Текст книги "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья"

Глава 3
Талиг. Лаик
400-й год К.С. 12-й день Осенних Молний

1

Ноха походит на Лаик, Багерлее походит на Лаик, Старая Барсина походит на Лаик… Лаик – мерило всему, ведь это юность, которая есть у всех, а у Ро, унара Робера, она была еще и счастливой. Дедовы наставления не помешали Эпинэ сойтись с однокорытниками. Они, тогдашние, ничего не делили, никому не завидовали, не разбирались, кто – «навозник», а кто – эорий, это пришло потом…

– Мне тут было хорошо, – признался Иноходец капитану «фульгатов», – но я ужасно хотел в Торку.

– Куда ж еще? – ничуть не удивился «закатный кот». Это он привез письмо Савиньяка и нашел графиню, а сейчас тащил фонарь, причем делал это залихватски. – Больше не хотите?

– Хочу! – чуть ли не крикнул Эпинэ. – Там все понятно, а я никакой не маршал! В лучшем случае полковник.

– Врешь ты все, – зашедший с другого бока Салиган подхватил Робера под руку. – Те, которые в лучшем случае полковники, держат себя исключительно за маршалов. Первых. Осторожно, тут ступенечка…

– Я помню, – засмеялся Иноходец, который на самом деле помнил и лестницу, и коридоры, и узкие высокие окна. – Сколько лет не вспоминал, а помню! Раймон, я рад, что мы на «ты»!

– Могилки сближают, хотя случается и наоборот. То есть вот-вот случится.

– Что случится?

– Валме собрался изящно помстить, – объяснил Салиган, поправляя встопорщившуюся куртку. – Мне понравилось, хотя обычно я за простоту. Взять тех же ворон, вроде и простенько, но смачно.

Вороньё данариям шло замечательно, но вспоминать об оставшемся за метелью городе было, нет, не больно – не ко времени. Вечер при всей своей странности выдался добрым и слегка безумным, портить его не хотелось. Эпинэ слушал вполуха болтовню не прекращавшего войну со своей одежкой Салигана и не знал, как объяснить неряхе-дуксу, что они теперь больше, чем родня. И дело не в Марианне, не в спасенных беженцах и даже не в выстреле по щербатой нечисти, – просто, когда в Олларию вломился Шар Судеб, Салиган встал рядом. Они вместе уходили из дворца, бросали в водопад золото, хотели жить и готовились умирать… Сколько погибло, но они уцелели и теперь не должны потерять друг друга из-за какой-нибудь ерунды. Со смертью не поспоришь, дела есть дела, но ведь случаются и обиды на пустом месте, ошибки, непонимание и еще что-то непонятное, раздирающее близость. Ты не предаешь, не забываешь, пытаешься быть откровенным, поднимаешь стаканы, а дружба тает, как сахар в кипятке…

Откуда вынырнул черноволосый унар, Робер не заметил, но держать в Лаик мальчишек было несусветной глупостью, пусть данарии и обходят поместье стороной. Разве что парень, когда начались погромы, прибежал сюда в чем был. Слуги его пустили, дали одежду… И все равно хорошим это не кончится!

– Его нужно забрать, – шепнул Эпинэ Ворону, словно бы не замечавшему пристроившегося рядом паренька. – В Аконе он не пропадет.

– Если Рамон отдаст, берите.

– И не подумаю, – огрызнулся Салиган. – Я слишком долго страдал в одиночестве, никто меня не понимал, не встречал и не кусал. Наконец на меня шмякнулось что-то вроде искупления, и тут некоторые готовы меня лишить…

– Раймон, давай потом, – попросил ничего не понимающий Эпинэ. – Унар, ваше имя?

Парнишка обернулся на голос – он был одно лицо с Рокэ! Вот, значит, как…

– Вы похожи, – не выдержал Эпинэ. Шестнадцать лет назад Катари было немногим больше десяти. Шестнадцать лет назад к услугам Алвы был весь мир! – Как его зовут?

Унар за себя ответил сам, однако Робер не разобрал – в левый глаз плеснуло болотной зеленью. Иноходец вздрогнул, но это была всего-навсего свеча в старческой руке – монахи вернулись в родную обитель, им было куда возвращаться.

– Танкредианцы ушли из Нохи, – торопливо объяснил Робер, – ничего не смогли сделать и ушли, потому мы их и не встретили.

Человек со свечой медленно повернулся. Это был дед! В своем любимом колете, с короткой алисианской бородкой – он так ее и не сбрил. Старый герцог требовательно глядел в лицо последнему внуку, и Робер не выдержал.

– Вы ошибались, – отчетливо произнес он, пытаясь унять разгоняющееся сердце. – Я исправлю, что смогу, но говорить нам не о чем. Постараюсь вас не проклясть…

– Сейчас зарыдаю, – неожиданно шмыгнул носом убийца семьи, – увы, я, как всегда, без платочка. Одолжите и проклинайте, но я не отдам.

Дед смеялся, рядом ничего не понимал малыш с перевязанной рукой и какие-то унары со свечами, разглядеть их мешал хохочущий Повелитель Молний, внезапно метнувшийся наискосок гигантским, взлетающим из-под самых ног голубем. Что-то резко сдавило плечо, мигнул красноватым дверной проем; какой высокий порог, даже странно.

– Странно…

Ни деда, ни унаров, ни зеленых свечей! Кажется, холодно, кажется, тянет дымом. Рядом – Уилер, так вот кто его удержал! В нешироком проходе их четверо, впереди, за порогом, свет. Совершенно обычный.

– Осторожней.

Второй раз Робер не споткнулся. Полутемное помещение казалось на редкость уютным, а горящий в гнезде факел позволял рассмотреть каменный стол, деревянную унарскую скамейку, строгую статую с совой, еще одну дверь.

– Я собирался заглянуть сюда завтра, но на закате это как-то логичнее. – Алва запрокинул голову, разглядывая потолок. – Очень необычный Покой озарений.

– Левий вроде бы назвал его удивительно приятным, – заметил оказавшийся тут же Марсель. – Готов согласиться, хотя скамейка выпадает из общего стиля. Если я еще не говорил, то кардинал сюда лазил вместе с графиней Савиньяк, а та написала батюшке… Робер, что с вами?

– Ничего… Потом объясню.

– Объяснишь потом, – кивнул Алва, – а отдохнешь – сейчас. Садись. Когда придешь в себя, Уилер тебя проводит в галерею.

– Не нужно, – сейчас он немного посидит и вспомнит… вспомнит что-то важное. – Я подожду здесь.

– Я за ним пригляжу. – Салиган запахнул строптивую куртку и ловко оттер Уилера. – Я умею, так что кощунствуйте спокойно, не торопитесь.

– Спасибо, – хорошо, что Раймон остается, он поймет… – Я в самом деле сяду.

Приветственно скрипит скамья, рука нащупывает буквы на тыльной стороне спинки – чей-то вензель… Чья-то юность… Теплое дерево, прохладный гладкий камень, непроглядно-черный и при этом блестящий, как зеркало в ночи. Камень ловит отблески огня, обычное дело, а кажется – в глубине мечутся полузнакомые тени. Грациозно изгибается выдра, ловит ветер хищная птица, взмывает в прыжке рогатый олень, трясет гривой одинокий конь. Олень. Конь. Снова черный олень в круге света. Багерлее, скованные руки, кровь… И сова. Откуда здесь сова?

2

– Диамнид… – Алва тронул рукой мрамор. – Он решил, что о нем будут знать только это. Что ж, быть по сему. Уилер!

– Монсеньор?

– Утром вернете плиту на место и обрушите лестницу.

– Будет сделано, – заверил «фульгат». – Ни одна сволочь не доберется.

– Именно, – рассеянно кивнул Алва, направляясь к следующему надгробию. – Итак, их было семеро, и они все испортили.

– Э, – не выдержал Марсель, – выходцы такого не говорили, и вообще, мы лезем или нет?

– Лезем? – глаза Ворона смеялись. – Ты часом не помнишь, кто за каждым завтраком требует от меня впредь обходиться без дыр?

– Это не дыра, – зашел с другой масти Валме, – это отверстие, причем рукотворное.

– Трижды, – уточнил Рокэ. – Одноглазый мальчик, о котором так беспокоится Арлетта, не мог бросить гробницу открытой. Времени у него было мало, но совесть и солдаты имелись… У кого здесь было первое, но нет ни второго, ни третьего?

– Ты ужасен! – прыснул Марсель. – Я, между прочим, от удивления чуть на зверя не сел.

– Рамон застиг тебя врасплох. Зачем вам вообще понадобилось кощунствовать? Веселее было сунуть эту радость во вьюк к Лараку и ждать результатов.

– Салигану нужно вернуться, а барон ведет себя как свинья, – Марсель опять злился, правда, не на Алву. – Когда я сказал, что Марианна умерла, этот вдовец даже не прослезился. У него не душа, а… Рожа!

– И тебе хочется, чтоб она шмякнулась? Ничего не имею против, но почему я должен лезть в дыру?

– Не должен, но ты меня приставил к Лараку, это способствует помрачению. Хорошо, лезу я, не оставлять же…

– Ну нет! Теперь я тоже играю, – перебил Алва. – Уилер, в гробнице спрятано нечто, влекущее воров. Найдите и заберите.

– Сейчас. – Фульгат отцепил саблю и вытащил из кольца факел. Он не боялся ни мертвецов, ни выходцев, и ему доверял Савиньяк. Любопытно, сколько времени понадобится лучшему разведчику Северной армии и полезет ли он в гроб?

– Покойника не тревожьте, – посоветовал примеривающейся к лазу спине Ворон, и Уилер исчез.

– Зачем только мы к Премудрой ездили и каменюку поливали? – буркнул Марсель. – Ты и так сквозь стены зришь.

– Не зрю, – Рокэ для вящей убедительности тронул надгробие, – а вот ты навел меня на мысль.

– Не тревожить усопших?

– Это мне объяснили лет тридцать назад в Алвасете, но сейчас дело в тебе. Человек со вкусом, к тому же лично знавший господина Альдо, не станет без крайней необходимости копаться в костях.

– Не стану, – подтвердил виконт и понял, что Ворон опять нашел лучшее решение – выбирающийся из гробницы Уилер был прекрасен в своем обалдении, которое и не пытался скрыть. При этом «закатный кот» умудрился вытащить сразу всё, насадив кубок на меч, а корону – на ручку факела. Мечущееся пламя играло с реликвиями в пятнашки – вспыхивали и тут же гасли разноцветные искры, их отблески киркореллами скакали по белому мрамору и пропадали, словно прятались в видимые лишь им норки.

– В вазах оно было, – доложил Уилер. – Больше красть там нечего, только в гроб я все-таки глянул.

– Зря?

– Как сказать… Ворюга торопился, все в кучу сгреб. Что мог, я поправил, запер и ключ забрал.

– Савиньяка можно с вами поздравить. Марсель, прими кубок и корону. – Алва забрал у тут же отошедшего «фульгата» меч и знакомым движением несколько раз крутанул вокруг кисти. – Баланс просто отличный…

– Это все, что ты можешь сказать?

– Сейчас – да. Ненавижу смерть.

Лучше бы он крикнул, топнул ногой, поклялся кровью. Хотя хватит с него клятв… И смерти тоже хватит.

– Извини, – Марсель тронул бы кэналлийца за плечо, но в одной руке был кубок, а в другой – корона. – Мы с Салиганом не подумали – дураки… Особенно я с этой дырой!

– Ты? – Алва почти улыбнулся. – Дело не в тебе, просто вспомнилось. Меч, жезл, Левий… Мы ведь так толком и не поговорили.

3

– Ваше высокопреосвященство, позвольте вас поблагодарить.

– Охотно, но за что?

– Вы не справляетесь о моем самочувствии, а ваш врач оставил меня в покое.

– Брат Анджело – лучший из известных мне врачей, его святейшество он тоже не донимал. Тем не менее рискну скатиться до пошлости и поинтересуюсь, не нужно ли вам чего-нибудь из того, что доступно кардиналам.

– Пришлите мне кошку.

– Пьетро, принеси Альбину.

Почти неслышные шаги, негромкий стук двери… Носить кошек – это тоже счастье, ходить, поднимать голову, не опасаясь свалиться без сознания, смотреть на собеседника не сквозь смешанную с кровью воду…

– Вы не помните, его святейшество не жаловался на сгнившие цветы?

– Нет, но он велел вынести из своей спальни все вазы.

– Благодарю вас. Теперь моя очередь спрашивать, не нужно ли чего вам.

– Надеюсь, вы понимаете, что бескорыстных клириков не бывает? Разумеется, нужно. Я балуюсь астрологией, однако ваш гороскоп, как и гороскоп первого Рамиро, ставит меня в тупик. Вы уцелели, когда шансов у вас почти не было, но…

– Умираю, когда должен жить? Меня это тоже занимает. Кстати о смерти, я бы не хотел, чтобы у вас возникли неприятности с моими друзьями. Возьмите.

– Что это?

– Письмо Савиньяку.

– Я тронут, но если астрология не заблуждается уже на счет мой и графа, я вряд ли смогу передать Лионелю Савиньяку это письмо, а он – прочесть. Не знаю, обратили ли вы внимание, но на так называемом суде прозвучало, что Оноре назвал «щитом слабых» именно вас. Вы должны выжить, маршал, не знаю как, но должны… Хотите шадди?

– Если он перебьет запах гнили.

– Я положу в два раза больше специй…

– Эпинэ, хватит спать, у нас тут такая прелесть!

– Я спал? – заморгал Робер. – Да, наверное… Это все еще Лаик?

– Она самая, – деловито подтвердил Салиган, – как тебе эти штучки?

Вот теперь Иноходец почти уверился, что спит. А что еще можно подумать, когда на черном каменном столе плюется алыми искрами корона, которую Рокслей с Мевеном вывезли в Эпинэ? Раймон фыркнул и опять запахнул куртку, на видение он никоим образом не походил, как и Рокэ с факелом. Эпинэ потер разнывшееся к снегопаду запястье и попытался сосредоточиться. Корона могла взяться только из Валмона, значит, она оттуда и взялась. Граф Бертрам совершенно справедливо решил, что регалии должны быть там же, где и король, вот и пошел на риск. Обошлось, то есть пока обошлось, до Кольца еще ехать и ехать…

– Надо было сразу отправить ее в Ноймар, – признал свою ошибку Робер, – то есть не сразу, а когда… я стал Проэмперадором.

– Папенька же вас уведомил, что больше, чем вы с Левием, сделали бы только трое, – напомнил Валме, – а сии куншты в Ноймар доставил бы разве что Арамона.

– До бунта мародеры крупные отряды пропускали, – не согласился Иноходец, – сейчас риск больше.

– Ординарные мародеры в данном случае были бессильны.

Молчат, улыбаются, смотрят хитро и чего-то ждут. Нашли когда и от кого!

– Знаете, на кого вы похожи? – развеселился Робер. – На закатных кошек, а я выпил, и вообще хватит с меня… мыслей и корон. Дайте мне полковничью перевязь и начальство, я буду воевать не хуже других.

– Эпинэ придется убить, – хмыкнул Салиган, – иначе сбегутся друзья Талига и примутся сажать беднягу на трон! Это же не король, а мечта любого прохиндея!

– Должны же они мечтать. Ро, ты примерял корону?

– Нет!

– Ну так примерь.

– Почему я?

– Так мы уже, – обрадовал дукс. – Лично мне жмет, а виконт понял, почему короли так любят казнить. Да ты сам попробуй.

– Лэйе Астрапэ, нет!

– Надень, – коротко велел Алва, и Робер надел. Голове стало жестко, тяжело и неуютно, а ведь в этом приходилось сидеть часами и что-то отвечать, решать, соглашаться, отказывать… Что делать дальше, Эпинэ не представлял, а Ворон не говорил. Зачем-то Иноходец повернулся, будто на примерке, теперь перед глазами был стол с каким-то кубком и пресловутым мечом, а вот жезл Валмон не прислал. Хотя это для Альдо жезл был талигойской реликвией, для прочих он – дар Эрнани Святого Эсперадору, только эсперадоров больше нет.

– Жезл надо вернуть, – Робер снял венец и аккуратно положил на черный камень. – Левий говорил про орден Славы, наверное, лучше им.

– Равнодушие к коронам всегда умиляет, но с оружием у тебя должно выйти лучше. Меч Раканов ты, надеюсь, в руках держал?

– Да. Для боя, для обычного боя, он не годится, но сталь хороша.

– А что скажешь теперь?

– Их почистили… И меч, и корону тоже, особенно камни. Марсель, у вашего отца замечательный ювелир.

– Папенька обожает, когда хвалят наших людей, но исключительно за дело. В данном случае их хвалить не за что.

– Да не понимает он намеков! – Салиган ухватил меч. – Мой дед мечтал, что я стану оруженосцем герцога. Я стал. Вот – герцог, вот оружие, и я его несу. Прошу!

Пальцы сами сомкнулись на лиловоглазой рукояти. Прошлый раз сию древность Робер трогал во дворце. Было пусто и как-то тревожно, он собирался ехать, но зачем-то завернул в малую тронную, долго смотрел на мертвое величие, потом все-таки взял.

– Лэйе Астрапэ! – Выпавшие камни можно вставить, но баланс!

– Это другой меч, – шепнул дукс, – и корона тоже другая, с ройями. Графиня Савиньяк совсем не умеет грабить могилки… О!

Негромкий свист поняли все – караульный предупреждал о гостях.

– Сейчас здесь будет очень весело, – пообещал Салиган, – ты только реликвию на столик верни и молчи.

– Хорошо, – с чистой совестью пообещал не расположенный к болтовне Иноходец, пристраивая «другой меч» рядом с короной. Раймон сунул руку за пазуху, негромко и хрипло пискнуло – в руке маркиза возмущенно извивалась кошка… Котенок. Салиган водрузил зверушку на стол, стащил куртку и набросил на регалии. Котенок пискнул еще раз, смешно разинув треугольный рот, и завладел образовавшейся кучей. Эпинэ еще успел задаться вопросом, почему у него такой длинный хвост, и тут в дверях окаменел барон.

4

Это осталось бы дивным, даже не окажись Коко бесчувственным репьем, но теперь это было еще и справедливо. Одни «справедливости» взрываются, другие таращатся на регентов, мучаясь сразу и неизвестностью, и подозрениями.

– Вы непредсказуемы! – Капуль-Гизайль все же победил столбняк и бросился на бастион. – Мало кто готов покинуть дружеский ужин ради не столь уж и впечатляющего некрополя! Милый Литенкетте сказал, что вы решили осмотреть нижний храм, однако я позволил себе усомниться. Каюсь, я заподозрил, что вы сочли общество герцога Надорэа чрезмерным и уединились в своих комнатах.

– Какая проза, – поморщился Алва. – А ведь в Лаик, случалось, исчезали по-настоящему. Впрочем, вас тоже есть в чем заподозрить, вы намекнули на что-то любопытное и сгинули.

– У меня возникли… сложности! Готти – дивное животное, но совершенно незыблемое. Я лишь сегодня понял, как спутник Лита становился быком, оставаясь при этом одновременно псом и Скалой, но я обижен…

Барон пытался ворковать – получался скулеж с взрыкиваниями. Салиган поочередно чистил рукава, Эпинэ с Алвой, видимо, все-таки слушали, юный подданный Леворукого дрых и, казалось, был здесь всегда. Коко догадался влезть в обысканную Арлеттой могилу, придет ли ему на ум согнать кота?

– Готти так долго пользовался моим гостеприимством, – жаловался Капуль-Гизайль лишь немногим хуже Бааты, – и что же? Он не пускает меня к моему же багажу! Конечно, там нет ничего ценного в банальном смысле этого слова. Я не рискнул взять с собой даже самый скромный презент графине Савиньяк, хоть это и вызов хорошему тону…

– Графиня вас поймет, – перебил Алва, – для нее, как и для нас, важнее ваши знания.

– Они принадлежат вам, но мне требуются мои записи, а Готти, он неумолим! Марсель, мой дорогой, объясните вашему льву, что он неправ, и мы воссоединимся за дружеским столом. Тема гальтарского искусства и его, если так можно выразиться, отблесков нами отнюдь не исчерпана, и она превосходно сочетается по крайней мере с двумя находящимися в нашем распоряжении десертами… Робер, вы так странно молчите, надеюсь, вы готовы к беседе о прекрасном?

– Если вы настаиваете.

– Будь я хозяином дома, я бы именно настаивал, но я всего лишь в гостях…

– Все мы, – зевнул Салиган, – будущие гости Леворукого. Кроме котов.

– Зато, – небрежно бросил Марсель, – всё, на чем лежал, лежит и когда-нибудь будет лежать кот, принадлежит сперва ему и лишь потом хозяину.

– Теперь понятно, почему у вас песик, – хмыкнул Салиган, – но это моя куртка, и она мне нужна!

– Раймон! – всплеснул крылышками барон, – вы завели животное? Какая неожиданность! Я просто в недоумении. Я еще мог бы представить рядом с вами алвасетского варана или йернского рогатого змеелова, но кот, зачем он вам?

– Поддался минутному порыву, – дукс ухватил спящего кота за шкирку и развернул мордочкой к себе, кот, само собой, заорал. – Это дитя не нужно даже собственной мамаше, не говоря уж о прочей родне, зато одинокому, никем не понятому дуксу в самый раз. Мы похожи уже сейчас, а когда Раймон заматереет, сходство станет очевидным даже твоим морискиллам.

– Вы дали зверьку свое имя?

– Только на хранение. Пока я – Жан-Поль, он будет Раймоном и Маркизом, а когда дуксию утопят в Данаре, станет Жан-Полем. Подержи-ка!

– Прости, но нет, – для убедительности барон отступил назад.

– Блох у меня не имеется, – заверил Салиган, накидывая куртку на плечи, – откуда им взяться у него? Э, да ты неважно выглядишь…

Дукс был тактичен, как посол, к тому же не кагетский – барон выглядел не просто «неважно», он выглядел кошмарно. Ноздри Коко раздувались, руки сжимались в кулаки. В свете факелов цвет лица не определишь, но Марсель почти не сомневался: лицо и шея вдовца побагровели. Шумно дыша, Капуль-Гизайль пожирал взглядом регалии, такие близкие и такие недоступные. Возмездие успешно вершилось, лучше бы вышло разве что с Рожей.

– Украл… – выдохнул Коко, – ты украл… Наушник, подонок, предатель, змея!

– Клевета, – Салиган дунул дрыгающемуся котенку в нос, – я не вор, не шпион, а дукс свободной Олларии, хотя и действую согласно иным обязательствам. Правда, я их на ваших глазах вернул, но что значит какая-то бумага…

Миг, когда барон бросился, залюбовавшийся дуксом Марсель позорно прозевал. В отличие от стоявшего вроде бы в стороне Ворона. Ухваченный за обе руки Капуль-Гизайль топорщился и пытался вырваться, но Рокэ мог запросто удержать Бонифация, бушующий Коко ему был на один зуб.

– Капуль, – светским тоном объявил Алва, – вы слишком чувствительны. Разумеется, Жан-Поль не крал животное, он его спас от прозябания в лаикской конюшне. Вот попытайся ваш друг присвоить, скажем, меч Раканов, его и впрямь пришлось бы признать вором и, невзирая на былые заслуги, предать суду. Мне, как регенту, это было бы неприятно, хотя мэтру Инголсу такой процесс доставил бы немалое удовольствие. Наш дорогой законник любит сложности, а похищение королевских регалий можно квалифицировать самым различным образом. От банального воровства, чреватого тюрьмой и полной конфискацией имущества, до оскорбления короны, кощунства и злоумышления на власть, а это уже Занха или, по военному времени, – казнь на месте. Вы успокоились, или вас еще подержать?

– Я спокоен, – мяукнул барон, и Марселю захотелось дунуть несчастному в нос. Он бы и дунул, но офицер для особых поручений при особе регента обязан вести себя пристойно даже после Олларии и полудюжины кэналлийского. Чувства тем не менее требовали выхода, Валме поднатужился и нашелся.

– Жаль, что регалии обнаружились, когда мы уже побывали в столице, – виконт, как мог изящно, развел руками, – я бы показал их Валтазару. Поганец почувствовал бы себя обокраденным и принялся бы страдать.

– Да, оплакивать нематериальное он не способен, – подтвердил Алва, выпуская Капуль-Гизайля. – Удивительный парадокс! Бестелесный дух помещает всю свою привязанность в предметы, как ему кажется, искусства, а вы, Констанс, при всей любви к материальным сторонам бытия превыше всего цените фантазии Иссерциала. Из этого можно вывести, что вы искупаете грехи Валтазара.

Барон нашел в себе силы улыбнуться, и Марсель нанес завершающий удар.

– Рокэ, – напомнил он, – нам с бароном пора на конюшню. Уже поздно, а мне еще убеждать Готти, что в багаже Коко нет, не было и не может быть ничего ценного.