Текст книги "Битва за Лукоморье. Книга 3"

– Ну так и вы обойдите, – посоветовал Алеша, прикидывая, не заглянуть ли ему в этот самый лес, который на картах вообще-то значился Сивым. С ведьмой всяко следовало разобраться, ну а если эта Мирава – волшебница, то хорошо бы ее на помощь высвистать. Люди незнающие склонны всякого чародея ведьмой или колдуном обозвать, им неважно. Знающим – важно.

– Нельзя обойти, – с явным сожалением вздохнул Боро, – то есть нам нельзя.

– Чем же вы так провинились?

– Да не мы… Лучше пусть хозяин обскажет, а то как бы я чего не того… Темнить не люблю, а без спросу говорить не велено.

– Тогда про зверье расскажи, – не сдержал любопытства Алеша. Нечисти и чудищ молодой Охотник навидаться успел, а вот диковины, от которых вреда никакого, а детишкам и не только – радость, богатыря влекли, как когда-то карусели с расписными деревянными конями.

– Непростые вы люди, китежане. Вроде и мимо ехал, а про наше зверье тебе уже ведомо. Откель?

– Ветром принесло, – не стал вдаваться в подробности Охотник, усмехаясь. На такие отговорки вояки не обижаются. Так и вышло.

– Ну ты и шутник! – хмыкнул «десятник». – Ветер… Ветрила… Мне ваши тайны нужны, как собаке пятая нога, только что тебе говорить, коли ты и так все знаешь?

– Не все. Кого везете-то?

– Да много всякого. Я в названиях ихних звериных не силен, но знаю, что верблюды горбатые есть, свиньи водяные, злющие. Еще змеи толстые, неядовитые, черепахи всякие, козы винторогие, кошка вроде нашей рыси, только прыгучая страсть… Птиц заморских до дури, мелочи носохвостой целый выводок, а всего ценней… как их… гирихтун порченый да безьян с единорожицей.

«Единорожица?! – до того скучавший Буланко аж гривой затряс. – Белая и рог хрустальный? Желаю видеть!»

– Надо же, какие чудеса везете, – богатырь тронул разволновавшегося жеребца коленом, мол, успокойся. – А прячетесь-то с чего?

– Мне не докладывали. Может, того… опасаются? Сдается мне, гирихтуна хозяин беззаконно добыл, с того на Русь и подался. У вас-то правил для зверинщиков нету, потому как мало их у вас. Скоморохи с медведями да козлами не в счет.

– Ну да, единорогов у нас днем с огнем не сыскать.

– И хорошо! Уж больно тварь норовистая, но уж лучше она, чем Огнегор!

– Огнегор?! – не поверил своим ушам Алеша, но быстро нашелся. – То есть… ну и имечко.

– Так здоровый он. Гора горой, и рыжий, с того и Огнегор. Жуткая зверюга, да еще и с придурью.

– Так он… зверь?

– Безьян лесной. Его Слобо, хозяин наш, у корабельщиков заморских сосунком откупил и растил как родного, вместе со Зденкой, младшенькой своей дочкой. Только безьян и есть безьян. Как в года вошел… ну того, сила-то бычья, а умом по-нашему, по-человечьи, дите дитем, все играть хочет да ласкаться. Других-то безьян, бедолага, в жизни не видал, так он хозяев за свою родню признал. Решил, стал быть, что это они самые и есть, безьяны-то. Сперва смеялись, потом не до смеху стало. Он же не только угукает, он же лапы тянет. Как разойдется, его только Филимон, обаянник наш, унять и может. Зденке, было дело, руку вывихнул. Ох, Слобо и разозлился! Не будь Огнегорка редким таким, нет, прибить бы не прибил, уж больно хозяин зверье любит, но с рук бы точно сбыл, а так велел дочке десятой дорогой обходить. Оно и верно, не дело девке с тварями дикими возиться. И так озорничает дни напролет. Замуж бы ее…

– Что, хороша?

– Костлява только, ну да ничего, как детки пойдут, так и раздобреет.

– Не всем лебедушками быть, – назидательно произнес китежанин, – журавушки тоже неплохи. Этот, на пегом, часом не хозяин ваш?

– Он, Слобо. Слышь, Охотник, я тебе про гирихтуна по дружбе сказал, ты того… не выдавай.

– Так ты и не сказал ничего.

– А и верно!

* * *

Слобо-зверинщик, моложавый, но седоусый, походил сразу и на торгового гостя с юго-запада, и на удалившегося от дел воина из тех же краев. Звали его Слободан, а если по-простому, то дядька Слобо, и был он говорлив и обходителен. Чистый трактирщик, сейчас меду поднесет, а потом за одну чарку сдерет, как за две. Впрочем, и средь воевод случаются болтуны, и харчевники порой сквозь зубы цедят, только о воронье не по белым воронам судят.

Начал дядька Слобо с того, что отчитал своих охранников. Нехорошо, дескать, дорогого гостя за порогом держать.

– Ну какой же я гость? – возразил Алеша. – Не жури стражу. Мимо ехал, любопытство одолело, они и приветили.

– Любопытство чужое меня и кормит, – подмигнул зверинщик, – сейчас все расскажу, покажу, а потом, глядишь, и ужин поспеет, а там и до дела дойдем.

«Про единорожицу скажи, – завел свое Буланко, – пусть покажет».

– Посмотреть не откажусь, – напрямую отвечать коню при чужих Алеша избегал, да и не ждал Буланко ответа. Вот напомнить о чем-то мог или совет дать, чаще всего толковый. – Говоришь, дело?

– После ужина. Коня можно у крайних возов оставить, там до ручья два шага и трава еще свежая, или овсом угостить?

– Он не откажется. Если заночуем.

– Еще бы не заночевать, солнышко вон как низко. Что тебе сказали уже? Повторяться не хочу.

– Да мы все больше про зверье говорили. Любопытство берет, что это за носохвосты такие.

«И единорожица!»

– Еще, говорят, единорожица у вас есть.

– Да много чего есть, проще показать. За тем и еду, надоело скитаться, а про Русь хорошо говорят. Спокойно здесь у вас да справно. И денежки у людей водятся, и любопытства хватает – самое то, чтобы нашему брату осесть, домом обзавестись, сыновей женить, дочку пристроить. Зверинец мой и сейчас неплох, а если дела пойдут, еще краше будет. Птиц-зверей заморских со всего света соберу, дай только срок…

Зверинщик болтал вроде и весело, и складно, но время от времени замолкал, точно ждал какого-то вопроса и дивился, что его нет. Когда добрались до первых возов, за которыми вперемешку паслись верховые и тяжеловозы, Алеша в этом уверился окончательно.

– Лошадок своих мы тут оставляем. Развьючивать твоего? – Слобо очередной раз значительно замолк. – Люди у меня знающие, надежные.

– Я сам, – отрезал, спешиваясь, Алеша. Подпускать кого-нибудь к своей поклаже он не собирался.

– Ну как знаешь… – протянул тоже слезший со своего пегаша зверинщик, следя за Охотником сразу с нетерпением и легкой обидой. – Собрат твой нам доверяет, не жалуется. Вон его Гнедко, у красного воза.

«Мерин, – немедленно доложил Буланко. – С того и жирный. Плохо быть мерином».

Лоснящийся гнедой с белыми бабками, на вкус Алеши и впрямь перекормленный, почуяв взгляд, поднял голову и добродушно фыркнул. Задираться он и не думал, обычные лошади редко задирают богатырских коней, разве уж вовсе дикие и гордые собой жеребцы, да и то до первой трепки.

– Хорош, – со значением произнес Слобо, – да твой лучше.

«Зачем сравнивает? – немедленно обиделся Буланыш. – Еще б тебя с каким увальнем сравнил!»

– Да, мой лучше, – согласился богатырь, со всем вниманием разглядывая злополучного мерина. При всей своей ухоженности Гнедко казался слишком уж заурядным, хотя братья на ком только не ездят. Хороший Охотник отнюдь не всегда хороший наездник, пусть это и приветствуется.

– Жди тут, – тихонько велел Алеша коню. – Гляди, с чужими конями не задирайся.

«Много чести, а травка хороша. Про единорожицу спроси».

– А звери-то ваши где? – словно бы ненароком полюбопытствовал богатырь. – Погода хорошая, неужто в повозках держите?

– Дальше, на опушке у ручья. И с дороги не видать, и лошадки не волнуются, – объяснил уже на ходу Слободан и внезапно насупился. – Хитро у вас, у китежан, все устроено. Плащи эти, знаки тайные… Я-то человек простой, привык людей по имени звать, особенно, если в пути, а с вами и того нельзя. Брат да брат…

– Отчего ж нельзя? Алешей зови. Мне скрывать нечего, это ты что-то крутишь.

– Да не кручу я! Просто с вами говорить, как меж яиц выплясывать да еще с завязанными глазами! То не поминай, туда не гляди, там не ходи… Голова кругом, а деваться некуда, сам я не справлюсь.

– Ну и с чем ты не справишься?

– Да все с тем же! Собрат твой, когда на помощь звал, не сказал разве, зачем?

– Собрат собратом, – выкрутился все меньше понимавший китежанин, – да голова себе я сам. Если помощь нужна, так прямо и скажи.

Зверинщик свел черные с проседью брови, походя рыкнул на кого-то с ведрами и принялся обстоятельно, с вывертами, объяснять то, на что у «десятника» Боро ушло с дюжину слов. Нужно было протащить караван сперва мимо засевшей в башне не то чаровницы, не то ведьмы, а затем мимо гиблых пустошей, в которых якобы гнездились какие-то «нети». Люди мимо ходить могли и ходили, потому что имели душу, а вот в зверей, особенно больших и диких, эти самые «нети» так и норовили вселиться, после чего в новом теле начинали людоедствовать. Все это очень походило на бабьи сказки и почти наверняка ими и являлось, однако зверинщик верил в гвоздеевские страхи твердо.

Про колдунью-отшельницу и опасные для зверья пустоши Слободан услыхал в Ольше, когда задумал податься на Русь и выяснял, как бы это половчее сделать. Добрые люди объяснили, что лучше всего найти Охотника и уговорить, чтобы проводил до самого Великограда. Слобо пригорюнился, и тут ему сказочно повезло – в пригороде Ольши по каким-то своим делам объявился китежанин. Сторговались, и сразу же в дорогу, только чем ближе был Гвоздеев, тем больше Охотник хмурился и наконец признался, что не рассчитал своих сил. И если за ведьму он ручается, то есть не за саму ведьму, а за то, что с ней управится, то протащить столько зверья через пустоши в одиночку сможет вряд ли, нужна помощь. Слобо тут же согласился, и китежанин послал весточку собрату.

Думали, ждать придется не меньше, чем с четверть месяца, а и дня не прошло, зато теперь все в порядке будет. Только и осталось, что с платой решить. Будет справедливо, если Алеша получит одну треть, а его собрат две, ведь он как-никак от самой Ольши караван охраняет, уже два дурных места миновали, никто и не заметил. Охотнику, правда, после того худо становилось, ну да дело его такое, сам выбрал.

– Ну, Алеша, – от волнения зверинщик аж остановился, – что скажешь? Возьмешься? Раз уж все равно здесь…

– Поглядим, – как мог спокойно бросил подобравшийся китежанин. – Для начала с братом побеседую.

– Оно конечно… Только я… ну… поиздержался. Нет, скажи мне Охотник сразу, что один не сдюжит, я б выкрутился. Может, продал бы кого… И работы меньше, и деньги б водились, а так, сам понимаешь…

Алеша понимал, но отнюдь не то, что суетящийся хозяин, которого впору было не то изругать последними словами, не то утешить, но все-таки больше – изругать.

– Хватит, я понял, – прервал затянувшиеся объяснения богатырь. – До Великограда вы если не так, то эдак доберетесь, но через голову брата ни о чем с тобой договариваться я не буду. Где он?

– Должно, с Филимоном, обаянником моим. Дела у них какие-то чародейские.

– Пошли к ним.

– Ну и суров же ты, парень.

– Каков есть, – отрезал Алеша, и Слобо послушно двинулся мимо повозок, больше похожих на расписные летние сторожки.

Возле одной на разрисованной ягодами и листьями подножке грызла орешки юная смуглянка в замызганном переднике поверх ярко вышитых одежек. Темные с бронзовым отливом кудри стягивала малиновая лента, на шейке поблескивали простенькие бусы из стеклянных шариков, а к обутым в видавшие виды сапожки ногам жалось нечто несусветное. Головой оно напоминало пресловутых шен-га, как их рисуют в китежских книгах, только поушастей, а телом – длинноногого кабана, но было безволосым и к тому же ярко-розовым.

– Зденка, – с явной гордостью представил девицу зверинщик, – дочка моя и помощница. Никто лучше нее с мелочью не управляется. Нет, сыны у меня тоже молодцы, увидишь их еще, но Зденка, она прямо чует…

Застигнутая врасплох помощница при виде батюшки с гостем выронила свои орешки и торопливо вскочила, явно огорчив розовое существо, бестолково затоптавшееся на месте и затрясшее ушами. В левом болталась дешевенькая серьга с малиновым стёклышком, похоже, хозяйкина.

– Кто это? – не сдержал улыбки Алеша, но девица поняла по-своему.

– Мальчик, – коротко бросила она, хмуро глядя на отца. – Зовут его так.

– А сам-то он кто?

– Слониша со Среднемо́рских островов. Батюшка, нам что, одного дармоеда мало было?

– Помолчи, – в голосе Слобо слышалась откровенная досада. – Не твоего ума дело. Не слушай ее. Взъелась она на вас, китежан, а с чего – не понять.

– Не понимаешь, потому что не хочешь, – отрезала девушка, а розовый слониша поднял нос-хобот и скрипуче протрубил. Видимо, согласился.

– Вот ведь крапива ходячая! – поморщился счастливый родитель. – Дождешься, выдеру, не посмотрю, что невеста уже.

Зденка не то пожала, не то передернула плечами, ярко блеснули бусы. Она в самом деле была крапивой, и красивой она тоже была, но сейчас о своей красе не думала.

– Постой, Слободан, – Алеша сам не понял, как ухватил закипающего зверинщика за плечо. – Пусть скажет, что с нами, Охотниками, не так. Страсть как узнать хочу.

– А ты головой подумай, – Зденка повернулась, явно собираясь уйти, – авось догадаешься.

– Куда?! – Слобо ухватил непослушную дочь за плечо. – С нами пойдешь! Ишь, расфыркалась тут…

Зденка неожиданно потупилась, потрясла головой, будто очнувшись. Раздражение с ее лица как стерли.

– Прости, батюшка, – негромко произнесла она. – И ты, гость, прости. Может, птиц моих посмотришь? А то солнышко сядет, уснут они, а с братом ты потом переговоришь. Как раз и ужин поспеет.

Может, Алеша бы и согласился, будь они вдвоем, а верней всего и нет. Уж больно хотелось побыстрей с собратом встретиться.

– Прости, Зденка, птиц я утром посмотрю, – Охотник тоже опустил глаза и увидел, как розовый слониша обнял хоботом ручку хозяйки. – А сейчас – дело.

– Была бы честь предложена, – вновь сверкнула карими с прозеленью глазами зверинщица. – Грозился петух утром кукарекнуть, да лиса ночью пришла.

– Примолкни, – прикрикнул отец, не выпуская дочкиного плеча. – Язва! Накличешь еще… И впрямь пошли, пока сговоримся, как раз чорба [6]6
  Чорба – густой наваристый суп.


[Закрыть] поспеет.

Осеннее солнышко, словно прощаясь, ласкало все, до чего могло дотянуться, и отвергать эти ласки не хотелось. При таких погодах ничуть не удивляло, что обаянник с гостем устроились на открытой телеге, доверху заваленной тюками с каким-то особо душистым сеном, как тут же объяснил Слобо, для винторогих газелей, бывших большими привередами.

Обаянник, внушительный дядька в подбитой мехом ольшанской серой безрукавке, сидел к подошедшим спиной и что-то рассказывал, для пущей выразительности размахивая руками. Слушателя из-за него разглядеть толком не удавалось, Алеша мог оценить разве что ширину обтянутых распашнем плеч предполагаемого собрата и кусок ухоженной бороды.

Обойти воз китежанин не успел, не отстававший от хозяйки слониша вновь громко и совершенно не к месту протрубил. Прервавший на полуслове рассказ обаянник обернулся, явив гостю красный, говорящий о многом нос, и открыв собеседника, рослого парня, нет, пожалуй, пусть и молодого, но уже мужа. Русая борода и длинные усы прибавляли детинушке солидности, как и видневшаяся из-под распашня добротная одежда. На широком поясе богатырь углядел дорогущий кинжал западной работы, но всего занятнее оказались полезшие от удивления мало что не на лоб глаза.

– Вечер добрый, Охотник, – с достоинством произнес Слобо, – вот и товарищ твой подоспел, сейчас все и обсудим. А ты, Филимон, уж не обессудь, погуляй пока.

– Ну, привет, братец, – руку в китежском приветствии Алеша поднял для порядка, по привычке, хотя уже не сомневался, что перед ним самозванец – и распашень не в Китеже шит, и руны на капюшоне неправильные, и, главное – смотрит, ни худа не понимая.

Нет, понял! Не жест, не слова: то, что его раскрыли. Прибрюшистый обаянник и сморгнуть не успел, а лже-Охотник уже перекатился к дальнему краю воза, молодецким прыжком слетел наземь и в следующий миг исчез в густых кустах – те только и смогли, что затрещать под воистину лосиным напором. Не сплоховал и Алеша: под двойное оханье чародея и зверинщика сбросил распашень и метнулся через воз следом за беглецом. Давать обманщику время на то, чтобы затеряться в зарослях, китежанин не собирался – бегай потом по чащобам, вылавливай. Ничего зловредного ни они с Буланышем, ни вязь китежанская не чуяли уже давненько, но разобраться с самозванством было нужно.

В заросли Алеша нырнул, отстав совсем ненамного, лишь на мгновение задержался, чтобы по шуму определить, куда движется лже-собрат. Тут же выяснилось, что ходить по лесу хитреца не учили, ну или он был очень скверным учеником. Слышал его богатырь просто отлично и вначале, когда тот сохатым ломился прочь от лагеря, и дальше, когда свернул в сторону и попробовал красться тихо. То есть это ему самому казалось, что тихо, но шум дыхания и шорох то и дело цеплявшейся за ветки одежды выдавали голубчика с головой. Китежанин лишь хмыкал про себя, легко скользя сквозь заросли: подобные «хитрости» могли сработать разве что с неумехой-горожанином, к тому же обалдевшим, как глухарь на токовище. Обманщик, похоже, и обалдел; его перемещения, по крайней мере, Алеша отслеживал легко, незаметно приближаясь к пыхтящей добыче.

Особого азарта игра не вызывала: ни тебе усилий, ни хотя бы любопытства, разве что легкая злость, и все же расспросить самозванца требовалось, и с пристрастием. Верней всего нечистый на руку наглец решил заработать на незнакомом ни с русскими порядками, ни с китежанскими обычаями иноземце, но могло быть и что-то еще. Слегка прибавив шагу, богатырь обошел «дичь» по широкой дуге, чтобы появиться перед беглецом откуда тот не ждал – со стороны чащи. И появился, как из воздуха соткался, изрядно удивив выскочившего прямо на него умника. После пробежки лжесобрат выглядел уже не столь бодро – покрасневшее лицо расцарапано, борода растрепана, сам то и дело крутит головой, оглядываясь, в глазах опаска, движения суетливые. Не лось, а удирающий от лисы суслик.

– Ну и куда бежим, «охотничек»? – Алеша широко ухмыльнулся. – Не дело на полуслове разговор обрывать. Вежеству тебя не учили, что ль?

Схватить запыхавшегося хитреца за грудки и от души приложить о ближайшее дерево китежанину хотелось, но он как-то сдержался, да и самозванец, поначалу окаменевший от неожиданности, опомнился. В драку, надо отдать ему должное, не полез и за кинжалище свой хвататься не стал, а то быть бы ему без руки. Взгляд метнулся влево-вправо, и обманщик сорвался с места, надеясь вновь скрыться в зарослях. Не вышло – Алеша взмыл в рысьем прыжке и всем телом обрушился на спину беглеца, сбивая того с ног. Крепкий детина и тут не растерялся, крутанулся на земле, пытаясь вырваться, сбросить Охотника, только куда там! Правая рука как в капкан попала, выламывающееся из сустава плечо ударило непереносимой болью, и парень, взвыв, прохрипел:

– Всё… Всё… Хватит!

– А вот сразу так надо было, – с некоторым сожалением буркнул Алеша, стягивая локти самозванца его же поясом. – Ну, давай поговорим… Вопросы у меня к тебе, братец, есть, и ответить на них придется. Звать-то тебя как?

«Братца» звали Любодаром, и отвечал на вопросы он охотно, заливаясь прямо-таки соловьем. Оказалось, что был голубчик поиздержавшимся боярином из Алыра. Как его в Ольшу занесло, Алеша так толком и не понял, да оно и не нужно было. Вроде бы у любодаровой родни не сложилось с новым алырским царем, и мать, судя по всему, женщина пугливая, отправила единственное чадо от греха подальше. Чадо не возражало и, вырвавшись на свободу, пустилось во все тяжкие.

Все было прекрасно, пока не кончились деньги. Добыть их в Ольше не получалось, родня на слезные письма не отвечала, а возвращаться в Алыр было боязно. Любодар, успевший еще и зазнобой обзавестись, крутился ужом, и тут ему кто-то сказал, что наладившийся в Великоград богатый зверинщик ищет в проводники Охотника-китежанина. Промотавшийся умник счел это подарком судьбы и решил поправить свои дела. То, что на Руси иноземцев, если они явились по делу или по дружбе, не обижают, он знал, да и Охотников пару раз видеть доводилось. Люди как люди, только в распашнях. Пока ничего не случится, подмены не обнаружить, ну так на Руси ничего и не случается: на трактах спокойно, а задурить зверинщику голову, чтобы тот всю дорогу чужих сторонился, не штука.

Сказано – сделано. На последние монеты алырец добыл себе распашень, самолично расписал тем, что могло сойти за руны, и отправился наниматься. Все вышло донельзя просто, и караван тронулся на северо-восток.

Поначалу Любодар упивался своей хитростью, но потом забеспокоился, что продешевил и можно было взять подороже. Что Охотники единожды данное слово держат, самозванец знал, но почему бы не получить свое, якобы позвав на помощь? Дней через пять умник собирался объявить, что собратья заняты, да и он больше ждать не может, и «честно» вернуть задаток. Слобо, и к бабке не ходи, заметался бы и, в конце концов, приплатил бы хитрецу за риск, еще и уговаривал бы, только не вышло – худ Алешу принес…

– Не принес, а унес, – хмыкнул китежанин, сдерживаясь уже из последних сил, – совесть твою. Ну да то ваше с ним дело. Кто «нетей» этих выдумал? Ты?

– Э-э-э…

– Ты или нет?

– Сказку нянька-горянка сказывала, вспомнилось, а Слободан уши и развесил…

– А лесную колдунью?

– Она взаправду есть, про нее аж в Ольше сказывают. Слободан провожатого из-за нее искал… Отпустил бы ты меня, а? Вроде будто не догнал… Ну ведь не сделал я ничего такого… не навредил никому. А я тебе за это кинжал дедов отдам, он ведь ценный. Его даже не купил никто, мол, не доказать, что не краденый. И письмо к матушке дам, она отблагодарит, только ее найти надо.

– Дел у меня других нет, матушку твою искать! Вставай, пошли!

– К-куда?

– На кудыкину гору!

По закону обманщика следовало более или менее целым дотащить до ближайшего города и сдать с рук на руки тамошнему посаднику, но возиться с поганцем Алеше не хотелось. Хотелось отлупить смертным боем, а то и вовсе прибить. И даже не потому, что каждый дурак, что подлости творит, Тьму ими кормит. Мерзко наживаться на чужом доверии и беспомощности, а уж за то, что на Руси все задарма имеют, деньги драть…

– Слышь, Охотник, – похоже, алырец расценил Алешино молчанье как почти согласие и теперь «дожимал». – Ты только отпусти, а за мной не заржавеет. Отблагодарю. Чистым серебром. В охранники наймусь, что ли… Так отпустишь?

От богатырской затрещины Любодара избавил шум в кустах, не слишком громкий, но отчетливый. Кто-то умело пробирался по следу, вот и ладно. Алеша поморщился и сразу же глубоко вздохнул, унимая злость.

– Что с тобой делать, пусть Слобо решает. Ты его морочил, ему с тебя и спрашивать.

– Уж он спросит, – посулил, выбираясь из зарослей лещины, Боро. – А ловко ты заразу этого раскусил!

– Ты бы тоже раскусил, если б при тебе какой увалень мечником назвался.

– Оно так, – согласился охранник и вдруг засмеялся. – Увальни, они такие, только помяни…

На сей раз треск в лещине стоял такой, что хоть за кабанью рогатину хватайся.

– Зринко? – усмехнулся Охотник.

– Кто ж еще?

Не валяйся поблизости связанный проходимец, «десятник» наверняка б добавил еще что-нибудь, но над своими при чужих не смеются. Особенно при таких поганых.

Круглолицый Зринко вывалился из кустов, брякая плохо притороченным железом и шумно, по-собачьи, дыша, сейчас язык вывалит и хвостом завиляет. На переносице парня красовалась свежая царапина, глаза возбужденно блестели. Злоумышленника он бы изловил обязательно, да вот беда – старшие помешали.

– Берем, – Боро кивком указал помощнику на притихшего Любодара, – и к хозяину.

* * *

Китежанин опасался, что зверинщик пошумит, поохает да и простит обманщика, но добрякам порой тоже обидно становится. Слобо разозлился не на шутку, причем дело было даже не в деньгах, хотя и они при таком ремесле даются непросто – зверье-то еще добыть надо, а потом поить-кормить-обихаживать.

– До Вилова в клетке доедешь, – отбушевав и отбранившись, объявил самозванцу зверинщик. – Там властям отдам. И еще спасибо скажи, что с Огнегором не запру!

– Ну, «спасибо» ты от него вряд ли дождешься, – усомнился Алеша, глядя, как изрядно помятого и словно бы съежившегося самозванца уводит грозный Зринко.

Дрянью алырец был редкостной, такие жалеют не о том, что натворили, а о том, что попались. Когда вместо совести страх, хоть перед тумаком, хоть перед законом, это паршиво, пусть со стороны бессовестный трус и кажется приличным человеком. До поры до времени. Потом страх отступает, осмелевший трус грабит, насилует, убивает, а вокруг только руками разводят. Дескать, ничто же не предвещало…

– Раз уж я на Русь подался, пусть его по вашим законам и судят, – Слобо шумно втянул воздух. – Эх, моя бы воля, отметелил бы, живого места не оставил!

– А ты строг, как я погляжу, – не удержался Алеша, хоть и сам недавно раздумывал о том же.

– Так я же из-за этого пакостника чуть без Зденки не остался, – Слобо приобнял раскрасневшуюся от ярости дочку. – Нипочем прощелыгу этого терпеть не хотела, ровно чуяла, умница моя! Чуть в Ольше не осталась, из-за слониш своих только с нами и поехала.

– Надо же, – Охотник покосился на все еще сжимавшую кулачки смуглянку. – А не из-за батюшки с братьями?

– Какое там! Вдребезги разругались. Мы, зверинщики, ведь сумасшедшие – хоть огнем вокруг всё гори, хоть сами помирай, а любимцев холь да лелей. Вот и Зденка такая же. Ни за что не поверит, что другой не хуже ее сделает, так ведь и не сделает! Мальчика ее розового видел? Это он со Зденкой такой, с другими и не признать будет. Заморышем родился, чудом выходили! Тебе-то, небось, смешно…

– С чего бы? Мне мой Буланко тоже, считай, родной.

– Ой, не то это, – покачал головой Слободан. – Прости великодушно, только конь тебе для дела нужен, как меч там или сапоги. Случись с твоим красавцем, тьфу-тьфу, что дурное, ругнешься, да нового купишь. Сядешь, поедешь, через месяц про старого коня и не вспомнишь, а для нас каждая зверушка – дите родимое. Сами недоедим, накормим… Зденка, мы ж с этой беготней кормежку птичью предвечернюю прозевали!

– Не прозевали, – мотнула головой зверинщица, змейкой выскальзывая из родительских объятий, – но и впрямь пора…

Не проводить ее взглядом было трудно, Охотник и проводил. Слободан заметил и довольно усмехнулся.

– Ты уж прости мою крапиву, что о вас, китежанах, по прохиндею этому судила. Что, кстати, ему за обман причитается?

– Откуда мне знать, – отмахнулся Алеша, – я все больше по нечисти, а с ней разговор короток.

– Вот! – непонятно чему обрадовался зверинщик и ухватил гостя за руку. – Врун-то он врун, только мимо ведьмы нам все одно ехать! Вдруг она до зверья охоча? Век себе не прощу, если с красавцами моими что дурное приключится… Проводи нас, яви милость, а уж я отблагодарю! Все, что этому… обещал, твое будет.

– Ты разве не понял еще? – удивился богатырь. – Не берут плату Охотники.

– Как же так? – растерялся Слобо.

– Да вот так! Следующий раз как работников искать станешь, разведай прежде, с кем связываешься. Наше дело и есть наша плата, потому я Любодара этого, даже не видев, и заподозрил.

– А живете-то вы на что? – захлопал глазами зверинщик. – Да и снасть ваша не из дешевых.

– Все, что нужно, Китеж дает, а коли чего не хватает, берем и пишем расписку. По ней в любом городе посадник заплатит, а уж князь с Китежем всегда сочтутся.

– Как же мне тебя умолить тогда? Ну, хочешь, на колени встану?

– Я тебе что, злонрав какой? – прикрикнул Алеша. – Это они любят, когда перед ними на колени падают да на брюхе ползают… Мимо ведьмы я вас провожу, а дальше уже сами.

– Спасибо тебе! – Слобо расплылся в улыбке и тут же вновь насупился. – Только стыдно мне задарма на чужой шее ездить. Денег тебе не надо, может, другим возьмешь? Слушай, ну давай я тебе своих питомцев, пока не вовсе стемнело, покажу. Будешь знать, кого спасаешь, а там и за ужин.

– Лады, только ведьма, может, и не ведьма еще.

– А чего она тогда в лесу сидит да людей пугает?

– Откуда мне знать? Может, надоели ей все.

– Надоели? Ну ты, ха-ха, и скажешь…

Слобо смеялся долго, с удовольствием, так смеется человек, сбросивший с плеч непосильную тяжесть. Смеялся – и вел богатыря мимо повозок, у которых возились младшие зверинщики. Кто-то перекрикивался, что-то стрекотало, один раз вроде бы протрубил Мальчик, звякнуло оброненное ведро. Солнце еще не зашло, но начинало холодать, от близкого ручья тянуло сыростью, скоро и туман поползет, но пока была видна каждая травинка.

– Буланыш, – улучив мгновенье, тихонько, в кулак, окликнул Охотник, – давай вдоль бережка ко мне! Единорожицу смотреть будем.

«Понял. Бегу. Найду».

– Что-что? – некстати просмеявшийся Слобо слышал не хуже кота. – Прости, не разобрал.

– Кашлянул я, – выкрутился Алеша, – в горло что-то попало. Давно спросить хотел…

От необходимости врать Охотника избавил какой-то не то стук, не то скрежет. Китежанин обернулся на звук и увидел пару здоровенных черепах. В южных степях хватает похожих тварей, но мелких, эти же вымахали по мужское колено. Два живых черных с желтым казана замерли, упершись друг в друга, будто бараны на мосту, только бараны упираются лбами, а черепахи головы предпочли спрятать. Потом опять скрежетнуло, и один «казан» подался назад. Другой последовал его примеру, но пятились драчуны недолго. Отступивший первым стремительно выбросил вперед змеиную башку с приоткрытой пастью, но достать так и не высунувшего голову врага не смог, а тот вслепую рванул вперед, разгоняясь на кривых, но сильных лапах и явно собираясь наподдать вражине как следует. И наподдал, только башка противника успела втянуться, так что обошлось очередным стуком и оседанием на задние ноги.

– Здоровые какие, – с уважением заметил богатырь. – Чего это они?

– Соперники. Из-за самки, видать, сцепились… – Слобо нахмурился и уставился в траву. – Точно, вот она! Опять попастись не в очередь выпустили… Всё вверх дном, за всем глаз да глаз нужен!

– Не покалечатся хоть?

– Да нет, разве что опрокинет кто кого, а то и оба сразу кувыркнутся. Были бы сами по себе, тут бы им и смерть лютая приключилась, а так перевернем, и порядок.

– Помочь-то не надо? – без особого желания предложил китежанин, оценивая как нарочно высунувшуюся из травы третью тварь. Черепашья красотка ничем не отличалась от оспаривавших ее любовь драчунов, разве что была чуть поменьше. – И как ты их различаешь… В смысле, кто у них парень, кто девка?

– Да запросто! У парней и хвост толще, и когти длиннее, и вмятина в пластроне… в панцире брюшном, чтоб с девкой управляться удобней было. Не ошибешься. Еще посмотришь или дальше пойдем?

– Если разнимать не надо, давай дальше.

– Без нас разнимут, но шею я кому-нибудь намылю! Ведь говорил же… Ну, куда сейчас? Зденкиных птиц лучше на восходе глядеть, Мальчика ты видал… Давай-ка я тебе главное наше диво покажу. Такое если где и есть еще, так у самого царя Салтана, и то вряд ли. Гирифтен! Слыхивал?