Текст книги "Ольга – дочь Господа Бога"

Один раз Оля не записала и забыла сказать, что нужно прийти с цветами. Вспомнила поздно, так что купить их уже негде было. Утром и мне, и жене нужно было на работу, так что я сказал Оле:

– Давай я тебе наломаю сирени, и сделаем букет.

Оля ответила:

– А почему бы и нет, мне нравится сирень.

У нас возле дома была очень красивая сирень разных оттенков. Так что в тот день Оля пошла в школу с букетом сирени. Но когда Оля спросила учительницу – классного руководителя, куда поставить сирень, то та ответила, чтобы Оля её выбросила в мусорку. Оля сильно расстроилась и пришла домой со слезами. Жена стала ругаться на меня, что это я навязал сирень, и говорила, что это была очень плохая идея. Но Оля сказала, что папа хотел как лучше. Оля не винила ни меня, ни маму. Она была злая на учительницу.

***

Пока мы устраивались с женой и детьми в Липецке, в новом для нас городе, бабушка Женя в это время жила у старшей дочери Любы. Жена съездила в Казахстан и забрала бабушку Женю к нам, так как бабушка Женя всегда жила с нами. Там она жила всего месяца три-четыре, не больше. Когда я встретил жену и бабушку Женю на вокзале, то я не узнал мать жены, так как она очень сильно постарела за это время. Я спросил у неё:

– Как вы там жили?

Бабушка Женя ответила:

– Очень плохо, я привыкла быть дома с вами.

У нас бабушка Женя повеселела, выходила сама во двор. Садилась на стул или на скамейку. Разговаривала с соседями. Она была старая, но у неё был очень хороший слух и видела она хорошо до конца жизни. Бабушка Женя была умная и рассудительная. Но она заболела и не стала ходить, лежала. Жена ухаживала за ней. Когда было нужно, я помогал.

На лето жена детей увезла на Украину, к моим родителям. Ваня и Оля летом были на Украине у бабушки Оли. К концу августа жена поехала за детьми. Я остался с бабушкой Женей. На дорогу с пересадками уходило трое суток. В это время бабушка Женя умерла. В то время стояла сильная жара, и соседи сказали, что надо хоронить, ждать их долго. Да и детям нежелательно всё это видеть перед школой. Я обратился в похоронное бюро. Заказал самый красивый гроб и венки. Купил одежду, всю новую. Помогали мне все соседи и люди с работы.

Только на второй день, вечером, приехала жена с детьми. Соседи рассказали жене, что прошло всё хорошо, и добавили: «Видно, сам Господь Бог так задумал, чтобы дети этого не видели». Правильно я поступил или нет, я не знаю, один Господь Бог знает. Он нами руководит.

***

Дальше мы жили вчетвером. С нами были Ваня и Оля. Старшая дочь Женя всё ещё училась в Казахстане. Когда она закончила музыкальное училище, то приехала к нам, но побыла у нас немного, так как поступила в Тамбовский институт культуры.

Я работал на Новолипецком комбинате в подрядной организации. Оттуда нас посылали в Москву в командировку. Я работал в Москве, и со мной работали люди из Ростовской области и Ставропольского края. Жили мы там же, где и работали, на заводе. Там было что-то вроде своей гостиницы. Я в то время не пил: ни водки, ни вина, ни пива. Пил только чай, сок или минералку.

Один человек из Ставрополья, так же как и я, не пил спиртного. Мы с ним общались, пили чай и подружились. Один раз жена с Олей приехали на выходные ко мне в Москву. Там мне дали комнату для свиданий в том же общежитии, где я жил. Когда жена с Олей были у меня, то этот человек, мой друг, увидел Олю в коридоре и поговорил с ней. Он сказал, что его зовут дядя Слава и что он папин друг. Оле в то время было лет девять-десять, не больше. Этот человек после встречи с Олей сказал мне, что он видел мою дочь и что они разговаривали. И он мне рассказал следующее: «Твоя дочь Оля не простой человек, она дочь Господа. А вы с женой как суррогатные родители. Твоя дочь Оля родилась не для земли, а для неба. Оля у вас очень великий человек, и она очень умная – и не просто умная, а самая умная. Умнее её только сам Господь Бог и Иисус Христос. Все президенты мира – какие были и какие есть – твоей дочери в подметки не годятся».

Но этот человек со Ставрополья ещё добавил: «Твоя дочь Оля умрёт в молодом возрасте». И он назвал год и дату смерти.

Ещё он сказал: «Что-то изменить или предотвратить – это практически невозможно. Есть люди, которые меняют судьбу. Но они меняют судьбу у простых людей. А есть люди – люди судьбоносные, этим людям Господь Бог не меняет судьбу».

Этот Слава ещё добавил: «Если хочешь, позови жену, я расскажу вам многое. Но только как она к этому отнесётся?» Я ему ответил, что не надо.

После этого я рассказал всё, что говорил мне этот человек, жене. На что она ответила: «Зачем ты разрешил ему смотреть в глаза и разговаривать с твоей дочерью? Не верь этому».

Жена с Олей уехали домой, Оле про этот разговор никто ничего не говорил. Потом этот Слава мне говорил очень много всего о том, что было и что будет. Но я его рассказы не слушал, ведь он сказал, что Оля умрёт в молодом возрасте и что ничего нельзя сделать. Я ходил по заводу, молился, просил Господа Бога, чтобы этого не произошло.

Слава рассказывал про Олю не только мне, но и нашим общим знакомым, тем, кто знал меня. Меня люди подзывали и спрашивали:

– Как ты думаешь, это правда – то, что говорит Слава? Что у тебя такая дочь?

На что я им отвечал:

– В это трудно поверить… Она у меня такая же, как все мои дети. Один Господь Бог знает.

До этого мы с одним парнем из Ростовской области немного поссорились. А когда Слава рассказывал мне про Олю, то этот парень тоже всё слышал. После этого он подошёл ко мне и говорит: «Дядя Вася, извини меня, если я тебя обидел».

За следующую неделю мне этот Слава столько наговорил про Олю и про то, что связано с Олей. Но он сказал: «Всё, что я тебе говорю, – ты всё это забудешь. А вспомнишь только тогда, когда умрёт Оля. Если хочешь, я всё, что говорил, повторю и мы с тобой запишем это на магнитофоне на кассету или можем записать на диск. Но всё это бесполезно. Плёнка сотрётся, порвётся или потеряется; если запишем на диск, то диск сотрётся, поломается или потеряется. Сохранить этот разговор невозможно. А ты сейчас меня не слушаешь. Но придёт время – и ты всё вспомнишь».

Ещё Слава мне сказал: «Как ты думаешь, почему мы здесь встретились с тобой?» Я ему говорю: «Я здесь, потому что меня послали в командировку. Ну а ты сам приехал с шабашниками. – Этот Слава был с бригадой каменщиков. – Мы здесь для того, чтобы заработать денег».

Тогда Слава мне говорит: «Я вначале тоже так думал. Но когда я увидел твою дочь, то понял, что я здесь для того, чтобы рассказать тебе про судьбу твоей дочери и про всех, кто с ней связан, и про всё, что с ней связано. А ты для того здесь, чтобы выслушать меня, для того, чтобы вашей семье было легче перенести потерю Ольги».

После последнего нашего разговора со Славой прошла неделя, ну, может быть, чуть больше, и я буквально всё, что мне говорил этот человек, забыл. И все те люди, которым Слава рассказывал про Ольгу, никогда ничего не говорили и не вспоминали про этот разговор. В это трудно поверить, но это факт. Я не ударялся головой, у меня не было потери памяти, я помнил всё. Я забыл только то, что говорил мне этот человек. Когда я приехал домой в Липецк, то ничего не помнил про разговор со Славой. И жена никогда ничего не вспоминала. Мы жили радостные и счастливые, как раньше.

***

Ваня и Оля учились в школе. Ваня в этой же школе пошёл в кадетский класс. Там их готовили к поступлению в военные училища. Они проходили военную подготовку, много занимались спортом. Ходили в специальной военной форме. Оля перешла в другую школу, где готовили к поступлению в педагогический университет. Так они определились, чем кому заниматься.

Но произошло то, что заболела жена. Заболела она очень сильно, не могла ни ходить, ни сидеть. Могла только лежать и постоянно кричала от ужасной боли. Болели у неё нога и таз. Врачи сказали, что это защемление нерва. Но в больницу не клали. Выписали мазь, я мазал её постоянно, через каждые пятнадцать-двадцать минут. Она стонала и днём и ночью и не могла уснуть. Потом ей прописали ещё уколы. И Оля делала ей уколы, это немного снимало боль. Я не мог делать уколы. Мне постоянно приходилось будить Олю часов в пять ночи, она делала укол, а потом ещё ложилась. Немного поспит и опять встаёт в школу. Так жена мучилась месяца два, и мы с ней. Сколько я ходил, просил, чтобы её положили в больницу, но всё безрезультатно.

Мне посоветовали какую-то знахарку, которая жила неподалёку от города. Я думал, может, она поможет. Взял фотографию, съездил, рассказал ей, какая у нас проблема. Она брала деньги, я ей заплатил, она сказала приехать ещё раз. И так я приезжал ещё раза два, но всё бесполезно. Эта женщина сказала, что она ничем не может помочь. Сказала ещё обратиться к врачу в профилактории. Я съездил туда, но там этого врача не оказалось: он раньше работал там, но уехал из города.

Один раз утром в пять часов я будил Олю, просил её встать и сделать укол. Но Оля в тот раз сказала: «Папа, мне тоже плохо, я не могу». В то утро Ваня делал укол, я был с ним. Потом вечером я молился Господу Богу, чтоб он помог нам. Я смотрел на икону. Оля была у меня за спиной. После этого на второй день я пошёл в больницу. Врач сказал вызывать скорую помощь и везти жену в больницу Новолипецкого комбината и дал мне направление. Там была врач, которая уже встречалась с такой болезнью. Она сказала, что лечение будет бесплатное, но уколы нужно покупать. Сказала, что эти уколы у неё есть, нужны только деньги. И я заплатил деньги, как она сказала. И тогда жене стали делать эти уколы, и она пошла на поправку. Через неделю она уже стала ходить потихоньку. Через две недели она уже приезжала в выходной домой со мной на машине к детям. Через месяц уже стала ходить и боли не было. Её выписали домой.

***

Когда жена болела, я находился постоянно возле неё. Дети понимали и помогали мне. Но в это время в школе у Оли были неприятности. Ей действительно в то время было тяжело. Но она ничего мне не говорила. Ваня со своими кадетами ходил в бассейн, который находился рядом с Олиной школой. Оля рассказала Ване, что на неё наезжают в школе и не дают ей учиться. Тогда Ваня и ещё два его друга в форме зашли к Оле в школу, они разговаривали с учителями и спрашивали их, что это у них творится в школе. А учителя отвечали им: «Вы бы ещё танки сюда пригнали».

После того как Ваня с друзьями поговорили с учителями, преподаватель, которая была классным руководителем у Оли, перевелась в другую школу. Новый классный руководитель Оли и родители тех девочек, которые приставали к Оле, приходили к нам домой и извинялись. Когда жена уже ходила, мы пошли разговаривать с директором школы. Директор предлагала перевести Олю в другую школу. На что мы с женой ответили: «Вы в своей школе наведите порядок. А насчёт перевода – это как Оля решит». Когда мы спросили Олю, может быть, ей перейти в другую школу, она ответила: «Нет, я не хочу. Они подумают, что я испугалась, я буду учиться в этой школе».

Три девчонки, которые приставали к Ольге, творили в их классе беспредел. Учительница, старый классный руководитель Оли, всегда их поддерживала, потому что мать одной девчонки дарила этой учительнице дорогие подарки. А деньги собирала со всех родителей. И поэтому её дочь была в классе главная. Эти три девчонки наезжали на одну из их одноклассниц, которая плохо училась, приставали к ней, но она их терпела. Оля увидела это и заступилась за неё, стала помогать ей делать уроки. Тогда её обидчицы переключились на Олю.

Эти три девчонки носили по очереди классный журнал – бывший классный руководитель доверял им. Оля училась хорошо, и она заметила, что ей наставили по некоторым предметам четвёрок и троек. Оказалось, эти три девчонки ставили в журнал липовые оценки.

Олю обмануть было очень трудно, практически невозможно. Она всё хорошо запоминала. Обмануть можно было учителей, можно было обмануть и нас с женой – мы думали, что, когда жена болела, Оле было очень тяжело, поэтому оценки стали похуже.

Оля знала, сколько оценок, каких и по каким предметам ставили ей учителя, а какие были подставлены теми девчонками. За это надо было судить не девчонок, а учительницу, бывшую классную руководительницу Оли, которая допускала такое. Но директор школы не хотела выносить это за пределы школы и сказала нам, что они сами разберутся. После этих разговоров к Оле больше никто не приставал. Та девчонка, которая была главной заводилой, перевелась учиться в другое место. Оля закончила эту школу.

Часть 3

Оля, кроме школы, дополнительно занималась английским языком. Таким образом она хорошо выучила английский язык. Мы с женой и детьми никогда и никуда не собирались переезжать, Казахстан мы были вынуждены покинуть, и так сложилось, что по Божьей воле мы оказались во Франции.

Когда мы оказались во Франции, то французского языка никто не знал. Оля знала английский, и она нам помогала. Во Франции Оля начала учить французский язык, и за полгода она его выучила. Через восемь месяцев Оля уже поправляла переводчиков.

Когда Оля пошла учиться в Сорбонну на переводчика, то в Париже у неё не было жилья. Оля каждый день из Шомо ездила в Париж и так училась. Уезжала в четыре-пять часов утра и возвращалась в девять-десять часов вечера. Так учиться могла только Ольга. Утром мы часто опаздывали на поезд, но, когда опаздывала Оля, опаздывал и поезд. В это трудно поверить, но это было так. Поезда в то время не ходили по расписанию, всегда опаздывали. Поэтому Оля всегда успевала.

Потом Оле дали комнату, и она жила в Париже. На выходные она приезжала домой. Иногда жена с младшим сыном ездили к Оле в Париж. Последний раз Оля поехала в Париж в июне, ей надо было продлить договор на снятие комнаты. Стояла сильная жара. У Оли в то время сломался мобильный телефон, она сказала, что починит его в Париже. У неё в комнате был домашний телефон, и жена с ней по нему разговаривала. Потом связь прервалась. Сколько жена ни звонила, телефон не отвечал. Тогда жена поехала в Париж. Но случилось страшное: Оля умерла у себя в комнате.

Полиция до сих пор не определила, почему умерла Оля. Мы с женой тоже не могли понять, почему это случилось. Я забыл всё, что говорил мне тот человек за много лет до Олиной смерти – что это произойдёт. Когда Оля не отвечала на телефон и не звонила, мы с женой решили, что надо ехать, чтобы узнать, как у неё дела. Прошло дня два или три, как телефон перестал работать. На третий или четвёртый день мне снилась Оля за ночь раз шесть или семь. А днём, как только я прислоню голову к подушке, то сразу же Оля у меня перед глазами.

Стояла сильная жара, и я сильно потел, можно даже сказать, таял. Я говорил жене: «Езжай к Оле, узнай, как у неё дела». Жена поехала и позвонила из Парижа, что Оля умерла.

Мы со старшей дочерью поехали в Париж. Старший и младший сын остались дома. Когда мы с дочерью приехали, то Олю уже увезли в институт, в морг. Мы ночевали в гостинице. Но никто из нас не смог уснуть, все мы были в шоке. На второй день мы ездили в институт и там увидели Олю через стекло. Потом долго разговаривали со следователем.

Я ничего не вспомнил из того, что мне рассказывал об этом заранее тот человек, Слава. У меня была только одна мысль в голове, что если бы мы приехали раньше, то, может быть, этого не случилось бы. Я не знал, кого винить: жену или самого себя. В Париже мы с женой поехали в православную церковь и там заказали молитву. И когда священник провёл службу, он нам сказал: «Вы не вините друг друга и не вините сами себя. Видно, ваша дочь была нужна Господу Богу, и поэтому он забрал её, такую молодую и красивую, к себе».

И только потом я вспомнил, что мне рассказывал тот человек, когда Оля была ещё маленькая. Этот человек, Слава, сказал мне, что Оля родилась не для нас. А что все мы родились для Оли. Мы с женой были как суррогатные родители, только у Господа Бога. Все деды и прадеды, все бабушки и прабабушки родились для Оли. Я вспомнил, что человек, который рассказывал мне, что Оля умрёт в молодом возрасте, сказал ещё, что изменить в этом случае ничего невозможно. Он даже сказал: «Вспомни сказки, которые тебе рассказывала мать про судьбу и про то, что есть судьбоносные люди. Этим людям Господь Бог судьбу не меняет. Таких судьбоносных людей очень мало, может, на миллион один, а то и на несколько миллионов».

Когда я это всё вспомнил, то сказал об этом жене и старшей дочери. Они меня выслушали, и нам стало немного легче. Жена сказала: «Я тоже думала, почему я не поехала раньше, как вроде что-то меня не пускало». Я ответил: «Ничего не думайте, ничего мы не могли сделать». Жена сказала, что священник говорил то же самое нам. Как будто знал, о чём мы думаем. Я пока больше ничего не вспоминал.

***

Мы с женой решали, где хоронить Ольгу: в Париже или в Шомо. Я сказал жене, что в Шомо, потому что мы там живём и сможем ходить на кладбище, на могилку, вспоминать Ольгу. А в Париж мы не сможем часто ездить. Так мы решили хоронить в Шомо. Тело Ольги долгое время лежало в институте, так как велось следствие. Мы раза три приезжали в Париж. В Шомо мы обратились в похоронное бюро, хозяина которого мы хорошо знали. До этого случая мы часто с ним встречались, так как он был музыкант и играл в оркестре «Гармоник» вместе с нашей старшей дочерью. Он сказал: «Мы перевезём тело вашей дочери в Шомо и похороним». Мы с женой подобрали венки и гроб. Гробы примерно все одинаковые, но внутренняя отделка придавала вид. Мы выбрали самый красивый и самый дорогой гроб. Составили договор, определили сумму, которую нам нужно было заплатить. За Олей мы поехали втроем: я, жена и старшая дочь. Младший сын со старшим остались дома.

Когда мы забирали тело Оли, которое положили в гроб, то до того, как закрыть гроб крышкой и его опечатать, у нас было время попрощаться. Но когда мы прощались, то увидели, что гроб был совсем другой и внутренняя обивка была совсем не та, которую мы выбрали, а намного хуже. Жена плакала и кричала: «Они нас обманули!» Старшая дочь звонила хозяину похоронного бюро, но он сказал: «Уже ничего нельзя сделать, видимо, случайно перепутали». Когда мы уже ехали в Шомо, то я по дороге вспомнил, что Слава, тот человек, который мне всё заранее рассказал, говорил, что фирма, которая будет хоронить Ольгу, перепутает гроб. Он говорил: «Так допустил Господь Бог, потому что Оля была послана на землю, чтобы всё знать и всё видеть, то, что творится на земле, и то, что творят люди».

Когда я хоронил Олину бабушку Женю в Липецке, которая была старая, но любила яркие цвета, и когда в похоронном бюро выбирал гроб, то я выбрал самый лучший, самый дорогой гроб с очень красивой внутренней обивкой. Слава сказал: «Всё это делал не ты, а Оля. Она через тебя выбирала гроб и организовывала похороны». И он ещё добавил: «По человеческим меркам должно было быть наоборот. Тот гроб, в котором хоронили бабушку Женю, надо было отдать Ольге, а Ольгин – бабушке. Но так допустил Господь Бог». Когда я по дороге рассказал об этом жене – что так должно было быть, что это допустил Господь Бог, что об этом было известно заранее, – то жена поверила и немного успокоилась.

Когда мы везли тело Оли из Парижа в Шомо, то водитель сказал, что обычно при выезде из Парижа очень много пробок, но в этот раз мы нигде не останавливались, что просто удивительно. И тогда я вспомнил, что говорил Слава, – Оля будет сопровождать своё тело и никаких пробок не будет. Всё это он рассказывал более чем за десять лет до Олиной смерти.

В тот день мы приехали уже поздно, так что хоронили мы Ольгу на второй день. Когда приехали в Шомо, мы попросили водителя проехать возле нашего дома и немного постояли возле Олиного окна. На второй день отпели в храме и похоронили. Нам помогали люди. Я попросил, чтобы оркестр сыграл на кладбище. Человек двадцать пять – тридцать музыкантов играли на похоронах, места всем хватило, так как там, где хоронили Ольгу, была большая поляна. И потом я вспомнил, что говорил Слава насчёт этого, а именно, что на кладбище будет играть большой оркестр и что даже здесь было подготовлено место для тела Ольги. Ещё Слава сказал: «Обычно на кладбище нет места для музыкантов, они становятся между могилами, и всегда их количество небольшое. Но здесь Господь Бог всё заранее продумал и подготовил».

***

Когда мы похоронили Ольгу, я стал очень многое вспоминать из того, что мне рассказывал Слава. Я каждый день что-то вспоминал, но понемногу, не всё сразу. Мы с женой и с детьми в первое время ездили на кладбище каждый день. А с женой приходили на могилку по два раза на день. На второй или третий день мы с женой приехали вечером на кладбище, машину мы всегда оставляли на стоянке неподалёку, под липами. Там растут четыре или пять лип, которые в то время как раз цвели. Когда в тот вечер мы поставили машину под липами, то на них сидели и гудели пчёлы. Все липы были усыпаны пчёлами. Жена сказала: «Смотри, как много пчёл». Потом мы сходили на могилку, немного побыли там, но когда вернулись и подошли к машине, то увидели, что вся машина усыпана цветочной пылью, она словно поменяла свой цвет – стала вся жёлтая. Жена сказала: «Посмотри на машину и вокруг, как пчёлы работают, всё усыпали цветочной пылью». Стоял звонкий пчелиный шум.

На второй день утром, когда дети ещё спали, мы с женой снова поехали на кладбище. Когда мы вышли из машины на стоянке неподалёку от кладбища, то увидели, что все пчёлы, которые вчера вечером усердно работали, сегодня лежали мёртвые под липами – так, что земля была усыпана ими. Это нельзя передать словами, это нужно было видеть.

И тогда я вспомнил, что насчёт этого говорил Слава: «Пчелы эти – это знак Господний, что Оля действительно дочь Господа». Уже тогда Слава знал про этот знак с пчёлами.

И ещё он добавил: «Ты поговори с пчеловодами об этом случае с пчёлами. А главное, ты пойми, что такого не бывает, чтобы сегодня пчёлы гудели, работали, а на следующее утро уже были все мёртвые. Обычно пчёлы болеют, и долго болеют, их лечат. Эти пчёлы – знак для вас с женой».

Жена хотела сфотографировать этих пчёл, но на фотоаппарате сели батарейки, так что мы их так и не сфотографировали. Потом, на второй или третий день, я хотел показать всё это старшему сыну, но когда мы туда подъехали, то на земле пчёл уже было совсем мало. И тогда я вспомнил слова Славы: что сфотографировать этих мёртвых пчёл у нас не получится и что муравьи растащат этих пчёл.

После того как я это вспомнил, я говорил жене и детям, что Оля – дочь Господа и что мы не знали об этом, когда она была с нами. Но один раз старшая дочь сказала: «Папа, я тоже дочь Господа! Мы все дети Господа!» Я ей ответил: «Да, я согласен, мы все дети Господа. Но мне рассказал Слава, что пчёлы – это знак и что Ольга – дочь Господа, как Иисус Христос – сын Господа. И Слава рассказывал мне, что когда Ольга умрёт на земле, то она сядет по правую руку Иисуса Христа на небесах. И что с 2014 года Ольга будет руководить миром».

***

Из рассказа Славы: «Ольга умрёт в 2010 году, 27 июня. После её смерти сорок дней трава не будет расти, на это время газонокосильщики останутся без работы. Виноградная лоза на время перестанет расти. Виноградари будут подкармливать виноградные кусты, засыпая между их рядами перегной. Но виноградная лоза продолжит свой рост только после сорока дней. Но, несмотря на это, Господь Бог сделает так, что урожай винограда будет хороший».

И всё это происходило – всё то, что говорил Слава. Жена обнаружила Ольгу 1 июля 2010 года. Стояла сильная жара, но потом шли дожди. Несмотря на дожди, газонная трава не росла, а оставалась выжженной и жёлтой. Долгое время газоны никто не косил. Но такое происходило не только во Франции. Старший сын Иван учился в институте в Реймсе. К ним приезжала профессор из Канады, которая показывала фотографии, на которых тоже был жёлтый выжженный газон. Она уточнила, что эти газоны почти всегда зелёные, а такое происходит впервые.

После похорон Ольги у нас было много долгов. Мы в сентябре поехали на уборку винограда, чтобы заработать денег и погасить долги. И там я видел собственными глазами, что почва между рядами виноградных кустов была усыпана перегноем. Много винограда было недоспелого, но урожай был хороший.

И ещё, перед тем как Ольга умерла, весной стало всё распускаться и цвести: деревья, трава, кусты. И потом как будто всё остановилось. Жена говорила мне: «Посмотри на деревья – они не распускаются, как будто чего-то ждут».

У Ольги под окном растёт рябина. И после того, как Ольга умерла и её похоронили, я заметил, что от Олиного окна в сторону церкви, где её отпевали, устелена дорожка на газоне из веток этой рябины. Всё это предсказывал Слава. Я рассказывал об этом жене, показывал ей ветки, и она мне верила.

***

После смерти Ольги я очень многое вспоминал из того, что мне рассказывал этот человек, Слава. Я всё рассказывал жене, ну и многое детям. Но старшая дочь, Женя, сказала: «Это бред сивой кобылы! Этого не может быть!» Потом она убедила жену в том, что я это всё как бы придумал. Жена перестала мне верить и не хотела меня слушать. Слушал только старший сын. Я вставал утром, и старший сын спрашивал, что я вспомнил, и я рассказывал то, что вспоминал, что-то новое каждый день и очень много.

Из того, что рассказывал мне этот человек, Слава, из того, что я вспомнил, я не добавил ни одного своего слова. Он всё подтверждал фактами из прошлого: что было, что происходило с дедами, с прадедами, с бабушками, с прабабушками, подтверждал всем тем, что я знал до него.

Со слов Славы: «Все дедушки, бабушки, прадедушки, прабабушки, весь Ольгин род с твоей стороны и со стороны твоей жены и все те, кто общался с Ольгой, – все они родились для неё, для Ольги».

«Господь Бог собрал всех персонажей из Библии, из Старого Завета и из Нового Завета. Взял их всех и перемешал, примерно так, как делают винегрет. Перемешал, но когда солил, то просыпал соль. И поэтому у них у всех жизнь в этот раз сложилась солёной и не была сладкой, то есть у них у всех была жизнь нелёгкой. Все эти люди были и есть очень умные и добрые. Но умнее всех, вместе взятых, – Ольга. Место для жизни Господь Бог выбрал всем дедушкам и бабушкам и всем родственникам Ольги с твоей стороны на Украине, изначально в селе Марьяновка Винницкой области».

Слава подтвердил всё то, что рассказывала мне бабушка Текля про Марьяновку, про то село, где я родился: «Действительно, был город Марьян, где занимались различным ремеслом и земледелием. Но произошло всё как по Библии: люди впали в неверие и Господь Бог навёл турок и уничтожил и людей, и город. Осталась одна-единственная семья, которую Господь Бог вывел. Один из турок сказал понравившейся ему девочке, чтобы её семья уходила. Они ушли и спаслись. Эта девочка была родная мать твоей бабушки Текли. Но она никому об этом не говорила, даже своим детям. Звали эту девочку Рояль. Она тогда так сильно напугалась, что всю свою жизнь ничего никому не рассказывала об этом. После этого Господь это место, где был город Марьян, заселил людьми, которые не знали друг друга».

«Отец твоей бабушки Текли был очень известный в России бунтовщик, но он залёг на дно, всё скрыл и фамилию взял Галайда. Так в то время погоняли лошадей – „Галай!“. К этому слову он добавил „да“, и получилась фамилия – Галайда. Этот человек бежал с мешками золота. Он был самый богатый человек на Украине в то время. Но он не использовал ни одной монеты из этих мешков с золотом, несмотря на то, что его внуки пухли от голода в страшном 1933 году и просили корочку хлеба. Он не мог помочь и из-за этого себе места не находил. А не мог он помочь потому, что боялся себя выдать, видимо, он был очень сильно перепуган. Такая вот семья получилась у твоей бабушки Текли, Олиной прабабушки».

Бабушка Текля – это мать моего отца Ивана, Олиного дедушки. Про деда Петра, отца моего отца Ивана, я знал очень мало. Бабушка Текля говорила, что его семья и он сам были очень богатые люди. Из рассказа Славы про деда Петра: «Твоего деда Петра Господь Бог наказал трижды: в первый раз у него отобрали всё его богатство, во второй раз на фронте в гражданскую войну он потерял ногу, а в третий раз, в 1933 году, его убили».

По линии моей матери я помню только деда Моисея. Из рассказа Славы про моего деда Моисея: «Отец твоего деда Моисея был в своё время очень известным французом, а мать Моисея – это его переводчица, она и жена его. Он не был немым, а только прикидывался немым, чтобы не выдать себя, так как он не знал языка. А сам Моисей – это тот самый Моисей из Библии, который вывел евреев из рабства египетского. А в этой жизни он прославился тем, что остановил водяную мельницу. И я тебе говорю, что это было действительно так. Господь Бог и сейчас творит чудеса. И это Господь Бог дал силу Моисею, и тот остановил мельницу. В это трудно поверить, но это так. А зацепило его полу телогрейки жерновами на той мельнице только потому, что он вышел на работу в субботу. Так как он сам писал законы. Мы с тобой знаем, что до Иисуса Христа был субботний день. Иисус Христос перенёс его на воскресенье, и это так. Но Моисей – из Старого Завета Библии. И Господь Бог сделал так, что Моисей знал, почему это с ним случилось».

Об этом случае мне рассказывала моя мама, Олина бабушка, а именно то, что после него дед Моисей говорил своим дочерям, чтобы они никогда не ходили на работу в субботу, особенно в первый раз.

Мать Моисея звали Карла, как звали его отца, я не знал. Никто мне об этом не говорил, только Слава. Про бабушку Анну, жену Моисея, я тоже ничего не знал. Слава мне очень много рассказывал про их детей, то есть про моих тёток и их мужей, и про их брата, дядьку Петра, который пропал без вести. И ещё Слава рассказывал про то, что я видел в детстве и что я запомнил на всю свою жизнь: что это было на самом деле видение Господне, просто тогда я этого не понимал. Об этом Слава говорил: «Это Оля выбирала своего будущего земного отца и знакомилась с ним». Как об этом мог узнать Слава, я не знаю, я никогда об этом никому не рассказывал, только позже жене.

Рассказ Славы про дядьку Петра, брата моей матери, сына моего деда Моисея: «Твой дядя Пётр ушёл на фронт и действительно пропал без вести. И было это так: когда бомбила авиация, то рядом с ним упал снаряд, который пролетел прямо возле него, но его не задел. Этот снаряд не разорвался, а вырыл только яму, и его волной сбило Петра и сильно оглушило. Он долго лежал без сознания – так сильно его контузило. Он лежал среди мёртвых, так что думали, что он тоже мёртвый. В то время были мародёры, которые раздевали мёртвых. Так раздели и Петра, думая, что он был мёртв. Перед этим боем твой дядя Пётр получил новое обмундирование: гимнастёрку и сапоги. Так что мародёры сняли с него всю одежду и сапоги, его оставили только в нижнем белье. Документы его были в кармане гимнастёрки, и эту гимнастёрку и документы забрал и надел совсем другой человек…