Текст книги "Французское время. 1980 – 1989 годы"

ЖЕНЫ – СЕМЬЯ – ДЕТИ

Американский астронавт Армстронг во время встречи в доме космонавтов в Звездном городке считал, что Гагариной и Беляевой нет в зале. Но они присутствовали.

Когда во время выступления ему сообщили об этом, он от волнения не смог продолжить сразу свою речь. Но и встретиться с женами космонавтов не решился. И только из-за рубежа прислал письмо с извинениями, попытался объяснить свое поведение.

Такова степень уважения к женщинам, женам космонавтов, которых уже нет с нами. И они своим поведением доказывали постоянно, что достойны такого уважения.

И все-таки образцом поведения жены космонавтов для меня была и остается Беляева Татьяна Филипповна. Могут быть разные мнения на этот счет. Но, наверное, все, кто, так или иначе, общался с женами космонавтов, согласятся, что добрее, отзывчивее ее среди жен космонавтов нет.

Татьяна Филипповна не хотела, чтобы муж летал в космос. Но она понимала, что без этого ее муж уже не будет жить. Будет просто существовать. Ходить по земле живым трупом.

Павел Иванович умер счастливым человеком, осознающим, что в своей жизни он не изменил своей великой мечте, и сделал все для ее осуществления.

А Татьяна Филипповна была ему верной подругой. И, как ни трудно было ей помогать ему на избранном пути, она нашла в себе силы и мужество быть всегда рядом с ним, помогать, а не мешать ему.

Согласитесь, что это мужество и великое – видеть, что мужу плохо, что он находится в ужасном состоянии, и не сметь позвать на помощь, понимая, что любое такое ее действие еще больше скажется в худшую сторону на состоянии ее мужа. А язва желудка развивалась у Павла Ивановича стремительно.

Как же сильно надо было любить его, и понимать его, чтобы суметь заставит себя терпеть в такой ситуации. Ведь ситуация чем-то напоминала обстановку перед первым полетом Беляева. Тогда во время парашютного прыжка он сломал ногу. И врачи поставили на нем крест, как на космонавте. Но Беляев не сдался. Терпел адские боли, но сумел вытянуть более короткую ногу до нормы, без потери функциональных способностей. И Павел Иванович Беляев смог слетать в свой космический полет.

Утрата не сломила ее. Она у мужа переняла великий оптимизм и доброжелательность.

Валентина Ивановна Гагарина избрала другой путь поддержания памяти своего мужа. Она отстранилась от всех, замкнулась в своем одиночестве.

Так уж получилось, что первой женщиной, которую я встретил в Звездном городке, была Валентина Ивановна Гагарина.

Я не знал, что это жена Юрия Гагарина. Шла она неторопливо, устремив взгляд вперед. Казалось, что она никого и ничего не замечает. Как – будто, она была одна и вокруг нее пустота.

Шедший рядом сослуживец объяснил мне кто прошел мимо нас. Для жителей Звездный городок был большой деревней, в которой друг от друга секретов нет.

Зная, что в деревне принято младшим здороваться со старшими, я при повторно встрече попытался поздороваться с Валентиной Ивановной. Но она не ответила ни в этот раз, ни в следующий. Больше я не здоровался. Человек сам выбирает стиль своего поведения.

Однажды я даже хотел помочь ей. Она шла видимо из гаража. Руку сильно оттягивала сетка с картошкой. Я дернулся к ней с протянутой рукой, и будто наткнулся на стену, встретив ее взгляд. Меня вроде заметили, но явно как что-то неприятное и мешающее нормальному движению. Я замер, а Валентина Ивановна, гордая и недоступная, проследовала дальше.

Значительно позже, когда я занялся журналистской деятельностью, я искал встречи с Валентиной Ивановной, но они оканчивались плачевно.

Личная встреча с Гагариной у меня была одна – в январе 1979 года.

Это произошло в библиотеке дома космонавтов в Звездном городке. Нас познакомила Татьяна Филипповна Беляева.

– Вал. Это Лесников. Соавтор Павла Ивановича по книге о Юре. Он хотел бы тебя кое о чем спросить.

– И что же именно? – Валентина Ивановна смотрела не на меня, а на Татьяну Филипповну спокойно, но с явным неудовольствием. И я постарался побыстрее разрядить напряженную ситуацию.

– Валентина Ивановна, я коротко. Это относительно рукописи, которую вам передали.

– Я же сказала Паше, что она мне не нравится. Что еще? – теперь Валентина Ивановна смотрела на меня.

– Рукопись переделана. Ее смотрели представители комиссии в ТАСС, из аппарата Шаталова, многие в Центре подготовки космонавтов, из тех, кто знал Юрия Алексеевича.

– Тогда зачем я вам? У меня иное мнение.

– Вот о нем хотелось бы подробнее. Ведь вы не написали письменного отзыва. Просто сказали, что не нравится стиль повествования, и все.

– Еще чего?! – ей уже явно начал надоедать этот разговор.

– Но как тогда понять, что стиль повествования не соответствует образу Юрия Алексеевича?

– Верно. Вот вы бы прочли хотя бы одно его письмо и сразу поняли бы свою ошибку.

– С удовольствие. Вы дадите мне такую возможность?

– Нет, конечно.

– Как же нам тогда устранять несоответствие?

– Это уже ваше дело, – Валентина Ивановна усмехнулась, и с какой-то долей насмешки, продолжила, – Павел Иванович ведь хорошо знал Юру. Вот пусть и постарается не допустить неточностей.

Что я мог тогда ей сказать? Что год назад в большом литературном сборнике «Наш Гагарин» Валентина Ивановна опубликовала очерк «108 минут и вся жизнь» о муже, но никаких личных писем, хот как-то характеризующих Гагарина, она не приводила.

Может быть, эти письма не сохранились в наличии? Ведь нигде в своих книгах Юрий Алексеевич не пишет о письмах и дневниках. Может быть, остались только воспоминания? Тогда действительно предъявлять нечего. Остается только говорить общие слова без фактов и примеров. Вот только зачем столько загадочности и строгой принципиальности?

Валентина Ивановна помнила, знала, что и как он писал, жила воспоминаниями о тех чувствах, которые переживала, читая эти редкие письма. А они действительно были редкими и обычными, так ка надолго они не расставались. Практически только в период, когда Гагарин ездил на медицинский отбор в Москву.

Валентина Ивановна вспоминает в очерке, что писал он тогда раз в неделю. А это значит, что было4-5 писем. И вряд ли можно было бы вспомнить, что-то особенно характерное для Гагарина, в этих письмах. Вот и пишет Валентина Ивановна в своем очерке, что писал Юра о дочке, о воспитании дочки, о том, что надо бы ему купить. Но сам письма не приводит. Это были обычные семейные письма. Еще раз подтверждающие, что в тот период Юрий Гагарин был как все – равным среди равных.

Через год Валентина Ивановна издала уже книгу «108 минут и вся жизнь» в литературной записи М. Ф. Реброва. Но это было повторение все того же очерка с добавлением большого количества фотографий и воспоминаний других людей о Гагарине. И чуть-чуть было добавлено из возможных личных записей Юрия Гагарина по годам.

Но из этих записей так явно вылезал стиль, слова и мысли самого Ребров, а не Гагарина, что мне стало даже обидно от столь большого разочарования. Я действительно ждал от Валентины Ивановны чего-то личного, раскрывающего перед нами совсем другого Гагарина. А получилась интерпретация Реброва на тему «Гагарин-семья-Родина-будем помнить вовеки».

Ко времени разговора с Валентиной Ивановной журналистского опыта и напора у меня было мало и я смог только попросить.

– Может быть, вы позволите более подробно побеседовать с вами о Юрии Алексеевиче в будущем?

Но Валентин Ивановна прервала меня.

– Это совсем ни к чему! – она посмотрела на часы. И тут мне показалось, что я знаю причины несговорчивости Валентины Ивановны.

– Вы собираетесь сам писать книгу о Юрии Алексеевиче?

– Пока не собираюсь.

– Валентина Ивановна, как же нам быть? – я уже шел к своей цели прямо, – Без вшей помощи ошибки естественны. И, повторюсь, многие считают, что мы свою задачу выполнили.

– Но я так не считаю! Это вам понятно!?

– Но, Валентина Ивановна, – договорить мне она не дала.

– Я считаю, что книгу писал человек, абсолютно не знающий Юрия. Не понимающий ни его мыслей, ни поступков!

– Вы же сами сказали, что Павел Иванович хорошо знал Юрия Алексеевича.

– А, может быть, он даже не читал этой самой вашей рукописи? Сейчас модно иметь таких соавторов. Подписывают не глядя. Лишь бы… – она повернулась, чтобы уйти, но остановилась, – Ну хорошо. Пусть Паша принесет мне вшу переработанную рукопись. Я с ним поговорю. – И ушла не оглядываясь.

У меня создалось ощущение, что Валентина Ивановна, вообще, ни с кем не желает поддерживать какие бы то ни было отношения, что она обижена на всех и особенно на членов первого отряда космонавтов.

Павел Иванович так и не сказал мне ничего о встрече с Валентиной Ивановной. Я даже сомневаюсь в том, состоялась ли эта встреча. Сам Попович только отшучивался, когда я пытался прояснить у него этот вопрос.

Через несколько лет я написал пьесу о первом отряде космонавтов. И снова попросил Татьяну Филипповну Беляеву посодействовать нашей встрече. Она сама прочла пьесу. Хорошо о ней отозвалась, но предупредила.

– Я попробую поговорить с Валей, но она, по – моему, даже читать не будет. А если вдруг и прочтет, то все – равно не согласится с написанным. Она верит только Реброву.

Встреча так и не состоялась.

О Юрии Гагарине написано и рассказано много. Написала о нем и его мать, и его жена. Обе они любили Юрия Алексеевича. Но видимо по разному.

Мне не раз, как и миллионам наших соотечественников, представлялось, как эти женщины сидят, обнявшись, и вспоминают Юру.

Сколько раз в дни космических праздников смотрел я телевизионное изображение и надеялся, что вот сегодня точно увижу их вместе. Но нет. Телекамеру не обманешь. Момент общения этих женщин телеоператоры никогда бы не пропустили. Но не было общения, и нет. Вот и в последний раз я видел их вместе на общественном мероприятии-открытии памятника Ю. А Гагарину в Москве. Они были на трибуне, но на разных ее концах. И разъезжались не попрощавшись. Операторы все время держали их в кадре. Что или кого они не поделили? А у миллионов телезрителей так и остался вопрос без ответа.

Судьба семьи Юрия Гагарина интересует всех. Хотим мы этого или нет, но всегда первым вопросом, когда люди узнают о твоей принадлежности к Звездному городку, бывает.

– А как себя чувствует Валентина Ивановна? Как ее дети? Не уехала ли она из городка? Чем сейчас занимается?

И эти вопросы, судя по тому, как они задаются с болью и волнением, не плод простого любопытства, а искренний интерес людей к судьбе семьи Юрия Гагарина.

И всегда бывает радостно отвечать,

– Все хорошо в семье Гагариных. Все так, как хотел бы, вероятно, и сам Юрий Гагарин.

Трудно давать оценку своим детям. Но семье Гагариных давали оценку все, кто жил рядом с ними. Ведь семья Гагариных была все время на виду у всех. Людская молва сразу заметит и разнесет что-то негативное. О таких людях в первую очередь. Ведь от зорких глаз сограждан трудно спрятаться. И, хотели бы этого или нет Гагарины, окружающие их, люди помимо своей воли сравнивали их с Юрием Гагариным – достойны ли? Какими вырастут? Тревога в глазах, ожидание, и надежда.

Это мешало, и…помогало в повседневной жизни. А в некоторых случаях было и сдерживающим, даже мобилизующим фактором в поступках и воспитании характера.

Нужно признать, что дети некоторых космонавтов плохо вели себя в школе, противопоставляя себя другим, подчеркивая своим поведением, что они дети космонавтов. И родители, тем или иным способом, пусть и невольно, такое поведение поощряли.

А вот дочери Юрия Гагарина никогда не позволяли себе подчеркивать свое особое положение. Они были как все. Просто они сами по себе были лучше многих и тем невольно отличались. Но ни в коем случае не зазнайством, не выпячиванием своей фамилии. Валентина Ивановна в корне пресекала малейшую такую попытку, не забывая в тоже время напоминать дочерям, какую фамилию они носят и к чему она их обязывает.

Когда пришло время старшей дочери Юрия Алексеевича Лене вступать в пионеры, то этот ритуал в школе решили провести в музее Юрия Алексеевича Гагарина. Он располагается в нашем доме космонавтов. В тот момент, когда Лене повязали пионерский галстук, она непроизвольно, по порыву детской души, сдерживая слезы, положила у бюста отца свой октябрятский значок, прошептав отцу слова не то клятвы, не то отчета о том, что не уронит чести его имени. Ведь для нее это была самая настоящая встреча с отцом.

Может быть, это и выглядело со стороны подчеркиванием своей принадлежности к фамилии Гагарина, о чем предупреждала мама, но детский порыв оказался выше умных рассуждений. Она поклонилась отцу. А вслед за ней и все дети сложили свои значки перед Юрием Алексеевичем Гагариным.

А в остальном Лена и Галя были такими же детьми, как и все.

Казалось бы, дочерям Юрия Гагарина прямой путь в космонавтику, продолжать дело отца. Но Валентин Ивановна дала им самим прав выбирать свой путь. И они выбрали. Обе закончили институт. Младшая Галя кандидат экономических наук, преподает в Академии имени Плеханова. Старшая Лена Генеральный директор Государственного музея «Московский кремль».

Обе замужем. Имеют детей. А дело отца… Кто знает. Придет новое понимание, новый интерес и, может быть, где-то пересекутся интересы новых специалистов Лены и Гали Гагариных, а может быть внуков или внучек, с космонавтикой вплотную. И кто-то из них навсегда посвятит себя космосу.

Во всяком случае, сыновья космонавтов Романенко и Волкова уже в отряде космонавтов. Даже слетали в космос.

КОМУ КОМАНДОВАТЬ В ЭКИПАЖЕ – ЛЕТЧИКУ ИЛИ ИНЖЕНЕРУ?

Летчики-космонавты или инженеры-космонавты? Кто должен быть в первых рядах, на первых ролях?

– А зачем, собственно, космонавту летать на самолетах? Пусть лучше тщательнее изучает космическую технику. Ведь без достаточного знания космического корабля в полет идти нельзя. А без летной практики можно.

Эти вопросы и мнения постоянно возникали еще со времен подготовки к первому космическому полету.

И все-таки, в аварийных ситуациях, как показывает опыт, лучше и четче работают летчики. Инженеры хорошие как обслуживающий персонал. А если им хочется в космонавты, то нужно проверить себя на стрессоустойчивость.

В этом отношении очень хороша телевизионная передача «Розыгрыш». Людей предупреждают о розыгрыше, но они не знают где и когда. В момент реального розыгрыша, некоторые впадают в панику. Они не годятся в космонавты.

Помню в другой телепередаче женщина, подполковник милиции, очень красочно и подробно рассказывала о том, как надо вести себя при встрече с бандитами, как им противостоять и что нужно знать и уметь, чтобы задержать преступников. Через некоторое время эта женщина снова попала на телеэкраны. Специально или нет, но ее ограбили. Она ничего не смогла противопоставить преступникам. Отдала и документы и пистолет. Лишь бы остаться в живых. Так что говорить об умении правильно действовать в стрессовой ситуации можно много. А вот реально правильно действовать, могут не все. И даже профессиональные инженеры в период нештатной ситуации.

В таких ситуациях надо реально побывать, чтобы правильно оценить свои возможности в настоящем и попытаться спрогнозировать свои действия в будущем. При повторе подобных ситуаций. И лучше всего для этого подходят полеты на скоростных самолетах.

Стрессоустойчивость нужна всем членам космического экипажа. Ведь любой паникер, сам того не желая, может натворить много страшных бед. Недаром во время боевых действий, паникеров расстреливали на месте.

Самым устойчивым к стрессовым ситуациям должен быть командир экипажа. Это, кроме того, что он должен быть еще и настоящим лидером по характеру.

В принципе, космонавтом может быт любой здоровый человек, специалист в своей области знаний. Но командиром экипажа может быть только ярко выраженный лидер. Чистый летчик или инженер не важно. Но по лидерскому характеру, уровню мировоззренческих взглядов, знаниям и опыту он должен быть наголову выше остальных членов экипажа.

Многие инженеры-космонавты хотели быть командирами экипажей в космическом полете, не имя ни достаточного летного опыта, ни опыта поведения в сложных неожиданных ситуациях. Это старая история, истоки которой идут еще со времен подготовки к первому космическому полету.

Сергей Павлович Королев сдерживал это противостояние, но после его смерти ситуация вновь начала набирать обороты.

Особенно остро противостояние летчиков и инженеров обострилось с началом престижных, коротких космических полетов по программе «Интеркосмос». Полеты короткие, а набор почестей по полной программе, включая зарубежные поездки как во времена Гагарина. Вот и пошла борьба за лакомый кусок с обостренной силой.

Очень наглядно эта борьба проявилась во время подготовки к первому полету по этой программе.

Те, кто исходил из подобных принципов в вопросах подготовки космонавтов, считали, что главная задача – не позволить космонавтам, представителям дружественных стран совершить непоправимую ошибку. А, следовательно, предполагал как главный метод обучения – не трогай, а то дам по рукам. Пассажиру было позволено только смотреть. Командиру – командовать. Остальное придет само собой.

Между тем, опасности космического полета никуда сами по себе не исчезали. В момент их возможного появления от экипажа по – прежнему требовались объективно быстрые и решительные действия. И потому вся нагрузка экстремально возможной ситуации ложилась на командира экипажа.

Вот тут и развернулось настоящее соперничество. Гражданские инженеры, побывавшие в космосе не встретившиеся с трудностями, стали ожесточенно доказывать, что они сами не хуже военных летчиков справятся с ролью командира экипажа. Они совсем забыли о том, что военные летчики всю службу тренируются и готовятся к тому, может быть единственному случаю, чтобы не дрогнуть в действительно аварийной ситуации.

Развернулась настоящая война, которая велась практически за каждый полет. Вот только один пример такой борьбы.

Старт первого космического полета по программе «Интеркосмос «был запланирован на 2 марта 1978 года. Готовились два советско – чехословацких экипажа. В результате закулисной борьбы уже на предварительном этапе было сформировано два экипажа: Губарев – Ремек и Рукавишников – Пелчак.

К февралю предварительная подготовка была закончена, и осталось только провести с 6 по 11 февраля две зачетных тренировки на стыковочном тренажере и две завершающих комплексных тренировки на комплексном тренажере корабля «Союз».

Представителям Центра подготовки космонавтов казалось, что вся внутренняя борьба уже закончилась и впереди главное – полет. Нужно было беречь нервы космонавтов перед выполнением сложной задачи. Чехословакия уже согласилась с тем, что первым экипажем будет Губарев – Ремек, а дублерами Рукавишников – Пелчак. Уже все возможные голоса на Западе сообщили об этом решении. И вдруг началось.

В первый день зачетной тренировки Губарева с Ремеком в ЦПК неожиданно приехало 15 членов комиссии от КБ Королева. ЦПК как всегда назначил 5 человек.

Обычно количество членов комиссии оговаривалось заранее, и зависело от важности решаемой задачи. Работали в комиссиях и специалисты, приглашенные от смежных организаций.

Вначале такому большому десанту специалистов в ЦПК особого значения не придали. Приехали и ладно. Надо было работать.

Тренировка началась как обычно. Все шло хорошо. Экипаж уже вышел на завершающий этап ручной стыковки и тут по динамику подслушивающей связи члены комиссии услышали не то вопрос, не то утверждение Губарева:» Ну что, выключать индикационный режим? «

Все представители КБ необычайно взбодрились, зашумели: «Они не знают что делать! Надо срочно запросить их о порядке и причинах их действий! «Все дружно ринулись к микрофону инструктора, пытаясь выйти на связь с экипажем. Но инструктор, проводивший тренировку, был тверд: «Нельзя в такой напряженный момент отвлекать экипаж от работы. На разборе, зададите им какие вам угодно вопросы «.

Бурный обмен мнениями и вмешательство руководства привели к тому, что инструктор вынужден был передать экипажу дополнительную вводную: «Стыковочный узел неисправен. Стыковку осуществить на второй стыковочный узел».

Губарев буркнул: «Принято» и не стал тормозиться, а лишь развернулся вниз и за счет прежней скорости сделал облет станции. Затем вышел к ее второму стыковочному узлу.

Все это время Губарев молчал и лишь Ремек изредка комментировал параметры полета по приборам.

В зале вновь поднялся шум. Представители КБ утверждали, что молчание

командира экипажа в такой момент недопустимо. Он был просто обязан комментировать и оценивать свои действия. И никакие объяснения инструктора о слишком напряженной ситуации на борту не принимались.

На разборе тренировки комиссия посчитала действия экипажа ошибочными. Оценку поставили – 4. Пять человек против пятнадцати доказать ничего не смогли. К тому же председатель комиссии с решающим голосом был от Глушко.

На следующий день зачетная тренировка для Рукавишникова с Пелчаком вовсе не состоялась. Глушко приказал Рукавишникову не садиться в корабль и не прислал представителей в экзаменационную комиссию.

Причины? Руководство ЦПК назначило своего сопредседателя комиссии и сообщило, что уравняет число членов комиссии.

Целый день в горячем режиме работали не только обычные телефоны, но и кремлевские. Намотали не одну сотню километров автомобили с руководителями. В результате было принято решение просто перенести тренировку.

Наступил следующий день. Снова к началу тренировки пришел один Пелчак. Через час появился Рукавишников, но одевать скафандр отказался. Началась сидячая забастовка. Все были в шоке. Все – таки в тот момент мы жили в СССР, а не в капиталистическом государстве.

К 11 часам приехали два представителя Глушко и заявили – так как вопрос о

назначении Рукавишникова командиром первого экипажа не решен, то тренировки и сегодня не будет.

И снова телефоны, автомобили, бурные обмены мнениями.

Наконец к 15 часам от Глушко пришла телеграмма со списком 15 членов комиссии и одного председателя. Ответ о согласии нужно было дать к 17 часам. И руководство ЦПК решило не спорить зря.

Зачет на тренажере стыковки состоялся. Как и ожидалось, Рукавишников с Пелчаком получили оценку 5. Это, по мнению специалистов ЦПК не соответствовало истине, но председатель комиссии был от Глушко.

Наступил второй этап экзаменов – комплексные тренировки.

Первыми, как всегда традиционно, должны были сдавать экзамен дублеры. И как Глушко ни старался поменять экипажи местами уже на этом этапе, сделать этого ему не удалось.

11 и 12 февраля сдали экзамен на комплексном тренажере Рукавишников с Пелчаком. Председатель комиссии был от ЦПК, и представители Глушко вели себя тихо. За допущенные ошибки представители ЦПК предлагали поставить экипажу оценку 4. Представители Глушко посчитали ошибки незначительными. Они требовали только отличной оценки. В итоге очень быстро согласились на 5 с минусом. Слишком все было наглядно видно.

Первый день экзамена Губарева с Ремеком 12 февраля прошел спокойно, но на следующий день 13 февраля отказали системы тренажера и стыковка не состоялась. В этот день от Глушко кроме членов комиссии приехало и несколько лауреатов различных премий с полными регалиями на пиджаках. Планировалось настоящее наступление. Сорвалось.

На следующий день все лауреаты члены комиссии снова были у тренажера. Повтор тренировки начался вовремя.

Вначале все шло хорошо, и вдруг на каком – то этапе стыковки один из лауреатов подходит к председателю комиссии и заявляет, что инструктор по какой – то секретной связи подсказал Губареву правильный вариант решения поставленной задачи.

Скандал возник мгновенно. Своего коллегу поддержали остальные лауреаты, доказывая, что и они своими ушами слышали подсказку. Только, мол, не сообразили сразу, что к чему.

Собрались специалисты. Спорят, кричат и лишь инструктор в этой ситуации снова оказался спокоен. Он вновь не позволил никому схватить микрофон, дал Губареву возможность завершить стыковку и только после этого пригласил специалистов по связи от обеих сторон. Попросил тут же воспроизвести результаты подслушивания и прослушивания официальных переговоров.

Лауреаты, оказывается, и не знали о возможности подслушки. А на пленке был слышен каждый вздох членов экипажа в каждую секунду тренировки. Не говоря уже о словах. Представители от Глушко поутихли, но все еще продолжали настаивать на том, что все в тренировке было подстроено. Дебаты продолжались 2 часа и снова, благодаря решающему голосу председателя от Глушко, экипаж получил оценку 4 с плюсом.

Тут же, Елисеев, вероятно экспромтом, предложил считать минус и плюс как одну треть той оценки, к которой они приложены. А в связи с этим следовало считать экипаж Рукавишникова, так как у него оценка 5 с минусом. А это, мол, выше, чем 4 с плюсом Губарева.

Но, как оказалось, и председатели комиссий свои экспромты должны просчитывать. Специалисты ЦПК тут же сделали расчет. И оказалось. Если от пятерки отнять ее треть, то получается оценка 3,33. А если к четверке добавить ее треть, то выходит вовсе оценка 5,33.

Эти подсчеты несколько разрядили напряженную обстановку, но Елисеев сделал еще одну попытку добиться своего – соединить в первом экипаже Рукавишникова с Ремеком. Но это предложение не нашло активной поддержки даже среди его коллег. Все понимали, что за две недели до старта никто наверху не согласится с такими предложениями. Тем более что это был первый международный старт.

В космос ушли Губарев с Ремеком и отработали свою программу отлично.

А на Земле начался очередной этап борьбы. Теперь уже Климук с Гермашевским воевали против Кубасова с Янковским.

В будущем Кубасов слетал с венгром. Аварийных ситуаций у них не было, и полет прошел нормально.

А вот Рукавишникова Природа наказала за слишком большую самоуверенность. Он ушел в полет с болгарином Ивановым. После вывода их корабля на орбиту, уже на этапе стыковки, отказал двигатель. И в этой аварийной ситуации наиболее ярко проявилась разница между подготовкой летчиков, годами готовящимся к работе в подобных обстоятельствах, и инженером, основной метод, работы которого спокойный и неторопливый анализ с привлечением как можно большего объема информации.

Полтора часа от начала аварии с орбиты не доносилось ни звука, хотя Земля по телеметрии уже знала обо всем что произошло. И только затем с орбиты поступил первый доклад. Об этом не писалось и не говорилось, но мы в ЦПК знали, что если бы не болгарский летчик, результаты полета могли бы быть

более трагическими. Иванов впервые (и единственный раз) применил метод «по рукам» по отношению к командиру экипажа. Дело в том, что Рукавишников при получении сигнала об аварии двигателя сначала замер в растерянности, а затем стал суетливо бегать пальцами по кнопкам пультов управления. Он попытался по памяти без инструкции выдать команды, не получив еще полно информации о сложившейся обстановке и не доложив в ЦУП. Не сумев восстановить работу с первого раза, Рукавишников на время потерял контроль над собой, и только вмешательство Иванова спасло их обоих.

Как показал опыт, желание должно совпадать с возможностями.

Рукавишников очень хотел стать командиром экипажа, и стал им. Но в реальном полете во время реальной нештатной ситуации, повел себя не как командир, а как запаниковавший инженер. И пришлось опытному летчику, космонавту Болгарии Иванову бить по рукам своего учителя, чтобы не торопился с выдачей непонятных команд.

Каждый должен занимать свое место. Рукавишников был хороший инженер. Но он не был лидером по характеру. Он просто хотел быть первым, хотел быть лучшим.

Известно ведь еще со времен Великой Отечественной войны, что среди летчиков был идеальные ведущие. Но были и идеальные ведомые летчики, по мастерству не уступающие своим ведущим командирам. Но когда их переводили в ведущие, они показывали очень скромные боевые результаты как лично, так и в составе группы.

После полета Губарева с Ремеком противоборство не прекратилось. В 1978 году Климук с Севстьяновым получили премию Ленинского комсомола за фильм» Обычный космос». В последовавшем затем интервью «Комсомольской Правде», Севастьянов так обозначил свое отношение к профессии космонавта: «Главное в профессии космонавт не летная подготовка, а освоение космической техники. Каждый полет – это испытание. Освоение техники подразумевает не изучение инструкций, а активное участие в ее создании…космонавт в наше время должен быть космонавтом-испытателем, космонавтом-исследователем.»

И еще из того же интервью: «Главное-в фильме мы провели такую мысль-основной чертой космонавта должна быть доброта».

И никаких других проблем. Совершил добрый поступок, и путь в космос открыт.

Вообще эта проблема существует и поныне. Проанализируйте назначение командиров космического комплекса на основе орбитальной станции «Мир». Командирами становятся поочередно российские и американские космонавты и астронавты. И не важно, что командир иногда бывает не летчиком, а инженером. И не важно, что командир иногда имеет гораздо меньший космический опыт, чем его подчиненные по космическому полету.

Важно то, что пришла очередь быть командиром астронавту из Америки или космонавту из России.

Упрощенные подходы в решении сложнейших вопросов все еще существуют.

141070

г. Королев.

Обл. Московская.

Высоковольтный тупик, дом 9.

Телефон.

8-495-519-59-50.

8-915-195-41-62.

Лесников Василий Сергеевич.