Текст книги "Истории сексуальных обломов"

Заставь дуру – она и кости поломает

«Ирочка, деточка, солнечная конфеточка», – слова родителей и родственников, которые в детстве трепали за пухлые щечки, стикером прилипли к ее душе и памяти.

Ира была в семье единственным ребенком, точнее не так, она была единственным ребенком в роду. Так получилось, что две ее тетки оказались бездетными и дядя тоже: с детства она плавала в океане любви и заботы. От игрушек ломилась комната, а каждый родственник считал своей святой обязанностью исполнять ее гастрономические прихоти: горы сладостей знал ее желудок. С каждым годом Иришечка из привлекательной пышечки превращалась в подобие бегемота, над которым уже потешались сверстники. Конечно, это можно было свалить на зависть с их стороны, но глаза-то не обманешь, зеркал в доме было немало.

Долго не думая, собрав волю в кулак и заклеив рот скотчем, Ира со слезами, но стала отвоевывать у жира свое тело. Ей нравилось худеть, и каждое уменьшение приносило прилив радости, как в детстве в кафе-мороженом. Постепенно она стала влезать в пятидесятый размер, потом дошла до 48. Она крутилась перед зеркалом и радовалась, что теперь могла надеть платье 44 размера. Незаметно подошел и возраст, когда мальчики стали оказывать знаки внимания и приглашать на прогулки.

Ее точеной фигуркой восхищались все, кроме ее теток, которые охали, ахали и предлагали пышечки, как они ее называли, пирожочек. Ира отказывалась под разными предлогами, чтобы не обидеть любящих ее родственников, но старалась похудеть еще. Однажды она подслушала разговор мальчишек: и как ее Слава хорохорился перед другими ее фигуркой, и как другие завидовали такой девушке. Ира млела, она все чаще проводила время перед зеркалом в обнимку с весами и книгами по количеству калорий в еде.

Родственники ее поведение списывали на возраст. Их пышечка подросла, ей уже стукнуло 20, и как они считали, скоро перебесится, а там родит, и все будет нормально. Они не сильно переживали, или точнее, не замечали в ней радикальных изменений, все-таки Ирочка нечасто приезжала домой – все время съедала учеба. Там она и познакомилась с Гариком. Он был любителем тонких дам и всячески поощрял ее к худобе, к которой она уже стремилась с маниакальной жаждой.

Ирка была рослой, под метр семьдесят пять, при весе в 50 килограмм. Она считала себя почти эталоном, осталось еще немножко, и все будет отлично. Огорчали только частые приступы головокружения, тошноты и упадок сил, видимо, учеба сжирала все силы.

Гарик тоже ненавидел жир и сам его перерабатывал в мускулы, проводя много времени в тренажерке, и ел исключительно смеси.

У них было много общего не только во взгляде на красоту, но и в сексуальных желаниях. Камасутра была давно изученным букварем, и новые книги они придумывали сами. Гарик предложил вариант, где он сверху. Ирка с радостью согласилась, она обожала его накаченное волосатое тело и ждала попасть в Нирвану.

Боль пронзала ее правую ногу и обе руки. В больнице сказали, что это перелом, и еще поставили диагноз – анорексия. Уж эти врачи, придумают глупость: анорексия – это на программе у Малахова, а она красавица с весом в 36 килограмм при росте метр семьдесят пять. Почти идеал. Лучше пусть скажут, почему у нее кружится часто голова и она никак не может забеременеть, наверное, во всем виновата эта проклятая учеба.

Интим в трамвае

Маша постоянно суетилась, но при этом всегда и везде опаздывала, единственное, что она делала без спешки, – принимала душ. Ей нравилось, как струи воды стекали по ее прекрасному телу, да и после душа она была свежа, чиста и в гармонии с собой. Гигиена для нее была на первом месте.

Правда, сегодня ее мучили нехорошие мысли, и вода позволяла снять заряд негативной энергии. Вот уже более двух недель она бегала в институт как на работу, от звонка до звонка: накопилось много долгов, да еще и экзамены, и ректор заявил, что точно ее отчислят. Маша старалась посещать все лекции, чтобы преподаватели запомнили ее в лицо; переписывала выпрошенные у сокурсников уроки и надевала на экзамены и пересдачи откровенные наряды в надежде, что у престарелых экзаменаторов хоть что-то там зашевелится и они вспомнят, что когда-то были мужчинами.

Правда, волновал ее вопрос не успешной сдачи, а то, что уже долгое время у нее не было мужика; пришлось забить на себя и полностью отдаться этой проклятой учебе, в которой она ничего не понимала и чувствовала себя полной дурой. Конечно, можно было послать этот вуз ко всем чертям, и что потом? Пойти в ПТУ и стать швеей или кондитером? Такая перспектива ее не устраивала, а тут как-никак высшее образование, а с этой корочкой и с ее врожденными данными можно хорошо устроиться.

Машка уже сбегала и в sex shop за фаллоимитатором, с которым проводила вечера, но искусственное удовольствие никак не могло заглушить желание теплого, настоящего тела. Мужика хотелось до одури, до боли, которая сверлила где-то внизу и отдавалась туманом в голове. Наверное, если бы один из престарелых лекторов ей предложил переспать за оценку, она бы согласилась с радостью: на безрыбье и рак рыба.

Проглотив быстро приготовленный бутерброд и отхлебнув горячего кофе, она побежала в институт. Машка только и успела влететь в трамвай, как двери захлопнулись, если бы она немного помедлила, то следующий подошел бы через полчаса. В вагоне была куча народа, ужасный запах пота от толстого дядьки рядом прошиб до слез. Про себя Машка материлась на чем свет стоит. Она всегда не могла понять, как можно ездить таким вонючим, почему некоторые не любят купаться. Брезгливо отвернувшись от мужика, она зацепилась взглядом за красавца, который стоял рядом с ней. Этот точно был в ее вкусе: смугловат, коротко стриженный брюнет с бархатом темных ресниц, пухлыми алыми губами. Его футболка выдавала шикарное тело: округлая грудь с выпуклыми сосками, отсутствие живота и бицепсы рук. Через открытый ворот видна была волосатая грудь.

Маша невольно опустила глаза ниже: низко посаженные джинсы, упругая попа (какая… так и хотелось схватить его за зад) и интимный бугор спереди. Она машинально прикусила нижнюю губу и в блаженстве подняла глаза, поймав его взгляд. Улыбнулась от смущения и в ответ получила улыбку. Мужчина определенно ее разглядывал. Она ощущала его взгляд на шее, груди, как он страстно спускался вниз по животу.

Трамвай закашлял, пытаясь остановиться. Толпа по инерции пятилась то вперед, то назад, и рука красавца легла на ее, она почувствовала прикосновение его тела и точно была уверена, что желания их схожи. Его пальцы не спеша опустились по ее кисти и коснулись плеча. Она недолго думая развернулась к нему и поцеловала. Как будто он этого ждал. Красавец обнял ее обеими руками и начал страстно целовать: в губы, щеки, а потом и в шею.

У Машки проскользнула мысль, что они стоят в общественном транспорте: «Но и хрен с ними», – мысль побежала дальше, даже не притормаживая на поворотах. Он целовал неистово, быстро расстегивая дрожащими руками пуговицы ее платья, стаскивая бюстгальтер. Теплое, порывистое, его дыхание будоражило ей голову, она не просто хотела отдаться, все ее тело об этом кричало. Красавец уже целовал ее грудь, покусывая набухшие соски. «Да», – только и вырывалось из ее уст. Качок кончиком языка стал сползать по животу все ниже и нижу. Маша раздвинула ноги для удобства и страстно стонала.

Он поднялся, улыбнулся и поцеловал ее в губы. Она впилась губами в его шею, долго ползала языком по груди и то опускалась ниже, то поднималась, словно играя с его желанием. У него было все идеально, и то, что в штанах, не исключение. Она была приятно удивлена размером, правильной формой и густым лесом волос.

Красавец поднял Машу и повернул к себе спиной. Она стонала и умоляла, чтобы он вошел поскорее. Красавец обхватил ее за талию и притянул к себе; она выгнулась, приподнимая попу. Мужчина целовал ее в шею и мял грудь. Маша обхватила правой рукой его голову, а левой играла с собой и помогала ему быстрее попасть.

– Чего стонешь, выходишь или нет? – незнакомый голос оторвал ее от удовольствия. Окружение стало меняться, ее принц, словно дымка, рассеялся. Она стояла в вагоне: много народа, напротив пожилой плешивый мужик, которому она перегородила дорогу. Красавца и след простыл, словно его и не было. Бабка, бурча, толкнула ее сумкой. Маша поддалась толкотне и вышла из трамвая. Подул ветер. Она ощутила мокрое, прилипшее платье. Ее мучил комок, который подступил к горлу. Она стояла и рыдала.

Александр + а

Знакомьтесь. Саша – девушка с четвертым размером груди и легкодоступная, второе качество особенно нравилось пролетающим в ее жизни мужчинам. Александра сразу взорвала город своим приездом, сплетни поползли чуть ли не в первый день.

Саша мило улыбалась в баре, много танцевала и не отказывалась как от выпивки, так и от платы за нее. Причем могла это сделать в туалете кафе, на улице в кустах или на квартире: в любом месте она чувствовала себя комфортно.

Казалось, что Александра век не знала запаха мужского тела и стремилась им насладиться, как в последний раз. Молодежь ей была благодарна за опыт, старики – за возможность отдохнуть от жен и пресной повседневности. Она никому не отказывала.

Самое приятное для мужчин в ней было то, что доступ к телу стоил сущие копейки – это могла быть кружка пива или бокал вина, а иногда просто слово. Она не любила все эти бабские примочки в виде долгих уговоров и ненужного ломания; била в лоб предложением коротко и ясно. Сашка в городе была главной и, наверное, единственной сексуальной скорой помощью.

В постели горяча, глаз горел, а опыта хватало, чтобы расшевелить любого. Сексдевочка – миллионер? Вполне, если бы установила приличный прейскурант на свои услуги, вряд ли бы кто-то отказался от такого урагана страстей, но по каким-то причинам, хотя я уже об этом писал.

С годами азарт стал проходить, она все больше раздражалась на предложения и отдалялась от людей. Может, ей порядком надоели ссоры с докучливыми женами тех мужиков, с которыми она проводила время. Бабы были жутко невоспитанные: ругались, бросались в драку; сколько они ей нервов попортили – и не сосчитать.

Саша была приезжей, и никто не знал, ни откуда она, ни кем были ее родители. Шура словно свалилась с луны, и ее история начиналась с двадцатипятилетнего возраста. Милая девушка, метр семьдесят пять, с покатыми бедрами и шикарной грудью, всегда красила губы красной помадой и никогда не надевала трусы. Кем она была, что у нее творилось в душе, какие имела цели – загадка, которую никто и не стремился разгадать. Одни на нее смотрели как на предмет удовольствия, другие как на ненавистный объект их печали и семейных невзгод.

А вот так сесть с ней и просто поговорить: кто она, откуда, да и зачем себя так ведет?

Возможно, тогда она открыла бы душу, и реки слез поведали, что раньше Саша, ну как сказать, был Александром, который чувствовал томление в теле, считал себя ошибкой природы и мечтал о переменах. Поэтому «Александр + а» с таким неистовством поначалу кидался на мужиков, с такой жаждой хотел почувствовать себя женщиной.

Правда, со временем ей, или ему, все порядком надоело, и больше всего хотелось вернуть свою пипиську. Как ее тяготили эти навязчивые мужики с их однообразными вонючими членами, которые уже силком ее брали, не понимая причину отказа. С чего вдруг такие перемены?

Все-таки природа умнее человека и не зря дает то, что нужно.

Саша была одинокой, с особой историей и без денег на операцию. М Е Ч Т Ы.

Что только не почудится

Вот уже прошло больше пяти лет, как Татьяна Никитична поженила своего любимого, умненького сынка на дуре и лоботряске Катьке. Невестку она хоть и клеймила на чем свет стоит, но от встреч с тестем и тещей не отказалась.

Разве они могут надоесть – приходят редко, раз в неделю, потому что жизнь такая, все в суматохе, да и живут за три квартала, но зато как соберутся, все у них чин чинарем: соленья разные, борщик наваристый, ну и конечно, водочка из морозилки, чтобы со слезой.

Вот сядут, песни попоют, жизнь свою молодую вспомнят, особенно когда тестя спать уложат. Он засыпал быстро, культуры за столом не имел: пил кружками, не закусывая и уже после третей на пол отправлялся. Дотащат его бабы до постели, бросят, а сами к столу – и воспоминаниям предаваться.

Татьяна Никитична Ольге Петровне в тайне завидовала: у нее-то мужа не было, ушел, подлюка, к другой бабе, хотя как от такой уйти можно? Никитична складна была и на личико приятна, с четвертым размером груди, а как готовила, пальцы можно было съесть. Что Кольке не хватало, для нее так и осталось загадкой. Ладно бы она ему в постели отказывала. Так нет, наоборот, и на эксперименты была согласна, но видимо, судьба ее такая. Как говорят, не родись красивой, главное, быть в счастье.

Валера, то бишь тесть ее, хоть и был алкаш конченый, да и намучилась с ним Ольга Петровна: и в общество не выйти, то нажрется, то фингал ей поставит, а все равно дома мужиком пахло.

И сидят бабы наши и предаются мечтаниям, одна уже хоть какого мужика хочет, а вторая зажралась, счастья своего не понимает и все мечтает о лучшем, чем есть у нее, чем тот, что храпит на диване.

Смотрят на панораму за окном и нарадоваться не могут: пляж городской, там детишки бегают и внук их тоже. Ковыряются в песке, какашки собачьи находят. Вдруг Ольга Петровна заметила мужика подозрительного: сидит к ним спиной и рукой активно наяривает.

– Еп переком, вот сука, – только и смогла выкрикнуть от возмущения теща.

Тычет пальцем в окно и только ругается. Через некоторое время, когда она пришла более-менее в себя и смогла выразить словами свое возмущение, Петровна пояснила свахе, что подлец дрочит там перед детишками.

– Да ладно, – только и отмахнулась Никитична, уж больно даже для нее, одинокой бабы, которая шла на многое, чтобы задержать у себя мужиков, было дико.

– Да ты посмотри, вот сука, извращенец, – все не унималась Ольга Петровна и стала более активно доказывать Татьяне, приводя разные доводы и рисуя картинки того, как это повлияет на их внучонка.

Сваха была не из робкого десятка. Схватив, что попало под руку, а это была швабра – чистюля она была редкостная, – она перепрыгнула через балкон, благо был первый этаж, хотя с ее темпераментом могла взять и барьеры повыше.

Бежит баба наша, гонимая праведным гневом, с поднятой шваброй, словно с транспарантом в руках на пути к справедливости. Вот уже осталось 30 шагов, и свершится народное судилище. «Ну ладно, извращенец ты, но при детях зачем, найди себе бабу и с ней кувыркайся, можно и по попе похлопать, и ремнем шею стянуть», – мотнула Татьяна Никитична по-коровьи головой, чтобы мысли отогнать. Вот уже и пять шагов осталось – и швабра по хребту его пройдет, и будет помнить, как детей совращать.

Перед ударом Никитична решила на миг отдышаться и замах сделать побольше, чтобы уже наверняка запомнил, все-таки железная швабра вам не пряник. Рука, набирая обороты, уже стремилась завершить праведный приговор, как в этот момент мужик повернулся. Видимо, услышал неровное дыхание за спиной, или может, отборный мат.

Время словно остановилось, и сваха увидела картину позора: в руках у извращенца была паяльная лампа, которой он опаливал голову свинье. В глазах мужика был и страх, и возмущение, и еще множество чувств.

– Ты чего? – отстраняясь от удара, спросил мужик.

У свахи речь уже была заготовлена, и так быстро она не могла перестроиться, хотя попыталась: «Ты чего тут писькой балуешься?»

Наступила тишина. Мужик переваривал слова.

– Иди отсюда, дура, ща спалю, – голос извращенца погрубел, глаза налились злобой.

Татьяна Никитична возвращалась домой со смешанными чувствами: было смешно, глупо и немного стыдно, но что по пьяни бабе не привидится.

Волосатый гамадрил

Сеня был парень молодой с большими амбициями. Он много и каждому рассказывал о своих грядущих перспективах и как он всех подомнет и весь мир перед ним раком стоять будет. Как ни тяжело, но плыть нужно против течения: в этом он был уверен, считал залогом успеха и мог многочасовую лекцию прочитать. Но, правда, и два года назад он говорил о своих скорых перспективах, и видимо, и через 10 лет о них же будет болтать.

Арсений был ленив, к любому делу не приучен, но болтлив, словно баба на базаре. Языком тараторил, как творог в блины заворачивал: вкусно получалось. Послушать было приятно, а верить – уже и его собака морду лапами прикрывала.

Молодость горяча, силищи много, и потому приложение ей нужно найти. Сеня рассказывал, что многие бабы от него млеют и в этом он просто мастер, потому что ключ к ним нашел. Секрет же его был в том, что нужно не только себе удовольствие доставить, но и о партнерше позаботиться. Дескать, одни мужики фигней страдают, а другие трахать умеют, как он любил поговаривать.

Сколько у него было баб и есть ли они вообще – загадка, никто их не видел, имена только с его слов знали. Правда, Арсений не унимался и взахлеб доказывал, что он мегагигант и что любовниц у него как у восточного хана. Гарем состоит из разных, но каждая мечтает быть его единственной, потому что он в постели о них думает и работает на их нирвану, за что эти курицы и кормят и поят его, да и еще денег в трусы суют.

Сенька был из небогатых и ничего особенного не имел, так что свои слова подкрепить ему было нечем, кроме историй, произошедших якобы с ним, которые и вызывали всеобщий хохот.

Познакомился на танцульках с кралей новой. Мила девка, и лицом смазлива, и фигурка точеная, и грудь хороша, а губы просто созданы для минета. Потанцевали, выпили и к ней на хату приехали. Кувыркаются и так и этак, воплощая ее фантазии. И вот скоро совсем счастье наступит и польются реки удовольствия. Решил пацан под это дело позу сменить, и как говорится, взять ее сзади, ну то есть по-собачьи.

Помог повернуться, и тут им страх овладел: змея ползла к его члену, чтобы лишить мужского достоинства, аж поджилки затряслись и холодный пот вышиб. Сидит на корточках Арсений и пошевелиться боится – к участи своей незавидной готовится. Вспомнил он, что еще мужик, и попытался в руки себя взять, да и глаза к темноте привыкать начали.

Чего он только не видел у баб, но епти, волосатую дорожку, точнее гремучий лес, от задницы и по всей спине – впервые.

«Вот и трахнул обезьяну», – подумал местный донжуан.