Текст книги "ДЕВКИ КОЛОДЕЗНЫЕ"

Они, согласно кивнули, и пошли бок о бок, заключая мудрость Дж.Родарри:

– Только безделье не пахнет ни как! – добавили от себя: – Пусть вам завидно, а нам так ништяк!!!

Просторная кухня. Длинный стол, во главе баба Фекла приосанилась, ни дать – ни взять – царица Савская. Она дождалась, когда рассядемся, великодушно предложила начать трапезу без церемоний и стеснений. Пояснила – с этого момента, гостиница, и все, что находятся за дверью под лестницей, переходит в наше полное распоряжение. Под лестницей – закрома. Там хранятся провиант, и необходимые для гостиничной жизни, вещи. Уточняя, баба Фекла, как сурдопереводчик мимикой и жестами дала понять: « …шмотья… хавчика…». При этом глаза бабули исполнились почти религиозным восторгом, будто речь шла о копях царя Соломона.

И мы, генетически памятуя обещания еще при жизни застать коммунизм, решили – свершилось.

После краткой и вполне исчерпывающей речи баба Фекла откланялась.

Прилично отобедав мы переместились в холл. Димка с Серегой, изучив содержимое бара, достали коньяк и вино. Я попросила посмотреть нет ли пива, и оно оказалось.

Степаныч расположился за столиком у окна. Приняв рюмочку коньяка, нас попросил не увлекаться, так как с завтрашнего дня начинается работа.

Расслабляясь, все принялись фантазировать на тему: чем нас собираются пугать. Нужно было как-то подготовиться к представлению. Никто не сомневался, что костюмированное шоу будет на высшем уровне. Вспомнили Гоголя, Алексея Толстого, Эдгара По и все-таки Стивена Кинга. Летающие гробы должны быть обязательно, вампиры, ходячие мертвецы и так, по мелочи: упыри, вурдалаки, лешие, кикиморы. Предполагались так же привидения, бряцающие цепями.

Красная от вина, желающая романтики Майя предложила полюбоваться закатом. Галка, смеясь, сказала, что он непременно будет кроваво-красный. Это стоило проверить, и мы вышли на крыльцо.

Солнце, разбитым желтком стекалось к горизонту. Вечерней свежестью дышал лес.

Недалеко от крыльца, на корточках сидел мальчик и сгребая песок, формировал что-то вроде могильного холмика. Несколькими прихлопами он закончил работу, подобрал из-под ног веточку, сломал ее пополам, достал из кармана шнурочек и перетянул ими два конца веточки так, что получился крестик. Установив крестик на холмике, он будто загрустил.

Ну, кто из нас в детстве не хоронил бабочек и стрекоз?

Мальчик вздохнул, тряхнул золотыми кудряшками, поднялся, посмотрел в нашу сторону голубыми печальными глазами. Димка с Серегой сочувственно закурили, девчонки сентиментально заулыбались, принимая мальчугана как очаровательную частичку величественной природы, эдакую пушиночку, эдакое перышко, зернышко золотистое на ладони земли.

Мальчик под ласковыми взглядами будто грустить передумал, улыбнулся во весь рот. И… ах! Ни дать ни взять – ангелочек!

Димка с Серегой ударились в воспоминания о детстве. Наперебой принялись рассказывать о своих проделках: «А ты подглядывал....?!», «Да мы с пацанами…!».

А мальчик продолжал улыбаться. И как-то подозрительно долго задерживалась улыбка на милом лице. Минуты шли, но малыш не шевелясь продолжал очаровывать случайных зрителей. Уже Майя мило помахала ему рукой, мол, пока, малыш, не пора ли домой? Уже Нина подмигивала как-то нервно, Галка в недоумении подтащила брови под самую челку, в моем бокале закончилось пиво, а мальчик все улыбался.

– Может он того… дэбил? – не выдержав, шепнула мне в ухо Майя.

– Вполне возможно, – услышав, тихо сказала Галка.

Нина, согласно закивала.

А мальчик продолжал улыбаться, в его глазах читалось нарастающее напряжение, отчего улыбка теряла очарование. Лицо постепенно превращалось в ужасную маску. Мы уже готовы были скрыться в гостинице, запереть двери на все засовы, но не могли бросить больного малыша, не передав его родителям.

Галка перешла на другую сторону крыльца, толчками привлекла внимание мужчин к возникшей проблеме.

И тут в уголках губ мальчишки образовалась кровавая пенка. Пузырясь, она поползла по подбородку. Мальчик что-то прошептал. Изо рта заструилась алая дорожка. Капля за каплей кровью окрашивалась футболка.

Майя тихонько пискнула, и больно ухватила меня за плечо. Нина с Галкой медленно попятились к дверям, а Димка с Серегой, переглянувшись решительно двинулись с крыльца, готовые подхватить малыша на руки.

Мальчишка шустро отскочил в сторону и весело рассмеялся.

– Вы че?! У меня зуб выпал. Я его похоронил, чтобы другой быстрее вырос.

Он смачно сплюнул и широко раскрыв рот ткнул пальцем в кровоточащую десну.

Все замерли на месте. Кто-то матюгнулся, кто-то ответил эхом, но уже никто не улыбался.

Мальчишка же явно остался доволен произведенным эффектом.

Неизвестно чем бы это закончилось для шутника, по крайней мере приложиться ладонью к худощавой попе готовы были все, но тут к серому зданию напротив с шумом подъехал грузовик.

Два мужика, кряхтя выгрузили что-то объемное, завернутое в пестрое покрывало. Из кабины легко выскочила девушка в спортивном костюме, и решительно направилась в нашу сторону. Еще издали она окликнула мальчишку. Он бросился ей навстречу. Потрепав малыша за вихры, девушка приобняла его за плечи и двинулась к нам.       Поздоровавшись, девушка с русой роскошной косой, с лицом сказочной Аленушки очень даже весело, махнув в сторону машины, сообщила:

– Вот, Василий Иванович утонул.

….........................................? ??

Минуту молчания прервал Серега.

– А фамилия утопшего не Чапаев случайно?

– Да-а. Вы знали его? – удивилась девушка.

– Как же, – сказал Серега серьезно. – И Петьку знавал. А он как, Петруха, жив?

– Типун вам на язык! – возмутилась девушка. – Петя и принимает Василия Иваныча. Он же вскрытие делать будет.

– Как все запущено, – в пол голоса сказал Димка.

– А что за здание напротив? – осторожно поинтересовалась Галка.

– Так морг же! – радостно ответила девушка. – Вам не сказали? И кладбище вон там, за гостиницей, совсем рядом в лесу.

– Обложили, – Майя побледнела.

– Простите, вас как зовут? – подала голос Нина.

– А, Варя я, Варвара.

– Очень приятно, Варенька, – Нина явно злилась, – и часто тут у вас… В морге пополнения случаются?

– Не-а, – засмеялась Варя, – За эту неделю третий только.

– Неплохое соседство, – медленно произнесла Галка.

– А что, надо будет зайти, познакомиться с соседями, – заржал Серега.

Варвара посмотрела на него укоризненно:

– Завтра похороны. Василия Иваныча хоронить будем. Вы должны там быть.

– Кто так решил? – удивился Димка.

– Федор Николаевич.

– А кто у нас Федор Николаевич? – спросил Димка.

– Так управляющий. – Ответила Варя и добавила: – Федор Николаевич сказал, что подобные церемонии по вашей части.

– А что еще сказал ВАШ управляющий? – Димка специально сделал акцент на слове «ваш».

– Ну, что вы еще спасибо скажете за такой сюжет.

– Даже так?!

– В общем, завтра в 12.00, на той улице, – Варвара махнула рукой, указывая направление, – ближе к лесу, где ворота синие.

Видимо, все, что нужно, было сказано и, девушка, весело переговаривая с златокудрым паразитом, пошла вдоль по улице.

– Девушка, уходящая вдаль, – глядя во след тихо сказал Серега.

Дольше задерживаться на крыльце мы не стали.

Когда вернулись в гостиницу, оказалось, что у всей женской половины нашего десанта одна общая странность: после нервной встряски резко повышается аппетит. Я же, потягивая холодное заграничное пиво, наслаждалась комфортом и роскошью. Кто осудит? Ну, не жили богато!

На столик перед диваном составлялись красивые бутылки с вином и чем-то более крепким, коробки с конфетами, большое блюдо бутербродов с икрой красной, черной, какие-то нарезки и что-то еще. До этого всего можно было дотянуться рукой, поесть и объесться, но мой сытый желудок был категорически против, в то время, как на глаза наворачивались слезы. Глаза только лишь вступали в процесс поглощения и даже щурились от удовольствия. Много ли человеку для счастья надо?

– Что там у вас случилось? – подал голос Степаныч, что-то зачеркивая в записной книжке.

– Да представляете, напротив морг, а по ту сторону – кладбище. Как вам такое? – возмущалась Майя.

– Нормально, – Степаныч затушил сигарету, отодвинул пепельницу, и призывно постучал рюмкой по столу.

– Понял, – весело отозвался Серега.

– Вы считаете это нормальным? – возвращаясь из кухни, спросила Нина.

– Так, – наполняя рюмку, со вздохом недовольства сказал Степаныч, – братья и сестры, не забывайте где мы и зачем. Тогда удивляться и пугаться излишне не будете. На спиртное не налегайте. Пораньше спать ложитесь, и нервная система станет крепче и мысли яснее. Помните о гонорарах, и все страхи пройдут. Азарта побольше!

– А вообще, ребята, – сказала Галка, – даже легче стало. Потому как немного предсказуемо.

– Ты о чем? – удивилась Майя.

– Да о том же, – маленькими глотками смакуя вино, принялась рассуждать Галка. – Морг, кладбище. Значит пугать будут ходячими мертвецами, возможно фрагментами тела, состряпанными из силикона.

– Логично, – поддержал Серега.

– Тогда, будем расслабляться и получать удовольствие! – нервно хихикнув, воскликнула Майя.

– Давайте-ка для начала выясним, кто из нас верит во всякую чертовщину, – Димка одним глотком опустошил рюмку. – Признание, так сказать, облегчит вашу участь.

– Это как принародное покаяние? – поинтересовалась Галка.

– Что-то вроде психотерапии. – Димка почувствовал себя Трибуном. – Каждый скажет во что верит, обоснует, а обчество, прибегая к логике, убедит такого дикаря в несостоятельности и необоснованности страхов, после чего работать будет легче. Нет ведьм. Не бывает призраков, никакой нечисти в жизни быть не может!

– Давайте, девчонки, начинайте, – предложил Серега. – А мы вас переубедим. Я переубедю!

– Ну, меня трудно переубедить, – Галка задумчиво разглядывала рубиновое вино в хрустальном бокале. – Есть в жизни много друг, Гораций, чего не снилось нашим мудрецам. Как-то так.

– Продолжай, – настоятельно попросил Димка.

– Когда я училась в институте, снимала комнату у доброй бабушки Надежды Викторовны. На Рождественские праздники ко мне в гости пришли подруги. Мы попарились в баньке и решили погадать. Для такого дела хозяйка позволила воспользоваться комнатой ее сына. На ту пору он служил в армии.

Перед большим зеркалом в резной деревянной оправе мы зажгли свечи, поставили стакан с водой, куда положили обручальное колечко. Гадание должно проводиться без посторонних. По жребию, первой провести обряд, выпало мне.

Не было веры ни на грош в мистические бредни. Спокойно вошла в комнату, села на табурет, как вдруг, ни с того, ни с сего зеркало звонко щелкнув, рассыпалось на мелкие кусочки. Надежда Викторовна долго потом охала и зеркала жалко было и меня: «Ой, девка, какая судьба тебя ждет ломанная!».

Галка оглядела всех печальными глазами.

– И вот, пожалуйста: после аварии вся спина моя в шрамах жутких, детей нет и быть не может. Любимого убили, родители погибли. Так что, я верю в существование чего-то неизведанного, что может, по крайней мере, предупредить о предстоящих событиях.

– Галюха, ты в какое-то странное справочное бюро веришь. – Димка покачал головой. – Даже интересно, а, главное, просто. Подошел к зеркалу: «Эй, кто там? А скажи-ка мне, милейший, что меня ожидает?». А тебе в ответ: «Вам прогноз на всю оставшуюся жизнь, или конкретные периоды интересуют?» И далее, так мол и так… Надо попробовать. Простенько, примитивненько, но как говорится, результаты превзошли все ожидания. А ежели серьезно, то насколько я знаю, все женщины гадают, но планируя жизнь, не руководствуются тем, что им выпало на картах или померещилось в зеркале.

Галка пожала плечами:

– Я сказала, что сказала. Можешь не стараться переубедить. Не трать красноречие понапрасну.

– Да, да! – Майя вскочила с дивана, пролив на пол немного вина. – А я по фотографии свою соседку чуть без глаза не оставила!

– Началось, – Степаныч тяжело вздохнул, – завел ты, Дима, дам, теперь не остановишь.

– А что, я правду говорю! – Майя даже рассердилась. – Моя соседка Ариадна Пантелеймоновна Воронина. Представляете, додумались дать имечко при таком отчестве и фамилия как раз для Ариадны. Красавица она редкостная, как и стерва. Не пропустит мимо ни одного мужика! И моего не пропускает. Надо признать, что и фигурка у нее, сама, как увижу, любуюсь. А мой еще умудрился ее фотографию в телефон разместить. Вот я через принтер прогнала эту фотомордочку и давай ее иголками колоть. Честно говоря, всего разок кольнула, в один глазок. Страшно стало. Так вот, у нее потом целую неделю глаз был заплывший, говорит, пчела укусила и как раз в самый тот, правенький глазочек. Будь она неладна, рой пчел на всю ее физиономию! Больше я, конечно не экспериментировала, опасаясь, как бы зло ко мне не вернулось. Говорят, так бывает.

– Кажется, я, действительно, зря эту тему поднял, – Димка развел руками. – И это дамы с высшим образованием, а какая темень беспросветная!

– Отставшие от поезда в умственном развитии, – поддержал Серега и вдруг сказал: – А ведь и у меня история была, я вам скажу, похлеще ваших тыканий-мыканий.

– Ну, давай, ты еще, – Степаныч хмыкнул, и уткнулся в блокнот.

– А что, это очень забавная история! – не унимался Серега.

Димка подозрительно на него покосился, кивнул на бутылку, мол, может хватит, но Серегу уже было не остановить. Он для храбрости наполнил рюмку до краев, многообещающе подмигнул, выпил и начал…

– После развода я сильно запил. Пил, пил, но, когда понял, что тоска лишь усиливается, махнул к родителям в деревню. У них с этим делом не забалуешь.

Целыми днями я лежал на диване, тупо глядя в потолок, но потом, чтобы отвлечься, стал перечитывать книгу по психологии. Постепенно увлекся. Есть такое упражнение «прорыв». Нужно представить себя в какой-нибудь местности, где не бывал, почувствовать запахи, услышать звуки и так, и далее. Как я упражнялся! Где только не пробовал побывать! Ничего не выходило. Три дня и три ночи промучился, потом устал и решил расслабиться. День расслаблялся, второй… в том смысле, что о психологии как бы и думать забыл.

И вот лежу как-то ночью, не спиться, смотрю на аквариум. Рыбки туда-сюда плавают. Мне спокойно, безмятежно, можно сказать. Вдруг вода в аквариуме вспенилась и – на тебе, русалка! Ручки на край аквариума сложила, головку красивую склонила и на меня печально так посматривает. А мне, представляете, не страшно. Смотрю.

Она тяжелехонько вздохнула, плеснула пену прямо на стену и исчезла. Я полотенце схватил и давай пену стирать. Родители ремонт недавно сделали, а тут пятно с подтеками да еще подозрительного желтого цвета. Тру, тру и, представляете, стираю стену! То есть совсем.       Стена растаяла вместе с пятном. Свеженький ветерок в комнату просочился. А мне не страшно. Выхожу в сад в домашних шлепках. Тепло, небо звездное. Иду, иду, через огород спустился к озеру. Гляжу, чуть в стороне, у самой воды – собачья будка и собачонка на ней. Ближе подхожу: не собака, а бабуся какая-то на будке верхом сидит. "Покатаемся", предлагает. "Легко!", отвечаю. Страха нет совсем и ничто не удивляет.

Усаживаюсь у бабули за спиной, будка под нами закачалась и тихонько-тихонько по озерцу поплыла. «Споем!», подзадоривает бабуся, «Споем!», соглашаюсь. Плывем, поем русские народные. Впереди огни замечаю, потом присмотрелся: островок какой-то. Раньше его на озере не было. А я не удивляюсь.

Пришвартовываемся, а нас уже встречают люди какие-то грустные, к костру нас ведут, усаживают, сочувственно меня разглядывают. Я им: «Привет! Отдыхаем?». А они вдруг наперебой давай какую-то чепуху нести, вроде я несчастный никому не нужный. Таким надо вместе держаться, плюнуть на всех. И жалеют меня и даже плачут. Мужики и бабы – все плачут, свои какие-то истории давай рассказывать. А я что-то, как тормозной, спокойно сижу и думаю: то ли лыжи не едут, то ли у меня какие-то проблемы с головой. Понимаю, еще немного и я расчувствуюсь на всю оставшуюся жизнь. Тихонько поднимаюсь и, кивая, бочком, бочком, к будке возвращаюсь. Все за мной. Сначала уговаривать давай: куда? Пропадешь болезный! Я шаг ускоряю, они тоже скорость прибавляют и уже несутся за мной, ругаются, угрожают, а на берегу на меня будка собачья кидаться давай и лает, скотина! Я увернулся и с разбега в воду. Плыву, как Чапай, тороплюсь, а в меня палки и каменюки летят. Но, спасся, переплыл на другой берег и до дому бегом. Правда, сначала к соседу постучался, самогонки попросил, из горла пол бутыля зараз выпил и к себе, на диван. Через двери правда. Дыра в стене исчезла. А утром, на первой электричке в город и сразу на работу, чтобы в порядок среди нормальных людей прийти. Потом, все разложив по полочкам понял, что это психологический прорыв удался. Да как натурально! Больше я таких книг не читаю и психологов стороной обхожу, подозрительно они спокойные после подобного обучения.

– Ну, ты нагородил! – восхитилась Майя. – Даже я на такое не способна.

– Пси-холо-гия! – сказала Нина. – Наука тонкая.

– А я бы хотела так попробовать, – у Галки даже глаза заблестели. – Книжку дашь?

Степаныч смотрел на всех с улыбкой психиатра, а когда Димка заявил, что и у него история странная есть, у Степаныча глаза на лоб полезли:

– И ты Брутт! Ну, коллеги, здесь вы для меня открываетесь с новой, неожиданной стороны....

– Да, раз пошла такая пьянка!.. Коль народ такой понятливый оказался, то не удержусь! – Димка откинулся на спинку кресла и начал, сначала глядя в потолок, потом смелее, живее…

– Намедни я ездил в деревню к теще. Она у меня мировая. С ней и поговорить и помолчать в удовольствие и бутылочка всегда в холодильнике, не одна даже. Водочка, пивцо всегда в наличии. Напиваться у нее в гостях не хочется, так, для философского настроя. Тещенька моя, добрейшей души человек: помогает соседкам престарелым. Вот и в доме напротив соседка жила, баба Дуся, лежачая, с болезнью какой-то тяжелой.

Тут теще в город по делам приспичило, попросила меня отнести бабе Дусе обед. Ну я днем сумку с кастрюльками прихватил и туда. К двери подошел, постучался, слышу какое-то движение там, будто кто-то ходит. Еще раз постучался, вошел, и понял, что ослышался: некому в этом доме передвигаться.

Дуся эта лежит у печи на старой кровати, такой железной, с шишечками. Лежит на перине и пуховых подушках смирненько, даже как бы частично неживая. Тело наполовину покрывальцем прикрыто, а ноги, я вам скажу, жуть мутная – два бревна раздутых так, что странно почему еще не лопаются.

Я ей, здрасьте, на столик рядом с кроватью выставляю обед, накрываю, так сказать, сервирую.

Коса у нее седая, толстенная, с подушки к полу свисает. Наблюдает за мной Дуся эта. Противно так поросячьими глазками зыркает.

Только я собрался уходить, как она просит в подпол спуститься. Ей видите ли огурчиков соленых захотелось.

Подпол открываю. Спускаюсь, высматриваю среди множества банок нужную. Нашел и вдруг понимаю, что света что-то маловато. Поднимаю голову, а эта Дуся, инвалид, мать ее так, стоит там наверху, свет загораживает и вроде как крышку подпола закрывать собирается. Я как заору: «Ты че, бабуся?!» А она молча грозит сверху кулаком. Я быстрее по лестнице вверх. Она бы и заперла меня, но тут кто-то во двор зашел. Она шустро, невероятно шустро, шмыгнула на кровать и глаза прикрыла будто дремлет.

Тут входит соседка тетя Таня и, представьте картину: инвалид в перину погруженный дремлет, а я с трехлитровой банкой огурцов выскакиваю из подпола и ни тебе здрасьте, ни до свиданья, с выпученными глазами – в двери.

Прибежал домой, к холодильнику, водки хряп, хряп! Огурцы распаковал, закусываю. Вот за этим занятием меня застали тещенька любимая и соседка тетя Таня.

Пришли такие заботливые, «Как огурчики?», интересуются. Хвалю закатку, а сам уже не знаю, как объяснить, с чего начать. И все-таки, есть понятливые женщины. Составили они мне компанию и потихоньку, как больного вывели на откровенный разговор. Правда не поверили, посмеялись, но не обидно, по-дружески.

Бабушка Дуся, убеждали они меня, уже много лет на ноги встать не может, там, по их словам, полный паралич конечностей. Не убедили, но сомнение посеяли. Хорошо бы этим все закончилось.

Поздней ночью, пред грозой я сидел на крыльце, попивал пиво, будучи в прекрасном расположении духа. Тут заметил отблески огня в окне бабы Дуси, понял – пожар, бросился спасать не раздумывая.

Бабы Дуси в доме не оказалось. Постель аккуратно заправлена, запаха гари нет, хотя, забегая в калитку я видел-таки огонь в окошке. Вышел во двор, огляделся, прошел к сараям и в глубине бревенчатого пустого коровника заметил мерцающий огонек. Вернуться бы домой, да уже любопытно. Осторожно приоткрыл дверь коровника: в углу, на перевернутом ведре зажженная свеча…

Про то, что бабка спустилась с паутины, Димка умолчал. Это было бы слишком. Он потер ладони, поднял рюмку, не пригубил, вернул на место, продолжил:

– Тут я спиной ощутил чье-то присутствие, хотел отступить в темноту двора, но обернулся и замер на месте.

Баба Дуся с вилами наперевес стояла в двух шагах от меня. Угрожая, она заставила пройти в коровник. В ее глазах отражался огонек свечи. Это зрелище, скажу я вам, было не для слабонервных.

Не давая возможности отступить ни в право, ни в лево, она указала на колесо от КАМАЗа, что лежало у стены, заявив, что там похоронен ее сын.

Я обливался холодным потом, пока она рассказывала голосом умирающего, как ее сын сбежал из тюрьмы и практически рядом с домом погиб. Его гибель баба Дуся видела в вещем сне. Запугав местного конюха, заставила запрячь коня и привезти тело сына, что запуталось в сетях в речке под мостом. Здесь, в коровнике она сына похоронила, могилу прикрыла колесом и теперь требовала, чтобы я дал слово после ее смерти перезахоронить, как положено сыночка Феденьку.

Да я и не то бы пообещал, лишь бы бежать оттуда как можно быстрее и дальше. Я бы жениться на ней поклялся. Особенно когда она рассказала, какой смертью умер потом несчастный конюх. Он по пьяни проболтался о тайном захоронении, ему, правда не поверили, но баба Дуся, поколдовав, подстраховалась. Конюха ночью парализовало на конюшне и он, будучи в памяти, но не имея возможности пошевелиться, до утра был съеден крысами.

Я пообещал, заверил и был отпущен восвояси.

Долетел до дому, к холодильнику, к водке.

Очнулся ближе к обеду. Голова лопалась от давления и боли. Как-то сразу учуял запах гари. Пришла теща, внимательно глядя мне в глаза сообщила, что дом бабы Дуси сгорел до тла, и бабуся сама, конечно, сгорела. Встать-то с постели не могла.

Я молча пошел на кухню. Теща не отступала ни на шаг. Прижав ногой дверцу холодильника, перекрыв доступ к пиву, она потребовала объяснений. Она видела, как я ночью бежал от бабы Дуси, но решила расспросы оставить до утра, потому как очень хотела спать и теперь ждала ответа.

Я нагло отодвинул ее от холодильника и только выпив подряд две бутылки пива был готов хоть что-то сказать.

Теща внимательно выслушала. Не сказав ни слова ушла, а когда вернулась, накрыла на стол и сообщила, что, действительно, на месте коровника, под, чудом уцелевшей стеной, нашли человеческие останки.

Кстати, в этой стене, между бревен была зажата седая коса бабы Дуси. Не срезана с головы, а как бы содрана. Даже клочки кожи на корнях болтались....

Все это Димка рассказал с такой убедительностью, что мы долго не могли прийти в себя. Даже Степаныч молча потягивал коньяк, задумчиво глядя в окно, а потом расхохотался:

– Да ну вас, черти! Придется и мне раскошелиться на этот балаган. Только я для поднятия духа, уныние – грех.

В общем так, в самый разгар перестройки, когда в магазинах было пусто, а что было – по талонам, когда работали не за зарплату, а за пайку, со мной случился казус. Он правда случился после того, как я неделю беспробудно пил.

Жил я тогда в небольшом, но вполне благоустроенном поселке. В город на работу не на что было ездить, вот и устроился на стекольный завод, в двух шагах от дома. Работал грузчиком. Три месяца с утра до ночи загружал и разгружал и наконец выдали зарплату, но в винно водочном эквиваленте: ящик водки да два ящика вина. А, еще закуси выдали, консервы всякие, макароны, крупу, сигареты. А дело перед Новым годом было. Ну, что делать с такими запасами спиртного? Ни продать, ни отдать: весь поселок был этим добром затарен по самые уши.       Вот я за неделю до праздника и начал пить. На работе, после работы. Утром до завода под песни идешь, вечером под маты.

Но числа с двадцать восьмого я пить перестал, сказался больным и заперся в квартире, чтобы хоть праздник встретить по человечески. Нет, ну если честно, понемножечку пригублял, чтобы от обиды за страну, за соотечественников с ума не сойти.

Тридцать первого с утра дозу увеличил. А когда куранты бить стали, обнаружил я себя на кухне за столом с пустой рюмкой в руках. Но сервировка на столе была приличная, ни кусочка хлеба не надломил, ни одну шпротинку не повредил, берег для торжества, занюхивал. Чтоб, как раньше, чтоб, как человек.

Так что Новый год встретил меня веселым, при параде: в пиджаке я был, галстук на месте, только без штанов. В трусах. Ах, да, шлепанцы на мне домашние были. Страну я успел поздравить и тут отключили свет. Пока свечку в стакан устанавливал, намучился. Скользкая она была и стаканы тоже. Парочку не удержал, разбил, но справился в конце-концов.

Вот сижу, тишина. Правда соседи скоро оживились, а у меня, будто на похоронах, и водка на столе как-то быстро закончилась, а душа праздника просит. Песен! Как назло ничего, кроме «черный ворон», вспомнить не могу. Загрустил я. И тут слышу: «Привет, Степаныч, друг!».

Я за свечку спрятался, как следователь на допросе, гляжу – никого. «Да брось, не ищи, невидимый я, из мира параллельного, тебя поддержать пришел».

Когда я икать начал, друг невидимый холодильник открыл, бутылочку беленькой достал, мне рюмочку наполнил и себе плеснул: «За Россию!». Выпили. За знакомство, за дружбу, за компанию! Предложил друг параллельный его Гришей звать. Песни запели на два голоса. Ох, и душевно Григорий затягивал! Тосты лихие говорил, по политике прошелся. Я был солидарен.

Игра в кегли Григорию по душе пришлась. Только за неимением должного инвентаря, мы наладили пустые бутылки и стаканы граненые.

В самый разгар, когда спортивный азарт был на пике, в двери стали стучать, сначала осторожно, потом в наглую ломиться начали. Пришлось отвлечься, хотя – какие кегли: целых-то ни бутылок, ни стаканов уже не осталось.

Я к дверям, и Гришу зову, мол, с соседями познакомлю. Он, конечно, за дружбу, за мир с соседями во всем мире, а они, дурни неотесанные – ни в какую.

И вот беда, он, друг мой параллельный, со мной телепатически общается, а с соседями в контакт почему-то не смог войти. Они его не слышат, хоть ты тресни!

Я-то смирно стою, соседу напоминаю, праздник мол, не может быть тишины, вся страна ликует. Где-нибудь видели чтоб молча ликовали? Вдруг жена соседа как завизжит, и мне по морде, да на отмашь. Я пока устойчивость своему телу возвращал, шлепанцы потерял. Но они быстро нашлись: один прилепился к физиономии соседа, другой к его заду. Молодец, Григорий, постоял за друга!

Мне весело стало до неприличия. Решил народ стриптизом поразить. И ведь ничего особенного: пою что-то веселое и галстук вокруг шеи игриво кручу, пританцовываю. Что тут началось! Прибежали соседи сверху, снизу. Народ праздника хочет! Веселю, подзадориваю: « Давай, Россия, от каждого по способностям!». Думал, хоть баб разухабистосью за душу взять, а взял какую-то за грудь. Тут с криком: «По потребностям!», мне от кого-то крепко перепало. Я Григория чуть не потерял.

Но он, молодец! Развалил всех по лестнице, как кегли. Способный ученик.

Вернулись мы в квартиру, по паре стопок успели принять, как в дверь опять стучат. «Кто там?» – спрашиваю, на всякий случай. «Да тут говорят, что вам плохо!» – отозвались из-за дверей. "Ошибка, говорю, мне хорошо! Я в раю!". Мне отвечают: «Мы как раз ангелы. Может откроете труженикам небесным?».

Я и открыл. А как же, после того как параллельный мир Григория прислал, контакты внеземные лично мне были уже не в диковинку. Это соседи, через свое неверие чудеса праздничные пропустили. Пренебрегли, так сказать. Ангелы выслушали меня с добрейшими улыбками и предложили променад совершить по ангельским местам.

Григорий навещал меня регулярно.

Как-то главврач вызвал нас на собеседование. Обращаясь ко мне, сказал, что вся страна с ума сходит от безысходности, а поддержку из параллельного мира только я получил. Он искренне сокрушался, объясняя какой груз лег на плечи психиатров нашей многострадальной страны с первых дней перестройки. Именно психиатры оказались на передовой, но силы неравны. Они сдают позиции под натиском потенциальных пациентов. Без поддержки остались. Заграница нам не поможет. Одна надежда на параллели.

Душевно говорил. Мы прослезились. Конечно, выпили по сто грамм боевых, после чего Григорий вышел и с главврачем на контакт, а мне через недельку пришлось с ними распрощаться, чтобы вернуться к работе по профессии.       Да, трудные были годы, но мы прорвались. А я ведь тогда в параллель навсегда было собрался. Хорошо, врач отговорил.

К тому времени, как Степаныч закончил свой рассказ, мы смеяться не могли, постанывали, держась за животы.

– За дружбу! – подняв рюмку просипел Серега.

– За пар-раллель! – прорычал Димка.

– Ура! – подхватили мы.

– Ребята! – Галка поднялась и озорно хлопнула в ладоши. – А пойдемте купаться!

– Куда?

– Да в пруд! – Галка развела руками.– Что, забыли? Мы же мимо него проходили. Вертолетчик сказал, что в нем все купаются.

– Ну, если все… – Степаныч крякнул и отставил рюмку.

– Вы что?! Там же утопленник был! Василий Иванович, – испугано запищала Майя.

– Ошибаешься, у красавицы с косой брючки были мхом осыпаны, – заявил Серега, – скорее всего утоп человек в болоте.

Довод был веский, так как вокруг пруда мох не рос, это все заметили.

Мы отправились по обходной дороге, что проходила за гостиницей. Степаныч признался, что перед отлетом ознакомился с картой и знал, что жить будем рядом с кладбищем и моргом.

– А предупредить нельзя было? – возмутилась Нина.

– В этом своя фишка! – рассмеялся Серега, – отправилась к соседям напротив, хлеба занять, а соседи все померли!

– Нельзя смеяться над покойниками, – укорила Нина.

– Да знаю, что они не смешные, хотя бывает… – Серега толкнул Димку, и они расхохотались.

В черном пруду отражалось звездное небо. От луны было светло, по сказочному выглядел лес. Ночное купание меня никогда не привлекало. Казалось, обязательно на утопленника наткнусь. Промолчав о том, сказала, что присоединюсь позже. Остальные, побросав вещи на берегу, с радостными воплями кинулись в воду.