Текст книги "Сладкая опасность"

Ее рука замерла на полдороге, а лицо приняло изумленное и недоверчивое выражение.

– Мое положение совсем не такое, как у других исполинов, Зания. И я надеюсь, что при нашей жизни все испы получат право не работать на повелителей.

– Невозможно. – Она произнесла это хриплым шепотом.

Я улыбнулась – все возможно.

Мы проговорили три часа, но Зания так и не согласилась помогать. Даже когда я показала ей рукоятку, это не прибавило ни веры, ни доверия. Чем еще было бы можно ее убедить за оставшиеся два дня? Я пригласила ее пойти вместе перекусить, но она не хотела появляться на людях в моем обществе и категорически отказывалась и от встречи, и от разговора с Копом.

В какой-то момент из динамиков на ближнем минарете раздался призыв на молитву. Мелодичный арабский напев звенел над всем городом. Я знала, что мусульмане молятся в определенные часы, и слышала утренний призыв перед уходом из отеля. Зании, казалось, было всё равно. Из любопытства я спросила:

– Ты когда-нибудь молишься в установленные часы?

Она пожала плечами.

– На людях выполняю молитвенные телодвижения, подобающие правоверной женщине. Дома нет.

И она еще выпила.

За три часа, которые мы провели вместе, Зания поглотила такое количество спиртного, что я спрашивала себя, как ей вообще удается держаться на ногах. Потом она принесла блузку, чтобы я переоделась, и сказала, что мне пора уходить.

Я спросила:

– Мы сможем поговорить еще раз? Позже, когда ты всё обдумаешь?

– Не думаю, что это понадобится, – она взялась за ручку входной двери. Я с ужасом предчувствовала полный провал и в отчаянии попробовала уцепиться хоть за что-нибудь.

– Что ты делаешь сегодня вечером?

– Работаю, конечно. Он такой – когда куда-нибудь едет, то посылает своих темных следить за мной, чтобы я не отлынивала. А теперь иди.

Она распахнула дверь и, расправив плечи, взглянула на меня сверху вниз. Я вышла и обернулась, чтобы попрощаться, но дверь уже захлопнулась у меня перед носом. Минуту я стояла, внутренне содрогаясь. Что теперь? Посмотрев на булыжную мостовую, по которой пришла, я тихонько побрела назад, низко опустив голову и прикусывая щеки. К тому моменту, когда позади послышались шаги Копа, мне хотелось заплакать. Или пнуть изо всех сил ногой какой-нибудь неодушевленный предмет.

В довершение всего меня чуть не сбила машина. Я заметила человека, похожего на Кая, и остановилась прямо на проезжей части, а водители в этом городе не считали, что должны пропускать пешеходов. Прохожий был в точности такого же роста и сложения, что и Кай, но когда он обернулся на звук автомобильного сигнала, его лицо оказалось совершенно незнакомым. Я испытала нелепое чувство разочарования и едва успела отскочить. В голове творилось что-то невообразимое.

Ближе к отелю Коп, сохраняя дистанцию, заговорил:

– Ты отлично держалась, и теперь у нее есть пища для размышлений. Вечером, когда она пойдет работать, мы последуем за ней и, может быть, ещё получим шанс доказать, что не желаем ей зла.

– Хорошо, – я постаралась разделить его оптимизм.

Уже темнело, когда мы, стараясь ступать как можно тише, скрылись в проулке неподалеку от дома Зании, где нас не было видно, а сами мы, усилив слух, могли понять, что происходит в доме. Я различила шуршание одежды, звон стекла, затем шаги Зании и звук открывающейся двери. Она постояла на крыльце – мы с Копом затаили дыхание. Подождали, пока она завернет за угол, и украдкой последовали за ней. Поскольку на улице были и другие люди, я надеялась, что Зания не расслышит наших шагов.

Через десять минут мы оказались перед рестораном, который явно пользовался популярностью у туристов. Коп остался караулить, а я осторожно заглянула в окошко. Зания была внутри, у бара, отделенного от столиков широким танцполом. Там толпилась по преимуществу молодежь лет восемнадцати-двадцати.

Так как время ужина прошло, свет в той части зала, где располагались столики, приглушили, и атмосфера в ресторане напоминала салон или ночной клуб. Народу было еще не очень много, но достаточно для того, чтобы мы могли оставаться незамеченными. Я жестом позвала Копа, мы вошли и расположились за маленьким столиком у дальней от бара стены. На мгновение у меня мелькнула ужасная мысль, что наша смешанная пара может привлечь ненужное внимание, но на деле никто не взглянул на нас больше одного раза.

Подошла официантка, и мы оба заказали себе по чашке знаменитого горячего чая из лепестков дамасской розы, хотя мое тело настойчиво требовало чего-нибудь покрепче. Потом я переставила цветы и складную карту напитков на край стола, загородив нас, а Коп сел под углом к бару, так чтобы Зания не могла увидеть его лица. Она как раз повернулась в нашу сторону, и я быстро опустила голову. Однако ее интересовал столик, расположенный довольно далеко от нас, за которым сидели четверо молодых мужчин.

Многие курили. Сигаретный дым щекотал мне легкие и щипал глаза, мешая сфокусировать зрение, так что это удалось с некоторым трудом. Мужчины, на которых смотрела Зания, меня очень встревожили. Большинство посетителей бара были модно одеты и причесаны, носили короткие, аккуратно подстриженные и завитые усы и бородки. Они болтали, смеялись, пили что-то, и это не мешало их аурам оставаться цветными и яркими. А эти четверо, в одинаковых черных рубашках традиционного покроя и с длинными бородами, вели себя иначе.

Они ничего не пили и вели, судя по выражениям лиц, серьезный разговор. Один наконец заметил взгляд Зании. Его аура сразу потемнела, а Зания в ответ с застенчивой улыбкой поправила волосы и смущенно отвернулась. Бородатый молодой человек отвел глаза, поерзал на стуле и снова посмотрел на Занию – та легонько поглаживала шею кончиками пальцев, вверх – вниз. Это была подлинная мастерица едва уловимых, невинных с виду телодвижений, которые наполнены скрытым смыслом.

Зания словно задумавшись поднесла ко рту подушечку большого пальца и безмятежно прикусила ее. Тут аура парня угрожающе потемнела, забурлила и наполнилась красными проблесками. Он был по-настоящему страшен. Из всех мужчин в ресторане именно от него мне хотелось держаться дальше всего. Его глаза беспокойно стреляли вокруг, а Зания невозмутимо продолжала свою игру.

Коп время от времени чуть менял позу, бросал взгляд на Занию и бородатого парня, после чего возвращался в прежнее положение. Но в тот момент он, по-видимому, среагировал на выражение моего лица, потому что повернулся резко и внезапно, а потом сразу же перевел глаза на меня. Мы посмотрели друг на друга, тревожась об одном и том же. Зания знает свое дело. Она выбрала, быть может, единственного в зале мужчину, гордого собственной чистотой, и старается довести его до такого состояния, чтобы он возненавидел и себя, и весь женский пол.

Парень уже оставил попытки не смотреть на Занию и открыто сверлил ее взглядом, полным вожделения и злобы, а вокруг него сгустился красно-серый туман. Его товарищи, поняв, наконец, в чем дело, глядели теперь в ту же сторону – Зания как раз отвернулась, допивая из бокала, – и тихо, но горячо разговаривали между собой по-арабски. Коп вытащил телефон, набрал на нем текст и показал мне.

Он называет ее дьяволицей. Они согласны, что ее надо проучить.

Я затаила дыхание. Мне было страшно за Занию – что сейчас произойдет? А она, бросив напоследок знойный взгляд на выведенного из себя молодого человека, соскользнула с табурета и начала не спеша пробираться к выходу, лавируя между танцующими. Парень вскочил и поспешил за ней. Хотя мне и хотелось верить, что Зания сейчас со всех ног бежит домой, я догадывалась, что она достаточно часто позволяет себя «проучить». Но что бы ни происходило обычно, сегодня будет иначе. Коп, судя по его суровым глазам, считал так же. Он бросил на стол какие-то деньги, и мы вышли.

В одну сторону улица вела к оживленному центру города, где кипела ночная жизнь, в другую – к окраине, темной и тихой. Именно с той стороны до нас донесся приглушенный женский стон. Мы поспешили туда, стараясь не привлекать внимания к переулку, в который направлялись, и, завернув за угол, увидели, как парень, смотревший на Занию в баре, наотмашь бьет ее ладонью по щеке. Ещё и ещё.

Удар такой силы сшиб бы с ног любого, но парень держал Занию за блузку, которая порвалась, так что был виден белый бюстгальтер с расплывающимся пятном крови. Откуда? Он что… укусил ее? Резким движением он рванул кнопку ее черных брюк, и я охнула.

Дальше все произошло очень быстро. Коп бросился вперед, схватил парня и с хрустом впечатал его физиономию в стену ближайшего дома. Зания упала, я подбежала к ней, присела рядом на корточки, подняла ее голову и положила к себе на колени. Она недоуменно хлопала глазами.

– Все хорошо, – сказала я и осторожно отвела волосы с лица Зании, стараясь не задеть кровавый рубец, вспухший на скуле. От нее пахло алкоголем, поэтому внутри у меня – уже в который раз за сегодня – всё сжалось от отчаянного желания выпить, и я с большим усилием подавила этот позыв.

Коп удерживал бородатого, заломив ему руку за спину, и они не слишком дружелюбно беседовали по-арабски. Парень, похоже, приводил доводы в свое оправдание, но Копано их не принимал.

– Святой никогда не прольет кровь женщины, искушающей его, – прорычал Коп, перейдя на английский. В его голосе и позе чувствовалась такая ярость, что я забеспокоилась, удастся ли ему самому справиться с искушением и не сорвать на парне свой гнев.

Парень в ответ пролаял что-то злобное и плюнул на стену слюной и кровью. Я спросила Копа:

– Он знает английский?

– Да.

Отлично. Попробую его прогнать, пока Коп не рассвирепел еще сильнее. Я заговорила, резко и отрывисто:

– Уходи. Прямо сейчас. Совсем. Потом не следи за нами и никак не мсти.

Одновременно я пыталась внушить ему тот же смысл, используя силу влияния, которой обладала благодаря ангельскому происхождению по обеим линиям. Влияние не работает, когда человек оказывает сильное внутреннее сопротивление, и я не знала, получится ли здесь, но мне повезло – парень оказался не таким упрямым, как было бы можно ожидать.

– Да! – закричал он.

Коп с явной неохотой выпустил его и подтолкнул в ту сторону, откуда мы пришли. Парень выровнялся и побежал. Теперь следовало заняться Копом, который стоял с потемневшими от гнева глазами и весь трясся. Я зашептала:

– Все в порядке, Коп. Он ушел. Теперь пусть уйдет и твоя злость.

Его передернуло, и он стал ходить взад-вперед, сжимая и разжимая кулаки. Так продолжалось несколько минут, и я улыбнулась ему, заметив, что его дыхание постепенно успокаивается. Затем, не медля больше ни секунды, он наклонился, легко поднял тоненькую Занию и на руках понес к ее дому. Вокруг было тихо. Немногочисленные прохожие посматривали на нас, но, к счастью, никто не попытался остановить или спросить, в чем дело.

Когда мы дошли до дома Зании, я залезла к ней в карман и вытащила ключ от дома – он был всего один.

– Где твоя комната, Зания? – спросил Коп, и ее имя прозвучало из его уст особенно мелодично. Зания, с трудом подняв руку, показала в сторону лестницы.

Я взбежала наверх, открыла дверь, включила свет, раскрыла постель и отошла, а Коп бережно опустил Занию на кровать и укрыл одеялом, не забыв предварительно снять с нее и аккуратно поставить на пол туфли на высоких каблуках. При этом у него дрожали руки – может быть, еще не до конца прошло нервное напряжение от недавней стычки, – и я, восхищаясь заботой, с которой он ухаживал за Занией, неожиданно ощутила прилив глубокой симпатии к нему.

Губы Зании пришли в движение, и Коп, еще не закончивший расправлять одеяло, наклонился, чтобы ее расслышать. А она обняла его за плечи, притянула к себе и прошептала:

– Поцелуй меня.

Мои брови сами собой взлетели вверх, а Коп оцепенел. С хриплым стоном он отпустил одеяло, снял с себя руки Зании и посмотрел на нее – впрочем, это длилось лишь мгновение, – как на сверкающую дивным узором змею, прекрасную, но ядовитую.

– Извини, – тихо прошептал он и, бросив взгляд на меня, повернулся и вышел из комнаты. Послышались его шаги по лестнице, затем хлопнула входная дверь.

Ну, вот.

Зания перекатилась на бок, свернулась калачиком и, не то засмеявшись, не то всхлипнув, с трудом проговорила:

– Даже братьям испам я отвратительна.

– Что? – Я ждала чего угодно, только не этого. – Нет, конечно, ни в коем случае. Поверь, ты вовсе не отвратительна Копу. По-моему, совсем наоборот.

Обстоятельства жизни Копа в нашей компании были известны всем. Наверное, решила я, он не будет против, если я объясню кое-что Зании, чтобы она меньше тревожилась.

– Копано девственник, но он не ненавидит женщин. Он совсем не такой, как тот человек из бара.

Я погладила ее по волосам, мягко дотронулась до лица и поняла, что точно так же утешала меня Патти, когда я страдала от пробуждения новых способностей, которыми еще не умела управлять. Зания снова издала звук, похожий одновременно на смех и на рыдание, и сразу же вслед за этим у нее потоком хлынули слезы. Я придвинулась ближе, чтобы взять ее за руку, а она потянулась ко мне, прижалась и дальше плакала, уткнувшись лицом в мой живот.

– Не уходи, – просила она меня между горькими пьяными всхлипами. У меня и у самой щипало в глазах, а при мысли о том, что завтра мне уезжать, к горлу подступала тошнота. Если бы только я могла уложить ее в чемодан и забрать с собой! Увы, оставалось надеяться лишь на то, что мы заслужили ее доверие и дали ее сердцу чуть-чуть оптимизма, чтобы день за днем жить дальше.

Она так и заснула, свернувшись калачиком и положив голову мне на колени. А меня продолжали преследовать ее слова – Не уходи.

С утра я проснулась раньше Зании, с пересохшим ртом. Спустилась на кухню, выпила стакан воды и заметила, что на первом этаже приоткрыта дверь в одну из комнат. В тусклом свете сквозь щель можно было различить какие-то листки, развешанные на стенах. Не выпуская из рук стакана, я на цыпочках приблизилась к двери и распахнула ее.

Комнату можно было бы счесть роскошным кабинетом, если бы ее элегантность не обесценивал тошнотворный коллаж из приколотых и приклеенных к стенам газетных вырезок и фотографий. Я сделала несколько шагов внутрь и стала читать заголовки о столкновениях и войнах, по преимуществу на Ближнем Востоке и в Африке. Места, где говорилось о случаях геноцида и нападениях с многочисленными жертвами, были выделены маркером. Некоторые снимки повергли меня в такой ужас, что я бы не осмелилась взглянуть на них во второй раз.

Вдруг я догадалась, для чего служит комната, и с отвращением попятилась: это святилище, здесь Сонеллион поклоняется ненависти.

Уже на выходе мой взгляд упал на фотографию, лежавшую на столе, и она привлекла мое нездоровое любопытство. Голая чернокожая девочка лет полутора лежала на земле и отчаянно плакала, а над ней наклонилась женщина. Зачем? Скользкий страх побежал у меня по позвоночнику.

– Это его последний по времени, самый любимый проект. – Сиплый после пробуждения голос Зании заставил меня подпрыгнуть, так что часть воды пролилась. Зания, несмотря на припухшие глаза и не до конца заживший кровоподтек, была великолепна.

– Что она делает с малышкой? – И я взмолилась про себя, чтобы Зания отказалась отвечать.

– Женское обрезание, – тихим голосом объяснила она. – Им удаляют то, что позволяет получать удовольствие от секса.

У меня все перевернулось внутри, я поднесла свободную руку ко рту, а рука, в которой был стакан, задрожала. Зания забрала его у меня и пошла в кухню. Я последовала за ней.

Мне было нехорошо, тело онемело.

– Зачем такое делать?

– А разве отец, – в ее тоне сквозил сарказм, – не читал тебе нотаций насчет нашей злокозненной женской сущности? – Она поставила мой стакан на мраморную полку и скрестила руки на груди. – Мы же не умеем владеть собой и не можем быть верными. Стремимся соблазнить любого мужчину, который попадется нам на пути, потому что не способны совладать со своей природой. Ну, а эта операция усмиряет женщину и гарантирует будущему супругу ее верность.

Не переставая думать о малышке на фотографии, я пулей вылетела мимо Зании из кухни и едва успела добежать до туалета, где меня вывернуло наизнанку. Потом я опустилась на корточки; меня бил кашель, рот жгла кислота. Господи боже ты мой… так вот чем прямо сейчас занят Сонеллион, вот это что за проект, о котором отец не согласился мне рассказать.

Я не хотела плакать на глазах у Зании, поэтому зажмурилась и попробовала заблокировать воспоминание о снимках в кабинете.

– Тебе плохо? – Зания стояла на пороге ванной.

У меня не было сил подняться. Я лишь покачала головой и объяснила:

– Иногда… меня переполняет вся эта боль вокруг.

Она посмотрела на меня сверху вниз как на самое диковинное в мире создание. Ее волнистая черная грива выглядела устрашающе. Я хотела, чтобы она считала меня сильной, но сама себя чувствовала слабой.

Заметив, что я пытаюсь нашарить салфетку, Зания достала две штуки, протянула мне и присела рядом со мной на корточки. Я промокнула глаза, которые отчаянно щипало. Высморкалась – тем временем пристальный взгляд Зании изучал меня, пытаясь отыскать признаки фальши или неискренности.

– Вы мне вчера помогли, – сказала она наконец.

– Мы старались. Но тот тип очень быстро действовал.

Зания уставилась в пол, и волна волос закрыла от меня ее лицо.

– Ты держала меня как мать. – Ее рука дрожала.

– Я рада, что смогла побыть этой ночью рядом с тобой. – Теплый прочувствованный взгляд договорил за меня. – А сегодня должна уехать. Как бы мне ни хотелось остаться еще или увезти тебя отсюда, мы простимся. Но не навсегда. Я пришла с доброй вестью и надеюсь, что ты будешь моим союзником, когда придет время.

– На что тебе такой союзник? Я же не ты, самоконтроля нет. Смотри, – Зания вытянула вперед трясущуюся руку, – я даже сейчас дрожу, так мое тело жаждет отравы. Этот яд, он помогает мне выполнять обязанности. Притупляет ненависть.

Я закрыла глаза. Я хорошо ее понимала. По-настоящему хорошо.

– Если ты и дальше будешь пить, тебя убьют.

– Мне неважно.

– А мне важно. – Я взяла ее руки в свои и заговорила с убежденностью, идущей из глубины сердца. – Подумай обо всех тех маленьких девочках, которые в будущем родятся у повелителей, вырастут без материнской любви, возненавидят собственную жизнь. Зания, мы можем это изменить! Я не знаю как, но знаю, что это может произойти при нашей жизни. Ты нужна нам. Пожалуйста, живи и будь готова. Прошу тебя.

Ее руки, которые я держала, ощутимо тряслись, в глазах блестели слезы.

– Мне надо выпить, – голос Зании звучал совсем слабо. Затем откуда-то из глубины горла вырвался горький смех.

– Нет, – только и сумела я выдохнуть. Зания оставалась один на один со своим недугом – нельзя было ни отправить ее в реабилитационный центр, ни задержаться и ухаживать за ней, пока очистится организм. Понимая, как и она, что прошу почти о невозможном, я прошептала – и для нее, и для себя:

– Всё возможно.

Я наклонилась вперед, и мы обнялись. Она тяжело дышала и сжимала меня так же крепко и настойчиво, как и прошедшей ночью.

– Сестра моя, – пробормотала я. – Ты справишься.

Осень
Выпускной год

Глава восьмая
Лондон

Футбольный матч, в котором принимали участие наши выпускники, был в самом разгаре, когда мне на телефон пришло сообщение от отца. Он просил меня проверить электронную почту, так что я немедленно встала со скамьи и, покинув компанию школьных друзей, с которыми пришла поболеть за своих, отправилась домой.

В прошлом году отец подключил меня к какому-то суперзащищенному серверу. Честно говоря, когда я набирала пароль для входа в нашу секретную почту, руки у меня дрожали.

В комнату вошла Патти, удивленная тем, что я дома.

– Это от отца, – сказала я. Она встала у меня за плечом, и мы вместе прочли:

Есть еще один потенциальный союзник, но план, как с ним встретиться, пока не готов. Сейчас съезди вместе с Копано в Лондон и сообщи девочкам. Маршрут прилагаю.

Чудесно! Я увижу двойняшек! Не переставая улыбаться, я распечатала маршрут и удалила письмо, пока Патти крепко обнимала меня сзади.

Неделей позже, в середине октября, я решила пропустить школу и слетать в Англию. Джею и Веронике я послала довольно-таки туманное сообщение, что уеду на несколько дней по делам отца. Вернувшись, я могла бы рассказать им, где побывала, – хотя вряд ли стоило упоминать при них Марну.

С Копом, прилетевшим из Бостона, мы встретились прямо у выхода на посадку на лондонский рейс. Я с трудом сдерживала радостное волнение, и Коп тоже выглядел веселым. Предыдущая поездка произвела на нас удручающее впечатление, а эта предвкушалась совсем иначе.

До чего же было прекрасно сесть в самолет рядом с Копом, а не где-то далеко от него, как пришлось сделать по дороге в Сирию. После взлета мы оба, как и положено прилежным студентам, достали учебники и тетради.

Я повернулась к Копу и обнаружила, что он, раскрыв на коленях тяжелый том, смотрит не на страницы, а на меня. Его серьезный взгляд, как бывало и раньше, несколько меня смутил, а Коп, видимо, почувствовав это, застенчиво улыбнулся и перевел глаза обратно на книгу.

Через несколько часов я так устала от математических задачек и исторических фактов, что решила сделать перерыв и сложила все свои книжки и записи на свободное кресло между собой и Копом. Он захлопнул свою книгу и положил к моим.

Мне стало любопытно, что читает Коп. Центр по изучению проблем народонаселения и развития. Биологические исследования в здравоохранении. Сейчас он разглядывал свои руки, потирая ладони. Хотелось бы мне знать, что нужно сделать, чтобы он не чувствовал себя со мной так неловко. Раньше он был более открытым, а сейчас стал осторожничать.

– Сколько тебе еще учиться в колледже? – спросила я.

– Это последний год.

– Как быстро!

Он взглянул на свои книжки.

– Я заканчиваю на два семестра раньше, потому что некоторые курсы проходил летом.

Я невольно расплылась в улыбке из-за его своеобразного произношения, отчасти напоминающего ямайское или британское. Я с жадным любопытством наблюдала за ним, но он, перехватив мой взгляд, вновь принялся рассматривать свои ладони удивительного светло-коричнево-розоватого оттенка.

– О чем твоя книга? – Я согнула ногу в колене и поставила на сиденье, повернувшись лицом к Копу.

Он сцепил пальцы и, по-прежнему глядя на свои руки, ответил:

– Распространение инфекционных заболеваний среди населения. Главным образом ВИЧ и СПИД.

Всякий раз, когда мне удавалось заставить Копа приоткрыться, я ощущала это как маленькую победу.

– Ты скучаешь по Малави?

Он кивнул:

– Да.

– А какая там жизнь?

Коп помедлил, затем, наклонив голову, серьезно ответил:

– Все живут в хижинах без электричества.

– Ох! – Я нахмурилась и тут же ахнула, потому что на его лице расцвела улыбка – та самая, с ямочкой. – Ты меня разыгрываешь?

Он дразнится! В восторге я легонько шлепнула его по предплечью, но тут же, опомнившись, обняла руками коленку. Копано негромко засмеялся и, наконец, встретился со мной глазами.

– Это расхожее мнение об Африке, и местами, – он дотронулся до своей руки там, где я по ней шлепнула, – у нас и правда такие условия жизни. Но есть и большие города, как в Америке.

– А о чем ты скучаешь сильнее всего?

Он задумчиво оперся о подлокотник, и его лицо приняло благоговейно-мечтательное выражение.

– О воде озера Малави – она как хрусталь. – Название родной страны из его уст прозвучало волшебно. – О диких зверях и птицах повсюду. О ночах без искусственного освещения, когда можно видеть звезды во всей красе. Но больше всего – об ощущении общности в народе. Руководство в стране могло бы быть и получше, но люди там добрые. Они уважают свою землю и друг друга.

Я не сводила глаз с его одухотворенного лица. Мы оба склонились ближе друг к другу через кресло, чтобы тихо переговариваться.

Копано всегда внушал мне огромное уважение, а сейчас, видя его горячее желание бороться против любой несправедливости, я еще больше им восхищалась. Он мог бы встать на пути у мужчин, которых его собственный отец привел к пропасти, заставив обезуметь от гнева.

– А СПИД, – я бросила взгляд на лежавшую между нами книгу, – серьезная проблема у вас в стране?

Вопрос, возможно, показывал мою чудовищную неосведомленность, но Копа это не задело. Он потер лоб, который теперь прорезала глубокая морщина.

– Заражен каждый четырнадцатый. Сиротские приюты переполнены. С этим невозможно мириться.

Каждый четырнадцатый. Если бы это была наша школа, то один-два человека в каждом классе. Не удивительно, что он так болезненно воспринимает тему. Понимая это, я взяла его за руку. Он чуть подвинулся, выпрямился в кресле. Я стала ждать, и действительно, через некоторое время он принял мое рукопожатие. Напряжение исчезло. Мне хотелось быть ему другом, уметь его утешить, и я надеялась, что он правильно меня поймет.

Коп повернул запястье так, чтобы моя рука, подчеркнуто бледная на фоне его темной кожи, оказалась сверху. Глядя на нее, словно в ней содержится некая великая истина, пальцем второй руки Коп провел по костяшкам моей кисти и впадинкам между ними. А потом посмотрел мне в глаза. Тут я почувствовала, что жест, задуманный как предложение дружбы, принял иной смысл, и, чтобы не подавать сигналы, которые могут быть неверно истолкованы, улыбнулась и убрала руку. Сжимая подлокотник, я продолжала кожей чувствовать ласковое прикосновение Копа.

Стюардессы подкатили к нашему ряду тележку с напитками. Одна из них, симпатичная темнокожая женщина с губами, накрашенными красной помадой, перед тем как принять у меня заказ, окинула Копа быстрым оценивающим взглядом. Мне было странно, что кто-то смотрит на него подобным образом. Стюардесса налила стакан воды со льдом и протянула мне; при этом она перегнулась через Копа и нарочно коснулась бедром его руки. Аура у нее покраснела, но Коп предусмотрительно отвернулся от ее миловидного личика. Я прикусила губу, подавляя улыбку, и сказала спасибо.

Она еще раз с надеждой взглянула в его сторону и покатила тележку дальше. Коп откинулся на подголовник и бесшумно вздохнул – я видела, как поднялась и медленно опустилась грудь. Бедняга. Тяжело, наверное, такому красавцу хранить чистоту.

Приземление в Лондоне подействовало на меня сильнее, чем я ожидала. От британского произношения проходящих мимо людей у меня кружилась голова, сжималось и колотилось сердце, а глаза стреляли по сторонам в поисках Каидана. Я не хотела о нем думать – это было слишком больно, – но всё здесь было пропитано им. Всю дорогу до отеля воображение рисовало мне, как он идет в толпе по тротуару и заходит в паб с друзьями-музыкантами.

Мы с Копано разошлись по номерам, положили вещи и тут же снова встретились, чтобы ехать к двойняшкам. Спускаясь в метро, мы оба молчали, а когда вышли на нужную платформу, Коп заметил:

– Как-то ты притихла.

– Просто впитываю все это в себя. – Я не без усилия улыбнулась.

Подходя к дому, где находилась квартира двойняшек, я достала мобильник и набрала номер Марны.

– Алло-о-о? – пропел знакомый голос.

– Привет! У меня для тебя сюрприз. Мы с Копом здесь, собираемся зайти к вам в гости.

Марна в ответ так завопила от радости, что мне пришлось отнять телефон от уха, и громко позвала Джинджер – Коп добродушно хмыкнул.

– Серьезно? Вы правда здесь? Не могу поверить! Давайте скорее к нам! Только лифт не вызывайте – он жутко медленный.

И, издав напоследок еще один радостный возглас, она прервала соединение.

Мы вошли в подъезд, поднялись по лестнице на третий этаж и позвонили в дверь. Стоило нам переступить порог, как Марна бросилась бурно меня обнимать, и в итоге мы с ней очутились на полу квартиры.

– Хватит уже этого щенячьего восторга, поднимайтесь обе. – Это подошла Джинджер. Она закрыла дверь, коротко обнялась с Копом и потормошила носком босоножки Марну, бормоча себе под нос:

– Пожалуй, мне стоит приготовить чай.

Перед тем как уйти на кухню, Джинджер бросила на меня недружелюбный взгляд. Неужели, подумала я, эта отчужденность между нами останется навсегда?

Мы с Марной поднялись с пола, и Марна обняла Копа за талию. Она выглядела, как и всегда, свежо и шикарно – огромные серые глаза, многослойная стрижка на волнистых каштановых волосах, стильная одежда. Кто ходит по собственной квартире в костюмных брючках и босоножках на шпильках? Только двойняшки.

Чуть-чуть осмотревшись в квартире, я поразилась безукоризненной строгости интерьера. Не то чтобы я ожидала какой-то особой роскоши, но здесь не было ни единого цветного пятнышка – всё чисто белое или светло-кремовое, даже картины на стенах выдержаны в черно-белой гамме. Как странно – две, может быть, самые яркие из известных мне девушки обитали в жилье, лишенном красок.

Джинджер прислонилась к дверной раме в проеме, ведущем в кухню, и спросила:

– Говорила с Каиданом в последнее время? – Это были ее первые слова, обращенные ко мне.

У меня засосало под ложечкой.

– Один раз. А почему это тебя интересует?

– Как будто сама не знаешь. – Джинджер, прищурившись, недоверчиво рассматривала меня.

Все внутри меня сжалось в плотный комок нервов.

– Не знаю, – я взглянула на Марну. – Скажи мне.

– Все в порядке, дорогая, – ответила Марна, но это прозвучало неубедительно. Что-то явно случилось.

Тут на кухне щелкнул электрический чайник, и Джинджер волей-неволей перестала сверлить меня взглядом. Я схватила Марну за запястье и прошептала:

– Что там у него?

Марна нервно смотрела то на меня, то на Копа, то в кухонный проем, – но Джинджер стояла так, что ее не было видно, и не могла ничего подсказать. Меня терзал страх, я умоляюще стиснула руку Марны, а потом выпустила, боясь, что иначе перекрою ей кровообращение.

– Они друзья с Блейком, – зашептала Марна, – и много общаются, а мы разговариваем с Блейком, когда нашего отца нет в Лондоне, а его – в Лос-Анджелесе. – Я кивнула Марне, прося продолжать, а она снова бросила взгляд в сторону кухни. – Так вот, похоже, что Каидан… подзабросил работу.

– Кончай ходить вокруг да около! – Джинджер грохнула на стол поднос так, что задребезжали чашки, и, подбоченившись, обернулась ко мне. – Он перестал работать. Совсем. Только притворяется. Как вот она.

– Что ты имеешь в виду?..

Он ведь совершенно точно работал на эту жуткую Мариссу, когда приезжал в Атланту. Я разнервничалась так, что по коже побежали мурашки.

– А ты как думаешь, маленькая тупая…

– Можешь не продолжать! – я перешла на крик. – И не обязательно со мной так разговаривать!

Глаза Джинджер были полны злобы, а мое сердце стучало с бешеной скоростью. Возможно ли это? Каидан в Лос-Анджелесе стал уклоняться от работы? Но это же невероятно опасно! И смело. Безрассудно и прекрасно. Меня охватила эгоистичная радость, а потом ужас, когда я вспомнила, чем такая отвага грозит самому Каидану. Но все-таки рисковать собственной жизнью – это на него не похоже.