Текст книги "Святой Грааль. Вторая история из цикла «Анекдоты для Геракла»"

Святой Грааль
Вторая история из цикла «Анекдоты для Геракла»
Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

ISBN 978-5-4483-4137-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Голова действительно кружилась – у самого Геракла. И камень он, а точнее Алексей Сизоворонкин, сжимал сильной рукой полубога. Камень не был сейчас податливым и мягким, как на ложе, которое он делил с божественной Лилит целые эпохи. Рядом что-то громыхнуло, и Алексей открыл глаза. Гром, как он тут же понял, издал в качестве деликатного напоминания, что спать нужно в опочивальне, а не за обеденным столом, сам Зевс, шеф олимпийских богов.

– Спасибо, – отвел взгляд от лица громовержца Сизоворонкин.

Благодарность была искренней и безмерной, ибо тот камень, о котором он вспомнил в первую очередь, был бокалом из волшебного сервиза олимпийцев. И Зевс сейчас своим покашливанием напомнил, что Алексей бесчисленное число эпох не обедал. А еще не завтракал, и не ужинал. Алкоголя пока не хотелось. Хотелось чего-нибудь горяченького – и на первое, и на второе, и на третье.

– Мне чай с лимоном, – сообщил он волшебному бокалу.

– Вам лимон порезать?

– Да. И чай заварить…

Чай, как и все из бокала, был превосходным. А вслед за глотком обжигающего напитка во рту оказался пельмень, да не один, а целая миска; поочередно, естественно. Прямо во рту на каждый из них чья-то щедрая рука наваливала ложку густой сметаны.

– Эге, – вспомнил вдруг школьную программу по литературе Сизоворонкин, – а не побывал ли тут в свое время автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки?».

– Нет, – грохнул со своего места Зевс, – такого здесь не было; хотя слушок, быть может, до Гоголя и дошел.

Рядом с ним откашлялся незнакомый бородач с таким холодным взглядом, пронзившим Сизоворонкина до самой печенки, что внутри испуганно охнул вернувшийся из небытия гид. Да еще Алексею померещилось, что там же, рядом, кто-то еще ойкнул девичьим голосом.

– Ну и кто этот суровый дядечка? – спросил Лешка себя внутри.

Ответил Зевс, громыхнувший голосом не очень любезно:

– Знакомься, Геракл… еще раз. Мой брат Аид, повелитель Царства мертвых.

– Очень приятно, – выпрямился Алексей-Геракл, которому на самом деле было как раз не очень приятно.

Прежде всего, потому, что рядом он не обнаружил Артемиду. Кувшин из его руки вынула Афина, не менее блистательная, чем богиня охоты.

– А где Артемида? – вырвалось у него.

Ответил опять Зевс:

– А нет больше моей дочери.

– Как нет?!

– Принесла себя в жертву, – совершенно серьезно сказал громовержец, – иначе послать тебя туда (он посмотрел вверх, к высоченному куполу потолка) было бы невозможно.

– Как это, – заныло в груди Сизоворонкина, – зачем? Почему?! Навсегда?!!

– Вернется, – улыбнулся Зевс; ему, очевидно, было приятно, что человек так сокрушается о горькой участи его божественной дочери, – а пока часть ее в тебе.

– Во мне?!! – Алексей вдруг вспомнил об испуганном девичьем возгласе внутри себя.

Сразу два смешка в груди озадачили его, а затем заставили губы расползтись в улыбке:

– Значит, в любую минуту сможем сообразить на троих. А кто, кстати, второй – тот, кто испугался со мной к началу Времен прогуляться?

– И ничего не испугался, – обиженным голосом ответил гид, – сказали же – туда только тебе, человеку, позволено было пройти. А я – Геракл; настоящий Геракл. Отдал тебе свое тело, кстати. По просьбе Зевса-громовержца.

– Навсегда?

– Размечтался, – отрезал Геракл внутри собственного тела, – сделаешь свое дело, и освободишь жилплощадь… квартирант!

– Дело? Какое дело?!

– За этим я сюда и пришел, – прогудел с противоположного конца стола Аид, наполнив зал жутким могильным холодом.

Сизоворонкин не желал иметь никаких дел с этим существом. Но здесь музыку заказывали совсем другие… боги. А конкретно – один, Зевс. Он показал дланью («Рукой», – перевел про себя Лешка) на кувшин, который как раз оказался в ладони полубога.

– Мораль сказки «Колобок» – нужно жрать, пока горячее.

Алексей с сожалением проводил волшебный кувшин, который Зевс невероятно удлинившейся дланью выхватил из его руки. В бокал громовержца длинной дугой полилось содержимое артефакта. Олимпиец с удовольствием отхлебнул из бокала, кивнул и задал вопрос, показавший, что кто-то (а именно настоящий Геракл) втихаря стучал на «квартиранта»:

– Ты правильно заметил, человече, что бокалов должно быть двенадцать. Их было столько – изначально. Кстати, и бокалы, и этот кувшин (он тряхнул полным артефактом) изготовили из того самого куска камня, который ты своей пяткой отколол от навершия триплиты. Помнишь?

– Помню, – кивнул Сизоворонкин, – а кто?

– Имя мастера нам неведомо, – Зевс повернулся к Аиду, – Крон, наш отец, знал. Он, кстати, и потерял два бокала из этого сервиза.

– Потерял?! – хмыкнул не поверивший Алексей, – верховный бог?!

Зевс вроде даже смутился, а Аид рядом скривил губы в жуткой улыбке:

– Продул он один артефакт, – проскрипел он, – проиграл в карты.

– Кому?!!

Зевс метнул недовольный взгляд на брата и ответил сам:

– Вы, люди, называете его Вечным Жидом.

– Ты серьезно?

Зевс с Аидом синхронно кивнули.

– Шалом, – сказал Серый Волк.

– У-ф-ф… кажется, пронесло, – выдохнули три поросенка.

Зевс юмора не оценил, продолжил серьезно:

– Он меняет имена, обличья, но живет до сих пор. Кстати, сейчас обитает в России.

– Неужели Жириновский? – ахнул Сизоворонкин; больше известных представителей богоизбранного народа он вот так, сходу, вспомнить не смог.

Зевс только усмехнулся: «Гадай, парень – правду все равно не дано знать никому!». А Лешка ухмыльнулся в ответ:

– Значит, вся ваша сила; бессмертие… Громы и молнии… Все это берется из этих вот бокалов? – он потряс своей пустой посудиной.

– Не совсем так, – не смутился громовержец, – это сосуды, в которых собираются все людские молитвы; все те чаяния и мольбы, что несут люди к капищам и в храмы, оказываются здесь.

Он опять тряхнул кувшином, в котором что-то бултыхнулось. Сизоворонкин ужаснулся и одновременно восхитился мысли:

– Это сколько же молитв влил в себя я за эти два обеда?!

Потом его скептическая ипостась воскликнула:

– Что-то ты, друг-громовержец, присочинил. Сколько религий, сколько богов и божков за тысячи лет… А все молитвы – в ваших стаканах?

– А ты уверен, что перед тобой стоит сейчас Зевс? И что ложе с тобой сегодня разделила Артемида?

– А кто?! – едва не вырвалось у прикусившего язык Алексея-Геракла; женский голосок внутри хихикнул.

– Все, мужики, шабаш! Я свое уже выпил!

– Ты чо, в завязку уходишь?!!

– Нет, теперь я буду пить ваше…

Сизоворонкин выхватил кувшин из длани громовержца, опять невероятно удлинившейся, судорожно заполнил свой бокал водкой и в несколько длинных глотков обрушил обжигающую жидкость в желудок, заставив заткнуться захохотавших внутри Геракла и Артемиду.

– Давайте к делу, – обратился он совершенно трезвым голосом к братьям-Кронидам.

– Хорошо, – кивнул Зевс, – к делу, так к делу. Проблема в двенадцатом бокале. В том, который вы, люди, называете Святым Граалем.

Алексей об этом артефакте слышал; даже видел – в фильме «Код да Винчи». Там, конечно, все было выдумкой… А вдруг нет?

– В чем проблема? – спросил Сизоворонкин, – какая разница, сколько волшебных бокалов гуляет по миру? Есть Вечный жид, почему бы не быть какому-нибудь вечному чукче, или папуасу?

– Пусть будут, – разрешающе махнул рукой Зевс, – но только не с Граалем. Это особенный сосуд; история с кровью Христа, что окропила Грааль, правдива, но не единственна. Этот сосуд обладает силой, которая неподвластна даже нам. Разрушительной силой…

– В смысле?

– В том смысле, что если Святой Грааль будет разрушен, свершится непоправимое.

– Прежде всего, для вас, – догадался Алексей, – что, божественности поубавится? Бессмертия, там; всевластия?

– И это тоже, – не стал отказываться громовержец, – но суть в том, что мы неотделимы от мира; не будет нас, или других существ, которые способны воспринимать чаяния людей, и мир станет другим. Не думаю, что тебе, например, понравится такой мир.

– Ладно, – кивнул Сизоворонкин, – убедил. Только что грозит этому самому Граалю? И главное – где его искать? Насколько я знаю, его ищут уже тысячи лет; безрезультатно. Да и как его отличить от других?

Он повертел в руках бокал; на него и указал Зевс.

– Про угрозу Святому Граалю ничего сказать не могу. Может, он будет лежать в своем тайном укрытии еще тысячу лет, или миллион. А может – его уже сейчас пытаются расколоть кувалдой. Судьба вещей, исполненных из осколка Предвечного камня, неподвластна даже богам.

– А мне, значит…

– А тебе – да! – Зевс даже встал с кресла, – ты единственный в тварном мире, кто видел и осязал Предвечный камень – до того, как он стал обычным булыжником голубого цвета. Даже возлежал на нем (усмехнулся олимпиец) – не буду говорить с кем. Так что если у кого и есть шанс найти Грааль, так только у тебя.

В голову Сизоворонкина вдруг закралась не совсем приятная мысль; может, ее безмолвно подкинули Геракл с Артемидой:

– А этот товарищ, – он показал пальцем на Аида, который как раз отпивал из волшебного стакана какое-то питье, – не по мою душу сюда явился?

Брат Зевса, к которому, наверное, в первый раз обращались так: «Товарищ», – поперхнулся и отчаянно закашлялся.

– Что, крепка огневка? – постучал его по спине могучей дланью громовержец.

– Надо будет попробовать эту самую «огневку», – заложил в память новое слово Сизоворонкин; постояльцы внутри его тела содрогнулись, заставив Алексея растянуть губы в предвкушающей улыбке.

Зевс эту мысль, очевидно, тоже уловил, потому что улыбнулся не менее злорадно; но на вопрос ответил.

– Именно, что по твою, Геракл. Видишь ли, развоплощать на время еще одну из дочерей мне как-то не хочется, хотя некоторые были бы и не против.

Афина рядом мило покраснела и плеснула из кувшина прозрачной жидкости на стол. Столешница зашипела и почернела.

– Ага, – понял Сизоворонкин, – это и есть огневка. Что нам на этот счет говорит очередной анекдот?

– Водка – самая идеальная косметика: и сам замаскировался, и на подругу приятно посмотреть…

Он бросил еще один ласковый взгляд на богиню-воительницу, и решил, что в случае с этой красоткой ни водки, ни огневки не требуется.

Зевс терпеливо дождался, когда мечтательное выражение сползет с физиономии Лешки-Геракла, и продолжил.

– Мой брат властвует в Царстве мертвых, а дороги там редко когда совпадают с нашими. Он может отправить тебя в прошлое – туда, где ты почуешь след Грааля.

– А в будущее? – тут же спросил Алексей.

Аид, очевидно, был не очень разговорчивым. Он еще раз отхлебнул из бокала, а ответил опять Зевс.

– Он, – положил громовержец руку на плечо брата, – бог, сын Крона, а не машина времени. В прошлое – пожалуйста, хотя и с оговорками. А будущее не подвластно даже богам.

– Насчет оговорок подробнее, пожалуйста.

– Не получится вмешаться в события, которые могут повернуть ход мироздания. Заглянуть – можно, а вмешаться никак. Так что за Тайной вечерей, на которой Христос вкушал из Грааля, можешь понаблюдать; так же, как это было позволено когда-то Леонардо да Винчи. Незримой тенью можешь пройти за божьим сыном по тропе скорби до Голгофы; дождаться, когда Иосиф Аримафейский соберет в Чашу кровь распятого на кресте Спасителя. Оттуда проследишь за Граалем. Где он сейчас хранится – в пещерах Гластоберийского холма, в кафедральном соборе Валенсии, или в волшебном замке Мунсальвеш, куда его якобы привезли тамплиеры, узнаешь сам.

– Это мне придется таскаться по странам и континентам, – пробормотал Сизоворонкин, – а я языков знаю – только английский со словарем.

– Ну как? Были у тебя в Лондоне проблемы с твоим английским?

– У меня нет. У англичан были.

– Проблем с языками не будет, – пообещал Зевс, – на это у нас сил хватит.

– Тогда давайте торговаться, – решительно заявил Лешка-Геракл.

– Торговаться?! – изумился громовержец, – какая торговля?! Разве герой не должен спасать мир бескорыстно; единственно по велению сердца.

– Я не герой, – отрезал Лешка, – я Сизоворонкин Алексей Михайлович, бухгалтер. Торговаться; считать и пересчитывать – моя профессия. А сюда я попал вопреки собственной воле. Так что… Грааль, я так понимаю, вы себе приберете – во избежание, как сказать.

– Правильно понимаешь, – кивнул Зевс, – и во избежание, и ради расширения круга избранных (он обвел рукой стол). Видишь ли, в трапезную эту всегда очередь…

И действительно – сегодня здесь Сизоворонкин не видел Афродиты с супругом, Гефестом.

– Какой ревнивый, – самодовольно усмехнулся Лешка-Геракл, невольно расправляя плечи, – а это что за типы?

Так он обозвал неизвестных пока ему богов, чья очередь, очевидно, как раз подошла. Артемида с Гераклом ворохнулись внутри, пожелав познакомить его с родственниками, но Алексей волевым решением загнал их обратно. Потому что его уже манил рукой Аид. Лицо Повелителя подземного царства выражало нешуточное нетерпение и даже тревогу. Лешка понял, что его пребывание на Олимпе имеет какой-то временной предел. А может, что-то там, в преисподней по-гречески, случилось, и Аид спешил сейчас домой.

Сизоворонкин с грохотом отодвинул стул, но прежде, чем последовать за младшим Кронидом в соседний зал, предъявил свои требования:

– Все знания, умения, в том числе владение иностранными языками, которые станут мне понятными там, – он махнул вниз, имея в виду не Царство мертвых, а прошлое человечества, – останутся со мной.

– Отныне, и во веки веков, – подтвердил договор Зевс.

– Ну, я вам, ребята, напутешествую, – пообещал мысленно Лешка, выходя в дверь, которая раньше была плотно прикрыта за креслом громовержца.

Его немного насторожило, что боги, все как один опустившие бокалы на столешницу, старательно отворачиваются от этой двери. Аид ждал сбоку. Он толкнул створку, и оттуда на Алексея потянуло могильным холодом. Сизоворонкин поднял ногу, перешагивая высокий порог; прежде чем провалиться вниз, в пропасть, он успел вспомнить:

– Скоро Новый год. Все куда-то поедут: кто-то в Таиланд, кто-то в Доминикану… Ну а кто-то – на заднице с горки…

Впрочем, горки не было. Не было ничего, кроме звука захлопнувшейся где-то позади и наверху двери и серой мглы, заполнившей мир. Можно было разглядеть какие-то тени, медленно бредущие по равнине… А может, в гору, или под горку. Здесь невозможно было определить, есть ли у мира низ и верх; прошлое и будущее. Сизоворонкин попытался вызвать к разговору Геракла с Артемидой; увы – они не откликнулись. В душе Алексея зародилось смутное подозрение – а могут ли божественные личности существовать вне пределов Олимпа? Да хотя бы тот же Аид?

Алексей оглянулся – входа (или выхода) из Царства мертвых не было. Он не был уверен, что младший Кронид шагнул вслед за ним, а значит…

– Ничего это не значит, – успокоил себя Сизоворонкин, – есть задание, и его надо выполнять. А как потом отсюда выбраться, решим… Точнее, решу, потому что спутников в этом походе пока не наблюдается. Не считать же за попутчиков эти тени!

Он попробовал несколько минут следовать за одним из смутных силуэтов; быстро убедился, что понятие «минута» миру вокруг не известна, что такая вот ходьба без цели и направления засасывает сильнее любого алкоголя или наркотика; что минуты скоро превратятся в часы, потом годы…

– Обожаю путешествовать.

– Где ты был?

– В Рязанской области.

– А еще?

– В Рязани.

– И все?!

– Рязань большая!

– М-да! – подвел итог Сизоворонкин, – это, конечно, не Рязань, но какие-то огоньки впереди светятся.

Он обогнал медленно бредущую тень и устремился к далекому источнику света, который совершенно случайно обнаружил практически прямо по курсу. Лешка даже поблагодарил отставший призрак, на что тот никак не отреагировал. Сколько минут, или часов прошло, пока он добрался до отверстия во мгле, в которое пробивался не очень яркий огонек, ни сам он, ни – тем более – тени, огибавшее это место по большой дуге, сказать бы не смогли. Но это Сизоворонкина не интересовало. Гораздо интереснее была картинка, что открылась ему в маленьком оконце, ведущем из царства теней в тварный мир.

– Не врал, собака, насчет Леонардо, – улыбнулся Алексей, подумав о громовержце, – вот в этом самом окне великий итальянец, скорее всего, и подсмотрел сюжет своей знаменитой фрески. Это сколько же лет тайно вечеряют здесь апостолы во главе со своим?…

Сизоворонкин задал себе вопрос и устыдился – даже такому безбожнику, как он (ага – после знакомства с олимпийцами!), было понятно: здесь и сейчас не место ни усмешке, ни сарказму, ни даже… анекдоту. Потому что люди, что внимали своему мессии, истово верили ему; каждому слову, которое Христос произносил с бокалом в руке. И Алексей не посчитал для себя возможным вторгнуться как-то в это таинство; тем более – лишить это совсем не роскошное пиршество его главного украшения – Чаши. Для него главным было сейчас убедиться, что Грааль действительно существует, или существовал. И Лешка отпрянул от окошка; от света, рожденного Граалем, от вдохновенных ликов, от слов, которые не были предназначены для его ушей.

Что интересно – он был уверен, что понял бы каждое слово; этот язык, даже не услышанный, уже укоренился в нем.

– Ну вот, – довольно подумал Алексей, удалившись от оконца на столько, что даже отзвуки его мыслей не могли достичь Тайной вечери, – хоть какой-то результат уже есть. Знать бы еще, что за язык я сейчас изучил, и где его можно будет применить.

Следующей мыслью было немедленно отыскать другой огонек – обещали ведь, и не один. Увы, как он не вглядывался в серые окрестности, огней больше не было. Да и тот, в котором перед ним приоткрылась тайна двухтысячелетней давности, тоже пропал.

– Почему кошки научились видеть в темноте?

– Потому что не достают до выключателя.

У Алексея Сизоворонкина тоже не было выключателя. Здесь вообще не было ничего; даже тени были бесплотными и безымянными. Плотью обладал лишь Алексей.

– Значит, и выключатель должен находиться внутри меня, – понял он.

И Лешка устремился вокруг всеми чувствами, которые были у него; а может быть, и теми, которых у него быть не могло. И первым откликнулось обоняние. Может потому, что обедал он – по ощущениям – годы назад. Откуда-то справа потянуло чуть уловимым, но весьма дразнящим ароматом. В ту сторону Сизоворонкин и обратился теперь всей сутью. И добился-таки, что и зрение поддержало его. Далеко, на краю видимости, едва мерцали несколько точек, и Лешка бросился туда.

– Раз, два, три, четыре.., – считал он по мере того, как вспыхивали одна за другой яркие звездочки.

Он прошел мимо двух окон, и остановился прямо посреди круга, который составили сразу восемь ярчайших пятен.

– И что это может означать, – озадачился Алексей, – что в мире гуляют сразу восемь Граалей? Или они разнесены во времени?.. И с какого мне начать?

Он опять доверился нюху, и шагнул к окну, от которого мощно дохнуло жареным мясом. Размеры этого отверстия были малы даже для среднестатистического гражданина. У Сизоворонкина-Геракла в него поместилась бы разве что голова.

– А руки на что? – решил он, просовывая в окно сразу две ладони, и раздвигая его на манер подобного окошка в планшете, – вот так-то!

– Это только в мелодрамах в конце появляется мужчина и решает все проблемы. В жизни с точностью наоборот: мужчина появляется в начале, и с него-то проблемы все и начинаются.

Это Лешка сообщил невероятно громадному мужику, перед которым прежний Сизоворонкин-бухгалтер был как младенец рядом со взрослым человеком. В нем было гораздо больше полутоны живого веса, но при этом толсторожий и толстопузый тип вполне выглядел живчиком. Он вскочил на ноги и затряс пудами подкожного жира так резко и стремительно, что Алексей едва успел выставить вперед кулак, который утонул в необъятном пузе незнакомца вместе с локтем и бицепсом. Вторая рука полубога ловко выхватила практически не видный в ладони великана бокал. В руку тут же кольнуло приятным узнаванием. Этот бокал действительно был изготовлен из осколка Предвечного камня, и какой цели он здесь служил?! Именно вот этот Грааль сам Сизоворонкин святым назвать никак не мог. Рог изобилия? – да; своеобразная скатерть-самобранка? – определенно. Алексей рассердился было на хозяина чудо-бокала, который лежал сейчас на ковре, запрокинув кверху ноги и тряся ими, как жук, и пытался глотнуть широко раскрытым ртом живительный глоток воздуха.

– Да ты, дружок, отсюда и не выходил, наверное, – Лешка обвел взглядом комнату – самую обычную, с деревянной дверью и окном, затянутым какой-то мутной пленкой.

Из мебели тут присутствовали грязные обшарпанные ковры, устилавшие весь пол, да какая-то корчага, от которой несло тошнотворными миазмами.

– Ночной горшок, – понял Сизоворонкин, – а так же дневной и вечерний.

Незнакомец, пока не понявший, что лишился своего драгоценного сосуда, наконец, глубоко вздохнул. И тут же сел на ковре – рядом с переносным туалетом.

– Кто ты, несчастный, – воскликнул он, – как ты попал в мои покои?

– Это покои? – еще раз огляделся Алексей, – а что, кто-то еще изъявлял желание разделить их с тобой?

– Разделить? – толстяк икнул; его лицо залило бледностью, а палец, похожий на громадную сардельку, протянулся к Сизоворонкину.

– Ага, – усмехнулся тот, – понял, что игрушку отобрали?

– Моя жена за год поправилась на восемьдесят килограммов, – доверительно сообщил Алексей, который – напомним – никогда не был женат.

– Выгони ее на фиг!

– Поздно, она уже во входную дверь не пролезает.

– А ты? Ты помнишь, когда выходил отсюда в последний раз? Помнишь, когда касался женского тела?

Толстяк жалобно потряс головой, продолжая тянуть руку к бокалу. От него тоже несло тем самым «ароматом», который буквально извергал из себя горшок. Алексей невольно отступил на шаг и махнул рукой, разорвав плотный пузырь, которым было затянуто окно. Окошко, в котором оказался Грааль, осветилось светом настолько ярким, что хозяин комнаты вскрикнул, закрывая ладонями глаза. Свечение тут же прекратилось, стоило лишь втянуть бокал обратно в комнату. Теперь Сизоворонкин сунул в окно голову – чтобы глотнуть свежего воздуха, а заодно попытаться определить, в какую эпоху его занесли поиски волшебного сосуда.

Это было средневековье; европейское – судя по зданиям, которые окружали жилища толстяка.

– Двадцать лет, – ответил, наконец, проморгавшийся хозяин, – двадцать лет назад в мои руки попал этот сосуд блаженства и греха. И с тех пор я только ем, и ем… Нет – я жру, я обжираюсь едой и питьем. Достойной самого короля!

– И какой у нас сейчас король там? – кивнул в сторону окна Алексей.

– Филипп четвертый Красивый.

Это имя Сизоворонкину практически ни о чем не говорило. Разве только то, что сейчас он научился говорить на древнефранцузском.

– Ну, год и место можем определить потом, в Интернете, – впервые вспомнил родной мир Алексей, – если получится вернуться. А пока скажем гостеприимному хозяину: «Прощай!», – и…

Он поднес под жадным взглядом живой громадины бокал к губам, и глотнул… Что-то непонятное, но невообразимо вкусное – такое, от чего никак невозможно было оторваться, потекло в его глотку. Сизоворонкин глотал, рыча и давясь, и ничто не могло остановить этой чудовищной трапезы, разве что анекдот…

– Вчера пришел домой поздно. Голодный…

Во мне боролись два человека. Один говорил: «Выпей стакан кефира и ложись спать»; другой: «Пожри нормально!».

Победила дружба: и выпил, и пожрал!

Неизвестно, чем подавился Лешка-Геракл – смешком, или тем самым питьем, которое готово было политься из переполненного организма назад – но сделал он это очень вовремя. Потому что громадная туша уже взвилась вверх, чтобы накрыть собой вчетверо меньшего противника. Геракл был стремительней. Еще раз бить несчастного толстяка, которого и так обидела судьба, подкинув такое коварное чудо, он не стал. Лешка сиганул в окошко, раздавшееся вширь и ввысь – как раз под гераклов размер; прыгнул святой Чашей вперед. А вот толстяк следом не поместился. Он застрял уже в плечах, и дико заверещал, очевидно, увидев, в какой мир едва не попал вслед за дерзким похитителем. Голова с широко раскрытым ртом и выпученными глазами тут же исчезли в дыре, которая медленно затянулась. Настолько медленно, что Алексей успел дать средневековому французу полезный совет:

– Картошка – прекрасное средство для похудения!

Возьми гектар картошки и окучивай, окучивай… К концу сезона сможешь прятаться за тяпкой.

– И куда теперь тебя девать? – этот вопрос Алексей задал Граалю.

Вопрос был не праздным. Он по-прежнему стоял в серой мгле, а вокруг медленно скользили… уже только семь огоньков.

– Еще семь волшебных Чаш? – весело изумился Сизоворонкин, – Зевс будет в восторге! Надо будет в следующем мире какую-нибудь котомку приватизировать. Кстати, если Граалей действительно восемь, то почему именно столько?

Никаких ассоциаций со знаковыми событиями прошлого, которые донесли до двадцать первого века магию этого числа, Алексей вспомнить не смог. Впрочем, знатоком истории человеческой цивилизации он себя не считал, потому и успокоился, решив, что жизнь сама приоткроет завесу над тайной восьмерки. С этой мыслью он и остановился перед вторым окошком. Остановился и протяжно засвистел…

Эту эпоху, и эту женщину Алексей Сизоворонкин узнал. Хотя в жизни Клеопатра совсем не была похожа на своих киношных двойников. Даже сквозь слепящий огонь волшебного окна она была ослепительно прекрасной. А еще – совершенно нагой и ничуть не смущающейся ни двух парнишек, которые разгоняли над ней воздух опахалами; ни пары чернокожих здоровяков, что стояли перед ее ложем на коленях – практически распростершись на толстом ковре; ни, наконец, двух стражников с какими-то острыми железяками в руках. Лишь эти двое вооруженных бородача в огромной опочивальне были одеты. Остальные если и чувствовали себя в присутствии венценосной повелительницы несколько скованными, то отнюдь не из-за собственной наготы.

Алексей невольно вспомнил тот самый анекдот про шестидесятилетнего старичка, которому и отсюда, из окошка было бы все прекрасно видно. Что все?

– Что-то вроде крутейшего порнографического фильма, – ответил сам Сизоворонкин, – осталось только режиссеру и главной героине выбрать достойного актера.

Именно этим и занималась сейчас египетская царица, переводившая взгляд с одного чернокожего красавца на другого. Алексей, впервые увидевший Клеопатру, вдруг взревновал; в душе ворохнулось что-то нехорошее.

– В моей семье никогда не было чернокожих. Может, мы расисты?

Руки Геракла тем временем сами, без всякой команды, раздвигали проем до размеров, вполне достаточных, чтобы одним движением запрыгнуть в роскошную опочивальню, большую часть которой занимало ложе, а при необходимости еще быстрее выпрыгнуть назад, в Царство теней. С новым кубком, естественно. Тем самым кубком, в который Клеопатра заглядывала сейчас. Словно там, на дне волшебного сосуда и таился ответ на нелегкий вопрос: «Какого счастливчика, или – быть может – несчастного, выбрать на сегодняшнюю ночь?». Несчастного, как очень вовремя вспомнил Сизоворонкин, потому что ни один из прежних возлюбленных прекрасной царицы этой единственной волшебной ночи не переживал.

Он еще раз посмотрел на острое железо в руках стражников, которое, скорее всего, и должно было прервать существование одного из негров. Нет! Не одного! Клеопатра отпила из Грааля совсем ничтожную частицу содержимого, и каким-то непостижимым движением тела дала понять обоим чернокожим, чтобы они готовились к скорой смерти. После того, конечно, как одарят свою повелительницу страстью, негой… Чем там еще делятся мужчины с женщиной по ночам?

Именно в этот момент тело Геракла, за которым сам Сизоворонкин наблюдал без всякого желания вмешаться (пока), и предстало перед собравшимися во всей своей красе. Прежде всего, конечно, перед царицей, которая тут же переменила свои планы, на эту, а быть может (это уже самодовольно подумал Лешка) и на несколько последующих ночей. Она легким движением руки заставила обоих чернокожих красавцев поспешно сдернуть ноги, которые они успели утвердить на ложе повелительницы Египта.

– Кто там шагает левой? – вспомнил Алексей Маяковского, ловко огибая застывших стражников, – правой! Правой!!!

Могучим движением правой руки Лешка-Геракл смахнул обоих негров в самый угол обширной залы, где они и замерли, изобразив в двух лицах попеременно целую гамму человеческих страстей – гнев, ужас перед белокожим великаном, жалость от недостижимости воплощенной мужской мечты, до которой было рукой (и чем-то иным) подать. Наконец – не менее сильное облегчение от миновавшей их участи, которую несла за собой та самая воплощенная мечта.

– Вот этого, ребята, я вам не обещаю, – успел подумать Сизоворонкин, прежде чем самому запрыгнуть на ложе, – время понимаете ли, суровое. А нравы – еще кровожадней.

Клеопатра объяла его взглядом всего – от набедренный повязки, которая уже подозрительно потрескивала, до Чаши, копии той, что она сама сжимала в руке. Сизоворонкин – русский, что с него возьмешь?! – протянул свой Грааль (чашу, конечно) вперед; даже тост сказал:

– Девушка, а давайте с вами переспим!

– Я так возмущена вашей наглостью… У меня даже слов нет!

– А вы просто кивните.

Русский язык Алексея сам собой трансформировался в древнеегипетский (или как его здесь называли сами аборигены?); так что Клеопатра его прекрасно поняла. Она действительно кивнула и двинула вперед свой бокал. Ни чарующего звона, ни каменного стука! Ничего этого Сизоворонкин не ощутил. Зато его опять пронзило чувство, подобное тому, с каким он откалывал осколок от Предвечного пяточного камня. Теперь перед ним, и перед Клеопатрой, был лишь один Грааль, и двое сжимали его ладонями, стараясь каждый перетянуть на свою сторону. Лешка-Геракл чуть поддался, направив сосуд повыше – прямо к женским устам, которые открылись в предвкушающем стоне. Царица прильнула к Чаше, вливая в себя с каждым глотком и океан энергии, и еще что-то столь завлекательное, что Алексей едва дождался, когда Клеопатра остановится, чтобы перевести дух. Бокал тут же оказался в восхитительной близости от губ Геракла, и тот сделал первый глоток. Энергии, сил полубогу и так было не занимать. А вот тот огонь, что полыхнул в жилах, и набрал ярость в паху, он прежде не мог себе представить – ни с Артемидой, ни с Лилит, ни…

Царица не дала Лешке углубиться в чужие воспоминания; она необычайно ловко – куда там богине охоты! – освободила полубога от набедренной повязки и обхватила сразу двумя руками… В общем, обхватила, на самый короткий промежуток времени. Потому что этот орган и Геракл, и теперь Сизоворонкин лелеяли совсем не для того, чтобы им играли только женские ручки. У самого Алексея, кстати, обе руки тоже оказались свободными, и они как-то очень органично накрыли два упругих полушария, которые так соблазнительно подчеркивали талию царицы Египта – снизу. Верхние полушария были не менее восхитительными.