Текст книги "Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж"

Период Тайсё: Нитобэ Инадзо (1862–1933)

Каждый японец знает Нитобэ Инадзо в лицо – с 1984 г. и до недавнего времени его портрет украшал купюру в 5000 иен. Имя его известно меньше, а почему он попал на денежные знаки было и вовсе неведомо большинству соотечественников. Образованные люди его, конечно, знают, причем не только на родине, потому что едва ли кто из японцев сделал столь много для создания позитивного образа своей страны в мире. Нитобэ скромно называл себя «переводчиком», делом которого было «всего-навсего объяснить Запад японцам и дать понять Японию иностранцам»[57]57
  Сочинения Нитобэ, если не оговорено иное, цит. по практически полному собранию его англоязычных произведений: The Works of Inazo Nitobe. Vol. 1–5. Tokyo, 1972 – с указанием тома и страницы в тексте данной главы.


[Закрыть]. В эпоху, когда мало кто из японцев мог читать и тем более говорить на иностранных языках, а из иностранцев – на японском, хороший переводчик, в прямом смысле этого слова, был редкостью, но в данном случае, конечно, имелось в виду другое, и это объясняет самая известная фраза Нитобэ, сказанная еще в студенческие годы: «Я хочу стать мостом через Тихий океан» (3, VII).

Нитобэ был ровесником Окакура и получил международную известность еще в правление императора Мэйдзи, благодаря книге «Бусидо. Душа Японии» (1899) – первой сколько-нибудь успешной попытке современного японца «объяснить» Западу особенности своей культуры и менталитета. Она настолько известна, в том числе в России, где не раз переводилась и издавалась (впервые в 1905 г.), что останавливаться на ней я не буду Напомню лишь один факт: во время русско-японской войны японский посланник в Вашингтоне Такахира Когоро вручил эту книгу – написанную, как не трудно догадаться, по-английски – президенту Теодору Рузвельту, который пришел от нее в такой восторг, что фактически принял сторону Японии, в том числе во время мирных переговоров в Портсмуте. «Можно с уверенностью сказать одно, – пишет современный японский исследователь К. Кусахара, – поражения Японии Соединенные Штаты не желали. Они надеялись, что Япония остановит экспансию России в южном направлении. Как знать, если бы Рузвельт вовремя не прочитал «Бусидо», он, возможно, не проникся бы такими симпатиями к Японии и не выступил бы так решительно в ее поддержку. Так что роль, которую Нитобэ сыграл в этой войне, я рискну сравнить с ролью верховного командования». Возможно, здесь есть некоторое преувеличение, но трудно не согласиться с утверждением автора, что эта книга Нитобэ «стала любимым чтением иностранцев, стремившихся узнать настоящую Японию… Западным людям, считавшим всех не-христиан дикарями-язычниками, он дал понять, что в Японии, как и на Западе, существует развитая культура индивидуума с высокими взглядами на этику и мораль. Разъяснение этого, в том числе через постоянное обращение к прошлому западного мира, и есть одна из главных особенностей книги “Бусидо”»[58]58
  Прошлое и будущее российско-японских отношений, по следам Кацура Таро, Гото Симпэй, Нитобэ Инадзо. М., 2005. С. 26–29. См. также: Powles С.Н. Bushido: Its Admirers and Critics // Nitobe Inazo: Japan’s Bridge Across the Pacific. Ed. John F. Howes. Boulder, 1995.


[Закрыть].

Тем не менее я избрал Нитобэ в качестве представителя японского имиджмейкинга периода Тайсе, с которым (а также с началом периода Сева) связана его деятельность в качестве официозного имиджмейкера-информатора и даже «буфера» – официального представителя Японии в Совете Лиге наций и заместителя ее генерального секретаря в 1919–1926 гг. Основные книги Нитобэ, посвященные «объяснению» Японии миру, тоже вышли в свет после смерти императора Мэйдзи, когда их автору уже исполнилось полвека.

Нитобэ родился в городе Мориока на севере Хонсю, в семье крупного чиновника. Подобно Окакура он учился в Токио и с детства изучал английский язык, но в отличие от него уже в 16 лет принял христианство и избрал куда более приземленную специальность – сельское хозяйство, первым в Японии получив докторскую степень по агрономии. В качестве колониального администратора он организовал выращивание сахарного тростника на Тайване; на педагогическом поприще прославился как организатор, возглавлявший несколько учебных заведений, как лектор, читавший новаторские курсы по колониальной политике, и как публицист-моралист, умевший находить общий язык с молодежью; как эссеист и публицист он сочетал глубокое знание и понимание Востока и Запада. В августе 1911 г. именно он был выбран в качестве первого «профессора по обмену» для поездки в США, где за год прочитал в ведущих университетах страны 166 лекций о разных аспектах истории и современной жизни Японии – от климата и традционных верований до системы высшего образования и положения женщин. Материал лекций стал основой книги «Японская нация: ее земля, ее народ, ее жизнь», вышедшей в Нью-Йорке годом позже. С Америкой была связана и первая англоязычная книга Нитобэ «Отношения между Соединенными Штатами и Японией: исторический очерк» (1891), известности, впрочем, не получившая.

Начиная с «Бусидо», Нитобэ ненавязчиво, но последовательно проводил мысль об уникальности японской цивилизации, не скатываясь при этом в шовинизм, и о необходимости четкого осознания этого факта иностранцами. Для него главным было убедить англоязычного читателя в том, что по своим корням японская цивилизация принципиально отличается и от европейско-американской, и от прочих азиатских. Здесь принципиальное расхождение с Окакура – Нитобэ не был «паназиатистом»[59]59
  Можно предположить, что в изменившихся условиях издателя на нее не
  нашлось ни в США, ни в Великобритании.


[Закрыть]. В итоговой книге «Япония: некоторые фазы ее проблем и развития» (1931), развивавшей и дополнявшей книгу 1912 г., Нитобэ уделил 16 страниц «синто, исконной вере японцев», 5 страниц «буддизму и его сектам», 9 страниц «этическим ценностям буддизма» и по 11 страниц бусидо и влиянию христианства.

«Японская нация» имела подзаголовок «с особым вниманием к ее отношениям с Соединенными Штатами». Отношениям двух стран были посвящены три главы из двенадцати. Значительная часть книги отводилась «вечному» – географическому положению Японии и его влиянию на историю и характер ее народа (не забыт классик политической географии и предшественник геополитики Ф. Ратцель), расовым и национальным характеристикам японцев, их религиозным верованиям и моральным идеалам. О государственном устройстве и политической жизни не сказано почти ничего, об экономике коротко и без подробностей, зато есть глава «Япония как колонизатор», описывающая достижения первой «небелой» колониальной державы. Не будем забывать, это писалось в эпоху, когда большинство потенциальных читателей Нитобэ – а он апеллировал к широкому читателю! – было уверено, что настоящая «цивилизация» существует только у белых людей, да и то не у всех (балканские государства и Россия вызывали у них в этом смысле большие сомнения).

Коротко «послание» автора можно сформулировать следующим образом: японская цивилизация ничуть не хуже европейской и американской. У Японии долгая и славная история, она не знала иностранного владычества и почти не знала междоусобных и религиозных войн, у нее оригинальная духовная культура, открытая к восприятию других культур, и выдающаяся материальная культура, способная усваивать все передовые достижения человечества. В книге 1931 г., имеющей более энциклопедический характер, раскрыты те же темы – с примечательным исключением колонизации, затронутой только в историческом аспекте, – но к ним добавлены обширные главы «Правительство и политика» и «Труд, продовольствие и население». Смысл дополнений таков: в Японии, несмотря на уникальность ее политического строя, основанного на «государственном организме» (кокутай) и императорской системе, имеются все необходимые атрибуты и институты современного прогрессивного государства, включая всеобщее избирательное право для мужчин, профсоюзы и пролетарские партии. Существующие же проблемы: безработица, социальное неравенство, низкие зарплаты, недостаточные жилищные условия – точно такие же, что в Англии или в США, но правительство прилагает усилия для их успешного разрешения.

Уже в «Японской нации» и американских лекциях мы находим четкие формулировки ключевых тезисов Нитобэ в области международных отношений: Япония является передовым краем цивилизации Востока (отражение популярной в США рубежа XIX–XX вв. концепции «Manifest Desitiny», ставшей главным оправданием американского империализма); Китай, переживавший смутное время, неспособен к эффективному самоуправлению в соответствии с современными стандартами; главной причиной международных конфликтов является недостаток взаимопонимания или воли к нему; между Японией и США нет неразрешимых проблем или оснований для враждебности, а «желтая опасность» придумана «желтой прессой». Нитобэ не зря называл себя «мостом» именно через Тихий океан: он пользовался уважением, известностью и даже популярностью в Америке (в том числе благодаря жене Мэри Элкинтон, происходившей из состоятельной квакерской семьи), но в остальном англоязычном мире его проповедь имела сравнительно малый резонанс. По-настоящему всемирная известность пришла к нему только в 1919 г., когда он – неожиданно для самого себя – был назначен одним из заместителей генерального секретаря только что созданной Лиги Наций.

Нитобэ стал горячим поклонником идеи Лиги наций с момента ее обнародования президентом США Вудро Вильсоном (с которым он некогда вместе учился в аспирантуре Университета Джонса Гопкинса в Балтиморе). На Парижскую мирную конференцию 1919 г., где решался вопрос о создании Лиги, приехало много японцев, будь то в официальном или в неофициальном качестве, включая одного бывшего и трех будущих премьеров, а также трех бывших и восемь будущих министров иностранных дел. Беда была лишь в том, что там не было ни действующего премьера Хара Кэй, ни действующего главы МИД Утида Косай, поэтому Японию не пригласили в Совет четырех, куда вошли президент США и премьеры

Великобритании, Франции и Италии. Тем не менее в Совет Лиги наций Япония вошла в качестве одного из пяти постоянных членов. В кулуарах японские нотабли определили основные критерии отбора кандидатуры своего представителя в Совет: это должен быть ни политик, ни карьерный дипломат, человек, пользующийся известностью и авторитетом в Японии и за границей и хорошо говорящий по-английски и по-французски. Нитобэ подошел идеально, компенсировав свой неважный французский хорошим немецким. Он не участвовал ни в каких политических или дипломатических интригах, поэтому кандидатура устроила всех. Недолго поколебавшись, он принял назначение. Так начался звездный час его карьеры – в том числе как пропагандиста Японии, наконец-то, добившейся не только фактического, но и формального вхождения в «клуб великих держав»: постоянным членом Совета безопасности послевоенной ООН она пока не стала.

Талант и опыт Нитобэ-пропагандиста пригодились и самой Лиге: многие важные выступления от ее имени генеральный секретарь сэр Эрик Друммонд поручал именно ему, поскольку «он не только прекрасный оратор, но оставляет у аудитории глубокое и долгое впечатление»[60]60
  Цит. по: Kitasawa S. The Life of Dr. Nitobe. Tokyo, 1953. P. 66. Целью этой небольшой книжки была посмертная «реабилитация» Нитобэ в глазах англоязычного читателя, поскольку тот выступал если не в поддержку, то с оправданием экспансионистской политики Японии в Маньчжурии в начале 1930-х годов.


[Закрыть]. Фигур, равных Нитобэ по разнообразию познаний и талантов, в секретариате Лиги действительно не было, поэтому он, к тому же обладаваший мягким характером и прекрасными манерами, пользовался всеобщим уважением. Ну а присутствие «азиата» среди первых лиц Лиги наглядно демонстрировало ее всемирный характер, хотя в ее Устав так и не было внесено положение о равенстве рас, на чем настаивала японская делегация во время Парижской мирной конференции[61]61
  Подробнее: Shimazu N. Japan, Race and Equality. The Racial Equality Proposal of 1919. London, 1998.


[Закрыть]. Одной из наиболее успешных пиар-акций Нитобэ в этом качестве стали лекции «Что сделала и что делает Лига наций», прочитанные в Международном университете в Брюсселе 13 и 14 сентября 1920 г. – первый публичный отчет организации перед европейской аудиторией. Под эгидой Лиги вышла небольшая книга Нитобэ «Использование и изучение иностранных языков в Японии» (1929), посвященная как китайскому, так и европейским языкам. Помимо сугубо информативных и просветительских целей, она преследовала и пропагандистские, показывая, как умело японцы впитали и усвоили наследие и Востока, и Запада. «Мы гордимся нашей способностью к подражанию» (3, 104) – писал Нитобэ в 1912 г. Потом он стал осторожнее в выражениях, заявив в 1931 г.: «Япония больше, чем есть сама по себе. Она – Азия и Европа в одном… Такова ее миссия во всемирной истории и ее заслуга перед человечеством» (5, 573).

Нитобэ оставил свой пост в Женеве в декабре 1926 г. В этом же месяце умер император Тайсё. Весной следующего года Нитобэ вернулся в Японию, где его ждали кресла в палате пэров и в Императорской Академии. В 1929 г. он стал главой японского отделения Института тихоокеанских отношений и советником редакции англоязычного издания газеты «Осака Майнити», а также написал упомянутую выше книгу «Япония: некоторые фазы ее проблем и развития». Трудно было подобрать более подходящего автора для обобщающей популярной книги о Стране восходящего солнца, но пиаровского эффекта она не дала. Рецензенты дружно отметили отсутствие в ней чего-либо принципиально нового. Однако, главной причиной неуспеха стал «Маньчжурский инцидент».

Довоенный период Сева: Сайто Хироси (1886–1939)

Оккупация Маньчжурии Квантунской армией осенью 1931 г. положила начало периоду «чрезвычайного времени», в результате которого Япония стала изгоем «мирового сообщества». Эти события многократно описаны в литературе, поэтому возвращаться к их хронике мы не будем. Рассмотрим лишь, как повели себя в этой ситуации японские «буферы» и «информаторы».

Официальная линия японской пропаганды в маньчжурском вопросе определилась не сразу, что привело к ее частичному успеху, который позже обернулся полным неуспехом. С одной стороны, националистические и паназиатистские идеологи вроде Окава Сюмэй при непосредственной поддержке военных кругов уже с середины 1920-х годов «разогревали» общественное мнение внутри страны в пользу дальнейшей экспансии на континенте и жестко критиковали «капитулянтскую» дипломатию министра иностранных дел Сидэхара Кидзюро. С другой стороны, правительство устами того же Сидэхара, либерально и прозападнически настроенных послов в европейских столицах и, конечно же, Нитобэ убеждало всех и вся в исключительно мирном характере своих намерений. Армия не считала нужным считаться со «штатскими», но если в руководстве военного министерства и генерального штаба преобладали относительно умеренные настроения, то среднее офицерство, особенно в Квантунской армии, не только пришло к выводу о необходимости военной экспансии, но и готовило ее. Историки доказали, что «Маньчжурский инцидент» планировался не в Токио. Недавние исследования дополнили эту картину тем, что почти единодушное одобрение оккупации Маньчжурии японским общественным мнением было вызвано не диктатом военного командования или правительства, но, напротив, многолетним влиянием националистов «снизу», которое подталкивало армию, а затем и все руководство страны к решительным действиям.

Поначалу министерство иностранных дел просто не знало, как реагировать на происходящее, потому что не имело четкой информации с мест. Премьер Вакацуки Рэйдзиро и глава МИД Сидэхара пытались локализовать и как можно скорее урегулировать конфликт, но ситуация сразу же вышла из-под контроля. Начальник департамента информации МИД Сиратори Тосио (будущий автор «Нового пробуждения Японии»), которому по должности полагалось информировать страну и мир о политике правительства, вскоре сменил вехи и, сблизившись с военными и националистическими кругами, стал активным пропагандистом экспансии, чем снискал громкую, но скандальную известность. Пользуясь поддержкой США и Великобритании, гоминьдановский режим Чан Кайши, признанный единственным национальным правительством Китая, начал против Японии широкомасштабную пропагандистскую войну в Лиге наций и в мировых СМИ, одержав явную, хотя и не стопроцентную победу Отчет комиссии Лиги о событиях в Маньчжурии (так называемая «комиссия Литтона») и ее рекомендации оказались неприемлемыми для Японии, которая в итоге приняла решение о выходе из Лиги наций.

В сфере пиара официальный Токио проиграл[62]62
  Молодякое В.Э. Дипломатия и масс-медиа в довоенной Японии: департамент информации МИД и «Маньчжурский инцидент», 1931–1933 // Япония. 2000–2001. Ежегодник. М. 2001.


[Закрыть]. Оставалось надеяться только на посредников. Частичному оправданию политики Японии в ходе «Маньчжурского инцидента» посвятил последние годы жизни Нитобэ, хотя в 1928 г. он выступал в печати и в палате пэров против агрессивного курса премьера Танака, а на Киотоской сессии Института тихоокеанских отношений в 1929 г. умело защищал позицию и интересы своей страны в Маньчжурии[63]63
  Uchikawa Е. Nitobe Inazo: the Twilight Years. Tokyo, 1985. Ch. 4–6.


[Закрыть]. В октябре 1931 г. Нитобэ, невзирая на нездоровье, отправился на Шанхайскую сессию Института, выступая в качестве «буфера», но его «дружеские предостережения» китайцам остались неуслышанными (он так и не смог встретиться с Чан Кайши). В 1932 г. Нитобэ впервые за много лет отправился с лекционным туром за океан, хотя поклялся не ступать на американскую землю после введения в 1924 г. Антииммиграционного закона, дискриминировавшего японцев. Большая часть лекций, выпущенных посмертно отдельной книгой в Токио в 1936 г.[64]64
  Можно предположить, что в изменившихся условиях издателя на нее не нашлось ни в США, ни в Великобритании.


[Закрыть], была «повторением пройденного» как по темам, так и по содержанию.

Новое заключалось в том, что действия Японии в Маньчжурии оправдывалась ссылками на «доктрину Монро», концепцию «Manifest Destiny», политику Соединенных Штатов в Техасе, Мексике и Латинской Америке. Японцы не осуждали действия США, а напротив, утверждали, что следовали примеру их миротворческой и цивилизаторской миссии. Нитобэ оспорил фактическую основу китайских заявлений и доклада комиссии Литтона, ссылаясь на то, что Маньчжурия никогда не была и не может считаться частью «собственно Китая» (Сына хомбу; China proper), а также обратил внимание на «советский фактор», отметив, что СССР в Азии продолжает империалистическую политику царской России. Главный вывод из сказанного заключался в том, что «маньчжурская проблема» лежит исключительно в сфере отношений Японии и Китая и «чем меньше третьи страны будут вмешиваться, тем быстрее осуществятся надежды на мир» (5, 233). Эта аргументация не была изобретением Нитобэ – с разной степенью основательности и убедительности ее приводила вся японская пресса.

Однако, аргументы, даже изложенные с подчеркнутой дипломатичностью и беспристрастностью, не подействовали – лично Нитобэ особым нападкам не подвергался, но к его словам отнеслись с глубоким скепсисом. Многие влиятельные американцы – искренне или наигранно – недоумевали, как такой интернационалист, пацифист и христианин мог стать «апологетом агрессии», хотя в Японии милитаристы публично преследовали его за «антипатриотизм». Военный мятеж в Токио 15 мая 1932 г., жертвой которого пал премьер-министр Инукаи, тоже говорил не в пользу Японии. Несмотря на прием у президента Гувера и госсекретаря Стимсона и возможность выступить перед высокопоставленной аудиторией, а также по радио, миссия Нитобэ не дала никаких результатов, как и поездка в Канаду на сессию Института тихоокеанских отношений в августе 1933 г., вскоре после которой он умер. В аналогичной ситуации оказался в США и его ученик Такаги Ясака, профессор Токийского университета, христианин и либерал, когда дерзнул не согласиться с отчетом комиссии Литтона[65]65
  World Peace Machinery and the Asia Monroe Doctrine (1932) // Takagi Y.
  Towards International Understanding. Tokyo, 1954.


[Закрыть].

В Америке и, в меньшей степени, в Европе в отношении Японии четко сработал принцип «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Эффективно бросить этому вызов смогли немногие. Одним из них стал Сайто Хироси – генеральный консул в Нью-Йорке, а затем посол в США. В 1932–1935 гг. он фактически в одиночку провел пиар-кампанию, не упуская ни одной возможности выступить на публике или в СМИ, причем не обязательно по злободневным или болезненным вопросам. В 1935 г. его речи, статьи и эссе были собраны в солидный и превосходно изданный том «Политика и цели Японии»[66]66
  Sait о Н. Japan’s Policies and Purposes. Selections from Recent Addresses and
  Writings. Boston, 1935; далее цит. с указанием страницы в тексте данного
  параграфа.


[Закрыть].

Сайто отлично подходил для этой роли – он был умен, широко образован, импозантен, прекрасно говорил по-английски, хорошо знал и несомненно любил Америку, где провел много лет и где родилась его старшая дочь: ей и ее младшей сестре, «которым суждено стать связующими звеньями японско-американской дружбы» он посвятил книгу. Сайто был не только опытным дипломатом, участвовавшим в Версальской и Вашингтонской конференциях и в Лондонской конференции по морским вооружениям 1930 г., но и пиарщиком, возглавлявшим департамент информации МИД в 1927–1930 гг.

Главной темой выступлений Сайто была «маньчжурская проблема», но он предусмотрительно открыл сборник текстом о «психологическом разоружении и отношении Японии к морской проблеме», т. е. к проблеме ограничения морских вооружений, которую хорошо знал. «Дело разоружения, которому сейчас отдается столько внимания и энергии, следует рассматривать в двух аспектах: физическом и психологическом. Никакой реальный прогресс в физическом разоружении невозможен, если он не сопровождается психологическим разоружением» (с. 2). Трюизм? Демагогия? Возможно – но именно из таких трюизмов напополам с демагогией состояли речи и заявления большинства тогдашних обвинителей Японии. Сайто возвращал им их аргументы и формулировки.

«В Соединенных Штатах распространено мнение, – продолжал он, – что Япония является империалистической страной, и даже утверждается, что она может представлять угрозу американским интересам. Японцам очень трудно это понять. Мы не признаем наличие такой возможности. Напротив, в Японии широко распространено мнение, что Соединенные Штаты являются империалистами и могут стать угрозой для нас» (с. 2). Характерными особенностями выступлений Сайто было то, что он никогда не оправдывался, а излагал свою точку зрения как можно более позитивно, и то, что он почти не атаковал напрямую своих оппонентов, как это делала японская пресса внутри страны. Несомненно, он неплохо изучил приемы и методы американской пропаганды – как официальной, так и неофициальной – но не во всем следовал им, считая ее грубой.

Подобно Нитобэ, Сайто старался говорить с американцами на их языке «не только в лингвистическом смысле» (как выразился о Сидэхара американский посол в Токио Камерон Форбс). Однако, аргументы гуманиста и квакера Нитобэ в начале тридцатых звучали уже не столь убедительно, как до Первой мировой войны или на берегах Женевского озера. Сайто чаще обращался к примерам президентов Мак-Кинли и Теодора Рузвельта, при которых США перешли к активной экспансионистской политике, а если и вспоминал популярного в Японии Линкольна, то сравнивал его – в сугубо положительном контексте – с генералом Ноги, героем русско-японской войны. «Мы, японцы, понимаем великий американский принцип равенства прав человека. Ни один народ в Европе не может понять его лучше нас» (с. 155). Отдавая несколькими годами ранее дань «великому и любимому президенту», Нитобэ в первую очередь отмечал его моральные качества и любовь к людям (5, 322–331).

В сравнении с Нитобэ тон выступлений Сайто был более деловым, то, что называют «business-like». Японская пропаганда, особенно с началом войны в Китае и на Тихом океане, грешила излишним морализаторством, утверждая, например, что в восточном мировоззрении и миропонимании нет места насилию и агрессии, а господствует исключительно дух взаимной любви, гармонии и примирения[67]67
  Характерный пример – книга начальника департамента информации
  МИД в 1936–1938 гг. Каван Тацуо, переведенная на несколько иностранных языков: Хаттэн Нихон-но мокухё. (Цель японской экспансии). Токио,
  1938; Kawai Т. The Goal of Japanese Expansion. Tokyo, 1938.


[Закрыть]. Порой это выглядело как пародия на Окакура. Другой расхожей темой стало утверждение, что колониальная политика Японии была продиктована исключительно «благотворительными» и «гуманитарными» соображениями, поскольку легла тяжелым бременем на ее финансы[68]68
  Однако, нельзя отрицать значительного, в том числе финансового, вклада
  Японии в развитие экономики и хозяйства своих колоний и контролируемых территорий.


[Закрыть]. Ни в Европе, ни в Америке это никого не убеждало, да и не могло убедить. Друг Сайто, Сиратори Тосио называл японскую экспансию в Азии ни много, ни мало «реформированием человеческого общества» и «культурной миссией» Японии, решительно отрицая наличие у нее стремлении к территориальным захватам. Подобные утверждения сегодня кажутся неуклюжей попыткой оправдания – то ли очень наивной, то ли очень циничной. Верно, но такая риторика была в ходу у всех колониальных держав. Американцы никогда «не завоевывали и не правили народами каких-либо других территорий без желания последних; Америка лишь стремится помогать другим странам», – без тени смущения писал в 1911 г. бригадный генерал Дж. Клоус в статье «Армия как пионер цивилизации»[69]69
  Цит. по: Bendersky J. W. The “Jewish Treat”. Anti-Semitic Politics of the U.S.
  Army. N.Y., 2000. P. 7.


[Закрыть], и таких примеров без счета.

Сайто много и к месту цитировал высказывания лидеров США и ведущих европейских держав, мнения и оценки прессы и не забывал подкреплять свои утверждения статистикой. Рассказывая об успехах Маньчжоу-го, что стало одной из основных тем его выступлений, он сообщил, что пожертвовал частью своего отпуска для поездки туда, чтобы увидеть все своими глазами (с. 63). Признавая, что «ни одна новая власть в таком положении, между Китаем и Россией, не может быть настолько сильной, чтобы обеспечить свою независимость» (с. 23), он сосредоточил внимание на прогрессе, которого новый режим достиг в сфере экономики, транспорта и общественной безопасности. Замечу, что успехи эти были несомненны и признавались большинством тогдашних иностранных наблюдателей, каково бы ни было их отношение к японскому контролю в этом Маньчжоу-го.

Сайто подчеркнуто держался как «информатор», а не как «пропагандист и агитатор». Положение не позволяло ему критиковать – по крайней мере, публично – позицию и действия своего правительства, но он никогда не ограничивался механическим, некритическим «озвучиванием» курса Токио, как большинство японских дипломатов и тогда, и сейчас. Он стремился аргументировать эту позицию, как будто это была его личная точка зрения. Сайто не хотел, чтобы его воспринимали как «говорящую машину». Еще одной особенностью его выступлений было тематическое разнообразие, отнюдь не ограниченное текущей политикой. Он любил обращаться к истории японско-американских контактов, причем на уровне личностей, отдав дань многолетнему советнику МИД Японии Генри Денисону, первому американскому консулу в Токио Таунсенду Гаррису, миссионеру Сиднею Гулику и другим. Несколько поэтичных страниц он посвятил даже деревьям сакуры, которые Токио послал в подарок американской столице.

По «гамбургскому счету» Сайто следует признать одним из лучших посредников между Японией и США (говорить об эффекте его деятельности в других англоязычных странах я не берусь). Он охотно дарил свою книгу знакомым и незнакомым, а японцы распространяли ее среди американских друзей и деловых партнеров[70]70
  Один из экземпляров сборника в моем собрании содержит инскрипт автора, адресованный Иноуэ Тоёдзи (на английском языке); другой был послан Нисимото Юдзиро, представлявшим в Нью-Йорке компанию «Хара», Р.Г. Фрэнклину в Бостон, который в ответном благодарственном письме сообщал, что «прошлой зимой» слушал выступление Сайто в Japan Society, включенное в книгу. Сведений о перечисленных лицах мне найти не удалось.


[Закрыть]. Он делал все, что мог, и не его вина, что не он определял ход истории. Уверен, что если бы японско-американские отношения сложились по-другому, забытый ныне Сайто Хироси занял бы в их истории гораздо более значительное и почетное место.

Героем последней пиар-акции он стал уже посмертно. В 1938 г. ему пришлось оставить пост посла из-за болезни, которая не позволила ему вернуться домой – он просто не перенес бы плавания через океан. 17 апреля 1939 г. урна с прахом Сайто была доставлена в Иокогама на американском военном корабле «Астория», что было сделано по специальному указанию президента Рузвельта. Американский посол Дж. Грю и его жена приехали в Иокогама выразить соболезнование жене и дочерям покойного. Японская пропаганда постаралсь преувеличить значение этого акта, трактуя его как новую зарю дружбы между странами, американская – преуменьшить, поскольку официальный Вашингтон проявлял к Японии показную «строгость». Тем не менее Грю распорядился приспустить флаг на посольстве и записал в дневнике, что это был «великий» и «незабываемый» день. На поминальной службе в доме Сайто он обратил внимание на стоявшую у буддийского алтаря бутылку «Old Parr» – любимого виски покойного[71]71
  Ten Years in Japan. A Contemporary Record Drawn from the Diaries and Private and Official Papers of Joseph C. Grew, United States Ambassador to Japan, 1932–1942. N.Y., 1944. P. 274–280.


[Закрыть]…

Опыт Сайто не пропал даром. После начала «Китайского инцидента», т. е. широкомасштабной войны Японии с гоминьдановцами и примкнувшими к ним коммунистами, аналогичную пропагандистскую кампанию предпринял Сума Якитиро, советник посольства в Вашингтоне в 1937–1939 гг. Отношение американцев к Японии и ее официальным представителям к тому времени резко переменилось, но Сума все равно использовал любую аудиторию для того, чтобы озвучить позицию Токио на хорошем английском языке и в понятых слушателям терминах. Его слушали студенты и бизнесмены, члены YMCA (Young Men Christian Association) и «Ротари-клуба», но эффект был далеко не тот, что прежде. В отличие от Сайто, Сума говорил только о политике (хотя пользовался некоторой известностью как драматург и коллекционер китайского изобразительного искусства), говорил убежденно, но не всегда убедительно, откровенно навязывая слушателям свою точку зрения. Это видно из сборника его статей и выступлений по «китайскому вопросу», выпущенного в Токио в 1940 г. и являющегося ныне библиографической редкостью[72]72
  Suma Y. Where Japan Stands. Addresses Delivered in America on the Sino-Japanese Conflict. Tokyo, 1940. В Национальной парламентской библиотеке (Токио), до конца Второй мировой войны не получавшей обязательных экземпляров выходивших в Японии книг, она появилась только лет десять назад.


[Закрыть]. По возвращении в Японию он был назначен главой департамента информации МИД, престиж которого как «министерства правды» заметно вырос, чего нельзя сказать об эффективности его работы. Вскоре Сума попал в немилость у военных и был отправлен посланником в Испанию, где его в 1945 г. интернировали союзники. Несколько лет он провел под арестом как «военный преступник», но в итоге был освобожден без суда. С пиарщиками военных лет бывает и такое…