Текст книги "Тугая струна"

– С начальником пожарной охраны могла бы поговорить и я, мэм, – с готовностью предложила Ди Эрншоу. – Мне и раньше приходилось с ним встречаться.

– Спасибо за предложение, Ди, но лучше будет мне самой завести с ним знакомство пораньше.

Ди Эрншоу обиженно поджала губы, но ограничилась кивком.

– Вы хотите, чтобы мы забросили все другие дела? – спросил Томми.

Улыбка Кэрол была колкой, как ледяной шип. Нахалов она не жаловала.

– Да бросьте, сержант, – вздохнула она. – Я в курсе, сколько у вас дел. Я уже говорила, что приехала из Брэдфилда. Сифорд, может быть, и не самый большой город, но это не повод для нас работать со скоростью деревенских бобби.

Она встала, с удовлетворением отмечая замешательство на их лицах.

– Я приехала сюда не для ссор. Но, если будет нужно, могу и поссориться. Если вам кажется, что я заставляю вас работать, а сама ничего не делаю, последите за мной. Как бы вы ни выкладывались, я всегда буду делать не меньше вашего. Мне бы хотелось, чтобы мы стали единой командой. Но играть придется по моим правилам.

И она ушла. Томми Тэйлор в задумчивости поскреб подбородок:

– Вот как, значит, с нами заговорили. Ли, ты по-прежнему думаешь, что ее стоит трахнуть?

Ди Эрншоу скривила тонкие губы:

– Разве что тебе захочется петь фальцетом.

– Вряд ли вообще у нас тут будет время для пения, – подытожил Ли. – Кто-нибудь претендует на последний «кит-кэт»?

Шэз потерла кулаками глаза и отвернулась от экрана. Она пришла рано, чтобы еще раз наскоро просмотреть, что им объясняли накануне. Обнаружив Тони уже сидящим за одним из компьютеров, Шэз обрадовалась неожиданной удаче. Судя по его виду, увидеть ее в дверях в самом начале восьмого было для него сюрпризом.

– А я-то думал, что я здесь единственный страдающий бессонницей трудоголик, – приветствовал он ее.

– У меня с компьютером плоховато, – угрюмо сказала она, пытаясь скрыть удовольствие от того, что он в полном ее распоряжении. – Чтобы не плестись в хвосте, мне всегда приходилось в два раза больше вкалывать, чем другим.

Брови Тони вскинулись. Не в обычае копов признаваться в своих слабостях посторонним. Или Шэз Боумен еще большая оригиналка, чем ему показалось вначале, или они наконец перестают видеть в нем чужака.

– Я считал, что все, кому еще нет тридцати, – компьютерные маги, – постарался он сгладить неловкость.

– Не хочу разочаровывать вас, но, когда раздавали волшебные палочки, я, наверное, оставалась за дверью, – отозвалась Шэз.

Она уселась перед экраном и закатала повыше рукава хлопчатобумажной кофточки.

– Сначала вспомнить пароль, – пробормотала она, прикидывая, что он должен теперь о ней думать.

За внешней невозмутимостью Шэз Боумен, попеременно овладевая ею, кипели и боролись две силы. С одной стороны, ее мучил постоянный страх неудачи, сводя на нет все, чем она обладала и чего ей удалось добиться. Когда она смотрела на себя в зеркало, то никогда не замечала своих достоинств – одни тонкие губы и лишенную определенности линию носа. Когда же ей случалось думать о своих свершениях, она видела одни только провалы, а также вершины, на которые не смогла подняться. Второй силой, уравновешивавшей первую, было ее честолюбие. С тех самых пор, как она научилась формулировать свои честолюбивые замыслы, заставлявшие ее двигаться вперед, они так или иначе восстанавливали ее веру в себя и не давали ранимости слишком сильно портить ей жизнь, превращая ее в моральную калеку. Когда же честолюбие грозило перерасти в презрение к окружающим, в решающую минуту являлся страх и в ней пробуждалось что-то человеческое.

Открытие особого подразделения настолько полно и совершенно совпало с ее самыми сокровенными мечтами, что она увидела в нем перст судьбы. Но это отнюдь не означало, что можно пустить дело на самотек. Долгосрочный план карьеры, разработанный Шэз, предполагал, что она должна быть в этом подразделении лучше всех. Одна из придуманных ею для достижения успеха тактик состояла в том, чтобы подобрать у Тони Хилла каждую крупицу знания, какую только ей удастся отыскать. Одновременно она собиралась пробить брешь в бастионах его сдержанности, чтобы, когда ей понадобится его помощь, он с радостью ей ее оказал. Ради осуществления этого плана – в первую очередь потому, что она боялась отстать и выставить себя на посмешище в группе, где все, она была уверена в этом, лучше нее, – она, никому не говоря, записывала на пленку все их занятия и потом каждую свободную минуту прослушивала их снова и снова. А теперь случай предоставил ей такую замечательную возможность.

И вот Шэз, нахмурившись, вперилась в экран, изучая длинный официальный отчет и сравнивая его детали с деталями других описаний преступлений, хранившихся в базе данных. Когда Тони поднялся со своего места, она краем уха уловила это слабое движение, но усилием воли заставила себя не отвлекаться. Меньше всего она хотела, чтобы он подумал, будто она старается втереться к нему в доверие.

Сосредоточенности, к которой она себя принудила, оказалось достаточно, чтобы, когда он вернулся, пройдя в дверь прямо за ее столом, не замечать его, пока подсознание не уловило слабый мужской запах, который она определила как принадлежащий ему. Ей понадобилось все самообладание, чтобы не выдать себя. Не оборачиваясь, она продолжала стучать по клавишам, когда в самом углу ее поля зрения показалась рука, держащая картонный стаканчик с кофе, накрытый булочкой, который он и поставил на стол рядом с ней.

– Не пора ли передохнуть?

Только тут она оторвалась от экрана и потерла глаза.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Не за что. Остались непонятные места? Если хотите, я мог бы вам объяснить.

И снова ей пришлось сдержаться. Не кидайся на его предложение, сказала она себе. Она не хотела пользоваться симпатией, которую испытывал к ней Тони Хилл, до того, как ей позарез понадобится помощь, а еще лучше – когда она и сама сможет в чем-то ему помочь.

– Дело не в том, что я не понимаю представленных доказательств, – сказала она, – просто я не очень этому доверяю.

Тони улыбнулся: ему нравилась ее упрямая неуступчивость.

– Уж не из тех ли вы, кому требуются доказательства, что два плюс два каждый раз будет четыре?

Быстро подавив вспышку радости оттого, что удалось его развеселить, Шэз взяла булочку и открыла кофе.

– Доказательства всегда были моей страстью. Иначе почему, как вы думаете, я пошла работать в полицию?

С понимающим видом Тони криво усмехнулся:

– Могу себе представить. А здесь вы устроили испытательный полигон.

– Да нет. Полигон уже существует без меня. Американцы давно этим занимаются, у них и учебники написаны, и кино снято. Нам понадобилась целая вечность, чтобы нагнать их. Все как всегда. Но и вы были в авангарде. Так что нам больше доказывать нечего.

Шэз впилась зубами в булочку и одобрительно кивнула, ощутив во рту вкус абрикосовой глазури.

– Напрасно вы так думаете, – мрачно обронил Тони, возвращаясь к своему столу. – Инерция еще даст о себе знать. Даже признать целесообразность работы психологов полиции удалось не сразу. А теперь вот газетчики, еще два года назад превозносившие нас до небес, вовсю кричат о наших неудачах. Они перехвалили нас, а сейчас обвиняют в том, что мы не оправдываем ожиданий, которые они же в первую очередь и внушили публике.

– Ну не знаю, – сказала Шэз. – По-моему, единственное, что помнят, так это ваш успех. Расследование, которое вы в прошлом году вели в Бредфилде. Психологический портрет был составлен четко. И когда наступила развязка, полиция точно знала, где искать.

Не обращая внимания на то, что лицо Тони вдруг окаменело, она с воодушевлением продолжала:

– Вы ведь планируете посвятить занятие разбору этого дела? Слухи до нас, конечно, доходили, но писали об этом мало, а сработано классно, хоть в учебник помещай!

– Это дело мы разбирать не будем, – сказал он без всякого выражения.

Шэз быстро взглянула на него и в ту же секунду поняла, что ее энтузиазм был неуместен. Осечка – да еще какая!

– Простите, – тихо сказала она, – я увлеклась и проявила бестактность. Не сообразила.

Тупая корова, мысленно обругала она себя. Если он прошел тогда курс терапии, – а после такого кошмара ему это, конечно, понадобилось, – то понятно, почему ему меньше всего хочется выкладывать подробности сгорающей от любопытства дуре, даже если это любопытство замаскировано под законный научный интерес.

– Вам не за что извиняться, Шэз, – голос Тони звучал устало. – Вы правы, это действительно ключевое расследование. Причина, почему мы не будем говорить о нем, чисто психологическая. Так что придется вам меня извинить. Может быть, когда-нибудь и вам попадется дело, которое оставит после себя похожий след. Ради вашего же блага надеюсь, что этого не случится.

Он посмотрел на булочку, как на что-то ненужное, и отложил ее в сторону. Видимо, если у него и был аппетит, то теперь пропал.

Шэз пожалела, что не может перемотать пленку, вернув разговор к той минуте, когда он поставил рядом с ней кофе, прежде чем была безвозвратно упущена возможность попытаться наладить с ним контакт.

– Честное слово, простите, доктор Хилл, – неизвестно зачем повторила она.

Он поднял глаза и выдавил из себя еле заметную улыбку:

– Право, Шэз, не стоит извиняться. А что, если мы навсегда забудем про «доктора Хилла»? Я думал предложить это еще вчера, но вылетело из головы. Я не хочу, чтобы здесь, как в школе, вы были бы классом, а я – учителем. Сейчас я возглавляю группу по той простой причине, что у меня уже есть кое-какой опыт. Пройдет совсем немного времени, и мы все начнем работать на равных, так что лишние барьеры нам ни к чему. Итак, отныне и впредь – «Тони». Идет?

– Согласна, Тони. – Шэз вслушалась в его голос, внимательно всмотрелась в его глаза и, убедившись, что он и в самом деле не сердится, проглотила остаток булочки и снова повернулась к экрану.

Пока он находился тут вместе с ней, это было невозможно, но в следующий раз, оставшись одна в компьютерном классе, она использует свой доступ в Интернет, чтобы поднять архивы и перечитать все, что писали в газетах о бредфилдском маньяке. В свое время Шэз уже читала большую часть этих материалов, но то было еще до ее знакомства с Тони Хиллом, сейчас же все иначе. Теперь у нее был особый интерес. Закончив, она будет знать о самом известном деле Тони Хилла столько, что сможет написать книгу. Книгу, которая по так и не понятной для нее причине осталась ненаписанной. В конце концов, она ведь сыщик, разве нет?

Кэрол Джордан вертела в руках хитроумную хромированную кофеварку – подарок брата Майкла, призванный придать уют ее новому сифордскому дому. Ей повезло больше, чем большинству пострадавших в период обвала цен на недвижимость. Она недолго искала покупателя на свою половину их общей с Майклом квартиры. Женщина-адвокат, с которой ее брат с некоторых пор делил постель, выразила такое горячее желание дать ей денег, чтобы она убралась оттуда, что у Кэрол возникли сомнения: неужели она даже больше, чем ей казалось, была у них в доме третьим лишним.

Теперь ей принадлежал этот приземистый каменный коттедж над самым устьем реки на холме напротив Сифорда. Дом, где она была единственной и полноправной хозяйкой. Или почти единственной, поправила она себя, почувствовав вдруг, как в ее ногу пониже колена ткнулась чья-то твердая голова.

– Ты прав, Нельсон, – сказала она, нагибаясь, чтобы почесать у черного кота за ушами. – Я знаю, что ты хочешь сказать.

Пока закипал кофе, она загребла миской кошачьего корма, повинуясь настойчивому мяуканью, за которым последовало энергичное чавканье, с которым Нельсон поедал свой завтрак. Она прошла в гостиную, из окна которой открывался прекрасный вид на устье реки, где в воздухе парила неправдоподобно легкая арка подвесного моста. Бросив взгляд на реку, окутанную туманом, в котором, казалось, без всякой опоры повис мост, она думала о своем предстоящем разговоре с начальником пожарной охраны. Высоко задрав хвост, в комнату вошел Нельсон. Кот немедленно вспрыгнул на подоконник, блаженно вытянулся и, выгнув шею, повернул голову назад, к Кэрол, требуя ласки. Кэрол погладила густую шерстку и произнесла:

– Это моя единственная возможность убедить того типа, что я кое-чего стою, Нельсон. Нужно, чтобы он был на моей стороне. Господи, ведь должен же хоть кто-то быть на моей стороне.

Как будто отвечая на ее слова, Нельсон лапой ударил ее по руке. Кэрол одним глотком допила оставшийся кофе и поднялась на ноги таким же легким движением, как ее кот. Одним из преимуществ графика ее новой работы, которое она скоро обнаружила, было то, что теперь она могла больше чем раз в месяц использовать свое членство в спортивном клубе. И это преимущество уже сказывалось в приятно окрепших мышцах и постройневшей фигуре. Было бы вдвойне приятно, имей она кого-нибудь, кто оценил бы ее фигуру, но занималась она не для этого. Занималась она для себя, потому что так чувствовала себя лучше. Она гордилась своим телом, наслаждаясь его силой и гибкостью.

Час спустя, обходя в обществе старшего пожарного Джима Пендлбери территорию центральной станции, она радовалась своей хорошей форме, пытаясь угнаться за местным длинноногим начальством.

– Вижу, дело у вас поставлено лучше некуда. Нам в полицейском управлении о таком только мечтать, – сказала Кэрол, когда они, наконец, добрались до его кабинета. – Вы просто обязаны рассказать, как это у вас получается.

– Нам столько раз урезали финансирование, что мы были буквально вынуждены оптимизировать все ресурсы, – ответил он. – Раньше у нас на каждой станции круглосуточно дежурил целый наряд штатных офицеров, но это, честно говоря, пустая трата денег. Я знаю, многие ребята были недовольны, но пару лет назад мы перешли на смешанный график дежурства штатных пожарных и почасовиков. Несколько месяцев потребовалось, чтобы утрясти штатное расписание, но в конце концов мне как начальнику стало значительно легче.

На лице Кэрол отразилось разочарование.

– Для нас это, к сожалению, не подходит.

Пендлбери пожал плечами:

– Мне трудно судить. Вы могли бы оставить часть сотрудников, чтобы справляться с ежедневной рутиной, а кроме них организовать ударную команду, которую использовали бы только в тех случаях, когда эти люди действительно были бы нужны.

– Что-то в этом роде у нас уже есть, – сухо ответила Кэрол. – Основной состав мы зовем ночной сменой, а ударная команда – это наши дневные бригады. К сожалению, спокойной обстановки у нас не бывает и мы никогда не имеем возможности их отпустить.

Разговаривая, Кэрол не переставала пополнять психологический портрет начальника пожарных, который мысленно составляла. Когда он говорил, его темные прямые брови топорщились и двигались туда-сюда над светлыми серо-голубыми глазами. Если учесть, сколько времени этот человек должен был проводить за письменным столом, его кожа выглядела на удивление смуглой, морщинки вокруг глаз, когда он не хмурился и не улыбался, казались белыми полосками. Наверное, часто выходит в море или рыбачит в устье реки, догадалась она. Когда он кивнул, соглашаясь с тем, что она говорила, ей в глаза бросилась проседь в его непокорных темных волосах. Значит, подумала Кэрол, внося поправки в свое первое впечатление, ему уже за тридцать. У нее была привычка составлять портреты новых знакомых, пользуясь терминами полицейских сводок. До сих пор ей не приходилось участвовать в составлении фоторобота, но она не сомневалась, что, доведись ей давать чей-то словесный портрет, пусть даже она видела этого человека всего один раз, полицейский художник нашел бы в ней идеальную свидетельницу.

– Ну а сейчас, когда вы видели, как мы работаем, вы готовы согласиться со мной, что если мы говорим: этот пожар смахивает на поджог, то наши слова – не полная чушь?

Пендлбери говорил спокойно, но в его глазах, устремленных на нее, ясно читался вызов.

– Я ни разу не сказала вам, что сомневаюсь в ваших словах, – невозмутимо ответила она. – Если что и вызвало мои сомнения, так это всегда ли мы относились к ним с должной серьезностью.

Она щелкнула застежками и достала из портфеля папку:

– Если у вас найдется время, мне бы хотелось, чтобы мы с вами еще раз вспомнили подробности этих происшествий.

Он склонил голову набок:

– Неужели я и впрямь слышу то, что слышу?

– Сейчас, когда я видела, как вы работаете, я просто не могу поверить, что мысль о маньяке-поджигателе никогда не приходила вам в голову.

Он потянул себя за мочку уха, оценивающе глядя на нее. Потом сказал:

– А я-то все ждал, когда кто-нибудь у вас там это заметит.

– Можно было как-то нам и помочь, подтолкнуть в нужном направлении, вам не кажется? – фыркнула Кэрол. – В конце концов, специалисты-то вы!

– Ваш предшественник был другого мнения.

С тем же равнодушным видом он мог бы обсуждать цены на рыбу. Весь энтузиазм, с которым до сих пор он говорил о своей работе, мгновенно улетучился. Его место заняла бесстрастная маска, он явно предоставил Кэрол самой сделать выводы. Не сказать, что выводы эти были очень утешительны.

Она положила папку на стол Пендлбери и раскрыла ее:

– Это дело прошлое. Теперь все иначе. Я правильно поняла, что сомнительные возгорания случались у вас и раньше?

Он взглянул на листок, лежавший сверху, и шмыгнул носом:

– Как далеко вы готовы углубиться?

Тони Хилл сидел за столом, притворяясь перед самим собой, что готовится к очередным занятиям. Тем временем мысли его блуждали далеко и от вновь созданного подразделения, и от темы предстоящего семинара. Он думал о разгуливающих на свободе маньяках, людях, чей склад ума раз и навсегда нацелен на то, чтобы причинять боль и страдания совсем незнакомым им людям.

Среди психологов издавна бытует теория, отрицающая существование зла как такового и приписывающая худшие проявления, самые страшные деяния похитителей, истязателей и убийц цепочке различных обстоятельств и событий в их прошлом, находящих кульминацию в последнем завершающем стрессе, разом сокрушающим границы того, что цивилизованное общество признает допустимым. Но эта теория никогда до конца не удовлетворяла Тони. Она обходила вопрос, почему многие люди, точно так же подвергавшиеся издевательствам и терпевшие лишения в прошлом, в дальнейшем не превращаются в психопатов, а живут полноценной и плодотворной жизнью, сумев интегрироваться в общество.

Сейчас ученые заговорили о том, что во всем виновата генетика, о сбое в структуре ДНК, способном вызывать такого рода отклонения. Такой ответ казался Тони слишком простым. Вроде того, что говорили в старину: есть дурные люди, и с этим ничего не поделаешь. Такой уход от ответственности внушал Тони отвращение.

То, над чем он сейчас думал, всегда имело для него особый смысл. Он знал, почему сумел добиться многого в своем деле. Причина была в количестве шагов, которые он проделывал, прослеживая путь своих жертв. Доходя до какой-то точки на этом пути, он уже не мог с достаточной уверенностью сказать, где их дороги расходятся. Преступники превращались в охотников, но и он в свою очередь, следуя за ними туда, где они пересекали черту, становился охотником. Его жизнь хранила отзвуки их жизней. Фантазии, двигавшие ими, крутились вокруг секса и смерти; его фантазии о сексе и смерти носили название психологического портрета. От пугающей близости того и другого делалось не по себе.

Иногда это казалось Тони проблемой курицы и яйца. Возникла ли его импотенция из страха, что свободное проявление его сексуальности может привести к тому, что он станет мучить и убивать? Или это знание того, как часто сексуальное желание влечет за собой убийство, так на него подействовало, что он перестал быть полноценным в сексуальном отношении? Он не верил, что ему когда-нибудь удастся найти ответ. Какова бы ни была эта взаимосвязь, ясным оставалось одно: то, чем он занимался, наложило глубокий отпечаток на его жизнь.

Неизвестно почему, но ему вдруг вспомнилась искра неподдельного интереса, увиденная им в глазах Шэз Боумен. Он еще не забыл времена, когда мог испытывать то же самое, прежде чем его восторженный энтузиазм поблек, столкнувшись с чудовищным злом, которое люди могут причинять себе подобным. Возможно, он сумеет так использовать свои знания, чтобы его команда оказалась более защищенной, чем был когда-то он сам. Если бы даже это оказалось единственным результатом, он считал бы, что время потрачено не напрасно.

В совсем другом конце города Шэз щелкнула мышью, выходя из программы. Не думая, а выполняя все действия автоматически, она выключила компьютер и теперь уставилась невидящим взором в медленно гаснущий экран. Когда она задумала использовать ресурсы Интернета как первую ступень на пути к эксгумации прошлого Тони Хилла, она рассчитывала найти там несколько ссылок и, если повезет, дайджест газетных статей.

Но стоило только ввести ключевые слова «Тони Хилл, Бредфилд, убийца» в окно поиска, как ей открылась мрачная сокровищница ссылок на расследование, благодаря которому имя Тони Хилла в прошлом году не сходило с первых полос газет. В Интернете обнаружились леденящие кровь сайты, целиком посвященные серийным убийцам, на которых размещались и материалы о главном деле Тони. Кроме того, на личных страничках комментаторов и журналистов, писавших об этом деле, можно было прочесть их тогдашние статьи. Имелась даже портретная галерея извращенцев – подборка фотографий самых известных серийных убийц. Тот, кого преследовал Тони, именовался «Убийцей-гомиком», и несколько его фотографий украшали эту странную выставку.

Шэз скачала все, что только смогла найти, и провела остаток вечера за чтением. Это занятие, задуманное как учебное задание с целью выяснить, от чего все-таки бежал Тони Хилл, едва не довело ее до обморока.

Факты везде излагались одни и те же. Обнаженные тела четырех мужчин были оставлены в Бредфилде в местах встреч гомосексуалистов. Прежде чем убить, жертв мучили с невиданной жестокостью. После смерти у них были отрезаны половые органы, а сами тела тщательно вымыты и брошены как ненужный хлам.

Последней надеждой следствия стал Тони, приглашенный в качестве консультанта для работы с инспектором Кэрол Джордан, результатом чего должен был стать психологический портрет. Они уже подобрались вплотную к своей цели, когда охотник неожиданно превратился в дичь. Убийце для человеческого жертвоприношения понадобился Тони. Пойманный и связанный, он едва не стал жертвой номер пять. Убийца уже начал его пытать, причиняя невыносимую боль. На краю гибели его спасли не подоспевшие вовремя полицейские, а собственное мастерство, отточенное за годы работы с преступниками-психопатами. Но, для того чтобы остаться в живых, ему пришлось убить своего похитителя.

Пока Шэз читала, ее сердце наполнялось страхом, а на глазах выступили слезы. Ей, всегда страдавшей от чересчур живого воображения, которым одарила ее природа, ничего не стоило воссоздать картину того ада, через который прошел Тони. Она чувствовала, как погружается в кошмар мучительной развязки, во время которой убийца и жертва необратимо поменялись ролями. Чудовищный сценарий заставил ее содрогаться от ужаса.

Как только он мог, пережив такое, вернуться к жизни, поражалась она. Как он спит по ночам? Как может закрыть глаза без того, чтобы на него нахлынули образы, которых сознание большинства людей не способно ни породить, ни вынести? Неудивительно, что он не желает обратиться к собственному прошлому, чтобы обучать их и вести в будущее. Странно, что он вообще соглашается заниматься ремеслом, наверняка приведшим его на грань безумия.

А как бы она сама с этим справилась, окажись она на его месте? Шэз обхватила голову руками и впервые с тех пор, как услышала об особом подразделении, спросила себя, не совершила ли она ужасной ошибки.

Бетси смешала для журналистки коктейль. Побольше джина, поменьше тоника, сок четвертинки лимона, чтобы кислый вкус нейтрализовал маслянистую сладость джина и скрыл его крепость. Одной из причин, почему репутация Мики до сих пор оставалась незапятнанной скандалами, было настойчивое требование Бетси не доверять никому, кроме их троицы посвященных. Сьюзи Джозеф могла сколько угодно излучать обаяние и таять в улыбках, наполняя просторную комнату своим хрустальным смехом и ароматом ментоловых сигарет, она все равно оставалась журналисткой. Пусть она представляла один из самых лояльных и подхалимских иллюстрированных журналов, Бетси понимала, что среди ее дружков-забулдыг всегда найдутся грязные писаки, готовые на все, лишь бы разжиться хорошей порцией слухов. Поэтому для Сьюзи сегодня не будут жалеть выпивки. Когда подойдет время обеда и они вместе с Джеко и Мики усядутся за стол, остроту ее зрения ослабит алкоголь.

Бетси присела на подлокотник дивана, в мягких подушках которого утопала дистрофически худая журналистка. Отсюда за ней было удобно наблюдать, в то время как Сьюзи, чтобы поймать Бетси в поле зрения, пришлось бы откровенно и совершенно недвусмысленно поменять позу. Такая дислокация давала Бетси еще одно преимущество. В случае чего она могла незаметно послать Мики предостережение.

– Какая чудесная комната, – не умолкала Сьюзи, – столько воздуха, света. Редко попадается по-настоящему элегантная обстановка – так со вкусом, изящно, так комильфо. А ведь я чаще бываю в домах Холланд-Парка, чем ребята из агентства недвижимости!

Она неловко повернулась на сто восемьдесят градусов и спросила у Бетси тоном, каким обычно говорила с официантами:

– Вы проверили, у людей из ресторана есть все, что нужно?

Бетси кивнула:

– Я слежу за этим. Кухня привела их в полный восторг.

– Еще бы! – Сьюзи уже снова повернулась к Мики, забыв про Бетси. – Ты сама проектировала дизайн столовой, а, Мики? Так стильно! Ты тут буквально во всем – повсюду печать индивидуальности! Отлично подходит для «Посиделок с Джозеф».

Она наклонилась потушить сигарету, подставив Бетси для невольного обозрения сморщенную кожу в глубоком вырезе декольте, чего не могли полностью скрыть ни искусственный загар, ни дорогая косметика.

Выслушивать комплименты своему вкусу от женщины, которая без всякого намека на стеснение носила кричащий малиновый с черным пиджак от Москино, сшитый для кого-то лет на двадцать моложе и явно с другой фигурой, было делом по меньшей мере сомнительным, Мики это чувствовала. Но она только улыбнулась в ответ.

– Честно говоря, здесь в основном постаралась Бетси. Это она у нас славится вкусом. Я лишь намекнула ей, что бы хотела видеть вокруг, и она все сделала.

Сьюзи ответила дежурной улыбкой. Казалось, она говорила: еще одно усилие впустую, никаких результатов, полный ноль. Не успела она начать новый заход, как в комнату стремительно вошел Джеко: широченные плечи в обрамлении прекрасно сшитого костюма делали его явление подобным полету стрелы. Не обращая внимания на взволнованное верещание Сьюзи, он прошествовал прямо к Мики, одной рукой легко обхватил ее, крепко обнял, хотя и не поцеловал по-настоящему.

– Любовь моя, – сказал он, и в его профессиональном телевизионном баритоне пропела виолончель, – прости, что так поздно.

Он повернулся вполоборота и опустился на диван, дав Сьюзи наслаждаться своей заученной улыбкой.

– А вы, должно быть, Сьюзи. Мы страшно рады видеть вас сегодня у себя.

Сьюзи засветилась как рождественская елка.

– Я сама просто счастлива находиться здесь, – разразилась она. В этом задыхающемся лепете она растеряла весь свой тщательно наведенный лоск, и в речи ее чувствовался теперь мидлэндский акцент, который она изо всех сил старалась скрывать.

Впечатление, которое все еще неизменно производил на женщин Джеко Вэнс, не переставало удивлять Бетси. Самую прожженную стерву он совершенно обезоруживал и превращал в милашку. Даже закоренелый цинизм Сьюзи Джозеф, женщины, так же привыкшей к знаменитостям, как жук к навозу, не защитил ее от его чар.

– «Посиделки с Джозеф» редко приводят меня в дом к тем, кем я искренне восхищаюсь, – добавила она.

– Спасибо, – ответил Джеко, по-прежнему очаровательно улыбаясь. – Бетси, не пора ли нам перебираться в столовую?

Бетси взглянула на часы.

– Пожалуй, пора, – откликнулась она. – Официант из ресторана как раз собирался накрывать на стол.

Одним движением Джеко поднялся с дивана и вежливо подождал, пока Мики встанет и первая пойдет к дверям. Так же он пропустил вперед себя Сьюзи, с выражением потешного ужаса закатив глаза у нее за спиной и позабавив этим Бетси. Подавив смешок, она тоже пошла вслед за всеми к двери в столовую, посмотрела, как они рассаживаются, и оставила их там. Иногда чувствуешь преимущества безбрачия, напомнила она себе, устраиваясь поудобнее с газетой и бутербродом.

Мики таких преимуществ не имела, ей приходилось сидеть за столом и делать вид, что она не замечает, как Сьюзи неуклюже строит глазки ее мужу. В какую-то минуту Мики перестала обращать внимание на скучный ритуал ухаживаний, разворачивавшийся рядом с ней, и сосредоточилась на освобождении клешни лангуста от последних кусочков мяса.

Изменившийся тон Сьюзи дал Мики знать, что разговор зашел куда-то не туда. Пора включаться, пронеслось у нее в голове.

– Конечно, я читала в газетах, как вы познакомились, – говорила Сьюзи, накрыв ладонью живую руку Джеко.

Что-то ты не торопишься хвататься за другую руку, с недоброй усмешкой отметила про себя Мики.

– Но мне хочется услышать об этом от вас самих.

Ну вот мы и приехали, подумала Мики. Начинать, как всегда, предстояло ей.

– Впервые мы увидели друг друга в больнице, – это были ее первые слова. К середине второй недели вся команда уже считала подразделение своим вторым домом. То, что все шестеро молодых офицеров, на которых пал выбор начальства, не имели устойчивых привязанностей и не состояли в браке, не было случайностью. Об этом удалось узнать из анкет, а также благодаря неофициальным сведениям, которые Пол Бишоп велел собрать о них в полицейских столовых и клубах, разбросанным по разным концам страны. Тони нарочно подбирал группу из тех, кто, порвав с прежней жизнью и оказавшись вместе, будет вынужден сплотиться и выработать устойчивый командный дух. Ну что ж, по крайней мере это он рассчитал правильно, думал Тони, глядя, как в комнате для занятий шесть голов склонились над фотокопиями полицейских протоколов, которые он для них приготовил.

Они начали заключать союзы, и у них до сих пор получалось избегать столкновений, из-за которых любая группа может распасться, так что обратно уже не склеишь. Интересно, что эти их связи не были постоянными, они не образовывали прочных пар. Несмотря на то, что одни симпатии казались устойчивее других, никто не пытался ограничиться исключительно ими.