Текст книги "Павел Луспекаев. Белое солнце пустыни"

– Ты прав, Паша. Не нужен тебе никакой театр, ты сам – театр!»

Но неизбежно наступает такое время, когда хозяев утомляют гости, а гости начинают ощущать неискренность в гостеприимстве хозяев. Если гость остановился у кого-нибудь из друзей или знакомых, ему лучше всего отбыть домой. Если в гостинице – перестать звонить, осведомляясь, как кто проводит сегодняшний вечер.

Хорошо, если гость прибыл ненадолго и досуг его занят в основном посещением столичных театров. А если надолго? И если больные ноги не позволяют подолгу сидеть в тесных театральных креслах? Не пристраиваться же, как в студенческие годы, на боковых откидных сиденьицах, вытянув конечности вдоль прохода.

Но если даже и отсидишь в театре до одиннадцати, что делать с оставшейся частью вечера и как спастись от нарастающего, заполняющего всю душу панического страха перед неумолимо надвигающейся ночью – с осточертевшим гостиничным одиночеством, с жуткой бессонницей, наполненной невыносимой болью?..

И утром не войдет Иннуля, не предложит вкусный, заботливо приготовленный завтрак, после которого все-таки удается заснуть на несколько часов. И не позвонишь Саше Володину, готовому примчаться по первому зову куда и когда угодно. Где-то Павел Борисович вычитал, что жирафы в Африке спят всего лишь пять минут в сутки и ничего… живут, гуляют себе по саванне. Вот бы и ему так…

В Москве ему становится скучно, тоска буквально грызет. Его тяготит, что приходится как бы навязывать себя друзьям и знакомым. Как Ноздрев, мечется он в поисках, с кем бы провести время, хотя понимает, что занятым, вечно куда-то спешащим москвичам не до него, что ради общения с ним никто не бросит свои дела, да ведь и семьи почти у каждого, но… ничего не может с собой поделать.

В его поведении появляются несвойственные ему – умоляющие и извиняющиеся – мотивы и интонации, в лексике – слова и выражения.

Отрывок из воспоминаний Михаила Козакова, волею судьбы проведшего рядом с артистом почти все его последние дни, мне кажется, подтверждает это:

«Он не выносил одиночества, мог позвонить среди ночи:

– Спишь? Извини, лапуля, дорогой ты мой человек… А может, возьмешь такси и приедешь?.. У меня для тебя сюрприз!

И действительно, всегда готовил сюрприз: то ли какой-нибудь интересный человек у него в гостях, то ли он придумал, как мне сцену играть, а то просто стол накрыт, и он сам сидит улыбается…»

«Лапуля», «дорогой ты мой человек» – это, согласитесь, что-то доселе незнакомое…

В гостинице «Пекин», куда первоначально устроили Луспекаева, приходилось доплачивать, и по просьбе артиста его перевели в менее дорогую гостиницу «Минск».

14 апреля в номере Павла Борисовича состоялась очередная репетиция к фильму «Вся королевская рать». В ней, под «руководством» одного из режиссеров-постановщиков, Александра Гутовича, участвовали Ефремов и Луспекаев. Первый, как мы помним, играл хирурга Адама Стэнтона, второй – губернатора Вилли Старка.

Репетиции, как таковой, собственно, не было. Актеры лишь «пробубнили» текст на голоса, после чего Олег Николаевич безапелляционно и совершенно справедливо заявил:

– Тут, по-моему, все яснее ясного. Ты приезжаешь ко мне купить меня прекрасной клиникой, которую построишь. Я, как хирург, не могу не понять открывающихся передо мной перспектив и того блага, которое я смогу принести больным. Но твои принципы, лично ты, начальственное быдло, мне, интеллигенту, отвратительны. Возникает поединок, вполне узнаваемая сцена. Вот и все.

– Ну, Олежка, ты молодец! – закричал Луспекаев. – Вот что значит режиссер! Несколько слов, и все ясно. А, Саша? Он – интеллигент, а я – начальственное быдло. Точно! Пойдем обедать, Олежка.

Несложно представить душевное состояние Александра Гутковича на тот момент: какой режиссер спокойно стерпит хвалебные слова не в его адрес, а в адрес соперника по искусству? И к тому же не позвали обедать. Хоть и непьющий он, не в пример этим двум, а все равно обидно.

До смерти Павла Борисовича оставалось менее двух суток…

15 апреля эту же сцену «Стэнтон – Старк» Павел Борисович обговаривал с другим постановщиком, Михаилом Козаковым.

«Он и в отсутствие Ефремова не переставал восхищаться им, – констатировал Михаил Михайлович:

– Нет, нет, Михаил, ты за Ефремова держись, он режиссер – несколько слов – и все о' кей.

– Ну а ты, Паша, что для себя решил, как ты к Адаму относишься? – спросил я.

– А что я? Все ясно. Пусть он считает, что я быдло. Пусть. А он кто? Интеллигент в маминой кофте. Правды жизни не хочет знать. «Добро, добро, – заговорил Луспекаев текстом роли, – а добро в белых перчатках, чтобы руки не замарать, не делают». И я ему докажу. И клинику он на себя возьмет. Не устоит. Ну да, я – сановник, а он – интеллигент в маминой кофте, – повторил он понравившееся ему определение Адама Стэнтона. – Ох, Михаил, я предчувствую: интересная будет сцена. Скорей бы…»

До смерти Павла Борисовича оставалось чуть более суток.

16 апреля Павел Борисович случайно повстречал киношников из Еревана, давнишних знакомых из «Арменфильма» – аж по кинокартине «Рожденные жить», в которой он снялся в 1960 году – времена, казавшиеся сейчас ему незапамятными. Встречался он с ними и во время гастролей Тбилисского Русского драматического театра имени А. С. Грибоедова в Ереване.

Старые друзья, естественно, «разрешили» себе и разрешили очень крепко.

По окончании встречи жить Павлу Борисовичу оставалось меньше суток…

17 апреля, в час пополудни, в квартире Михаила Козакова зазвенел телефон. Артист собирался на «Мосфильм» и прежде, чем снять трубку, поколебался. Затем, одолев колебания, все же снял.

«Миш, это я», – услышал он голос Луспекаева, настороживший его каким-то непривычно тяжелыми, утомленными интонациями.

– Привет, Паша, как ты?

– Да вот, сижу в гостинице «Минск» в номере модерн. Мне в «Пекине» больше нравилось, просторней. А здесь, как ни повернусь, обо что-нибудь задеваю. Ну да черт с ним! Главное, скучно без работы. Вообще, я вашу Москву не люблю. В Ленинграде лучше. Я хоть теперь пешком не гуляю, трудно, а и на машине приятнее, хоть и из окна, а все-таки вид… Нет, когда снимаешься, все равно, а вот когда не хрена делать, скучно…

– Ты где вчера был? Я тебе целый день звонил.

– А, приятелей из Еревана встретил… потом расскажу. Скучно в номере сидеть, – говорил он как-то странно, сбивчиво. – Сейчас Танюшке Лавровой позвоню, попрошу кефиру принести. Жаль, что ты занят. У тебя какая сцена? С Олегом? Ну ладно. А завтра мой черед.

– Паша, ты как себя чувствуешь?

– Нормально… Ну ладно, работай.

Позвонив Татьяне Евгеньевне Лавровой, игравшей в телесериале «Вся королевская рать» роль Сэди, секретарши Вилли Старка, Павел Борисович прилег на кровать. Он чувствовал себя так скверно, как никогда еще не чувствовал до этого дня. Сердце болело и билось так, будто хотело остановиться…

Позвякивая бутылками с кефиром, положенными в авоську, Татьяна Лаврова постучала в дверь номера Павла Борисовича и, не услышав знакомого ответа: «Заходите, не заперто!», постучала еще раз. Ответа опять не последовало. Быть может, Павлу Борисовичу срочно пришлось отлучиться?.. Татьяна Евгеньевна вернулась к столу дежурной по этажу, с которой обменялась приветствиями несколько минут назад, убедиться в своем предположении или опровергнуть его. Весь обслуживающий персонал этажа, начиная с дежурных и кончая уборщицами, относился к Павлу Борисовичу с каким-то особенным почтением, выделяя его из числа остальных жильцов, частично перенося это почтение и на посетителей своего любимца.

Мельком взглянув на ячейки с ключами, дежурная подтвердила, что Луспекаев должен быть в номере, и посоветовала посильнее толкнуть дверь.

Татьяна Евгеньевна так и сделала. Дверь, как всегда, когда Павел Борисович был в номере, оказалась незапертой. Луспекаев лежал на кровати одетый, на губах его застыла улыбка. Полагая, что он задремал или делает вид, будто дремлет, Татьяна приветливо заворковала:

– Паша! Павел Борисович, проснитесь-отзовитесь, ваша мамочка пришла, кефирчику принесла… Не притворяйтесь, Павел Борисович, вас выдает улыбка.

Луспекаев не отзывался. Может, он в самом деле спит?.. Татьяна Евгеньевна внимательней всмотрелась в его лицо, и что-то в нем насторожило ее. Еще не осознав, что же именно, она вдруг догадалась, что лежащему перед ней человеку уже никакой кефир не нужен, что ему уже ничем не помочь…

«Когда в три часа дня я спускался в съемочный павильон, – вспоминал Михаил Козаков, – у раздевалки я столкнулся с бледным Володей Орловым, вторым режиссером картины. Не попадая рукой в рукав пальто, он выкрикнул:

– Паша умер!

– Какой Паша? – не понял я.

– Паша! Паша Луспекаев!..»

Он покоился в спокойной позе. На губах его застыла блаженная улыбка, а общее выражение лица было такое, будто в последние мгновения своего бытия или в первые небытия увидел или ощутил или познал что-то, вызвавшее изумление, радость и надежду. Будто исполнилось некое заветное его желание, открылся смысл еще более высокого, чем земное, предназначения…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Гражданская панихида по заслуженному артисту России, создателю несравненного образа таможенника Александра-Павла Верещагина, Павлу Борисовичу Луспекаеву прошла в Главном съемочном павильоне «Ленфильма», в том самом, в котором он снимался на этой киностудии в последний раз. Гроб стоял на помосте среди недостроенных декораций для какой-то очередной кинопостановки. Люди кино и театра простились здесь с великим артистом.

«Луспекаев удивлял нас при жизни, – скажет много позже Владимир Рецептер. – Он продолжал удивлять нас и потом, после панихиды на «Ленфильме», где живой портрет спорил с последним гримом успокоенного лица».

Погребение состоялось в Парголово, на Северном кладбище – самом отдаленном от города. Так что к словам Михаила Козакова, что «и умер он не в тех актерских рангах и чинах, которые ему полагались», можно смело добавить: и похоронен не там, где бы нужно похоронить…

А впрочем, что хорошего лежать в могиле, среди затоптанных праздношатающимся людом соседних могил?..

«Судьба обошлась с ним чудовищно несправедливо, – утверждает Кирилл Юрьевич Лавров. – Обладая выдающимся талантом, он прославился не сразу и не быстро, а ушел из жизни слишком рано, не успев сделать многого из того, что мог бы сделать».

«Это верно, но дело не в славе. Луспекаеву не она была нужна, – соглашается и не соглашается Владимир Рецептер. – Нужна была жизнь, нужна была свобода от боли и работа. Чем подлинней художник, чем смелее его талант и чем явственнее сознание собственной силы, права и власти, тем безразличней он к славе, тем больше она мешает ему. Это я чувствовал в Павле и, кажется, не ошибался».

«Как постичь помыслы Божии? – спрашивает один Пророк в одной Великой Книге и тут же отвечает себе: – Неисповедимы пути Его».

Будучи неизлечимо больным, Павел Борисович не однажды приближался к опасной черте, за которой неизбежно столкновение с законом. Что же могло быть, будь он здоровым?.. Наделенный от природы нечеловеческой физической мощью и взрывным неукротимым темпераментом, он вполне мог совершить непоправимое. Не уберег ли Всевышний его от этого, забрав к Себе слишком рано – как нам кажется?..

Представим себе еще более худшее: удар завершился бы не тем, чем завершился, а параличом. При ясном уме и полноценных творческих желаниях беспомощное неподвижное тело и медленное тягучее умирание – что может быть страшней, обидней, ужасней?..

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом», – провозглашает другой Пророк в той же Книге.

Великие люди – послы по особым поручениям. Исполнив миссию, возложенную на них, – будь то реформирование общественных отношений, или создание нового языка в литературе, а в театре «новой простоты, новой жизненности», – они отзываются Пославшим их для получения следующего особого поручения…

Инна Александровна Кириллова после кончины мужа вела замкнутый, далекий от общественной суеты образ жизни. Все попытки Олега Валериановича Басилашвили поддерживать с нею прежние отношения наталкивались на ее вежливое, но упорное противодействие. В чем дело?..

Не могу я понять и того, почему Георгий Александрович Товстоногов держал ее, талантливую, умную, наделенную прекрасной внешностью, на выходах и эпизодах?..

Инна Александровна похоронена рядом с мужем. В эпитафии, высеченной на доске из белого мрамора, явственно слышится низкий голос «великого Гоги»:

«Неповторимому артисту, незабываемому человеку».

СПИСОК РОЛЕЙ, СЫГРАННЫХ П.Б. ЛУСПЕКАЕВЫМ
в театрах, в кино, на телевидении

Луганский (Ворошиловградский) драматический театр

1944 АЛЕШКА. «На дне» М. Горького. Постановка П. Монастырского.

1945 ЛЮДВИГ. «Под каштанами Праги» К. Симонова. Постановка А. Гайдарова.

Тбилисский русский драматический театр имени А. С. Грибоедова

1950 МАРТЫН КАНДЫБА. «Калиновая роща» А. Корнейчука. Постановка А. Такаишвили.

АДВОКАТ ПЕТРУШИН. «Живой труп» Л. Толстого, Постановка А. Такаишвили.

1951 ЖОРЖ. «Битва за жизнь» М. Волина и Е. Шатрова. Постановка К. Ицкова.

ВОЖЕВАТОВ. «Бесприданница» А. Островского. Постановка А. Такаишвили.

МОСКАТЕЛЬ. «С любовью не шутят» Л. Кальдерона. Постановка Г. Гвиниашвили.

ГОРЕЦКИЙ. «Волки и овцы» А. Островского. Постановка Г. Гвиниашвили.

1952 ХЛЕСТАКОВ. «Ревизор» Н. Гоголя. Постановка А. Такаишвили.

ЛЕНСКИЙ. «Раки» С. Михалкова. Постановка А. Такаишвили.

ПАВЕЛ РАТНИКОВ. «В одном городе» А. Софронова. Постановка М. Ольшаницкой.

ГАВРИЛА БРАТЧЕНКО. «Макар Дубрава» А. Корнейчука. Постановка М. Ольшаницкой.

ПОЦЕЛУЙКО. «Не называя фамилий» В. Минко. Постановка Г. Гвиниашвили.

1963 МАРЕК ШТИБНЕР. «Сто миллионов» Б. Балабана. Постановка А. Такаишвили.

ВАГАНОВ. «История одной любви» К. Симонова. Постановка А. Такаишвили.

АЛЕКСЕЙ. «Оптимистическая трагедия» В. Вишневского. Постановка А. Такаишвили.

ТРИГОРИН. «Чайка» А. Чехова. Постановка Л. Варпаховского.

1954 БОРЕЙКО. «Порт-Артур» И. Попова и А. Степанова. Постановка А. Такаишвили.

ШОК. «В сиреневом саду» Ц. Солодаря. Постановка Л. Варпаховского.

1955 ФАРЗАНОВ. «Первая весна» Г. Николаевой. Постановка М. Ольшаницкой.

СТУДЕНТ. «Случайные встречи» В. Бахнова и Костюковского. Постановка А. Такаишвили.

Киевский театр русской драмы имени Леси Украинки

1957 БАКЛАНОВ. «Второе дыхание» А. Крона. Постановка В. Нелли.

ШИБАЕВ. «Огненный мост» Б. Ромашова. Постановка М. Романова.

1958 ЛЕОНИД ПАВЛОВИЧ. «В поисках радости» В. Розова. Постановка М. Романова.

КОТОВСКИЙ. «Рассвет над морем» Ю. Смолича. Постановка В. Нелли.

Ленинградский Большой драматический театр имени М. Горького

1959 ЧЕРКУН. «Варвары» М. Горького. Постановка Г. Товстоногова.

1960 ВИКТОР. «Иркутская история» А. Арбузова. Постановка Г. Товстоногова.

ГАЙДАЙ. «Гибель эскадры» А. Корнейчука. Постановка Г. Товстоногова.

1961 ГАЛЛЕН. «Не склонившие головы» Н. Дугласа и Г. Смита. Постановка Г. Товстоногова.

БОНАР. «Четвертый» К. Симонова. Постановка Г. Товстоногова.

1964 НАГУЛЬНОВ. «Поднятая целина» по М. Шолохову. Постановка Г. Товстоногова.

Роли в кино

1955 БОРИС. «Они спустилась с гор». Режиссер Н. Санишвили. «Грузияфильм».

КАРЦЕВ. «Тайна двух океанов». Режиссер Р. Пипинашвили. «Грузияфильм».

1958 НАЧАЛЬНИК ШТАБА. «Голубая стрела». Режиссер Л. Эстрин. Киевская киностудия имени А. П. Довженко.

1960 ВАЗГЕН. «Рожденные жить». Режиссер Л. Вагаршян. «Арменфильм».

1961 КУЗНЕЦОВ. «Балтийское небо». Режиссер В. Венгеров. «Ленфильм».

1962 НИКОЛАЙ. «Душа зовет». Режиссер А. Борисов. «Ленфильм».

1963 СТЕПАН. «Капроновые сети». Режиссер Г. Полока, Л. Шенгелия. «Мосфильм».

1964 ЭПИЗОД. «Поезд милосердия». Режиссер И. Хамраев. «Ленфильм».

1965 ЭПИЗОД. «Иду на грозу». Режиссер С. Микаэлян. «Ленфильм».

МАРКИН. «На одной планете». Режиссер И. Ольшвангер. «Ленфильм».

1966 ОФИЦЕР. «Залп Авроры». Режиссер Ю. Вышинский. «Ленфильм».

КОСТАЛМЕД. «Республика ШКИД». Режиссер Г. Полока. «Ленфильм».

ГЕНЕРАЛ КАРАСКА. «Три толстяка». Режиссер А. Баталов. «Ленфильм».

ЭПИЗОД. «Долгая счастливая жизнь». Режиссер Г. Шпаликов. «Ленфильм».

НАЧАЛЬНИК СТРОИТЕЛЬСТВА. «На диком бреге». Режиссер А. Граник. «Ленфильм».

1967 ТЕТЕРИН. «Происшествие, которого никто не заметил». Режиссер А. Володин. «Ленфильм».

1967 ФЕРАПОНТОВ. «Третье апреля». Режиссер И. Масленников. «Ленфильм».

РЕБРОВ. «Рокировка в длинную сторону». Режиссер В. Григорьев. «Ленфильм».

1970 ВЕРЕЩАГИН. «Белое солнце пустыни». Режиссер В. Мотыль. «Мосфильм».

МАЙОР ГБ. «Зеленые цепочки». Режиссер Г. Аронов. «Ленфильм».

Ленинградская студия телевидения

1963 ДЯТЛОВ. «Третья патетическая» И. Погодина. Постановка И. Ермакова.

ФРЭНК МОРРИСОН. «Гром на улице Платанов» Г. Роуза. Постановка Г. Товстоногова.

1964 ШЕКСПИР. «Человек из Стратфорда». Постановка В. Андрушкевич.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР. «Нос» Н. Гоголя. Постановка А. Белинского.

1965 УЛИЧНЫЙ ПЕВЕЦ. «Римские рассказы» А. Моравиа. Постановка Л. Цуцульковского.

1967 АНДРЕЙ БАБИЧЕВ. «Зависть» Ю. Олеши. Постановка М. Сулимова.

1968 КОЖЕМЯКИН. «Жизнь Матвея Кожемякина» М. Горького. Постановка И. Сорокиной.

1969 КУМ. «Ночь перед Рождеством» Н. Гоголя. Постановка А. Белинского.

НОЗДРЕВ. «Мертвые души» Н. Гоголя. Постановка А. Белинского.

ТИХОН. «Неравный бой» В. Розова. Постановка И. Сорокиной.

ПЛОТОВЩИКОВ. «Кандидат партии» А. Крона. Постановка А. Белинского.

АРТАМОНОВ. «Такая длинная, длинная дорога» Ю. Принцева. Постановка Б. Окунцова.

1970 ШАРИКОВ. «В прекрасном и яростном мире» А. Платонова. Постановка Д. Луковой.

ГАЙДАР. «27-й неполный» Ю. Принцева. Постановка Г. Селянина.