Текст книги "Голос. Два года из жизни Муслима Магомаева."

Глава 11
Дом звукозаписи

 
«Тихо шепчет сирень на ветру,
Синий город огнями цветёт…»
 

Романтика ночного города заканчивалась после второй строчки песни. Дальше шёпот сирени заглушал ритм чеканной поступи, пронзительно врезавшийся в тишину сиреневой ночи. Скрипучие кожаные тужурки, красные повязки на рукаве, суровые лица, решительный и твёрдый шаг людей, опьянённых отвагой, одержимо идущих в ночь, словно в бой.

«Эту песню Вы тем более должны исполнить. Как комсомолец», – с улыбкой повторяла редактор.

Певец растерянно смотрел в клавир, что передали накануне. В верхней части крупными буквами стояло название песни, ниже – фамилии композитора и поэта, уже знакомые.

«Личная просьба автора, чтобы записали именно Вы, – продолжала женщина. – Из Союза композиторов звонили, требуют дать песню в программе радиостанции «Юность».

Улыбкой редактор пыталась смягчить разговор. Но улыбка, отражавшаяся в её глазах, не совпадала с настойчивостью просьбы. Растерянной, словно бы извиняющейся читалась та улыбка. Настоящий профессионал, многолетним опытом постигшая все тонкости своей работы, редактор понимала: не его репертуар, но что делать, когда «свыше» требуют эти записи…

«Комсомольский патруль, комсомольский патруль…», – нараспев повторил он строчки припева, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь созвучную душе интонацию.

Вновь почувствовал себя словно бы «не в своей тарелке»… Как на правительственном приёме, где, указывая на него, самого молодого в делегации азербайджанских артистов, лично сам Хрущёв распорядился:

– А теперь пусть споёт наш комсомол!

И подтолкнул вперёд министра культуры со словами:

– Иди, Катя, подпой комсомольцу!

Комсомольцем он никогда не был, да и в пионерах ходил всего лишь несколько дней… Впервые переступая порог Всесоюзной студии грамзаписи, мечтал с большим симфоническим оркестром записать классику, неаполитанские песни. Но на радио решали по-своему, предъявив вокальный цикл «О рабочей гордости» советского композитора. Объяснили: нужно попробовать, как будет «ложиться» голос на микрофон.

Напрасно было говорить о том, что итальянские мелодии и итальянский язык, как ничто другое, прекрасно «раскрывают» голос… Понял, что здесь, как, впрочем, и не только здесь, всего важнее советский репертуар.

Композитор был широко известен кантатой «Ленин с нами», симфонической поэмой «Рождённые бурей», «Одой Родине», «Песней о Ленине».

Две песни из цикла «Рабочая гордость» записал соло, две – дуэтом с Элеонорой Андреевой, солисткой Большого театра. Автор остался доволен. И вот теперь ещё одна песня и личная просьба к нему, молодому певцу, записать её.

– А завтра начинаем записывать песни Бабаджаняна, – опытный редактор знала, чем подбодрить озадаченного «некомсомольца».

Приём профессионала сработал – лицо артиста просияло улыбкой. Но прежде предстояло петь «патруль»…

 
«Комсомол – это славный пароль!
Как буденовский полк среди пуль
Охраняет покой, охраняет покой
Комсомольский наш патруль…»
 

Песня о событиях истории. Но текст – не воспоминание о прошлом, как например, «по долинам и по взгорьями шла дивизия вперёд». Здесь в настоящем времени идёт патруль твердым шагом. Но время-то мирное… Москва красива и ухожена, лица людей приветливы и светлы, всё так же, как тогда, когда он впервые увидел столицу, приехав подростком. Тихи, как в известной песне, подмосковные вечера. И в других городах – во многих уже успел побывать – не замечал суровости и мрачности, которой веет от текста песни…

– Оркестр и хор готовы. Пойдёте в студию! – прервала размышления артиста редактор.

Подростком он страстно мечтал иметь магнитофон. Начав петь, записывался у друга на каком-то странном аппарате, где катушки были расположены одна над другой и крутились в разные стороны. Но это было неважно, главное – слышать себя со стороны. Будь у него собственный аппарат, записывался бы постоянно, а ещё непременно снял бы кожух (всего-то четыре винта открутить!), исследовал бы устройства намагничивания ленты, воспроизведения звука…

Магнитофон был тем предметом, который соединял одновременно две его большие страсти: к музыке и к технике. Теперь волей судьбы обе страсти соединились за массивной дверью величественного здания на улице Качалова, чуть в стороне от Садового кольца.

Дом звукозаписи строили на месте православного храма. Церковь святого великомученика Георгия стояла там, где Малая Никитская упирается во Вспольный переулок. Улица в честь храма называлась Георгиевской. Здесь венчался Чайковский.

Храм, известный своей трёхвековой историей, разрушили в 1932-м. Через два года было принято решение о строительстве на месте храма Дома звукозаписи. Строительство шло по проекту архитектора Земского. Семиэтажное здание в стиле «сталинского ампира» ввели в эксплуатацию в канун годовщины Октябрьской революции – 6 ноября 1938 года. Еще до окончания строительства, в 1937 году, из его стен стало вещать Всесоюзное радио. Во вторую годовщину принятия Сталинской Конституции, 5 декабря 1938 года, была произведена первая студийная запись: оркестр Большого театра под управлением Александра Орлова исполнял Вторую венгерскую рапсодию Листа.

Первые записи…

В том же 1938 году в стоящем рядом с ДЗЗ (ближе к Садово-Кудринской улице) двухэтажном особняке постройки конца XIX века поселился нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия.

Дом звукозаписи планировался как фабрика по выпуску грампластинок. В здании изначально были оборудованы три основные студии для звукозаписи. В одной из них были установлены специальные вращающиеся колонны, позволявшие менять акустику помещения. С началом Великой Отечественной войны в подвале Дома звукозаписи обустроили помещения для радиовещания. Отсюда транслировались военные сводки, объявлялась воздушная тревога по городу.

После войны было доставлено оборудование одного из немецких заводов, стали использоваться трофейные матрицы и виниловая масса, была освоена технология записи на магнитной плёнке.

Записи осуществлялись как для выпуска грампластинок, так и для радиовещания. В конце 1950-х годов к предприятию присоединили «Радиофильм», занимавшийся созданием художественных программ для радиовещания.

Объединение стало называться Государственным Домов радиовещания и звукозаписи, организационно подчинялось Государственному комитету по радиовещанию при Совете Министров СССР.

Глава 12
«Песня плывёт, сердце поёт»

Автором стихов новой песни Арно Бабаджаняна был широко известный поэт. На волне поэтического бума «оттепели» он стал самым молодым литератором, принятым в Союз писателей СССР. К началу 60-х вышло уже семь сборников его стихов. Публика рвалась на поэтические вечера в зал Политехнического музея, где вместе с другими поэтами – шестидесятниками неизменно участвовал он – Евгений Евтушенко.

Для фестиваля молодёжи и студентов в Хельсинки Муслим Магомаев подготовил песню «Хотят ли русские войны», исполнял её в гала-концерте, где присутствовал и автор стихов. Настоящий восторг у публики вызвала тогда другая песня – итальянская. Зрители приняли её «на ура». После того успеха состоялось личное знакомство поэта и певца.

Потом Муслим Магометович вспоминал: «Ко мне подбежал молодой, весёлый Евтушенко, представился, расцеловал по-русски три раза и сказал, что именно такое исполнение он себе и представлял. Прошли года, после этого мы долго не виделись. Через много лет мы встретились с ним в компании, в доме одного американского обрусевшего журналиста Эдмонда Стивенса. Опять перекинулись комплиментами по поводу его стихов и моего пения. Он поблагодарил меня за запись «Чертова колеса» и «Не спеши», и опять разошлись в разные стороны. Евгений очень необычный человек, он может при встрече вдруг очень холодно поздороваться, а то вдруг кинуться в объятия…»

Эмблема Международного фестиваля молодёжи и студентов 1962 года в Хельсинки

В аппаратной царила космическая тишина. Словно и не было здесь «зрителей» – работников радио, что минуту назад толпой ломились в тесное помещение. Редактор делала «страшные глаза», жестами умоляла закрыть дверь. Дверь удалось закрыть лишь тогда, когда последний счастливец, протиснувшись в комнату, словно в переполненный вагон метро, распластавшись, «приклеился» к стене.

Звукорежиссёр невозмутимо сосредоточился на управлении огромным пультом, отключился от реальности, не замечая толкотни вокруг.

За стеклянной стеной, в студии, внешние звуки не слышны. Там – тишина первозданного космоса.

Певец подошёл к микрофону. Замерли зрители за стеклом. Вытянув шеи, приподнимались на носки, пытаясь увидеть.

Голос, зазвучавший через динамики, в первый же миг заставил забыть обо всём на свете. Пленив немыслимой красотой тембра, захватывая глубиной чувств, устремлял ввысь потрясённые души. С каждым куплетом уносил за собой, всё выше-выше…

 
«Не спеши, не спеши, когда
Мы с тобой вдвоем и вдали беда.
Скажут «да» листья и вода,
Звёзды и огни, и поезда…»
 

Погасли, как утренние звезды, последние аккорды. Защёлкали один за другим тумблеры на пульте звукорежиссёра. Отворилась плотная двойная дверь – из студии артист шагнул в аппаратную.

Лишь тогда «отмерла» застывшая, как в очарованном гипнозе, публика, стихийно грянула аплодисментами. Пробившись сквозь толпу, композитор сгрёб певца в объятия, не находя слов.

Дверь наконец-то открыли. Проходившие мимо по коридору сотрудники невольно останавливались, почувствовав необычность казалось бы самого обыденного в Доме звукозаписи рабочего момента…

И не было слов, лишь музыка, мелодия стихов и этот невероятный голос, непостижимо передающий тончайшие нюансы души…

Короткий перерыв. Горячий чай. Согреть связки, передохнуть, переключить эмоции. Смена продолжалась. Теперь при ещё большем скоплении народу. Закрыть дверь в аппаратную на этот раз не смогли. Звукорежиссёр махнул рукой на безнадёжность попыток изолировать комнату от многолюдного коридора. Дверь подпирала сплочённая в полном составе редакция радиостанции «Юность». Чутьём профессионалов ощущая удачу, стерегли её в буквальном смысле слова.

А за стеклянной стеной, отделявшей аппаратную от студии, вновь творилось чудо. Чудо рождения песни.

 
«Ты никогда не бывал в нашем городе светлом,
Над вечерней рекой не мечтал до зари,
С друзьями ты не бродил по широким проспектам,
Значит, ты не видал лучший город Земли…»
 

Вновь завораживал изумительной красотой голос. Улыбка, взгляд, широко распахнутые руки – всё звучало музыкой, мелодией. Пели душа и сердце, летящие навстречу людям. Словно сама молодость, звонко радуясь жизни, спешила разделить счастье со всеми, обнять весь мир широким размахом рук. Задорная, солнечная мелодия захватила всех «слушателей». Композитор, вовлекшись в весёлое волшебство действа, как мог, вторил исполнителю. Необычайно живая мимика, жесты рук – всё выражало чувства души автора, слившейся с мелодией и исполнением.

Закончилась запись, а песня, словно птица, выпорхнув из тесного помещения студии, умчалась с весёлой толпой в просторы чудесного музыкального дома – Дома звукозаписи.

 
«Песня плывёт, сердце поёт,
Эти слова о тебе, Москва»,
 

– зазвучало в комнатах редакций, запрыгало солнечными брызгами по лестничным пролётам, понеслось по широким длинным коридорам.

«Приехал мальчик из Азербайджана, худющий такой, так скромно одет, пиджачок как с чужого плеча. А вот запел… Господи, что там у него в горле?». Свои первые впечатления работники ДЗЗ помнили так же ярко, как год назад.

Всего лишь год минул с той поры, «мальчик» знаменит, как никто другой, побывал в Италии, учится в «Ла Скала». А сам он всё такой же застенчивый и скромный, несмотря на то, что почта мешками приносит в музыкальную редакцию Всесоюзного радио письма его поклонниц и поклонников. Любимец страны…

В опустевшей аппаратной редактор «Юности» нетерпеливо ожидал магнитную копию записи. Выхватив из рук звукорежиссера заветную бобину, помчался в комнату своей радиостанции. «Юность» спешила включить песню в один из ближайших выпусков, ежедневно выходивших в эфир в 17 часов.

«Песня плывёт, сердце поёт…», – новая песня, словно птица, полетела над страной, от Сахалина до Калининграда, от южных гор до северных морей – зазвучала из всех радиодинамиков, очаровывая красотой и юным задором.

Всесоюзное радио слушали и в Кремле, а радиостанция «Юность» была в числе предпочтений самого Хрущёва. Однако, услышав новую песню, глава правительства насторожился: в мелодии угадывались подозрительные ритмы идеологически вредного стиля.

«Твист? О Москве?!!» – партийный лидер никак не ожидал такой махровой крамолы на подконтрольном КПСС радиовещании. И уж тем более не ожидал от своей любимой, идеологически безупречной «Юности».

Телефонный разговор по линии правительственной связи был резок и груб. В следующую минуту председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по телевидению и радиовещанию нервно крутил диск телефона, набирая номер главного редактора музыкального вещания. В телефонных проводах, опутывающих Москву, с Пятницкой 25 на Качалова 24 загрохотал гневный приказ немедленно снять с эфира песню «Лучший город Земли» – недопустимое в советской стране буржуазное «извращение» – твист.

Глава 13
Фирма «Мелодия»

Возможно, обстоятельства записи песен в реальности отличались от тех, что описываются в этом рассказе – исторической реконструкции событий. Но несомненным был огромный интерес к творчеству молодого певца, проявлявшийся по обе стороны «экрана». Сотрудники Дома звукозаписи стремились своими глазами увидеть чудо рождения этих записей, а о том, как ждали их простые слушатели, даже и говорить не приходится. Пластинки Муслима Магомаева выходили громадными тиражами, но их всё равно не хватало. К счастью, к тому времени магнитофоны уже не были редкостью, и записи, выходившие ранее на пластинках, переписывали друг у друга с магнитофонных лент.

Так совпало, что накануне возращения Муслима из Италии после первого года стажировки вышло Постановление Совета Министров о создании Всесоюзной фирмы грампластинок «Мелодия». В ведение новой организации Министерства культуры СССР передавались республиканские студии и дома звукозаписи, заводы по производству граммофонных пластинок. Правительство неожиданно заинтересовалось увеличением доходности от их распространения. Причём, не только в стране, но и за рубежом.

Государственное задание улучшить качество и расширить производство пластинок получили одновременно несколько структур: Министерство культуры СССР, Госплан, Министерство финансов СССР, Министерство внешней торговли, Государственный комитет Совета Министров СССР по торговле. До этого заводы по производству грампластинок находились в ведении областных совнархозов, что и указывалось в выходных данных на дисках. Так, например, Апрелевский завод выпускал грампластинки под маркой Московского областного совнархоза. По сути, это не было лейблом – торговой маркой звукозаписывающей компании, непременным атрибутом грамзаписей, выходящих за рубежом. Да и конверты унылого вида – стандартная упаковка советских пластинок – не шли ни в какое сравнение с тем полиграфическим великолепием, которое видел наш герой в своём любимом магазине грампластинок на проспекте Буэнос Айрес в Милане…

На дисках, выходивших примерно до середины 1964 года, отсутствовала информация о скорости воспроизведения. Такая ситуация объясняется тем, что выпускавшиеся в СССР проигрыватели имели одну, постоянную скорость – 78 оборотов в минуту. Это были большого размера, тяжёлые, бьющиеся диски.

Официальная днём рождения Всесоюзной фирмы «Мелодия» считается 11 мая 1964 года, хотя не исключено, что и несколько позже этой даты могли выйти в прежнем оформлении уже подготовленные к производству грампластинки: реорганизация бывает скорой лишь на бумаге…

«Лолита» и «Одиночество», записанные Муслимом Магомаевым до поездки на стажировку в «Ла Скала», – первые итальянские «ласточки», прилетевшие к советским слушателям на тех больших, тяжёлых, бьющихся дисках, вращавшихся со скоростью 78 оборотов в минуту.

На таких же пластинках выходили песни композитора А. Холминова из цикла «О рабочей гордости» («Донбасский вальс», «Песня о сталеварах», «Утренняя песня»), а также испанская «Гранада», очаровательный неаполитанский «Ослик» (Чучарелло»), песня А.Долуханяна на стихи М. Лисянского «Девушку Чайкой зовут», посвящённая авторами космическому полёту Валентины Терешковой.

Сколько было таких пластинок… Только на прилавках они на залёживались

До отъезда в Италию была записана песня «Гюльнара» из фильма «Любит не любит» на музыку А.Зацепина, которая вышла в февральском номере звукового журнала «Кругозор» за 1964 год.

До создания «Мелодии» Всесоюзная студия грамзаписи выпустила пластинку с итальянскими песнями «Лучшая в мире» и «Никто не знает», русский текст к которым написал Анатолий Горохов. Позже эти песни вышли также и под лейблом «Мелодия».

По воспоминаниям Муслима Магомаева, его первая запись песенного произведения Арно Бабаджаняна «Помню Болгарию» связывается по времени с записью неаполитанских песен вместе с ансамблем Бориса Карамышева в 1963 году. К тому же периоду относится «Ожидание» – первая песня, которую Арно Бабаджанян написал специально для Муслима Магомаева.

«А потом мы «ударили» с ним по твистам и шейкам – что поделаешь, у песен тоже своя мода», – рассказывал Муслим Магометович.

«Удар по твистам» пришёлся на время «римских каникул», когда из Италии молодой певец привёз грампластинки с записями не только классической, но и эстрадной музыки, вдохновившей композитора на создание солнечных мелодий.

Песня «Не спеши» появилась в 1964 году на гибкой, так называемой «долгоиграющей» пластинке с указанием скорости 33 ½ оборотов в минуту, а также в сентябрьском выпуске звукового журнала «Кругозор».

Под лейблом фирмы «Мелодия» в 1964 году вышли неаполитанские песни «В путь», «Ты мне нравишься», «Майский вечер», «Влюбленный солдат», а также классические произведения: ария Дон Жуана из оперы Моцарта «Дон Жуан» и ариозо Онегина из оперы Чайковского «Евгений Онегин».

Песни «Лучший город Земли», «Не спеши» в том же году были переизданы и также вышли под знаком «Мелодии». Дополнительными тиражами были изготовлены пластинки с записями песен из цикла «О рабочей гордости» и песни «Девушку Чайкой зовут».

Глава14
Концерты в Москве

«Высокий парень в спортивной рубашке, с явным удовольствием говоря по-русски, отвечает на наши вопросы. Это Муслим Магомаев:

– Сегодня я выступаю в Москве с сольным концертом в Зеркальном театре сада «Эрмитаж», очень волнуюсь, но рад снова встретиться с взыскательными московскими слушателями. Ну, а дальше, как все студенты буду отдыхать. В январе поеду в Италию заканчивать стажировку». Маленькая газетная заметка, вышедшая 20 июля 1964 года, ещё сильнее подогрела ажиотаж зрителей, давно ожидавших тот концерт.

Его история связывается с гастролями театра оперы и балета имени М. Ф. Ахундова. Театр привёз в столицу пять оперных спектаклей: «Кёр-оглы», «Севиль», «Аида», «Трубадур» и «Князь Игорь». Определенный интерес к гастролям национальной оперы московские любители музыки конечно же проявили. То обстоятельство, что Азербайджанский театр оперы и балета был родным театром Муслима Магомаева, значительно подогрело их внимание. Поклонники артиста шли познакомиться с театром, мечтая в будущем услышать в его спектаклях любимого певца.

Однако заметного резонанса в культурной жизни столицы гастроли театра не произвели. Середина июля – разгар лета, время отпусков. Москва заметно пустеет в такое время. Рассчитывать на повышенный интерес к спектаклям явно не приходилось. Финансовые планы трещали, что называется, «по швам», ситуация была близка к катастрофической.

Спасение пришло в образе прекрасного юноши, одно имя которого заставляло взволнованно биться сердца миллионов людей по всей стране. Москвичи не были исключением в этой всеобщей, всенародной любви. В одно мгновение воспрянула, словно очнувшись от июльской дремоты, столица. Ещё не успели появиться афиши, как билеты в кассах исчезли.

«Концерт Муслима Магомаева» …Это было магическое сочетание слов, которое в один миг изменило судьбу столичных гастролей Азербайджанской оперы.

«Кормилец наш», – шутили артисты театра, наконец-то получившие зарплату. В последующем такая «практика» стала «традицией», повторялась в разные годы, в разных городах, куда театр выезжал на гастроли.

Вероятнее всего просьба выступить в Москве озадачила певца. Выступление перед взыскательной, избалованной многочисленными гастролерами столичной публикой – шаг ответственный, требующий особенной подготовки. После сезона напряжённых занятий, трудностей в чужой стране молодому человеку хотелось отдохнуть беззаботно, как свойственно людям его возраста. Сольный концерт в Москве – вновь колоссальное напряжение, безумное волнение. Но отказать в поддержке родному театру Муслим не мог.

Публика, собравшаяся в саду «Эрмитаж», отчаянно уповала на лишний билет. Несмотря на поредевшее на пике отпусков население столицы, аншлаг был не меньше, чем на прошлогоднем ноябрьской концерте в Зале имени Чайковского.

Спустя годы воспоминанием о концерте в Зеркальном театре сада «Эрмитаж» неожиданного поделилась Алла Пугачёва. Происходило это на заключительном вечере фестиваля «Песня 2005», где Муслим Магомаев участвовал в качестве почётного гостя. Огромный зал Кремлёвского Дворца встал тогда в едином порыве, приветствуя его. Алла Борисовна взволнованно рассказала, как ходила с подругой на концерт тем далёким летом и, заметив, что артист пил газировку из автомата, сохранила на память тот самый гранёный стакан, из которого пил он…

Программа концерта состояла из классических произведений. Это были ария Фигаро из оперы Россини «Севильский цирюльник», куплеты Мефистофеля из оперы «Фауст» Ш.Гуно, монолог Яго из «Отелло» Верди, эпиталама из оперы А.Рубинштейна «Нерон», ариозо Онегина из оперы Чайковского «Евгений Онегин», каватина Алеко из одноименной оперы Рахманинова, романс Рахманинова «Я опять одинок», «Элегия» Массне… Зал театра смог вместить лишь малую часть зрителей. И тогда было принято невероятно смелое решение – повторить концерт во Дворце Спорта «Лужники»!

«Такой лаконичной афиши в Москве не видели давно: «Дворец Спорта – концерт Муслима Магомаева». Надо быть очень большой знаменитостью, что так спокойно и коротко сообщили о твоём намерении предстать перед залом на 17 тысяч зрителей. Американский балет на льду, выступавший в этом же зале, рекламировал себя куда более громко, но билеты всё-таки были. На два концерта Муслима Магомаева билеты распроданы полностью и их ещё не хватало», – рассказывал о тех концертах журналист Виктор Снигирев.

К этому необходимо заметить, что программа вновь состояла из оперных арий, романсов. Собрать такое количество зрителей, желающих слушать музыкальную классику – случай воистину уникальный.

«Взыскательные, а порой и избалованные многочисленными гастролерами, москвичи удивительно чутко умеют «услышать» и оценить истинный талант исполнителя. Они «открыли» Вана Клиберна ещё задолго до присуждения ему первой премии на конкурсе имени Чайковского, в дни предварительных прослушиваний. Бурными аплодисментами московские любители музыки укрепили веру в свои силы Рудольфа Керера, Зиновия Бабия.

Нескольких выступлений по радио и телевидению Муслима Магомаева было достаточно, чтобы и его имя москвичи занесли в списки любимых исполнителей.

Но признание москвичей – это не только успех, но и необычайная ответственность. Думается, что Муслим Магомаев уже успел почувствовать и понять это.

На сей раз слушатели были особенно взыскательны – более полугода провел певец в Италии. Какие новые качества приобрел он там?» – писала в последующем Л. Ромадинова – заведующая отделом музыкальной критики журнала «Музыкальная жизнь».

Рецензия на июльские концерты 1964 года в Москве вышла с приятным заголовком «Москвичи покорены». Однако содержание материала было отнюдь не таким благостным. Отметив разнообразие и обширность концертной программы, автор обратилась к размышлению о том, «что для подлинно профессионального исполнения разнообразного репертуара нужно не только отличное владение голосом, не просто точное знание музыкального текста…»

«Мало даже того незаурядного артистического таланта, которым, несомненно, наделен в большой мере Муслим Магомаев. Каждая такая ария, каждый такой романс – это свой, необычайно сложный, порой противоречивый мир чувств и настроений, диапазон которых необычайно велик. И выразить их дано лишь исполнителю, обладающему редкой способностью не только проникать в самую суть композиторского замысла, но и по-своему оригинально осмыслить его, суметь донести этот синтез до слушателей. Вспомним, как Шаляпин (думается, что талант Магомаева вполне достоин такого сравнения) исполнял «Элегию» Массне, создавая образ огромной эмоциональной емкости. За внешне спокойным, созерцательным, сосредоточенным размышлением явственно ощущались огромное внутреннее волнение, напряжение, страшная сила и решимость».

С «Элегии» Массне и начинался «разбор полётов» в статье искусствоведа…

«К сожалению, исполнение «Элегии» Муслимом Магомаевым разочаровало. Внешне, явно не познав всей мудрости и значимости произведения, спел его певец».

Досталось и оперным ариям…

«Не было благородства и в ариозо Онегина», не было той страстности, той горечи, что мучит героя рахманиновского «Алеко». Не было злобной силы в Мефистофеле Муслима Магомаева. Словом, зачастую за великолепным владением звуком не было образов.

Видимо, не хватает Муслиму Магомаеву музыкальной зрелости, которая бы позволяла ему мгновенно перевоплощаться, находя для каждой новой арии новые краски, новую трактовку. Видимо, узок ещё диапазон музыкальности певца, исключающий в большей мере сильные, драматические чувства», – резюмировала музыкальный критик.

«Впрочем, «оправданием» тому служит возраст Муслима Магомаева. С годами, очевидно, такая творческая зрелость придёт, так же, как появилось сейчас у певца ощущение внутреннего покоя, радостной безмятежности, напористости энергии. Поэтому столь удачно прозвучали в концертах «Нинетта» Перголези, «Флорентийская песня» Чайковского, «Арабская песня» Гуно, «Сон» Рахманинова и, конечно, каватина Фигаро из оперы России «Севильский цирюльник».

Все силы исполнения были органично слиты воедино и направлены на создание основного в каждом произведении образа. Прекрасно звучал голос, и создавалось впечатление, что певец не знает технических трудностей. Точно выражена эмоциональная мысль сочинения, и мы становились свидетелями возникновения, рождения на наших глазах чудесного искусства. Перед нами вновь был тот же Муслим Магомаев, который с первого выступления покорил москвичей своей безыскусностью, великолепной органичностью чувств, открытой эмоциональностью. И эти удачи певца заставляли забыть то чуждое, не «магомаевское», что услышали мы в концерте.

Последнее выступление Муслима Магомаева заставило о многом задуматься. Как сложится дальнейший путь певца? Ограничится ли он достигнутым, вернее, великолепными природными данными, или будет искать настойчиво и терпеливо новые грани образов, новые краски звучания голоса? Научится ли проникать в самую суть исполняемых произведений, вновь и вновь вместе с героями страдать, любить, мучиться подозрениями ревности?

Ответить на эти вопросы, вероятно, можно будет уже в ближайшие годы, потому что именно сейчас для певца особенно важна устремленная работа под руководством опытных педагогов. И москвичи уверены в том, что Муслим Магомаев преодолеет стоящие перед ним трудности. К этому обязывает его замечательный талант, к этому обязывает его признательность слушателей».

А признательность зрителей была безграничная. Своих ровесников, и не только ровесников, а всех, чьи сердца открыты навстречу прекрасному, увлекал молодой певец в волшебный мир самой большой своей любви – музыки. Непонятная и оттого казавшаяся прежде скучной классика, становилась открытием.

Те чудесные июльские вечера 1964 года – одна из драгоценных страниц памяти поклонников певца. Азербайджанское телевидение сохранило запись исполнения Муслимом Магомаевым каватины Алеко из оперы С. Рахманинова «Алеко», что и десятилетия спустя позволяет вернуться в тот очарованный зал Дворца Спорта «Лужники».

Повезло в то лето и жителям города на Неве, хотя на концерт с участием Муслима Магомаева, проходивший на ленинградском стадионе, попасть было не менее трудно, чем в Москве.

Концертов в том году было много

«Я долго буду помнить, как Муслим пел в Ленинграде на огромном стадионе, трибуны которого были заполнены десятками тысяч любителей пения, – вспоминал журналист из Грозного Башир Чахки. – Высокий и стройный Муслим шёл к центру стадиона, к импровизированной сцене, а на стадионе не умолкали аплодисменты. В сопровождении Ленинградского симфонического оркестра под управлением Народного артиста СССР Ниязи певец исполнил арию Фигаро. Он покорил слушателей, его горячо приветствовали…»

В обеих столицах Муслим пел в сопровождении симфонического оркестра под управлением Ниязи.