Текст книги "Золотая коллекция. Похищение по-чернобыльски"

– Стоп! – рявкнул я, и вся команда послушно замерла на месте. Раз я подаю такую команду, значит, у меня есть для этого серьезные основания. Ветеран на маршруте ничего не делает просто так. – Черт! Ничего не чувствуете?!

– Нет, – настороженно произнес Муха. Он начал разворачиваться ко мне, в то время как Патогеныч с Енотом продолжали неотрывно наблюдать за кабанами. – А ты, брат… – Он осекся и внезапно метнулся ко мне с воплем: – Прицел!!!

Он явно собирался отпихнуть меня, но я уже и сам инстинктивно начал стремительно смещаться вбок, одновременно заваливаясь налево и понимая с тоской, что ярко-красное пятнышко лазерного прицела неотрывно следует за мной, по-прежнему располагаясь точно в середине лба. Чтобы не терять меня с линии огня, стрелку достаточно было лишь чуть-чуть доворачивать ствол вслед за мной. Я не видел и не ощущал прицельного лазера, однако теперь, после вопля Мухи, уже не сомневался, чем вызвано давящее чувство страшной угрозы и смертельная тоска, которые стремительно нарастали с каждой следующей долей секунды, отделявших меня от выстрела.

Остальные бродяги успели лишь вскинуть головы, пытаясь сообразить, откуда в нас целятся. Патогеныч даже вздернул автомат – если он определил правильно, то снайпер находился в здании с правой стороны. Но все это было слишком медленно, мало что можно было успеть за сотые доли секунды, оставшиеся мне до смерти. За этот внезапно растянувшийся, словно резина, крошечный отрезок времени, за который я успел сместиться в сторону и вниз лишь сантиметров на сорок, я вдруг сумел остро, до глубины души осознать истинный смысл выражения «слишком поздно».

Еще я успел подумать, что не надо бы Динке видеть, как мои мозги брызнут на растрескавшийся грязный асфальт, она этого не заслужила. Точнее, я об этом не то чтобы подумал – этот образ просто мгновенно отпечатался целиком в моем сознании, словно кто-то невидимый и могущественный с размаху ударил в мозг почтовым штемпелем. И еще я успел сообразить, что когда натянутую резину отпускаешь, она стремительно сжимается, больно щелкая тебя по пальцам…

Оглушительный грохот ударил меня слева по барабанным перепонкам. Нет, это не была пуля снайпера – приглушенный расстоянием звук выстрела догнал бы ее только через пару секунд после того, как я всё-таки украсил бы мостовую содержимым своего черепа. И это не был треск внезапно отпущенного мгновения, до того растянутого как резина, которое стремительно сжалось, снова вернув времени привычную скорость бега.

Динка стояла рядом со мной, и в ее вытянутых вперед и вверх руках эффектно дымился «хай пауэр». Вот что это было.

Поле моего зрения снова перечеркнула тонкая огненная линия. Только теперь это была уже не игра мозга. Это была красная точка лазерного прицела того ублюдка, в которого стреляла Динка. Он дернул снайперкой, и упершийся в мой лоб лазер мазнул мне по глазам.

Ребята открыли огонь в том же направлении, по окнам соседнего многоэтажного дома, но моя подруга, прищурившись, уже опускала пистолет, не сделав второго выстрела. По-видимому, первого оказалось достаточно.

До нас через улицу докатился звон разбитого стекла. Со второго этажа вниз полетела модернизированная СВД с лазерным прицелом, которая с треском ударилась об асфальт. Следом за ней через пару секунд проследовал и хозяин. Стопроцентный зомби – одежда на нем уже здорово пообтрепалась и истлела. Он рухнул в крошечный палисадник перед домом и уже не поднялся.

Одновременно с Динкиным выстрелом кабаны взревели и бросились на нас.

Резко развернувшись, Патогеныч, Муха и Вова обстреляли их из «калашей», с ходу положив на месте двух подсвинков. Енот и Бахчисарай тем временем сосредоточили огонь на одном из окон четвертого этажа – похоже, высунулся еще один снайпер. Привстав с асфальта на одно колено, превозмогая режущую боль в глазах, я тоже ударил по кабанам; тут же с левой стороны ухнула снайперская винтовка Гуся, и какая-то тварь, вбитая выстрелом обратно в телефонную будку с мутными стеклами, из которой она только что выскочила, истошно завопила нечеловеческим голосом.

Енот, похоже, снял второго снайпера, потому что тоже перенес огонь на приближавшихся к нам огромными скачками кабанов. Бахча продолжал зигзагообразным веером лупить по окнам – то ли заметил кого-то еще, то ли просто для острастки, чтобы не вылезли другие снайперы.

Динка снова выстрелила, уже в здание с левой стороны, расколов еще одно стекло. Не уверен, правда, что на этот раз ей удалось в кого-нибудь попасть – возможно, просто померещилось движение в глубине комнаты или хлопнула на ветру распахнутая форточка.

Что касается меня, то перед моими глазами по-прежнему, уже в который раз за истекшие двое суток, плясала ослепительная огненная линия. Рубить твою пальму! Так недолго и вовсе без глаз остаться. Лазер, используемый в прицеле, конечно, безвреден для организма, но это все же узконаправленный пучок ослепительного света, способный здорово повредить чувствительную сетчатку.

Кабаны атаковали нас с неистовостью камикадзе, но бродяги клали их на мокрый асфальт одного за другим. Секач почти добрался до нас, прежде чем перекувыркнулся через голову и забился в агонии. Мутная кровь тварей разлеталась далеко по тротуару, хлестала крест-накрест по стенам домов и киосков.

К тому времени, как светящаяся линия у меня перед глазами померкла, превратившись в сине-зеленую полосу, все еще мешающую смотреть, стадо прекратило свое существование. Лишь мелкие поросята, неспособные причинить серьезный вред человеку, в панике разбегались по переулкам.

Едва огонь стих, Патогеныч развернулся на каблуках и закатал Вове такую затрещину, что тот едва устоял на ногах.

– Я же велел следить за окнами! – прорычал ветеран. – В чем дело, боец?!

– Хемуль, ты в порядке? – озабоченно кинулась ко мне подруга.

Я всё еще никак не мог проморгаться.

– Круто стреляешь, – выдавил я. – Умница. Пожалуй, там, в «Штях», ты бы мимо меня с трех метров точно не промазала бы.

Енот с Мухой продолжали настороженно рыскать стволами по окнам. Стоявший за нашей спиной Гусь, думаю, делал то же самое.

– Не время… – надтреснутым голосом проговорил Енот. – Надо бы сначала отсюда свалить. Гнилое место… – Он щелкнул аптечкой и снова достал инъектор. Мешки под его глазами стали темнее и больше, глаза ввалились и лихорадочно блестели.

Мы снова двинулись вперед, не нарушая боевого порядка – словно ощетинившаяся копьями македонская фаланга.

Через пару кварталов мы свернули еще раз и догнали мозголома. Сгорбившись и втянув голову в плечи, старательно передвигая негнущиеся ноги, он поспешно брел прочь от нас посередине улицы. Бегать эти твари не умеют.

Ну разумеется. Только под руководством мозголома твари Зоны работают в таком трогательном симбиозе.

Видимо, мутант-интеллектуал неосторожно решил запастись свежим мясцом, чтобы накормить свою команду, – а может быть, мы просто вторглись на его территорию и он напал на нас со страху. Лучшая оборона – это нападение. Пока кабаны отвлекали наше внимание, зомби из снайперок положили бы половину отряда, если бы не Динка.

Но слава Черному Сталкеру, это всё-таки были зомби, манекены с нарушенной координацией движений и замедленной реакцией, а не темные снайперы или пьедесталовцы – живые люди уж точно не стали бы столько времени елозить по мне лучом лазерного прицела, а сразу вышибли бы мозги. В итоге обошлось без многочисленных летальных исходов с нашей стороны, как говорит в таких случаях один страус.

Мозголом жалобно оглянулся через плечо. В спину ему смотрели девять стволов. Взять нас под контроль всех сразу у него силенок не хватило бы, и он понимал, что, если попробует сделать это с одним или двумя из нас, остальные тут же нашпигуют его свинцом.

Если же он попытается просто тихонько уйти, вполне возможно, мы его не тронем. Ведь он больше совсем не опасен для нас, он теперь хороший, он никому не угрожает и никого не трогает. Он очень хочет жить, и у него больше нет тварей, чтобы натравливать их на нас. Идите своей дорогой, большие, а он, маленький, пойдет своей…

Нет, настолько наш гуманизм не распространялся. Если он надеялся на это, то совершенно зря.

Поравнявшись с трупом мозголома, изорванным автоматными очередями, я не удержался и носком ботинка повернул набок его огромную уродливую голову с непомерно разросшимся черепом, в котором с трудом помещались увеличившиеся в результате мутаций затылочные доли мозга. Единственная пуля, выпущенная Динкой, тоже попала в цель, прямо в громадную башку.

Нет, моей девочке пальца в рот определенно не клади: отхватит начисто, с одного укуса, как та монстера. Надо иметь в виду на будущее, если как-нибудь надумаю еще раз броситься на пистолет в ее руке.

Славная у меня подруга, ребята, честное слово. Даже не знаю, за что мне, тупому страусу, мясу радиоактивному, такое счастье.

Глава 14
Чертово колесо

Совсем рядом, за домами, виднелось медленно, почти неуловимо для глаза вращавшееся огромное колесо обозрения.

Сорок лет вращается, между прочим. Хотя нет, врать не буду: вполне возможно, что оно вновь начало крутиться только после Второго взрыва на ЧАЭС. По крайней мере, оно движется все те годы, что я топчу Зону, а это уже немало.

Медленно движется, вкрадчиво. Не надо на него смотреть дольше пары минут – начинает кружиться голова, перед глазами все плывет, хочется подойти поближе и разглядеть колесо повнимательнее. Но это никак не удается, мешает странная пелена перед глазами. Хочется подойти еще ближе, потом еще, наконец, сесть в одну из поскрипывающих кабинок, ощутить прохладный ветер высоты, окинуть город взглядом с высоты птичьего полета…

Короче, Стервятник меня однажды спас, едва не прошибив голову уже у самой оградки аттракциона, и потом волок за шкирку почти до бара «Сталкер», потому что я всё время мягко выворачивался из его хватки и пытался вернуться. Только на территории темных я более или менее прочухался.

А вот многим другим не повезло так, как мне, и теперь они описывают бесконечные медленные круги в пространстве, сидя на прогнивших деревянных скамеечках кабинок и бездумно глядя на мертвый город мертвыми глазами.

Собравшись на очередной военный совет, мы снова принялись яростно спорить. Единственный коридор между двух сплошных линий аномалий проходил в непосредственной близости от чертова луна-парка. Мы с Бородой полагали, что риск слишком велик и надо вернуться, чтобы поискать другой путь. Патогеныч с Мухой считали, что возвращаться опаснее и что мы вполне сможем проскочить мимо колеса обозрения, поскольку знаем точно, чего от него ждать и чего следует остерегаться.

Что касается Енота, то ему стало совсем хреново, и он готов был присоединиться к большинству.

Борода стоял насмерть, но я вскоре сдался: мысль о том, что придется вернуться в ту часть города, где сидят в засадах снайперы-зомби, мне страшно не нравилась. За себя я особо не беспокоился, но возможность потерять Динку вызывала у меня сосущую пустоту в груди. К черту; спасти ее от колеса у меня, по крайней мере, имеются неплохие шансы, а вот от выпущенной из снайперской винтовки пули я ее уберегу вряд ли.

В результате Бороде пришлось смириться с большинством. На самом деле пройти совсем рядом с колесом обозрения и не поддаться его гипнозу достаточно просто, если точно знать, в чем дело и какие следует принять меры предосторожности. Так что совсем не факт, что идти вперед было опаснее, чем назад.

Растянувшись в цепь, мы двинулись через луна-парк боком, короткими приставными шагами, повернувшись к колесу спинами. Нападения с той стороны можно было не опасаться: ни один мутант близко не подойдет к территории, на которую хотя бы падает тень чертова колеса. А само оно ходить, к нашему великому счастью, не умеет.

На всякий случай мы еще накинули капюшоны сталкерских курток: в случае чего достаточно будет малейшего движения головы, чтобы заслонить краем капюшона дьявольское гипнотизирующее кружение.

Впрочем, в том направлении, куда мы оказались обращены лицами, тоже имелось на что посмотреть. Из-за полуразвалившейся деревянной оградки, расписанной поблекшими от времени и непогоды, едва угадывающимися клоунами и цирковыми лошадками, доносились непрерывное механическое жужжание и лязг.

– Здесь тоже нет людей, – тихо проговорил я. – Рекомендую не слишком увлекаться зрелищем.

На продолжавших работать аттракционах катались мертвые дети. По крытой арене кружили электрические автомобильчики, которые время от времени сталкивались: тогда сидевшие за рулем мумифицированные трупы резко наклонялись вперед. Перед ареной лицом вниз лежал труп мужчины в синем рабочем комбинезоне.

– Они ездят все эти годы? – помертвевшим голосом спросила Динка.

– Похоже на то, – негромко отозвался я. – Некоторые мумифицировались, а некоторые выглядят так, словно сели на карусель пять минут назад и уснули. Их тела почему-то совершенно не разлагаются.

– Черт… – прошептала подруга. – Может быть, они действительно спят? Летаргическим сном?..

– Не рекомендую проверять, – буркнул я. – Некоторые уже пытались… Трупов тех, кто пытался, уже не видно – они обычно рассыпаются в пыль через год– другой.

Невысокие американские горки для самых маленьких назывались «Гусеница». Паровозик с несколькими вагончиками действительно напоминал гусеницу с веселой мордашкой. Она на мгновение замерла у посадочного помоста, затем раздался предупредительный звонок, и состав начал медленно подниматься на горку, чтобы начать стремительный спуск с высшей точки рельсового полотна.

– Там же полно ребятишек… – потерянно бормотала Динка. – Но ведь так не бывает. Даже в выходные дни и праздники карусели в таких периферийных луна-парках никогда не заполнялись целиком. Их охотно гоняли, если занимали мест пять-шесть…

– Ага, – мрачно кивнул я. – Сначала их было немного. Потом стало прибавляться. Этот луна-парк каким-то образом заманивал оставшихся в Зоне детей и убивал их. Заманивал и убивал до тех пор, пока были места на каруселях…

– Черт, черт, черт, – механически повторяла Динка, не в силах оторвать зачарованного взгляда от ужасной картины.

И опять же: не уверен, что эти дети остались здесь после Первого взрыва на ЧАЭС в восемьдесят шестом году. Наверняка нет. Тогда тут не творилось таких диких вещей, необъяснимое началось двадцать лет спустя… Однако во времена Второго взрыва в тридцатикилометровой Чернобыльской зоне детей уже давно не было, и никто из них не мог в то время кататься на аттракционах этого заброшенного луна-парка.

Вот как хочешь, так и понимай ситуацию. Может быть, мертвые дети на каруселях – это просто еще одна иллюзия, создаваемая притаившейся где-то за оградой неведомой тварью-гипнотизером?

Возможно. Проверять не стоит в любом случае. Им уже все равно не помочь. Во всяком случае, никого из нас прокатиться на «Гусенице» не тянуло, и ладушки.

Некоторое время мы брели вперед в глубоком мол– чании.

– Не нравится, подруга? – нервно усмехнулся я. – Добро пожаловать в Зону. Здесь можно увидеть еще и не такое.

Динка угрюмо безмолвствовала.

– В Центральный дом художника в Москве как-то привозили выставку Жана Тэнгли, – нарушил мрачное молчание Борода, шедший передо мной. – Кинетические объекты – знаете? Собранные из всяких железяк и хлама изуродованные машины самых фантастических форм двигались и скрежетали, приводимые в действие скрытыми моторчиками. Они походили на механических бомжей, на зомби мира машин, выползших из каких-то кибернетических могил, выбравшихся из груды лома на кладбище старой техники. Это было смешно и страшно одновременно. Казалось, что ночами эти нелепые и ужасные кинетические объекты работают сами по себе в пустом зале – ни для кого. И еще казалось, что по ночам их никто не охраняет, потому что остаться один на один с этими безобразными, безумными, адскими механизмами для любого сторожа значило обречь себя на кошмарную смерть… – Он прочистил горло. – Это место вызывает точно такие же ассоциации…

Ишь ты, интеллигенция. Как завернул-то.

– Сейчас вся Зона – один огромный кинетический объект Жана Тэнгли, – негромко сказал я.

Шедшая за мной Динка, выкручивая шею, с изумлением рассматривала огромное дерево, мимо которого мы двигались – странное дерево, взломавшее асфальт и проросшее прямо посреди дороги.

То есть дерево было самое обыкновенное, я не знаю, как оно называется, хотя подобных деревьев полно и в Зоне, и в Харькове. Вот только обычно они не прорастают прямо через асфальт. И на обычных деревьях не растет таких странных плодов: они напоминали полупрозрачные фиолетовые носки, наполненные какой-то отвратительной на вид полужидкой массой и развешанные низко на ветвях. Динка шагнула ближе и содрогнулась, увидев, как внутри одного плода что-то торкнулось – то ли сердце, то ли личинка.

– Не следует приближаться в Зоне к подозрительным предметам, – строго проговорил я, оттаскивая красавицу в сторону. – Никогда не знаешь, какой окажется радиус поражения у той или иной дряни.

Шедший впереди Муха внезапно остановился, затормозив всю нашу цепочку.

– Тупик, братва! – объявил он. – Можно курить.

Патогеныч подошел к нему, и они снова принялись обсуждать дальнейший маршрут.

Я посмотрел на свой датчик аномалий. Да, похоже, дальше нам никак не пройти. Сплошная полоса мухобоек злорадно потрескивала поперек нашей трассы.

Я вертел электронную карту так и этак, но прохода в аномальном поле, похоже, не было. Разве что двинуть напрямик под колесом обозрения, но проще уж сразу приложить дуло автомата к голове и нажать на спуск. Необходимо было найти другую дорогу.

Я устало утер пот со лба. Да что ж сегодня за день такой. Давно такого не было – чтобы после выхлопа возникло столько сплошных аномальных полей.

Нет, конечно, не раз бывало, что я застревал в Зоне на несколько дней, заблокированный в каком-нибудь глухом углу сместившейся линией сросшихся аномалий. Но столько этих линий за один день мне видеть не доводилось. Фактически от самого Рыжего леса мы брели по непрерывному извилистому лабиринту, образованному аномальными полями.

– Все назад! – внезапно скомандовал Патогеныч, неловко пятясь и не сводя взгляда со своего ПДА. – Эта дрянь поползла!

Быстрое смещение аномального поля – тоже штука распространенная, однако она редко происходит в присутствии сталкеров. Обычно же цепочки ловушек ползут очень медленно, незаметно для человека. Почти не бывает такого, чтобы смещение поля можно было обнаружить невооруженным глазом.

Выходит, нам сегодня повезло присутствовать при редчайшем феномене Зоны. Думаю, многие научники дорого бы дали, чтобы оказаться на нашем месте. Вот только нам этот феномен сейчас на фиг не сдался.

Мы начали медленно отступать в том направлении, откуда пришли. Мать твою двадцать, выходит, зря смертельно рисковали, пробираясь у самого чертового колеса. Ну что ж, хотя бы попробовали…

А вот Динка не сдвинулась с места. Точнее, она попыталась шагнуть, однако не сумела оторвать ноги от земли, пошатнулась и едва не растянулась во весь рост.

– Хемуль! – испуганно проговорила она. – Я прилипла!

Я бросился к ней. Быстро обвел ее со всех сторон датчиком – тишина. Торопливо достал болт, уронил подруге под ноги – болт упал свободно, но тут же юркнул за ее ботинок.

Надо же, как не вовремя-то.

– Шагнуть можешь? – спросил я, чувствуя, как черная паника медленно поднимается из глубины сознания. – Попытайся!

Динка не ответила, но по тому, как затрещали ботинки покойного Мармелада, по тому, как напряглось ее посерьезневшее лицо, я понял: пытается изо всех сил.

– Ты что же, – безнадежно сказал я, – не чувствовала, как тебя приковывает?..

– Я думала, от усталости ноги гудят! – Динка перепугалась не на шутку. – Откуда же я знала?!

– Двигаемся, ребята, – подогнал нас Патогеныч, отступая мимо и не отрывая глаз от датчика аномалий. – Не стоим, двигаемся, двигаемся…

– Патогеныч, – с трудом произнес я, – у нас серьезная проблема.

Жадинка – это крошечный гравиконцентрат. Ее практически невозможно определить датчиками. Ведет себя как та сорока: стаскивает к себе весь мелкий мусор, до которого только может дотянуться, причем когда переползает на новое место, с собой его не забирает, теряет к нему всякий интерес.

Крупный же предмет, попавший в зону ее воздействия, жадинка понемногу приковывает к земле: чем дольше на него воздействует, тем сильнее приковывает. Цепко удерживает захваченный предмет на одном месте от нескольких часов до пары дней, после чего либо рассасывается, превращаясь в артефакт «волчьи слезы», либо смещается на новое место, освобождая предмет от своего воздействия, либо понемногу превращается в полноценную гравиконцентратную плешь.

В общем, паскудная, но вполне безобидная по сравнению с другими аномалия. В течение нескольких минут способна приковать к земле человека, но если через нее, допустим, пройти прогулочным шагом, ей не хватит времени даже чуть-чуть затормозить тебя. Пройдешь и вообще не заметишь, что преодолел аномалию. Если стоять прямо на жадинке, но при этом высоко поднимать то одну, то другую ногу, она тоже будет совершенно бессильна. Короче, скорее местный казус, чем серьезная угроза.

Но Динка ухитрилась превратить казус в угрозу, влипнув обеими ногами неподалеку от ползущего прямо на нее аномального фронта.

Я кретин, конечно. Должен был предупредить. Предусмотреть, в конце концов. Но тогда уж следовало читать ей полномасштабную многочасовую лекцию об опасностях и ловушках Зоны.

И две строчки про жадинку наверняка оказались бы в этой лекции в самом-самом конце. Кто же мог предположить, что моя подруга остановится точно на крошечном пятачке гравиконцентрата-недомерка и простоит на нем достаточное количество времени, даже не переступив ногами?! Вероятность этого была настолько мизерной, что даже в голову мне не пришла.

Патогеныч смотрел на Динку и медленно менялся в лице. Сообразил, похоже.

– Куда ж ты глядел, сучье мясо… – прошипел он, переведя взгляд на меня. Однако молниеносно взял себя в руки. – Груз, живо!..

Какой там, к черту, груз! Я уже и без его команды стремительно обшаривал взглядом окрестности, но ничего подходящего вокруг не наблюдал.

Если человек влип в жадинку, совершенно необязательно выжидать пару дней, когда она его отпустит – или убьет, став гравиконцентратной плешью. Можно попробовать перегрузить ее. Мы называем это «надорвать жадинку». Надо предоставить ей столько разного тяжелого груза, чтобы она, изо всех сил пытаясь его приковать, ослабила давление на человека, и тогда тот сможет вырваться из ее хватки. Порой для этого хватает нескольких кусков металлического швеллера или пары тридцатикиллограмовых рюкзаков, поставленных рядом с попавшимся в капкан бродягой. Однажды, впрочем, надорвать одну настырную жадинку удалось только при помощи армейского джипа.

Вот только где же нам взять столько груза?

Я судорожно озирался по сторонам. Мы застряли на совершенно пустой заасфальтированной дорожке между непрерывно двигавшимся дьявольским паровозиком-гусеницей и медленно вращавшимся колесом обозрения. Слева от нас торчал одинокий фонарь с разбитой лампой; завалить его мы не смогли бы при всем желании, да и времени не было. Метрах в пятнадцати скамейка, тоже попробуй еще выверни ее из асфальта; чугунная урна; дерево с фиолетовыми плодами… Все не то, не то!..

Патогеныч оглушительно свистнул, наши вскинули головы.

– Динка в жадинке! – гаркнул он. – Груз, бродяги!

Муха принялся хищно озираться, как и я. Отмычки Бороды и сам Борода начали скидывать с плеч тощие рюкзаки, но Патогеныч сморщился: мало. Совсем мало. Можно было бегом вернуться ко входу в луна-парк и натаскать кирпичей из полуразрушенного забора, но полоса мухобоек, потрескивая, продолжала неумолимо ползти в нашу сторону. Времени у нас не было. Если веса кирпичей, собранных за пару ходок, не хватит, Динка умрет в течение десяти минут.

Выход оперативно нашел Енот. Он вдруг порывисто шагнул к Динке и с воплем «Делай – раз!» крепко обнял ее, тесно прижав к себе. Красавица моя высотой почти с меня, а Енот ростом не удался, поэтому лицом он пристроился аккурат между ее грудей. В защитном костюме ее славные бугорки, конечно, выделялись не настолько зримо и выпукло, как в рабочей одежде – кожаном топике, но все же, полагаю, прощупывались достаточно хорошо.

Мне бы следовало по большому счету убить мелкого паршивца на месте или хотя бы слегка подправить ему внешний вид, как некогда бармену Джо, однако я, разумеется, не стал этого делать. Потому что на самом деле Енот занимался тем, чем сейчас следовало бы заниматься мне, – спасал мою подругу.

Патогеныч тут же уловил его мысль и – «Делай – два!» – приник к моей девочке со спины, облапил медвежьей хваткой и ее, и Енота. Стиснул обоих так, что кости захрустели.

– Ногами можешь двигать? – рявкнул он.

– Нет! – пискнула полузадушенная Динка, отчаянно дергая коленками.

Мало груза.

Я шагнул к ним, обхватил приятелей за плечи, плотно прижался к ним. С неосознанной ревностью раздвинул их тела, стремясь хотя бы чуть-чуть прикоснуться к своей девочке. Пятачок жадинки может оказаться не больше полуметра в диаметре, и всем нам непременно надо оказаться на нем, чтобы аномалия наверняка заинтересовалась новыми тяжелыми предметами, появившимися в зоне ее действия.

– Мать вашу, бродяги! – гаркнул Муха. – У вас там что, оргия?!

– Груз! – отозвался Патогеныч. – Иди сюда, родной, ты нам позарез нужен. Сколько весишь, груз?

Муха встревоженно посмотрел на датчик аномалий. Прикинул что-то в уме.

– Вот вы клоуны, – проговорил он, обреченно двинувшись в нашу сторону. – Всех ведь разом накроет…

– Каркай больше! – возмутился я.

Динка змеей извивалась в центре толпы, пытаясь оторвать от асфальта хотя бы одну ногу.

Подлетел Гусь, опередив Муху, рыбкой нырнул в общую кучу-малу. Рядом с ним вписался Борода. Взвыл Патогеныч, которому москаль от души оттоптал ногу.

– С двух сторон поджимает, – сообщил нам Борода последние новости, которые поведал ему детектор аномалий. – Аномальное поле не только оттуда ползет – с другой стороны тоже, идет клином. Выдавливает нас к колесу. Как специально всё, ей-богу!

– Динка, ты как? – поинтересовался я.

– Никак, – уныло отозвалась красавица из центра столпотворения.

– Ну-ка, дай-ка я… – Патогеныч обхватил ее под мышками и сильно потянул вверх. Динка застонала. – Нет, бесполезняк. Муха, твою мать, где ты там?!

– Да здесь я, здесь, – отозвался тот, поддав мне плечом в позвоночник.

Со стороны это, наверное, выглядело как регбийный матч: несколько сопящих потных мужиков, пихающихся и налезающих друг на друга на небольшом пятачке пространства. А девушка… Девушку в их гуще и не видно почти.

Еще мне пришла в голову мысль о групповом изнасиловании, только она мне совершенно не понравилась.

Груза по-прежнему было мало. Хотя пора бы, давно пора бы уже было жадинке конкретно надорваться. Но она упорно цеплялась за Динку, не выпуская ее из своей мертвой хватки, – и между прочим, медленно, но верно приковывала к месту бродяг, пришедших ей на выручку. Так что если бы мы даже решили сейчас бросить подругу на произвол судьбы и брызнуть в разные стороны, вырваться удалось бы только подоспевшим последними Мухе с Бородой, да и то не факт. Увы, ближе к центру Зоны аномалии становились все более мощными и коварными. Например, встретить на Полигоне птичью карусель метров двадцати в диаметре – вовсе не чудо.

Полоса мухобоек мерцала уже в нескольких метрах от нас.

– Бахч! Вова! – надрывался Борода. Он стоял спиной к своим отмычкам, и ему не было видно, чем они занимаются. – Ко мне, живо! Шкуру спущу!..

А вот я видел и того, и другого. И не разделял оптимизма Бороды.

Бахчисарай, уже метрах в двадцати от нас, продолжал медленно отступать в ту сторону, откуда мы пришли. Вид у него был жалкий, нижняя губа дрожала. Понятно, для чего ему рисковать ради чужой шкуры, когда своя ближе к телу? Ожидать от него помощи, похоже, было бесполезно.

А Вова неподвижно стоял неподалеку от нас. Только от него помощи тоже можно было не ждать, потому что он стоял лицом к колесу обозрения и, запрокинув голову, словно зачарованный смотрел, как оно неуловимо вращается в вышине.

Имею ярко выраженное дурное предчувствие, как говорит в таких случаях один страус.

И ведь как обидно: жадинка почти перегружена, она и так уже держит гораздо больше, чем способны удерживать ее сестренки. Ткни только – и лопнет.

– Вова! – заорал я. – Не смотри туда, кретин! Гусь, скотина, ты передал ему, что он может попасть под колесо?!

– Передал, – пропыхтел Гусь у меня за спиной. – В подвале еще…

К сожалению, предупреждения Черного Сталкера не всегда бывают четкими и однозначными. Иногда это слишком расплывчатые оракулы. Не сразу и поймешь, о чем речь.

– Вова! – крикнул Борода, расширенными глазами глядя, как понемногу подползает к нам аномальное поле. Совокупный заряд сросшихся боками мухобоек, двигавшихся в нашу сторону, мог бы мгновенно испепелить еще пару таких же групп, как наша. – Брат, слушай меня! Борись с этой дрянью! Просто чуть поверни голову, прикрой глаза краем капюшона!..

– Летать… – прошептал Вова.

Не обращая внимания на наши истошные вопли, он медленно, подволакивая ноги, двинулся вперед, к колесу. Я с тихим отчаянием смотрел, как он перелезает через невысокую оградку.

Полупридушенная Динка чуть повернула голову, коснулась моего лица щекой.

– Хемуль, – пробормотала она, ластясь, как кошка, – я люблю тебя, падла… Прости меня за все… Прости, что всё вот так вышло…

– Я тебя тоже очень люблю, красавица, – отозвался я, – но давай не умирать раньше времени, ладно?

– Хоть бы кто-нибудь анекдот рассказал, что ли… – тоскливо произнес Муха. – Долго еще?

– Минуты четыре, – откликнулся Патогеныч. – Судя по скорости подползания. Может быть, споем напоследок?

– Иди к черту! – огрызнулся Борода. – Енот, хорош пихаться!

– Ты что – нервничаешь? – удивился Патогеныч. – Умереть в Зоне, мгновенно, прижавшись к прекрасной женщине, в окружении лучших друзей – о чем еще может мечтать вольный сталкер?! По-моему, тебе совершенно необходимо за оставшееся время жизни постичь Дао…

– Ладно, споем, – прервал его Муха. – «А на этой скамье, – заунывно затянул он, – на скамье подсудимых…»

– Бахч! – снова заорал Борода. – Бахча, щучий сын! А ты подумал, как из Зоны один выбираться будешь, когда нас всех насмерть долбанет?!

Бахчисарай остановился в нерешительности. И похоже, этот аргумент возымел действие. Беспомощно оглянувшись на почти уже захлопнувшуюся за его спиной ловушку, отмычка посмотрел на нашу толпу, перевел взгляд на колесо, тут же, словно обжегшись, отвел взгляд, снова посмотрел на нас…