Текст книги "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь"

Салиган не соврал и не перепутал. Было еще не поздно, до темноты оставалось часа два с половиной, а начиналась прямо-таки новая Октавианская ночь, только по всему городу сразу. Не успел Робер отпустить парня с моста Упрямцев, как примчался гонец от Никола – в Новом городе тоже все пошло вразнос: на патрули набрасываются, большие отряды закидывают с крыш камнями, то и дело летят арбалетные стрелы. Кавалеристы уже вырубили несколько банд, пойманных погромщиков начали вешать на месте, но им на смену лезут и лезут новые. Карвалю вторили Мэйталь и Левий, чьи церковники метались по всей западной части Старого города, вешая мародеров и спасая людей, тем же занимался и Блор у Ружского дворца. Не было новостей только со стороны Нохи, посланные туда просто не вернулись.

– Монсеньор, какие будут приказания?

Какие сейчас, к кошкам закатным, могут быть приказания? Тушить, где горит, и ждать известий и темноты, хотя ночью подонки разгуляются окончательно…

– Проедемся по ближайшим улицам, заодно попробуем по трактирам еды раздобыть… Жильбер, Дювье, сколько в парке народу собралось?

– За тысячу точно перевалило. И все идут и идут…

– Что ж, поглядим и на них.

Увиденное вызывало оторопь. Мелкие группы, компании и одиночки, стекавшиеся к Парку, слились во вполне приличный поток. Теперь люди шли без вещей, без повозок и экипажей, словно выскочили из дома в чем были.

– Чисто крысы, – пробормотал Дювье, поймал взгляд Робера и поспешно добавил: – Я не в укор… Просто те так же уходили.

– Я помню. – Сперва крысы, потом – люди, но крысы не пытались стать котами и грызть себе подобных, они всего лишь покидали безопасные, полные еды подвалы. Маленькие серые капельки, ставшие живой рекой, унесшей Клемента, только крысы бежали прочь, а людей несет чуть ли не в сердце города. Почему?

Он попытался узнать, но с тем же успехом можно было расспрашивать Клемента. Беженцы рвались к Старому парку, будто перепуганные лошади к безопасной конюшне, и ничего не могли толком объяснить. Нет, к ним в дом никто не врывался, и вообще на их улице тихо, но сидеть на месте было просто невозможно. Ноги сами несли сюда…

Соседи? Да вот Лысый Клод, живет напротив… Он тоже вместе с внуками сюда пришел. Старший упирался, ну да с Клодом не забалуешь.

На Ароматной улице три десятка домов. Пара семей уехала из города еще раньше, здесь вот еще три. Остальные – как сидели за запертыми дверями, так и сидят. Наверное…

– Монсеньор! Слышите?!

– За мной!

Вопли, визг, нечленораздельный вой – откуда-то слева, от Барбарисовых ворот. Улица, как назло, забита, но выезженные кони находят лазейки в людском потоке, а шагов через сто тот мелеет. Дракко переходит в кентер, шум ближе, уже совсем рядом. Перепуганные – не солдатами! – люди отскакивают, прижимаются к стенам, к парковой ограде, долговязый малый в студенческой шапочке тычет рукой вперед: мол, там…

Да, там! Орава, человек сорок, пусть вразнобой, но вооруженных, набросилась на скопившихся у Барбарисовых горожан.

– Мрази! И ведь не боятся.

– Всех!.. – только и смог рявкнуть.

Длинные ножи, кинжалы, дубинки и камни – против разогнавшихся боевых коней, тяжелых шпаг и пуль. Против неистовой, тяжелой ярости. Налетчики полегли все, и очень быстро. Трупы убийц поверх трупов жертв, кровь на земле, на каких-то тряпках, на вполовину набитых мешках.

– Плохо дело, Монсеньор, – посетовал Дювье, вытирая клинок, – если уж такие сдохнуть не боятся.

– Ночные птички, – угрюмо откликнулись за спиной, – что ж им еще до темноты-то засвербело?

– Похоже, из пришлых, кого наши «висельники» не догрызли. Но ведь совсем одурели.

– Не совсем, – припомнил мимолетную странность Робер. Когда южане налетели на бандитов, задние только что зубами лошадей за хвосты не хватали, зато орудовавшие у самых ворот пытались удрать, а один аж на колени бухнулся, помилосердствуйте, дескать. Дювье помилосердствовал – полбашки как не бывало. – Обычно кто впереди, тот и злее, а тут бесноватые в арьергарде оказались.

Заныло бедро – похоже, тот, последний, перед тем как околеть, успел-таки махнуть своей деревяшкой. В еще синее небо вцепился лунный коготь. Где-то неуверенно заплакал ребенок, какая-то горожанка попыталась обнять Дракко за передние ноги, полумориск задрал голову и попятился.

– Прекрати, – буркнул Робер, не понимая, приказывает он коню или женщине. – Дювье… Нет, ты, Гашон! С десятком ребят – к Рокслею. Что хотите делайте, но пробейтесь. Собрали там все необходимое, нет ли, принца немедленно вывозить! Направление выбирать самому… Тут Леворукий знает, что творится и где сейчас безопасней.

Место Проэмперадора было в городских казармах на Арсенальной, но бросить Старый парк на дюжину стражников Робер не мог – банды вроде той, что вырубили у Барбарисовых, рыскали по всему городу, а здесь собралось слишком много добычи. Искать охрану было некогда, но выход Робер нашел, благо Сэц-Ариж при всем своем упрямстве до Карваля крепко не дотягивал. Эпинэ просчитал до восьми и железным голосом велел:

– Дювье, едем на Арсенальную. Жильбер, остаешься здесь с эскортом. Позже мы с генералом Карвалем найдем, кем вас заменить… Или подкрепить.

Потрепыхаться адъютант все же попытался:

– Нельзя же вам сейчас уезжать почти без охраны!

– Сэц-Ариж!

Странно получилось – одно короткое слово, взгляд, и парень замолк, несколько напряженно отдал честь и шарахнулся к солдатам.

– Не печальтесь, молодой человек, – утешил неизбежный Салиган, – я вас заменю.

Жильбер не ответил, Робер тоже молча завернул Дракко в переулок, объезжая беженцев. Маркиз счел это приглашением.

– Мой дед, – сообщил он, – лелеял честолюбивые замыслы. Он так надеялся, что я стану оруженосцем маршала, а меня выставили из Лаик за не подобающие унару поступки. Зато теперь, если он смотрит на меня из Рассвета… Хотя это вряд ли; если б нас из Рассвета было видно, кто-нибудь бы оттуда да вылетел защитить невинных. Впрочем, если им там не хватает мучеников…

Салиган был в ударе и болтал, будто на обеде у Коко, солдаты начинали посмеиваться, и Робер решил, что от неряхи тоже есть толк, но совсем оттаять не удалось. Уже на Родниковой послышалась отдаленная, но частая стрельба, казалось, где-то возле Триумфальной идет настоящее сражение. Перестроились, перешли на рысь, и тут навстречу вылетел изрядно потрепанный разномастный отряд: десятка три кавалеристов Халлорана, городские стражники и южане.

Возглавлял весь этот компот памятный Роберу еще по зиме Грейндж, возвращенный весной в столицу. Головы парень не потерял и здесь, но от его доклада у Эпинэ потемнело в глазах.

Барсинцы, сволочи такие, проявили себя во всей красе. Как оно получилось, Леворукий знает, но, когда Карваль сначала разослал почти все резервы, а потом и сам куда-то кинулся, эти уроды захватили казармы и, самое главное, Малый арсенал.

– Как?! Откуда взялись? У них же не было оружия!

Грейндж не имел понятия. Он со своим отрядом помогал кавалеристам разгонять погромщиков на Винной площади, когда им в спину внезапно ударили эти твари. Удержаться под огнем было невозможно, пришлось отступить. Боковыми улицами, сделав крюк, вышли к Арсенальной, там помогли прорваться из окружения группе южан. Робер обернулся к землякам, но те мало что могли добавить. Их посылали на север, к Козьему предместью, там все было спокойно, вернулись назад, угодили под пули, а начавшаяся пальба – так это, судя по всему, бунтовщики с кем-то столкнулись.

– С Мэйталем, – как мог спокойно предположил Робер. Вступление в дело барсинцев меняло всё, надежды после этого уже не оставалось. – Что ж, к нему и поедем.

Никуда они не доехали. Уже на подходе к Ружской эскорт Проэмперадора обстреляли сразу и с крыш, и из окон здоровенного, украшенного статуями особняка. Двое убитых, один ранен. Стрелков было много, и палили они так часто, что сразу стало ясно – не горожане, слишком шустро перезаряжают. Пришлось отойти за ближайший угол; тенистого от кленов переулка Робер не помнил, хотя какое это имело значение?!

– Грейндж, вы знаете тех, кого привели?

– Я за них ручаюсь! Они не дезертиры и не изменни…

– Лэйе Астрапэ, я о другом! Прорываться, не зная, что впереди, глупо. Отберите ребят потолковей и отправьте в обход искать Карваля, Мевена, Мэйталя и Левия. Не в одиночку, конечно, человек по пять, а мы возвращаемся к Старому парку.

– Слушаюсь, монсеньор.

Ночь они как-нибудь продержатся, воды хватит и людям, и коням, а от голода за сутки не умирают. Беженцев, скорее всего, придется из города выводить, но не раньше, чем станет ясно, на каком они свете. Только б нашли Никола и Левия, и только бы Рокслей не пошел по Триумфальной!..

– Господин Проэмперадор, я вам еще не надоел?

– Нет.

Зачем он соврал? Глупость какая…

– Жаль. Хотелось бы за все хорошее обрадовать вас дважды.

– Салиган, вы можете короче?

– Если постараюсь. Вас обрадует, если эти господа на крышах и внизу оставят вас и Старый парк в покое? Да или нет?

– Да!

– Отлично. Они уйдут, но мне нужен ваш приказ. Письменный. При нынешнем раскладе скорей убьют меня, чем вас, но может статься, и наоборот. Мне так часто сходили с рук мерзости, что я боюсь быть повешенным за благодеяние.

– Что вы будете делать?

– Я поведу их грабить.

– Что?!

– Я поведу их грабить в противоположную от парка сторону. Подобное лечат подобным. Вы о таком слыхали?

– Монсеньор, – подал голос внимательно слушавший Дювье, – это дело! Жар от наших задниц оно оттянет…

– Что вам написать? Закатные твари, нечем мне писать и не на чем!

– Все уже написано. – Маркиз с довольным видом полез в карман. – С вас подпись и осознание, что вы ставите ее в здравом уме и твердой памяти. Прошу.

«В седьмой день Летних Молний 400 года К. С. и далее маркиз Салиган действовал по моему приказу. Проэмперадор Олларии герцог Эпинэ».

Этого он не писал, но это было написано его рукой! Робер дважды перечел записку, вспомнил мэтра Инголса и потребовал объяснений.

– Я взял за образец октавианскую подделку Килеана, – теперь маркиз копался в седельной сумке, – а его письменный прибор я просто взял. Старик Дорак в подобных случаях писал, что все, сделанное имярек, сделано во благо и по приказанию, но это не ваш стиль… А, вот оно! Только, ради Леворукого, не посадите кляксу.

Походный письменный прибор украшал герб Килеанов, но чернила были свежими, а перо отлично заточено. На мгновение стало тошно, только другого выхода не было, Робер, во всяком случае, его не видел. Подпись легла на бумагу, точно всегда там была. Обошлось без клякс.

– Можете оставить прибор у себя. На память о несчастном, – маркиз выразительно шмыгнул острым носом и сунул шкатулку Дювье, – Килеане-ур-Ломбахе.

– Когда… все сделаете, возвращайтесь. И будьте поосторожней!

– Я твердо намерен когда-нибудь вам надоесть. – Салиган спешился и закинул поводья за луку седла. – До встречи, Проэмперадор. И позаботьтесь о моей кобыле, она мне дорога. А не мне, так барышникам.

Пока Эпинэ, онемев от подобной наглости, придумывал ответ, Салиган подпрыгнул и, ухватившись за нависший над дорогой сук, оказался сперва на дереве, а затем на крыше выходящего в проулок сарая, откуда и послал воздушный поцелуй, после чего окончательно исчез.

– Монсеньор, – доложил Грейндж, – люди разосланы.

– Возвращаемся, – хрипло велел Иноходец и понял, что все еще держит в руках дурацкое перо.

Глава 5
Талиг. Оллария
400 год К. С. 7-й день Летних Молний

Предместье называлось Огородным, но огородов здесь почти не осталось, все больше сады, благодушно подставлявшие вечерним лучам зреющие яблоки, груши и сливы. Место выглядело удивительно мирным, даже пахло здесь не дымом, а падалицей, которую никто не собирал. И не только падалицу – было самое время снимать ранние яблоки и гонять портящих урожай птиц и птичек, но садовники с подручными будто сгинули. Осознание пустоты вытеснило вызванное зрелищем разомлевшей зелени умиротворение. Арлетта проводила глазами стайку скворцов и вслед за Пьетро ступила на дощатый мостик над пересохшей канавой.

Долго ли еще идти, графиня не спрашивала, но столько она не ходила давно. Если бы не «церковные» сандалии, женщина села бы и захныкала еще в Каменщиках с их покрывавшей дорогу щебенкой, но и так ступни сразу и гудели, и горели, а все остальное – ныло. Арлетте казалось, что на нее напялили тяжеленную торскую шубу, а поверх – корсет, который и затянули изо всех сил; ощущение становилось, вернее, уже стало невыносимым, и все равно графиня шла, не жалуясь и ни о чем не спрашивая. Нытье заветную «голубятню» не приблизит, а занятых своим делом мужчин отвлечет.

Марианна, видимо, думала так же. После встречи с Джанисом баронесса не произнесла ни единого слова, она молчала, даже когда в городе Франциска на них выскочили три твари, судя по юбкам и длинным волосам, недавно бывшие женщинами. На Арлетту они внимания не обратили, но баронесса на них подействовала, как одинокая кошка на собачью стаю. Нет, вреда Марианне никто не причинил – не успели. На душу смиренного монаха легло три новых то ли греха, то ли благодеяния, а красавица опустила капюшон и больше его не поднимала.

Вторая встреча вышла уже почти в предместьях. Улочки были пусты, их обитатели либо бушевали в кварталах побогаче, либо отсиживались за наглухо закрытыми дверями, здесь же никаких беспорядков не ощущалось, разве что время от времени попадались разгромленные лавки. Возле одной как раз копошились мародеры. Пьетро опустил голову и ускорил шаг, дамы последовали его примеру. Казалось, что пронесло, но за углом караулила пара громил, не то изгнанных из стаи, не то пришлых. Хотели они убить или только отобрать узел с маской, Арлетта так и не узнала. На сей раз первым стал Джанис. Сделав дело, «Тень» быстро наклонился над трупами, словно что-то проверяя, но ничего не сказал. Это приключение было последним, ближние предместья будто вымерли, только однажды по ушам резанул отчаянный женский крик, но ни монах, ни разбойник даже не обернулись, а графиня с баронессой им ничего не сказали.

Солнце валилось на сады огромным, на глазах краснеющим яблоком, птичьи банды кончали кормежку и со щебетом разлетались, в высохшей некошеной траве шуршал кто-то мелкий. Пьетро оглянулся по сторонам и принялся развязывать бечевку, что удерживала притаившуюся между двух плетеных оград калитку. Здесь в самом деле начинались огороды – капустные головы важно лежали на черной земле, за ними виднелось что-то желто-зеленое.

– Огурцы, – разлепила губы Марианна. – Их не убрали… Теперь поздно…

– Возможно, несколько еще удастся спасти, – заметил Пьетро, – для ужина. Мы пришли, сударыня. Дом огородника не слишком удобен, зато безопасен. Хозяева выехали на прошлой неделе, еды и воды нам хватит, чистые простыни тоже есть. Вы что-то хотели сказать?

– Ничего, – с достоинством ответила графиня. – Впрочем, если там найдется пара новых ног, я буду в восторге.

– Ног?! Вот ведь! – заливисто расхохотался за спиной Джанис, и Арлетта поверила, что они выбрались. Очень может быть – потому, что не стали отвлекаться на чужой крик.

– Монсеньор, – вполголоса подсказал Дювье, – а народу-то прибыло…

Эпинэ угрюмо кивнул: прибавления не заметил бы разве что слепой. Не от хорошей жизни разросшийся отряд объезжал Старый парк по периметру, местами с трудом пробираясь сквозь мешанину карет и повозок.

– Здесь, – с некоторой оторопью объяснил Робер Грейнджу, – час назад рубили налетчиков.

– Прямо ярмарка, – негромко откликнулся бывший таможенник. – Только невеселая…

Эпинэ похлопал всхрапывающего Дракко по шее и промолчал. Происходящее все сильней напоминало нескончаемый кошмарный сон, хоть и не совсем про то, что пугало «Проэмперадора» до недавнего времени. Не мятеж, когда позабывшая страх толпа дорывается до ненавистных властей, и не вышедшая на охоту щербатая нечисть, а нечто среднее. И еще закат, дым и почти ярмарочный гул, из которого выныривают то плач ребенка, то лошадиное ржанье. Ночь обещала стать чудовищной, но страдать было некогда.

– Проверим-ка Бобровую.

– Точно!

– Не помешает…

Извилистая Бобровая, ведущая к Посольскому кварталу и дальше, к Гусиному мосту, оказалась пуста. Господ дипломатов к водопадам не тянет, у них свои парки и свои фонтаны, а вот дошло ли до них, что времени лучше не терять? Глауберозе умен, но с казаронами на шее далеко и, главное, быстро не уйдешь.

– Грейндж, гляньте-ка, что там у послов, и поторопите их. Мы больше не можем гарантировать им безопасность.

– Хорошо, монсень…

В глубине Бобровой, за поворотом, заорали так, что даже гул близкой толпы не заглушил. Этого еще не хватало!

– Перекрыть улицу! Живо.

Перекрыть придется все подходы к парку, то есть не перекрыть, выставить заслоны, а имеющиеся силы разбить на пять отрядов, по числу жмущихся к парковой ограде улиц. Если не полезут сразу со всех сторон, сил хватит даже без Левия и Никола, но если придется вообще без них?! Нет, такое немыслимо.

Кавалеристы деловито выстроились по восемь в ряд, то и дело поглядывая на предводителя. Кто-то проверял, как ходит в ножнах клинок, кто-то поглубже нахлобучивал шляпу, кто-то успокаивал не ко времени заплясавшую лошадь. Солдаты собирались поквитаться за стрелков на крышах и отступление, Робера тоже тянуло поднять Дракко в галоп, пронестись молчаливой, залитой вечерним золотом улицей, врезаться в наладившуюся на грабеж банду. Сдержался. У ардорцев – кажется, ближе всех они – есть охрана, а у сгрудившихся в Старом парке талигойцев – только герцог Эпинэ. Значит, к кошкам дипломатов! А крики-то стихли, зато застучали копыта. Южане вокруг напряглись, хотя кого-кого, а кавалеристов-погромщиков в городе пока не видели. Неоткуда им таким взяться!

Непонятные кони приближались быстро, было их немало, и шли они походной рысью. Мэйталь? Прорвавшийся из Нижнего Карваль или… Рокслей? Ну конечно же, он! Своих мозгов не хватает, вот и потащил Октавия к Проэмперадору!

– Грейндж, и все же у меня для вас есть пору… Постойте!

Это был не Рокслей, не южане, не ребята Халлорана. Из-за поворота, на ходу вытирая сабли, выезжали алаты во главе с его превосходительством господином послом, какового Робер видел всего лишь дважды – после смерти Катари и в день затеянного Левием переворота. Тогда это был дипломат, отчего-то избранный сестрой в свидетели, теперь к южанам подъезжал витязь и предводитель витязей.

Лихо топорщились усы, весело блестели зубы, рыжие закатные лучи играли богатым шитьем, румянили и без того раскрасневшиеся физиономии, откровенно довольные. Алаты явно сделали то, что принесло им удовлетворение, а Робер… Робер не мог отвести взгляда от тяжелой сабли в руке посла, не отличимой от той, что положил к ногам Фердинанда Оллара Рокэ Алва. Тот же изгиб клинка, то же широкое лезвие, те же стекающие с него темные маслянистые капли.

Пьетро умел не только убивать, но и воскрешать. Вымотанная Арлетта не успела возопить, когда Пьетро предложил размять ей ноги, а потом артачиться стало поздно и глупо. Еще большей глупостью было бы отказаться от предложенной настойки, графиня и не отказалась. Теперь она сидела под грушей на превращенном в подстилку плаще и блаженно щурилась на занятых будущим ужином мужчин. Мышцы продолжали ныть, но терпимо, будто напоминая о прежних своих заслугах и о том, что жизнь продолжается. Дул легкий ветерок, шелестели ветки и сухая трава.

День угасал, но света пока хватало – огурцы, во всяком случае, Джанис узнал и пленил целую дюжину. Пьетро тоже куда-то ходил, но вернулся, как и ушел, с пустыми руками, после чего взял ведро и отправился за водой. Видимо, поблизости имелся колодец – вставать и проверять не было сил, их вообще ни на что не было, вот Марианна, та первым делом сбросила платок и принялась, шипя, разбирать свалявшуюся гриву. Восхитительное зрелище оценила только Арлетта – Джанис то ли созерцал огурцы, то ли о чем-то размышлял, а принесший воду Пьетро занялся другой стихией, и вскоре в кем-то вырытой яме уютно затрещал небольшой костерок.

– Не волнуйтесь, сударыня, – монашек прочел очередную мысль, правда вялую и ленивую, – огонь видно только с нашей крыши, а дыма мало, и его сносит прочь от города. Я очень удивлюсь, если до утра нас потревожит кто-то, кроме нетопырей.

– Нетопыри такие милые. – Арлетта наклонилась и уже сама принялась растирать себе щиколотки. – В сравнении с людьми. Некоторыми…

– Закатные твари! – Джанис отшатнулся от огурцов, словно из них полезли змеи. – Да они все просто перебесились! Я же у Нохи видел вдову мэтра Редбока, законника! Таких сушеных… поискать, она ж по нужде без всяких этих… приличий не пойдет, а тут с мясным топориком, и где взяла-то?! И прямиком на Булыжника – был у меня такой… Глаза выкаченные, визжит, как… ну и раскроили дуре башку. Туда и дорога! Так ведь и другие не лучше, по виду – добропорядочные, а сами… Ну на кой им Ноха ваша сдалась?

– А твоим «орлам» она зачем? – вмешалась заплетшая наконец косы Марианна. – Души спасать кинулись?

– Ну, ты скажешь… – «Тень» хмыкнул и тут же посерьезнел. В сумраке он мог сойти за офицера, не столичного, само собой. – Ду́ши… Шкуры они спасали, а вообще что творится, один Леворукий разберет. Наши, пришлые, городские, все как с цепи сорвались, разве что проэмперадорские держатся, ну и «мыши»… Ваши то есть, церковные.

– Не все, – коротко бросил Пьетро, и Арлетта окончательно уверилась, что эти двое спелись.

– А мои вот все… – «Тень» тронул рукой то ли ворот, то ли что-то, скрытое рубашкой. – Ломанулись к Нохе, как нахлыстанные. Я тоже пошел, хорош бы я был, если б бросил, хотя они б и без меня… И ведь наша же брала, и тут… Снова все, кроме меня! Булыжник вот – рядом же дрались, как раз уродов с Мясной завалили, и тут он раз – и наземь. Думал, споткнулся, какое там, готов. Обернулся, а там Рохля с Розанчиком валятся, и тут черноленточный как заголосит… Дескать, Создатель помог, ну я его живо успокоил, только что я один мог? Ну пришиб еще одного… радостного такого, и смылся. До Двора нашего добираться через весь город, плюнул на то, что там схоронено, выгорит, позже заберу, нет – не судьба, решил в ближней «норе» отсидеться. Бесноватым не до меня стало – на приступ бросились. Пули, не пули, лезли, как комарье на задницу, вы уж, госпожа, простите…

– Неважно, – отмахнулась Арлетта. – А этот… Соня? Он ведь тоже не умер со всеми.

– Так он не вовсе наш был… Я его уже в «норе» нашел. Другое дело, что я и Соне обрадовался. И вам вот теперь… Один остался, чуть себя не порешил, вот ведь блажь какая! Нет уж, нечисто здесь. Уходить надо…

– Надо, – Пьетро аккуратно отложил нож, – но мы не одни, мы не знаем, что творится на дорогах, и, самое главное, мы не решили, куда идти…

– Главное – это город! – перебила монаха Марианна. – Мы не знаем, что с…

– Мы вообще ничего не знаем, – быстро сказала Арлетта, – а мне к тому же сейчас и шагу не сделать. Мы с баронессой подождем здесь, а вы завтра схо́дите и посмо́трите?

– Слишком близко, – возразил с прежней кротостью Пьетро. – В эту ночь побегут многие, в том числе и в предместья, а где зайцы, там и волки. Мы не можем так рисковать. Вами рисковать…

– И не нужно, – радостно перебила Марианна. – У Коко есть имение, и не так уж далеко, по дороге на Марипоз. Нужен хоть какой-нибудь экипаж, и мы к утру доберемся. Это очень тихое место. Коко купил его на… всякий случай.