Текст книги "Эволюция стиля мышления в исследованиях Вселенной. От древнейших времен до конца ХХ века"

Программа Аристотеля привлекала согласием со здравым смыслом, который П. Фейерабенд считает ее ядром, полагая, что именно с опорой на критерии здравого смысла обосновывается гармония человека и мира и разрабатывается целый спектр «вспомогательных дисциплин» – физики,, биологии, истории идей, теории искусства и т. д., каждая из которых обладает» «устойчивой совокупностью понятий, которая не меняется, хотя и что-то время от времени может оказаться в ней ошибочным»196196
  Feyerabend Р. К. In Defence of Aristotle: Comments in the Condition of Content Increase. In: Boston Studies… 1978, V. 58, p. 14.


[Закрыть]. На основе выдвигаемых им принципов описания и объяснения природы Аристотель сумел дать превосходную по тем временам оценку радиуса Земли (всего вдвое превышающую современную), объяснить мерцание звезд и отсутствие такового у планет. Характерно, что впервые о малости размеров Земли Стагирит заключил из различия наблюдений в разных ее районах, а шарообразность Земли он аргументировал не только метафизическими соображениями (находясь в центре Вселенной, она во всех точках испытывает одинаковое воздействие – кстати, и здесь налицо физического характера аргументация), но подкреплял этот вывод весьма тонким анализом наблюдений искривления лунной тени.

В условиях изменяющейся общественной жизни реалистическая научная программа Аристотеля приобретала авторитет и своей направленностью на практические нужды. Аристотелю, кстати, принадлежат даже «технические» заслуги перед наукой, как например, использование чертежей, иллюстрирующих рассуждения, введение буквенных обозначений величин. Основатель Ликея был первым, кто понял необходимость научной специализации, организации пауки. Чрезвычайно важным и стимулирующим для ученых оказалось и провозглашение, вместе с тем, великим Учителем самоценности научного знания, независимо от его практических приложений. Хотя программа Аристотеля и «сделанные в ходе ее реализации выводы содержали в себе немало реакционных положений – как в мировоззренческом, философском плане, так и в сугубо научном197197
  Относительно последнего превосходный анализ см.: Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности, с. 444 – 445.


[Закрыть], которые затем надолго закрепились и развились в социокультурной среде средневековья, приведя к перерождению аристотелизма в мертвую схоластику, «поповщину», тем не менее его противоречивое влияние прослеживается вплоть до науки и философии Возрождения.

Научная программа Аристотеля стоит на стыке двух эпох – классической античности и эллинизма, переход к которому ознаменовался значительными изменениями в характере науки, в самом ее статусе. После Аристотеля начался процесс специализации наук, имевший, так сказать, две стороны медали. С одной стороны, это привело к серьезным успехам в таких науках, как механика, пневматика, геодезия, картография, развитие которых питалось и стимулировалось практическими потребностями. Был сделан ряд замечательных изобретений, от измерителя пути до сложных гидротехнических автоматов. Поистине блестящими были открытия и изобретения Архимеда (287 – 212), ставшие легендарными. Не меньшую знаменитость приобрел в древности Герон Александрийский (ок. I в.), которому принадлежат изобретения пожарного насоса, сифона, водяного органа-гидравла и даже автомата для открывания и закрывания двери храма. Благодаря умению топкой нивелировки и превосходным строительным растворам, секрет которых так и не раскрыт, строились капитальнейшие водопроводы, сооружаемые научно и практически образованными инженерами и архитекторами – недаром до наших дней дошел «водопровод, сработанный еще рабами Рима».

С другой стороны, однако, крен в сторону такой сугубо практической нацеленности приводил к тому, что науки о природе, утрачивая теоретический характер, превращались в ее описания, и даже грандиозная «Естественная теория» Плиния выделялась прежде всего тем, что до него «никто из римлян, никто из греков не решался единолично дать описание (опять же только описание – В. Т.) природы во всей ее совокупности»198198
  Цит. по: Даннеман Ф. История естествознания, т. I, с. 212.


[Закрыть]. Наука все более утрачивала интерес к своим «метафизическим» основаниям, и, что касается астрономии, последняя неуклонно отделялась как вычислительная паука от космологии и физики, тем более что совершенствование наблюдательных средств давало богатейший материал для астрономических расчетов.

После Аристотеля центр античной науки переместился, по причинам прежде всего экономического и политического характера, в Александрию. Этот город прославился на века не только именем своего основателя, но знаменитейшей библиотекой древности (Александром же основанной), а также Мусеем, научным учреждением, в буквальном и переносном смысле собравшим под свою крышу крупнейших ученых и литераторов, получивших в Мусее кров и государственное жалование. В условиях такой своеобразной институализации науки в Александрии была проведена крупнейшая наблюдательная работа в древнегреческой астрономии – Аристил и Тимохарис (III в. до и. э.) составили первый в античном мире каталог неподвижных звезд (справедливости ради надо сказать, что на Востоке, в Китае, такая работа была проведена еще раньше, в IV в. – Ши Шень). Первым же астрономом, осуществлявшим систематическую связь целенаправленных наблюдений с математическими расчетами, был Гиппарх из Никеи, работавший в середине II в. до и. э., в основном на о. Родос, по тесно связанный с александрийской наукой. Этот великий математик и астроном древности, отказавшись от комбинаций гомоцентрических сфер, разработал теорию эпициклов (т. е. круговых путей вместо сфер), усовершенствовав ее на основе остроумного допущения, что центром круговой орбиты Солнца является не центр Земли, а другая точка, так называемый эксцентр, что позволило с большей точностью описать движение Солнца. На геоцентрической основе Гиппарх объединил движения Солнца и Луны, сумев даже предсказать затмения. Им же было обнаружено явление прецессии. Внезапно вспыхнувшая в 134 г. до н. э. Новая звезда в созвездии Скорпиона навела Гиппарха на мысль, что и в звездном мире происходят изменения, и для того, чтобы следить за ними, он составил огромный каталог положений 850 звезд, измерив при этом для каждой из них долготу и широту и впервые классифицировав по видимому блеску (на шесть классов). Гиппарх впервые ввел научные методы в современном смысле, включая использование плоской и сферической тригонометрии, учет погрешностей измерений, учет и сравнительный анализ древних (в частности, халдейских) современных ему наблюдений, позволивший выявить происшедшие за этот период изменения на небе. Столь большое внимание к методам научного познания заставило Гиппарха даже – впервые в истории научной мысли – задуматься над проблемой, актуальной и поныне и имеющей не только важное практическое, но и глубоко философское значение – почему одни и те же наблюдения могут быть описаны совершенно различными теориями.

Надо заметить, что уже Птолемею (85 – 165 гг. н. э.), великому завершителю античной астрономии, такая методологическая рефлексия была чужда, а «проблема Гиппарха» его отнюдь не волновала. Дело в том, что даже у Гиппарха уже имела место разработка скорее геометрического описания, а не модели реальности. У Птолемея, завершившего начатую Эвдоксом и продолженную Аристотелем и Гиппархом программу создания небесной механики, такой подход находит экстремальное выражение, чему способствовали и нараставшие сдвиги в оценке статуса и задач науки. Птолемея как «чистого астронома», имевшего единственной целью «спасать явления», не смущало, что в его системе нигде не применялась общая совокупность геометрических конструкций, годная для расчетов всех планетных движений одновременно – у него используются различные конструкции для различных случаев, даже в отношении одного небесного тела (так, для вычисления скорости движения Луны Птолемей относил его к большому эпициклу, хотя это приводило к изменению диаметра Луны, и для расчетов с новым диаметром использовалась уже другая конструкция и т. д.). Так или иначе, Птолемей в своем «Альмагесте» довел до конца построение основанной на эпициклах и эксцентриситетах геометрической модели, охватывающей движения всех планет, и она работала! Эта чрезвычайно изощренная модель, в которой центры эпициклов скользят по окружности гораздо большего круга, деферента, «уносящего» центр светила (так что каждая планета как бы насажена на обод вращающегося колеса, центр которого, в свою очередь, вращается вокруг Земли), оказалась первой в истории астрономии моделью, позволяющей предвычислять положения планет на небе (от чего отступился даже Гиппарх).

Несмотря на то, что Птолемей порой все же вынужден был прибегать к аргументам не только чисто математического, но и физико-математического характера (например, при обосновании геоцентризма), а порой не избегал метафизических рассуждений (например, что приличнее допускать столько же планет под Солнцем, сколько над ним), все это было лишь дополнительной аргументацией в пользу созданного математическим путем. В системе Птолемея мы видим особенно яркое выражение, и в определенном смысле завершение той линии, которой пошла в эллинистический период астрономия, превратившаяся в сугубо вычислительную науку, единственной целью которой было «спасать явления» любой ценой, без оглядки на физику и метафизику. Как метко охарактеризовал ситуацию С. Тулмин, Птолемей допускал физику Аристотеля, но она не играла роли в его астрономии199199
  Toulmln S., Goodfield J. The Fabric of the Heavens, p. 130.


[Закрыть].

Необходимо заметить, что неуклонно возраставшая утрата интереса астрономии и вообще науки к философии, составлявшей до этого ее базис, происходила, так сказать, на основаниях взаимности. Если обратиться к наиболее заметным философским течениям рубежа нашей и дохристианской эры, мы увидим, что, например, в стоической философии, несмотря на выдвижение ряда оригинальных естественнонаучных идей (в том числе идеи пневмы, предвосхищающей эфир классической механики, мысли о неизбежности и закономерности возникновения разума во Вселенной и т. д.), культивировался прямой отказ от астрономических исследований как наиболее далеких от наших земных дел, которым следует составлять основной предмет философии, и в этом смысле любое изучение природы подчинялось ведущему императиву: жить согласно природе означает покориться ей (так, по Сенеке, «покорного судьба ведет, а непокорного тащит»). Не в большей степени в этот период стимулировала развитие астрономии и новая фаза атомизма, связанная с именами Эпикура и Лукреция. Наряду с привнесением в атомизм ряда свежих и интересных идей, у этих мыслителей наблюдается удивительный консерватизм в ряде вопросов, особенно относящихся к астрономии. Так, Эпикур, считая, что в астрономии, как и в любой другой науке, следует основываться на показаниях чувств, приходил к соответствующим выводам о размерах Солнца и других небесных тел. Наиболее же надежным методом в изучении природы он считал метод аналогий. Тит Лукреций Кар отрицал не вызывающее сомнений даже в классической античности существование антиподов. Что касается концепции космоса, разрабатываемой в неоплатонизме (Плотин, Прокл, Порфирий), то интерес неоплатоников был направлен на устройство космоса в качестве проблемы диалектической теологии, без какой-либо корреляции с наблюдательными данными.

Таким образом, именно система Птолемея, родившись как блестящее завершение аристотелевской программы вастрономии, выступила вообще как высшая точка античной науки. Что касается астрономии, то здесь эта система воцарилась на целых четырнадцать веков! Это отнюдь не означает, что все это время не выдвигалось никаких альтернатив или они были неубедительны. Интересно, что сам Птолемей оказался перед необходимостью анализа идеи гелиоцентризма, но он отверг ее как умозрительную и противоречащую механике. Уже вскоре после создания модели Аристотеля появилась ее модификация Гераклидом Понтийским, в которой для лучшего «спасения явлений» Венера и Марс рассматриваются как спутники Солнца, обращающиеся при этом вместе с ним около Земли. Еще короткое время спустя была выдвинута первая в истории астрономии гелиоцентрическая система Аристарха Самосского (320 – 250). Хотя систему Аристарха порой склонны расценивать лишь как гениальную вспышку, озарение античной мысли, она построена на самых серьезных основаниях. Остроумными способами произведя оценки расстояний различных небесных тел и их размеров, Аристарх показал, что диаметр Солнца неизмеримо превосходит диаметр Земли, отсюда заключив, что Солнце не должно вращаться вокруг Земли; наблюдения же привели и к выводу о суточном обращении Земли вокруг собственной оси. Вслед за Гераклидом остановив звездное небо и приписав его видимое суточное вращение осевому обращению Земли, Аристарх пошел значительно дальше, сделав на основе наблюдений дерзкий вывод, что Вселенная много больше того, что именуется Космосом. Хотя греческие астрономы уже давно были подготовлены к мысли об очень больших размерах сферы неподвижных звезд, идея неимоверно большой Вселенной не укладывалась в границы «здравого смысла». Ей суждено было сыграть свою роль значительно позже, при создании Коперником гелиоцентрической системы. Еще более противоречила здравому смыслу идея движения Земли: она была несовместима не только с религиозно-ценностными соображениями, но и с архаичной античной динамикой, и в качестве предпосылки для ее принятия потребовались радикальные i преобразования также в динамике, начавшиеся только в эпоху Коперника.

Для нас очень важно, однако, что одновременно с утверждением системы Птолемея созревали и предпосылки для подрыва геоцентрической системы, а также метафизики Аристотеля, как внутренне, так и социокультурно обусловив ленные, связанные с общим исчерпанием и упадком античной культуры уже в период эллинизма. С другой стороны, развитие античной мысли ознаменовалось тем ценнейшим результатом, что в ней сформировались достаточно разработанные и, что особенно важно, перспективные, допускающие дальнейшее усовершенствование и приложение ко все более широкому кругу явлений исследовательские программы. Образ науки, принципы и нормы познания природы, выработанные в античных исследованиях Вселенной, «темы» и проблемы, возникшие в них, явились необходимыми, хотя и отдаленными, предпосылками научного естествознания. Длинный и противоречивый путь трансформаций античных научных программ, преобразований в стиле мышления, выявляет Tq линии, которые через средневековье и раннее Возрождение с неизбежностью вели к возникновению гелиоцентрической системы и негеоцентрического мировоззрения, подлинно научного стиля мышления.

ГЛАВА III
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ПУТЬ К КОПЕРНИКАНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

«Прекрасным маем, который цветет лишь однажды, и никогда более», называл античность великий И. Гете. Дух свободного творчества, упоения жизнью, восхищения красотой, уважения к мысли, присущий античности, позволил некоторым мыслителям даже видеть в ней навеки утраченный «золотой век» человечества, забывая о тех противоречиях древнегреческой и древнеримской жизни, которые в конце концов привели к упадку и разрушению античной цивилизации – как в социальном, так и в духовном плане.

Эпоха, пришедшая па смену, особенно резко контрастирует с тем образом, которым античность по праву запечатлелась, во всяком случае, в области человеческого духа – в дошедших до нас прекрасных творениях скульптуры, поэзии, философии. Свободная игра творческой мысли, воспевание человека и его творений уступают место его уничижению, бесправию даже в духовной области. Средневековое мышление сковано тисками религиозной догматики, нося схоластический, авторитарный характер, усиленно поддерживаемый и санкционируемый социальными институтами. Вместе с тем, как все более выясняется, Средневековье сыграло исключительно важную роль в подготовке условий коперниканской революции.

Давно уже оставлено мнение, на ошибочность которого указывал еще Ф. Энгельс, что Средневековье было лишь мрачной темницей мысли, апогеем духовного упадка человечества, «длительным перерывом в ходе истории», включая и развитие научных идей200200
  См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 287 – 288.


[Закрыть]. В действительности же Средние века явились исключительно важным, исторически закономерным звеном между античностью и Возрождением не только в социально-экономическом, но и в социально-культурном отношении. И дело обстояло даже не так, что з мрачной ночи Средневековья время от времени вспыхивали искры, всполохи, озарения прогрессивной мысли. Современные исследования позволяют видеть, что и в Средние века – линия ее развития, при всей своей сложности, специфичности, столь же непрерывна и последовательна, как и в любые другие эпохи. Что касается научной мысли, то средневековая наука как бы врастает в ренессансную, и в определенном смысле между наукой Средневековья и Возрождения, вплоть до XVI в., обнаруживается даже больше общности, нежели различий – при всех весьма принципиальных чертах отличия средневекового стиля мышления от ренессансного. Более того, как мы попытаемся показать, Средневековье органично связывает между собой античность и Возрождение также и в плане стиля мышления.

Средние века выступают перемычкой между античным и ренессансным стилем мышления, прежде всего, благодаря созданию предпосылок для возрождения (через своеобразное «отрицание отрицания») ряда ключевых идеи античности на новой, взрастившей интерес к ним с новых позиций, социокультурной почве. Еще существеннее, что Средневековье «подспудно» сохранило и провело через целое тысячелетие, разделяющее античность и Ренессанс, ведущие темы и даже научные программы античности, трансформировав и ассимилировав их в корреляции с социокультурной эволюцией общества. Хотя средневековье не породило новых научных программ, медиевистский процесс ассимиляции и трансформации античного наследия сопровождался анализом и переосмыслением целого ряда важнейших понятий античной философии и науки, возникновением новых, созданием строгих методов логического исследования, которых так не хватало античной науке о природе.

Конечно, говоря об этом, постоянно следует учитывать, что указанный процесс происходил в русле, формируемом религиозным мышлением и целями религиозной схоластики (в том числе социальными). Если в эпоху античности научные идеи в значительной степени вырастали и эмансипировались из представлений о замысле творца и сущности его творения, то теперь они были попросту всецело подчинены последним. Весьма существенно, однако, что и в средневековой мысли научные идеи возникали не просто вопреки религии, проскакивая через свинцовую атмосферу религиозно-схоластической догматики, но нередко и в ходе эволюции самого религиозного мышления, приводящей подчас к совершенно непредсказуемым и, так сказать, незапланированным результатом. Порой даже и религиозная мысль в каком-то смысле служила питательной средой для зарождения тех или иных прогрессивных философских и собственно научных идей; некоторые из них буквально подготавливались развитием религиозно-схоластической аргументации, выступавшей в данной ситуации как их необходимая предпосылка. И тогда в недрах схоластики, порой самой схоластикой порождались идеи, глубоко диалектические, антисхоластические по содержанию, хотя и остающиеся схоластическими по форме; столь же неизбежно «сама теология проповедовала материализм»201201
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 142.


[Закрыть], а поиск все новых аргументов для оправдания бога за творящееся в мире зло приводил к неуклонной замене божественной благости и всемогущества законами природы.

Столь противоречивый и необычный характер реализации внутренней логики науки в эпоху Средневековья может быть понят только при достаточном внимании к специфике его социокультурных условий. Прежде всего, следует иметь в виду, что возникновение и распространение христианства, за короткое время полностью подчинившего себе образ жизни и образ мышления средневековья, «происходило в условиях углублявшегося кризиса античной цивилизации, основанной на рабовладении, и упадка ее ценностей: гражданской этики… философского рационализма… античного мировоззрения в целом, которое, по замечанию Ф. Энгельса, было… «по существу абстрактно, всеобщно, субстанционально» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 604) и не отвечало новому уровню самосознания»202202
  Философский энциклопедический словарь. М., 1983, с. 758.


[Закрыть].

Возникнув, как продукт обострения классовых противоречий, сопровождавшего процесс упадка, исчерпания производственных отношений античности и ее нараставшего духовного кризиса, христианство, имевшее поначалу роль религии угнетенных, затем превращается, в условиях феодализма, в еще большее орудие классового угнетения, чем институт рабовладения. Став в IV веке господствующей религией в Римской империи, христианство получает мощную поддержку государства, фактически встав на службу господствующим классам. Известно, однако, что это не было единственной причиной широкого распространения и усиления христианства. Христианская религия имела большую притягательную силу для широких народных масс – и потому, что те искали в ней утешение, связанное с надеждами на загробное воздаяние («будут первые последними и последние первыми»), и потому, что она провозглашала не просто равенство всех перед богом, а обращалась ко всем народам без различия»203203
  Маркс Км Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 313.


[Закрыть], становясь «первой возможной мировой религией»204204
  С. С. Аверинцев. Христианство. Философский энциклопедический словарь, с. 758.


[Закрыть]; наконец, потому, что христианство противопоставляло чудовищному паразитизму пресыщенного, развращенного до предела, загнивающего правящего класса Рима аскетизм, довольствование всем, что есть, смирение, позволяющие надеяться на возвращение к богу после грехопадения человечества.

Реакция против античности в социальном плане сопровождалась соответствующей реакцией и в духовной области: «Христианские авторы в резких выражениях критикуют самоцельпые дискуссии философов, внешний характер риторической образованности, гедонизм музыки, театра и пластических искусств, а также связь всего этого с языческим культом»205205
  Там же.


[Закрыть] – конечно, все перечисленное нисколько не могло способствовать главной и единственной задаче спасения души. Вместе с тем «исторический облик христианства навсегда получает отпечаток греко-римской культуры: особенно велика роль античного философского идеализма в формировании понятийного аппарата христианской догматики»206206
  Там же.


[Закрыть].

Противоречивый характер ассимиляции греко-римской культуры в культуре Средневековой Европы наложил неизбежный отпечаток и на развитие науки, в том числе, вероятно, в наиболее характерной форме, астрономии. Хотя средневековой науке в определенной степени свойственно снижение интереса к широким космологическим обобщениям, астрономия занимала особое место в ряду семи свободных искусств (куда, помимо нее, причислялись еще с античности арифметика, геометрия, музыка – как математическая наука, а также грамматика, риторика, диалектика). Астрономия, имеющая прямое отношение к общей картине мира, служила объектом ревнивого внимания со стороны церкви. Следует считать закономерным, что взаимные влияния астрономии и религии обнаруживаются не только в христианстве, но и в исламе. Заметим, что исламская (в первую очередь, арабская), а также еврейская средневековая наука оказали большое воздействие на развитие европейской астрономии, ставшей без сомнения, передовой в мире.

В плане изучения эволюции стиля мышления в исследованиях Вселенной следует иметь в виду, что в средневековой мысли шла ассимиляция аристотелевской физики (и метафизики), астрономии Птолемея и библейской картины мира. На своеобразие этого сплава накладывало особый отпечаток то, что лишь две первые, при всей их догматизации, все же в действительности оставались открытыми для критики (так, Филопон приводил аргументы, отрицающие аристотелевское утверждение о неизменности неба и ставящие под сомнение положение о том, что небеса образованы из совершенно иного материала, чем земные тела; сам Птолемей анализировал возможность гелиоцентрической системы и т. д.); между тем библейская картина мира была выше каких бы то ни было сомнений. То же самое стало относиться в дальнейшем и к результатам указанного сплава, также канонизированным церковью. В средневековом космосе «иерархия общества была воспроизведена в иерархии всей вселенной… Этот огромный, сложный, хотя и организованный, Космос был также идеально рациональным. Он сочетал в себе наиболее логично установленные выводы древних с неоспоримыми истинами священного писания и церковной традиции… Легко видеть, что критика любой части картины мира считалась чем-то гораздо более серьезным, чем простое интеллектуальное совершенствование, и рассматривалось скорее как нападение на весь порядок общества, религии и самой вселенной»207207
  Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956, с. 182 – 183.


[Закрыть]. Недопустимой была критика даже каких-либо деталей канонизированной картины вселенной. Как же могла в этих условиях развиваться наука, и в частности астрономия? Достаточно привести лишь один характерный образец картины вселенной средневековья, чтобы в полной мере понять уместность этого вопроса. Сошлемся на написанное в 535 г. сочинение монаха Козьмы Индикоплевста (т. е. «побывавшего в Индии») – «Христианская топография вселенной, основанная на свидетельстве священного писания, в которой не дозволяется христианам сомневаться». В труде со столь красноречивым названием Земля представлялась низом, основанием мира. Невозможность антиподов аргументировалась, в частности, тем, что ХРИСТОС не мог придти также и к ним и пострадать вторично для их спасения, не говоря уже о том, что потребовались бы второй рай и прочие несуразности. (Сама аргументация уже достаточно характеризует соответствующий эпохе стиль мышления). В приводимой здесь «Христианской картине» Земля, имея форму правильного четырехугольника, с Иерусалимом в центре, окружена океаном, образующим Средиземное и Каспийское море с Аравийским и Персидским заливом (сказалось путешествие в Индию!), океан окружен вторым, ныне недосягаемым материком, откуда прибыл Ной и где находится земной рай. На самом севере Земли Козьма помещал коническую гору, за которую скрываются Лупа, Солнце и планеты (что, кстати, объясняло неравенство дней и ночей, смену времен года и т. д.); с четырех сторон Земли возвышаются отвесные стены, а небо – купол, разделенный на два этажа: нижний свод, или небесную твердь, на которой светила совершают обращение вокруг Земли (там же находятся ангелы), и верхний (за сферой неподвижных звезд) – царство небесное, которое венчает мир и служит местонахождением Христа208208
  Приводится по: Beazley Ch. R. The Dawn of Modern Geography (A History of Exploration and Geographical Science). L. 1897-1906. VoL I, p. 274-302.


[Закрыть]. Добавим и ту неизменность всего в любом из миров, которая утверждается в священном писании: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», но это уже было в веках, бывших до нас»209209
  Экклезиаст, I, 9 – 11.


[Закрыть].

Это был период, когда отрицательное отношение к пауке не просто санкционировалось социальными институтами, в первую очередь церковью, но и было совершенно органичной компонентой здравого смысла: действительно, «нужен ли фонарь, чтоб видеть Солнце?» (Дамиан); «И стоит ли путникам, направляющимся к цели, изучать попадающиеся на пути вещи и тем отдать себя в их власть, задержаться в дороге или своротить с нее?» (Гуго Сен-Викторский); «И к чему оказалась христианам образованность древних? Когда Истина воплотилась, она отвергла их образоранность. Пусть замолчит человеческое чванство, когда заговорило слово божественное» (Петр Бэда Достопочтенный)210210
  Приводимые примеры взяты из кн.: Кареев Н. И. Общий ход всемирной истории: Очерки главнейших исторических эпох. Спб. 1Э03, с. 135 – 136.


[Закрыть].

Уже к VI – VII вв. церковь захватила «монополию на интеллектуальное образование»211211
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 360.


[Закрыть]. В средневековых университетах высшую ступень обучения составляла теология, а содержание светского знания, которое составляли семь «свободных искусств», было урезано или адаптировано таким образом, что арифметике, помимо элементарного счета, предписывалась функция истолкования чисел, встречающихся в Писании, геометрия включала в себя географические сведения, к тому же самые фантастические, музыкальное искусство служило организации церковных песнопений, астрономия необходима была для определения дат христианских праздников. Не лучше обстояло дело с «искусствами», составлявшими «тривиум»: грамматика сводилась к изучению правил латинского языка и церковных служб, искусство риторики предназначалось для составления проповедей, и, наконец, диалектика понималась как интеллектуальное искусство, оказывающее помощь в систематизации вопросов веры212212
  См.: Соколов В. В. Средневековая философия, с. 106.


[Закрыть]. В университетах шла травля не только атомизма (как может получаться из неразумных атомов разум, из хаоса – космос?), но даже астрологии, так или иначе апеллирующей к естественным явлениям; была внесена даже своеобразная поправка, суть которой заключалась в том, что звезды не могут влиять на земные события, но зато предвещают их213213
  См.: Даннеман Ф. История естествознания, т. I, с. 273.


[Закрыть]. Главной функцией науки стала вместо познавательной истолковательно-назидательная.

Сейчас нашей задачей будет выделить основные вехи в преобразованиях, происходивших в течение тысячелетней истории средневековья (V – XIV вв.) в его духовной и материальной культуре, в характере общественных отношений, в самом стиле жизни, которые сложным образом преломлялись в стиле мышления средневековой науки и которые сделали возможным неуклонное развитие научной мысли. На первый взгляд должно казаться, что в условиях, столь неблагоприятных для возникновения и распространения научных идей, средневековая наука могла развиваться в лучшем случае лишь, так сказать, имманентным образом. Однако и здесь влияние социокультурной среды носит веьма широкий и при этом весьма своеобразный характер.

Прежде чем перейти к истории генезиса, развития и трансформации научных идей в средневековых исследованиях Вселенной, необходимо принять во внимание исключительную неоднородность общего социокультурного фона средних веков, к тому же претерпевавшего значительные изменения на их протяжении. Так, позднее средневековье ассоциируется в наших представлениях уже не только с тяжелыми обетами и постоянным страхом божьих кар, с религиозными медитациями благочестивых затворников и схоластической ученостью. В равной степени это было и время веселых школяров, горланивших фривольные песенки, в которых описания любовных утех и проказ сопровождались ироническими нравоучениями па вдалбиваемой им годами латыни, на латыни же, непонятной добропорядочным горожанам, смаковались тайные подробности. Это было время полубезумных монахов, долгие годы посвятивших земным поклонам и умерщвлению плоти, но остаток жизни бредущих по дорогам, отлученных от церкви вовсе не обязательно высоким указанием, и окончательно постигающих бренность жизни за кружкой доброго пива или в трактирной драке. Некоторые из них становились даже бродячими артистами, зарабатывая кусок хлеба прибаутками и скоморошьими песнями, в которых можно встретить любопытное переплетение годами воспитанного благочестия и грубоватого простецкого юмора214214
  Чрезвычайно характерным документом этого своеобразного мировоззрения является сборник стихов XIII в. «CARMINA BURANA». См.: Поэзия трубадуров, вагантов и миннезингеров. (БВЛ, т. 23), М., 1974.


[Закрыть]. Это было время трубадуров и труверов, миннезингеров и менестрелей, которые ели и пили в тех же трактирах, что и набожные пилигримы, становящиеся невольными слушателями их чрезвычайно мелодичных и красивых песен, авторами которых, кстати, бывали даже герцоги и графы215215
  В мировой дискографии есть чрезвычайно удачные образцы, бережно и аутентично, на высоком художественном и исследовательном уровне передающие стиль этих песен и атмосферу их исполнения, сам дух эпохи. Мы бы выделили среди них:


[Закрыть]. Конечно, музыкальные представления менестрелей, любовная лирика трубадуров и даже богохульные песни сами по себе не могли разрушать религию, а тем более питать развитие науки, но, внося соответствующий колорит в атмосферу средневековья, они красноречиво свидетельствовали о тех изменениях, которые неизбежно происходили в устоях средневековой жизни и которые не могли не отразиться и на развитии науки.