Текст книги "Казино «Бон Шанс»"

Мерно мигали электронные часы, установленные рядом с роскошным письменным прибором, но Виталию Евгеньевичу казалось, что они отсчитывают последние мгновения его бытия. Боже, какой же он идиот! Оказаться между молотом и наковальней! Вернее, между контролировавшей банк группировкой покойного Малахова, вместо которого теперь всем заправляет безжалостный Пак, и враждующими с ними людьми Молотова из пресловутой фирмы «Альтаир»: ведь это именно они подослали мрачного незнакомца с пистолетом в кармане! Но, с другой стороны, что он мог или может сделать? Выбор не велик! Получить пулю рано утром, выведя собачку на прогулку, или получить несколько позже? И не все ли равно от кого – от тех или этих? Конец один. Сунули в дерьмо по самые ноздри, а вздохнуть не дадут: так и будешь захлебываться зловонной жижей! Что делать? Извечный, всегда стоявший перед русской интеллигенцией и мучивший ее вопрос приобрел сейчас для исполняющего обязанности председателя совета директоров совершенно иное, крайне актуальное значение.

– До чего же все противно, – уперевшись локтями в стол и запустив растопыренные пальцы в изрядно поседевшие волосы, простонал Жамин. И еще эта штука за отворотом лацкана!

Избавиться от нее он не решался, да и как избавиться? Не спалишь же эту штучку на пламени зажигалки и не бросишь в корзину для бумаг? Спустить в унитаз? А вдруг не утонет? И вообще, можно ли избавиться от нее в здании банка? Не лучше ли сделать это, когда окажешься на улице?

«Если ты там окажешься на своих ногах», – невесело подумал Виталий Евгеньевич.

Но что же делать, что? Инкассацией ведает бывший милиционер Федюнин – то ли отставной подполковник, то ли майор из какого-то управления московской милиции. Подтянутый, деловитый, до сегодняшнего дня он всегда импонировал Жамину, но сейчас банкир почуял в нем страшного врага – мент сдаст его со всеми потрохами! Позвонить ему, попробовать как-то замутить воду в создавшейся ситуации, – Виталий Евгеньевич даже протянул руку и положил ее на телефон, – но тут же отказался от своего намерения. Нет, с Федюниным говорить нельзя! Худо-бедно, а за долгие годы в органах все они хоть чему-то, да успевают научиться, и если вдруг, – тьфу, тьффу! – весь ужас прокатится мимо, то у Федюнина что-то, да отложится в его круглой, коротко стриженной голове, а при удобном случае сработает. Нет, ему звонить ни в коем случае нельзя!

Позвонить в казино главбуху Левиной? А что ей сказать? Сдать себя со всеми потрохами и потом ждать визита похожего на восточного божка Корейца с его мордоворотами?

Бежать! Эта мысль пришла в голову совершенно неожиданно, и Виталий Евгеньевич ухватился за нее, как за спасательный круг. Бежать, бежать отсюда, сказаться больным, – тем более погода вон как пляшет, у всех давление, – взять жену, дочь, зятя, внучку и, не объясняя причин, убраться на машинах на дачу. Благо, она далеко от города и построена на совесть, что твоя крепость. Прихватить ружье или даже два и отсиживаться, пока все не утихнет.

Глупо? Страусиная политика? Может быть и так, плевать, но оставаться здесь выше его сил! Да, но позвонить отсюда и предупредить никого из родных нельзя: это придется сделать, выбравшись из капкана, в который превратился для него банк. И сделать это, только избавившись от проклятой штучки за лацканом пиджака. В конце концов, на даче есть телефон и всегда остается хоть призрачная, но надежда позвать на помощь в случае осложнения ситуации.

– Лидия Федоровна, – он нажал клавишу селектора, соединившись с секретарем: пожилой, очень исполнительной дамой, прошедшей прекрасную школу в партийно-советских учреждениях высокого ранга. – Отмените, пожалуйста, все совещания с моим участием на ближайшие дни и сообщите, что сегодня я никого принять не смогу. Я должен уехать. Очень плохо себя чувствую.

– Хорошо, Виталий Евгеньевич, – голос секретарши, как всегда, был ровным и успокаивающим. – Не забудьте принять лекарство. Вы выходите прямо сейчас? Я предупрежу водителя, машина будет ждать у подъезда.

– Да, спасибо. Я потом позвоню, – прекрасно зная, что лжет, пообещал Жамин.

К черту, все к черту! Он быстро собрался, сунул в портфель самые нужные бумаги, накинул пальто и вышел через запасную дверь комнаты отдыха.

Машина действительно ждала у подъезда. Плюхнувшись на заднее сиденье, Жамин, не глядя на водителя, буркнул:

– Домой.

Дорогой ему в голову пришла еще одна мысль: а не уехать ли за границу? У него достаточно денег на счетах разных зарубежных банков и даже есть небольшой домик на юге Испании, приобретенный на чужое имя. Там до него не дотянутся руки Корейца или Чумы из «Альтаира»: к дьяволу их куш! Хотя Виталий Евгеньевич прекрасно понимал, какие деньги составляют выручку казино, которую вознамерились прибрать «Альтаир» и компания. Но вот незадача, кажется, у дочери нет загранпаспорта? Впрочем, деньги решают все – оформят за пару суток. Купить путевки – и адью, господа!

Нельзя сказать, чтобы его настроение улучшилось, но на душе стало немного полегче. Дома он решительно объявил жене, что они немедленно уезжают на дачу. Не снимая пальто, перезвонил зятю и дочери и тоже, не объявляя причин, просто приказал им немедленно приехать. Говорить он уже не опасался: проклятая электронная штучка лежала в мусорном баке около подъезда его дома – от нее он избавился тут же, как только отпустил машину.

Метнувшись в кабинет, Жамин открыл оружейный шкаф и достал ружья. У него их было три: очень хороший «ремингтон», простенькая тульская двустволочка и карабин, за разрешение на который он в свое время отвалил крупную взятку нужным людям. На нижней полке лежали патронташи и картонные коробочки с патронами, а также милая сердцу любого охотника мелочь – машинка для снаряжения гильз, весы для дроби и прочее. Вытащив чехлы, Виталий Евгеньевич начал упаковывать ружья и готовить патроны, искренне сожалея, что у него нет жаканов или крупной, «волчьей» картечи…

За этим занятием и застал его приехавший зять. Он недоуменно вылупился на арсенал тестя и, сняв с крупного носа очки, начал протирать и без того чистые стекла носовым платком, что служило у него признаком сильного волнения.

– А… Это ты, – не прерывая своих занятий, обернулся к нему Жамин. – Тату и Светку привез?

– Нет, я решил сначала заехать один, поскольку мне непонятно, почему вдруг…

– Немедленно поезжай за ними, возьмите теплые вещи и сюда! – не терпящим возражения тоном приказал тесть. – Мы уезжаем за город!

И тут его осенила еще одна идея – кажется, у кого-то из родственников зятя есть дом под Клином? Уж там-то их точно не найдут!

– У нас что, охота с участием президента? – неуверенно улыбнулся зять.

– Делай, как я сказал! – отрезал Виталий Евгеньевич. – Поедем к твоей тетке или кто там она тебе, под Клин. И срочно надо оформить Татке загранпаспорт. О путевках я позабочусь сам.

– Какие путевки? – зять опустился в кресло. – Что произошло? Вы можете объяснить, в конце концов? Мы же не дети!

– Все вы мои дети, – огрызнулся Жамин, засовывая в чехол карабин. – И я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас, в том числе и я, стал трупом! Ясно?

– Не ясно, – неожиданно заупрямился всегда такой покладистый зять. – Я не намерен срываться с места и гнать черт знает куда по неизвестным причинам!

– Хорошо, изволь, – банкир сердито отбросил чехол с карабином и сел напротив. – Я объясню!

Коротко, стараясь не вдаваться в несущественные подробности, он обрисовал создавшуюся ситуацию. Зять, слушая его, нервным движением рывком ослабил узел элегантного галстука и сцепил пальцы так, что побелела кожа на суставах.

– Любые твои уверения, что ты не имел к этому никакого отношения, никто не станет принимать в расчет, – жестко глядя ему в глаза, закончил Жамин.

– Ты идиот! – выдохнул потрясенный зять, впервые назвав тестя на «ты». – Так глупо вляпаться и еще подставить всех нас?

– Умник! – зло ощерился Виталий Евгеньевич. – Что бы ты вещал под дулом пистолета, а?

Он шумно засопел от злости и обиды: этот молокосос еще вздумал учить его?! Небось сам в штаны бы наложил при разговоре с незнакомцем в длиннополом пальто.

– Ехать за город – безумие! – дрожащими руками доставая сигарету и прикуривая, тихо сказал зять. – Там нас спалят в доме, как куропаток. Что у тетки под Клином, что на даче. И никто не поможет. Тем более, как оттуда сделать загранпаспорт и взять путевки?

– Спалят? – эта мысль не приходила Жамину в голову. – Что ты предлагаешь?

– Остаться.

– Остаться? Где? Здесь?

– Да, – твердо ответил зять. – Собраться всем здесь. Тут многоквартирный дом, есть стальная дверь, может быстро приехать милиция.

– Если нам не обрежут телефон, – усмехнулся Виталий Евгеньевич.

– Пусть! Но остаются соседи и при выстрелах они поднимут тревогу. Опять же, находясь здесь, мы решим вопросы с выездом значительно быстрее и проще. Есть еще одно…

– Что? – быстро вскинул голову тесть.

– А если у них все пройдет как по маслу и на тебя не падут никакие подозрения? – слегка наклонился к нему зять. – Ведь так может быть? Они же не идиоты и понимают, на что идут? Коли все проскочит, твой отъезд, да еще со всей семьей, будет выглядеть, как бы это получше выразиться…

– Не надо, – отмахнулся Жамин. Пожалуй, в рассуждениях Игоря, так звали зятя, есть рациональное зерно. По крайней мере, он не поддался панике, которая охватила самого Виталия Евгеньевича. Может, действительно стоит остаться?

– Тату и Светку все равно немедленно привези, – напомнил он, – и сам отпросись на работе.

– И что я скажу? Совру про охоту с президентом?

– Скажи, что тесть при смерти, – разозлился Жамин. – В конце концов, это не так далеко от истины! И не называй меня идиотом. Не дай бог тебе самому попасть в подобную ситуацию, тогда узнаешь, почем фунт лиха!

– Извини, – примирительно похлопал его по колену зять. – Я сейчас поеду, а вы уж не выходите, открывайте только на условные звонки в дверь. Кстати, у вас есть кто-то из доверенных людей в банке, с кем можно было бы вечерком созвониться и хоть как-то прояснить ситуацию?

– Боюсь, нет, – подумав, ответил Виталий Евгеньевич. И правда, кому он там может довериться: уж не бывшему ли милиционеру Федюнину?

Проводив зятя, он успокоил жену тем, что они не поедут за город, но взволновал известием, что на несколько дней к ним переселяется семья дочери: дня на два-три. Жамин полагал, что за этот срок все встанет на свои места и будет предельно ясным…

Петр не ошибся – прибыл катафалк с телом Юри. За ним следовало несколько машин: на их верхних багажниках лежали венки с траурными лентами. Все было как-то очень буднично и серо. Припарковавшись, водители первым делом отвязывали венки и ставили их на грязную землю, небрежно прислонив к бортам машин.

Лидия вышла из катафалка бледная, вся в черном. Ее бережно поддерживала под руку незнакомая Меркулову некрасивая блондинистая девушка в небрежно накинутой на голову кружевной черной шали. Близоруко щурясь, вдова обвела взглядом лица присутствующих и, видимо, узнав Меркулова, кивнула ему. Он подошел к ней со словами соболезнования.

– Как умер Ояр? – тусклым голосом спросила Лидия, словно ни к кому не обращаясь.

– В больнице, – поняв, что ее вопрос обращен к нему, лаконично ответил Петр.

– Да, да, – она сморщилась, готовясь заплакать, но сопровождавшая ее девушка быстро сунула ей под язык какую-то таблетку и успокаивающе похлопала по руке. На Меркулова она не обратила ни малейшего внимания, и тот тихо отошел в сторонку.

Кладбищенский служитель прикатил ободранную длинную железную тележку и поставил ее у заднего борта катафалка. Двое крепких парней открыли заднюю дверь и переставили гроб с телом на тележку. На крышку положили несколько букетов цветов. Взявшись за ручку тележки, могильщик медленно покатил ее через ворота кладбища к зданию крематория. Жиденькая группа провожающих поплелась следом.

Кто-то тихонько тронул Петра за рукав, и он обернулся. Рядом шел среднего роста человек в твидовом пальто и зимней шапке.

– Это я вам звонил, – бледно улыбнулся он. – Меня зовут Арнольд Григорьевич Генкин.

– А-а… – Меркулов сунул руку в карман и протянул Генкину аппарат сотовой связи. – Возьмите.

– Поверьте, я вовсе не за этим, – грустные еврейские глаза Арнольда Григорьевича, с набухшими под ними шероховатыми мешочками, выдававшими в нем хронического почечника, тут же убежали в сторону, словно отыскивая кого-то в редкой толпе провожающих. – Ояр был нам всем очень дорог… Большая потеря, невосполнимая.

Он взял телефон и спрятал его за пазуху, но, вопреки ожиданиям Петра, не отошел, а продолжал идти рядом, тихо говоря:

– Сегодня просто ужасный день. Такой тяжелый. Вы увидите, с нашим Ояром придут проститься многие. Просто сейчас заканчивается прощание с другим человеком. Отдадут последнюю дань ему и придут к Юри. Наверное, затянулась гражданская панихида в зале крематория.

– Его тоже кремируют?

– Нет, там только прощание, а тело предадут земле. «Любопытно, – подумал Меркулов. – Значит, те или часть тех, кто приехал на похороны Малахова, бывшего когда-то «вором в законе», бросив на его гроб прощальную горсть земли, придет проводить в последний путь латыша Юри, специалиста по электронике, некогда начавшего свой жизненный путь в одном из специальных армейских подразделений? Любопытно».

Получается, многие здесь, как и он, знали покойного Ояра, но никто не знал его до конца, не мог заглянуть на дно его души? И поговорить-то здесь об ушедшем человеке, получается, не с кем, даже нет никого из знакомых, кроме вдовы, но ей явно не до старого приятеля покойного супруга. Да и о чем бы они стали говорить с Лидией или хотя бы с тем же Генкиным, присутствие которого начинало потихоньку раздражать Петра? Словно неведомым образом почуяв это, Арнольд Григорьевич доверительно шепнул:

– Извините, вынужден оставить вас в одиночестве. Мне надо похлопотать. – И исчез, за что Меркулов был ему благодарен.

Как ни странно, Генкин оказался прав – еще не успели проделать и половину пути до крематория, а к процессии уже стали присоединяться небольшие группы людей: многих из них Петр видел у катафалка с телом Малахова. Значит, отечественный «крестный отец» уже покоился в земле? Вряд ли бы они решились покинуть церемонию прощания с его телом раньше, чем она закончится. Однако ни молодого человека с азиатскими чертами лица, одетого в черное пальто, ни его старшего редковолосого приятеля видно не было.

Наверное, на могилке, прощаясь с Малаховым, многие уже успели пропустить по рюмочке за упокой души Адвоката: дыхание шагавших рядом людей выдавало запах спиртного, особенно явно чувствовавшийся на свежем, слегка морозном воздухе.

От нечего делать Меркулов прислушивался к обрывкам разговоров.

– «Альтаир» роскошный венок прислал, – буркнул один из молодых людей в длинной кожаной куртке на меху. – Два их бойца привезли. Видел?

– Отмазываются, суки! – зло сплюнул его приятель. – Вроде как, ни при чем.

– Все недоказуемо, – пробубнил кто-то, шагавший сзади.

– За авторитета и в зоне найдут, – хрипловато возразили ему.

– Ну не скажи, – с усмешкой ответили тонким голосом. – Сколько их уже это?.. Мир вокруг изменился, времена другие пошли.

Меркулов хотел обернуться и поглядеть, кто это говорит, но в этот момент его обогнали еще трое, и их разговор показался ему более интересным.

– Хотели большой процент в «Бон Шанс», – бросил солидный мужчина в ратиновом пальто. – Стоило ли так упираться?

– Вот именно, – поддержал другой. – Он контролировал еще минимум пять, если не десять, подобных заведений.

– «Бон Шанс» один! – многозначительно заметил третий.

Все это было крайне любопытно, но опасаясь, что его заподозрят в подслушивании чужих разговоров, Петр ускорил шаг и подтянулся ближе к тележке с гробом, за которой, едва переставляя ноги, шла Лидия…

В большом мраморном зале прощания гроб с телом поставили на постамент и открыли крышку. Меркулов боялся взглянуть в лицо Ояра и с трудом заставил себя поднять глаза. К его удивлению, Юри выглядел, как живой – или так хорошо постарались гримеры в морге? Казалось даже, что его губы чуть улыбаются, словно ему известно нечто, недоступное собравшимся вокруг живым, пока они не переступят того порога, который переступил он. Лидия рыдала в голос: видно, таблетки сопровождавшей ее девицы уже не помогали. Откуда-то появились молодой человек с желтоватым азиатским лицом и его приятель в сером пальто. Именно он и открыл панихиду, сказав короткую, прочувствованную речь, ни слова из которой отчего-то не отложилось в памяти Петра. Потом выступал еще кто-то, потом еще. Играла тихая грустная музыка и очень скоро объявили, что пора прощаться.

Некоторые стали подходить к гробу, у которого, как на карауле, стояла Лидия, и целовали покойного в лоб. Меркулов тоже подошел – после столького пройденного вместе с Ояром он не мог не проститься с ним. Наклонившись, он чуть коснулся губами холодного лба Юри и мысленно спросил: «Что же ты оставил мне, Ояр? Нет, я спрашиваю не про твои вещи и машину: теперь они тебе не нужны. Ты оставил мне нечто иное, о чем не успел сказать. Или не хотел? Может быть, скажет твоя душа, ведь души не умеют лгать? Скажи, что?»

Но душа того, кто был Ояром Яновичем Юри, молчала. А вдруг еще живому Петру Меркулову просто не дано было ее услышать?

– Не забывай нас, Лидия, – выпрямившись, сказал Петр и посмотрел в ее полные слез, обращенные внутрь себя глаза. Она явно не слышала и не понимала, что он говорит, но согласно кивнула и пробормотала:

– Да, да… Конечно, Питер…

И то, что она, как покойный друг, вдруг назвала его Питером, хотя никогда раньше такого не делала, как-то больно резануло по сердцу, и Меркулов будто впервые за последние дни понял всю глубину случившейся трагедии. Больше его Питером назвать некому, и даже если кто-то и назовет, как сейчас Лидия, все это уже далеко не то! Это не Ояр!..

Закрыли крышку, гроб медленно поехал по ленте транспортера за черные шторки, и Петр заторопился к выходу – не хотелось видеть, как сомкнутся эти траурные створки. Неожиданно рядом, словно из-под земли, возник Генкин, цепко прихватил за рукав сухой лапкой и просительно заглянул в глаза:

– Неужели вы хотите уйти? Как можно?! Надо по обычаю почтить память. Ресторан уже заказан.

Меркулов хотел ответить, что лучше он выпьет дома, один, и мысленно поговорит с ушедшим другом, но Арнольд Григорьевич не дал ему открыть рта.

– Большая просьба, – он доверительно склонился к плечу рослого Петра и чуть привстал на цыпочки, стараясь дотянуться до его уха. – Отвезите вдову на поминки. Вы же на машине? Ей это будет приятно и легче перенести дорогу, если поедет со старым приятелем мужа. Не удивляйтесь, она сама об этом говорила. Так как? А вот молодой человек покажет дорогу.

Он другой рукой притянул к себе накачанного малого в меховой куртке. Такой провожатый Петру не понравился, так же, как не вызвали никакого доверия слова Генкина о Лидии. Маловероятно, чтобы она распространялась об их старой дружбе с Ояром, и вообще, могли бы предоставить ей в день похорон мужа более комфортабельную машину, чем его разбитая старая тачка – вон сколько роскошных иномарок припарковывалось у ворот кладбища. Однако именно в такой день показалось неудобным отказать, да вдруг еще Лидка чего вякнет по дороге, и скрепя сердце Меркулов согласился.

– Вот и чудненько, – расцвел Генкин. – Большое спасибо.

– Пока не за что, – буркнул Петр и подумал, что, может быть, согласился не зря: стоит посмотреть и послушать публику на поминках. Уйти из ресторана он всегда успеет…

Пронаблюдав за разъездом машин после похорон, тот же парень, вроде, без дела болтавшийся у кладбищенских ворот, вновь зашел в цветочный магазин и, опустив в щель автомата жетон, набрал знакомый номер:

– Алло?.. Это я. Спектакль закончен, зрители разъезжаются. Что?.. Хорошо, буду до победного…

Глава 5

Все было, как обычно. Пуская проблесковым маячком синие блики, подкатил милицейский «жигуль», а следом, тяжело приминая едва присыпавший асфальт снежок, словно подкрался броневичок инкассаторов с эмблемами банка на бортах, в которых темнели прикрытые заглушками отверстия бойниц. Сквозь тонированные стекла кабины водителя ничего нельзя было разглядеть.

– Приехали. – Левина, стоявшая у окна, вернулась к своему столу и, вздохнув, велела: – Готовьте сумки. Сейчас придут.

На душе у нее почему-то было тревожно, хотя, вроде бы, тревожиться нет повода: об изменении времени и замене бригады предупредили из банка, – и не кто-нибудь, а сам Жамин, – с знакомым броневичком прибыла милиция, и бравые парни в пятнистой униформе уже шагали к дверям казино.

Охрана придирчиво проверила документы. Все в полном порядке. Инкассаторов пропустили наверх. Галина Иосифовна сама не поленилась еще раз досконально прочесть все бумаги и только после этого разрешила обменять мешки с выручкой на пустые. Выполнив все необходимые формальности, парни подхватили тяжелые мешки и заторопились вниз.

– Серега! – неожиданно окликнули одного из них в нижнем вестибюле. Тот недоуменно обернулся.

Около дверей туалета стоял охранник казино, уже успевший сменить фирменный костюм на свою обычную одежду: его работа закончилась.

– Серега! – радостно повторил он. – Сколько лет, сколько зим! Ты че теперь, в банке пашешь?

– А-а, Витек, – Серега приветственно взмахнул рукой. – В банке, брат, в банке. А ты тут пристроился? Сменился, что ли?

– Да, – кивнул охранник. – Ты телефончик свой оставь, побалакаем, давно не видались. Не худо бы и отметить.

– Поехали с нами, – неожиданно предложил Серега. – Я старшего попрошу, хотя это и запрещено, но он у нас мужик нормальный. Тем более, у меня последняя ездка, а твой дом рядом с нашим банком. Ты как?

– Если можно? – неуверенно протянул Витек.

– Знакомого встретил? – лениво спросил стоявший у дверей охранник. В отличие от Витька ему предстояла впереди долгая смена и одолевала скука. Скоро лавочку закроют до вечера и только потом начнется работа.

– Ага, – подтвердил Витек, – мы с ним…

– Пошли, пошли, – потянул его за собой Серега, не дав закончить фразу. Он уже успел шепнуть пару слов на ухо молчаливому старшему, и тот, бросив на Витька хмурый взгляд, неохотно разрешил взять его в машину.

Милиционеры так и не вылезли из своих «жигулей». Равнодушно поглядев, как инкассаторы побросали в броневик мешки с деньгами, подсадили охранника казино Витька и сели сами, блюстители порядка, даже не дождавшись, пока захлопнется тяжелая дверца броневичка, включили мигалку и начали выруливать с тротуара на проезжую часть.

Внутри бронированной машины оказалось сумрачно и тесно. Витька впихнули на свободное сиденье между двух незнакомых парней, и один из них, кивнув на Серегу, спросил:

– Знакомый, что ли?

– Ага, – все еще пребывая в радостном возбуждении от неожиданной встречи, подтвердил тот.

– Мы в одном охранном агентстве вместе работали, правда, недолго, – объяснил Серега. – Вот, видишь, как повезло встретиться.

– Вижу, – буркнул старший и резким ударом ребра ладони по сонной артерии уложил Серегу на пол.

– Вы!.. – вскинулся Витек, но получил жуткой силы удар в солнечное сплетение, разом согнувшись пополам. Сквозь боль он еще почувствовал, как чужие, жесткие пальцы крепко прихватили его за подбородок, а другая чужая рука тяжело легла на затылок. Резкий рывок, тонко хрустнули шейные позвонки Витька – и он обмяк на сиденье.

– Готов, – бросил сидевший рядом. – А что с Серегой?

– Рыть могут, нитки надо рвать сразу, – хмуро ответил старший. – Считай, обоим не повезло!

– Но это же Серега! – просительно сказал кто-то в углу броневичка.

– А ты хочешь и свою голову, и бабки потерять? – старший попытался нашарить взглядом того, кто пожалел подельника, но все опустили глаза в пол, покрытый рифленой резиной.

Старший перевернул бесчувственного Сергея на живот, уперся ему коленом в спину и, взявшись обеими руками за подбородок, резко рванул. Мерзко хрустнуло, и в машине стало одним покойником больше. Очень не вовремя встретились сегодня старые знакомые.

– Скажи водителю, – обратился старший к парню, сидевшему рядом с кабиной, – пусть менты дотянут до отстойника в гаражах: там найдем куда деть этих, – он кивнул на трупы, – переоденемся и разбежимся. И пусть прибавят скорость. У нас нелегкий груз. Во всех отношениях.

Сдвинув заслонку, закрывавшую окошко в кабину водителя, парень подумал, что их старший – Юрик Наретин – не ведает, что такое жалость. За это, что ли, так ценит его сам Чума?..

Проводив инкассаторов, Галина Иосифовна несколько успокоилась и даже вздохнула с облегчением – всегда лучше, когда деньги уже отправлены в банк, а не лежат в казино. Наверное, нет худа без добра, и некоторая сдвижка во времени приезда инкассаторских бригад даже во благо: тяжкая ноша с плеч долой.

Теперь предстояло еще одно, не слишком приятное дело: ехать в ресторан на поминки Малахова и Юри. По счастью, занятость делами не позволила Левиной присутствовать на похоронах, и Пак со Снегиревым разрешили ей это, уступив просьбам Арнольда Григорьевича. Генкин – вообще душка, он всегда ее так понимает и поддерживает, с ним значительно проще вести дела, чем с жестоко-подозрительным Леонидом Паком, всегда напоминавшим Галине Иосифовне своими ухватками бандита из вестерна, всеми силами стремящегося изображать из себя джентльмена. Или чем с Сан Санычем Снегиревым – тот не в пример культурнее, чувствуется, что хорошо воспитан и образован, есть в нем некоторый шарм, даже лоск, так нравившийся Левиной в мужчинах, – но тот хитер, как старый лис, а хватка волчья, причем исподтишка. Говорят, он раньше долго служил в госбезопасности, поэтому чему тут удивляться?

Одно время Галину Иосифовну очень занимал вопрос, что может связывать столь непохожих людей, как Малахов, Пак и Снегирев, но по здравому размышлению она пришла к выводу, что большие деньги устраивают еще и не такие чудеса. Ладно, бог с ними, главное, удалось не поехать на кладбище – Левина до дрожи боялась покойников. Однако не появиться на поминках будет просто неприлично.

Она сходила в туалет и тщательно подкрасилась. Конечно, когда тебе далеко за сорок и ты не обладаешь внешностью Венеры, приходится прибегать к массе ухищрений, чтобы хорошо выглядеть. Но какая женщина не стремится если не быть, то хотя бы казаться красивой?

Когда она вернулась в кабинет, ее «девочки», как она привычно именовала сотрудниц бухгалтерии, просто прилипли к окну.

– Что там интересного? – копаясь в сумочке, недовольно спросила Галина Иосифовна.

– Инкассаторы приехали, – огорошила ее одна из сотрудниц.

– Инкассаторы? – недоуменно переспросила Левина. – Вы все им отдали и правильно оформили?

– Как обычно, – ответила другая, как-то бочком отходя от окна.

Галина Иосифовна сама выглянула на улицу. Знакомая картина: милицейская машина с синей мигалкой, и за ней тяжело приминает снег броневичок с эмблемами банка на бортах. Только вместо «жигулей» милиция приехала на «уазике». У Галины Иосифовны почему-то сразу заболел желудок и стали ватными ноги…

Все дальнейшее происходило, как в кошмарном сне, из которого рад бы вырваться, да не можешь никакими силами. «Девочки» сделались бледными до синевы, когда инкассаторы поднялись наверх и предъявили все необходимые бумаги.

– Минуту, одну минуту, – как заведенная повторяла Левина, лихорадочно набирая номер Жамина. Может быть, произошла ошибка, может быть, что-то напутали?

Но телефон Жамина упрямо выдавал долгие гудки, секретарша сообщила, что Виталий Евгеньевич болен и выехал, скорее всего за город, и Галина Иосифовна поняла: никакой ошибки нет! Вернее есть, но ошиблась она, и за это теперь придется отвечать головой!

Кое-как спровадив инкассаторов, она выгнала «девочек» в коридор и, сняв трубку телефона, задумалась: кому первому сообщить о случившемся? Какие уж теперь рестораны и поминки, если в неизвестном направлении уплыли бешеные деньги!

Сказать Паку? Левина представила себе его темные, чуть раскосые, холодные, как у змеи, глаза, и ей сделалось дурно. Успокоиться помогла только лошадиная доза валокордина. Но звонить нужно: за то, что не сообщила сразу, тоже не погладят по головке и это лишь усугубит ее вину! Снегирев? Нет, тут на горле лязгнут и сомкнутся, как стальной капкан, волчьи челюсти.

Генкин! Вот кто ей сейчас нужен – человек близкий по духу и крови, он поймет, поможет смягчить удар и преподнести все в нужном духе. Иначе и его голова может лечь рядом с тщательно завитой головкой Галины Иосифовны. Если мелкие недосдачи или грешки удается спрятать, то скрыть исчезновение такой суммы, которую составляет суточная выручка, не удастся никак.

Где сейчас Генкин? Конечно, на поминках. Левина быстренько набрала номер мобильного телефона Арнольда и, услышав в трубке знакомый приглушенный голос, почти прошептала:

– Арнольд Григорьевич! У нас большая беда, даже несчастье!

– Что такое? – голос Генкина выдавал крайнее волнение.

– Срочно перезвоните ко мне в кабинет откуда-нибудь, где вас никто не сможет слышать, – попросила Левина и нажала клавишу отбоя.

В том, что через минуту или две Генкин обязательно перезвонит, у нее не было ни малейших сомнений…

До ресторана доехали без происшествий. Лидия сидела на заднем сиденье, прикрыв лицо платком, и молчала, только вздрагивали плечи под черным тонким пальто. Некрасивая блондинка ласково гладила ее по плечу и тихо шептала, уговаривая успокоиться, поскольку Ояра уже не вернуть, а впереди еще жизнь и нужно думать о детях. Петр плохо знал латышский, но все же понимал смысл уговоров, зато сидевший рядом с ним парень чуть ли не шевелил ушами от напряжения, пытаясь разобрать, что говорят сзади. Видно, те, кто навязал его Меркулову в попутчики, никак не предполагали, что вдова замкнется и не станет говорить с приятелем покойного мужа, а основной разговор женщины поведут между собой на латышском, которого парень явно не знал…

У лестницы на второй этаж ресторана, где располагался снятый для поминок зал, гостей встречали двое рослых молодых людей в черных костюмах и солидный распорядитель в смокинге. Он очень доверительно и ненавязчиво напоминал вполголоса, что чокаться спиртным не положено по обычаю и что следует съесть в начале и конце поминальной трапезы. Тем временем парни ловко сортировали приглашенных, направляя одних в правый зал, других – в левый, где были сервированы столы для сошки помельче.

Как всегда неожиданно, появился Генкин, помог высадить Лидию из «жигулей», моментально решил все вопросы с гардеробщиками и буквально затащил Меркулова в правый зал второго этажа ресторана.