Текст книги "Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер"

– В основном да. А конкретнее?

– Мне сейчас нужно ненадолго прогуляться в город (специально так сказано, чтобы подчеркнуть свою глубокую провинциальность), а я чего-то опасаюсь. Ну, вы понимаете. Не найдётся ли у вас двух надёжных ребят, чтобы просто сопровождали меня на приличном удалении и ни в коем случае ни во что не вмешивались. Что бы ни произошло.

– А смысл? – спросил майор.

– Мне нужны свидетели. Только свидетели. Нет, не для суда. Для дяди моего. Он моментами склонен считать, что у меня акцентуация в сторону паранойи, так если вдруг произойдёт нечто непонятное, чтобы независимые люди подтвердили. Это можно сделать?

– Сделать, милая Люся, можно абсолютно всё. Я позвоню, минут через пятнадцать подъедут люди, отвезут, куда нужно, высадят незаметно и понаблюдают. Только в одном у нас расхождение получается. Вадим Петрович просил меня присматривать, чтобы с тобой ничего не случилось. А если на глазах у наших начнёт «случаться»? Не помогать и только смотреть, фотографировать, как сейчас у журналистов принято?

– Спасибо, дядя Боря, за добрые слова и намерения. Но всё должно быть так, как я прошу. Если «случится» – я за своих сопровождающих беспокоиться не должна, а то попадутся невзначай под горячую руку. Метров двадцать-тридцать – идеальная дистанция, ближе подходить не нужно.

Людмила подумала, что слишком напрягает собеседника, постаралась смягчить впечатление от своих слов.

– Да вы не беспокойтесь, я, может быть, просто так сказала. Скорее всего, ничего и не будет на самом деле. Поговорю с одним человеком полчасика и вернусь. Или – не вернусь, но вы тоже не очень переживайте. Если мне придётся следы путать, я могу в квартире оказаться, минуя ваш пост… Так чтобы не удивлялись, если только завтра меня увидите из дома выходящей в летнем платьице.

У консьержа голова потихоньку начинала идти кругом. Он думал – хозяин здесь серьёзный человек со странностями, а «племянница», получается, покруче выходит. Вот уж «метка» так «метка». Борис Иванович имел дело с разного рода «спецназами» и сообразил, что того же она поля ягода, неизвестно где и когда очень серьёзным вещам обученная.

Спрашивать насчёт способов, позволяющих, минуя контроль, проникать в квартиры, из-за которых с самим смотрящим района нешуточная разборка вышла, вчистую выигранная «интеллигентами», он не стал.

Просто порадовался за себя, что на верную карту поставил. Деньги деньгами, хотя очень приятно стало снова почувствовать себя «правильным мужиком» и приносить жене не поганые «чаевые», а «боевые» тысячи. Так он для себя оценил получаемое от Вадима Петровича, пусть «боёв» пока и не было. Но не зря ведь тремя часами раньше «шеф» спросил о потребности в оружии. Это уже не шутки.

Он позвонил надёжным боевым офицерам, тоже «с хлеба на квас» перебивающимся и готовым к «серьёзной работе», потом и Людмила с его сотового телефона набрала номер журналиста Анатолия, полученный от Мятлева.

Тот ответил сразу, после второго гудка. Милейшим из своих голосов она представилась хорошей знакомой Леонида Ефимовича и сказала, что у неё имеется от него письмо, которое хорошо бы передать Анатолию Васильевичу в течение ближайшего часа.

– Письмо? Странно. Не эпистолярный век. Телефон потерял?

– Я сказала то, что меня просили. Назовите место и время, – подпоручик Вяземская добавила в голос совсем чуть-чуть металла, что и собеседник на той стороне трубки оценил, и Борис Иванович кивнул одобрительно.

– Возле Маяковского вас устроит? Через полчаса?

Смысла кодированно предлагать что-нибудь другое не было. Если номер Журналиста прослушивается, то его поведут с того места, где он сейчас находится. Впрочем – не факт, это случится только при условии, что «филёры» пасут его постоянно, днём и ночью, дома и на улицах. Иначе просто не успеют отреагировать. Местонахождение мобильника с редко используемой сим-картой в момент не запеленгуешь. А ему достаточно нырнуть в метро или поймать первого попавшегося частника – и «с концами».

Правда, подумала Людмила, чувствуется какая-то странность. Он предложил – через полчаса. Однако не так это просто – в будний день добраться до назначенного места, если уже не находишься в «шаговой доступности». Впрочем, что она себе голову забивает? Проще всего – сам он неподалёку и просто не подумал, что посланница Мятлева может находиться слишком далеко. Простейшая ассоциация – если она от Леонида, так и находится в «конторе» или рядом. Пешком не спеша дойдёт, тем более – она ведь сразу согласилась на предложение.

«Ребята» Бориса Ивановича подъехали даже быстрее, чем он обещал. На вполне приличной, но ничем не бросающейся в глаза серой «Волге»-такси с логотипом фирмы на оранжевом «гребешке». Двое мужчин около сорока лет, высоких и крепких, с грубоватыми, но по общему впечатлению приятными лицами. Вяземская оценила выбор майора (но, может, у него других под руками просто не было), уж эти внимания гипотетического неприятеля не привлекут. Больше всего они похожи на вахтовиков-нефтяников в отпуске, а не на работников «плаща и кинжала». Даже обычной для кадровых военных выправки в них не чувствовалось.

Познакомились. Один Эдуард, другой Григорий. Уважительно пожали новой партнёрше руку. Ни малейшего «мужского» отклика она в их глазах не увидела. Скорее – сочувствие: «ну, не дал бог внешности, другим возьмёшь». Людмила мысленно поблагодарила Дайяну. Красавице превратиться в чучело – пара пустяков. Наоборот – намного сложнее.

– Вы, товарищи, к войсковой разведке отношение имели? – спросила Вяземская.

«Товарищи» посмотрели на консьержа.

– Имели, имели, – успокоил он Людмилу. – Эдуард – командир разведбата, Григорий – ЗНШ[31]31
  ЗНШ – заместитель начальника штаба.


[Закрыть] десантно-штурмового полка по той же теме.

Бывшие они или действующие, Вяземская уточнять не стала.

– Тогда, друзья, ведите себя сообразно. Городские топтуны к нашему стилю не приучены, просто ничего не поймут…

Без лишних разговоров сели в машину, Людмила впереди, Григорий на заднее сиденье. Она ещё раз повторила им свою схему.

– Даже если на ваших глазах меня с моим связником будут убивать – не вмешиваться. За одним исключением – если в поле досягаемости увидите снайпера, способного меня достать из укрытия. Тогда постарайтесь его хотя бы отвлечь на несколько секунд.

Командир разведбата едва заметно улыбнулся.

– Мы по-всякому умеем. Машина чужая, зацепок от неё на нас – никаких. Бросим её – не хуже, чем в тайге потеряемся.

– Оружие?

– «Стечкины» с глушителями и много всякой восточной экзотики.

– Это лучше. Чем в городе стрельбу затевать – вернее сюрикеном или отравленной иглой из духовой трубки.

– Вы – очень серьёзная женщина, – уважительно сказал Григорий из-за спины. – Мы с вами нигде не могли пересекаться?

– Едва ли. Я на совсем других ТВД свои способности реализовывала.

Ребята, отчаянно-нагло пробившись через пробки центра (пешком вышло бы быстрее и спокойнее), высадили Вяземскую на подъезде с Дегтярного переулка к Тверской. Место было такое, что никто и не заметил, как Людмила выскочила среди тщетно ищущих парковки машин и тупо пытающихся протолкнуться на метр дальше, в ещё больший затор.

Выбралась на тротуар, осмотрелась. Да, совсем неинтересная здесь жизнь. Глупая. Что стоит местному градоначальнику просто запретить проезд через центр города, кроме как по нескольким радиусам, а за остановку на любой другой улице или в переулке брать штраф в размере суточного заработка (именно так, а не фиксированную сумму). В её Москве такая схема работала великолепно.

Журналиста она увидела издалека, он стоял прямо перед основанием памятника, с букетом крупных ромашек. Вполне нейтральный вариант – со стороны смотреть, мужчина явно женщину ждёт. Так ведь и на самом деле… То, что они не знакомы, не имеет значения, всё равно ведь не откажется, а в то же время и не розы, те уже к чему-то обязывают. Тем более – голос «посланницы» ему чрезвычайно понравился. Обертоны – сплошное очарование и именины сердца.

Она окликнула его со спины, он обернулся, и лицо его выразило откровенное разочарование. Плохо умел человек мимикой владеть. Да ему по профессии и не требовалось.

Цветы он ей, однако, вручил со всей любезностью, представился, только от целования ручки воздержался.

– Куда бы нам отойти, присесть? – спросила Людмила. – Разговор будет не очень долгий, но не посередине же толпы?

– Да вон, в начале переулка какие-то зонтики стоят, уж наверняка хоть пиво, хоть мороженое найдётся.

По внешности Вяземской лучше бы пиво, оно ей стилистически подходило больше мороженого, как и «Кэмел» вместо каких-нибудь дамских сигарет. Кроме того, массивные стеклянные кружки с тяжёлым дном больше годились на роль ударного и метательного оружия, чем пластиковая вазочка с такой же ложечкой. До того, как придётся использовать более серьёзные средства защиты и нападения.

Людмила осмотрелась и своих сопровождающих не увидела. Значит, схема маскировки на улицах у них другая, отличающаяся от ей привычной.

Анатолий бегло прочёл письмо Мятлева, что называется, «по диагонали», потом второй раз, уже вдумчиво.

Сама Вяземская записку генерала читать не стала, как в её кругах принято было, раз тот сам не предложил. Об этом она сейчас пожалела – работа ведь, а не подиум для демонстрации благородства и воспитанности. Неизвестно, как будет коррелироваться информация, полученная Журналистом от Контрразведчика с тем, что ей поручил сказать Фёст. Она уже привыкла называть Ляхова-первого Вадимом только наедине, а так и в общении с людьми своего круга, да и в мыслях, если не личные – Фёст и Фёст. Удобнее.

– Что ж, Людмила, мне всё понятно. Я провёл в вашем мире полчаса, Леонид третьи сутки «изучает обстановку» на местности. Счастливчик. Я его столько знаю, что прямо вижу – он пишет записку, подпрыгивая от нетерпения ринуться в изучение никем до него не изученного. Не Меллоун, не Рокстон, натуральный Челленджер[32]32
  Персонажи цикла повестей Конан Дойля, начиная с «Затерянного мира». Если кто ещё не читал, автор рекомендует.


[Закрыть]! Правда, намного красивее. В юности после девятого класса и до окончания института Леонид всё соображал – под кого ему «косить» – от Гриценко в «Хождении по мукам» до Олега Даля в «Операции «Омега».

– Вам разнос слишком большим не кажется? – осторожно спросила Людмила. Тут она вступила на тонкий лёд. Как может девушка, всего год живущая в человеческом, причём совсем другом мире, поддерживать умную беседу о вещах, известных ей крайне поверхностно? Хорошо, благодаря Фёсту, Воронцову, Наталье Андреевне она посмотрела и почитала достаточно, чтобы понять, о чем вообще сейчас речь ведёт Журналист, и ответить как минимум «в тему».

Но Анатолия реакция антипатичной ему женщины волновала очень мало. Он «токовал» о своём.

– Леонид счастлив, а вы мне поверьте – этот человек, несмотря на профессию, умеет радоваться жизни во всех её проявлениях. С юных лет – всему. От уведённой со студенческого вечера «царицы бала» до купленной за трояк у алкоголика книжки, которая у знающего букиниста нормально стоит не одну сотню. Я даже название той книги помню, хоть было это, скорее всего, до вашего рождения.

Мы с Генрихом (это он так Писателя назвал, полным именем, немедленно это пояснив) с самого начала были на вашей стороне и, если б от нас зависело, идею самого тесного союза с той Россией, вплоть до конфедерации, приняли бы безоговорочно. По поводу Мятлева были самые серьёзные сомнения. Мы не успели обсудить проблему в «узком кругу», договориться о совместной позиции, но считали, что комплот Президента, Мятлева и других товарищей, владеющих «конкретными» профессиями, нам вдвоём не разрушить.

– А почему вы сказали – «конфедерация»? Отчего сразу не «Федерация»? Или просто – «двуединая монархия» вроде бывшей Австро-Венгрии. Нераздельно и неслиянно. Каждая из Россий будет считаться по отношению к другой «заморской территорией», с равными правами «суверенных правителей» и общим, объединяющим всех подданных «высшим законом».

Людмила слегка увлеклась. Подобных деклараций ей Фёст произносить не поручал. Но ей нравилось мыслить геополитически гораздо больше, чем любой из подруг. У Фёста, наверное, нахваталась, а скорее – у Секонда. С виду (не сейчас) – типичная «блондинка», а в душе не то Екатерина Великая, не то Маргарет Тэтчер.

Она не сразу заметила, что Анатолий смотрит на неё как-то слишком пристально. Ни её словами не мог быть вызван такой взгляд умудрённого двадцатью годами репортёрской деятельности и жизнью в «серпентариях», именуемых «редакциями», человека, ни нынешней внешностью.

– Зачем форсировать события? – мягко спросил он. – Мы не дошли даже до нормального союзнического договора. Всему своё время. Будем делать всё от нас зависящее в рамках возможного. Но я сейчас хотел спросить о другом, если вы не сочтёте это нескромностью. Наш друг Леонид, когда писал записку, был слегка «подшофе»[33]33
  Подшофе – искажённое простонародное произношение французского echaufe (подгулявши, навеселе).


[Закрыть]?

– Не знаю ваших градаций, но три больших рюмки коньяка за завтраком он выпил.

– Для него это и есть «подшофе». Не пьян, но в слегка приподнятом состоянии мыслей. Иначе он не написал бы следующей, непосредственно к делу не относящейся фразы, позвольте я процитирую: «Остерегайся чар Л, с которой ты сейчас общаешься. Она, как и её подруга, – настоящие Цирцеи[34]34
  Цирцея – в греческой мифологии волшебница, коварная обольстительница, умевшая превращать мужчин в свиней.


[Закрыть]. Это приятно, но отвлекает от работы».

Людмила засмеялась. Анатолий печально вздохнул.

– Мне бы хотелось увидеть вас в истинном облике. Ваш грим безупречен, но нельзя на него полагаться, сидя полчаса на расстоянии вытянутой руки от такого прожжённого журналюги, как я. Моя профессия – видеть людей насквозь и при нужде выворачивать наизнанку. До самой души, если она есть. Ваша маскировка годится на улице, в метро, в обществе поглощённых только собственными интересами и заботами людей. Я не хвалюсь, но я – проницательный человек. Что тут первично, профессия или генотип, рассуждать не будем. Вы сумели «держать маску» ровно семь минут…

Анатолий снова взглянул на часы. Это у него было вроде нервного тика или профессиональная привычка – контролировать текущее мимо него время с точностью плюс-минус пять минут. Мало ли зачем пригодится.

– Неужели? – Вяземская состроила одну из самых неприятных гримас, допускаемых обликом.

Теперь засмеялся Анатолий:

– Всё! Наваждение давно закончилось, и ваши попытки «продолжать роль» выглядят как прощальный монолог Офелии в исполнении доярки из колхозной самодеятельности. Даже если бы я не обладал собственной наблюдательностью, слов такого Казановы, как наш Лёня, да ещё сказанных в подпитии, вполне достаточно. Невозможно представить камрада Мятлева, специально, подчёркиваю, специально предупреждающего своего друга, втянувшегося в авантюру с неясными последствиями, не об опасности от настоящих врагов, а о той, что исходит от чар вполне неприятной женщины.

Тут вы очень здорово в стиль моего восприятия попали. Я даже в метро стараюсь на таких, как вы сейчас, не смотреть в целях сохранения душевного равновесия. И сразу крепко задумался, искоса вглядываясь в сидящую передо мной мымру – что бы Лёнины слова могли значить? Шифровка, да?

Боже ж ты мой, думаю, фигура у этой барышни обалденная, никаким прикидом не скроешь, а жесты, голос, интонации, взгляд!

Просто поразительно, как едва ли не впервые попавшая в наш мир молодая девушка сумела сконцентрировать в своём облике почти весь негатив нынешней жизни. Разве что у вас нашёлся очень талантливый консультант. Одному он вас не научил – некрасивая, потрёпанная жизнью тридцатилетняя женщина не в состоянии говорить голосом, от которого хочется «достать чернил и плакать». В какой-то момент почти физически захотелось потянуться рукой и сорвать с вас эту нелепую маску…

– И увидеть прекрасное лицо принцессы из сказки, – продолжила Людмила. – Увы, ничего не выйдет. Что есть, то есть, остальное – плод вашего излишне художественного воображения. О Мятлеве ничего не могу сказать – он у нас действительно нашёл себе девушку по вкусу. Но даже она – не Цирцея. «Валькирия», при условии, что Леонида можно считать героем…

Разговор увял, обсуждать больше было нечего, раз собеседница решительно от этой темы уклонилась. Анатолию, в конце восьмидесятых годов отдавшему на чёрном рынке больше месячной зарплаты за двухтомник «Мифы народов мира» и досконально его изучившему, намёк на «валькирий» и прочее, с ними связанное, даже несколько испортил настроение.

– Суть в чём, – вернулась Вяземская к тезисам Фёста. – Буквально через два-три дня мы хотели бы устроить очередную встречу с вашим Президентом. В узком кругу, без Императора и его сатрапов. За это время вам следует настроить нужным образом остальных своих друзей. Финансисту скажите, что вопросы его компетенции могут быть решены в один день.

– Это, простите, как? – не понял Журналист.

– Элементарно. Ваша РФ одномоментно выплачивает все внешние долги за счёт пресловутых «валютных резервов», состоящих из раскрашенной резаной бумаги, акций и прочих иностранных обязательств. Все и сразу, я подчёркиваю. Этим самым она навсегда избавляется от экономической и политической зависимости. Если на другой день рухнет мировой рынок, финансовый я имею в виду, обесценятся доллар и евро до уровня инфляции двадцатых годов прошлого века – так и хрен бы с ними. Не менее ёмкие рынки сбыта имеются на нашей стороне, и с куда более разумными основами. Наше и ваше государство вполне соответствуют словам Пушкина: они «простой продукт имеют». Начнём торговать только на золото и на рубли. Хочешь в России что-нибудь купить, от нефти до хлеба и оружия – продай нам чего-нибудь интересного за наши «раскрашенные бумажки». Или – предоставь «платные услуги». Всё как на обычном рынке и даже восточном базаре. Вот тогда рубли будут рвать из рук везде, от Гонконга до Патагонии. А вы – включать печатный станок по мере надобности или под настроение.

– Такая шутка закончится всемирным хаосом и, возможно, полномасштабной войной, – ошарашенно сказал Журналист.

– С чего бы? Разве ваши законы запрещают выплачивать долги? Я думала – все только и жаждут ободрать должника.

– Именно за счёт процентов, а то и обычного бандитского «счётчика». Никому не нужен полный расчёт. Он-то и поведёт к катастрофе.

– Плевать, – со вкусом сказала Людмила. – Когда американцы отменили Бреттон-Вудскую систему[35]35
  С 1944 г. согласно заключенному в Бреттон-Вудсе соглашению доллар становился резервной мировой валютой с фиксированным курсом 35 д. за 1 тройскую унцию золота. К 1973 г. золотой запас США перестал обеспечивать поддержание паритета, и они, как всегда, в одностороннем порядке отказались от данного соглашения. В настоящее время доллар девальвирован к 1973 г. более чем в 50 раз, плюс 13 триллионов государственного долга.


[Закрыть] и фиксированный золотой паритет доллара, мир не рухнул. Не рухнет и сейчас, поскольку наша Россия в состоянии обеспечить финансовую сторону вопроса полностью. Золотые запасы Империи превышают здешние американские и китайские, вместе взятые.

Что касается войны – о чём вы говорите? Какая может быть война? Кого против кого? Что, американцы согласятся получить десяток мегатонн ваших и китайских ракет по своей территории ради интересов Федеральной резервной системы? Или призрачная надежда получить вооружённой силой «дешёвую нефть» перевесит риск превращения всей страны в радиоактивную пустыню? Да они от своих башен-близнецов до сих пор очухаться не могут.

– Но можно и без ядерного оружия, высокоточным, как в Белграде и Ираке… – пытался отстоять свои стереотипы Журналист. – Американцы нас здесь сильно обгоняют.

– Не смешите меня. «Высокоточное оружие» имеет только психологическое значение. Если противник не сдастся, с ним так или иначе придётся воевать традиционным образом. В этом случае на вашу защиту встанет четырёхмиллионная кадровая императорская российская армия. Кадровая, – подчеркнула она. – А мобилизационный потенциал у нас – до сорока миллионов. – Тут Вяземская говорила как специалист, эти вещи у них изучали почти на каждом занятии. – Да и ваша армия по-прежнему кое-чего стоит. Так что в своей реальности о войне забудьте, не четырнадцатый и не сорок первый год. Нужно быть полным Спилбергом, чтобы вообразить американские пехотные дивизии, по колено в снегу продвигающиеся от Чукотки до Уренгоя со штыками наперевес. А вот наши войска, идущие к Ла-Маншу и Гибралтару «с ответным визитом», я себе очень даже представляю.

Вот то, что вы можете обсудить со своими друзьями. А через два дня к вам вернётся Леонид, надеюсь, с новой, ещё более обнадёживающей информацией. На этом всё. Мне пора идти.

– Я вас провожу. Или подвезу. Куда?

– Не очень далеко. Если хотите – пойдёмте. Минут двадцать пешей прогулки.

– С удовольствием, – сказал Анатолий.

В это время вопреки всем договорённостям за соседний столик грузно присел сопровождающий Эдуард. Пластиковый стул опасно хрустнул под его стокилограммовым телом.

– Эй, девушка, – крикнул он официантке, – три пива получше, немецкого, и пачку кальмаров.

Понятным Людмиле жестом он трижды сжал и разжал кулак, будто разминая затекшие пальцы, дёрнул головой назад и вправо, потом уставился тоскующим, жаждущим опохмеления взглядом вперёд, на перекрёсток площади и Садово-Триумфальной.