной» и о путях его изучения, чем было обусловлено происхождение тех или иных идей.

Р. Коллингвуд писал, что понимание научного знания предполагает выявление тех вопросов, на которые данное знание отвечает; в свою очередь, характер этих вопросов – и ответов на них – определяется всей культурой, материальной и духовной. Соответственно, в социокультурном рассмотрении исследования Вселенной в их исторической ретроспективе и перспективе нас постоянно будет интересовать, почему те или иные проблемы этих исследований, тот или иной подход к ним, возникали именно в таком порядке, таким образом, как это исторически имело место. Конечно, такой подход ни в малейшей степени не означает, будто мы не допускаем возможности, что история астрономии, эволюция ее стиля мышления могла иметь и иной ход – главное то, что любой из этих возможных путей был бы столь же естественноисторически обусловлен, как и тот, который предложила великая книга истории.

Следование требованию анализировать эволюцию стиля мышления в контексте соответствующих эпох делает для нас естественным проводить исследование в корреляции с социальной историей общества, в которой в тесном сплаве выступают его экономическая, политическая, духовная эволюция и в которой внутренняя логика развития науки и ее конкретные проявления выступают в тесной связи с внутренней логикой развития общества и различных форм общественного сознания.

ГЛАВА II
ЭВОЛЮЦИЯ СТИЛЯ МЫШЛЕНИЯ ОТ МИФОЛОГИЧЕ СКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИИ ДО АСТРОНОМИИ ПТОЛЕМЕЯ

Древнейшие астрономические сведения, дошедшие до нас, зародились в Древнем Египте, Месопотамии (Шумер, Вавилон), Китае и датируются по меньшей мере VIII в.до нашей эры. Уже тогда вавилоняне проводили точнейшие астрономические наблюдения, которые, что чрезвычайно важно, записывались; эта традиция не была прервана даже после завоеваний Александра (331 г. до н. э.). Само возникновение астрономии как науки в Древнем мире – Египте, Вавилоне и других странах, было связано с сугубо практическими потребностями: «необходимость вычислять периоды подъема и спада воды в Ниле создала египетскую астрономию, а вместе с тем господство касты жрецов как руководителей земледелия»8989
  Маркс К.. Энгельс Ф. Соч.. т. 23, с. 522.


[Закрыть].

Практические потребности давали постоянный импульс древней астрономии, и уже в 1800 г. до н. э., при правителе Хаммураби, в Вавилоне существовал довольно обширный каталог звезд; развивалась математическая техника, необходимая для астрономических вычислений. Не случайно вавилонская математика длительное время оставалась непревзойденной, а астрономические вычисления, заставив разделить небо на градусы (450 г. до н. э.), определили даже ту характерную особенность вавилонской математики, что в ней была принята не привычная для большинства других стран система чисел, а числовая цепь, соответствующая угловому делению: 1÷60, 61÷3600 и т. д.9090
  Toulmin S., Goodfield F. The Fabric of the Heavens. N. Y. 1961, P. 30.


[Закрыть].

Порой изощренная математическая техника даже обгоняла практические запросы, превращаясь в своего рода искусство для искусства, поскольку практические потребности, связанные с астрономией, в Древнем Вавилоне и Египте не простирались дальше «позитивистских», без претензий на проникновение в сущность небесных явлений, вычислений с единственной целью – предсказания позиций небесных тел, необходимого для земледелия. Вместе с тем, к основным текущим проблемам вавилонской вычислительной астрономии относилось, например, предсказание, в какие вечера новая Луна должна впервые появляться на западном горизонте9191
  См.: Б. Л. ван дер Варден. Пробуждающаяся наука. Математика Древнего Египта, Вавилона и Греции. М., 1959; О. Нейгебауэр. Точные науки в древности. М., 1968.


[Закрыть]. Столь значительный интерес к такого рода вопросам объясняется тем, что задачи вавилонской астрономии охватывали, помимо контроля над календарем, также прорицания астрологического характера (что делало астрономические наблюдения особенно почетной деятельностью).

Важно заметить, что астрологические прорицания имели свою, так сказать, идейную базу. Для мышления древних народов, в частности, заселявших долину Нила и Междуречье, характерны (в мышлении, не выделившем человека из природы, иначе и быть не могло) представления о единосущности всех элементов окружающего мира – людей, растений, животных, небесных тел. В таком случае системой отчета для понимания природных явлений становились мерки человеческого поведения – то, что известно наилучшим образом9292
  Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж. Якобсен Т. В преддверии философии. М., 1984, с. 72.


[Закрыть]. Кстати, поэтому вопрос, благосклонна ли к человеку Вселенная, враждебна или безразлична, сам по себе, в общем виде был бессмысленным, так как ответ на него можно было дать только в конкретной ситуации, с конкретным расположением светил и, соответственно, раскладом тех или иных сил, их направленности, аналогично тому, как это имеет место в человеческом обществе.

Убежденность в единосущности мира направляла мысли древних египтян и вавилонян на поиски некоей силы, поддерживающей закономерности, общие длч всего мира. Естественно при этом, что порядок, утвержденный земными обычаями, нравами, установлениями, связывался с тем» независимо от людей существующим, порядком, который* проявляется в регулярной смене дня и ночи, времен года,, расположения звезд на небе. Характерно, однако, что, как показывают многочисленные исследования, реально имело место не выведение, объяснение земного порядка из общего вселенского, а напротив, «бессознательная проекция на мир социального правопорядка» (Ф. Кессиди). Более того, очень интересно прослеживается, каким образом представления о характере миропорядка, силах, поддерживающих его, по существу, отражали в своих изменениях сдвиги, происходившие в социальной жизни. Эта особенность, ярко проявляясь в истории мысли Древнего Египта и Вавилона, а также Древней Греции, на самом деле распространяется и на значительно более позднее время. Внешне, конечно, дело обстояло совершенно противоположным образом. Так, в Древнем Вавилоне каждый город– государство имел своим покровителем какого-либо бога, и правитель города был лишь наместником этих верховных сил, занимая соответствующее место на длинном иерархической лестнице. В Древнем мире, как правило, небесные тела рассматривались как боги, имена богов носили все главные планеты. Кстати, одним из важнейших физического характера следствий такого подхода было рассмотрение движения богов-планет (и в Египте, и в Вавилоне) как естественного измерения времени, связываемого с последовательностью стадий природного цикла.

Хотя в основе общей картины мира так или иначе лежали определенные астрономические сведения, почерпнутые из наблюдений, общие космологические, а тем более космогонические схемы народов Древнего мира представляют собой результат спекуляций, облаченных в мифопоэтическую форму. Как замечает П. Фейерабенд, в сознании той эпохи имело место единство науки, религии, социальной философии и поэзии; вместилищем знания, наряду с наукой,, являлись мифы, сказки, эпос и многие другие творения ненаучной традиции, при этом, хотя и знание, содержат щееся в них, может быть «переведено» на наш язык, однако при таком переводе исчезают его очень важные «прагматические» компоненты – именно поэтому следы «палеолитической астрономии, давшей жизнь школам, обсерваториям, научным традициям, наиболее интересным теориям»,, реконструируются двумя взаимодополняющими способами: «отправляясь от материальных остатков астрономии каменного века… или возвращаясь назад в прошлое от литературных памятников»9393
  Feyerabend Р. К. Against Method. Outline of an Anarchistic Theory of Knowbedge. L. 1959. pp. 59-60.


[Закрыть].

В древнем сознании, в котором сосуществовали эмпирические наблюдения и всесилие богов, антропоцентристский космос и растворенный в нем человек, особенное место принадлежит свободному воображению. Вместе с тем в космологических спекуляциях Древнего Египта и Вавилона, все менее коррелируемых в своем развитии с астрономическими данными, – проекция на вселенную социального порядка ощутима в наибольшей степени. Особенно неизбежной оказывалась такая проекция при попытках причинных объяснений миропорядка, сводившихся к поиску сил, стоящих за тем или иным явлением, теми или иными деталями мироздания.

В поисках иерархии сил, управляющих миропорядком и обеспечивающих его устойчивость, у египтян и вавилонян вырисовывается «драматическая концепция природы» (Ф. Вензинк), в которой упорядоченность достигается ценой постоянного конфликта, столкновения множества сил, когда даже верховная сила вынуждена находиться в постоянной активности (подобно устойчивости в общественной жизни). Так, Солнце, верховное светило, неизменно появляется каждое утро, но каждый раз преодолевая сопротивление мрака и хаоса, побеждая их и отвоевывая положенное ему место. Характерно, в этой связи, что особое место среди звезд-божеств в Древнем Египте имела группа звезд (вблизй Полярной звезды), не исчезающих за горизонтом и прозванных «не знающие уничтожения (усталости)».

И в древнеегипетской, и в вавилонской мифопоэтике мир рождается из хаоса, благодаря действию упорядочивающих, побеждающих хаос сил. В то же время в чертах как создания миропорядка, так и установившейся картины мира довольно явственно отражены различия в географических особенностях, условиях жизни долины Нила и Междуречья. Обращает на себя внимание абсолютная симметричность картины вселенной древних египтян, несомненно навеянная ландшафтом симметрично примыкающих к Нилу плодородных полей и столь же симметрично простирающихся далее безжизненных пустынь. Нил играл столь огромную роль в мировосприятии древних египтян, что в обыденном языке вместо понятий «север» и «юг» употреблялись выражения «вниз» или «вверх по течению», а реки, впадающие в Средиземное море с Севера, в отличие от Нила, представлялись «текущими против течения». Соответственно, в особенностях древнеегипетской картины сотворения мира из хаоса, возникновения жизни из Нун, первобытной бездны, явственно прослеживаются аналогии, почерпнутые из наблюдений за жизнью Нила9494
  См.: Франкфорт Г. и др. В преддверии философии, с. 57, 61 – 62.


[Закрыть]. С другой стороны, для вавилонской мифокосмогонии не менее характерен мотив периодического возвращения «первобытного» моря, хаоса, без сомнения, навеянный мощными разливами Тигра и Евфрата9595
  См.: там же, с. 168.


[Закрыть].

Специфической чертой, объединяющей египетские и вавилонские мифы о мироздании, является то, что творящая сила приписывается мысли и речи – не только приказание, по праву связываемое с атрибутами власти (особенно безграничной в восточных деспотиях), но даже простое наименование чего-либо могло выступать как акт творения. В ряде египетских и вавилонских мифов (в том числе наиболее зрелом из них, «Энума Элиш»), началу творения предшествует такое аморфное, хаотическое состояние, когда «ничто еще не имело названий». Характерно, вместе с тем, что в вавилонской мифопоэтике, выделяющей целую иерархию сил, придающих хаосу порядок и структурность, нередки случаи, когда «слово Ану», высочайший приказ верховного правителя неба, имевшее смысл законов природы, требует подкрепления силой. В таких ситуациях на арену выступает Эн-лиль, бог грозы, олицетворяющий собой мощь, причем в такие «военные» периоды Энлиль возглавляет всех остальных богов, подобно земному военачальнику. Эн-лиль своенравен, капризен, и поэтому его действия порой непредсказуемы: мощь Эн-лиля ( как и Маплука, в более поздних мифах) стоит на защите законной власти, но она таит в себе насилие и неистовство. (Это столь же тесно связано с характером государственной власти – в восточных деспотиях, как и то, что в отличие от вавилонского бога, в теогониях демократической Греции демиург подчиняется рациональным принципам). Далее в иерархии сил, создающих и поддерживающих миропорядок, в вавилонском мифе выступает сила Земли, плодородие, пассивная сама по себе, покуда не соединяется с силой воды, связанной с созиданием. При этом вода, обтекающая препятствия, везде находящая дорогу, бывающая глубокой и темной, ассоциируется с хитростью, гибкостью ума, мудростью – эти качества неотъемлемы от бога воды Эн-ки, который, организуя «производительные силы» вселенной и управляя ими, выступает как своеобразный «министр сельского хозяйства Вселенной»9696
  Франкфорт Г. и др. В преддверии философии, с. 140.


[Закрыть].

В мифе о Тильмуне и особенно в грандиозной поэме с Энума Элиш» (II в. до н. э.) воображение древних вавилонян рисует картину, не уступающую по выразительности и красоте «Книге творения» и в то же время поражающую своим логическим совершенством: в ней описываются не только происхождение деталей мироздания и черты егоорганизации, но и строятся предположения о, так сказать,, основе вселенной как целого, неразрывно связываются земной и небесный порядки творения, включая создание времени, времен года, человека и даже (в «Энума Элиш»). Вавилона (построенного по плану верховного бога Мардука звездными богами) и главного зиккурата (центра вавилонской религии) – «дома Мардука».