Текст книги "Неотразимая"

Глава 5

Харви расплатился с таксистом на углу улицы. Осторожность подсказывала ему пройти, несмотря на дождь, оставшиеся пятьсот ярдов пешком. Таким образом, кто бы ни увидел его – что маловероятно в такой час и в такую погоду, – не сможет сказать с определенностью, куда он идет, и не догадается, что в его портфеле находится информация, относительно которой в последнее время высказываются бесконечные догадки в прессе.

Раскрыв над головой зонт, с портфелем в руке Харви дожидался, пока отъедет такси, и отскочил, выругавшись, когда машина обдала его брызгами. Он попытался стряхнуть воду с намокших брючин, затем, оглянувшись на обе стороны, начал переходить улицу.

Ботинки хлюпали по мокрому асфальту. Да, вот уж не хочется «быть сегодня в Англии – в этот день апреля», подумал он угрюмо. Настроение у Харви было мрачное.

День оказался неприятным, с беспрерывными телефонными звонками – пресса добивалась интервью, требовала комментариев и заявлений. Даже Би-би-си приглашала его выступить в ток-шоу с рассказом о последних годах легендарного, великого Ричарда Темпеста. Он ответил отказом всем. Официальной причиной его пребывания в Лондоне была подготовка к официальному открытию Европейского отделения Организации.

Подавленность его усугублялась тем, что истинная причина его визита в Лондон не отвечала на его телефонные звонки.

В последние три дня он звонил ей чуть ли не ежечасно. И дозвонился только сегодня вечером. Все это раздражало его: и отсрочка, и совершенная незаинтересованность собеседницы, и погода, и то, что сейчас уже половина двенадцатого ночи, и то, что он сидел как на иголках последние три дня.

Он остановился, чтобы проверить на табличке название улицы, отходившей вправо. Спускаясь по ней, он издали заметил два светившихся белых шара у ворот.

Это, должно быть, ее дом. Уэверли-Кор. Тень Вальтера Скотта, мрачно усмехнулся он, обходя большую лужу.

Держа насквозь промокший зонт в вытянутой руке, он вошел в ярко освещенный подъезд. Одетый в форму консьерж поднялся из-за стола, отложив газету.

– Добрый вечер, сэр. – Он смотрел на Харви приветливо, но изучающе.

Проклятье, чертыхнулся Харви. Он надеялся проскользнуть незамеченным. Но теперь…

– Добрый вечер, – ответил он с подчеркнутой вежливостью. – К мисс Элизабет Шеридан. Моя фамилия Грэм. Меня ждут.

– Хорошо, сэр. – Консьерж повернулся к небольшому коммутатору, нажал кнопку. – Мисс Шеридан?

К вам джентльмен по фамилии Грэм… да, сию минуту.

Поднимайтесь, сэр. Пятый этаж. Квартира восемнадцать. Лифт – как раз позади вас…

– Благодарю.

Кабина лифта была отделана в стиле модерн розовым стеклом, в ней стояла большая бронзовая декоративная ваза с искусственными цветами, и Харви поморщился, вспомнив обилие свежих букетов в Мальборо.

Здание было довоенной постройки.

Дверь квартиры восемнадцать оказалась выкрашенной в белый цвет, на карточке в медной рамке написана фамилия ШЕРИДАН. Пол владельца квартиры оставался неизвестным. По непонятной причине это добавило раздражения Харви. Все это проклятое дело напоминало русских кукол, матрешек, которых Ричард как-то привез из Москвы в подарок Ньевес. Только откроешь одну – внутри нее находишь другую. И беспрестанные, с тех пор как прочли завещание, причитания Касс начали вспоминаться ему. У него появилось ощущение, что она опять, в который раз, окажется права.

– Что, как, почему и когда, Харви, – помахивая в такт пальцем, говорила она. – Я бьюсь в потемках – буквально до синяков. Как только сможешь, пролей хоть какой-нибудь свет на все это… И мы будем благодарны – будем ли? – узнав, что нас ожидает. Я знаю, ты сделаешь все наилучшим образом, но, по правде говоря, готова к худшему.

Дан Годфри высказался довольно ясно относительно того, что должен сделать Харри.

– Прежде всего, – сказал он вкрадчиво, – ты оказываешься первопроходцем. Неизведанные территории, девственные места и так далее. – Он подло усмехнулся. – Я говорю в переносном смысле, разумеется.

Все мы знаем, что ты надежен, как стена, и питаешь склонность – стоит ли это скрывать? – к нашей семье.

Не забывай, пожалуйста, что мы, в свою очередь, расположены к тебе.

– Я знаю свой долг, – ответил Харви сухо.

– И выполняешь его! – с энтузиазмом подхватил Дан. – Пока твои пристрастия не изменились.

Его колкости задели Харви.

– Это ты привык менять пристрастия!

– Верно, но ведь мисс Хелен Темпест симпатизирует не мне… И не я, а ты отправляешься к мисс Внебрачной.

– У меня к ней дело, а не фантазии! – не сдержавшись, воскликнул Харви.

Ответом ему была лучезарная улыбка.

– Чудесно. Это оставляет простор для моих фантазий.

Даже Марджери хотела, чтобы он приукрасил ее.

– Хорошо бы ты сумел сказать обо мне несколько добрых слов, – льстивым тоном обратилась она к Харви. – Бог свидетель, это никому еще не помешало…

Но что смутило Харви, так это слова Хелен, которые подтвердили ему истинность вкрадчивых речей Дана.

– Я уверена, что ты сделаешь для нас все возможное, – прошептала она, а взгляд ее прекрасных глаз обжег его.

Каждый хочет добиться своего, с осуждением подумал Харви, берясь за дверной молоток. Будь я проклят, если стану содействовать кому-нибудь из них…

Дверь открылась, и он остолбенел. Он был готов увидеть фотомодель, но не ожидал, что перед ним предстанет ожившая статуя. Он не сводил с нее глаз. Она молчала. Шляпа мгновенно оказалась у него в руке.

– Мисс Элизабет Шеридан?

Она не спеша оглядела его с головы до ног.

– Мистер Грэм?

Он поклонился вежливо, на старинный манер, а мысли его лихорадочно роились.

– Входите. – Она отступила на шаг и впустила его в небольшую квадратную прихожую. Надо сознаться, думал он в смятении, она выглядит потрясающе! Ни ее досье, ни даже фотография не дали ему представления о ее реальной внешности. Он вспоминал ее данные.

Рост – 6 футов . Вес – 150 фунтов . Волосы – белокурые. Глаза – зеленые. Цвет кожи – светлый. Если ее размеры выходили за рамки стандарта нашего времени, когда красивым считается тот, кто миниатюрен, то лицо, несомненно, было ее богатством. Но рядом с ней думалось не о размерах, а о величии. Она выглядела царственно. Была подобна статуе. Быть может, Юноны? Мысль о богине напрашивалась сама собой при взгляде на спадающие до пола складки ее зеленого шелкового кафтана и забранные в высокую греческую прическу белокурые волосы. Она обладала королевской мощью и ошеломляющей красотой. Только что спустилась с Олимпа, в смятении подумал Харви. Он не мог отвести от нее глаз и пришел в себя, только когда она взяла из его руки мокрый зонтик и поставила его в стояк.

– Простите, – поспешил он извиниться. – Погода скверная. По-моему, когда бы я ни приехал в Лондон, здесь всегда идет дождь.

Негнущимися пальцами он расстегнул пуговицы, а пока она вешала его пальто и шляпу, нервно поправлял и без того безукоризненно правильно повязанный галстук, затем последовал за ней по короткому коридору в огромную гостиную, где глубокие тени и яркий свет смягчал горевший в камине огонь, который несказанно обрадовал Харви. Все в комнате было либо простого белого цвета, либо различных оттенков зеленого: потолок и стены белые, ковер, мебель и сотни цветов в горшках – зеленые, белые коврики лежали на паркетном полу цвета меда, бархатные портьеры были немногим темнее изумрудных глаз Элизабет. Полукруглые ниши по обе стороны камина были забиты книжками в бумажных обложках, в одном углу располагался музыкальный центр, в другом стоял цветной телевизор. Над камином висела репродукция Брейгеля, коричнево-ало-золотая, а перед ним стояли две парные небольшие кушетки, обтянутые темно-зеленым, почти черным, бархатом. Девушка расположилась на одной из них. Тогда он осторожно присел на краешек другой, не забыв поддернуть брюки с острой, как нож, складкой, и попытался собраться с мыслями.

– Простите меня за столь поздний час, – начал он, сам себе напоминая диккенсовского злодея, – и за некую двусмысленность визита, но все это сейчас выяснится, уверяю вас… – Да, она ошеломила его. Поэтому он поспешил заговорить о причине, которая привела его сюда.

– Прежде чем мы начнем, – его пальцы скользнули в карман жилета, из которого свисала золотая цепочка от часов, а на ней брелок – крошечный розовый поросенок, – я думаю, будет правильно сначала установить личность каждого из нас. Вот моя карточка.

Его визитная карточка была напечатана на отличного качества плотной бумаге изящным шрифтом и вполне соответствовала его собственному безупречному виду.

Превосходно сшитый костюм, лицо главного судьи, узкая, как у борзой, голова, черные блестящие волосы, так тщательно причесанные, что казались нарисованными, небольшие черные, похожие на пуговицы глаза, в которых все еще было заметно испытанное им потрясение, плотно сжатые губы.

Она держала его карточку в руке: «Харви У. Грэм, „Харкорт, Грэм и Спенсер“, адвокаты, Бей-стрит, Нассау».

Она подняла на него глаза. Ледяной взгляд коснулся его лица.

– Какое дело может быть ко мне у багамского юриста? – голос был холоден так же, как и она сама.

– С вашего разрешения, я все объясню вам через несколько минут. Прежде всего, – Харви прокашлялся, – я бы хотел задать вам несколько вопросов личного свойства. Просто чтобы убедиться в подлинности имеющейся у меня информации.

Выражение ее лица было непроницаемым. Глаза могли бы соперничать с драгоценными камнями. Он заставил себя, не дрогнув, выдержать ее взгляд. У него создалось впечатление, будто она пожала плечами, хотя она не шевельнулась.

– Спрашивайте.

Бесстрастность, отметил он. И отсутствие интереса.

Полное владение собой. Был поздний вечер, к ней явился незнакомец, но все это не имело значения. Он подумал, что она сумеет справиться с чем угодно. Достал из кармана очки. Так она производила еще большее впечатление. Что за внешность! Настоящая богиня. Но и отец ее был красив, как греческий бог. Он еще раз прочистил горло. Наверное, он кажется ей дураком. Мнется, как будто ему шестнадцать, а не под шестьдесят. Он начал свой допрос.

– Ваше полное имя?

– Элизабет Шеридан.

– Где и когда вы родились?

– Здесь, в Лондоне. Первого января 1947 года.

– Ваши родители живы?

– Мать умерла. Об отце ничего не могу вам сказать.

Я незаконнорожденная.

И ей наплевать на это. У Харви не было насчет этого никаких сомнений. Значение имело только, кто она сама, а не кто были ее родители.

– Вы не представляете, кто бы это мог быть?

– Нет.

– Именно это я и пришел вам сообщить.

Молчание. Затем она произнесла совершенно бесстрастным тоном:

– В самом деле?

– Да, в самом деле, – с чувством сказал Харви, его чопорное лицо смягчилось. Он взял в руки портфель, глянцевые бока которого из мягкой кожи вполне годились бы в качестве зеркала, набрал код, открыл замки, извлек сложенную газету и подал ей. Это был двухнедельной давности экземпляр «Нью-Йорк тайме». Крупные буквы над фотографией красивого смеющегося мужчины гласили: «УМЕР „КОРОЛЬ“ ТЕМПЕСТ».

Она рассматривала газету в тишине, характер которой, как показалось Харви, изменился. Ему показалось, у нее даже пошли мурашки по телу, что ее волосы стали дыбом.

Однако она только и спросила:

– Он?

Харви мог бы поклясться, что в какой-то момент голос ее дрогнул от затаенного смеха.

– Он. – Его голос тоже дрогнул, но от гнева.

Снова тишина. Она использовала тишину как оружие. Тишина пронзала вас, возносила высоко и оставляла там…

– Кто это сказал? – спросила она спокойно.

– Он сам.

– Когда и где? Ведь он умер.

– Вот именно.

Его глаза встретились с ее. Он снова ощутил ее взгляд, как прикосновение льда к коже. Затем по ее прекрасно очерченным губам пробежала слабая ироническая улыбка, и она сказала:

– Да, понимаю… Вы юрист, значит, вы пришли сообщить мне, что он признал меня своей давно утерянной дочерью и завещал мне все свое состояние.

– Именно это, – согласился Харви, не замечая выпада, – я и пришел сообщить вам.

На этот раз тишина была долгой.

– Тогда сообщите, – приказала она.

Он снова взял в руки портфель. Пальцы его дрожали. Так она воздействовала на него. И ее отец тоже.

Способность главенствовать над людьми, завораживать взглядом были явно унаследованы, но если под горячим взором отца человек таял, то под леденящим взором дочери его бросало в дрожь.

– Это завещание объяснит все.

Она прочитала документ молниеносно. Взгляд Харви скользнул по плотно заставленным полкам – самые разношерстные книги по любым темам. Затем он вновь посмотрел на нее. От нее нельзя было отвести глаз.

Свет, направленный на Брейгеля, слегка задевал ее, превращаясь в мягкое сияние, и ее белая кожа казалась прозрачной. У нее была длинная шея, длинные руки и ноги, и, несмотря на высокий рост, она производила впечатление изящной. Обычно он расценивал женщин до тридцати как девушек, старше – как женщин. Сидевшая перед ним была молода по годам, но совершенно зрелой. В ней не было ничего юного.

Дочитав до конца, она взглянула на него.

– Это законно?

– Простите! – Тридцать лет безупречной репутации отозвались гневом в этом восклицании, но на нее оно не произвело ни малейшего впечатления.

– Я незаконная дочь.

Лицо Харви посветлело.

– А… вы имеете в виду вопрос наследования. Здесь нет никаких препятствий, наследник назван по имени.

Более того, здесь не встает вопрос о майоратном наследовании. То, что вам оставил ваш отец, принадлежало ему, и только ему. И он выбрал именно вас, чтобы оставить все.

– Почему? – Голос был ровный, без эмоций.

– Не представляю себе. Я имею дело с фактами, а не с предположениями.

В этот раз улыбка была одобрительной.

– Я тоже.

– А эти факты истинны.

– Докажите это.

– Вы сами служите доказательством.

– Сходство ничего не доказывает. Разве зря считается, что у каждого из нас где-то есть свой двойник?

– В вашем случае речь идет не о сходстве – скорее о повторении. У вас тот же рост, те же волосы, глаза – у вас его лицо. Но если вам нужны еще доказательства, я попросил бы вас показать левую стопу.

Не отводя взгляда, она медленно высунула левую ногу из-под своего кафтана. Нога была босая, с высоким подъемом и узкой стопой. И сращенными пальцами.

– Стопа Темпестов, – подтвердил Харви. – У вашего отца была такая же, точно такая же и у его сестры, они унаследовали ее от своей матери, а та – от своего отца и так далее в глубь поколений. Это безошибочное свидетельство принадлежности к роду Темпестов… – Он позволил себе чуть улыбнуться. – Теперь вы верите мне?

Но нет, она еще не верила.

– Вы сказали, что мой отец унаследовал такие пальцы от своей матери… как же тогда они могут быть признаком истинного Темпеста?

Улыбка Харви стала шире.

– Поскольку она тоже была из рода Темпестов. Из английской, старшей ветви… Леди Элинор Темпест, единственная дочь двенадцатого графа Темпеста. Поэтому вы Темпест в квадрате, если можно так выразиться…

Она снова подобрала под себя ногу, что он наблюдал с сожалением. Высокий ворот кафтана закрывал ее по шею, но Харви с самого начала был уверен, что под кафтаном у нее ничего нет. Он отвел глаза от ее сосков, обозначившихся под натянувшимся, когда она усаживалась, зеленым шелком. Она выглядела совершенно невозмутимой. Но на губах ее появилась таинственная улыбка.

– Все это очень странно, – заметила она. Затем поднялась так стремительно, что Харви моргнул. – Я думаю, надо выпить. – Она не спрашивала, а сообщала. – Вам виски?

– Да, пожалуйста… но без льда. Сказывается шотландское происхождение, – объяснил он.

– Вы ведь не американец, правда? В вашей речи слышится призвук акцента.

– Я учился там в университете, но родился я на острове.

Она принесла ему щедрую порцию напитка, и он с удовольствием сделал большой глоток и почувствовал, что согрелся и приободрился. У нее было налито то же самое.

– Итак… – Она вернулась на свою кушетку. – Познакомившись с вашими истинными фактами, я полагаю, что все, что вы дали мне прочесть, – вымыслы.

– Простите…

– Причины, мистер Грэм. На все есть свои причины. Или Ричард Темпест мог совершать что-то без причины?

– Ни в коем случае! У него, как всегда, должны были быть причины.

– Каковы же они? Почему мне? Почему теперь?

Почему все?

– Не представляю себе. Он не был со мною настолько откровенен.

– Но вы были его юристом?

– Был. Целых тридцать лет. И он не хранил от меня тайн.

Она нагнулась взять завещание со стеклянной поверхности чайного столика, стоявшего между ними.

– Здесь написано, – и она быстро нашла глазами место, – «дочери Элизабет Шеридан, история которой, подробно изложенная, содержится в Приложении…».

Где оно?

Приложение было у Харви наготове. Она внимательно прочла, но заметила только «очень обстоятельно» самым ровным голосом. Она задумчиво приглядывалась к Харви.

– Ему пришлось потрудиться.

– Это правда.

– Но я все еще не понимаю, почему.

– И мне нечего сказать вам. Я не располагаю никакой информацией об этом. Вся она находилась в руках вашего отца. Он тоже был юристом, хотя не занимался этим профессионально. Он состоял членом Общества юристов и обладал достаточными знаниями, чтобы составить собственное завещание. Так поступают многие юристы. А это завещание может считаться образцовым.

Очень ясные, точные формулировки. Я без колебаний представлю его в суд, утверждающий завещания.

– Когда?

– Трудно сказать. Владение очень велико и разнообразно., оценка его займет не недели, а месяцы.

– Насколько он был богат?

На этот раз Харви просиял в улыбке.

– Вы можете поверить в Креза?

– Если вы так говорите…

Никакого впечатления. Харви чувствовал, что начинает злиться. Все это напоминало попытки проткнуть иголкой стеклянную стену.

– Похоже, он не раскрывал своих карт, – заметила она.

– Да, вы были его козырем, оставленным про запас.

Она впервые рассмеялась. Смех преобразил ее лицо.

– И я выиграла кучу денег!

Неудивительно, подумал Харви, глядя на нее. Но сказал бесстрастно:

– Иногда жизнь – игра…

– И что он разыгрывал?

– Не имею представления.

Она еще раз задумалась. Затем неожиданно спросила:

– Я полагаю, он был вполне здоров?

Харви произнес неодобрительно:

– Мисс Шеридан, если гениальность, как принято считать, состоит в бесконечной работоспособности, то ваш отец был истинный гений. В то время, когда он составлял завещание, он был занят приобретением нескольких весьма спорных торговых концессий. Борьба за них была жестокой, а прибыль обещала быть огромной. Он выиграл, не потеряв ни цента. Относительно человека, способного к таким действиям, можно сказать только, что он в полном – и необыкновенно ясном уме!

– Понятно, – сказала она спокойно.

– Почему вы противитесь? – спросил он прямо. – Почему вас так трудно убедить? Вы не хотите признать Ричарда Темпеста своим отцом? Вы не хотите принять правду, которую я рассказываю вам?

– А вы бы хотели?

– Он перешел в наступление:

– Возможно, потому, что он оставил вас, когда вы были ребенком? Безусловно, он более чем искупил это своим поступком. Он признал вас публично, причем самым великодушным образом. Возможно, он не знал о вашем существовании долгое время, а обнаружив вас, предпринял шаги, чтобы возместить вам то, что было вами утеряно… – Слышал бы ты меня сейчас, Ричард, подумал он. – Вы хотите быть богатой? – продолжал он спрашивать. – Вы хотите быть признанной миром как единственная дочь «короля» Темпеста?

– Я знаю, кто я, – ответила она. Это подразумевало: и не хотела бы быть кем-либо другим. – Но мне хотелось бы узнать, кто был он…

– В высшей степени замечательный человек. Но прежде чем я начну рассказывать, скажите, что вам о нем известно?

Она снова поднялась и протянула руку за его стаканом, который он осушил, прежде чем отдать ей.

– Только что он был очень богат, очень могуществен, был легендой своего времени. Что он владел половиной мира, а жил на островке на Багамах. Что он жил весьма светской жизнью, в то время как остров оставался совершенно закрытым частным владением. Что там у него был сказочный дом; что он был единственным владельцем самой большой в мире многонациональной организации. Что он был женат дважды, оба раза на вдовах, что у него есть пасынки, а собственных детей нет… обрывки светской хроники, не больше…

Не так мало, подумал Харви. А вслух сказал:

– Все верно. Но, как вы справедливо заметили, только обрывки. Чтобы понять вашего отца, нужно сначала понять его семью. – Он сделал глоток из заново налитого стакана. – Они англичане по происхождению. Мать вашего отца была отдаленной родственницей своего мужа, единственной дочерью двенадцатого графа, который наследовал – ваш прадед с отцовской стороны – десятому графу, личному другу короля Якова I, и получил от него в дар обширный участок земли, который относится в настоящее время к штату Вирджиния. Его тоже звали Ричард Темпест, и у него было два сына. Младший сын, Ричард, обосновался в Вирджинии и основал династию. Он известен в семье под именем Основателя. Он стал большим колониальным владельцем, построил себе прекрасный дом (по преданию, его архитектором был сэр Кристофер Рен).

Темпесты сделались одной из значительнейших колониальных фамилий; они были аристократами, которых повергла в ужас американская революция. Они были тори, приверженцами существующего режима. Темпесты не испытывали ни малейшей симпатии к тому, что казалось им разношерстной толпой недовольных ремесленников и горячих голов – юристов. Для них Джордж Вашингтон был просто землемером, которого им как-то приходилось нанимать. Они сохраняли верность Англии. Томас Джефферсон был их первейшим врагом. Он ненавидел – и уничтожил – то, что отстаивали они.

И когда Джонатан Темпест, тогдашний глава семьи, поднял полк легкой кавалерии, чтобы сражаться бок о бок с лордом Корнуоллисом, он тем самым отказался от жизни в Америке. Когда Британия проиграла, Темпесты наряду с другими лоялистами собрались и двинулись на Багамы, где благодарная монаршья власть предоставила им другие наделы. На одном из них, где прежде селились испанцы, называвшие его островом Фламинго, Темпесты поселились, переименовав его в Темпест-Кей, и восстановили свой род. И построили новый прекрасный дом. Джонатан Темпест передал эстафету другим.

Легенда приписывает ему фразу: «Я выживу!» – ставшую впоследствии девизом рода.

Харви глотнул из стакана, чтобы промочить пересохшее горло.

– Они преуспели на Багамах, восстановили обычаи плантаторской жизни, привезя с собою рабов, домашний скот, семена и растения. И по некой иронии судьбы именно Америка способствовала тому, что они стали еще богаче и могущественнее, чем прежде. Во время гражданской войны южанам было необходимо торговать хлопком с Англией. Этим и занимались Темпесты, в то же время предупреждая северян о других нарушителях блокады. Их деятельность, была настолько успешной, что по окончании войны президент Грант в знак благодарности восстановил американское гражданство Темпестов. – Харви сухо улыбнулся. – Неплохой поворот… А поскольку Багамы в 1875 году находились во владении Британии, это означало двойное гражданство, которое они и сохраняют по сей день.

Он сделал еще глоток.

– Гражданская война обогатила Темпестов, и они распорядились своим богатством так, что сумели приумножить его. На острове было много лесов, там росли красное дерево, бакаут, поэтому они принялись строить корабли и использовать их для торговли. Они ввозили и разводили породистый скот, они возделывали каждый дюйм земли, способный приносить урожай, они продуманно вкладывали деньги, пока у них не образовались интересы – а иногда и контрольные пакеты – в компаниях, разбросанных по всему миру.

Все эти широко разбросанные интересы ваш отец объединил в Организацию Темпестов. Таким образом в ее владении оказались копи в Венесуэле и в Южной Африке, леса в Орегоне и Висконсине, угольные шахты в Западной Вирджинии – и в Англии, пока там они не были национализированы, верфи в Англии и в Скандинавии, урановые рудники в Австралии. Организация была зарегистрирована, разумеется, на Багамах, что означает весьма скромный налог на собственность и отсутствие налогов на прямые доходы, на наследство, у нас нет также корпоративного налога, налога на прибыль, налога на недвижимость… вот почему Организация построила крупные индустриальные объекты также в Нью-Провиденсе и на Больших Багамских островах.

Остров полностью обеспечивает себя. Там имеется электростанция, собственная телефонная связь, водопровод, больница, школа, кинотеатр, церковь. Чего у нас нет – так это ограблений, вандализма и насилия.

Можно спокойно гулять где угодно, хотя у нас на острове есть и один полисмен – бывший лондонский бобби.

Здесь живет и работает около трехсот человек, и все благодаря Темпестам. Они потомки рабов, которых привез с собою Джонатан Темпест, а рабство было отменено на Багамах в 1838 году. Наши люди живут и работают на острове по собственной воле. Мы могли бы увеличить население острова в десять раз, поскольку жители других островов постоянно добиваются разрешения поселиться здесь.

Темпест-Кей – одно из мест, где каждому хотелось бы жить. Он очень красив – настоящий рай. Целые мили прекрасных пляжей, тропическая растительность, прекрасный климат… От нас пятьдесят пять морских миль до Нассау и около часа лета до Майами. На острове есть собственная посадочная полоса, которую построил ваш отец, использовав грунт, вынутый при расширении гавани. – Харви прервался, чтобы в очередной раз промочить пересохшее горло. – У нас даже есть площадка для игры в гольф, можно играть в теннис, заниматься верховой ездой, кататься на водных лыжах, ходить под парусом, нырять с аквалангом…

– Итак – рай? – прервала его она, холодно улыбаясь.

– Не думаю, что преувеличу, если скажу, что именно так.

Снова молчание. Она опять погрузилась в размышления.

– Ну, хорошо, – произнесла она наконец. – Я поняла, что это собой представляет. Пока мы не можем ничего сказать относительно того, почему он так поступил.

А как насчет людей? Почему он не оставил наследство семье?

Она проверяет методически, подумал Харви, не упуская ничего. Она не примет ничего на веру. Это соответствовало его врожденной осторожности и потому нравилось ему, с другой стороны, ему были неприятно постоянно доказывать истинность своих слов. Но он честно ответил на ее вопрос.

– Это закрытая информация.

– Даже если они не… я хочу сказать, больше не…

– Да. – Он взглянул на нее. – Во всяком случае, это не имеет к вам отношения, если завещание не будет опротестовано.

– А это возможно?

– У меня нет информации об этом.

Их глаза встретились. Она владела искусством не отводить взгляда. Это был один из способов, которыми она внушала робость. Сейчас он увидел в ее глазах пугающе полное понимание ситуации. Она не была введена в заблуждение ни на одну минуту. Но она только спросила:

– Итак, что же теперь?

– Темпест-Кей. Ваше наследство.

– Но я еще даже не получила его.

– Это всего лишь вопрос времени, поэтому лучше – и безопаснее – чтобы вы оказались там.

– Безопаснее?

– Пресса, – коротко ответил Харви. – Такое известие, когда обнаружится, будет настоящей сенсацией.

Не могу не сказать, что до тех пор необходимы полное молчание и соблюдение тайны. Организация осталась без руководителя, и уже ходит полно слухов. Не должно быть никаких неверных шагов. По этой причине я звонил вам из телефона-автомата, поэтому я навестил вас в столь позднее время, поэтому прошел пешком последние несколько сот ярдов до вашей квартиры под проливным дождем… Я пытался связаться с вами в течение трех дней. – Это прозвучало почти как упрек.

– Меня не было в городе. – Ни объяснения, ни извинения. – Все необыкновенно таинственно и романтично…

– Так нужно, – твердо ответил Харви. – И вот что еще мне необходимо знать прямо сейчас. Как скоро вы могли бы уехать на остров?

Она задумалась. Он ждал.

– Десять дней, – сказала она без сомнений, без колебаний.

Он ожидал обычной дамской нерешительности.

– Но как же ваша работа?

– Закончена. Вот почему меня не было в городе последние три дня – мы заканчивали съемки для очередной рекламной кампании. Поскольку у меня с ними особый контракт, я сейчас свободна и могу ехать, куда захочу. А относительно нового контракта ведутся переговоры.

– Каково это – рекламировать «Безупречный Макияж»? – вдруг спросил он с любопытством.

Она пожала плечами.

– Это дает неплохие деньги.

Харви холодно улыбнулся.

– Но не такие, как наследство Ричарда Темпеста. – Затем добавил решительно:

– Продолжайте переговоры относительно контракта. Иначе могут возникнуть толки. Скажите, что вы собираетесь отдохнуть. К примеру, в Майами. – Харви поджал губы. Он полез в портфель, достал из него пухлый конверт и положил его на чайный столик. – Здесь тысяча фунтов наличными.

Купите на них билет до Майами. Я бы предложил рейс 294 Британских авиалиний, который вылетает из Хитроу в час и прибывает в Майами в пять минут шестого по местному времени. Не покидайте зала для прибывших.

Вас встретят и отвезут в другую часть аэропорта, где я буду ждать вас. Затем мы полетим на остров. У вас, конечно, есть паспорт?

– Да.

Он снова уловил на ее губах тень улыбки. Что-то забавляло ее. Это сбивало его с толку.

– Я советую вам лететь туристическим классом, – продолжал он упрямо. – Фотографы снуют по международному аэропорту Майами, высматривая знаменитостей, а ваше лицо хорошо известно. Если вас заметят, не сообщайте ничего, кроме того, что вы едете отдыхать, и, пожалуйста, отделайтесь от них до встречи со мной.

Оставьте квартиру за собой, как будто вы собираетесь вернуться, только постарайтесь, чтобы там не было никаких личных бумаг, любая мелочь может быть использована прессой. Придет время, и вы окажетесь под пристальным вниманием публики. К вам будет проявлен жадный и настойчивый интерес. Единственное, о чем я вас прошу, – не облегчайте задачу газетчиков. – Он достал из внутреннего кармана ежедневник. – Десять дней. Это значит, 27-е. Да, очень хорошо. Я еду в Париж, Берлин и Рим, и наш уговор вполне согласуется с моим расписанием. – Он сделал необходимые пометки и убрал ежедневник, вполне довольный. – Теперь… я уверен, что вам о многом хочется спросить меня.

– Да, правда. Чего мне ждать на острове?

Он понял, о чем идет речь.

– Какого приема?

– Ведь они лишились наследства…

Харви сделал глоток, собираясь с мыслями.

– Ну… по правде говоря, хотя все они принадлежат к семейству, только сестра вашего отца – кровная родственница, все остальные – его пасынки и падчерица.

– Но он содержал их.

Ответ Харви отличался осмотрительностью:

– В течение всей своей жизни ваш отец был более чем щедр по отношению к ним… щедрое содержание, неограниченное пользование его домами, машинами, самолетами, яхтами… наконец, использование его имени, которое звучало как пропуск в любой части мира. За эти годы они все получили астрономические суммы – за исключением мисс Темпест, разумеется, – она располагает собственным капиталом, поскольку Имущественный фонд был создан ее покойной матерью. Истратив громадные суммы и не запасясь ничем на пресловутый черный день, они не вправе ожидать, что ваш отец обеспечит их до конца жизни. Его, пожалуй, это устраивало. Вы же – кровная родня. Естественно, что отец отдает предпочтение своему родному ребенку перед пасынками…