Текст книги "Полночь в Малабар-хаусе"

Его улыбка увяла.

– Ладно, забудь. Я просто шучу.

Они уставились друг на друга – двое одиночек, заблудившихся в лабиринте, который они же сами и построили.

– Мне нужно кое-что доделать, – наконец сказал Блэкфинч. – Как насчет того, чтобы встретиться за ужином? У них ведь есть тут вагон-ресторан?

– Да, – сказала Персис. – Открыт только для пассажиров первого класса.

– Тогда увидимся в семь?

– Годится.

Ее купе оказалось маленьким, но чистеньким. Внутри царило приятное тепло. Кожа длинного сиденья была ярко-бордовой и потрескалась только по углам. Стену над сиденьем покрывала фреска, маскирующая ящики для хранения одеял и подушек. Напротив сиденья расположилась откидная койка – она же кровать для ночной части путешествия. Персис водрузила свой чемодан на верхнюю полку для багажа, потом сбросила туфли, вытащила из ящичка подушку и улеглась на сиденье с книгой.

Это чудо было издано прошлым летом в Британии и только недавно добралось до берегов Индии. Отец купил несколько экземпляров для своего магазина и сразу же пожалел об этом. «Мне ни за что не удастся их продать», – сетовал он в разговоре с Персис.

Книга называлась «1984», написал ее Джордж Оруэлл, английский автор, которого она до этого не читала. Завязка показалась ей интригующей. Действие происходило в мире будущего, где царила вечная война, а правительство только тем и занималось, что угнетало свой народ. Ее взволновала, в частности, концепция полиции мыслей, а также идея того, что индивидуализм и независимое мышление и вправду могут считаться преступлением.

Персис оставалось прочесть всего несколько страниц. Грядущий мрачный финал не беспокоил ее. Гораздо больше ее потрясла капитуляция Джулии, возлюбленной Уинстона, предполагаемого героя, которого Персис весь роман считала трусом. Несмотря на его бунтарские настроения, она была уверена, что в конце концов он предаст свои предполагаемые идеалы. В Джулии же она видела отражение самой себя. И то, что полиция мыслей ее сломала, казалось Персис оплошностью. Джулия должна была стать героиней или, по крайней мере, мученицей.

Из головы Персис не шли слова, произнесенные Джулией. В ее нынешнем положении эти строки приобретали новое значение. «Иногда тебе угрожают чем-то таким, чего ты не можешь перенести, о чем не можешь даже подумать. И тогда ты говоришь: „Не делайте этого со мной, сделайте с кем-нибудь другим“»[12]12
  Перевод В. Голышева.


[Закрыть].

Веки ее отяжелели от полуденной жары, а мягкое покачивание поезда только усилило усыпляющий эффект. Ее голова упала на грудь, книга соскользнула на пол…

…Она резко проснулась и, протирая заспанные глаза, посмотрела на часы. Было двадцать минут восьмого.

Выругавшись, Персис соскочила с сиденья, вынула из чемодана косметичку и направилась по коридору в туалет.

Через пятнадцать минут она обнаружила Блэкфинча в тесном вагоне-ресторане.

– Ты с модным опозданием, – беззлобно заметил он, когда она плюхнулась на место напротив него.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я… э-э… увлеклась кое-какой работой.

– Ничего страшного. У меня отвратительная привычка всегда приходить вовремя. В Индии она доставила мне немало проблем. Не желаешь немного огненной воды?

– Виски, пожалуйста.

Некоторое время они пили в тишине. Шум разговоров вокруг них то смолкал, то нарастал снова.

– Здорово, правда? – наконец сказал Блэкфинч. Он снял куртку и закатал рукава легкой белой рубашки. Его лицо сияло от жары и от удовольствия, и Персис стало интересно, сколько он уже выпил.

– Ты о чем?

– О старых поездах. Есть в них что-то величественное и древнее. Декаданс, осмелюсь сказать. Заставляет меня гордиться тем, что я британец.

– Британцы построили эти поезда, чтобы грабить субконтинент. Десятки тысяч индийцев погибли на этой стройке. Эти рельсы буквально пропитаны кровью.

Блэкфинч не ответил, и разговор на некоторое время прервался.

Подошел официант и принял заказ. За окном пролетали яркие поля желтой горчицы. Персис предположила, что сейчас они находятся где-то между Суратом и Индором, в местах сельскохозяйственных угодий, где полно всяких озимых культур.

Тут она заметила, что Блэкфинч возится с солонками и перечницами, выстраивая их в ряд.

– Ты это зачем?

Он не ждал, что она станет наблюдать за ним, поэтому залился краской и на мгновение потерял дар речи.

– Ничего не могу с собой поделать, – наконец произнес он таким тоном, словно сознавался в преступлении. – Но у меня с юных лет эта тяга к порядку, аккуратности и прямым линиям. Мои родители одно время просто с ума сходили.

– Но ведь это звучит не так уж плохо.

– Но не так уж и хорошо: представь, что ты устраиваешь истерику только из-за того, что у тебя неправильно завязаны шнурки или потому что в тарелку положили больше или меньше горошин, чем вчера, – тут он выдавил из себя слабую улыбку. – Терапия здорово помогла мне справляться с этим.

Персис не могла скрыть изумления.

– Ты ходишь к психотерапевту?

– Ходил, – поправил Блэкфинч. – Не то чтобы у меня был выбор. Отец ужасно стыдился того, что я такой.

Он поднял стакан и залпом допил виски.

– С другой стороны, это очень пригождается мне в работе. У меня редкая способность замечать мелкие детали и выделять факты из вороха необработанных данных. Правда, общаться с людьми у меня по-прежнему получается не очень.

– Меня ты вполне устраиваешь, – сказала Персис и сразу отвела взгляд.

– Спасибо. Сказать по правде, обычно я не чувствую себя так спокойно в чьем-то обществе. Как правило, я обязательно говорю или делаю что-то неловкое, и людей это отталкивает.

Тут Персис поняла, что почти ничего не знает об этом человеке. Она стала задавать ему личные вопросы – такие, на которые в других обстоятельствах ни за что бы не осмелилась.

– Ага. Ты хочешь знать, в чем дело, – он добродушно улыбнулся. – Дай-ка подумать. У меня было совершенно непримечательное детство. Друзей у меня особенно не было. Полагаю, их отпугивало… хм-м… мое поведение. Самым моим близким другом был мой старший брат Пифагор, хотя он всегда просил называть его Тад. Это уменьшительное от «Таддеус» – такое у него второе имя. Когда отец скончался, именно Тад произнес прощальную речь на похоронах, хотя и не пошел по его стопам. Ну, то есть в науку. Зато пошел я. Тад стал фермером. У него тысяча голов крупного рогатого скота, несколько кур и овец. Он женат на обычной деревенской женщине, и у них две шестилетние дочки-близняшки, голубоглазые, кудрявые и рыжие, как морковки, – точь-в-точь их мать. И конечно, они души не чают во мне – своем дядюшке Арчи, что шагнул над тесным миром, возвысясь, как колосс. Обычно мы с ними видимся на Рождество. Что еще можно сказать? Я играю в крикет, хотя и не очень хорошо. Читаю книги, особенно научные и исторические. Неплохо играю в покер. А еще мой брак распался, по причинам, которые я не могу объяснить и которые меня не особенно волнуют.

Тут он лучезарно улыбнулся.

– Если подумать, вообще-то я довольно скучный человек.

Затем он стал расспрашивать о ней.

– А чем ты занимаешься в свободное время?

Этот вопрос сбил Персис с толку. Не потому, что у нее не было других интересов, а потому, что работа поглощала все ее время. Как знать, может, из-за этого она упускала шанс прожить жизнь, которая, по мнению тети Нусси, ждала ее, – жизнь, полную веселья, романтики и общественного признания?

Нет, конечно же, все не так. Она выбрала службу в полиции, потому что думала не о себе, а о чем-то большем. О том, что гораздо важнее всех амбиций любой тети Нусси. О справедливости. В зороастрийской религии есть священный огонь, и у Персис тоже было такое драгоценное пламя, которое нужно было постоянно защищать и оберегать от тиранов, желающих попрать основы ее мира: равенство, порядочность и честность.

А что до свободного времени…

– Читаю, – сказала Персис. – Плаваю. Занимаюсь боевыми искусствами. Хожу по музеям. Слушаю радио. Сижу с отцом. Кормлю кота.

Тут как раз принесли их еду.

– Ну что ж, – сказал Блэкфинч, ковыряясь в куриной котлете, – а как там твой кавалер?

– Кавалер?

– Парень, который за тобой ухаживает. Из «Бенсон и Прайс».

– Дарий? – нахмурилась Персис. – Но он мне не кавалер. Он мой двоюродный брат.

– Ну когда это кого останавливало? Слышала когда-нибудь, что такое «целующиеся кузены»?

– Мы с ним не целовались, – с жаром возразила Персис.

Блэкфинч поднял вилку в знак капитуляции.

– Я просто пошутил. Видит бог, ты сегодня в прескверном настроении.

Персис смерила его пристальным взглядом.

– А что насчет тебя?

– А что насчет меня?

– Как прошло твое свидание?

Он казался озадаченным.

– Какое свидание?

– Ты вчера уехал обедать с какой-то подругой.

Блэкфинч расплылся в улыбке.

– А-а, так ты про миссис Сандерс?

Персис напряглась.

– Ты ходил обедать с замужней?

– Закон этого не запрещает.

Персис опустила вилку. Попадаться в ловушку во второй раз ей не хотелось.

– Ее муж еще жив?

– Надеюсь, что да. На будущей неделе мы с ним играем в бридж.

– Ты с ним дружишь… встречаясь при этом с его женой? – ошеломленно произнесла Персис, и глаза ее вспыхнули. – А он об этом знает?

– О чем?

– Что ты обедал с его женой!

– Ну про этот конкретный обед он вряд ли в курсе. Но в остальном… Да, думаю, что знает.

– И ты продолжишь видеться с этой женщиной?

– С миссис Сандерс? Конечно. Она тот еще живчик. И нам так весело вместе.

– Но это аморально!

Он отхлебнул виски, и в его глазах мелькнуло озорство.

– Правда? Я этого не знал. Однако, какие у вас забавные обычаи! В Англии обед со старым другом семьи едва ли сочтут нарушением десяти заповедей.

– Другом семьи? – эхом отозвалась Персис.

– Миссис Сандерс семьдесят три года. Она подруга моей матери и приехала в Индию вместе с мужем на зиму.

На мгновение Персис потеряла дар речи. Потом почувствовала, как дернулись уголки ее рта. Против своей воли она расплылась в улыбке.

– Видишь? – просиял Блэкфинч. – Не так уж это и сложно.

– Что именно?

– Радоваться жизни, – его глаза блеснули поверх стакана.

О деле они поговорили за десертом. Персис выложила ему все, что обнаружила.

Все так или иначе крутилось вокруг двух групп подозреваемых. В первую входило трио Сингх – Лал – Гупта. Во вторую – Роберт Кэмпбелл с дочерью.

Персис и Блэкфинч выдвигали различные теории о том, как Сингх, Лал и Гупта могли сговориться убить Хэрриота, но во всех этих теориях не было никакого смысла. И почему Сингх сознался? Если бы он продолжал молчать, никто не смог бы доказать, что они – убийцы.

Что же касается Кэмпбелла с дочкой…

– Мне трудно поверить, что Элизабет как-то причастна к смерти Хэрриота, – сказал Блэкфинч.

– Неудивительно, – ответила Персис деревянным голосом.

– Ты это о чем?

– Ни о чем, – пробормотала она, вспыхнув.

Некоторое время он молча смотрел на нее, а затем продолжил:

– Если Хэрриот в ту ночь переспал не с Элизабет, то с кем?

– Не знаю. Я думала на Гупту, но она все отрицает.

Блэкфинч откинулся назад.

– У нас тут столько подозреваемых, что просто непонятно, зачем мы едем в Пенджаб. То есть, не пойми неправильно. Мне это в радость, но поездка Хэрриота в Пандиалу, возможно, не имела никакого отношения к его смерти.

Персис замялась.

– Ты прав. Но я уже сказала, что есть еще одна причина нашей поездки.

– Ах да. Визит в дом Маана Сингха. А что ты хочешь там найти?

– Честно говоря, понятия не имею.

Наступила ночь, и поезд с грохотом двинулся вперед. Около полуночи они остановились на сельской станции. Не в силах уснуть, Персис подошла к ближайшей двери, и ее удивленному взору предстал поток местных жителей, молча карабкающихся на крышу поезда. У некоторых из них были с собой свертки с одеждой, а у одного или двух – потрепанные чемоданы. Все эти люди навели Персис на мысли об обезьянах лангурах, кишащих на крепостных валах Кастелла-де-Агуада, старого португальского форта в Бомбее.

Серолицый начальник станции печально смотрел на нее из своей кабины. Рядом висел знак: «Индийские железные дороги: безопасность и пунктуальность».

Две характеристики, и обе лживые.

Вернувшись в коридор, Персис подумала, не проснулся ли Блэкфинч. Она заколебалась – не постучать ли – но затем все-таки повернулась и зашагала к своему купе.

Оказалось, что в уголке над ее койкой удобно устроилась летучая мышь. Но Персис не боялась этих зверей и поэтому не возражала против такого соседства.

Она почитала еще немного, а затем выключила свет.

Летучая мышь тихонько пискнула в темноте.

21

7 января 1950 года

Поезд шел, тяжело дыша, все утро. Он сделал часовую остановку в Дели, а затем продолжил путь и прибыл в Амритсар около двух часов дня. Перед дальнейшим путешествием в Пандиалу здесь снова была запланирована часовая остановка.

Персис и Блэкфинч взяли такси до города и поехали к окраине.

– Дом, который вам нужен, находится в одном из беднейших районов Амритсара, – объяснил водитель. – Рядом со старыми Сэлтанвиндскими воротами.

Дороги постепенно сужались, а дома становились все менее ухоженными.

Наконец они въехали в лабиринт побеленных домов и узких улочек. В воздухе витала вонь из открытых люков. Такси остановилось у входа в переулок.

– Тут я не проеду, мадам, – слишком узко. Подожду вас здесь.

Дом Сингха они нашли через пять минут.

Дверь была открыта.

Персис постучала, а затем нырнула внутрь. Блэкфинч последовал за ней. Это был обычный дом, каких на субконтиненте еще много: спальня, гостиная, совмещенная с кухней, и ванная. В углу сидела, скрестив ноги, женщина в традиционных шальварах и молола пшеницу с помощью чакки – мельницы из грубого камня.

Увидев вошедших, она вытаращила глаза, вскочила на ноги и уперла руки в бока. Это была невысокая, но крепкая на вид женщина, смуглая, с твердым подбородком и неожиданно полными губами.

– Кто вы? – спросила она на диалекте панджаби.

Персис немного разбирала этот диалект: он не настолько сильно отличался от хинди, чтобы она совсем ничего не могла понять.

Оказалось, что это Рано, жена Маана Сингха, и что она прекрасно знает, в какую беду попал ее муж. Да и как она могла не знать? Об этом трубили все газеты.

Персис быстро объяснила причину своего визита.

– Я здесь, потому что хочу понять, почему Маан Сингх сделал то, что сделал.

Лицо женщины вытянулось. Она изумленно поглядела на гостей, а затем отвернулась. Было видно, что ее переполняет волнение.

– Как… как он?

– Он признался в убийстве. И, если он не изменит свои показания, его будут судить и повесят.

– Я знала, что он сделает что-то подобное, – прошептала женщина.

– О чем она? – спросил Блэкфинч.

– Это его жена. По-английски она не говорит, так что придется тебе потерпеть.

Англичанин затих. Вид у него был раздраженный.

– Давно вы женаты? – спросила Персис.

– Пять лет. Мы поженились, когда он вернулся с войны. А знаем друг друга с тех пор, как были совсем юными.

– А дети у вас есть?

– Да. Нашему сыну три года. Сейчас он ушел гулять с бабушкой.

– Это из-за него вы здесь, а не в Бомбее?

Рано поморщилась.

– Я звонила в тюрьму. Ему передали мои слова. А он ответил только, чтобы я его забыла.

Персис задумалась, что спросить дальше.

– Почему он ушел из армии?

Рано не ответила и опустила взгляд.

Тогда Персис попробовала зайти с другой стороны.

– Чем он занимался, когда вернулся с войны?

– Ничем, – замялась Рано. – То есть он подрабатывал то швейцаром, то чернорабочим, но постоянной работы у него не было. В нем было слишком много злости, чтобы он мог где-то надолго задержаться.

– Должно быть, вам нелегко пришлось.

Рано не ответила.

– Ваш муж когда-нибудь рассказывал о тех годах? В частности, о товарищах из своего подразделения? О неких Мадане Лале и Дулипе Гупте?

В глазах Рано мелькнуло узнавание, однако она ничего не ответила. Тут что-то крылось – Персис это чувствовала. Лал и Сингх знали друг друга с самой войны, и оба замалчивали этот факт. Лал нанял Сингха незадолго до того, как был убит Хэрриот. И, по их собственному признанию, именно они нашли тело англичанина.

Все это так и пахло каким-то заговором.

– Почему ваш муж уехал в Бомбей, бросив жену и маленького ребенка?

Молчание.

Персис шагнула к ней поближе.

– Я уверена, что ваш муж не убивал сэра Джеймса. По крайней мере, самостоятельно. Помогите мне понять, зачем ему понадобилось валить все на себя.

Рано вгляделась в лицо Персис, пытаясь уловить ложь. Затем в ее глазах мелькнула надежда.

– Ему позвонил Мадан Лал и попросил его приехать в Бомбей. Сказал, что хочет предложить ему работу.

– Но вряд ли это единственная причина. Я хочу сказать, он ведь бросил вас здесь. Но почему?

Рано прикусила губу.

– Это как-то связано с его сестрой? Она же была замужем за Дулипом Гуптой, правильно?

– Ее зовут Лалита, – кивнула Рано. – В отличие от Маана, она прилежно училась в школе. Затем она отправилась в Бомбей искать работу. Там она и познакомилась с Дулипом. Лал жил в Бомбее и часто приглашал Маана и Дулипа к себе в гости, когда у них был отпуск. Лалита и Дулип сошлись поближе и вскоре после этого поженились.

– А потом Дулип погиб на войне.

Рано снова кивнула.

– Лалита тогда уже была беременна. Маан предложил ей вернуться с ним в Амритсар, но она отказалась. В Бомбее был ее дом. Ей приходилось туго, но она была упряма. Когда Маан уволился из армии, он рассказал обо всем Лалу, и тот предложил ей работу.

– У сэра Джеймса Хэрриота? – Персис подалась вперед. – Но почему Лал тогда же не взял на работу и Маана Сингха? Почему он позвонил только спустя несколько лет?

– Не знаю, – сказала Рано, теребя пальцами край своей длинной рубашки. – Возможно, он думал, что Маан не согласится. Чего я не могу понять, так это того, почему он согласился работать на англичанина. Сколько я его знаю, он всегда ненавидел англичан.

– Почему?

Рано замялась, а затем продолжила.

– Еще до войны он пытался присоединиться к Августовскому движению, но ему не позволили.

– О чем вы? Кто не позволил?

– Здешние люди. Руководители местных комитетов и те, кто организовывал протесты и антибританские акции.

– Я не понимаю. Почему им так этого не хотелось?

– Потому что они не могли простить ему.

– Простить что?

– Вину его отца, – сказала Рано и, когда Персис знаком поощрила ее продолжать, добавила: – Я имею в виду Амритсарскую бойню.

Кое-что стало проясняться. Амритсарская бойня. Инцидент, положивший начало инициативе Ганди о несотрудничестве и запустивший движение за независимость.

13 апреля 1919 года около тысячи местных жителей собрались в обнесенном стеной амритсарском саду, известном как Джаллианвала-Багх. Они пришли, чтобы отпраздновать сикхский праздник Вайсакхи и мирно выразить протест против присутствия в Индии британцев. Об этом узнал местный британский генерал Реджинальд Дайер. Памятуя о недавно принятом законе Роулетта, запрещавшем мятежные собрания, он собрал девяносто солдат из 9-го гуркхского, 54-го сикхского и 59-го синдского стрелковых полков. Прибыв в сад с бронетехникой, пулеметами и винтовками «Ли-Энфилд», Дайер заблокировал выходы наружу. Затем он велел своему отряду без предупреждения открыть стрельбу прямо по людям. Британской палате общин он впоследствии объяснил, что хотел «не рассеять толпу, а наказать индийцев за неповиновение».

Приказ прекратить огонь был отдан только тогда, когда у солдат закончились боеприпасы.

Около тысячи мужчин, женщин и детей, в том числе и шестимесячный младенец, упали замертво.

Последствия были крайне серьезными.

Весть о случившемся распространилась по всей имперской Индии, разжигая антибританские настроения. В Британии Дайера сначала чествовали, но потом, когда правда вышла наружу, он столкнулся с политическим порицанием.

– Я понимаю, – сказала Персис. – Маан Сингх вырос и узнал, что его отец погиб от рук британцев в Амритсарской бойне. И сэр Джеймс стал мишенью для его гнева.

– Нет, не понимаете, – покачала головой Рано. – Его отец не погиб в Амритсарской бойне. Он участвовал в ней на стороне британцев.

22

В отеле «Золотой храм» никто не стеснялся демонстрировать привязанность к эпохе Раджа. Это было ясно и по свежевыкрашенному в бордовый цвет фасаду, и по французским окнам со ставнями, и по огромной люстре в вестибюле, похожей на перевернутую пирамиду.

Они с Блэкфинчем прибыли в отель примерно час спустя после визита в дом Сингха и возвращения на поезд. Персис заранее позвонила туда и заказала два номера.

Стоявший за стойкой администратора коренастый усатый мужчина в темном костюме окинул их взглядом, значение которого Персис не могла понять, пока Блэкфинч не наклонился к ней и не прошептал, широко улыбнувшись:

– Он, наверное, удивляется, почему мы не в одном номере. Должно быть, британские сахибы частенько развлекались здесь с любовницами-индианками.

Персис нахмурилась и обратилась к администратору:

– Скажите, вы давно здесь работаете?

– Двадцать лет, мадам. Меня зовут Ондха.

– Мистер Ондха, я из полиции. Мой коллега – следователь из Лондона. Мы здесь, чтобы отследить маршрут одного британского джентльмена, который, как я полагаю, недавно останавливался здесь. Его имя – сэр Джеймс Хэрриот.

– Мадам, – улыбнулся Ондха. – Может, Амритсар сейчас и находится далеко от центра, но не такое уж мы и захолустье. Я знаю, кто вы.

Он помолчал немного.

– Насколько я понимаю, вы уже завершили расследование смерти сэра Джеймса.

– Так и есть, – отчеканил Блэкфинч, прежде чем Персис успела что-то ответить. – Просто остались еще кое-какие неясности.

– Для нас будет большой честью сделать все возможное, чтобы помочь вам.

– Вы помните сэра Джеймса? – спросила Персис.

– Конечно, помню. Он провел здесь две ночи, 25 и 26 декабря, а 27-го уехал.

– Он объяснил вам, зачем приезжал?

– Нет, мадам. Но, полагаю, у него тут были какие-то дела по работе.

– Почему вы так думаете?

– Британцы сейчас редко приезжают сюда отдыхать. А те, кто отдыхает, только ходят смотреть на Золотой храм в Амритсаре или охотятся на диких кабанов, антилоп и пантер. Сэра Джеймса все это не интересовало.

– Тогда что же он делал?

– Вызвал машину и попросил повозить его по окрестным деревням.

– А вы знаете, куда именно он ездил?

– Боюсь, что нет, мадам.

Нахмурившись, Персис повернулась к Блэкфинчу.

– Однако у нас есть способ все узнать, – продолжил Ондха и позвонил в колокольчик на стойке. Из-за двери позади него показался еще один человек – постройнее, помоложе, с подстриженными усами и рябыми щеками.

– Это наш консьерж, Пракаш, – сказал Ондха и повернулся к вошедшему. – Ты помнишь сэра Джеймса?

– Конечно, помню.

– Ты брал для него машину на время его пребывания здесь. Помнишь, кто был за рулем?

– Да, Кулрадж Сингх.

– Можешь, пожалуйста, найти его и привести сюда?

– А что мне сказать ему?

– Что у нас есть для него пассажиры.

– И еще один вопрос, – вмешалась Персис. – Сэр Джеймс встречался с кем-нибудь?

– Здесь, в отеле? – Ондха задумался. – Да. Насколько я помню, кое-кто был. Судя по виду, из местных. Он пришел сюда поздно вечером 25 числа, когда сэр Джеймс вернулся из поездки. Назвать свое имя он не пожелал. Сказал, что у него срочное дело к сэру Джеймсу. Я позвонил в его номер, они поговорили по телефону, а потом сэр Джеймс велел прислать его к нему наверх. Через час посетитель спустился обратно.

– А вы не знаете, о чем они говорили?

– Боюсь, что нет, мадам.

Номер оказался роскошным, с большой кроватью, огромным ковром на полу и мебелью ручной работы из тикового дерева. Персис поразилась тому, как отель до сих пор умудрялся выживать. Раздел привел к разрушению торговых связей во всем регионе, и она подозревала, что одной из наиболее пострадавших отраслей был как раз туризм. Впрочем, возможно, дело спасала неувядающая популярность близлежащей достопримечательности – Золотого храма.

Рядом с телефоном лежал блокнот. Она провела кончиками пальцев по самому верхнему листку. На нем было написано «Отель „Золотой храм“», а ниже – «Шестьдесят восьмая святыня, что стоит у водоема с нектаром».

Сэр Джеймс был здесь. Он вырвал листок из такого блокнота и записал на нем имя Бакши и данные, как она думала, земельного участка. Неужели он узнал это имя от своего таинственного посетителя? Но кто такой был этот Бакши? И что значила загадочная записка?

Персис распаковала чемодан и отправилась в душ.

Через пятнадцать минут она стояла, завернутая в полотенце, перед большим, во всю стену, зеркалом и расчесывала длинные темные волосы. В ее животе шевельнулся червячок воодушевления. Уже давно она не чувствовала себя такой свободной. То, что она находилась здесь и отслеживала маршрут Хэрриота, уже казалось ей маленькой победой.

Кое-чего она уже добилась. Например, узнала, что отец Маана Сингха был среди тех, кто расстреливал горожан во время Амритсарской бойни. И, надо сказать, эта новость ее ошеломила.

Харидасу Сингху в то время было всего двадцать, он растил годовалого сына Маана и понятия не имел, как сурово будет судить его история. Его учили подчиняться приказам бездумно и беспрекословно. Но последствия того кровавого дня в саду Джаллианвала-Багх лишили его покоя на всю оставшуюся жизнь.

Через год после бойни он уволился из армии, замученный призраками своих собратьев-сикхов, которые преследовали его повсюду, – всех тех мужчин, женщин и детей, убитых им по приказу Дайера. В родных местах он сделался изгоем, как только все узнали, что он был одним из мясников, затеявших Амритсарскую бойню. Он неоднократно подвергался нападениям. Никто не хотел брать его на работу. В конце концов он запил. Дети его страдали. Особенно жестоко это унижение отразилось на Маане Сингхе. Он был заклеймен как сын предателя, изгнан из родного сообщества. И что-то внутри него надломилось.

Способом сбежать стала армия. Он уловил в этом иронию судьбы: его отец убивал людей, примкнув к британцам, а теперь то же самое предстояло и его сыну. И все же это была возможность оказаться подальше от Амритсара, где ни дня не проходило без унижений, поэтому Сингх ею воспользовался. Он хотел сражаться во имя чего-то благородного и покончить с наследием отца.

Но ничего благородного в этой войне он не обнаружил и только запутался еще больше. Он думал, что война избавит его от призраков прошлого, и ошибся, поскольку прошлое настигло его в джунглях Бирмы. Тогда он решил уволиться.

Дома, в Амритсаре, его ярость только крепла. Наступила независимость, но вкус ее был и сладким, и горьким одновременно. Он никак не мог утешиться, тем более что ему мешала тень отца, нависшая над будущим – его собственным и будущим его сына.

И вот однажды ему позвонил Мадан Лал, его брат по оружию, и предложил приехать в Бомбей и поступить на работу к сэру Джеймсу Хэрриоту. Англичанину.

Персис подумала, что, возможно, она не совсем верно оценила ситуацию. Может, Сингх все-таки виновен в этом убийстве? Во всяком случае, его возможный мотив стал очевиднее.

Ее размышления прервал стук в дверь. Не раздумывая, она подошла к двери и распахнула ее, запоздало сообразив, что сначала следовало накинуть халат.

В дверном проеме стоял Блэкфинч. Он тоже принял душ и переоделся. Волосы его в кои-то веки были аккуратно зачесаны назад. Он посмотрел на Персис, и на мгновение его лицо стало изумленным.

– Что ж… – его взгляд скользнул по ее блестящим волосам и обнаженным плечам и задержался на туго обернутом вокруг тела полотенце.

– Я просто собиралась.

– Мне позвонил Ондха. Они нашли того водителя. Он ждет нас в вестибюле.

– Сейчас буду готова.

– Хорошо.

Они молча уставились друг на друга.

– Ладно. Тогда я пока пойду вниз.

Водитель, Кулрадж Сингх, оказался невысоким бочкообразным мужчиной с курчавыми бакенбардами и белой бородой, как у пророка. Одет он был в ярко-зеленую хлопчатобумажную юбку-лунги и кремовую курту. Голову его венчал красный тюрбан. А еще от него сильно пахло пряным лосьоном для бритья, резким, как горчичный газ.

– Вы говорите по-английски? – спросила Персис.

– Еще как говорю, – отозвался Кулрадж.

– Вы помните сэра Джеймса?

– Конечно.

– А помните, куда именно вы его возили?

– Прекрасно помню. Сахиб посетил местное отделение полиции здесь, в Пандиале, а потом поехал в деревню Джаланпер.

Персис подумала, что, поскольку Хэрриота привело сюда убийство землевладельца-мусульманина, вероятно, он обращался в полицию, чтобы выяснить точный адрес места происшествия. Сама она именно так бы и поступила. Далее, если бы обнаружилось, что расследование проводилось не в Пандиале, информация дошла бы до соседних участков в этом регионе. Видимо, именно так Хэрриот и оказался в деревне Джаланпер.

– Пожалуйста, отвезите нас туда.

Кулрадж изобразил нечто вроде полупоклона, затем повернулся и повел их к стоящему снаружи автомобилю. Персис ожидала увидеть какой-нибудь джип, но это оказался «Бьюик-Роудмастер» темно-бордового цвета с вайтволлами – шинами с белыми боковыми стенками. Безукоризненно чистый капот сверкал в лучах утреннего солнца.

Блэкфинч тихо присвистнул.

– Красотища!

– Подарок от покойного хозяина, – объяснил Кулрадж. – Когда он уезжал в Пакистан, он подарил мне эту машину. Вот и все, что мне осталось на память о хорошем человеке.