Текст книги "Кесари и боги (сборник)"

Глава 4

1

Бенеро ничего не спросил. Спокойно расправив одежду, он столь же спокойно забрался в носилки, ничем не выказав ни страха, ни хотя бы интереса. За без малого два месяца Хайме успел убедиться, что врач неразговорчив. Свои чувства суадит скрывал не хуже святых братьев или гончих Пленилуньи. Возможно, Бенеро и боялся. Скорее всего, боялся, хотя его и держали отдельно от тех, кого Святая Импарция не считала нужным расспрашивать по-доброму. Что делать с упрямцем, Хайме не знал, так как принимать христианство тот не желал, а передача врача Протекте означала двойной проигрыш. Потом случился поджог в Мансанилье и стало не до суадита, а теперь он потребовался дону Диего или тому, кто спрятался за убийцу Хенильи. Это было бы любопытно, если б не Инес. А ведь она собиралась вернуться домой! Он толкнул сестру к похитителям точно так же, как сама Инес оказалась невольной причиной роковой охоты. Карлос всего лишь не хотел скучать, пока жена молится. Сколько же невинных поступков оборачиваются бедой! Мы пережидаем дождь – и на нас падает дерево. Мы переходим реку – и наступаем на водяную змею…

– Суадиты верят в судьбу? – зачем-то спросил Хайме. – Синаиты считают, что судьба висит у них на шее.

– А что есть судьба? – Суадит есть суадит, на вопрос он отвечает вопросом. – Не обозначив предмет спора, не следует вступать в разговор.

– Суадиты хитры и лживы, как и их вера, — изрек молчавший целый вечер Коломбо. Врач спокойно смотрел на собеседника, и Хайме захотелось его придушить на пару с Коломбо, но папскую птицу убить невозможно.

– Что вы знаете про дона Диего де Муэна?

– Так назвался человек, убивший маркиза де Хенилья.

– Кто он?

– Я не знаю.

– Однако вы знаете его имя.

– Это знают все.

Смерть дона Гонсало и впрямь наделала много шума. Протекта сбилась с ног, Фарагуандо рвал и метал, королева плакала и подписывала указы, на которых настаивал Пленилунья. Убийцу ищут второй год, и тут средь бела дня похищают Инес. Что это – месть мертвому мужу или живому брату? Ловушка? И, во имя Господа, при чем здесь Бенеро?

– Я не сказал, куда мы направляемся. Вам это безразлично?

Молчание. Руки так и чешутся схватить равнодушную тварь за горло, только это не выход.

– Дон Диего хочет видеть именно вас. Почему?

– Это абсурд. Я его не знаю.

– Значит, узнаете. Мы направляемся на встречу с этим господином.

– Не следует доверять тайну суадиту , – отрезал Коломбо и тут же уточнил: – Равно как любому другому, кто действует по наущению дьявола и во вред святому делу, какой бы ложью он ни прикрывался .

– От того, как вы себя поведете, зависит ваша жизнь. – И жизнь Инес, за которую он скормит Сатане хоть Торрихоса, хоть себя самого. – Разумеется, если вы хотите жить.

– Я не хочу умирать, но я не боюсь смерти.

Смерти многие не боятся, это палачей боятся все, но сейчас не время грозить, да и не подействуют на Бенеро угрозы. Вот Камоса, тот бы трясся, как загнанная кляча.

– Скоро мы выйдем. – Хорошо, что за шестнадцать лет он выучился говорить спокойно, как бы ни хотелось заорать. – К нам подойдет человек, и мы пойдем за ним. Вы будете делать то, что скажу я. Наш успех облегчит вашу участь. Вы меня поняли?

– Что значит успех?

Это значит, что Инес вернется на площадь Аурелио живой и невредимой, а дон Диего, кем бы он ни оказался, отправится в ад. Но не сразу.

– Это значит, что мы найдем убийцу маркиза де Хенилья, а вы нам поможете.

– Нет. – Бенеро повернулся так, чтобы смотреть в глаза собеседнику, и еще раз повторил: – Нет.

– Это сговор ! – Умей голуби шипеть, фидусьяр бы зашипел. Чтобы занять начинавшие дрожать руки, Хайме приподнял занавеску: в конце улицы виднелась площадь Панголы. Было восемь часов пополудни.

– Вы предпочитаете умереть как отравитель? Или вам больше нравится костер чернокнижника?

– Мне больше нравится жизнь, – ровным голосом произнес врач, – но не любой ценой. Вы спрашивали, верят ли суадиты в судьбу. Судьба слепа, но нам дарована свобода воли. Я не уподоблюсь ни Иуде, ни тому из ваших апостолов, кто трижды услышал петуха. Смерть не самое отвратительное, что может случиться с человеком.

– Ты слышишь?! Суадит чернит святого Петра! Он равняет убийцу Орла Онсии с Сыном Божьим! – У Коломбо нет сестры, какие у фидусьяров сестры?! – Врач Камоса недаром изобличил этого врага веры и Церкви!

– Смерть смерти рознь. – Если суадит упрется, он отправится на встречу один, но Диего с Бенеро на свет лучше бы не родиться. – Ваша легкой не будет.

– Я знаю.

– Что вас связывает с Диего де Муэной?

– Я не знаю его.

– Лжете!

– Нет.

– Тогда что значит ваш отказ?

– Я не знаю этого человека, но ради меня он рискует головой. Я не могу предать его и остаться собой. Остаться человеком.

– Рискнул ради вас, говорите? – И кто только придумал, что суадиты хитры? Хотя в семье не без урода! – А если он вас прикончит как свидетеля его преступлений? Потащит в Протекту? Будет выпытывать секреты Мадруганы?

– Все может быть, но нельзя оправдывать предательство, предполагая зло в том, кого предаешь. Я не знаю за доном Диего зла. Я верю, что им движет добро.

– Убийцей Хенильи? – Будем если не считать так, то говорить.

– Дон Диего нарушил заповедь и убил. Он ответит за это, но не мне его судить. Я слышал о маркизе де Хенилья. Он бывал жесток.

– Суадиты ненавидят тех, кто составляет славу Церкви! Наш враг для них – друг!

– Хорошо. – Руки больше не дрожали, зато виски сжало словно невидимой веревкой. – Вы согласны на костер, лишь бы спасти того, кого не знаете. А кто спасет женщину, которую захватил дон Диего?

– Женщину? – Бенеро был не из тех, кто отводит взгляд. – Я не знал об этом.

– Он захватил вдову герцога де Ригаско. Того самого, спасшего сотни паломниц, хотя какое дело вам до мундиалиток? Мы для вас не люди, ведь это вы избраны вашим богом!

– Ересь! Отвратительная ересь! Ставящие себя высоко да унизятся!

– Помолчи! – Фидусьяра нельзя убить, но прижать, чтоб замолчал, можно. – Так как быть с женщиной, суадит? Ей тоже лучше умереть, чтобы жил убийца?!

– Я пойду с вами. – Ни спора, ни объяснений, просто согласие. Передумал, испугался или решил во что бы то ни стало добраться до сообщника?

– Хорошо. Но принесите клятву выполнять мои распоряжения. Суадитскую клятву.

– Я могу поклясться в том, что помогу спасти женщину.

– Хорошо. Клянитесь, и выходим.

– Он солжет ! – Коломбо как-то выкрутился из сжимавшей его руки и забил крыльями. – Его высокопреосвященство узнает все. И о сговоре с суадитом, и о насилии…

– У меня нет тайн от Святой Импарции. – У Хайме де Реваля были свои тайны, свои друзья, свое будущее. У брата Хуана нет ничего и никого, кроме Иньи и родителей, сегодня он наконец это понял. – Хоньо Бенеро, я жду вашей клятвы.

– Клянусь именем Его, – суадит только что плечами не пожал, – я помогу вам освободить герцогиню де Ригаско. Закройте глаза и не открывайте их хотя бы несколько минут. Вам станет легче.

– Это не клятва ! – возмутился Коломбо. – Она ничего не значит! Сплошное пустословие и хитрость, но мы знаем им цену! Он должен поклясться еще раз.

– Нет времени. – Это ответ обоим, а клятвы нарушали, нарушают и будут нарушать, так с какой стати верить именно этой? – Я не упаду. Этой боли скоро семнадцать лет.

Суадит не ответил. Хайме выпрыгнул из носилок, и зря – лучше было сойти, опираясь на руку Пабло, но федериканец слишком наблюдателен. Ничего, голова пройдет.

– Брат Пабло, возвращайтесь в Сан-Федерико. Немедленно.

– Да поможет вам Господь!

– Аминь!

По площади бродили первые вечерние гуляки, торопились по своим делам степенные горожане, стайка студентов дразнила пьяного нищего. Кто-то из этой толпы пойдет за ними следом, но вертеть головой нельзя, ведь брат Хуан сохранил секрет. Он пришел сам и привел врача. Условие выполнено, следующий ход за доном Диего.

– Суадиты лживы и лицемерны , – сообщил ангельский голос, – будь осторожен. Я не желаю возвращаться в Рэму.

Еще бы! Обидно вновь оказаться на плече младшего дознавателя и страдать об одном из чрезвычайных трибуналов, который чуть не возглавил брат Хуан. Увы, покойный.

– Благословите, святой отец!

Мальчишка-оборванец. Лет десять, не больше. Щербатый, черномазый, глаза как бусинки.

– Мир тебе!

– Это вам, святой отец.

Записка. Узкая мятая полоска бумаги, знакомый почерк. Слава Господу, жива!..

«Мальчик вас отведет, куда нужно, но только двоих. Это недалеко. Не волнуйся, мне ничего не грозит, но без Бенеро ты в дом не войдешь. Будь осторожен, никто не должен знать, куда вы идете».

2

Кем надо быть, чтобы доверить тайну мальчишке? Или дон Диего проверяет, не потащит ли инкверент чертенка в Сан-Федерико? Не потащит, но какая жалкая ловушка. На первый взгляд – ведь в любом пироге может оказаться камень или яд. К тройному дну на службе у Святой Импарции привыкаешь быстро.

Мальчишка сосредоточенно почесал шею и, приоткрыв рот, уставился на Коломбо. Что думают в Протекте о фидусьярах? Церковь умеет хранить тайны, но лучше бы Пленилунья знал, что одного смиренного брата от других не оторвать, а играть с Торрихосом герцог сейчас не в состоянии. Хайме благословил вынырнувшую из толпы старуху в черном и решился:

– Идем за мальчиком.

Оживленная площадь, кривая улица Маленькой Рыбы, паутина переулков… Совсем недавно здесь жили синаиты, теперь их из Доньидо изгнали, и дома с глухими белыми стенами опустели. Шум толпы становится глуше, за оградами тоскуют тополя, ползет по камням разросшийся от одиночества плющ. Здесь не спят даже бродяги – запрещено.

Скоро белые кварталы снесут и построят казармы и, возможно, цирк. Фарагуандо осуждает бой быков, а королева любит. Коррида – единственное, в чем кроткая Хуана расходится со своим духовником. Карлос был бы на стороне королевы, а Инес, когда доходило до крови, закрывала глаза. Если Хайме вытащит из передряги Инес и вернется сам, они до осени уедут в Реваль. Торрихос отпустит, он понимает многое, если не все.

Поворот направо. Третий. Они движутся вокруг Панголы по спирали, сползая к Альбало. В синаитских кварталах впору заблудиться, а поджигателя взяли совсем близко в таком же доме. Пустом, запыленном, с забитыми окнами. Сухо скрипит каменная крошка, не поймешь, то ли под твоими ногами, то ли кто-то идет сзади. Шпионы Торрихоса их не потеряют, но успеет ли помощь?

Мальчик не оборачивается. Ничего не боится или он просто ведет, а следят другие? Похитители либо знают о невозможности сохранить тайну, либо нет. С Протектой не угадаешь, но другим слишком далеко до рэмских тайн. В Миттельрайх Святая Импарция до сих пор не допущена, да что там Импарция! Волки, хоть и надели кресты, зовут мундиалитов латинянами и косятся на прежних богов. Они не верят Рэме, и та платит им полной взаимностью. Хаммер никак не мог узнать секрета фидусьяров, а его последователи – тем более. Выходит, хаммериане? Пойманный поджигатель стал последней каплей, и «белолобые» собрались единым махом покончить и с проклятым папистом, и с его сестрой? С них станется, но слишком уж быстро.

– Святой отец, сюда!

Темная калитка, облепивший стену плющ, огромный потемневший ключ в маленькой руке.

– Бенеро, идите за мной.

Взвизгнули ржавые петли, шарахнулась из-под ног бурая ящерица. Мальчишка внутрь не пошел, но их ждали. Юноша лет пятнадцати, такой же глазастый. Брат? Благословения оборванец не просил, просто оглядел с головы до ног и протянул письмо.

«У меня все хорошо. Спасибо, что пришел один. Никто ничего не узнает. Дон Диего не опасен. Скоро я буду дома. Пусть Бенеро идет с предъявителем этого письма, а ты возвращайся на площадь Аурелио и успокой Гьомар».

Отпустить суадита, вернуться и ждать? Было бы смешно, не иди речь о жизни Инес. Кем бы ни были похитители – хаммерианами, суадитами, людьми Пленилуньи, – они разбудили дракона. Святая Импарция не сойдет со следа, а Хайме де Реваль не выпустит из рук суадита, пока не увидит Инес живой и здоровой. Импарсиал тщательно, не хуже Торрихоса, сложил письмо.

– Идемте.

Конечно, его могут ждать с ножами по ту сторону калитки, но это вряд ли. Убивать удобней здесь, во дворах, а на улице могут и увидеть – альгвазилам велено вечерами обходить пустые кварталы.

– Святой отец, – замялся юноша, – вы… вы должны вернуться.

– Сын мой, не говори о том, чего не понимаешь. – Перехватить тощую руку и завести за спину он еще в состоянии. – Мы не расстанемся. Либо мы идем к дону Диего, либо к святому Федерико. Третьего не дано!

Если суадит нападет, он справится и с ним. Эти двое для него не соперники даже сейчас. Хуже, если врач кинется наутек, ищи его в этих лабиринтах. Если б фидусьяры хоть что-то соображали, Коломбо взлетел бы и огляделся. Раз в жизни может по-настоящему помочь, так ведь нет! Вцепился в плечо и молчит. Чучело!

– Мы пойдем к дону Диего втроем или не пойдем вообще, – невозмутимо объявил Бенеро. Он не собирался бежать. Юноша хмуро шмыгнул орлиным носом:

– Как скажете, сеньоры, только лучше б вам, святой отец, вернуться!

Все глупее и глупее. Малолетки-проводники, блуждание среди заколоченных домов, а из-за тополей торчит колокольня Святой Моники де Пангола, что в двух шагах от особняка Хенильи. Дорогу только слепой не найдет. Начать и закончить в одном и том же доме? В этом есть свой смысл. После смерти Гонсало особняк перевернули вверх дном и ничего не нашли. Конечно, Пленилунья может знать больше, чем говорит, но Инья исчезла в другом месте. Слуги клянутся, что сеньора из церкви не выходила. Они все из Ригаско, если кому и верить, то им, и все же…

– Идем.

– Святой отец…

– Идемте, Бенеро. Нам направо.

Быстрый взгляд, поникшие плечи. Значит, угадал! Врать и молчать не одно и то же: если не умеешь врать, смысла в молчании нет.

– Святой отец, вам нельзя туда!

– Предпочитаешь Сан-Федерико? Ты там будешь. А мы пойдем в особняк Хенильи. С альгвазилами.

– Я… я покажу дорогу.

Значит, особняк лучшей подруги, откуда Инес вышла и куда ее вернули, причем те, кому она сразу поверила. В самом деле, не схватили же герцогиню прямо в церкви и не сунули в мешок. Никто ничего не заметил, потому что сестра вышла сама, но кто ее вызвал? Слуга? Знакомый? В любом случае хаммерианам такое не по зубам, а будь по зубам, они схватили бы «проклятого паписта» за горло гораздо раньше и не выпустили. Значит, остаются те, кому нужен суадит. Или те, кому он очень не нужен.

– Бенеро, маркиз де Мадругана бывал в доме маркиза де Хенилья?

– Я об этом не знаю.

– А вы?

– Я – нет.

Еще одна калитка и еще один переулок. Радостно звонит Святая Моника, наливается вечерней синевой небо, на нем проступает подкова месяца. Тополя рвутся к небу, как минареты Аль-Кауката. Особняк Хенильи возвели на фундаменте синаитской мескиты. Дон Гонсало дорожил уединением и боялся убийц, в его доме наверняка есть тайники. Вот с чего следовало начать – с архитектора и подрядчиков! Дурочка Мария может и не знать секретов дома, а Протекта?

– Здесь все пропитано скверной! Остановись! – Фидусьяр не походил сам на себя. Коломбо случалось злиться, но страха в его воплях еще не бывало.

– Стой! – велел Хайме понуро трусившему рядом юнцу. Сонный, разрисованный вечерними тенями тупик был пуст, впереди маячила чуть ли не крепостная стена.

– Святой отец дальше не пойдет? – В глазах проводника мелькнуло облегчение.

– Не ходи туда! – Коломбо шумно сорвался с плеча. – Назад! Скорей! Здесь нечисто! Я чувствую зло! Страшное зло!

Выходит, папские голуби умеют бояться? Век живи, век учись. Фидусьяр, отчаянно вопя, кружил над головой. Расспрашивать его возможности не было. Хайме еще раз огляделся – ничего хоть сколько-нибудь тревожного. Может, дело в синаитской меските?

– Ключ!

– Я… Святой отец, у меня нет ключа.

– Тогда стучи!

– Да, сеньор.

Эта калитка была смазана на совесть, она распахнулась, даже не подумав скрипнуть. Хайме, отстранив проводника, шагнул внутрь и столкнулся с сержантом Гомесом! Альгвазил неловко отступил и с выражением благоговения на обветренной физиономии стукнул о камень древком алебарды.

– Святой отец, – доложил страж порядка, – в доме, прошу простить, все спокойно. Герцогиня де Ригаско в спальне хозяйки. Она, прошу простить, велела нам выйти вон.

– Докладывайте подробно. С самого начала. – Пусть плетет, что хочет. Инес, слава Господу, вне опасности. Еретики, суадиты, дон Диего – какая это, в сущности, ерунда. Пусть идут, куда хотят, с него хватит, а с Иньи тем более.

– Святой отец! – выпятил кирасу Гомес. Он тоже был счастлив, и счастье это требовало выхода. – По приказу Святой Импарции я взял этот дом, прошу простить, под охрану… Всех впускал, никого не выпускал. Чужих нет, слуг нет, только герцогиня де Ригаско. Она с хозяйкой, со вдовой… Та, прошу простить, сомлела. Упала, то есть.

– Где она сейчас? – Никуда не денешься, вдову придется навестить. – Кто с ней?

– Прошу простить, герцогиня, а больше никто… Даже дверь не открыли. Боятся, прошу простить, потому и слуг прогнали.

Похититель связан с кем-то в доме, даже до Гомеса дошло.

– Вы обыскали дом?

– Как есть все, святой отец, – отбарабанил альгвазил. – Никаких беззаконий. Этого, прошу простить, дона Диего и близко нет. Мы уж не знали, что и делать… Герцогиня нам, прошу простить, на дверь указала, а у нас – приказ. От самого кардинал-инкверента. Пока не сменят – никуда!

– Все хорошо, Гомес! – А могло быть и плохо, окажись Диего хаммерианином. «Белолобый» бы не удрал, а если б и удрал, то оставив за собой лишь трупы. – Заприте где-нибудь этого малого и никого к нему не пускайте. Бенеро, останетесь с сержантом. Или нет, идемте со мной. Маркиза де Хенилья упала в обморок.

3

Дверь розового дерева была изукрашена гирляндами и сердцами – Хенилья не жалел золота для своего гнезда. Бедняга… Уцелеть в трех войнах и погибнуть в обретенном на старости лет доме.

– Вот она, спальня, – объявил Гомес. – С, прошу простить, будуяром. Тут они и закрылись.

– Спасибо, сержант. Продолжайте охранять дом. Бенеро, вы довольны?

– Доволен? – позволил себе удивиться врач.

– Дона Диего схватят без вашего участия. Ваше согласие ничего не изменило.

– Это облегчает мне совесть, – соизволил признать суадит. Кажется, он хотел что-то добавить, но Хайме уже стучал в розовые доски. Два быстрых удара, перерыв, снова два быстрых удара. Так стучали в Ревале.

– Инья, это я. Открой! В доме чужих нет.

– Кто с тобой? – Это на самом деле она! Обошлось…

– Со мной Бенеро. Он нужен маркизе? Если нет, я его отошлю.

– Нет! – почти вскрикнули из спальни. – То есть да… Он нужен.

Хайме едва увернулся от тяжелой створки – с такой силой Инес распахнула дверь. Сестра стояла на пороге, осунувшаяся и очень решительная.

– Все в порядке! – Хайме обхватил Инью за плечи и притянул к себе. – Все хорошо…

– Еще нет. – Голубые, окруженные кругами глаза что-то искали за спиной Хайме. – Прогони альгвазилов. Они не нужны… больше.

– Будь ты еретичка, я б поймал тебя на противоречии. – Надо же, ему даже удалось рассмеяться! – Еще не все хорошо, а альгвазилы не нужны? Я их отошлю, а тебя снова похитят.

– Отошли. – Теперь она смотрела в глаза. – Пожалуйста! Нам ничего не грозит.

– Не могу, Инья. Их прислал не я, и потом, это же просто глупо!

– Но ты можешь их прогнать?

– Не могу и не прогоню. Может, прекрасным дамам и нравится прощать разбойников, но этот Диего заигрался. Я его из-под земли добуду.

– Не надо… Нет!

– Надо. Что с маркизой?

– Она больна. Очень серьезно.

– Вот и хорошо… То есть весьма печально. Бенеро, именем Святой Импарции прошу вас осмотреть маркизу де Хенилья. Вас никто не обвинит в том, что вы нарушили закон. Идемте, я предупрежу больную.

– Я сама, – вскинулась Инес. – То есть сначала я ей объясню. Марии плохо… Она… почти ослепла. И этот припадок!

– Яд?

– Не знаю.

– Инес, Бенеро – суадит. Он не может лечить мундиалитов, а мундиалит не может принять его помощь. Я беру ответственность на себя. Врача я предупредил в твоем присутствии, ты свидетель, но я должен предупредить и маркизу де Хенилья.

– Хорошо, – сдалась Инес. – Она в алькове. Подождите, я ей скажу, кто пришел.

– Как хочешь. – Что-то здесь не так, хотя где так? – Бенеро, вся ответственность на мне. Делайте все, что сочтете нужным.

– Боюсь, я могу лишь осмотреть больную. – Взгляд врача стал сосредоточенным, словно у офицера перед боем. – У меня при себе нет ни инструментов, ни лекарств. При необходимости я смогу с вашей помощью пустить кровь, но это все.

– Я пошлю за необходимым Гомеса.

– Хайме, сеньор Бенеро! – Рука сестры резко дернула полог. Тоже розовый с золотом. – Идите сюда!

Пепельные волосы, водопад волос и бледное отечное лицо. Некрасивое, жалкое, с прокушенной губой, и запах… Тошнотворный запах подгнивших яблок. Не так страшны раны, как яд или чума. Не так страшны и не так грязны.

– Мария, – Инес без всякой брезгливости нагнулась над подругой, – пришел врач. Он тебе поможет.

– Диего! – зеленоватые глаза слепо шарили по стенам. – Я больше не могу… Где…

– Перед тобой Бенеро! – Сестра с силой сжала тряпичную руку. – Доктор Диего… Гомес уехал. Бенеро – хороший врач. Его привел Хайме. Мой брат Хайме. Он служит в Святой Импарции. Это он привел врача. Ты поняла?

– Да… Мне плохо! Я умру… Как мама… как Анна и Роса…

– Не говори ерунды. Сейчас станет лучше. Хайме, ты что-то хотел…

– Маркиза, – в одном сомнений нет, она больна по-настоящему, – предупреждаю вас, что Бенеро – суадит. По закону он не может лечить вас без надзора со стороны врача-христианина, но ввиду серьезности вашей болезни я именем Святой Импарции разрешаю ему осмотреть вас, а вам – принять его помощь. Вы меня поняли?

– Мария, ты поняла?

– Да… Где Диего? Почему его нет… Уже ночь!

– Твоего врача здесь нет! Хайме, ты уже все сказал? Отойди!

– Вместе с тобой. Бенеро как-нибудь справится. Идем!

Инес кивнула, и мир стал отвратительно и окончательно пустым. Ошибись он в своих подозрениях, сестра бы огрызнулась и осталась с больной, но Инья подчинилась. Потому что лгала с самого начала! Нет, она не была глупа, но кому знать сестру, если не брату.

– Где дон Диего, Инес?

– Дон Диего? – Когда врут, часто переспрашивают. Святая Импарция к этому привыкла.

– Дон Диего де Муэна. Любовник маркизы де Хенилья и убийца бедняги Гонсало!

– Ты сошел с ума! – с расстановкой произнесла чужая светловолосая женщина, за которую он минуту назад был готов умереть. – Ты сошел с ума среди своих еретиков и монахов.

– Ты права: я лишился рассудка, поверив, что тебя похитили прямо в церкви. Сейчас я здоров. – Какая простая разгадка, глупая до невозможности и простая! Лоассцы, хаммериане, завистники… Как бы не так! Хенилью убил любовник жены.

– Я сейчас тебе все объясню…

– Нет, это я тебе все объясню. Ты в заговоре с убийцей Гонсало и его любовницей. Вы решили сыграть на моей привязанности к тебе, и у вас почти получилось, поздравляю! Хочешь, я скажу тебе, зачем вам Бенеро и почему в доме нет слуг? Вы боитесь, что станет известно нечто постыдное, а чего может стыдиться вдова, если не беременности? Я угадал?

– Угадал. – Инес смотрела удивленно и настороженно, словно видела его в первый раз. – У Марии будет ребенок. Она совсем одна среди цепных псов. Слугам она не верит, они ее никогда не любили. Это люди Хенильи. У нее нет никого, как я могла ее бросить?

– Эти «цепные псы» верны хозяину, которого убили по милости этой дряни и на радость нашим врагам! Ты помнишь, кто тебя спас, сестра?

– Меня спас Карлос. – Инес вскинула голову. – Карлос и Бласко.

– Да, ТЕБЯ спасли они. – Еще немного, и он ударит эту лживую дрянь. Не как импарсиал и не как брат. Как уцелевший в альконийской резне. – Даже доберись «белолобые» до обители, герцогини де Ригаско они бы не получили, но там были другие. Их закрыл собой Хенилья!

– Не кричи на меня! Я не оспариваю заслуг дона Гонсало, но Марии было с ним плохо.

– Нищенка хотела золота, она его получила, а за розовые спальни нужно платить! – Он не желает слышать про маркизу де Хенилья и не желает знать свою сестру. – Хватит, Инес. Сейчас Бенеро покончит с осмотром, и ты отправишься в Сан-Федерико. Родственники не имеют права допрашивать родственников. Полагаю, тобой займется Торрихос.

– Тебе дали в ордене не то имя, – прошипела Инес, – надо было назвать тебя Иродом.

– Вам, сеньора, вряд ли представится возможность называть меня хоть как-нибудь. Что бы с вами ни случилось, я умываю руки.

– Ты всегда слушал только себя. – Инес подошла совсем близко. Она не понимала, чем рискует: в рукаве инкверент всегда носил стилет! – Думай ты о нас, ты не добил бы отца своим монашеством… Ты не хочешь меня видеть? Но ты меня выслушаешь! Напоследок… Это я все придумала. Я, не Мария! Когда я к ней ехала, я ничего не знала, но ей стало плохо прямо здесь. Помнишь, как тебя било после раны? Ей было хуже! Я хотела позвать слуг, их не было. Так я все и узнала. Ты рассказывал мне про этого суадита. Мадругана не стал бы держать плохого врача… Мы не могли рисковать. Мундиалит мог нас выдать, а Бенеро вне закона. Он бы помог Марии и куда-нибудь уехал… Я дала б ему денег, его бы не нашли. Я не знаю, кто такой Диего, но они встретились после смерти Гонсало. После! Я была с ней на богомолье, Мариита не изменяла мужу и хотела ребенка… Ты меня слышишь?

– Разумеется. Продолжай, но я должен тебя предупредить. То, что ты говоришь мне, ты говоришь Святой Импарции.

– Это будет на твоей совести… И смерть Марии тоже. Я написала письма, взяла мантилью дуэньи…

– Взяла?

– Украла, если тебе так больше нравится!

– Сеньор! Я должен с вами переговорить! – Бенеро с каменным лицом оттеснил Инес. – Немедленно.

– Я слушаю.

– Вы уже знаете главное?

– Знаю.

– Тем лучше. Состояние женщины крайне тяжелое. Если не принять срочных мер, и она, и ребенок погибнут в течение суток. На это указывают все симптомы и обстоятельства смерти ее матери и двух сестер. С вашего разрешения я опущу подробности.

– Надежды нет? – Господь порой бывает справедлив. Убийцу убивает собственный грех. И поделом.

– Надежда уходит последней. Я исполню свой долг, но решать будет Он. Я вызову преждевременные роды. Для этого нужен порошок Populus balsamifera и еще кое-что. Вы обещали послать за необходимым.

– Говорите, что нужно и где это можно найти.

– Все, что нужно, было в моем доме.

– Все, кроме запрещенных книг, осталось на своих местах.

– И лекарственные снадобья?

– Были взяты образцы. Бо́льшая часть зелий до суда остается в опечатанном доме, чтобы исключить подделку доказательств.

– Вы можете затребовать нужное?

– Я все заберу сам. Объясните, что и где, или, еще лучше, напишите. В гостиной есть перо и бумага.

– Больную нельзя оставлять надолго, – буркнул врач, – припадок может повториться.

– С ней останется герцогиня де Ригаско. Позже я пришлю нескольких женщин. Идемте.

– Я справлюсь и одна! – Инес загородила дверь. – Сюда войдет только Бенеро! Если в тебе осталось хоть что-то… от мужчины и дворянина, не пускай сюда слуг!

И из-за этой лгуньи он настолько забылся, что заспорил при суадите с фидусьяром и был готов схватиться со всей Протектой?

– Будь по-твоему. Копайся в чужой блевотине сама! – Посторонним и в самом деле лучше остаться в неведении. – Но без присмотра вы не останетесь. Не надейся.