Текст книги "Медальон Эрсидаха"

Глава 17

Только на третьи сутки Лиза почувствовала, что ее тело становится управляемым. Она уже довольно внятно могла говорить и шевелить пальцами рук и ног. Это очень радовало врача-реаниматолога, ту самую пожилую женщину, которую Лиза увидела первой после возвращения на Землю.

Да, она именно так и думала: после возвращения на Землю…

Те миры, в которых она побывала, не исчезли из памяти, и это было странно, так как она сначала считала, что все, что с ней происходило, это сон. Яркий, возможно, вещий, но только сон. А значит, его следует забыть или оставить в тех уголках сознания, где живут сказки и фантазии из детства.

Но просыпаясь и снова засыпая, и опять просыпаясь, она с удивлением обнаружила, что сны имеют совсем другую природу. Они туманны и расплывчаты, и главное – в них она не может управлять собой, как это делала, находясь в реке Стикс или в Башне, во время встречи с отцом или беседуя со Страшкой. Нет, это был не сон.

С каждым часом она все яснее и четче вспоминала путешествие. Слова отца о том, что теперь от нее зависит судьба формулы и всего человечества, подстегивали к действию.

Она не могла отлеживаться в больнице, когда нужно делать следующий шаг к решению поставленной перед ней задачи.

Лиза с нетерпением ждала появления Вероники, которой сможет рассказать все, что с ней произошло, и наметить дальнейший план действий. Но подруга не появлялась, и это было подозрительно и досадно.

Лиза попросила медсестру дать воды и в очередной раз спросила, не приходил ли к ней кто-нибудь. Медсестра была новенькая. Она отрицательно покачала головой и посмотрела на Лизу так, будто хотела что-то сказать, но не могла. Это тоже давало повод к размышлению. Что она знает, но молчит? Друг она или враг?

– Вас как зовут? – постаралась как можно членораздельнее произнести Лиза.

– Александра, – сказала медсестра, поправляя ей подушку. – Вам еще нельзя разговаривать.

– Саша, прошу вас, позвоните моей подруге. Это очень важно. Я скажу номер.

– Я знаю номер. Ваша подруга по сто раз на день звонит на дежурный пост, но ее пока не пускают.

Александра смотрела на нее с такой жалостью, что Лиза подумала: «Как же я выгляжу, если вызываю сочувствие у медперсонала?»

Но главное она все-таки узнала. Вероника здесь, рядом, она думает и беспокоится о ней, она наверняка взяла на себя заботу о маме, она хочет увидеть Лизу, но ее не пускают.

Почему? Ведь следователь обещал посодействовать. Или это как раз его происки? Ну, конечно, как она сразу не сообразила! Сыщику не выгодно, если Лиза будет с кем-то общаться, даже если это ее единственная подруга.

Лиза закипала от негодования. Если бы она могла, то всю больницу поставила на уши. Кто установил порядки, по которым она лишена возможности общаться с близкими людьми? Разве ее в чем-то подозревают или обвиняют? Почему она оказалась в отдельной палате с особым режимом? Откуда такой контроль – со стороны медиков или полиции?

Когда в дверях появилась дежурный врач, Лиза весь свой гнев обрушила на нее. К удивлению, врач спокойно выслушала и сказала:

– Вас никто не лишает возможности общаться с близкими. Просто эти дни были необходимы для вашего же блага. Мы собирали консилиум, и невропатолог настоятельно рекомендовал дать время для адаптации, прежде чем вы снова вернетесь в привычную жизнь. Елизавета, вы сами себе вредите негативными мыслями. Ну вот, на этом фоне и давление повысилось, – кивнула она на показания тонометра.

Она вызвала медсестру и велела дать Лизе успокоительное.

– Сейчас надо поспать, а завтра…

– Я не могу все время спать, – перебила Лиза. – Я хочу видеть Веронику. Я хочу домой.

– Завтра, – врач гладила Лизу по руке и успокаивала, как маленькую девочку, – утро вечера мудренее, знаете такую поговорку? Завтра увидите свою подругу. Обещаю.

* * *

Врач не обманула. На следующий день пустили Веронику. К большому удивлению Лизы, она появилась не одна, а вместе со следователем.

Лиза была огорчена. Как она при постороннем расскажет о встрече с отцом и ребятами, о миссии, которую должна выполнить как можно скорее.

– Лизка, ну ты и напугала нас всех! – завопила Вероника прямо с порога. Она швырнула на тумбочку пакет с фруктами, уселась прямо на кровать и взяла Лизу за руку.

– Еле прорвалась к тебе! Это же не больница, а крепость мальтийских рыцарей! Только штурмом, и только при помощи Антонова…

Вероника кивнула на сыщика, продолжавшего стоять у двери. Лиза натянуто улыбнулась в его сторону.

– У нас пять минут, потом примчатся кобры в белых халатах. Но первая стена пала, сказали, что теперь будут пускать каждый день, – тараторила Вероника.

– Как мама? – спросила Лиза, и Вероника запнулась на полуслове. Она снова посмотрела в сторону следователя. Он подошел поближе.

– Давай про маму позже, ладно? – сказала Вероника. – Тут Антонов хотел тебе пару вопросов задать.

– Нет, сначала про маму, – настаивала Лиза. – Ты ей все лекарства даешь? По инструкции? А чем кормишь? У меня там в холодильнике…

– Лиза, мамы больше нет, – сказала Вероника так тихо, что она подумала, что плохо расслышала.

– Как нет? А где она? В больнице?

– Мария Константиновна не перенесла повторный инсульт, – сказал Антонов, чтобы облегчить Веронике объяснение.

Наступила тишина. Лиза пыталась осознать услышанное. Мама умерла. Как? Почему? Этого не может быть! Она столько лет стойко справлялась со своей болезнью. Они вместе столько лет справлялись с ее болезнью, и вот…

«Она просто не перенесла то, что со мной случилось, испугалась, что осталась одна, она умерла из-за меня», – думала Лиза, чувствуя, как ее накрывают горе и отчаяние.

Ей остро захотелось остаться одной. Пережить все случившееся без посторонних. Она закрыла глаза, но предательски потекли слезы, и этого нельзя было скрыть.

Она почувствовала, как Вероника прижалась к ее мокрой щеке, и зашептала на ухо:

– Не надо, Лизка, ты же сильная, и я с тобой, мы теперь никогда не расстанемся, никогда, слышишь…

«Но ты не сможешь мне заменить маму, никто никогда не сможет мне заменить маму, ее теплые руки, ее голос, ее улыбку», – Лиза чувствовала, как горький комок все сильнее сжимает горло.

Это было чудовищно несправедливо. На нее напали, чуть не убили, и все-таки она осталась жить. А мама – даже когда перестала ходить – умела ценить каждое мгновение, и ее лишили света, солнца, человеческого тепла.

«Но она теперь рядом с папой, они вместе, им хорошо. А что будет со мной? Я потеряла семью, дом, всё, чем жила все эти годы».

Теперь Лизу накрыла жалость к себе. Вероника держала ее за руку, но чувствовала, что ее подруга сейчас далеко. Она не знала, как себя вести, как помочь, да и можно ли утешить в таком горе.

Наконец, Лиза взяла себя в руки.

– Когда это случилось? – спросила она.

– Три дня назад.

– Похоронили рядом с папой?

– Да. Народу было много. Ритуальные услуги и поминки взяла на себя Академия. Я бы сама не справилась. И еще Сергей мне помогает все это время. Представь, мы земляки, он меня пятилетней девочкой помнит, – с облегчением перешла на другую тему Вероника.

Теперь Лиза попыталась рассмотреть сыщика повнимательнее. Надо же, как вовремя появился этот фрукт, думала она. В случайность поверить трудно, вполне вероятно, что он тоже охотится за формулой, но только со стороны службы госбезопасности, а роль следователя только прикрытие.

Фээсбэшник, у него же на лбу написано, решила Лиза, и только такая наивная дурочка, как моя Вероника, могла поверить в сказку про случайную встречу.

– Елизавета… ммм… можно без отчества? – включился в разговор Антонов.

– Так вы же и так без отчества ко мне обращались. Или сейчас ситуация изменилась? – Лиза по-прежнему не испытывала ни малейшего желания общаться с полицией.

– Хорошо, спасибо, – не обращая внимания на выпад Лизы, продолжал Антонов. – Простите, что в такую минуту. Я искренне соболезную вашему горю. Но мне просто необходимо еще раз задать вам несколько вопросов. На вас напали сзади и ударили тяжелым предметом. За несколько минут до этого вы попрощались с подругой. Пока шли к подъезду, ничего подозрительно не заметили?

– Нет, я уже говорила.

– Но прошло время. К вам вернулась память…

– Она у меня и не пропадала, – отрезала Лиза и повернула голову к Веронике. Ей нужно было как-то намекнуть подруге, чтобы она пришла без своего новоявленного друга.

В это время в дверях появилась медсестра. Она выразительно показала на часы.

– Вороновская, пора ставить капельницу. А вы приходите завтра, но только после тихого часа, – сказала она, выпроваживая Веронику с Антоновым.

– Ника, – окликнула Лиза подругу, и она оглянулась уже в проеме двери, – нам надо поговорить. Наедине.

Вероника понимающе кивнула, и Лиза откинула голову на подушку. На нее тут же обрушились воспоминания о тех счастливых днях, когда мама и папа были рядом…

* * *

Фотопамять подбросила картинку из раннего детства. Ей года три, не больше. Они с мамой идут на прогулку в парк. Дорожка поднимается вверх, по пути – лесенка из корней деревьев, их так сложно преодолеть, но мама крепко держит за руку, и ей спокойно и уютно от этого.

Наконец они доходят до памятника Черняховскому, он такой огромный и чёрный, и Лиза думает, что именно из-за цвета его так назвали – «черняховский». Вокруг памятника – массивные цепи, тоже чёрные и гладкие, они не пускают подойти ближе, и можно только задирать голову и смотреть как птицы (вороны?) уютно сидят на голове этого исполина.

Мама никуда не торопит, они идут долго, пока Лиза не устает и не начинает проситься «на ручки». Мама не берет, уговаривает потерпеть, потому что они уже пересекают большие ворота – вход в парк, а дальше – розовый павильон, сквозь арку которого виден фонтан-змея.

Они подходят ближе, и змея с шумом выталкивает огромную струю. Лизе тогда казалось, что она достает до самого неба. Ей не по себе от грохота воды, поэтому они с мамой уходят по тропинке вглубь, где беседки, мостики через ручейки и статуи античных героев действуют умиротворенно и успокаивающе.

Присев на лавочку, мама достает кусок своего знаменитого пирога с творогом и изюмом, и Лиза с аппетитом уплетает всё, до последней крошки.

* * *

Друзья папы прозвали этот пирог «Марьюшкино чудо». Собираться у Вороновских по воскресеньям на чаепитие было традицией.

Сколько радости приносили Лизе эти вечеринки! Ей доставалось самое лучшее – фокусы дяди Пети и юла дяди Левы, не считая игрушек и конфет, которые приносили гости.

Дядя Лева брал ее за обе руки и крутился так быстро, что мама начинала нервничать: «Лёвка, перестань, голова от вас уже кругом».

А дядя Петя всегда придумывал что-то неожиданное. Например, доставал из кармана белый порошок, хитро улыбался, и тихонько насыпал в бокал тёти Сони. Затем он предлагал ей минералки и, подмигнув Лизе, начинал медленно его наполнять. Через мгновение из стекла с шипением вываливалась сине – зеленая пена, похожая на змею, и тётя Соня подскакивала от ужаса.

Лиза и дядя Петя были в восторге в отличие от остальных гостей. Зато папа всегда принимал их сторону.

– Петр, тебе бы фокусником быть, а не термодинамикой заниматься, – хохотал он.

Петр Семенович Измайлов был великим ученым, посвятившего себя квантовой физике, долго не признаваемой в России, а Лев Рафаилович Зусман – ведущая фигура в группе Курчатова. Он изучал систему ядерной изомерии искусственных изотопов.

Но все это Лиза узнала значительно позже. В ее детстве они были просто веселыми бородачами, которых она обожала и с большим нетерпением ждала очередного нашествия «мудрых тараканов», как они сами себя называли.

С годами кружок сужался. На воскресные встречи с «Марьюшкиным чудом» приходили два-три человека. После 90-х, когда окончательно пал железный занавес в постсоветском пространстве, кто-то подался на запад, кто-то оставил науку ради хлеба насущного, потому как прожить на зарплату ученого стало невозможно.

…Вдруг в памяти Лизы всплыла поездка в Париж. Папу пригласили на очередной международный симпозиум, и на этот раз он хотел взять их с мамой.

«Лиза уже большая, да и тебе неплохо бы посмотреть мир», – уговаривал он Марию Константиновну, которая ужас как не любила менять обстановку, да еще тащиться в такую даль, да еще под Новый год.

Наступал двухтысячный, все вокруг говорили о начале третьего тысячелетия, ждали каких-то чудес и аномалий.

«Мариша, ты только представь, мы всей семьей попадем на Рождественские гуляния!», – Илья Аркадьевич находил все новые и новые аргументы.

Что касается Лизы, то она молила всех богов, чтобы мама согласилась. Ей уже стукнуло двенадцать, и она до смерти хотела попасть в Диснейленд под Парижем, в котором побывала Ленка Фомичева, и на всех переменках только об этом и говорила.

В конце концов, мама сдалась, и начались сборы. Лиза помнила все до мельчайших подробностей, даже запах большого чемодана, в котором не только все вещи, но при желании могла поместиться кошка Симка.

– А Симку куда? На кого я Семирамиду оставлю? – все еще пыталась отбиться от поездки мама, но это уже были совсем незначительные всполохи.

А потом настало время сказки. Лиза попала в настоящий и безудержный карнавал красок, ощущений, восторгов. Пока папа был занят на своей симпозиуме, они с мамой успели посетить все достопримечательности французской столицы.

А потом уже втроем бродили по парижским улицам, смотрели спектакли уличных мимов, слушали шарманщиков, кормили голубей, бросали в Сену монетки, и, казалось, не было более счастливой девочки на свете, чем она.

Всего через шесть лет не станет папы. И Париж навсегда останется их единственным семейным путешествием.

…Лиза не заметила, как задремала. На этот раз сон был тяжелым и мучительным. Она пыталась догнать и спасти маму, но та всё дальше и дальше уходила от нее, пока совсем не растворилась в холодном тумане.

Глава 18

Антонов все дни проводил за рабочим столом. Он в сотый раз перелистывал папку с документами по двум уголовным делам, объединенным в одно.

Осмотр места происшествия, опрос соседей и родственников, отчеты криминалиста и патологоанатома, фотографии и отпечатки пальцев… Увы, ни одной зацепки, ведущей к преступнику, убившему привратника, напавшего на Елизавету Вороновскую, а затем попытавшегося усыпить Веронику Яровую, не было.

Зато изучение дела о гибели спецназовца Леонида Сбруева, которое с большим трудом ему удалось выбить из военного ведомства, дало неожиданный результат.

«Пуля не найдена. Это просто невероятно», – бубнил себе под нос Антонов, листая тоненькую папку с грифом «Секретно. Северный Кавказ».

«Она вошла в череп, но не вышла из него. Значит, должна была остаться в мозгу. Чертовщина какая-то. Не растворилась же она в самом-то деле», – думал он.

Антонов и сам не понимал, почему так настойчиво добивался документов по делу Сбруева, и что хотел в конечном итоге выяснить. Только интуиция еще ни разу не подводила майора за все годы работы в органах. И сейчас она снова и снова возвращала его к людям, работавшим над формулой стратегического значения.

«Ну, конечно, «дело закрыто за недостаточностью улик», а что вы еще можете написать, вояки хреновы», – ворчал Антонов, закрывая папку.

Итак, Леонид Сбруев и Олег Золотарев гибнут в разное время, но оба при загадочных обстоятельствах. Затем нападение на Вороновскую. Убийство привратника – прикрытие. Основная цель – Елизавета.

«Все трое связаны между собой, все трое работают над одной и той же темой, разработку которой начал академик Вороновский», – мысленно расставлял факты по полочкам Антонов.

Но ученый умирает от инфаркта задолго до гибели своих учеников. Стоп. А если…

Антонов в смятении вышел из-за стола и стал ходить из угла в угол. Нервы были на пределе. Он судорожно вспоминал, к кому может обратиться за помощью. Досье на Илью Вороновского нужно искать в архивах НКВД, а это непростая задача. Основная часть до сих пор не рассекречена, хотя за окном уже полным ходом идет третье тысячелетие.

Он вспомнил, что один из его друзей на выпускном в Академии МВД похвастался, что ему сделали предложение работать на госбезопасность.

«Мишка Чекалин, да, точно, это был он», – и Антонов кинулся к ящикам стола. В самом углу под кипой отчетов он нашел блокнот со старыми номерами телефонов.

«Если сменил номер, я найду его по фамилии. Только бы удалось», – он, как ищейка, чувствовал, что вышел на след, но не мог представить, куда этот след его приведет.

Он слушал гудки и обдумывал, как действовать дальше. Когда включился автоответчик, Антонов назвал себя, попросил срочно с ним связаться и оставил номер сотового.

Он только повесил трубку, как раздался звонок. «Ничего себе оперативность», – подумал Антонов о Мишке Чекалине, но ошибся. Звонили из отдела внутренних дел по Пресненскому району Москвы.

– Младший сержант полиции Волков. Тут у нас в дежурке гражданин. Говорит, убил человека. Требует вас.

– Меня?!! Ничего не понял. Сержант, еще раз и более внятно.

– В наше отделение три часа назад пришел гражданин… – Волков, очевидно, разбирал фамилию, записанную в протоколе, – гражданин Репин Герман Ростиславович.

– Ну и? – Антонов впервые слышал о таком человеке.

– Репин пришел с заявлением, что 17 июля 2015 года он, находясь на территории дома номер тринадцать на Ворошиловском проспекте, убил привратника. Причины преступления объяснит только следователю, ведущему это дело.

У Антонова внутри всё похолодело.

– Так что же вы, черт возьми, все эти три часа делали, вместо того, чтобы…

– Вас искали, – невозмутимо ответил Волков.

– Сейчас приеду, – буркнул Антонов и бросил трубку.

* * *

Вероника готовила ужин и ждала Антонова. После похорон Марии Константиновны она хотела вернуться в общежитие, но Сергей сказал, что тогда нужно квартиру академика Вороновского опечатать. Эта мысль Веронике не понравилась.

– Это дом, где прошли мои лучшие годы! И вдруг – полиция, печать на дверях…

– Тогда ты должна здесь пожить до возвращения Лизы, – согласился Антонов. – Только будь осторожна.

– Боишься, что кто-то еще камнями в окна бросаться станет? – съязвила Верника. – Дурной пример, он ведь заразительный.

– Боюсь, что пока мы не нашли нападавшего на тебя и на Лизу, здесь небезопасно, – нисколько не смутился Антонов.

– Но ты же блокнот конфисковал, а охотились за ним. Чего мне бояться? – хорохорилась Вероника.

На самом деле ей ужас как не хотелось оставаться одной в большой квартире академика, где при желании можно спрятаться в любом из стенных шкафов или непроходимой от старой утвари кладовке.

Ну, и как-то так сложилось, что Антонов тоже остался. Он снимал квартиру в районе Останкино. При экстренной необходимости добираться до Вероники пришлось бы не менее часа. За это время могло произойти что угодно.

И еще оба решили, что когда Лиза вернется из больницы, дом должен быть наполнен теплом и жизнью, а не воспоминаниями о тех, кого уже нет.

Вероника поджарила котлеты, к ним сварила спагетти и сделала овощной салат. На десерт у нее еще с утра остались ватрушки с творогом и изюмом.

Она сама себе удивлялась. Нет чтобы заказать пиццу или суши из ближайшей кафешки. И стол накрыт, и хозяйка не уставшая. Но ей доставляло огромное удовольствие возиться на кухне, варить, жарить, тушить, печь, и всё ради того, чтобы Сергей, с аппетитом уминая ее стряпню, сказал что-то типа: «Нет, что ни говори, а нормальную девку никакой мегаполис не испортит».

Конечно, она не признавалась, что до его появления терпеть не могла, а, если честно, просто не умела готовить. Да и у кого было ей учиться? Мать кроме похлебки на сале да картошки с луком ничего не делала. А в семье Вороновских кухня всецело принадлежала Марии Константиновне, они с Лизой только поглощали плоды ее трудов.

Лиза освоила кулинарные премудрости после того, как заболела Мария Константиновна, а Веронике вроде и ни к чему было обрастать лишней информацией. У них в НИИ вполне сносная столовка, а на ужин всегда можно из супермаркета что-то прихватить.

Теперь, с появлением Антонова, началась новая эра. На работе она приставала к вахтерше тете Маше, как лучше сделать зажарку к борщу, бегала с блокнотом за лаборанткой Лидусей Осиповой, записывая ее офигительные рецепты булочек и ватрушек, а в интернете вместо математических формул гуглила адреса кулинарных сайтов.

Она видела, как в отделе хитро перемигиваются и шушукаются, но плевать хотела. А когда Наташка Федосеева спросила с ехидной улыбочкой: «У тебя кто-то серьезный появился?», ответила, не задумываясь: «Да, местный участковый. И мы скоро поженимся». Она еще хотела прибавить про будущего ребенка, но подумала, что это будет уж слишком даже для крысы Наташки.

Вероника поставила на стол обеденные приборы, подумала и достала из шкафа бутылку сухого красного.

«Кажется, я превращаюсь в классическую жену военного», – подумала она и усмехнулась.

Антонов стремительно вошел в ее жизнь, и она совсем не хотела думать, что будет дальше. Просто здесь и сейчас все было замечательно.

Она услышала, как ключ поворачивается в замке, и кинулась в прихожую. Антонов стоял бледный и какой-то растерянный.

– Что случилось?

– Ничего, просто устал, – он снял туфли и пошел на кухню. Вероника шла следом, предчувствуя недоброе.

– Ух, ты, какой роскошный ужин, – сказал он, усаживаясь, – да ты меня вконец разбалуешь, растолстею и потеряю нюх сыщика.

Он пытался шутить, но у него не очень получалось. Вероника разложила по тарелкам котлеты и спагетти, и молча села рядом. Антонов налил вино в бокалы.

– За этот прекрасный ужин и за хозяйку, его приготовившую, – сказал он и выпил до дна.

Вероника едва пригубила. Вино показалось ей слишком терпким. Она смотрела, как Антонов вяло ковыряет мясо вилкой. Было немного обидно, что ее старания не имели того успеха, которой она ожидала. Но она чувствовала, что дело тут вовсе не в еде.

– Антонов, сейчас же выкладывай, что случилось.

– Да, все нормально, работа у меня такая.

Антонов снова налил себе вина.

– А не ешь почему? Не вкусно?

– Очень вкусно, просто… желудок что-то прихватило.

Он встал из-за стола и быстро прошел в ванную комнату.

«Что-то здесь не так», – думала Вероника. За все то время, что они были вместе, Антонов ни разу не жаловался на здоровье.

Она тоже встала из-за стола и пошла в кабинет Ильи Аркадьевича расстелить диван. Через некоторое время появился Сергей.

– Спасибо, милая. Прости, что так получилось.

Он лег под одеяло и попытался отвернуться к стене, но Вероника стала настаивать на том, чтобы он измерил температуру.

– Да нет у меня температуры, вот посплю и завтра буду как огурчик, – отбивался Антонов.

– Ну, конечно! Ты на себя в зеркало посмотри, бледный как покойник.

На слове «покойник» Антонова передернуло, он рывком отбросил одеяло и снова кинулся в ванную. Вероника слышала, как его выворачивает наизнанку.

Когда он вернулся, она молча укрыла его, затем наклонилась и поцеловала в лоб. Он был мокрый от испарины, но температуры действительно не было.

Вероника встала и тихонько вышла из кабинета, потушив за собой свет. Она прошла на кухню, убрала остатки ужина и уже собралась принять душ, когда услышала из кабинета голос Антонова.

– Ника, принеси воды, если можно.

«Зря он вино пил, – подумала Вероника, наливая воду в стакан. – Утром надо кровь взять, пусть наши лаборанты посмотрят, в чем там проблема».

Он пил с такой жадностью, будто вернулся из пустыни. Она еще дважды приносила воду, и он залпом осушал стакан.

Вероника присела на край дивана и предложила вызвать «скорую». Антонов наотрез отказался.

– Поверь, я здоров. Просто нервы. Устал, наверное.

– Это что-то новенькое. Неврастения у следователя по особо важным делам. Ты надо мной издеваешься? – Вероника начинала всерьез сердиться. – Если я твой друг, то между нами не должно быть секретов, ведь так?

Антонов кивнул. Он сел на диван, обхватил голову руками и глубоко вздохнул.

– Не знаю, с чего начать.

– Попробуй начать сначала.

– Хорошо, попробую. Только не перебивай. Значит так. Мне позвонили из дежурки на Пресненской. Там какой-то тип признался в убийстве дяди Сёмы и нападении на Лизу. Ну, я туда и рванул. Тем более он поставил условие, что будет давать показания только следователю, ведущему это дело.

– Ничего себе!

– Я же просил не перебивать!

Вероника зажала рот рукой в знак того, что этого больше не повторится.

– Этот Репин… Ну, просто сморчок сопливый, в очках, прыщавый, в общем ботаник в чистом виде. Я даже поначалу подумал, наговаривает на себя парень. Но хоть какая-то зацепка. Сейчас начну крутить его связи, узнаю, кого он прикрывает, ну и так далее… Не буду тебя грузить нюансами.

– Ничего, грузи, мне даже интересно. Я же про таких, как ты, только в книжках читала. Например, про Шерлока или Пуаро.

– Ну, я больше на Шерлока тяну, – заулыбался Антонов, и у Вероники отлегло от сердца. Знать полегчало, раз шутит.

Сергей говорил сбивчиво, то вдруг вспоминал какие-то детали и возвращался к началу, то замолкал и уходил в себя, что-то обдумывая.

Вероника вопросов больше не задавала.

В конце концов, картина складывалась примерно такая. На допросе Репин рассказал, что действовал по заданию неких сил. Как понял следователь, речь шла о внеземных цивилизациях. Инопланетяне выбрали Репина своей мишенью и рассказали ему о формуле, которая погубит всех землян. Именно на этого прыщавого интеллигента была возложена миссия спасения человечества, то есть ему нужно было достать и уничтожить все расчеты, связанные с формулой.

Антонов быстро понял, что имеет дело с классической шизофренией, и мысленно прикидывал, в какой момент пора вызывать подкрепление из психушки.

Между тем Репин продолжал давать показания. Он несколько месяцев выслеживал Елизавету Вороновскую, изучил до мельчайших подробностей ее биографию, ее привычки и любимые занятия, маршрут из дома на работу и с работы домой.

Он собирался с ней познакомиться и втереться в доверие. Он никого не хотел убивать. Ему просто надо было узнать, где формула, и уничтожить ее на любом носителе: на бумажном, на компьютере или флэшке.

Но тут случилось непредвиденное.

Формула каким-то образом оказалась в одном из столичных НИИ, к ее расчетам подключилась целая группа физиков. Ситуация вышла из-под контроля инопланетных координаторов. Правда, через некоторое время они смогли перекрыть утечку. Сработали на животных инстинктах, а точнее на страхе: руководителю отдела пригрозили убрать всю семью, включая четырехлетнюю дочку, если тема будет продолжена. Он так перепугался, прочитав письмо, пришедшее на электронку, что даже не стал уточнять, кто и откуда ему угрожает.

После этого инцидента для Репина время сжалось. Он получил приказ добыть и уничтожить формулу немедленно.

Встреча Елизаветы с подругой, работающей как раз в том отделе, где занимались расчётами, могла означать только то, что обе девушки действуют заодно.

В тот вечер Репин неотступно следовал за подругами. Он был уверен, что после того, как тему закрыли, Вероника постарается передать основные математические показатели, которые успели сделать ее коллеги, и теперь они должны находиться в сумочке Вороновской.

– Так вот почему на Лизку напали сразу после нашей встречи!

– Скажи мне честно, вы создаете какое-то психотропное оружие? – неожиданно спросил Сергей.

– Ты спятил? Эти расчеты не имеют никакого смысла для военных, если ты это имеешь в виду.

– Ладно. Тогда мне вообще не ясно, почему такой ажиотаж вокруг какой-то теоремы, даже если она супер важна для развития всех цивилизаций и галактик вместе взятых! Ни одна цифра не стоит жизни человека, а ваши научные изыскания унесли уже несколько.

– Не кипятись, Серый, – тихо сказала Вероника. – Все значительно сложнее. Речь идет не о земных войнах.

– Ага, ты мне еще начни цитировать популярные фэнтези. «Все это было бы смешно, когда бы не было…». Это классик сказал, между прочим.

– Ну, пока не я, а ты цитируешь. Но сейчас не об этом. Что было дальше?

– Дальше он увидел, как вы прощаетесь и вошел в подъезд, чтобы вырвать сумочку у Вороновской и убежать. Представь, он не знал о существовании привратника! При этом много дней околачивался возле дома, выверяя часы и минуты возвращения Лизы с работы.

– Ну, он же не наемный убийца. Насмотрелся детективов, а там именно так выслеживают жертву.

– Ладно, поехали дальше. Он входит в подъезд и его, естественно, останавливает дядя Сёма. Но этот сморчок не растерялся, а пошел буром на громилу. Как он помнит, дядя Сёма даже отступил в изумлении. И тут Репин воспользовался замешательством и нанес ему удар ножом в грудь. Удар был такой точный, что я не сомневался: работал профи. С одного удара такого бугая завалить… Но это я отвлекся. Что было дальше. Репин на труп старался не смотреть. Он, кстати, только из новостей по телеку и узнал, что убил дядю Сёму, а тогда думал, что только ранил. А не смотрел в сторону привратника, потому что с детства боится вида крови, боялся, что потеряет сознание и не доведет дело до конца. Он спустился к входной двери и замер, ожидая Елизавету. Она и сообразить ничего не успела, потому что он сразу огрел ее по голове камнем, который прихватил во дворе. И опять-таки Репин божится, что не собирался убивать. Не это было его целью.

– А где он прятался, прежде чем на меня накинуться? Я же всю комнату Лизы осмотрела, даже под диван заглянула.

– Он стоял за комнатной дверью. Именно туда ты и не догадалась посмотреть, потому что это же почти на виду. Вот тут он хорошим психологом оказался. Знал, что человек как раз и не замечает то, что находится на самом видном месте.

Репин увидел, как Вероника нашла блокнот. Но забрать его ему помешал Антонов.

– Со мной он проделал тот же трюк. Я вошел и сразу увидел тебя, лежащую на полу. Ведь дверь в комнату Лизы была открыта. Репин же, услышав щелчок в замке, переместился в прихожую. Теперь он стоял уже за входной дверью. Я бросился к тебе, а он спокойно вышел из квартиры.

– Да, да именно так я и предполагала, когда пришла в себя. Убийца стоял за дверью. Просто, как все гениальное.

– Ну, на этом его гениальность закончилась, – сказал Антонов. – Дальше началась настоящая достоевщина. Как я уже говорил, из новостей он узнал, что не ранил, а убил привратника, и что Лиза в коме и может умереть в любую минуту. В общем, из великого спасителя человечества он стал особо опасным убийцей. Ночью его мучали кошмары, его пожирали всякие отвратные существа, пытали инопланетные монстры, накатывала всякая мистика. Короче, он перестал спать, есть, выходить из дома, и дошел до полного нервного истощения. В конце концов, решил покончить с собой. Но перед этим пришел в полицию. Говорит, ему убитый привратник велел.