Текст книги "Чиновник для особых поручений"

Купчина ушел несолоно хлебавши, а слухи о произошедшем инциденте разлетелись окрест и все последующие закупки проходили без сучка и задоринки. Выступивший обоз проводили с заметным облегчением, а начавшийся снег укрыл его мутным пологом от любопытных глаз.

…Поезд равномерно постукивал колесами, пожирая версты. А Стас вместе с будущим диктатором Иосифом Джугашвили сидели в купе, попивая чаек. Столыпин уехал еще раньше, и за те три недели, которые прошли после его отъезда, сделано было немало. Главное – набраны были рабочие. В лютый мороз, приняв по чарке «для сугреву», они только покряхтывали и, кроя матом дурную погоду, орудовали топорами, ставя балки и производственные помещения. Словно насмехаясь над налетевшими метелями, из печных труб упрямо клубился дым, и ветер в бессильной злобе рвал его в клочья и уносил прочь.

Не дожидаясь окончания строительства, начали разработку «трубки». Собственно, трубки как таковой еще не было. Но синяя глина, которая шла в отвал, доказывала, что место он определил верно. Понимая, что желающие «погреться на камешках» есть во все времена, охрану Стас организовывал сам. Людей для службы он тоже находил без посторонней помощи. Теперь уже можно было уехать, оставив прииск на Александра и нового управляющего, степенного и жесткого Ивана Федотовича. Сосо сам предложил его, когда попросился «на волю». Теперь они ехали в купе, неторопливо беседуя.

– Ты тоже считаешь, что предстоящая война с кайзером неизбежна?

Сосо задумался.

– Именно с кайзером? По-моему, Австро-Венгрия – гораздо более перспективный противник.

– Ну да, начнется-то, конечно, с нее… – задумчиво обронил Стас.

Услышав молчание собеседника, опер поднял глаза и столкнулся с очень внимательным взглядом Сосо.

– Станислав, я не такой глупый. Ты веришь, что я не дурак?

– Да я не то что верю, – ухмыльнулся Стас. – Я это точно знаю.

За усмешкой скрывалось легкое смятение. Он ясно почувствовал, что его «раскололи». Уж очень красноречивый взгляд был у его визави. Сосо еще не понял до конца, но ключевые моменты уже просчитал. А это значит, что если он сейчас не получит объяснения, которое, как родное, уляжется во все торчащие «нестыковки», то Стас потеряет его доверие. Значит, вариантов нет, его терять нельзя.

– Я могу сказать правду. Только она совсем на правду не похожа.

– Ты скажи, а я попробую понять, – усмехнулся Сосо.

– Ну, слушай…

Он, конечно, рассказал не все. О группе «Зет» «отцу народов» знать ни к чему, перебьется. Сейчас главное, чтобы он понял самую суть того, что он задумал. Мужик умный и прагматичный, свою выгоду понять должен.

– Хорошо, – сказал Сосо, помолчав. – Я тебе верю. Просто потому, что иначе не получается. Никогда не слыхал о таких, как ты говоришь, «провалах», но деться некуда, приходится признать. Я только не понял – зачем ты меня вытащил?

– Понимаешь, самодержавие долго не удержится. – Стас устало потер лоб. – Очень трудно мне все это говорить, просто выхода нет, раз уж ты все равно догадался. В вашем революционном движении три ключевых фигуры – Троцкий-Бронштейн, Ульянов-Ленин и ты. Как первый, так и второй – абсолютно беспринципные политические авантюристы. Им плевать на Россию, плевать на все. Они готовы утопить в крови не только свой народ, но и все другие, что в конечном счете и произошло. В общем, эти кандидатуры нас, потомков, категорически не устраивают.

Он перевел дух. Оказывается, забыл дышать, пока говорил.

– А какая память осталась обо мне? – спокойно спросил Сосо.

Стас внимательно поглядел ему в глаза.

– Вот интересно, сам-то как думаешь?

Тот задумался на какое-то время.

– Ну, если теоретически допустить, что у меня была возможность влиять на события…

– Была, была, – усмехнулся опер. – Можешь мне поверить.

– Тогда, скорее всего, меня обольют грязью. Назовут тираном. Так всегда было в истории.

– Сто из ста! – Опер в возбуждении показал большой палец. – Тот Иосиф Джугашвили, который был в моем прошлом, после смерти Ульянова стал править Россией. Правил почти тридцать лет. Россия при нем стала могучей индустриальной державой. Насчет масонства у тебя, я полагаю, уже сейчас наметки есть?

– Они могут быть полезны на определенном этапе развития, – уклончиво ответил Сосо.

– Вот именно, – ухмыльнулся Стас. – А потом их надо, как говорят в моем мире, «зачистить».

– Удачное выражение, – кивнул собеседник.

– Вот и тот Джугашвили счел так же. И, едва сменив Ульянова, зачистил их полностью. Правда, под тем замахом много лишнего народа пострадало. Многие воспользовались ситуацией, чтобы свести свои счеты. Доносы сыпались, как град.

Сосо поморщился.

– Это неизбежно, к сожалению. Народ наш добр в массе своей, но у каждого отдельно взятого человека подлости хватает. И что задумал ты?

– Я задумал простую комбинацию – чтобы, минуя Троцкого и Ленина, Россию принял ты. Но есть одна задача, которая мне одному не по зубам. Россию нужно уберечь от войны с Германией. Поможешь?

– Я подумаю, – ответ Сосо прозвучал уклончиво.

«Не поможет, – понял Стас. – Если не будет войны, ситуацию в стране не раскачать. Да и вообще, по силам ли мне такая задача?»

Глава 10
Минус один

…Было бы преувеличением сказать, что Стас твердо верил в правильность своих действий. Сомнения одолевали, и немалые. Фантастики он в свое время начитался – будь здоров! И прекрасно знал, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Один рассказ помнился ему особенно четко – про то, как прекраснодушные молодые люди, случайно (по законам жанра) попавшие в доколумбовую Америку, решили спасти самобытную культуру индейцев от европейских варваров. С этой целью они, всеми правдами и неправдами, развивали вооружение, тактику и стратегию тех племен, среди которых оказались.

Воистину, следует бояться своих желаний, ибо они имеют тенденцию сбываться. Потому что с прибывшими конкистадорами индейцы разделались, как повар с картошкой. А потом, недолго думая, отправились на их же кораблях завоевывать Европу. И только тут до «реформаторов» дошло – какие они мудаки.

И бабочка Бредбери ему вспоминалась постоянно. Но он уже, выражаясь фигурально, раздавил ее, не дав революционерам убить Столыпина. Его, правда, все равно с должности премьера сместили, но масонам разгон они с Кулябко успели устроить. И, надо сказать, неслабо постарались. Масонство на данном этапе было вне закона, как и деятельность любых революционных организаций. И Столыпина на посту премьер-министра сменил тот же В. Н. Коковцов. Однако министром внутренних дел Петр Аркадьевич остался. Одному Богу известно, чего это стоило Стасу. Гордец хотел непременно подать в отставку. Только чувство ответственности перед Россией помогло его переубедить.

Словом, пока Стасу, в общем, все удавалось. Это-то и пугало.

«Хватит! – одернул он сам себя. – В любом случае хуже, чем было в советской истории, не будет».

Действительно, какой смысл предаваться сомнениям, если все уже решено? Стас смотрел на чистенькую венскую улицу из открытого окна. Сзади копошилась «жена», мадам Галина Демидова, как обзывалась по паспорту Галина. Она неслышно подошла сзади и дружески положила руку на плечо.

– Чего ты маешься? Боишься, что не получится?

– Что ты, Галя, – невесело усмехнулся он. – Такие специалисты приехали. Куда он от нас денется?

– Так что тогда? – заглянула она ему в глаза. – Не уверен, что правильно поступаешь?

Вот и считай после этого женщин дурами! А эта, кроме всего прочего, еще и блондинка. Натуральней не бывает, еще при первом знакомстве убедился. Если женщина читает с него, как с открытого листа… м-да, теряешь квалификацию, опер. Врать нельзя – в любую женщину этот сканер вставлен от сотворения мира.

– Умная ты, Галя, – вздохнул Стас. – Не в том дело, что сомневаюсь или не уверен. Твердо знаю, что надо, просто не хочется, но надо.

– А, ну что ж поделаешь, если действительно надо? – рассудительно заметила Галя. – А что, они и впрямь думают, что у них без царя все получится?

Хороший вопросик. Все-таки не зря он ее заметил.

– Без царя, конечно, можно, – хмыкнул опер. – Вон, сколько народу без царя в голове живет, и ничего.

– Не знаю, – улыбнулась женщина. – Сосо мне говорил, что без царя – это по справедливости, но мне не верится что-то.

– Понравился он тебе. – Стас не спрашивал, просто уточнял.

– Да, – просто ответила Галина. – Умный мужчина, симпатичный. Но он женатый, у него сынок растет. Три годика ему. Семью грех разбивать.

– Да, – согласился он, думая о своем.

Решив устранить Троцкого, он одним махом убивал двух зайцев. Во-первых, убирал с доски одну из самых опасных фигур, обеспечивая тем самым «зеленую улицу» Иосифу Джугашвили. С господином Ульяновым, когда придет момент, надо будет распрощаться не менее решительно. Слишком уж одиозная это личность в нашей истории. Это только октябрята, светлая им память, в «доброго дедушку Ленина» верили. Ну, детям-то простительно. Когда несостоявшийся адвокат дорывается до власти, вместо декларируемого «всеобщего благоденствия» начинается такая кровавая вакханалия, что перед этим самые страшные преступления человечества как-то меркнут, скромно сдвигаясь на задний план.

Казни «социально чуждых», расстрелы «недовольных», расстрелы заложников, изъятие ценностей откуда только можно «для нужд революции»… Да мало ли что! Может, кто-то и считает, что «во имя святой цели» все сойдет с рук, но Стас так не считал. А значит, извините, господа, кто не спрятался, я не виноват!

Но пока революционеры изволили отдыхать от «кровавого самодержавия» в продвинутых Европах. Забыв на время об «угнетенных массах», они душевно расслаблялись, поправляя подорванное «борьбой» здоровье. «Изнурительный поединок» с царизмом господин Ульянов вел в Праге, а господин Троцкий – в Вене. Собственно, почему бы и нет? Ведь отрабатывать в поте лица средства, полученные от сочувствующих, никто не требовал. Как, впрочем, и отчитываться о расходах.

…От отеля «Французский» до кафе «Централь» по улице Шоттенгассе пешком не более десяти минут. Стас вспомнил исторический анекдот о том, как какого-то австрийского политика спросили по поводу возможности революции в России. Политик якобы ответил: «Кто же будет делать революцию? Может, господин Бронштейн из кафе „Централь”?»

Знал бы он, как недооценил господина Бронштейна! Без сомнения, именно Троцкому принадлежит большая часть заслуг, приписываемых позднее Ленину и Сталину. Однако при всей его хитрости он, как тот лафонтеновский кот, таскал каштаны из огня для других. Если расчеты Стаса верны, то у господина Ульянова возникнут бо-о-ольшие проблемы…

Экипаж где-то наняли Всеволод с Володей. Мягко покачиваясь на рессорах, они неспешно катили по булыжной мостовой к месту проведения операции. При доведении задания сыщик вполне откровенно поморщился: «Станислав, это же чистая уголовщина».

– Володя, мы здесь не карманников ловим. Наши противники самому существованию России угрожают, никак не меньше. Меры принимаем соответственно той степени опасности, какую они представляют для государства. Вы в группе для особых поручений, – подчеркнув слово «особых», веско произнес Стас, лихорадочно соображая, что делать, если сыщик вдруг упрется.

– Брось, Володя, – вдруг пришел на помощь Всеволод. – Ты еще не понял? Тут действительно судьбы мира решаются, это даже я понял. Не спрашиваю, как, но наш командир словно умеет угадывать будущее. Станислав, ты сивиллу где-нибудь в подвале не держишь случайно? Я просчитал – некоторые вещи невозможно вычислить было, а ты еще ни разу не ошибся.

– Я сам как сивилла, – улыбнулся опер.

Впервые жандарм говорил с ним напрямик. Раньше был вежлив, но закрыт.

– Разве что так, – тот улыбнулся в ответ. – Весь вопрос, Володя, здесь в том, насколько ты командиру доверяешь? Я, например, верю.

– Я тоже, – подумав, согласился Коренев. – Объект что, и впрямь так опасен?

– Знал бы ты, насколько, сам бы его голыми руками удавил, – Стас сказал это без улыбки. – Кстати, про мою сивиллу Володя знает. Если ты ему поверишь, конечно.

– Разрешаете? – тот вопросительно поднял глаза. – Меня ведь Аркадий Францевич заставил подписку дать по всей форме.

– Разрешаю, – кивнул опер. – И девушкам тоже. Мало ли, что нам еще творить придется. Надо, чтобы между нами полное доверие было.

…Мелодично зазвенел колокольчик над дверью, когда Галина вошла в кафе. Сняв перчатки, присела за столик и заказала кофе по-венски с пирожными. Прихлебывая из чашечки, она отсутствующим взглядом окинула помещение. Среди мужчин, играющих в шахматы, она без труда нашла худощавую фигуру с шапкой черных вьющихся волос. Поправляя блестевшее пенсне, он двигал фигуры, о чем-то оживленно споря с пожилым мужчиной аристократического вида.

Ей пришлось просидеть не более получаса. Увидев, как он прощается и расплачивается, Галя достала кошелек и стала искать монеты. Станислав ей очень подробно объяснял, чтобы она оставила деньги на столе, но с таким расчетом, чтобы сдача составляла не более пятнадцати процентов. Когда начинаешь спешить, всегда ошибаешься. Она положила на тарелочку три никелевые монеты по двадцать геллеров и медленно пошла к выходу. Рассчитала она абсолютно верно – Троцкий вышел из дверей, когда она отошла на два-три метра.

Едва лишь Галина засекла его боковым зрением, она подвернула ногу и, вскрикнув, опустилась на колени.

– Was ist los?[1]1
  Что случилось? (нем.)


[Закрыть] – подхватив ее под локоть, спросил он.

– Ох, простите… – Она тяжело оперлась на его руку.

– О, вы русская? – обрадовался Троцкий. – Вам куда нужно?

– Здесь недалеко. Будьте так любезны – кликните извозчика. Мне не дойти…

– Сейчас, сейчас!

Он оглядел улицу. Та была пустынна, не считая медленно едущего экипажа. Он подошел к краю тротуара и взмахнул рукой.

– Bitte![2]2
  Пожалуйста! (нем.)


[Закрыть]

Экипаж, подъехав, остановился. Дверца распахнулась, и оттуда выскочили двое крепких мужчин. Почуяв неладное, Троцкий попытался отскочить в сторону, но сильный толчок в спину бросил его прямо в руки преследователей. Он еще успел подумать, что толкнула его женщина, потом почувствовал резкий укол в плечо, и мир поплыл перед глазами.

Заметка из Kleine Zeitung

за 11 марта 1912 года

Сегодня, в 5 часов 32 минуты, прохожими в парке возле Ратуши был обнаружен труп без видимых признаков насилия, принадлежащий мужчине средних лет, с ярко выраженной еврейской внешностью. По предварительному заключению судебно-медицинского эксперта полицейского управления, смерть наступила от сердечного приступа, возможно, спровоцированного неумеренным употреблением спиртного – в крови покойного доза алкоголя превышала количество, совместимое с жизнью. Было установлено, что тело принадлежит эмигранту из России Льву Бронштейну, 32 лет, проживающему в Вене с 1908 года. Проводится проверка.

…Билеты на поезд были взяты заранее, вещей, кроме небольшого саквояжа, не было, и «супруги» решили не спеша позавтракать в номере. Вот только сердце словно сдавливала невидимая рука. Стас знал это состояние – с ним такое было, когда он чуть не схлопотал пулю от Анвара по кличке Душман. Имя этого парня висело в розыске уже добрых полтора года. А список за ним был такой, что его проще было бы просто пристрелить, чем загружать работой наш самый гуманный в мире суд.

Замполиту за каким-то лешим потребовалась копия диплома, и пришлось в свой выходной тащиться в управление. Дежурный поймал его уже на выходе.

– Слушай, сгоняй на Глинищевский, а? Там патруль мужика на гоп-стопе приловил, а он на чердак от них слинял и затихарился там. Выручи, у меня все в разгоне, один помдеж и стажер-следователь, дневник….

– Мы-то тут при чем? – машинально окрысился Стас. – Пусть территориалы разбираются, это их крест. Чуть что, сразу МУР!

– Да они вроде Душмана признали. А он за Мишкой тоже в розыске стоит.

– Грузят они тебя «на голой воде», – сплюнул Стас. – А мы парься. И в кого ты, Сергеич, такой доверчивый у нас?

Но тогда это оказался именно Душман. Стас до сих пор, едва вспоминал те события, ощущал перед лицом ветерок от пули. И нарастало чувство, словно что-то недоделал или где-то зреет какая-то беда.

В дверь постучали.

– Стой! – тихо скомандовал Стас.

– Ты что? – тихо спросила Галина. – Это завтрак…

– Einen Moment, bitte![3]3
  Один момент, пожалуйста (нем.).


[Закрыть] – громко сказал опер и вполголоса добавил: – Если что, высадили мы его там же, где и в самом деле – возле Бургтеатра, на углу Левельштрассе и Тайнфальтштрассе. Он был трезвый, сама про это не упоминай, только если спросят. Все! Больше ничего не знаешь.

– Да ты что, Станислав? – повторила женщина.

– Ничего, все нормально, – улыбнулся он. – Главное, не бойся ничего.

– Я и не боюсь. – Она мягко отняла руку и пошла открывать двери.

Когда, по-хозяйски отодвинув коридорного с подносом, в номер вошли два господина в штатском, Стас понял, что сыщицкая «чуйка» не подвела и на сей раз.

– Herr Demidoff?

– Ja[4]4
  Господин Демидов? – Да (нем.).


[Закрыть], – спокойно ответил Стас.

Паспорт, лежащий в его кармане, был выписан именно на эту фамилию – Демидов Станислав Исаевич, коммерсант. И немецкий, в силу некоторых обстоятельств, он знал хорошо. Гораздо лучше модного английского.

– Als ich kann dienen?[5]5
  Чем я могу служить? (нем.)


[Закрыть]

– Die kriminelle Polizei. – Тот, что постарше, с седоватыми усиками, показал полицейский значок. – Ich bitte Sie, mit uns zu gehen. Ihre Frau auch[6]6
  Криминальная полиция. Прошу пройти с нами. Вашу жену тоже (нем.).


[Закрыть].

– Was ist los? – Опер сделал испуганные глаза. – Wir werden auf den Zug verspäten[7]7
  Что случилось? Мы опоздаем на поезд (нем.).


[Закрыть].

Ну не может не испугаться добропорядочный буржуа, когда два плечистых типа приглашают его в уголовную полицию, это противоестественно. А у Галины и в самом деле глаза по семь копеек. Или придуривается?

Не дождавшись ответа, Стас протянул седоватому паспорт. Тот, мельком заглянув в него, небрежно сунул в карман. И показал на выход.

– Bitte[8]8
  Пожалуйста (нем).


[Закрыть].

…Полицейский инспектор Лемке, доставивший их в управление, был вежлив, но настойчив.

– Герр Демидофф, ваша жена в кафе оставила слишком большие чаевые. Официант выбежал следом, чтобы отдать сдачу, и увидел, как вы сажали господина Бронштейна в экипаж.

– Я и не собираюсь этого отрицать, – «удивился» Стас. – Он сел к нам в экипаж, мы его подвезли. Высадили возле Городского театра. Больше я его не видел. С ним что-то случилось?

– Почему вы спрашиваете? – сразу вцепился, как клещ, инспектор.

– Потому что вы меня спрашиваете. Иначе бы не было этого разговора.

– Герр Демидофф, вы раньше знали этого Бронштейна?

– Нет.

– Понимаете, вам просто не повезло, – задушевно улыбнулся полицейский. – Тут просто фатальное невезение. Сначала официант увидел, как вы садились в экипаж. А потом пошел в отель «Французский», где дочка у него работает горничной. Там он снова увидел вас и фрау Демидофф. А утром ему сказали, что герр Бронштейн умер.

– Вот видите, я так и подумал.

– Почему вы так подумали? – быстро спросил инспектор, наклонившись и глядя оперу прямо в глаза.

– Ну, раз вы стали спрашивать, значит, не просто так.

– А-а, – слегка разочарованно протянул тот.

«Ох, и нелегко тебе со мной придется, – подумал Стас. – Это ты думаешь, что я коммерсант. И все твои ужимки и прыжки на среднего буржуа рассчитаны. Видывали мы карликов и покрупнее».

Ему вдруг неожиданно стало весело, хотя в глубине души он понимал – скорее всего, не отпустят. Он бы еще задумался, а у этих парней «Ordnung ist Ordnung»[9]9
  Порядок есть порядок (нем.).


[Закрыть].

– Значит, вы категорически отрицаете свою причастность к смерти герра Бронштейна?

«Ага, вот сейчас упаду на колени и во всем покаюсь…»

– Конечно, – ответил опер. – При чем тут я? Простите, я уже начинаю думать, что кто-то из моих конкурентов заплатил, чтобы меня нейтрализовать.

– Это следует понимать как оскорбление на службе? – вкрадчиво спросил герр Лемке.

– Простите, я имею в виду не вас. Покупают обычно не рядовых инспекторов, а высших чиновников. Я совершенно не хочу вас обидеть, херр Лемке. Но не удивлюсь, если вы имеете приказ сунуть меня в камеру к самым злобным уголовникам.

Опа! А взгляд инспектора определенно вильнул! На какой-то миг, но Стас заметил. А вот это уже плохо. Не просто хреново, а архихреново, как любил выражаться «вождь мирового пролетариата». Ну что ж, кто предупрежден, тот вооружен.

Видимо, Лемке нажал под столом кнопку, потому что двери за спиной открылись. Обернувшись, Стас увидел высокого полицая.

– Подпишите вот тут, герр Демидофф. Это постановление о вашем задержании.

– А если я не читаю по-немецки? – сощурился он.

Герр Лемке вздохнул.

– Герр Демидофф, здесь именно то, что я сказал. И, поверьте мне, не в ваших интересах добиваться того, чтобы меня кто-нибудь заменил.

«А ведь не врет, – с удивлением подумалось Стасу. – Галину тоже наверняка закроют… Ну да ничего, шесть лет в доме терпимости тоже кое-что значат».

– Задержанного в девятую камеру, – распорядился инспектор.

– Прошу прощения, господин инспектор, но господин Ланц… – это полицай сказал очень тихо, но слух у Стаса был превосходный.

– А мне плевать, – спокойно сказал герр Лемке. – Пусть занимается своими делами и не лезет в мои. Здесь распоряжаюсь я! Поместите его в девятую камеру, я сказал.

– Яволь, герр Лемке.

– Вот то-то!