Текст книги "Повседневная жизнь эпохи Шерлока Холмса и доктора Ватсона"

Законы… против кого?!

Экономический и социальный строй Соединенного Королевства закономерно порождал просто неправдоподобную по масштабам преступность. Бороться с преступниками необходимо… Содержать полицию дорого, вооружать простолюдинов опасно. Приходилось бороться с преступниками, создавая невероятно жестокое законодательство, применяя устрашающие казни.

Во времена Ватсона и Холмса уже не варили живыми фальшивомонетчиков. «Холл Пикрофт, оказавшийся не кем иным, как знаменитым фальшивомонетчиком и взломщиком Беддингтоном, который со своим братом на днях вышел на свободу, отсидев пять лет в тюрьме»[257]257
  Дойль А. К. Приключения биржевого клерка.


[Закрыть], получит обычный тюремный срок. Как и «некий Артур Г. Стонтон – молодой начинающий фальшивомонетчик»[258]258
  Дойль А. К. Пропавший трехчетвертной.


[Закрыть]. В тюрьму пойдет и «Роджер Прескотт, знаменитый чикагский фальшивомонетчик»[259]259
  Дойль А. К. Три Гарридеба.


[Закрыть].

Последнюю ведьму в Англии сожгли в 1806 году. На костре сжигали не только ведьм и еретиков, но и фальшивомонетчиц, и мужеубийц. Почему-то это была в основном женская казнь. С 1702 по 1734 годы 10 женщин были сожжены в Лондоне, а во всей Англии с 1735 по 1789 годы сожжены по меньшей мере 32 мужеубийцы и фальшивомонетчицы.

Постепенно Англия избавлялась от слишком уж изуверских видов казней. Последним в клетке повесили разбойника Джона Уитфилда, застрелившего путешественника на большой дороге в 1777 году. Умиравший от голода и жажды бандит дико орал, беспокоя все население деревушки Уэзерэлл. В конце концов кучер проезжавшей мимо почтовой кареты сжалился и пристрелил беднягу.

Последним, кого в Великобритании казнили путем отсечения головы, был якобит Саймон Фрейзер, лорд Ловат, обезглавленный 9 апреля 1747 года. Отрубленные головы выставляли на пиках на Лондонском мосту. Предварительно их пропаривали в большом котле с солью и тмином. Запах специй отгонял чаек, птицы не расклевывали головы, и они порой могли сохраняться годами.

Самое интересное в этом вовсе не жуткие виды казней, которыми так упиваются люди, сидящие в безопасности в теплых уютных кабинетах. Интереснее всего иерархия… За преступления против властей, за посягательство на привилегии короля наказания гораздо более страшные, чем за убийства и ограбления. B XIV–XV веках за лжесвидетельство полагалось отрезание языка, за убийство оленя в королевском лесу– ослепление и кастрация. Вот за убийство просто вешали. Преступления одних подданных против других мало волнуют корону.

Для начала XIX века интересны даже не изуверские наказания сами по себе, а, во-первых, невероятная жестокость законодательства в целом. В конце XVIII века по уголовному кодексу Великобритании смертная казнь полагалась по 215 статьям. Всего не перечислишь, но смертью карались: хищения растений из чужого сада, блуд с женой или сестрой священника, богохульство, оскорбление члена королевской фамилии (даже 30-юродного родственника короля), самовольное перенесение дорожных знаков, подача неправильных знаков идущему в море судну, попытка кражи чужой лошади, кража овцы или кролика, помеха в движении королевского чиновника, повреждение чужого коровника, отказ платить налог на строительство дорог, умышленно неправильное складывание камней при возведении стены, самовольное возвращение из ссылки, охота в чужих владениях, рубка дров, собирание плодов в королевском лесу, супружеская измена, ведьмовство, получение пенсии военного моряка по подложным документам, выдача себя за пациента дома престарелых, повреждение Лондонского и Вестминстерского мостов, времяпрепровождение с цыганами, бунтарство, разрушение машин, увечье чужих животных, угроза в письме.

Долгое время смертной казнью каралось хищение любой собственности на сумму больше шести пенсов. Достоверный случай конца XVIII века: три девушки украли шаль у богатой старухи. Их схватили и отвели к судье. Тот обрушился на них со страшной руганью, словно они страшные преступницы. Девушки оправдывались: старшая из них – дочь боевого офицера из Индии. Отец отправил ее домой, а пока она плыла на корабле, ее тетка умерла. У нее в Лондоне никого нет, она с подружками три дня слонялась по улицам голодная, у них не было выхода…

Но девушек спасло от смерти другое: шаль старухи стоит всего 14 пенсов. Преступниц трое. Значит, на каждую из них приходится меньше чем по шесть пенсов! Значит, можно их не казнить, а «только» сослать навечно в Австралию.

В ту же самую Австралию вместе с ними сослали парня, который украл овцу: умирающий отец просил бульона. У парня не было ни пенни на мясо, и он украл злополучное животное. Судили, приговорили к 100 ударам плетью и к смертной казни. Заменили наказание ссылкой в Австралию без права возвращения. Кстати, пока сын сидел в тюрьме, отец умер, так и не отведав перед смертью бульона.

Эти факты известны, поскольку именно эта пара каторжников вошла в историю как организаторы массового побега. Каторжники в 1789 году захватили морское судно и прошли на нем около трех тысяч километров вдоль восточного побережья Австралии[260]260
  Фальк-Рене А. Где ты, рай? – М.: Прогресс, 1989.


[Закрыть].

Подробной статистики нет, но известно, что в одном Лондоне с 1749 по 1772 год приговорены к повешению 1121 человек, из которых повешены 678 (остальных помиловали, отправив в колонии). В 1810–1826 годах на территории Лондона приговорены к казни 2755 человек, а за один только 1831 год – 1601 человек.

Для сравнения: в Российской империи смертная казнь предусматривалась по 68 статьям. За все 34 года правления Екатерины II известно три случая приведения в исполнение казни, в том числе Емельяна Пугачева. За 25 лет правления Александра I казнено 24 человека.

Второе, что поражает, помимо массовости казней: превращение казней в некий конвеер.

Считается, что первая виселица в Англии – это вяз в предместье Лондона Тайберне. Через Тайберн пролегала основная северная дорога в Лондон. С 1196 года на вязах Тайбернских полей висели преступники, на устрашение и в назидание проезжим.

Вязы повырубили, а преступников все больше и больше. В конце XVI века пришлось построить виселицу. Ее несколько раз ремонтировали, а в 1759 году заменили сборной. Тайберн был самым известным, но далеко не единственным местом публичных казней даже в Лондоне. По всей Англии же вешали все время, вешали постоянно, повсюду.

В Тайберне вешали по понедельникам или пятницам, хотя иногда назначался и другой день – лишь бы не воскресенье, чтобы отвлекать народ от молитвы.

Насколько обычным делом были казни уже в эпоху Ватсона и Холмса, говорит и судьба последнего палача, проводившего публичные повешения, Уильяма Кэлкрафта (1799–1890). Этот образцовый глава семейства, отец двух сыновей и дедушка кучи внуков, вешал 45 лет, а между казнями разводил голубей и кроликов. Когда в 1874 году 75-летнего Кэлкрафта выпроводили на пенсию, он очень сопротивлялся – он еще может работать!

Никаких ограничений по возрасту не существовало, казнили даже маленьких детей. Самым малолетним из повешенных считается восьмилетний мальчик, обвиненный в поджоге двух амбаров в конце XVIII века.

В 1830 году повешен девятилетний мальчик, укравший цветные мелки…

В 1880 казнен 10-летний Джеймс Арсен.

Не могу назвать имена четырех малолетних проституток, повешенных в 1827 году за то, что они обокрали несколько почтенных и достойных людей. Знаю, что им не было и 14 лет.

Для сравнения: с 1613 года история государства Российского не знает ни одного случая казни малолетнего.

Третье: поражает отношение общества к казням, превращенным в публичные представления. Скопление людей на Тайбернском поле так и называли – Тайбернская ярмарка. Известны имена людей, продававших места поближе к эшафоту, строившие там удобные ложи. Некая мамаша Проктор только на одном повешении заработала 500 фунтов. Другой мамаше Дуглас в 1758 году повезло меньше: казнь отменили, заплатившие заранее в ярости разнесли подмостки и чуть не убили саму мамашу. Что ж, эти люди хотя бы частично компенсировали себе потери от того, что кого-то не убили на их глазах.

Кто побогаче, мог наблюдать за казнью из окон карет.

У приговоренных брали интервью и распечатывали вместе с комментариями разных знаменитостей.

Казни становились местом активной работы продавцов сладостей и еды.

Палачей знали по именам, комментировали их действия. Женщина-палач Бетти была очень популярна. Появилась даже страшилка для непослушных детей: «Будете шалить, и вас заберет леди Бетти!» Вот именно… Леди…

В 1783 году повешения в Тайберне прекратились, виселицу перенесли во двор Ньюгейта. Там происходило то же самое. В феврале 1807 года на виселице у Ньюгейтской тюрьмы должна была состояться смертная казнь неких Оуэна Хаггерти и Джона Холлоуэя. Возле эшафота возникла чудовищная давка – такая, что затоптали 36 человек. Казнь пришлось отложить.

После казни тела преступников вывешивались на цепях на перекрестках дорог – видимо, в назидание остальным. Трупы повешенных были обычной частью ландшафта, с этими повешенными связан целый пласт народных обычаев. Женщины терлись щеками о руки трупа – считалось, что это лечит прыщи. К телу подносили и младенцев, страдающих от кожных болезней, чтобы «смертный пот» исцелил их язвы.

Щепки от виселицы слыли хорошим средством от зубной боли, а кусок конопляной веревки приносил удачу. Кусками веревки торговал палач. Чем более известный преступник был повешен на веревке, тем дороже ценились ее куски. Злые языки замечали, что самые дорогие веревки получались длиной в мили – если сложить все проданные куски.

В XIX веке против публичных казней поднялась волна протестов интеллектуальной части общества. Первым начал возмущаться известный публицист Самюэль Джонсон (1709–1784).

В 1849 году «Таймс» публиковала протесты интеллектуалов и их возмущения против безнравственности этого зрелища, «неописуемо ужасного» поведения людей.

В 1864-м та же «Таймс» сообщала, что во время публичной казни убийцы банковского клерка, вокруг виселицы «происходили кражи и драки, слышались громкий смех и оскорбления, совершались непристойности, тут и там раздавалась грязная брань». Сообщалось, что основными зрителями на казнях было «закоренелое отребье» Лондона: «шулеры, воры, картежники, любители пари и боксерских матчей, зеваки, обычно околачивающиеся в дешевых театрах и бильярдных».

Можно подумать, раньше было иначе!

И Роберт Пиль, и Диккенс развернули широкую кампанию против публичных казней.

Последней англичанкой, чья казнь послужила развлечением для сограждан, стала убийца Фрэнсис Киддер 2 апреля 1868 года. Последним мужчиной – то ли Томас Уэлл 13 августа 1868-го, то ли ирландец Майкл Барретт, устроивший взрыв в тюрьме «Клеркенуэлл» в попытке освободить товарищей, повешенный 26 мая 1868 года.

В 1868 году депутат парламента от Олдхэма Дж. Т. Хибберт внес законопроект, и парламент постановил: проводить казни за стенами Ньюгейтской тюрьмы, без доступа общественности. Общественность громко возмущалась! Правда, свидетелей, включая репортеров, допускали на казни до 1910 года.

Одновременно шло смягчение уголовного законодательства. С 1830-х число преступлений, караемых смертью, постепенно сокращается. После 1861 года казнили только за посягательство на особу королевы и членов царствующего дома; бунт, сопровождающийся насилием; убийство, злоумышленное нанесение ран, окончившееся смертью; морской разбой и поджог доков и арсеналов.

За период между 1830 и 1864 годами во всей Англии было повешено «всего» около 2000 человек. С 1864 по 1900 год – еще того меньше, «всего» 1200.

Для сравнения: в России с 1830 по 1900 годы повешен 121 человек. Среди них ни одного малолетнего.

Водить людей за телегой и публично пороть их перестали в XIX веке. Женщин с 1820-го, мужчин с 1830 года. Тогда же исчезает практика пронзать тела самоубийц колом и хоронить их на перекрестке четырех дорог. Все это вполне могли видеть родители Ватсона и Холмса. В их время память о славных временах, когда «преступника», уличенного в бродяжничестве и нищенстве, тащили за телегой и били плетьми, еще очень свежа.

«Недоброй памяти Тайберн-Три»[261]261
  Дойль А. К. Три Гарридеба.


[Закрыть] упоминается в «Приключениях Шерлока Холмса» всего один раз. Казнь через повешение – несколько раз. То отмечается, что «многих отправили на виселицу на основании куда менее веских улик»[262]262
  Дойль А. К. Тайна Боскомской долины.


[Закрыть], то сообщается, что «такая красивая безделушка ведет людей в тюрьму и на виселицу»[263]263
  Дойль А. К. Голубой карбункул.


[Закрыть]. То мелкого гаденыша Олдейкра обвиняют в том, что он сделал «все, чтобы невинного человека вздернули на виселицу»[264]264
  Дойль А. К. Подрядчик из Норвуда.


[Закрыть]. То высказано предположение: «Возможно, вы еще успеете спасти ее… для виселицы»[265]265
  Дойль А. К. Пляшущие человечки.


[Закрыть]. Негодяя Хейза «ждет виселица»[266]266
  Дойль А. К. Случай в интернате.


[Закрыть], как и банду Рэндалов, отца и сына[267]267
  Дойль А. К. Происшествие в Эбби-Грэйндж.


[Закрыть].

Шерлок Холмс рад будет «отправить полковника Морана на виселицу»[268]268
  Дойль А. К. Пустой дом.


[Закрыть], а в другом случае его «извиняет благая цель спасти невинную женщину от виселицы»[269]269
  Дойль А. К. Тайна Торнского моста.


[Закрыть].

В общем, виселица многократно появляется в «Приключениях Шерлока Холмса». Но как заслуженная кара, а вовсе не как общественная проблема. Проблемы как бы и нет.

Да и преступники у Дойля какие-то странные… Романтичные очень. В 1853 году в тюрьмах Англии и Уэльса содержалось 142 166 арестантов обоего пола и всех возрастов. В начале XX века – порядка 160 тысяч арестантов. Как ни оценивай общественную систему Соединенного Королевства, сидели они за достаточно отвратительные поступки: многократные кражи, похищения людей, попытки изнасилования и изнасилования, ограбления, нападения на полицейского, мошенничества… А помимо того, за кражу собак, участие в мятеже, браконьерство, незаконную уборку мусора, кражу фруктов.

Как правило, каторжники выполняли бессмысленный труд. Скажем, в тюрьме «Колдбат Фидлз» одним из «воспитывающих» занятий было перетаскивание пушечных ядер по двору: мужчины выстраивались на расстоянии трех метров друг от друга, один из них поднимал с земли ядро и клал на землю возле соседа, который должен был тащить его дальше. Арестанты тяжело дышали, от пота у них скользили руки, но упражнение продолжалось ровно 1 час 15 минут.

Другое занятие: ступальное колесо – горизонтальный цилиндр с 24 ступенями снаружи. По полчаса в день арестанты становились «белками на колесе». В тюрьме Бодмин в Корнуолле женщины-арестантки работали на колесе по восемь часов в день, перемалывая зерно для кухни и близлежащей психиатрической лечебницы.

Малолетних преступников отправляли в «Тотхилл Филдз», бывшую тюрьму «Брайдуэлл». По данным на 1851–1852 годы 55 арестантов моложе 14 лет оказались в тюрьме за кражу товара на сумму шесть пенсов и ниже.

У девочки, укравшей ботинки, спросили, зачем она это сделала.

– Дык у меня ж своих не было, – отвечала «преступница».

Известно немало случаев, когда дети демонстративно били на улицах стекла и фонари, – чтобы их «забрал бобби». Ведь в тюрьме кормили, давали горячую ванну раз в месяц и обували в самые настоящие сапоги!

Низший класс в «Приключениях Шерлока Холмса»

Для Ватсона и Холмса низший класс – это поистине какое-то неведомое племя, как зулусы или ашанти.

«Видите, как хорошо видны отсюда люди, снующие в свете газовых фонарей?

– Они возвращаются домой после работы в доке.

– Какие они усталые и грязные! Но в каждом горит искра бессмертного огня. Глядя на них, ни за что не скажешь этого. И тем не менее это так. Странное все-таки существо человек.

– Кто-то назвал человека животным, наделенным душой.

– Уинвуд Рид хорошо сказал об этом, – продолжал Холмс. – Он говорил, что отдельный человек – это неразрешимая загадка, зато в совокупности люди представляют собой некое математическое единство и подчинены определенным законам. Разве можно, например, предсказать действия отдельного человека, но поведение целого коллектива можно, оказывается, предсказать с большей точностью. Индивидуумы различаются между собой, но процентное отношение человеческих характеров в любом коллективе остается постоянным. Так говорит статистика»[270]270
  Дойль А. К. Знак четырех.


[Закрыть].

Так может рассуждать об индусах Редьярд Киплинг.

Среди людей низшего класса попадаются достойнейшие личности – так же и мистер Киплинг бывает об отдельных индусах весьма высокого мнения. Нищий Хью Бун, в которого превращается для заработка милейший Невилл Сент-Клер, ярок и интересен – прямо как смелый гурк или устремленный в духовные искания брахман.

Таков и Генри Вуд, лицо которого, «сейчас темное и изнуренное, когда-то, должно быть, было изумительно красивым. Он посмотрел на нас глазами с пожелтевшими белками и молча, даже не сделав попытки привстать, указал на свободные стулья»[271]271
  Дойль А. К. Горбун.


[Закрыть].

Солдат, преданный своим полковником, он попадает в плен к сипаям. «Прошло больше года, прежде чем я снова увидел лицо белого человека. Меня терзали и мучили, я пытался бежать, но меня поймали и снова терзали и мучили. Вы видите, в какую развалину я превратился»[272]272
  Там же.


[Закрыть].

Под конец жизни хочет еще раз увидеть родную Англию… В ней он – бродячий артист, жилец самого дна, но вызывает жалость и симпатию.

К пролетариям надо уметь найти подход!

«Самое главное, – начал Холмс, когда мы расположились на снастях ялика, – имея дело с простыми людьми, не давать им понять, что хочешь что-то узнать у них. Стоит им это понять, сейчас же защелкнут створки, как устрицы. Если же выслушивать их с рассеянным видом и спрашивать невпопад, узнаешь от них все, что угодно»[273]273
  Дойль А. К. Знак четырех.


[Закрыть].

Опять вспомним мистера Киплинга…

Трущобы упоминаются в «Приключениях Шерлока Холмса» множество раз, но никогда не расследуются преступления, совершенные в трущобах, в среде низшего класса. Люди низшего класса попадают на страницы «Приключений Шерлока Холмса» исключительно как свидетели того, что совершено против представителей высшего или среднего класса, или как преступники.

Убийца Черного Питера, Патрик Кэрнс – гарпунщик, человек низшего высшего класса: он готов уйти в море за восемь фунтов в месяц, то есть за 96 фунтов в год. По понятиям низшего класса, он довольно обеспеченный человек.

Упоминается в этом рассказе и «каменщик, по имени Слэтер, который шел из Форрест-Роу около часа ночи за двое суток до убийства, остановился у владений капитана и посмотрел на квадрат света, видневшийся сквозь деревья»[274]274
  Дойль А. К. Черный Питер.


[Закрыть].

Но, строго говоря, сам Черный Питер, капитан Кэрри, уже человек среднего среднего класса – пусть опустившийся, впавший в алкоголизм.

К низшему среднему классу относится «Беппо, итальянец-ремесленник. Иногда исполняет у меня в лавке кое-какую работу. Может резать по дереву, золотить рамы, всего понемножку». Таковы же и все остальные «около пятидесяти рабочих, занятых резьбой и формовкой»[275]275
  Дойль А. К. Шесть Наполеонов.


[Закрыть].

К низшему среднему классу относится стюард Джим Браунер, убийца своей жены, пославший ее ухо и ее возлюбленного сестре жены, Саре Кушинг[276]276
  Дойль А. К. Картонная коробка.


[Закрыть]. К низшему низшему классу он будет относиться только после того, как выйдет с каторги… Если выйдет.

К низшему среднему и низшему высшему классам относятся циркачи из заведения мистера Рондера[277]277
  Дойль А. К. Женщина под вуалью.


[Закрыть].

Мистер Джонатан Смолл – беглый каторжник. Он – человек низшего низшего класса, и ничего тут не поделаешь. Как бы разумно он ни рассуждал и чем бы ни занимался.

В Индии он еще как-то может просуществовать… В Англии он – на дне жизни. Но и он – вовсе не порождение дна! Он – человек среднего низшего класса, который не удержался в своем классе по рождению.

Его история, которую он излагает очень доходчиво, предельно ясно показывает, как англичанин в эпоху Ватсона и Холмса мог очутиться на дне жизни: «Родом я из Вустершира, родился в местечке под Першором. Если вы заглянете к нам, найдете не одно семейство Смоллов. Я часто подумывал съездить туда, но я никогда не был гордостью своего семейства и сомневаюсь, чтобы они очень мне обрадовались. Все они люди почтенные, ходят в церковь, пользуются уважением в округе. Они фермеры, а у меня всегда были дурные наклонности. Когда мне было восемнадцать лет, я попал в историю из-за одной девушки. Спасло меня только то, что я завербовался и стал солдатом королевы в Третьем линейном пехотном полку, который как раз отправлялся в Индию.

Но служба моя кончилась скоро, я выучился только стрелять из ружья и ходить "гусиным шагом". Понесла меня однажды нелегкая купаться в Ганг, хорошо еще, что рядом со мной оказался в воде наш сержант Джон Холдер. А он был в нашем полку одним из лучших пловцов. Выплыл я на середину, глядь – крокодил. Оттяпал мне ногу выше колена, как ножом отрезал. Я бы утонул от шока и большой потери крови, да рядом оказался Холдер, он подхватил меня и вынес на берег. Пять месяцев я пролежал в госпитале. Выписался я на деревяшке полным инвалидом, неспособным к воинской службе, да и вообще ни к какой другой.

Мне тогда довольно солоно пришлось, как вы можете себе представить, – беспомощный калека; и всего только двадцать лет. Но, как говорится, нет худа без добра. Одному человеку, по имени Эйблуайт, хозяину индиговых плантаций, потребовался надсмотрщик. Случилось, что он был другом нашего полковника, принимавшего во мне участие. Он горячо рекомендовал меня Эйблуайту. Надсмотрщик большую часть времени проводит верхом на лошади, а так как культя у меня была довольно длинная, то держаться в седле я мог, деревяшка мне не мешала»[278]278
  Дойль А. К. Знак четырех.


[Закрыть].

К самым низам относятся и беспризорники – «летучий отряд уличной сыскной полиции Бейкер-стрит».

«Он здесь, мистер Холмс! – бойко отрапортовал маленький беспризорник, подбегая к нам.

– Хорошо, Симпсон! – поблагодарил Холмс, погладив его лохматую голову. – Идемте, Ватсон. Нам вон в тот дом»[279]279
  Дойль А. К. Горбун.


[Закрыть].

При необходимости Холмс может собрать целую армию уличных мальчишек.

«Боже праведный, это еще что такое? – воскликнул я, услышав в прихожей и на лестнице топот множества ног, сопровождаемый громкими возмущенными возгласами нашей хозяйки.

– Это летучий отряд уличной сыскной полиции Бейкер-стрит, – совершенно серьезно объяснил Холмс.

Не успел он закончить фразу, как в комнату ворвалось с полдюжины самых замурзанных и оборванных беспризорников, каких я когда-либо видел.

– Смирно! – строго скомандовал им Холмс, и шестеро грязных сорванцов замерли в строю, словно маленькие диковинные изваяния. – Впредь являться сюда с докладом только Уиггинсу, остальным – ждать на улице. Ну что, Уиггинс, нашли?

– Никак нет, сэр, не нашли, – отрапортовал один из юнцов.

– Я особо и не надеялся. Но вы должны продолжать поиски – пока не найдете. Вот ваше жалованье. – Холмс вручил каждому по шиллингу. – А теперь марш отсюда и в следующий раз приносите новости получше.

Он махнул рукой, и мальчишки кубарем скатились по лестнице, как серая крысиная стайка; в следующую секунду их пронзительные голоса доносились уже с улицы.

– От этих маленьких попрошаек толку бывает больше, чем от дюжины полицейских, – заметил Холмс. – Один вид человека в форме лишает людей речи. А эти малолетки шныряют повсюду и все слышат. Вы не представляете себе, как они сметливы; им недостает только организованности»[280]280
  Дойль А. К. Этюд в багровых тонах.


[Закрыть].

«Организовывает» их Холмс своеобразно… «Пока он говорил, на лестнице послышался быстрый топот босых ног, громкие мальчишеские голоса, и в комнату ворвалась ватага грязных, оборванных уличных мальчишек. Несмотря на шумное вторжение, было заметно все-таки, что это отряд, подчиняющийся дисциплине, так как мальчишки немедленно выстроились в ряд и нетерпеливо воззрились на нас. Один из них, повыше и постарше других, выступил вперед с видом небрежного превосходства. Нельзя было без смеха смотреть на это чучело, отнюдь не внушающее доверия.

– Получил вашу телеграмму, сэр, – сказал он. – И привел всех. Три шиллинга и шесть пенсов на билеты.

– Пожалуйста, – сказал Холмс, протянув несколько монет. – В дальнейшем, Уиггинс, они будут докладывать тебе, а ты мне. Я не могу часто подвергать мой дом такому вторжению»[281]281
  Дойль А. К. Знак четырех.


[Закрыть].

Интересно: получать сведения от этих мальчишек, можно. Прекрасно понимая при этом, что стоит очередному Стэплтону или Джону Клею понять, что за ним следят – и за жизнь маленького шпиона нельзя будет дать даже шиллинга, которым Холмс одаривает подростка. Но не принимать же «грязных, оборванных уличных мальчишек» в приличном доме миссис Хадсон! Там, где играют на скрипке, обсуждают оперные арии, читают и пишут умные книги… В доме мистера Холмса ведутся беседы с герцогами и профессорами, в нем не место оборванному «чучелу, отнюдь не внушающему доверия».