Текст книги "Князь-пират. Гроза Русского моря"

– Все самое вкусное в доме – на стол! Эх, тряхну своей купеческой мошной, угожу князю родимому!

Сбежались соседи, их всех купец усадил за стол; проем двери заполнили любопытные мальчишечьи головы.

В разгар веселья явился Кучка.

– Проходи, боярин! – приглашал его хозяин. – Садись на почетное место, рядом с дорогим гостем нашим, князем суздальским! Отведай наши еду-питье!

Степан не стал отговариваться, выпил со всеми, закусил. Потом к Юрию с обидой:

– Это что же такое творится, князь! Приехал в мои владения, а ко мне в терем ни шагу? Обидел ты меня, князь, крепко обидел. Не ожидал от тебя такого, даже подумать не мог.

– Ну полно тебе, боярин! – успокаивал его Юрий. – Мы давно друг друга знаем, в военный поход вместе ходили, супостатов били! Стоит ли обращать внимание на какие-то пустяки. Сегодня не пришел, завтра явлюсь, какая разница!

– Большая, князь! Не придешь сегодня, затаю на тебя тяжкую обиду. А ведь нам еще долго править землями вместе, воинов собирать и в бой вести. Да мало ли что придется вместе делать. Как же с такой обидой жить, как нужду делить?

Юрий хорошо знал, что каждый князь в первую очередь опирается на своих бояр. Бояре и тиунам его дань собирать помогали, и воинов из своих крестьян набирали и вооружали, и полками в сражениях командовали… Да что он без бояр? Одно высокое звание князя остается да еще верная дружина. Нет, с боярами надо дружить, в них его, князя, сила, в них его будущее.

И он сказал:

– Не гневись, Степан. Так и быть, уважу твою просьбу. Давай выпьем еще по кружке вина, поблагодарим хозяина и отправимся в твой терем.

Листава с тревогой слушала их разговор, а потом проводила Юрия до порога.

– Завтра утром свидимся, – сказал он ей. – С восходом солнца прибегу!

Юрий и Степан прошли в боярский терем. Там их ждал накрытый стол, Степан сам налил бокалы.

– За встречу, князь?

– За встречу, боярин.

Выпили, закусили.

– Свататься приехал?

– Собирался, да не получилось.

– Неужто отказ получил?

– Да считай так.

– Почему? Аль звание не подошло?

Юрий понял шутку, улыбнулся.

– С этим все в порядке. Просто в Суздале не все семейные дела устроил. Завтра поскачу обратно.

– Ну дай-то Бог! – произнес Кучка, а у самого в глазах бесенята метались, он их прятал за полуприкрытыми веками.

Подошел слуга, что-то прошептал ему на ухо. Он бросил через плечо:

– Гнать в шею немедля!

– Кто-то пришел? – спросил Юрий.

– Агриппина. Хочет посидеть с нами за одним столом.

– И что?

– Ты же ее не жалуешь теперь!

Юрий подумал, что с того, что она побудет с ними? Жестоко он с ней поступил, слов нет. Не заслужила она того. Поверила ему, честь свою растоптала, а он откинул, как дрянную собачонку. Хоть чем-нибудь загладить свой поступок.

– Зови. Все веселее будет за столом.

Боярин кивнул слуге, тот вышел.

Через некоторое время в горницу вплыла Агриппина, разнаряженная, разрумяненная, умильно улыбающаяся, присела на краешек стула.

– Доброго здоровья, князь.

– Тебе тоже, Агриппина.

– Как пути-дороги? Благополучно ли доехал?

– Бог хранил от бед и напастей. Выпьешь с нами?

– С удовольствием, князь.

Хотя вино пили слабое, разбавленное, однако Юрий почувствовал, что сильно захмелел. Пора бы и об отдыхе подумать.

Агриппина вынула из-под шали кувшин, поставила на стол.

– Хотелось бы мне, князь, тебя своим вином угостить. На травах многих настаивала, в погребе долгие годы выдерживала. Не только на редкость вкусное, но и полезное для здоровья!

– Убери свое варево! Отравишь, чего доброго! – шутливо сказал Кучка.

– И, боярин! Как тебе не стыдно подобное говорить! Неужто я на такое способна! Да я первая приму, раз на то пошло!

И она налила себе в кружку вина из своего кувшина и выпила.

Мужчины рассмеялись, подбодрили:

– Ай да Агриппина!

– Не подкачала!

– Знай наших!

– Что ж, хочешь не хочешь, а придется выпить!

Вино было приятное на вкус. Юрий почувствовал, как оно горячими струйками стало расходиться по телу, сладостная нега начинала овладевать им, веки налились и казались таким тяжелыми, что было не поднять.

– Кажется, я перебрал, – пробормотал он. – В кровать пора.

– Агриппина, давай поможем князю. Тебе в какую постельку, князь?

– Как в какую? В обыкновенную, – ответил он и словно провалился в блаженную пропасть.

…Утром к Листаве прибежал мальчишка:

– Тетка Агриппина тебя зовет. Говорит – срочно!

– Передай: нечего мне у нее делать.

– Велела передать, что что-то важное хочет сказать!

– Ладно, беги. Сейчас явлюсь…

Она прибрала на столе, на котором готовила завтрак, отряхнула подол платья и направилась к дому Агриппины. Все утро у нее тоскливо ныло сердце. От чего, она и сама не знала. Все складывалось как нельзя лучше, князь зашел к ним в гости, хорошо пировали. Но тут явился Кучка, и сердце у нее упало. Не могла она забыть его приставаний со своей любовью, приглашения выйти замуж. Не верила она ему, неискреннее у него это было, не от сердца шло, а от уязвленного самолюбия. Женское сердце невозможно обмануть. Уши слышат одно, а оно говорит совсем другое, и верить надо только ему. Но ладно, утешала она себя, пусть к ней, Листаве, он что-то имеет, на что-то рассчитывает, но князю он бессилен плохое сделать, за это можно крепко поплатиться! Но почему же так ноет сердце?

Листава отворила дверь и вошла в дом. После яркого солнца в избе было полутемно, слюдяные окна пропускали тусклый свет. Она огляделась и, никого не увидев, спросила:

– Агриппина, ты дома?

В углу послышался шорох, она взглянула в ту сторону и увидела широкую кровать, на ней под одеялом двух людей. Первого она сразу признала, это была Агриппина. А второй человек… Нет, в это было невозможно поверить! Рядом с ней лежал князь Юрий. Листава подалась вперед, еще надеясь, что ей померещилось, но скоро сомнения ее рассеялись. Да, на подушке покоилась голова того, о ком она все эти дни непрестанно думала, кого больше всех любила, кому верила больше, чем себе. Это был Юрий!

Дико вскрикнув, она опрометью кинулась вон из избы. Не помнила, как вбежала в свой дом, упала на грудь отца, потоки слез хлынули из ее глаз.

– Что с тобой, что случилось, дочка? – спрашивал ее отец в растерянности.

Она ничего не могла ответить из-за душивших ее рыданий.

Сбежалась семья, мать обняла, что-то выспрашивала, а она, как безумная, никого не слышала, ничего не соображала.

Наконец она затихла, глаза ее высохли, она холодным взглядом обвела стоявших рядом с ней домочадцев, произнесла глухим, отрешенным голосом:

– Князь эту ночь провел в одной кровати с Агриппиной.

Из груди матери вырвался стон. Отец произнес с болью в сердце:

– Как же он решился так опозорить нашу семью!

Остальные молчали, словно громом пораженные.

Наконец, будто очнувшись, Листава произнесла:

– Отец, я не хочу больше здесь оставаться. Отвези меня к дяде Святославу в Волок Ламский. Я хочу пожить у него, подальше от этого стыда и срама.

– Хорошо, дочь. Велю запрячь коней, взять припасов на дорогу. Через полчаса тронемся.

Дядя Святослав ведал большим участком между реками Ламой и Москвой, у него было много лошадей, по волоку раскинуты большие коляски для перевозки судов из одной реки в другую, в сараях лежали запасные колеса, катки и другое подсобное снаряжение, у него трудилось много работников. Вот к нему-то в глухие леса и вознамерилась уехать Листава.

Не успел возок с отцом и дочерью скрыться за крепостными воротами, как в дом купца вошел князь. Лицо его было помято, глаза мутные. На людей не глядел.

– Мне с Листавой надо поговорить, – сказал он глухим голосом.

– Нет Листавы, – холодно ответила мать.

– Куда она могла деться?

– Уехала к родственникам.

– К кому? По какой дороге? Я еще успею догнать ее. Мне обязательно надо рассказать ей, как все произошло.

– Ничем не могу помочь, князь.

И мать ушла в дом.

Юрий кинулся в терем боярина.

– Что ты мне устроил? – набросился он на Кучку. – Почему я оказался у Агриппины?

– Как – почему? – удивился тот. – Сам напросился.

– Не может быть! Ты все врешь!

– Да нет, князь, я говорю правду. Разве мы смогли бы тебя без твоей воли отвести куда-то? Ты требовал, настаивал, даже грозился дружинников позвать, если мы не выполним твою волю.

Юрий сел на скамеечку, обхватил голову руками.

– Ничего не помню. Все из головы вылетело. Последнее, что осталось в памяти, как пришла Агриппина, принесла вино, как выпили по бокалу… Может, она что-то в него подмешала?

– Да что ты, князь. Мы же все вместе пили. Я, как видишь, хорошо себя чувствую.

– Но меня-то всего почему разламывает?

– Всяк по-разному хмель переносит. Иному, как мне, все нипочем. А другие по-страшному болеют, голову не знают куда приклонить. Ты перебрал сильно вчера, вот и мучаешься с похмелья.

– Но Агриппина куда делась?

– Да вот она. Не пропала твоя Агриппина.

– Еще раз скажешь, что моя, – убью! – свирепо проговорил Юрий.

В горницу вошла Агриппина, скромная, приглаженная, кроткая.

– Доброе утро, князь. Как спалось в моем доме?

Юрий с ненавистью взглянул в ее упитанное, самодовольное лицо и отвернулся.

– Он утверждает, – проговорил Кучка, – будто мы с тобой его в дом насилкой затащили.

– Что ты, князь! Разве нам по силам? Ты такой здоровенный, с тобой целый полк не справится. Сам напросился, захотелось снова побыть со мной…

Юрий понял, что больше находиться в тереме боярина он не должен.

Он встал, направился к двери, бросив на ходу:

– Вели седлать коня. И дружинников предупреди.

Скоро он выехал из Кучкова по дороге на Суздаль.

А Листава вернулась через пару месяцев. Побыв несколько дней дома, она тихо пришла в терем Кучки и сказала ему:

– Помнишь, боярин, предлагал скрепить наши узы законным браком?

– Помню, Листава.

– Остается ли твое решение неизменным?

– Я снова повторяю предложение выйти за меня замуж.

– Я долго думала над твоими словами, боярин, и теперь готова дать ответ.

– Я с нетерпением жду твоего решения, Листава.

– Я согласна выйти за тебя, боярин.

Через месяц была сыграна свадьба.

VI

Агриппина, боясь мести князя Юрия, продала дом и имущество и уехала из Кучкова. Она остановилась в Киеве, где проживала ее дальняя родственница. Немного осмотревшись, приобрела большой дом, наняла женщин и занялась пошивом различной одежды.

Как-то Агриппина задержалась в мастерской, сильно утомилась. Сваренного ничего не было, готовить не хотелось, и она отправилась в харчевню при одном из рынков. Харчевня была полна торговцами, здесь они завершали свой рабочий день. Мест свободных за столами не было, и Агриппина уже хотела уходить, как ее позвал знакомый купец, которому она изредка сдавала свой товар. Она примостилась с ним рядом на скамеечке, заказала ужин.

– Ну что нового? Замуж еще не вышла? – шутливо спросил ее купец.

– Не берет никто! – притворно вздохнув, ответила она.

– Скучно, наверно, одной? Меня бы пригласила постельку согреть…

Купец жил с женой в ладах, семья у него была большая и дружная, шалостей за ним не наблюдалось, поэтому она ответила на шутливые слова шуткой:

– Будет невмоготу, приглашу.

Через некоторое время купец вдруг сказал:

– С тебя один молодец глаз не сводит. Видать, очень понравилась ты ему.

Агриппина знала, что она красива, недаром сам князь Юрий ухаживал, к вниманию мужчин привыкла, поэтому ответила нехотя:

– Пусть пялится, мне-то что.

– И то верно. Только взгляд у него что шило. Кажется, насквозь проткнет!

Агриппина оторвалась от еды, медленно подняла голову и взглянула в ту сторону, куда незаметно кивал купец. На нее из темных глазниц в упор смотрели блестящие, полные мрачного восторга глаза. Сердце у нее дрогнуло, а потом понеслось вскачь. Она не в силах была оторваться от этого завораживающего взгляда, он дурманил, заставлял забыть про все на свете. Кто он, этот мужчина с небольшой черной бородкой и кудрявой шевелюрой?

– Эге, да он тебя совсем околдовал, – словно издалека донесся до нее голос купца. – С ним ты можешь совсем голову потерять!

Она склонилась над чашкой, пытаясь взять себя в руки и в то же время чувствуя, как предательски горят ее щеки.

– Скажешь тоже! – наконец нашла она в себе силы вымолвить. – Ходят тут разные…

Купец хитро улыбнулся и больше не сказал ни слова.

Когда он ушел, неизвестный тотчас подсел к ней.

– Князь Галицкий Иван Ростиславич, – представился он. – Ныне изгой, живу на правах вольной птицы.

– Агриппина, – еле слышным голосом ответила она.

– Ты киевлянка? У тебя свой дом? – наседал он, даже не дав ей опомниться. – Меня преследуют, мне негде укрыться. Можешь ли ты предоставить мне убежище? Клянусь, я не сделаю тебе ничего плохого. Я не бандит, наоборот. Я из рода Рюриковичей, но так все сложилось…

– Идем со мной, – удивляясь самой себе, ответила она и пошла к выходу. Он последовал за ней.

В ее доме князь с особой тщательностью исследовал запоры на дверях, похмыкал, но не сказал ничего.

Она сказала:

– Вот твое место. Ложись, лучины на исходе, зажигать не будем.

Он тотчас разделся и улегся на широкую лавку, застеленную барахлом. Она подивилась, что мужчина не стал приставать к ней, устроилась в кровать не раздеваясь.

Агриппина уже засыпала, когда услышала легкий шорох. Она прислушалась. Кто-то осторожно, словно примериваясь, ковырялся снаружи у входа. Она поднялась, вгляделась. У двери с мечом в руках в напряженной позе стоял князь. Взглянул на нее, приложил палец к губам: помалкивай! У нее сердце ушло в пятки, ноги ослабели, она чувствовала, что вот-вот рухнет без сознания.

Какое-то время снаружи шла возня, потом вдруг в дверь сильно ударили чем-то тяжелым. Дверь вздрогнула, крючок вылетел из пробоя и повис, слегка покачиваясь; однако целой оставалась толстая железная щеколда.

Князь метнулся к крючку и вставил на прежнее место. Но почти тут же раздался новый удар, а потом еще, еще и еще… Агриппина закричала, не помня себя от страха. Он обнял ее за плечи, усадил на кровать, проговорил придушенно:

– В случае чего – беги за мной. Тогда спасешься…

Она замерла, боясь пошевелиться.

Между тем удары следовали один за другим. Наконец крючок вылетел, щеколда согнулась, и дверь открылась настежь. В дом вбежали мужчины, сколько – Агриппина в темноте не разглядела, да и не до этого ей было, совсем разум потеряла, только шептала как заклинание:

– Погибаю. Матушка моя родная, спаси меня…

В доме лязг мечей, топот ног, выкрики, стоны… Сколько это продолжалось, она не знала. Только вдруг возле нее оказался князь, молча схватил за руку, потащил за собой. Они бежали по какой-то улице, свернули в проулок. Наконец он остановился, приказал:

– Жди здесь. Я – скоро.

Сам нырнул в дверь какого-то сарая. Вернулся быстро, ведя за собой пару коней. Подсадил ее, сам легко запрыгнул в седло.

Успели выехать из города до закрытия крепостных ворот. Оглядываясь назад, он проговорил, щеря крепкие зубы:

– Тоже мне – вояки!.. Этот Петро, бывший слуга мой… Щенок неоперившийся, на кого полез? Я с детства с мечом в руках, меня дядька владеть оружием почитай чуть ли не с пеленок обучал… На князя он полез с криволапыми мужиками!

– Кто они? – не зная, то ли радоваться, то ли плакать, спросила она.

– Князь галицкий Владимирко подослал. Дядей он мне приходится. Бились мы с ним из-за Галицкого княжества. Жестокий он и беспощадный человек. Невзлюбили его галичане. И когда уехал он из города, меня избрали своим князем. Только недолго мне удалось повластвовать, пришел Владимирко с войском, осадил город. Отбили мы все приступы, а потом допустил я оплошность. Послушался доброхотов и вышел под стены сразиться в честном бою. Мало нас было, побил меня дядя. Пришлось бежать. Сначала жил во Владимире-Волынском, но подослал ко мне Владимирко убийц, еле ноги унес. Обосновался в Киеве, да вот тоже нашли…

– А за что он тебя преследует?

– Как за что? Я больше прав на галицкий престол имею, чем Владимирко. Меня избирал народ, а он силой захватил. Так что я для него очень большую опасность представляю. Он будет преследовать меня, пока жив!

– Отказался бы ты от престола, зачем он тебе? Зато живой останешься.

– Какая ты чудная! Это кто же от власти отказывается? Власть сильнее всего на свете! Ради нее не жалеют никаких богатств, предают дружбу и любовь и готовы пожертвовать жизнью! А ты говоришь – откажись…

– И куда мы теперь направляемся?

– Не знаю. Надо выбрать какого-нибудь князя и поступить на службу. Сейчас кругом войны, нас, князей, сильно не хватает, некому полки в бой водить. Для начала в Переяславль отправимся.

– А если не получится?

– Тогда подальше от Киева на север махнем. Слышала о таком княжестве – Суздальском? Вот туда, к князю Юрию, и подадимся, подальше от Владимирко. Там он меня не достанет!

– Только не в Суздаль! – испугалась Агриппина. – Мне там нельзя появляться.

– Что так? Или с кем-то поссорилась? Уж не с самим ли князем?

– Довелось встречаться.

– Нельзя так нельзя, о чем разговор! Мы птицы вольные, куда захочется, туда и полетим.

Заночевать решили в стоге сена. Устроившись поудобнее, повели неторопливый разговор.

– А что, действительно князь Владимирко такой жестокий человек? – спросила Агриппина. – Или просто ненавидишь его и наговариваешь?

– И то, и другое. Разумеется, любви у меня к нему быть не может, коли он меня княжества лишил. Но сама посуди, может человек казнить невинного человека? А он, когда вошел в Галич, многих иссек мечами, а еще больше предал лютой казни. Это безоружных людей! И жестоко, и недостойно русского князя!

– Страх какой, – поежилась Агриппина, кутаясь в конскую попону.

– Но, надо честно признать, он бывает человеком высокой чести, – продолжал Иван. – Поляки у него обманом захватили в плен отца, князя Володаря Ростиславича. Так он дал выкуп такой, что все поражались! На колесницах и верблюдах было привезено немыслимо много одежды, золота, серебра, драгоценностей… И отца вызволил-таки из неволи!

– Он по-настоящему любящий сын.

– А вот случай был…

И Иван рассказал, как Владимирко в Вислице расправился с венгром.

– Но ведь человек ему помог! – невольно вырвалось у Агриппины.

– Изменник! А изменников он не терпит!.. Вот кто мой злейший враг, которому я буду мстить всю свою жизнь. Тут уж так: или он меня, или я его!

Агриппина молчала. Слишком непонятен и страшен князь Владимирко… Наконец спросила:

– Неужели надеешься справиться с таким сильным человеком?

– Поживем – увидим. Пути Господни неисповедимы, – рассудительно ответил он.

На другой день, когда уже смеркалось, выехали на огонек. Двое мужчин варили на костре ужин, рядом стояли телега и лошадь. Князь Иван решил нагнать страху, наехал на незнакомцев лошадью, закричал зычно:

– Кто такие? По какому такому праву?

Мужики вскочили и со страхом уставились на вооруженного человека. Один из них забормотал:

– Мы здесь проездом… Ненадолго… Только на ночку остановились…

Иван рассмеялся, соскочил с коня, присел возле костра. В котелке варилось незамысловатое кушанье – репа без какой-либо приправы. Князь вынул из своей сумы хлеб, мясо, вино, пригласил к совместной трапезе. Мужики сначала мялись, но потом присоединились.

Постепенно разговорились. Оказалось, что оба они были у киевского боярина в закупах. Боярин дал им коня, сбрую, соху, борону, а они должны были с годами отрабатывать взятое. Все бы хорошо, но боярин умер, а его сын стал требовать лишнего, на возражения отвечал зуботычинами. Обратились было в суд, но там все было куплено. Оставался один выход – бежать. Согласно «Русской правде», коли поймают – быть им холопами, рабами. Вот такое невеселое повествование получилось…

– И как решили поступить? – спросил их князь Иван.

Тот, который постарше, с длинным носом и круглыми навыкате глазами, звать Сбыславом, ответил с вызовом:

– Да бродниками хотим стать!

Бродники – бродячие люди, предтечи казаков. Селились на окраине страны, вели вольный образ жизни. Защищали себя сами, а это в тех условиях безраздельного господства кочевников и князей делом было весьма многотрудным. Их было немного, проживали они, как правило, на стыке государств, куда власть правителей доходила не в полной мере.

– И куда же направляетесь?

– В низовье Дуная. Вольница там проживает. Вот к ней и хотим присоединиться.

– Откуда про нее прознали?

– Сосед наш недавно оттуда вернулся, порассказал. Привез с собой кое-какое богатство. Одежда, тряпье, золотишка немного. Отстроил дом, землицы прикупил, живет припеваючи. Вот и мы решили туда кинуться.

– Как же он сумел заработать?

– Говорит, честным трудом. Но мы-то догадываемся…

– И что еще он рассказывал о тех краях?

– Есть у бродников крепость, Берладом именуется. Вроде как столица вольных людей. Там они проводят вече, по-ихнему круг. На нем они избирают себе старшину, с ним совершают походы по суше и морю.

– А этот вожак у них – князь что ли?

– Нет, они признают князя галицкого. Только не подчиняются они ему. Ни тиунов, ни других людей княжеских к себе не пускают. Вольные они!

– Вот это мне по нраву! – Иван даже приподнялся на локте от волнения. – А что если и нам с тобой махнуть на этот Дунай, а, Агриппина?

Она с восторгом смотрела на него. Вот таким он ей нравился больше всех, за таким – хоть в огонь и воду!

– Значит, решено! Будет теперь нас четверо. Завернем в попутную кузницу, закупим мечи, ножи и прочие припасы, чтобы при случае нас голыми руками степняки или другой лихой народ не взял, и прямиком двинемся в вольное общество бродников!

По пути к Дунаю к Ивану Ростиславичу присоединилось еще до полутора десятка человек. Князь всех вооружил, взял под свое начало. Счастливо миновали неспокойную и опасную степь, подошли к городку Берладу. На берегу небольшой речки с тем же наименованием возвышался холм, на нем, огороженные частоколом, разбросаны были несколько десятков мазанок, полуземлянок, глинобитных и саманных домиков. Впрочем, и этому виду путники были рады, город обещал им желанный отдых.

Приблизились к настежь распахнутым воротам. Возле них, растянувшись на земле, спали два вооруженных человека.

– Охрана небось, – насмешливо проговорил князь. – Напились до бесчувствия и дрыхнут. Город можно голыми руками брать.

– Может, некому? – сделал предположение один из путников.

– Не скажи. Под боком и половцы, и печенеги. Да мало ли охотников до дармовщины!

Вошли вовнутрь. Шатались пьяные, кучковались выпивохи, из ларьков зазывали:

– Медовуха сладенькая!

– Вино заморское, пиво свежее!

– А вот рыбка сушеная, рыбка вяленая!

– Слышь, дядя, – обратился Иван Ростиславич к одному из владельцев ларька, – где тут у вас начальство?

– Тебе старшину или кого другого?

– Самого главного.

– Тогда вон в тот дом!

Жилище старшины мало отличалось от других домиков, может, побольше и поухоженнее. Князь вошел в избу. На деревянной кровати, застеленной периной и подушкой, спал здоровенный мужчина лет сорока. Виднелась стриженая голова с хохлом на затылке и вислые усы. Слышалось ровное, глубокое дыхание.

Князь вежливо кашлянул. Усы зашевелились, губы почмокали, наконец открылись глаза, долго смотрели на пришельца.

– Кто ты? – наконец спросил мужчина.

– С пополнением к тебе. Примешь?

– И много вас?

– Полтора десятка.

– Добре. Воины нам нужны. Оружие есть?

– Имеется.

– У всех?

– Как положено.

Мужчина сел на кровати, тряхнул головой, сгоняя остатки сна.

– Ты, я вижу, главный у них. Так слушай наш порядок. Мы проживаем братством. Питаемся сообща, и все у нас общее. Сейчас поселю в домики, подойдете к общему котлу, там вас покормят. Ну, а потом – на свежую голову – соберу круг, он все и решит: примет – будете дальше жить с нами, если против – извини, тут я бессилен. Но я думаю, что будет все нормально.

– Я не один пришел, с женой, – осторожно сказал Иван Ростиславич.

– Дело житейское, у нас есть такие. Живут, воюют. И тебе тоже хату выделю, есть небольшая, как раз на двоих. Заселите.

Наутро – круг. Люди пришли хмурые, пасмурные, с помятыми лицами, но смотрели дружелюбно, даже с некоторым интересом. Одеты были кто во что горазд: кто в льняные рубашки и широкие штаны-шаровары, на некоторых были одеяния из дорогих тканей, за цветные кушаки заткнуты кинжалы и короткие мечи. У одних торчали взъерошенные волосы, у других они были перевязаны. Большинство носили бороды, но некоторые оставляли длинные усы.

Старшина встал на небольшой помост и движением руки подозвал всех подойти поближе. Приказание было исполнено незамедлительно.

– Братья, – сказал он повелительным голосом, – я собрал вас для того, чтобы представить новых людей, которые хотели бы влиться в наше общество. Вот они стоят перед вами. Если есть вопросы, задавайте. А потом приступим к голосованию и решим, то ли принять их к себе, то ли отправить обратно той же дорогой, откуда пришли.

– А правду говорят, что среди них князь находится? – спросил кто-то.

– Князь? – переспросил старшина. – Такого не слышал.

И, обращаясь к пришедшим:

– И что, действительно среди вас есть князь?

После некоторого колебания вперед выступил Иван Ростиславич.

– Я из князей.

– И каких будешь?

– Из галицких.

– Наш город принадлежит галицкому князю. Значит, мы тебе подчиняемся? – насмешливо спросил старшина.

– Может, и подчинялись. Только прогнал меня с престола дядя мой, Владимирко. Нет у меня никаких владений. Я гол как сокол, вроде вас.

Эти слова вызвали оживление в толпе. Послышались голоса:

– Вот это дядя! Расправился с племянничком…

– Князя в бродники превратил!

– Как говорят, от сумы не отрекайся…

Когда говор поутих, старшина спросил Ивана:

– У нас князей нет. У нас все равны. Кого мы изберем, тот у нас и старший. Согласен ли подчиняться законам братства и мне, старшине?

– За тем и шел к вам. Буду равным среди равных.

– Вот это нам подходит. Ну что, братцы, берем бывшего князя в наше общество?

– Согласны-ы-ы!.. – выдохнула толпа.

– Про других и говорить не будем. Считайте себя зачисленными в вольные люди, – обратился он к спутникам Ивана. – А теперь, братцы, поговорим о деле. Вижу, поизносились и поиздержались вы основательно. У некоторых и на хлеб не осталось…

– Что на хлеб! – выкрикнул кто-то задорно. – Тут на вино не хватает!

Дружный хохот покрыл эти слова.

– Значит, всем нам пора отправляться на работу. А работа у нас недалеко – на Дунае. Так я говорю?

– Верна-а-а!

– Засиделись совсем!

– На промысел пора!

– Значит, так, – продолжал старшина, когда все успокоились. – Три дня даю вам на подготовку, а на четвертый выступаем. Чтобы все было у каждого в порядке, а самое главное – каждый из вас. Пьяных и с похмелья будем гнать в три шеи!

Четыре дня смолили и конопатили лодки, чинили весла, готовили припасы. На пятый, утром, вереница лодок потянулась по течению Берлада, затем по реке Сирет спустились в Дунай. Там в небольшом заливчике попрятали лодки, а сами укрылись среди кустарников, которых росло по берегам бесчисленное множество. По обе стороны были высланы дозоры, которые должны были дымом костров сообщить о появлении купеческих судов. Стали ждать.

Агриппина увязалась с Иваном, хотя он и пытался ее отговорить. Однако она у кого-то купила мужскую одежду, заткнула за кушак короткий меч и заявила решительно:

– Буду с тобой рядом, что бы ни случилось!

Теперь она с чисто женской заботливостью обустроила местечко, где они залегли: сначала наломала и настелила веток, а потом сверху накидала травы, которую нарвала на ближайшем лугу.

– Может, долго придется сидеть в засаде, – деловито говорила она. – А от сырой земли можно легко простудиться и заболеть.

Глядя на нее, шутя и посмеиваясь, оборудовали свои лежанки и другие бродники.

За это время Иван привык к Агриппине. Пусть они сошлись нечаянно, пусть не венчались, но он считал ее законной супругой, и даже больше того – надежным и верным другом, оберегал и защищал, хотя порой бывал грубоват, но она принимала все должным образом. Иван удивлялся, как легко сносила она тяготы жизни, лишения в пути, была терпеливой и ровной, и все больше и больше привязывался к ней.

Потянулись томительные дни ожидания. Сначала было интересно наблюдать, как мимо них величественно текли огромные массы воды. Противоположный берег виднелся тонкой темно-зеленой полосой, вода глянцево переливалась, ослепительно искрилась бесчисленным множеством блесток, иногда на ней возникали мощные буруны, которые увлекали за собой плывший мусор; громко крича, летали чайки, стремительно падая на поверхность глади, выхватывали рыбешку и тут же уходили ввысь; высоко в небе парили коршуны. Шла веками сложившаяся спокойная, мирная жизнь…

А потом все надоело. Не хотелось ни на что смотреть. Безделье изматывало, делало людей нервными. Питались, как обычно, сообща, на костре варила и жарила Агриппина. Она душу вкладывала в свое дело, и пища получалась вкусной и сытной. Только одному броднику почему-то не нравилась. Это был полнощекий, толстоватый парень, с сонными глазами, звали его Колояром. Он всегда немного еды оставлял в своей чашке, подходил к Агриппине и говорил капризным голосом, что на этот раз она или недосолила, или, наоборот, соли положила слишком много, или мясо недоваренное, или рыба расползлась в похлебке… Вот и на этот раз подошел он со своей чашкой и стал нудно выговаривать:

– Ну что ты, Агриппина, варить никак не научишься! То у тебя одного не хватает, то другое сделаешь не эдак…

Он ей так надоел и обрыдл, что она терпеть его не могла, поэтому спросила раздраженно:

– Что на этот раз тебе не по нраву?

– Чего-то ты в похлебку не доложила.

– Ну и чего же я забыла добавить?

– Чего-то такого не хватает.

– Ты скажи, чего бы тебе хотелось?

– Сам не знаю. Но вот чего-то недостает.

У нее кончилось терпение, и она в сердцах ответила:

– Ну не плюнула я в твою похлебку, прости Господи!

В засаде соблюдали тишину. Но тут раздался такой оглушительный хохот, что с деревьев слетели птицы и умчались вдаль. Кто-то держался за живот, кто-то катался по земле, а кто-то не мог справиться с обильно текущими из глаз слезами…

С тех пор Колояр к Агриппине больше не подходил.

И вдруг на второй неделе издали появились два корабля. Их увидели при восходе солнца, когда они были уже близко.

– Вставайте! Быстрее! Лодки выводите! – бегал между бродниками старшина, пиная некоторых засонь ногами. – Проспали, черти собачьи, лихоманку вам в душу!

– Мы-то при чем? Где дозор был? – отвечали ворчливо некоторые, но тут же бежали к воде и прыгали в лодки, торопливо выводя на простор.

Но было уже поздно. Река были необозримо широкой, а суда шли по самой ее середине; как гребцы ни старались, догнать их не было никакой возможности. Бросив весла, бродники тоскливо смотрели вслед удаляющейся добыче.

А потом, собравшись на поляне, дали волю накопившемуся возмущению.

– Звать сюда дозор!

– Судить их самым строгим образом!