Текст книги "Повседневная жизнь эпохи Шерлока Холмса и доктора Ватсона"

Сочувствие Ватсону и Холмсу

Дойль не сравнивал условия жизни англичан с домашней жизнью других народов. Обо многом он не писал, как об очевидности; другого не касался потому, что не считал это важным. Какой смысл описывать, как Ватсон лязгает зубами, торопливо одеваясь поутру? Как Холмс затыкает пробкой раковину, чтобы умыться и побриться? Какой смысл описывать борьбу миссис Хадсон с клопами и крысами? Или очередь в будочку во дворе? Все так живут. Мы же не пишем, что герой романа спускает в унитазе воду или что он бреется безопасной бритвой.

Но за героическими подвигами и удивительными приключениями друзей есть ведь и бытовая сторона. Ватсон и Холмс – далеко не самые обездоленные из своих современников. Они живут каждый в отдельной комнате, ездят на кебах, едят в ресторанах. Они пользуются фонарями, пистолетами и хлыстами. Они обуты в сапоги и одеты в добротные пальто или плащи поверх плотных теплых пиджаков. На стенах их комнат висят фотографии прославленных генералов, они знают цену картинам, читают книги и газеты. Они широко образованы. О цене этой образованности неприятно думать, но ведь пороты 99 процентов тогдашних англичан, а науки и искусства знают от силы пять-десять процентов. Они долговечны. Первая миссис Ватсон умерла, не дожив и до 30 лет. В старости они покупают фермы в Суссексе, а большинство их сверстников, если дожили, попадают в работные дома.

Но тем не менее… Ватсон и Холмс жили в холодном доме с сортиром на улице, умываясь ледяной водой. В доме, где слышен каждый чих. Где согреться и просохнуть можно только у камина. И ели сэндвичи, потому что каждый день баранина с картошкой – это дорого.

Они хорошо выкованы. Они – стойкие джентльмены, которые умеют переносить трудности. Но всякий раз, представляя усталого Ватсона, вернувшегося после осмотра больных, который с довольным лицом вытягивает ноги к камину, а от его одежды валит пар, мне хочется налить ему горячего супу и посадить в комнате с форточкой. Чтобы в доме было плюс 18, а из форточки вместе с клубами соплеменного тумана врывался свежий воздух. И пусть Холмс играет на скрипке, не надевая теплого халата поверх пиджака и рубашки.

Глава 16
Что они надевали, ели и пили

Для того чтобы испортить завтрак, требуется некоторое умение – даже англичане не могут это сделать.

Джон Кеннет Гэлбрайт

Одежда, которую они носили

В английском климате надо носить одежду в несколько слоев – так меньше промокаешь. То есть промокнешь в любом случае, но меньше. Нет нужды в теплых шуба и дубленках, но нужны плотные теплые куртки, брюки и юбки, теплое белье.

Разумеется, одежда всегда позволяла определить принадлежность человека к тому или иному классу общества. Во-первых, есть одеяния, которые просто недоступны членам низшего класса. Платье для леди, как уже говорилось, могло бы стоить в пять-десять раз больше, чем для ее служанки.

Во-вторых, некоторые формы одежды никогда не используются низшими классами. Рабочий может надеть плащ – но не реглан.

Если верить легенде, реглан, у которого рукав выкраивается вместе с плечевой частью остальной одежды, придумал фельдмаршал барон Фицрой Джеймс Генри Сомерсет, 1-й барон Реглан (1788–1855). Он потерял правую руку в битве при Ватерлоо, в 1815 году.

Чтобы скрыть этот недостаток, барон и придумал такую одежду. В Крыму, под Севастополем, эту форму плаща заимствовали другие англичане. Они сильно мерзли, потому что интенданты украли часть зимнего обмундирования, а другую часть вовремя не подвезли. Вот им реглан и пригодился…

Верхи общества часто надевали спортивную одежду: джентльмен должен играть в активные виды спорта, много времени проводить на свежем воздухе.

«Одет он был как джентльмен: норфолкский жакет, короткие спортивные штаны, на голове суконная кепка»[418]418
  Дойль А. К. Черный Питер.


[Закрыть]. Норфолкский жакет – широкая однобортная куртка с поясом, которую никогда не надел бы бедняк.

На верхнюю одежду верхов использовалась особая ткань – касторовая. Ничего общего с касторкой! Castor fiber по-латыни означает бобер. Из шерсти бобра изготавливали сукно со сглаженным ворсом. Кастор – это очень дорогое, но очень долговечное сукно, которое не пропитывается водой. Из кастора изготавливали мужские шляпы и женские шляпки, шили костюмы, пальто, мундиры для офицеров. В России из кастора изготавливали кителя морских офицеров.

Даже одна касторовая вещь на человеке показывало – это джентльмен.

Теплое белье… Джентльмены задолго до появления трусов носили длинные нижние штаны до щиколоток или, по крайней мере, до колен – кальсоны, от итальянского calzoni – «штаны».

Дамы долгое время пользовались нижними юбками – надевая порой несколько пар одна на другую. Именно из Англии пошли дамские панталоны. Сама эта одежда известна с 1640-х годов, ее название восходит к имени комедийного итальянского, потом французского персонажа Панталоне.

С 1800-х годов английские аристократки начали надевать под юбки эти узкие штаны. Королева Виктория активно пропагандировала сию деталь дамского туалета, и «женские кальсоны» стали распространены во всех классах общества.

Первоначально дамские панталоны были чуть ниже колен или закрывали ноги до щиколотки. Украшать их рюшами и бантиками стали почти сразу, а к 1890-м годам панталоны стали намного короче.

Современные дамские панталоны-шортики ввела в моду только знаменитая Габриэль Бонер Шанель, Коко Шанель (1883–1971) в 1920-е годы.

Независимо от Коко Шанель в Англии с 1850-х годов появились облегающие рейтузы с петлей для пятки. Эта одежда введена тоже аристократками – в рейтузах удобнее ездить на лошади.

Необходимы чулки, которые носили и мужчины, и женщины. Часто чулки были шерстяные, очень плотные. Закреплялись они специальными подвязками – полосками ткани, которыми обвязывалась нога в верхней части чулка. Если вместо подвязки используются пуговицы – это гетры.

Кому больше всех понадобились получулки до колен, вытекает из названия – гольфы. Известны они с середины XVIII века. Если гольфы короче чулка и не достигают бедра, но выше колена – это гольфины. Короткие чулки – это носки.

В доме чаще, чем у нас, носят ту же одежду, что на улице, – потому что в доме ненамного теплее и суше. «Мой дом – мой замок» – произносят англичане. Что вообще-то аналог скорее поговорки «хозяин-барин». Но на русский переводится обычно как «мой дом – моя крепость». Но мы-то, сразу войдя в дом, переодеваемся в домашнее. Англичане в своих «крепостях» намного меньше изолированы от внешней среды.

Британцы XIX века называли французов развратниками, потому что они отапливали спальни. Трудно поверить, что сами они размножались почкованием, или путем верноподданических размышлений о высшем смысле монархии. Но теплые ночные рубашки из плотного полотна или фланели были для них необходимы. Не легкомысленные изделия, чарующие главу семейства, а именно плотные одеяния, не позволяющие замерзнуть в собственной постели – при температуре порядка восемь-десять градусов, а то и около нуля. Были и мужские ночные рубашки, а на головы мужчины напяливали специальные ночные колпаки. Дамы спали еще и в кофточках, надеваемых поверх рубашки, и в ночных чепчиках.

Для выхода из дома необходима прочная обувь: прохладно и сыро. Нужны сапоги или ботинки.

Ботинки со шнуровкой – в основном деталь мужского туалета.

Дамы чаше носили ботинки на пуговках. На Мэри Сазерлэнд от спешки оказываются «разные ботинки; на одном носок был узорчатый, на другом – совсем гладкий. Далее, один ботинок был застегнут только на две нижние пуговицы из пяти, другой – на первую, третью и пятую пуговицы. Когда молодая девушка, в общем аккуратно одетая, выходит из дому в разных, застегнутых не на все пуговицы ботинках, то не требуется особой проницательности, чтобы сказать, что она очень спешила»[419]419
  Дойль А. К. Установление личности.


[Закрыть].

Первые резиновые калоши придумал американец Чарльз Гудрич в 1824 году. После изобретения вулканизации резины – тоже американцем Чарльзом Гудьиром вулканизированного каучука американские компании быстро наладили массовое производство верхней обуви.

Галоши в Британии использовали в основном представители среднего класса. Для низшего класса они и дороги, и меньше нужны. Аристократам галоши мешали бы заниматься спортом, сапоги лучше.

Зонтик известен с глубокой древности; первоначально он служил для защиты от солнца. Как укрытие от дождя зонт впервые применил английский предприниматель Джонас Хенвей (1712–1786) в 1750 году. Зонтик стал такой же частью мужского туалета, как штаны. Но исключительно у аристократии и среднего класса. В эпоху Ватсона и Холмса человек, несущий под мышкой зонтик, сразу определялся, как джентльмен.

В Соединенном Королевстве не было никакой особой «народной» одежды. В России дама из образованных слоев никак не могла носить сарафан, а дворянин или интеллигент – армяка. Сюртук же и панталоны никак не мог бы одеть мужик.

Одежда низших классов Британии – попросту более скверная одежда. Они сшита из более скверной ткани… Никакой касторовой ткани, конечно же! Она проще. Никаких регланов, норфолкских жилетов. Никаких кальсон, просто вторые штаны сверху. У дам – никаких панталон и рейтузов, несколько юбок. Чулки или носки, а не гольфы.

Наконец, одежда низов менялась и обновлялась намного реже – соответственно, люди низшего класса ходили в старом, зашитом, заплатанном и заштопанном. А порой и просто в рванине. Причудливые лохмотья уличных мальчишек часто вызывали желание нарисовать их у художников. Но своих детей они бы так, конечно, не одели бы.

В 1901 году люди, имевшие постоянную работу, покупали одежду в дешевых магазинах новой. Те, кто имел не постоянную работу, донашивали свое или чужое старье. Старьевщик – очень почтенная профессия. В семьях низшего класса младших одевали в обноски от старших. Матери сами перешивали одежду старших детей или свою собственную. Очень распространена была перелицовка: сносив вещь, например пальто, с лицевой стороны, переворачивали на изнаночную и сшивали заново либо на дочерей, либо на сыновей.

О еде как таковой

В традиционной культуре всех народов еде уделяется исключительное внимание. Все народные герои, воплощения народного здравого смысла и отношения к жизни, демонстрируют невероятную прожорливость. Петрушка в народных сказках съедает то целого жареного быка, то всю кашу на обед крестьянской семьи – то есть человекам тридцати. Немецкий аналог Петрушки, Ганс Вурст (что и значит в переводе «колбаса»), тоже сжирает целые кладовки колбасы и копченостей, а потом всячески демонстрирует сытость: рыгает, пукает, похлопывает себя по животу, валится на спину отсыпаться и так далее. Неказистый юмор? Но такой же юмор и у всех остальных народов мира.

Русский «вурст» налегает не на колбасу, а на кашу и щи, японский – на рис и рыбу, мексиканский – на кукурузу, но право же все это – частности. Главное – народный герой, воплощение отношения народа к жизни, беспрерывно и жадно жрет. Жрет до отвращения много, по-хамски; жрет вопиюще некультурно; жрет до рвоты, до поноса, до тупого оцепенения.

В народных сказках, стишках, потешках тоже невероятно много внимания уделяется еде. Детей словно уверяют что развлекаться – это есть что-то вкусное. Хорошая жизнь – это когда есть ватрушки, пироги, шанежки, зразы, сочни, пироги с рыбой, вареньем, яблоками, рисом-мясом, сливами, грибами… Впрочем, я кажется, увлекся.

Даже для самых маленьких подчеркивается: «каша сладенька» – причем наряду с «бабушка добренька», то есть с самыми важными для малыша фактами.

Откуда такой культ еды?!

Ответ будет не очень веселым – он от того, что еды вообще-то всегда не хватает. То есть какая-то еда обычно есть, жить можно, но, во-первых, всегда-то еды в самый-самый притык, еле-еле.

У всех народов есть меры объема, показывающие, сколько вообще хлеба нужно человеку на месяц или на год. Русская четверть – порядка 180 кило зерна. Японское коку– примерно 160 кило риса. Прямо скажем, нормы не особенно богатые. С такой нормы трудно лопнуть, как Ганс Вурст. Если это – средняя норма потребления, то кому-то обязательно не хватит.

В самые благополучные времена приятное застолье упитанных людей всегда оттенял кто-то, глотавший голодную слюну. В Англии XVI–XVII веков кучка сытых окружена морем полуголодных – впрочем, как и во всех других землях.

Во-вторых, в историческом прошлом всегда за сытыми годами следовали голодные. Неизбежно наступал год или же несколько лет, когда еды не хватало уже для многих.

Во время войн, осад, катастрофических неурожаев наступал момент, когда даже верхи общества жестоко страдали от голода. Не от того, что называем голодом мы, зажравшиеся потомки. Не то, что мы испытываем, заблудившись в лесу или утопив хлеб и консервы в походе. Наступал момент, когда и вчера нечего было положить в рот, и сегодня нечего, и завтра тоже будет нечего. И послезавтра так же будет бурчать в животе, и так же придется, вставая, придерживаться рукой за стенку. А что самое ужасное, с той же надеждой будут смотреть на тебя твои дети огромными ввалившимися глазами.

«Еще не мужчина тот, кто не испытал войны, любви и голода» – этой французской поговорке примерно 400 лет. Франция была самой богатой, самой культурной (и самой сытой) страной тогдашнего мира. Поговорка эта создана дворянами – явно не самыми обездоленными людьми.

Но как раз в этой богатой и сытой стране вошло в обычай поедать лягушек и варить суп из улиток – уж наверное не от обилия пищи. Каждые несколько лет дворянин получал возможность пройти свое испытание голодом. Голодом, от которого шатает ветром сильного человека. Голод служил таким же испытанием личных качеств человека, такой же проверкой душевной зрелости, как сильная любовь к женщине, как поведение в атаках и под огнем.

Верхи всякого общества были относительно сыты, в сравнении с простолюдинами. Они просто до неприличия демонстрировали свою относительную, в сравнении с низами, сытость. Во все времена, у всех народов. Взгляните на коллективные портреты византийских царедворцев. Все они подпоясаны «под груди», как говорили крестьяне на Руси, чтобы выпирал сытый живот. Сразу видно – люди богатые, сытые.

Так же подпоясаны и британские рыцари на миниатюрах XII–XV веков, и брахманы в Индии – показывали свои сытые, раздутые от вегетарианской пищи животы.

Избыточное потребление пищи – по сути дела, расточение продуктов, было не только чем-то приятным. Оно надежно отделяло богатые верхи от бедных низов. Так же надежно, как одежда и образование.

Произошедшие изменения

Именно в Англии произошло то, что резко изменило эту традицию: появились люди всегда сытые. ВСЕГДА. Конечно, таковы были вовсе не все англичане. Но прекратив войны на своей территории, британцы вырастили слой аристократов, которые не проходили обязательного испытания голодом.

Если войны ведутся за морем – в них принимают участие в основном те, кто этого хочет. Это уже мужское приключение, а не народное бедствие. Англичанин из не самых бедных мог попасть на континенте в осаду и тяжело голодать. Он мог долго идти через разоренные области, где физически нет никакой еды. Он мог плыть на корабле и оказаться на необитаемом острове. Он мог оказаться в Южной Азии, в первобытных лесах Америки или в Африке; там могло произойти все что угодно.

Но его старенькие дедушка и бабушка, его дети и внуки не могли оказаться в осажденном городе со времен гражданских войн 1642–1652 годов.

Навоевавшись на континенте или в колониях, дворянин возвращался домой. Попыхивая трубкой у камина, он рассказывал о своих подвигах восхищенным внукам. В картинной галерее появлялся очередной портрет предка-героя. Но его семья не голодала. И сам он голодал не дома, потому что в доброй старой Англии верхи никогда не голодали.

Во всех обществах и всегда верхи меньше страдали от голода вне катаклизмов и войн. Но все же страдали, хоть и меньше. Во время массового голода бедный дворянин страдал меньше, чем крестьянин. Но страдал. И были зажиточные крестьяне, которые страдали меньше, чем дворянин.

В Англии верхи не страдали от голода НИКОГДА. Во-первых, в состав верхов входило экономически господствующее меньшинство, и только это меньшинство. Во-вторых, это меньшинство было совершенно эгоистично.

Русские дворяне осознавали свою ответственность перед народом. Интеллигенты, того еще лучше, учудили про свой «долг народу» и вырастили в себе комплекс вины перед народом.

Английская знать в упор не замечала любого общественного уродства. Низам не хватает пищи? Это они плохо работают. Кто-то кричит, что у его детей нет еды? Это опасный бунтовщик, его надо отправить в колонии.

Пятнадцать процентов населения Соединенного Королевства в 1800 году, английские джентльмены, наложив лапу на весь земной шар, выкачивая сказочные богатства из Индии и Африки, стали первыми людьми на земле, для которых голод навсегда ушел в прошлое. Для них еда перестала быть предметом престижа. Британские джентльмены первыми вошли в удивительный мир, совершенно неведомый предкам: мир без голода. Мир, в котором не надо наедаться впрок. В котором хорошо есть означает не много есть, а означает разумно есть.

Чтобы отказаться от еды, чтобы контролировать процесс поедания – надо быть сытым. Поколениями сытым, с дедов-прадедов. В этом отношении мы все сейчас живем так же, как двести лет назад жили только британские джентльмены, но совсем не так, как еще совсем недавние предки.

Роскошь, еще недавно доступная лишь исчезающему меньшинству, стала частью жизни миллиардов людей.

В Соединенном Королевстве на протяжении XVIII века вырабатывалась традиция: богатые и образованные стали все больше воздерживаться в еде. Джентльмен должен быть тощим и выносливым! Джентльмен умеет отказаться от лакомого блюда; джентльмен не обжирается; он много занимается спортом и не любит тяжести в брюхе.

К этому надо добавить вот что: создание системы мировой торговли, а потом создание империи сделало пищу верхов разнообразнее и калорийнее, чем когда-либо и у кого-либо. Английская кухня – это мясо и овощи, почти без сытных, но менее вкусных каш и картофеля.

К тому же эта кухня полна легких наркотики и стимуляторов.

В XVII веке стали курить и пить шоколад.

В XVIII веке появился кофе.

В XIX – твердый шоколад и чай.

Ко времени Ватсона и Холмса эта новая традиция питания давно стала чем-то совершенно естественным. Так жили уже деды этого поколения, а у многих – и прадеды.

Новый режим питания

Именно в Англии, в материально обеспеченных кругах, появился обычай есть не два и не три, а четыре раза в сутки.

Обеспеченные люди первый раз пили чай еще в постели. Действительно – просыпаешься в пять-шесть часов утра и, не вылезая из постели, выпиваешь первую чашку чаю… А уже потом поднимаешься, умываешься ледяной водой в спальне-холодильнике. Но для этого, конечно, нужен тот, кто встанет еще раньше и этот чай приготовит.

Обильный завтрак предполагает кашу из овсяных хлопьев – порридж, яичницу с беконом, копченую сельдь, вареные яйца. Знаменитая фраза «овсянка, сэр!» давно стала классикой из анекдотов, но она отражает реальность.

Второй завтрак, ланч, подается в 12–13 часов. Он относительно прост, это время фаст-фуда… Хотя для некоторых это время поедания жаркого из говядины.

Традиционный «файв о'клок», «пять часов» – не просто чай. Тут опять едят холодное мясо, копченую сельдь, разные салаты, сандвичи, пирожные, кексы, печенье.

То, что англичане называют обедом, мы скорее назвали бы ужином. В 19–20 часов едят супы, жаркое с овощами, сладкие блюда, сандвичи.

Такой режим питания очень удобен – человек постоянно сыт.

Еда, которую они поедали

Оговоримся: то, что мы называем традиционной британской кухней, – это кухня верхов и только верхов. Эта кухня британских верхов справедливо считается не слишком утонченной, «лишенной воображения» и «тяжелой». Это еда людей, живущих в холодном климате, стремящихся есть сытно и в целом лишенных особого воображения и фантазии. Изыски французской кухни тут мало интересны.

Основу этой кухни составляют бифштексы – попросту говоря, куски говядины, которые полагается не прожаривать до конца, есть с кровью, то есть с прослойкой розоватого мяса внутри.

Также типичен ростбиф – большой кусок запеченной говядины, и бараньи отбивные, которые полагается готовить и подавать с чесноком. «В начале десятого служанка – ее зовут Эдит Бакстер – понесла ему ужин – баранину с чесночным соусом. Никакого питья она не взяла, потому что в конюшне имеется кран, а пить что-нибудь, кроме воды, ночному сторожу не разрешается»[420]420
  Дойль А. К. Серебряный.


[Закрыть].

Многие считают пудинг торжественным рождественским блюдом.

Происходит он от еще англосаксонского обычая поедать на Рождество особую овсяную кашу на мясном бульоне. Название «плам-порридж» происходит от «плам» – слива и «порридж» – каша. Сливовая каша. Потому что в эту торжественную кашу добавляли хлебные крошки, изюм, миндаль, чернослив, мед, и подавали ее очень горячей.

С начала XIII века плам-пудинг становится одним из главных традиционных блюд рождественского стола. У людей не бедных подавали еще «пудинг в огне» – перед подачей пудинга на стол его обливали коньяком или виски и поджигали.

Но очень быстро пудинг стал самой обычной пищей. Есть немало сортов пудинга, изготовляемого с бараньим жиром, кровью, кусочками мяса, с курятиной и так далее.

Характерны картофельные запеканки с мясом и пюре, картошка фри, пироги со всевозможными начинками. Соусы и приправы тоже довольно просты. Их используют скорее, чтобы подчеркнуть естественный вкус пищи, а не изменить его.

Рыба используется часто, но не появилось ничего даже похожего на уху. Уха ведь готовится из перемежающихся сортов жирной и постной рыбы, а часть сортов рыбы (пескари, например) потом не используется в пищу. Это слишком дорого. Почему-то не характерны и любые варианты рыбного супа. Рыбные супы во времена Ватсона охотно поедали бедняки. У людей хоть немного обеспеченных зажаренную или запеченную в тесте рыбу подают с картофелем или овощами.

Еще добавлю, что употребляются сорта рыбы, вообще незнакомые россиянину. Чтобы сварить уху, я в Лондоне долго выбирал постную и жирную рыбу… Выбрал, и уха удалась – но оба вида рыб мне совершенно незнакомы.

Колбасы и сыры Англии вкусны, но при том достаточно просты, лишены французской изысканности.

Очень характерна история, рассказанная Джеромом Джеромом, – о человеке, который купил французские сыры и потом не знал, как от них избавиться[421]421
  Джером Дж. К Трое в одной лодке, не считая собаки // Джером Дж. К/ Собрание сочинений в 2 тт. Том первый. – M.: Гослитиздат, 1957.-М.:АСТ, 2009/


[Закрыть]. От зловония сыров соседи по купе убегают, жена с детьми решила пожить подальше, пока глава семьи не съест эти сыры. Приходится закопать вонючие французские сыры.

В рассказе Джерома Джерома проявляется и типичное для Англии юмористическое отношение к французам и к любым гастрономическим изыскам. Лишнего англичанину не надо.

Вообще же иногда сыром называют то, что россиянин назвал бы скорее плотным творогом. Это типично – некоторые продукты называются так же, а по вкусу – нечто совершенно другое. Скажем, английский творог почти такой же как наш; сметана – странного вкуса, а некоторые сорта сыра я вообще не знаю, с чем сравнить.