Текст книги "Витязь вне закона. От создателей «Витязь специального назначения»"

Под окнами слышались шумные вздохи коровы, что с характерным звуком мерно пережёвывала свою жвачку. Звякала о миску собачья цепь и густой бас хозяйского пса, подхваченный окрестными собаками, будил тишину. Где-то загоготали потревоженные гуси, заполошно хлопая крыльями, заорал петух. Бились в стекло, стремясь к свету, крупные ночные мотыльки.

На застеклённой веранде у большого стола, собрались за поздним ужином. Сама хозяйка, с дымящейся сигаретой в руке, с шутками подгоняла дочерей, поглядывая, как на застеленный цветастой клеёнкой стол, шустро выставляли салаты, огурчики – помидорчики, перья зелёного лука и порезанное сало. Флэш сидел у окошка и с удовольствием наблюдал, как шустрые девчонки со смехом подтрунивали над ним, друг другом и даже над взрослыми.

Торжественно водрузили сковородку со скворчащей картошкой. Большой поднос с самоваром, плошками варенья и плетёная хлебница с румяными пирожками дожидался своего часа на большом сундуке. Со смехом уселись за стол и уплетая картошку, с расставленных тарелок тянули в рот, что душа просила.

Фёдору здесь заметно нравилось. В доме, где он вырос, такой весёлый переполох был невозможен – там всё строго. Блюда подают по порядку, никаких разговоров за столом, чопорные лица родителей и над всем этим несусветная скука. С удивлением наблюдал, как умудряется хозяйка дома поддерживать беседу с Юрием Ивановичем, задавать вопросы ему и, при этом успевает вытянуть тряпкой по спине сунувшуюся к столу кошку Ришку, рявкнув успокаивает пса Лорда. Вот это талант!

На полу пел песни Круга старенький кассетный магнитофон. Девчонки подпускали ехидные шпильки и, как подметил Федька, внимательно следили за реакцией – надуется или в ответ подкузьмит так, что все взорвутся дружным смехом. Он не обижался и старался достойно «отгрызаться» от их приколов. Впервые он смеялся от души, не опасаясь замечания.

Вот уже убрали лишнюю посуду, разлили чай. Фёдор повернул голову к окну и из груди вырвался вопль ужаса – через стекло, прижав чёрную, мокро блестевшую рожу с торчащими мохнатыми ушами и острыми рогами, на него глядели горящие рубиновым светом огромные глаза.

– Чёрт! Там чёрт! – и шарахнулся из-за стола в дальний угол веранды, побелев от ужаса и тыкая пальцем.

Присутствующие, ошалело повернули голову в указанном направлении. В наступившей тишине послышалось протяжное мычание, а потом взрыв хохота. Смеялись до икоты, до коликов в боках. Кто держался за живот, кто валялся на лавке. Ничего не понимающий Флэш, ошалело озирался.

Утерев выступившие от смеха слёзы, хозяйка пояснила ему:

– Какой чёрт?.. Это наша корова!.. Ночка!.. Мои, заразы, тут приспособились ей в форточку хлебные корки подсовывать. Вот и приучили – как вечером за стол, так она но-сом в стекло и мычит, хлеб клянчит.

Сказать, что он сконфузился, значит – ничего не сказать. Но, придя в себя от первого потрясения, он понял, что смеются не над ним лично, а над тем, что случилось. Ему тоже вдруг стало так смешно, что он принялся хохотать сам над собой.

Пролетел незаметно вечер, расползлась молодёжь. Младшие отправились гулять к озеру, прихватив с собой грозного Лорда. А Юрий с хозяйкой всё не могли наговориться. Редко случается так, что сразу находится не только общая тема, но и общий язык, но вот поди ж ты… Вера оказалась крайне интересным человеком. Эрудиция её была совершенно бессистемной, как у чеховского наборщика, но очень острый от природы ум в паре с любознательностью делали её очень увлекательным собеседником.

Во дворе хлопнула калитка, весело гавкнул пёс, поддерживая весёлый смех Фёдора и девчонок. Через полминуты все трое ввалились на веранду.

– Ничего себе! – воскликнула Алла, – мы думали, мама уже спит, а она дядю Юру беседой развлекает.

Алинка, самая младшая, улыбнулась застенчиво и одновременно хитро. Вера мазнула глазами по лицу Флэша и быстро встала.

– Ладно, мужики, вы тут покурите ещё, если хотите, а я на боковую. Устала, сил нет.

– Мы тоже посидим, – заверещали девчонки.

– Спать, лахудры! – рявкнула мать, и те без звука исчезли в комнате.

– Можно мне спросить? – спросил, присаживаясь к столу, Фёдор.

– А зачем, ты думаешь, тётка твоя спать убежала и девок угнала?

– Она же сказала, что спать хочет…

– За минуту до вашего прихода, у неё сна ни в одном глазу не намечалось, – пояснил Бирюк на вопросительный взгляд парня. – Так, что, спрашивай спокойно.

Он поднялся, поджёг газ и поставил на плиту чайник с водой.

– Скажите, а с вампирами вы боретесь?

– Какие именно тебя интересуют?

– Ну, те, что у людей кровь пьют.

– Эти редко встречаются. Я за свою жизнь всего двоих видел.

– Значит, другие тоже бывают? А-а-а, энергетические…

Бирюк хмыкнул и, сняв с плиты закипевший чайник, выключил газ.

– Где у тут заварник? А, вот.

– Вы смеётесь, что ли? – Флэш подозрительно заглянул ему в лицо.

– Нет, я только улыбаюсь. И не над тобой.

– А над кем? – насторожённо спросил парень.

– Над общей точкой зрения на этот счёт, – и, видя, что Фёдор по-прежнему смотрит на него вопросительно, продолжил. – Что, пьющие кровь ужасны по определению, а энергетические… что-то вроде насморка. Неприятно, но не более.

– А разве не так?

– Уверяю тебя, как старший по подъезду – всё обстоит с точностью до наоборот. Не верится, правда?

– Честно говоря, не очень.

Юрий засыпал в мельхиоровый чайничек духовитую заварку, осторожно залил её кипятком, накрыв салфеткой присел к столу.

– Знаешь, как один классик сказал: «лучшая шутка дьявола – убедить людей, что его не существует».

– В каком смысле?

– Человек не станет защищаться от того, что не считает опасностью. А кое-кто вообще считает, что разговоры об энергетическом вампиризме – бредни.

– Я понял. Мне только непонятно – чем опасны такие вампиры? Ведь, это же просто зануды и нытики?

– Чай будешь? Тогда давай чашку, – он разлил чёрный, как дёготь, чай, отхлебнул маленький глоток, зажмурился от удовольствия. – М-м, песня. Значит, зануд ты не боишься?

– Нет. Не люблю просто. А что, надо бояться? – он отхлебнул и сморщился. – Фу, блин, как вы такую горечь пьёте?

– Что б ты понимал… добавь молочка, вон банка стоит. Конечно, бояться их не стоит, а вот защищаться надо уметь. Что в них опасного? Отвечаю. Разрушенные семьи – раз. Занудой может оказаться один из супругов, тёща, свекровь, родители, наконец. Последнее – самый жуткий вариант. В таких семьях дети могут трансформироваться во что угодно. От бытового нытика-зануды до какого-нибудь Чикатилло. Примеров тьма, можешь мне поверить на слово. Во вторых – в карьерно-служебной сфере, один зануда в коллективе способен целый отдел сделать нетрудоспособным. Хорошо, если они производят или разрабатывают… ну, ручки для унитазов, например, это ещё пережить можно. А если стратегическое вооружение, космические спутники?

Он отхлебнул ещё чаю, прикурил сигарету и неожиданно засмеялся.

– Тут я, конечно, краски немного сгустил, извини. Не так всё плохо. В серьёзных конторах эту братию быстро отсеивают, как и в разных спецназах. В общем, мой тебе совет: держись от них подальше, целее будешь.

– А как ваша работа называется?

– Специальный отдел по наведению ракет в безвоздушном пространстве.

– Ага, так я и поверил, – усмехнулся парень. – Если нельзя, так и скажите.

– Так я и сказал. Поступай в нашу Академию, я тебя на стажировку буду брать. Вот, уж тогда точно всего насмотришься. А главное, пустить тебя на кус-кус, уже никому не удастся.

– Я подумаю, – серьёзно сказал Фёдор.

Утром Бирюк уехал первым автобусом. Прощаясь с ним, Флэш держался скованно.

– Давай, излагай, – хлопнул его по спине Бирюк. – Видно, что тебя распирает. Так и быть, спрашивай.

– Юрий Иванович, а в эту вашу Академию как попадают?

Видно было, что он напряжённо ждёт ответа.

– Давай мы с этой хренью сначала закончим. Не беспокойся, высшую математику сдавать не надо. Сама процедура поступления – тайна. Но ещё никого не заставляли сдавать его насильно. И ни один, кстати, абитуриент назад не вернулся.

Оставив озадаченного парня посередине улицы, Бирюк запрыгнул в салон, лязгнула «гармошка» дверей и автобус стал удаляться, пока не пропал за поворотом…

Глава 5. Привет из прошлого

Тише! Тише, господа!

Господин Искариотов,

Патриот из патриотов, Приближается сюда!

Пьер-Жан Беранже

… —Здравствуй, Вера Евгеньевна.

– Здравствуй, Юра. А почему совсем не загорел? Мы тебя в Африку зачем посылали?! Вернулся, понимаешь, бледный, как поганка. Только командировочные переводить мастера. Брандахлысты!

– Ты уж меня прости, Верочка. Я там не столько под Солнцем шарахался, сколько под Луной. А под ней сильно не загоришь. Держи презент.

– Господи, страсть какая! На кой мне эта морда? На рабочем месте её носить? Так вы меня и так боитесь, как чумы.

Бирюк хмыкнул. Цветочный вазон, исполненный в виде африканской маски, выглядел и в самом деле ужасно.

– А что ещё можно из Африки привезти? Сушёную голову или живого крокодила? Так ты эту голову об мою расшибёшь с ходу…

– А крокодила Цербер слопает, – захохотала секретарша.

– Так, это вазон для цветов.

– Да ты что? – Вера заглянула внутрь. – Нет, ты глянь, и правда. Ну, спасибо, Юрик. Я его с аспарагусом к Александру Михайловичу поставлю.

– Не советую. А, впрочем, тебе виднее. Он, кстати, как, принимает?

– Юра, лучше не надо, – она наклонилась, положив пышную грудь на барьер. – Ему статистики какую-то заковыристую «простыню» на терминал сбросили.

– И что?

– То. Два часа всех в шею гонит. И на меня по селектору рычит, как лев.

– Как ле-ев? – удивился Бирюк, – Смотри, ты. Лев – это что-то новенькое.

– Я тебе серьёзно говорю, – оскорбилась секретарша. – Слушай, покорми Цербера, а? Тебе всё равно делать нечего.

– Твои бы слова да Богу в уши. Ладно, только ради тебя. У него какой сегодня день?

– Постный. Вон мешок в шкафчике возьми.

Вопрос был отнюдь не праздным. По понедельникам, средам и пятницам страж лопал обычный «Chappy» по два мешка в день. Остальные дни пса кормили сырым мясом, чтобы не забывал вкус крови. Дело в том, что любого, даже случайно проникшего в отдел, Цербер должен был просто сожрать. Ошибиться не боялись. Обычный человек пойдёт во вторую дверь, где его встретит вежливая референтша с ногами от коренных зубов. А вот тот, кто пройдёт сквозь «стену»… Ну, в общем, это его выбор. И Церику в меню разнообразие. Хоть какая-то радость бедному псу.

Бросив мешок на плечо, Бирюк вышел из приёмной. Навстречу ему (вот же чуткая скотина!) с радостным топотом нёсся Цербер, восторженно поскуливая и мотая слюнявой башкой.

– Сидеть! – рявкнул маг, уже наученный горьким опытом.

Тот послушно ударил в пол толстой задницей и радостно гавкнул. Дотащив мешок до уютного тупичка с огромным толстым матрасом, он вспорол ножом мешок и высыпал корм в бадью, служившую стражу миской.

– Цербер, ко мне!

Отскочив в сторону, он сунул свёрнутый мешок в урну, где тот растаял в воздухе. Задумчиво проследив за этой процедурой, пошёл обратно в приёмную. Из дверей, навстречу ему, выходил Скрыпник Владимир Минеевич. Оба-на! Вот это сюрприз! Неужели у него отпуск уже кончился? Блин! Раз у него, стало быть, и у них тоже.

Зам появился у них в отделе недавно. Шеф, потеряв заместителя (его забрали на повышение в Москву, в Российское Управление), неделю выбирал между ним и Друидом. Затем, остановившись, всё-таки на Романове, направил представление в Москву. Через некоторое время Касьянов, начальник управления, лично привёз им это, не говоря худого слова, чудо, и представил на общем собрании в весьма обтекаемых выражениях.

Мол, вот вам новый зам, прошу любить и жаловать. Кроме того, помогайте ему на первых порах, ибо с опытом практической работы не густо. Он человек не без недостатков, но уж вы тут как-нибудь. Не слабо, да? Если перевести этот панегирик на человеческий язык, получалось следующее: работы не знает, дурак дураком, сам не сахар, но вы его потерпите, раз уж так вышло, что мы его назначили.

Михалыч, стоически выдержав это представление, не стал его комментировать. Он холодно поглядел в пустые глаза нового зама и попросил того пока пройти вместе с коллективом в свой кабинет и там пообщается поближе. Прозвучало это как откровенное «Пошёл отсюда вон!» Тот молча подчинился, но не забыл.

Как не забыл и своё «знакомство» с коллективом. Там, правда, народу было много, прибыли ещё и главы областных отделений всего региона, но тем всё это было, грубо говоря, «по барабану» – до Бога высоко, до царя далеко. А вот те, кому предстояло со Скрыпником работать бок о бок, стали задавать вопросы… И ответы недвусмысленно показали – у них большая проблема. В общем, невзлюбили друг друга с первого взгляда.

Шеф, оставшись с Касьяновым с глазу на глаз, выражений не выбирал и прямо спросил – зачем ему подсунули эту сволочь? Тот тоже слабостью духа не страдал и рыкнул в ответ, чтобы Саша не забывался. После того, как все имеющиеся в запасе копья были переломаны, он всё-таки признался, что кандидатуру Скрыпника спустили сверху, из ММК.

Теперь эта «казнь египетская» прибыла из отпуска и жаждала общения.

– Здравствуйте, Юрий Иванович, я, как раз, вас искал. Зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет.

Переглянувшись с секретаршей, он хотел на секунду тормознуться в приёмной, Вера, судя по красноречивому взгляду, явно хотела его о чём-то предупредить. Но зам, открыв дверь, ждал, когда он войдёт. Ничего, разберёмся.

– Юрий Иванович, – усевшись за свой стол, сверкнул очками Владимир Минеевич. – На вас поступило заявление.

– Да, что вы говорите? – «ужаснулся» Бирюк. – От кого?

– Вы не паясничайте, – взвился Скрыпник, «не заметив» второго вопроса. – Вы думайте, что вы сейчас писать будете.

«Писать? – злорадно подумал Юрий. – А вот те хрен во всю морду, шеф все материалы их работ загнал под гриф „секретно“, а на тебя представление на допуск ещё не ушло».

– Так, ведь я и спрашиваю, – от кого заявление и в чём обвиняюсь?

– От кого, вас не касается. Берите бумагу, – он подсунул стандартный лист. – И пишите подробно – как вы разгласили служебные сведения постороннему лицу. Тому человеку, которого вы увезли из Сьерра-Леоне.

– Это, которого съесть хотели?

– Да. Поподробнее, пожалуйста, его фамилию, адрес, при каких обстоятельствах вы разгласили служебную тайну и так далее. Кстати, куда вы его потом дели?

– Больше вас ничего не интересует? Может, ещё о чём-нибудь написать?

– Не паясничать, я сказал! – зам, выйдя из себя, стукнул ладонью по столу.

– В общем, так, – спокойно ответил Бирюк. – Я все документы по суданской операции передал Александру Михайловичу, спрашивайте у него.

– Не надо меня учить! Я сейчас спрашиваю вас!

– А я не помню, – поглядел он на зама ясным взором. – Оно мне надо? А копий я не оставлял. Не положено по правилам секретного производства.

Выражение лица Скрыпника можно было охарактеризовать не шибко приличным народным выражением «серпом по яйцам».

– Ваше дело будет передано в особое производство. Отдела без моего разрешения не покидать. Можете идти.

Бирюк поднялся, вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Там, уже не в силах сдерживаться, сделал неприличный жест в сторону двери, сопроводив его вполголоса несколькими образцами элитной ненормативной лексики.

– Верочка, прости меня, Бога ради…

– Юра, да я всё понимаю, – вздохнула секретарша. – Он меня саму уже достал, сил нет, заходи к шефу, он уже сам о тебе спрашивал. К чему бы это?

– К выволочке, – хмуро буркнул Бирюк, открывая старинную дубовую дверь.

…Михалыч сидел, подперев щёку рукой, и смотрел на экран монитора, исчерченный кривыми статистических графиков.

– Садись, Юра.

– Что стряслось, дядька? Ты как с похорон.

– Скорее, на похороны. Плохо дело, отец родной, совсем плохо.

– Что именно плохо?

– Да, всё именно плохо. Возьми «мышку», полистай. Ты же полтора года в группе анализа и прогнозирования штаны просиживал, разберёшься.

Бирюк перенёс стул ближе к компьютеру, сел и стал листать графики.

Так… кривая уличных преступлений, кривая несчастных случаев, сводная кривая общего числа жертв – ничего себе! Диаграмма суицида… мама дорогая, у нас что, «Аум сёнрикё» из могилы встало?

– Погодную кривую посмотри заодно, – мёртвым голосом сказал Михалыч.

Юрий пощёлкал «мышкой». Дорожные происшествия, температурная кривая, о! Вот она, родненькая. Блин!

– Не понял… торнадо с цунами – два в одном, что ли? Я спитакскую кривую видел – там высшая точка была «шесть». А здесь девять!

– Теперь понял? А по времени соотнёс?

– Сейчас, сейчас, погоди…

Бирюк открыл список, быстро прошарил курсором – вот она! «Линии вероятного развития событий». Он щёлкнул «мышкой».

– Куда смотришь? – шеф мрачно помешивал ложечкой кофе.

– Вероятностные линии.

– А, ну-ну…

Толстый зигзаг, наливаясь опасным алым цветом, неуклонно стремился к нулю. В этой же системе координат причудливо изогнутый зелёный волосок показывал, что дохленький шанс всё-таки есть. Но запас откровенно удручал – от десяти до семнадцати суток.

– Погоди, Михалыч, а общая кривая магифона?

Он опять схватился на «мышку».

– Оставь, – равнодушно бросил шеф. – Там то же самое. Страшный всплеск и сразу пике в «ноль». В общем, если это не «полный абзац», то я уж и не знаю…

Бирюк встал, подошёл к окну, открыл форточку и закурил. Шеф, некурящий по жизни, спокойно перенёс это неслыханное хамство.

– Что скажешь, Юра?

– «Диагноз товарища Саахова подтверждается». Романов что говорит?

– Меня сейчас твоё мнение интересует.

– Не знаю пока. По-моему, нужен «мозговой штурм».

Шеф посмотрел на него, как на кота, нагадившего в суп и махнул рукой.

– Ладно, – раздражённо бросил он. – Уже полдевятого, езжай к ментам, без тебя обойдёмся.

– Михалыч, погоди, есть ещё один вопрос.

– Что ещё?

– Только что Скрыпник затащил меня в свой кабинет и пытался хитростью и угрозами вытянуть информацию, содержащую государственную тайну.

– Какую именно?

– По Флэшу. Его установочные данные, местонахождение и так далее. Это можно квалифицировать, как должностное преступление. А ещё лучше – Отдел Внутреннего Контроля на него натравить. Как считаешь?

– Не умничай. Сказал – спасибо. Дальше сам разберусь.

Бирюк бросил на него косой взгляд и молча вышел из кабинета. Классный специалист его Учитель, просто старый друг и собутыльник, но почему же характер-то такой сволочной? Впрочем, он знал, что через пять минут он забудет о «взбрыках» шефа. Не зря говорят, что люди дружат не «благодаря» чему-то, а, скорее, «вопреки». Действительно, когда он подъехал к Управлению внутренних дел, он был уже совершенно спокоен.

…Дежурным по городу заступал капитан Треухов, подвижный молодой парень, весёлый и общительный. Помощники, два матёрых старшины, прозвали его «Трёхголовый». Причём не за глаза, а в глаза. Валера не обижался.

На заваленном бумагами окне исходила струйкой пара старенькая кофеварка, что прошла в дежурке огни и воды и медные трубы. Забавно. Но в ней умудрялись варить пельмени, яйца и даже суп. Однажды, когда наряд в спешке вылетел на происшествие, эта «старушка» кипела, пока не выпарила всю воду. По возвращении, они увидели кофеварку пикантного сине-чёрного цвета. Самое интересное, что продукт конверсии, несмотря на изменение колера, продолжал работать, как ни в чём не бывало.

В данный момент по дежурке разносился запах кофе, рядом, на развёрнутой газетке – колечко копчёной колбасы и пирожки, купленные в кафешке через дорогу. Из выдвинутого ящика стола доставали пакет с торчащими из него перьями зелёного лука и благоуханием котлет. Мужики готовились перекусить.

– Здорово, Юра, – протянул ему руку один из помдежей, Витька Цибман.

– Привет, Цибман и Букман, – отозвался тот.

– Пошёл ты, – буркнул второй помдеж, здоровенный Толя Буквин, чью фамилию Бирюк так охально исковеркал.

Впрочем, придумано это было давным-давно, так-что, Толя огрызался просто по традиции.

– Ты по региону сегодня или по делам? – он крепко пожал Юрию руку и продолжил кромсать колбасу крупными кусками.

– По делам. В вашу прошлую смену…. Крылов же с вами дежурил?

– А то! Аккурат, в прошлую смену ваш Крылов с операми нарезался так…

– Это до ДТП или после?

– Которого? А, с этой девкой… нет, уже после. А что, не так что-то? Не с НЛО, вроде, столкнулись, с простым КамАЗом.

Специалистов семнадцатого отдела здесь считали специалистами по аномальным явлениям, и это правильно. Хорошо бы выглядела в книге нарядов запись «дежурный маг Каменев» – сюр чистой воды.

– Да нет, всё нормально. Для «палки» отрабатывали.

Это ментам было понятно, да и не только им. Знали бы люди, сколько в разных спецслужбах дел отрабатывается «для порядка», заведомо зная, что это «пустышка», – ахнули бы. А так спокойно разливают себе по кружкам горячий кофеёк, не жалея сыплют сахар, – глюкоза питает клетки головного мозга, если кто не в курсе.

– Так ты, по девке этой? – это уже интересуется Трёхголовый, делая пометки в рабочем журнале, не забыв подтянуть к себе поближе внушительных размеров бутерброд.

– Да нет, по деревне, которая провалилась. От оперов сегодня кто?

– Лысый хрен, – и с аппетитом вонзился зубами в кусок.

– Какой именно? – усмехнулся Бирюк, – У вас тут лысых, как в бильярдной.

– Доцент.– невнятный ответ сквозь набитый рот проголодавшегося человека.

– Толик? О, он-то мне и нужен. Там, наверное, уже лиц установили, кто пропал.

– Ага, – кусок пошёл по назначению, подталкиваемый хорошим глотком кофе.

Обшарпанная ногами многочисленных посетителей лестница, пустые коридоры с убогими скамейками, безликие двери с табличками. Дородная и неопрятная уборщица с довольно пропитым лицом, большой шваброй гоняет грязную воду по полу. На дальней лавке тихо сидят две девицы и, скрашивая долгое ожидание, курят втихаря под ворчание уборщицы. Всё давно привычно и знакомо.

С Орловым они приятельствовали несколько лет. Толя, как и всякий хороший опер, являл собой вопиющее противоречие – это был мягкий, добрый человек, но цепкий и хитрый, как сто китайцев, едва дело доходило до работы.

Бирюк постучал в полированную дверь с безликими цифрами «432», не дожидаясь ответа, заглянул. Увидев его, Толя широко улыбнулся.

– Иваныч, здорово, заходи. Каким ветром большое начальство занесло в наши палестины? А я дежурю сегодня.

– Я в курсе.

– Отлично. Садись вон за тот стол, Вовка в командировке, его до послезавтра не будет. Кофе, чай?

– Стакан тёплой водки и ком слипшихся пельменей.

– Гурман вы, однако, батенька, – хмыкнул Толик, включая кофеварку.

В это время зазвонил внутренний телефон. Орлов снял трубку.

– Привет. Ага, здесь. В ухо ему? Сейчас дам.

Он протянул трубку Юрию.

– Приказано вам в ухо дать.

– Да я уж понял. Каменев.

– Юра, – хрипнул из мембраны голос шефа. – Ты уже приступил?

– Почти.

– Быстренько дуй на Потанинскую. Матрону помнишь?

– Секунду, дай подумаю…. А, эта, которая с драконом?

– Вот-вот, она самая. Информация прошла, что взялась за старое. Хватай кого из своих и отработай.

– Понял, – буркнул он, кладя трубку.

– Что?

– Шеф заданием загрузил. У тебя список по Леоновке этой далеко?

– Тут, – хмыкнул Толя и полез в сейф. – Держи, я специально лишний экземпляр сделал. Тебе куда сейчас?

– На Потанинскую. Подбросишь?

– Не вопрос. Пошли.

…Аглая сидела, бездумно глядя на экран телевизора, где корчил рожи престарелый комик. В голову невольно лезли воспоминания. Пятнадцать лет минуло с той поры, как она поселилась в этой деревне. Никто не знал, откуда она пришла. Не знала и она сама. Просто в один прекрасный день вышла из леса, ничего про себя не помня. Старая бабка, бывшая когда-то в деревне учительницей, устав от одиночества пригрела её в своей покосившейся избёнке и назвала Аглаей.

Врачи только руками развели, но беспамятство подтвердили законной справкой, по которой ей в милиции паспорт и выдали. Деревня – мирок очень замкнутый. Какое-то время поахали, посудачили да забыли за более насущными делами. А она, прожив лето у доброй старухи, по её совету поступила в библиотечный институт. Словом, человек как человек.

Вернувшись по распределению, бабки она уже не застала, умерла на Вербное Воскресение, а следом и избёнку озоровавшая ребятня спалила по нечаянности. Вот тогда, за смешные деньги и купила себе Аглая крошечный дом на самом краю деревенской улицы, под нависающими ветвями старой ели. Его слишком часто перепродавали – каждый новый владелец через год-полтора спешно, за сущие гроши продавал его любому желающему. Среди местных, дом этот пользовался дурной славой.

Деревенская жизнь кажется пасторалью только тому, кто никогда не варился в этой каше. Крестьяне – люди совсем особого склада. Пресмыкаясь перед любым представителем власти, они всегда были себе на уме. Тянут себе в дом всё, что можно и что нельзя, лишь бы не поймали. Заезжих не слишком-то привечали и долго присматривались.

Не сразу и не вдруг наладилась здесь жизнь. Поначалу повадилась к ней соседка, крепкая моложавая старуха Романиха. Для Аглаи не составило труда понять – что у той на уме, она и не такое могла. Её природный дар и информация болтливых соседок помогли быстро восстановить объективную картину.

Ларчик открывался довольно просто. Выгода. Выживая скандалами и повседневными сварами очередного хозяина, соседи беззастенчиво и совершенно бесплатно пользовались большим земельным наделом с прилегающим к нему сенокосным участком. Пустующие стайки, амбар и навесы для хранения сена служили надёжным подспорьем для их огромного по местным меркам хозяйства. Да, что греха таить, пустое подворье было надёжным укрытием при скупке и хранении краденного. Лишиться столь жирного и лакомого куска, что давно считали своим, из-за какой-то пришлой бабы? И тогда, от лёгких угроз перешли к прямим военным действиям.

Аглая лишь посмеивалась над жалкими потугами извести её. Неумелые заговоры Романихи она отводила, что называется, одним мизинцем. Попытки засушить её, ставя свечки «за упокой», вызывали лишь брезгливую усмешку – только такая тёмная дура могла не знать, что действует это только на таких же, как она сама. Она и сама не знала – откуда у неё это умение, но память была под надёжным замком забытья. Но какая, по большому счёту, разница?

Попытка мордобоя привела лишь к тому, что два удара тяжёлой палкой пришлись почему-то не по голове нахальной соседки, а по стоящему рядом мужу. Подключение великовозрастного сынка, пришедшего с очередной отсидки и имевшего многозначительную кличку Дуня, желаемых результатов тоже не дало.

В итоге, Романиха, которую деревенские боялись, считая ведьмой, как-то враз ссохлась, истаяла и стала смахивать на почерневшую сухостоину. Мужа её вскоре хватил удар и он коротал денёчки, сидя на лавочке возле дома. Деревня призадумалась. Аглаю стали побаиваться. Хотя косточки перемывать не забывали.

– Ну, не дура ли! При нынешних-то свободных нравах никто б не и не осудил.

– А она в шею гонит!

– Мне бы, бабоньки годков, поубавить, да мужичка под бочок.

– Во-во, и я б не «выпендривалась».

– Коль попал мужичонка, держи… их теперь не густо. Хоть и не принц, да вроде как заступа.

Однако, после того, как Аглая «пожурила» скалкой наглого пастуха, на совести которого был океан бабьих слёз, языки прикусили. Любые мысли на счёт «проучить гордячку», сходили на нет сами собой. А тот факт, что пастух по какому-то странному совпадению, стал страдать мужской немочью, заставил мужиков призадуматься, и, по здравому размышлению, прийти к выводу, что к лесному медведю приставать с ласками и то безопаснее. Озабоченные стали обходить её дом стороной, что Аглаю вполне устраивало.

Один только агроном «копытил у» порога. Престарелый кобель, по которому млели все деревенские матроны, по сию пору с жаром вспоминали о его былых шалостях. «Старик Козлодоев» местного розлива всё ещё был холост и упорно не отвязывался, лелея вздорные надежды.

И отшить было невозможно – грубостей он не допускал, с руками не лез, а изводил нудным приставанием. Объяснить ему что-либо – было нереально, намёков он понимать не желал, на колкости реагировал, как на шутки. Впрочем, Аглая по его поводу переживала не более, чем на вечерних комаров – неприятно, конечно, но не более того.

…Она медленно шла по весеннему лесу. Вышла на полянку и остановилась. На пеньке сидел незнакомый ей косматый дедок с бутылкой пива в руке. Он отхлебнул и довольно зажмурился, словно кот.

– Здравствуй, девонька.

– Здравствуйте. Вы в гости к кому-то приехали?

– Не угадала. Я тут всю жизнь живу.

Он снова отхлебнул из бутылки, по заросшему густой бородищей лицу побежали довольные лучики.

– Леший я, – доверительно сообщил дедок.

Она промолчала, а он укоризненно покачал косматой головой.

– Неладное подумала, красавица. Не псих, а леший. Что за люди, честное слово! Лет сто отдохнёшь, а тебя уже в собственном лесу признавать не хотят.

– Ну, извините, – улыбнулась Аглая. – Мне же меньше ста лет. Откуда же мне знать, что вы леший?

– Ну, бабы, – хмыкнул он, – хотя, что с вас возьмёшь? Моя-то, лахудра старая, уж скоро плесенью покрываться начнёт, а и то, спроси возраст, беспременно на сотню-другую годков поубавит. В меньшую сторону, понятно дело.

– Природа женская такая, – согласилась Аглая, думая о своём, и только тут до неё дошло: «Он, что, не поверил, что мне меньше ста лет?! Ничего себе!»

– Тоже верно, – не заметив её оторопи, согласился дед.

С сожалением посмотрел на пустую бутылку, дунул – и она исчезла. Аглая охнула.

– Чего это ты? – удивлённо уставился он на неё.

–Тебе, дедушка, не лешим, а факиром в цирке работать.

– А чо? – с форсом сказал Леший. – Я запросто. Только недосуг, весь лес мне засрали поганцы.

– Люди же так не умеют, как ты, – примирительно заметила Аглая.

– До мусорки донести тоже не умеют? – язвительно прищурился дед, – А ты, что ж, не признала меня, чо ли?

– Нет, – озадаченно мотнула головой она. – А что, я вас знать должна?

– Дык, это… – замялся Леший. – Я ить, язви его… попутал, должно! – нашёлся он, наконец, – да, попутал. Вишь, ты, какое дело, обознался я. На… На сестрицу мою ты шибко смахиваешь. Ну, прям вылитая… – он, такое впечатление, прикусил язык, глядя на неё чуть ли не с испугом.

– Как вы сказали? – быстро переспросила она.

– Я-то? – переспросил тот, явно, затягивая время.

– Вы, вы, – нетерпеливо повторила она.

Что-то она услышала, от чего ворохнулось сердце. Показалось ей, что ещё вот-вот, и вспомнит она что-то главное.

– Хм, – Леший явно смутился. – Знаешь, красавица, ты меня меньше пытай, мне и брехать не надо будет. Ну, прощевай, милая, недосуг мне.

И, шагнув за корявый пень, как сквозь землю провалился. Она постояла немного, бездумно глядя на голый ещё куст рябины. Потом повернулась и медленно побрела назад. Настроение почему-то испортилось. Она и не подозревала, что Лешак следует за ней о бок тропы, ни одним звуком не выдавая своего присутствия.