Текст книги "Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле"

Глава четвертая
«Зеленый грот»

Вечером следующего дня Фридрих узнал кое-что новое о таинственном Грилло Тальпе. Они с Брумзелем остановились на ночь в гостинице в городе, покачивавшемся на ветвях березы высоко над землей. Тут нужен был крепкий желудок, но Фридрих за последнее время к качке привык, так что ему показался довольно романтичным шелест листьев вокруг и мерцающий сквозь них свет окрестных домов.

На полке около входной двери гостиницы Фридрих нашел растрепанную книжку под названием «Средний Север: лучшие туристические маршруты и главные достопримечательности». Он тут же взял ее с собой в столовую и, усевшись за столик, раскрыл раздел, посвященный их следующей цели.

«Зеленый грот»

Заведение с большой историей, расположенное к югу от Гремучего ущелья. Прекрасные виды и оригинальный стиль на протяжении десятилетий неизменно привлекают сюда множество посетителей. Можно смело сказать, что для жителей Северной Стороны это место стало культовым. Туристам здесь тоже неизменно рады, однако задерживаться в «Гроте» после наступления темноты не стоит: временами там случаются потасовки. Кроме того, по слухам, в «Зеленом гроте» нередко проворачивают сомнительные сделки. А так как происходит это практически легально – по крайней мере, за контрабанду в Северной Стороне никого не преследуют, – то основатель заведения, его владелец и шеф-повар Грилло Тальпа позволяет осуществлять на своей территории все виды торговли. В «Зеленом гроте» прекрасная кухня; особенно рекомендуем попробовать суп из свежей настурции.

Брумзель сидел, низко склонившись над столом, и медленно покачивал головой. Казалось, будто он задремал в ожидании ужина.

– А этот «Грот»-то – вроде как настоящий магнит для туристов, – произнес Фридрих довольно громко: ему хотелось проверить, спит Брумзель или нет.

– Тальпа только во вторую очередь хозяин ресторана, а в первую – контрабандист, – без обиняков заявил Брумзель, поднимая голову. – По самым грубым оценкам семьдесят процентов его клиентов – соглядатаи. Тальпа на их стороне, поэтому его заведение и процветает. На Севере торговля налогами не облагается, но при пересечении границы, конечно, нужно платить соответствующие сборы. Он обходит это как только может, и при этом сам напрямую ни в чем не участвует, а только организует. Кроме того, соглядатаи держат его в курсе всех новостей. И если кто-нибудь знает, имеют ли соглядатаи отношение к тому, что мы видели в Гремучем ущелье, так это Тальпа.

– И ты думаешь, он нам расскажет? – поинтересовался Фридрих.

– Конечно нет! – презрительно бросил Брумзель.

– Он знает, кто ты такой?

– Если не знает, мне стоило бы уйти из профессии, – вздохнул Брумзель. – Это было бы знаком моей полной несостоятельности.

На следующий день приготовления к посещению «Зеленого грота» начались задолго до того, как путешественники к нему приблизились. Брумзель на этот раз решил полностью исключить вероятность встретить в «Гроте» кого-нибудь, кто видел их без маскировки. Поэтому он заплатил угольщику за право вдоволь поваляться в куче угля. Таким черным он еще никогда не был. Потом, купив банку черного обувного крема, Брумзель натер себе крылья.

– Ну что, первоклассный шмель-плотник из меня получился, а? – спросил он, крутясь перед Фридрихом.

Фридрих за всю жизнь шмеля-плотника видел один-единственный раз, да и то издалека, но Брумзель был весь черный, шмели-плотники – тоже, так что он кивнул.

– Легенду используем ту же, что и в Бараньей Голове: мы курьеры, везем корреспонденцию в… э-э-э… ну, скажем, в Баранью Голову. А больше ничего рассказать не можем – тайна переписки! – подмигнул Брумзель. – Мы просто зашли пропустить по стаканчику. Сидим, разговариваем и между делом упоминаем об ужасном взрыве, свидетелями которому стали в Гремучем ущелье. И внимательно следим за реакцией окружающих.

– Не хочу показаться слишком пессимистичным, – начал Фридрих, – но что, если нас – я чисто теоретически говорю – поймают?

– О, это будет не очень-то приятно, – весело ответил Брумзель. – Нас поколотят и вышвырнут вон. Или окунут в смолу и обваляют в перьях – так Тальпа любит поступать с теми, кто пытается уйти не заплатив. Если все сложится совсем плохо, может, даже будут пытать, чтобы узнать, чего мы вообще хотим и много ли знаем.

– Не-е, меня пытать не будут, – отозвался Фридрих, у которого спина уже похолодела от страха. – Я им всё расскажу быстрее, чем они пилочку для ногтей достать успеют.

– Да вряд ли на тебя вообще будут тратить время, если у них в руках окажусь я, – возразил Брумзель. – А на то, чтобы я им рассказал все, что знаю, понадобятся недели. Не считая времени, которое уйдет на пытки.

– Что-то мне в этот «Зеленый грот» расхотелось, – буркнул Фридрих, краешком рукава протирая авиационные очки. – Это наверняка жутко отвратительная, мрачная дыра, от которой приличным людям лучше держаться подальше!

И он представил себе темный сырой грот со сводами из черной породы, по которым медленно катятся капли холодной воды и падают вниз, на страшных оборванных существ с повязками на глазах и зазубренными кинжалами в руках, и таинственного Грилло Тальпу на троне, нависающего над ними словно тень, огромная и грозная, но едва различимая в темноте.

Позже, своими глазами увидев «Зеленый грот», расположившийся между корней упавшего дерева, Фридрих был совершенно очарован. В углублении, оставшемся от корней, образовался пруд, по его прозрачной темной воде от одного островка ряски к другому бегали водомерки, а в глубине копошились жуки-плавунцы. Выше, в самом дереве, все так и кишело публикой разного рода, на балконах и за окнами веселились по полной. Из окон то и дело кого-нибудь выбрасывали – к счастью, только крылатых посетителей.

Фридрих с Брумзелем прибыли в «Зеленый грот» в самое оживленное время, после окончания рабочего дня. Фридрих был очень рад, что они наконец добрались: в животе у него уже давно громко урчало.

– Ну что ж, проверим, заслуживает ли кухня Грилло Тальпы той славы, которой пользуется, – сказал он и, готовый на все, засеменил впереди Брумзеля ко входу, такому широкому, что через него свободно могли пройти десять человек рядом.

– Эй, тише ты! А то еще примут нас за ресторанных критиков, – попытался пошутить Брумзель. – Тут, кстати, подают свежую ряску, прямо из пруда. Попробуй обязательно!

– Ты уже бывал здесь? – удивился Фридрих. Он почему-то думал, что решиться на посещение такого опасного места Брумзель мог только в случае крайней необходимости.

– Ох, бывал, бывал в молодости! – подмигнул Брумзель. – Это теперь только по долгу службы…

Они спустились по длинной широкой лестнице, лавируя между толпами снующих туда-сюда посетителей. В сумрачных коридорах горели факелы, вдоль стен тянулись древесные корни, по сторонам то и дело встречались залы, сквозь окна которых внутрь попадал дневной свет. Потом Фридрих с Брумзелем оказались у очередной лестницы, ведущей в глубину дерева, и прошли мимо полутемной комнаты, которая сразу привлекла внимание Фридриха. Там, за шторой из деревянных бусин, сидели молчаливые существа, усердно потягивавшие дым из кальянов. Всё помещение было полно дыма и пара, как сауна. Фридриха насторожило, что курильщики не шевелятся и не разговаривают. Просто сидят, и все.

– Брумзель, – прошептал он, хватая спутника за крыло, – что это? Что с ними происходит?

– Они просто немного в ступоре, – отмахнулся Брумзель. – Вдыхают горячий вальмю. Еще один способ применения этой жидкости! Если ее выпить, клонит в сон, как ты помнишь. А если ею подышать, то не засыпаешь, а впадаешь в предрассветную кому.

Фридрих сразу догадался, что Брумзель имел в виду:

– В такое состояние, среднее между сном и явью, которое иногда бывает очень ранним утром? Часов около пяти?

– Именно. Многие говорят, что в таком состоянии в голову приходят лучшие мысли. А некоторые так крепко и здорово спят, что у них никогда предрассветной комы не бывает. Поэтому они помогают себе вальмю. Иногда это очень полезно: в пять часов утра часто видишь всё гораздо яснее. Днем в голове уже слишком много всего, чтобы думать без всяких помех. Единственная проблема – то, что некоторые курильщики вальмю в какой-то момент перестают переносить обычную повседневную путаницу в голове. Тогда они начинают курить вальмю непрерывно, сидят вот так, им в головы приходит множество гениальных идей, но использовать их они никак не могут, потому что постоянно вдыхают вальмю.

– У-у, ужас какой! – прошептал Фридрих. – А это не запрещено?

– Ну, если бы кто-то решил запретить вдыхать вальмю, ему пришлось бы запретить и предрассветную кому! Пойдем, нам нужно вниз, в бар. Там по вечерам интереснее всего.

Дорогу в бар найти оказалось совсем не трудно. Толпа текла именно туда, всё ниже в корни дерева. Солнечного света уже давно нигде не было видно. Коридоры становились все шире, по сторонам встречались всё новые комнаты для курения вальмю. Наконец Брумзель с Фридрихом оказались перед очень широкой лестницей. С левой ее стороны ступеньки были крошечные, но чем дальше в правую сторону, тем шире и выше становились ступени, так что каждый мог выбрать себе самое удобное место для спуска в соответствии с длиной шага.

Брумзель усмехнулся:

– Вот это называется комфортом! Абсолютно бесступенчатая плавность изменения высоты ступени!

– Каламбуры у тебя до самой левой ступеньки не дотягивают! – простонал Фридрих.

Они вошли в просторный зал. Потолок в нем вместо колонн поддерживали корни дерева. Сбоку располагалась сцена с потертым занавесом зеленого бархата. Всю длинную сторону зала занимала зеленая лакированная барная стойка. Так же, как и лестница, стойка с левой стороны была очень низкая (там сидели крошечные плодовые мушки и пальцекрылки), а при движении вправо постепенно повышалась (на противоположном конце расположились крупные бабочки-совки и мыши).

– Действительно, всё как в путеводителе говорилось! – изумленно сказал Фридрих Брумзелю, когда они через зал направлялись к стойке. – Здесь оригинально и красиво. В смысле, пока никого не выкидывают из окна и не окунают в деготь и перья. – Он облокотился на стойку и поскреб по ней ногтем, изучая качество зеленого лака.

– С чего это? Ты что, собираешься попытаться смыться, не заплатив? – послышался голос где-то над ним. Сначала Фридрих вообще не понял, кто с ним разговаривает, но потом поднял глаза и увидел палочника, полировавшего стаканы четырьмя из шести лапок.

– Нет, конечно, – ответил Фридрих, слишком удивленный, чтобы воспринять эти слова как шутку.

– Ну, тогда и бояться нечего, – палочник подмигнул, что показалось Фридриху совершенно неуместным. – Шеф, конечно, иногда кипятится, если ему нахамить, но вообще-то он абсолютно безобиден.

– А шеф – это кто? – спросил Фридрих, прикидываясь простачком.

– Грилло, конечно. Вон там, высокий такой, – махнул палочник лапкой. И тут Фридрих разглядел существо, вид которого был вполне достоин его кошмаров: землисто-бурая медведка, вдвое больше Брумзеля, с огромными мускулистыми лапами-экскаваторами и испещренным шрамами грудным панцирем. Тальпа башней возвышался над своими низкорослыми клиентами. В тот момент он как раз нагнулся побеседовать с крошечной цикадой и старался говорить тихо – выглядело это почти комично. Голос его звучал будто из ржавого ведра и гулко разносился по всему залу, хотя говорил он шепотом. Фридрих с ужасом представил себе, что будет, если Тальпа своей лапищей отвесит кому-нибудь пощечину.

Брумзель между тем уже уютно устроился на табуретке за стойкой.

– Два больших пива, пожалуйста, – заказал он. – А из еды у вас что есть?

Палочник протянул им два меню. Фридрих пробежал глазами свою картонку со списком блюд и напитков и в уголке наткнулся на предупреждение о том, что, делая заказ в «Зеленом гроте», клиент отказывается от претензий на возмещение ущерба, который может быть нанесен ему при выявлении случаев причинения убытков заведению, краж или мошенничества со стороны клиента.

– Очаровательные люди здесь работают, – прокомментировал Фридрих.

Брумзель рассмеялся и хлопнул его по плечу: палочник мог их видеть.

– До этого дело доходит редко. А если кого поймают за чем-то запрещенным – он сам виноват!

– Конечно, – вяло кивнул Фридрих, размышляя над тем, что им светит в случае разоблачения. – Да и кто будет заниматься такими глупостями?

Брумзель заказал рясковый суп на двоих. И пока они ждали блюда, Брумзель опытным взглядом окидывал помещение. Может, он уже выбрал кого-нибудь для расспросов?

– Ребята, – снова обратился к ним палочник, – суп придется немного подождать: он у нас тут как раз закончился, мы послали за ним вниз. Может, пока за столик сядете? Я вам всё принесу, когда будет готово. Сейчас как раз номера начнутся, а отсюда вы ничего не увидите.

– Номера? – переспросил Фридрих.

– Ну да, развлекательная программа, – пояснил палочник и стал убирать стаканы. – Начало в шесть.

– Тогда пойдем-ка займем места, – сказал Брумзель и потянул Фридриха за собой.

– Но, Брумзель, – зашептал Фридрих по дороге к столику так тихо, как только мог, – если сейчас будет какая-то развлекательная программа, мы же не сможем никого ни о чем расспрашивать! А мы здесь за этим!

– Ты что, думал, что мы ввалимся сюда с криком: «Кто хочет нам что-нибудь рассказать?» – возразил Брумзель. – Нет, надо вести себя естественно. Сначала поесть супа и посмотреть программу, а потом, когда все уже чуток выпьют и станут поразговорчивее, работать будет гораздо сподручнее.

Брумзель протащил Фридриха через весь зал. Наконец они остановились у столика, за которым уже сидело несколько мрачного вида неразговорчивых существ. На веселое приветствие Брумзеля и Фридриха они все-таки слегка улыбнулись – видимо, злы они были только на мир в целом. Фридрих с Брумзелем втянули головы в плечи и стали дожидаться своего супа.

Тут на сцену вышел кузнечик в сером котелке и остановился перед зеленым бархатным занавесом.

– Почтеннейшая публика, – начал он с наигранным подобострастием, которое вызвало смешки среди зрителей, – сегодня вечером в «Зеленом гроте» вашему вниманию будут предложены уникальные номера и потрясающие трюки! За музыкальное сопровождение отвечает обворожительная мадемуазель Эльза, – он кивнул в сторону осы, сидевшей у сцены с большим красным аккордеоном на коленях. – Итак, мы начинаем! Встречайте: великий Коцинелл и Пепе!

Кузнечик спрыгнул со сцены, и на его место выползла божья коровка. Жук с трудом притащил с собой табуретку, на которую и уселся. Потом из-под надкрыльев он выудил куклу-варежку.

– О, чревовещатель! – обрадовался Брумзель.

– Пепе, как у тебя нынче дела? – обратился Коцинелл к кукле, тоже божьей коровке.

– Не очень, – пропищал Пепе. Мандибулы у Коцинелла при этом не шевелились. – Я как-то странно себя чувствую.

– Неужели у тебя опять черная полоса? – сочувственно спросил Коцинелл и замолчал. Он, видно, ждал реакции зала, но никто не засмеялся. Тогда он продолжил: – Не понимаю, откуда они у тебя вообще берутся? Ты же в крапинку, а не в полоску!

Никто не захихикал даже из жалости. Коцинелл оскорбленно хмыкнул и перешел к следующей остроте. Пепе запищал:

– Какие интересные люди собрались здесь сегодня! Вот с той куколкой в первом ряду я бы не отказался потанцевать!

– Да, но только придется подождать, пока она не вылупится, – заметил Коцинелл.

В последнем ряду кто-то засмеялся, но тут же замолчал.

– Что-то шутки у него так себе, – прошептал Фридрих Брумзелю.

Великий Коцинелл решил дать публике еще один шанс.

– Скажи, Пепе, чем отличается стол от жука?

– Не знаю!

– У стола четыре ножки, а у жука – шесть, – выдал Коцинелл с натянутой улыбкой.

– А еще стол так бездарно не шутит! – крикнул кто-то с левой стороны.

Тут Коцинелл бросил куклу на сцену и с оскорбленным видом заковылял прочь. Оса заиграла туш, публика воодушевленно зааплодировала – впрочем, не Коцинеллу, а тому, что он закончил свое выступление.

Тут уж времени и энергии на объявление следующего номера тратить было нельзя. На сцене срочно, очень срочно должно было начаться что-то захватывающее. Две ящерицы проворно втащили туда большой деревянный диск на подставке.

– Что сейчас будет? – спросил Фридрих. На диске виднелось множество царапин и порезов. – Не будут же они устраивать фокус с метанием ножей, или как?

Прежде чем Фридрих получил ответ, на сцену выбежала орешниковая соня в красном купальнике, облокотилась на диск и просунула все четыре лапки в кожаные петли, закрепленные по его краям. За ней вышла девушка в поношенном полосатом костюме, опоясанная ремнем, за который действительно были заткнуты ножи.

– Добрый вечер, – обратилась девушка к публике. – Меня зовут Труде, а это – моя обворожительная помощница Нелли. Мы сейчас представим вам номер, от которого у вас точно захватит дыхание!

– Ваш суп, – гнусаво произнес кто-то рядом с Фридрихом и поставил на стол две дымящиеся мисочки. Но ни Фридрих, ни Брумзель особого внимания на суп не обратили: они оба сидели, уставившись на сцену.

– Ой-ей-ей! – заохал Фридрих. – Как думаешь, с какого раза она попадет?

– Надо было тебе поставить на это, – сказал сосед по столу особенно мрачного вида. – Там, за стойкой, можно ставку сделать.

– Ставку на то, что в соню попадет нож? – с ужасом переспросил Фридрих.

– Да. Каждый вечер толпа туристов ставит на это, – собеседник ухмыльнулся. – И каждый вечер «Грот» на этом неплохо зарабатывает. Завсегдатаи знают, что Труде никогда в помощницу не попадает, она слишком хороша для этого. Но на то, чтоб это и до туриста дошло, нужна парочка вечеров.

Тем временем метательница ножей заняла позицию перед своей жертвой и прицелилась. Нелли выглядела совершенно спокойной. Фридрих не мог больше на это смотреть и зажмурился.

Первый нож просвистел по воздуху и – хлоп! – воткнулся в край мишени. За ним тут же последовал второй. Соня всё так же весело следила за происходящим. Зрители начали аплодировать. Этот номер был явно поинтереснее несмешного чревовещателя.

Третий бросок. Нож воткнулся прямо над головой сони, и на этот раз она вздрогнула. Тут же следующий нож просвистел у самого ее уха. Соня начала испуганно озираться.

Теперь мишень стала вращаться. Она медленно поворачивалась до тех пор, пока соня не оказалась вверх тормашками. Метательница снова прицелилась. Нелли отвернулась, как будто не могла больше смотреть на это.

– Хорошая актриса! – ухмыльнулся Брумзель.

Колесо крутилось всё быстрее. Ножи свистели один за другим. Фридрих уже было понес ко рту ложку супа, но она замерла на полпути. Выдохнуть он смог только тогда, когда мишень ощетинилась ножами, словно игольница, остановилась и соня, целая и невредимая, спустилась на сцену.

Метательница ножей и ее обворожительная помощница подошли к краю сцены и поклонились. Зрители в восторге застучали кулаками по столам. Фридрих наконец начал есть. Суп был специфический – по крайней мере, так показалось Фридриху, которому никогда прежде не приходило в голову пробовать ряску. Но Брумзель несколько раз с жаром заверил его, что ряска тут первосортная.

Тем временем перед публикой с видимым облегчением снова появился кузнечик и объявил музыкальный номер. На сцену просеменил крапивник и запел фальцетом. Фридрих почти не мог разобрать слов песни – такой высокий был у этой птички голос. Но, может, оно и к лучшему: у такого рода песен часто ужасно глупые тексты. Фридрих как будто разобрал что-то про прогулки в парке, но тут его внимание полностью переключилось на суп.

Когда крапивник покинул сцену, Фридрих был уже сыт и доволен жизнью. Если б им еще не нужно было расспрашивать соглядатаев, это вообще был бы идеальный вечер! Но Брумзель уже приступил к делу.

– Хорошо поет, а? – сказал он, уважительно кивая в сторону сцены. Обращался Брумзель не к Фридриху, а ко всем, сидевшим за столом. – Я как-то этого типа уже слышал… На юге, кажется… Как же этот город назывался? Ну, недалеко от Гремучего ущелья. Название из головы вылетело.

Никто не отреагировал. Сидевшие за столом как будто вообще не замечали Брумзеля.

На сцену снова вышел кузнечик.

– А сейчас – заключительный номер сегодняшней программы! – объявил он. – Анастасия Глазз жонглирует тарелками для вас! – За его спиной уже взволнованно жужжала маленькая красная стрекоза с дюжиной тарелок в руках. Она тут же начала номер, практически не дав кузнечику времени уйти со сцены. Стрекоза стояла на двух ножках, а остальными четырьмя жонглировала, причем тарелки очерчивали круги вокруг ее антенок. Как раз когда это зрелище начало наскучивать, она подключила еще и крылья: когда какая-нибудь тарелка угрожала упасть ей за спину, она тут же подправляла ее траекторию крылом.

Фридрих с восторгом наблюдал за жонглированием. Иногда одна из тарелок падала и разбивалась, но это не смущало ни стрекозу, ни зрителей. Ее энтузиазм передался и публике. Наконец стрекоза собрала все тарелки (и целые, и битые), низко поклонилась и под аплодисменты скрылась за сценой.

Теперь Фридрих решил во что бы то ни стало завязать разговор с соседями по столу.

– А на то, сколько тарелок она уронит, тоже можно поставить? – обратился он к сидевшим рядом. Его недовольно оглядели, и на несколько секунд повисло молчание, пока один из них не снизошел до ответа.

– Не-е, на стрекозу ставки не принимаются, – медленно произнес сосед. Фридрих почувствовал себя идиотом, но тут же сказал себе, что вообще-то дураком выставляет себя этот тип – это ведь он ведет себя как высокомерная сволочь.

– Пойду возьму еще пива. Может, кому-нибудь тоже чего-нибудь прихватить? – приветливо предложил Брумзель и огляделся. Ответа не последовало, так что он ушел, а Фридрих остался за столиком.

Он тут же вспомнил, как Брумзель оставил его одного в забегаловке в Бараньей Голове. Тогда ему удалось завязать интересный разговор. Может, и на этот раз получится что-нибудь в этом роде?

– Как вообще этих артистов находят? – продолжил он прощупывать почву.

– Они сами сообщают заведению, что хотят выступить, – отозвался тот же тип, что и прежде. Но теперь его слова звучали чуть более дружелюбно. – Желающие съезжаются к Тальпе со всех концов Северной Стороны. А кое-кто – даже и с Южной.

Фридрих насторожился.

– А чтобы работать здесь, обязательно быть соглядатаем? – шепотом спросил он.

– Соглядатаем? – его собеседник ничуть не понизил голоса, а другие соседи по столу посмотрели на Фридриха с подозрением уже потому, что он перешел на шепот.

– Дело в том, – занервничав, стал объяснять Фридрих, – что я тоже артист. Выпутываюсь из оков, знаете такое?

Сидевшие за столом переглянулись.

– Ты? – недоверчиво переспросил его всё тот же тип.

– Да, – кивнул Фридрих. И продолжил вешать лапшу на уши, глядя собеседнику в глаза: – Я давно этим не занимался, но с радостью бы вспомнил былое. А это заведение мне нравится, и я бы с удовольствием здесь как-нибудь выступил.

– Не нужно для этого быть соглядатаем, – презрительно ответил Фридриху тот же человек. – Здесь людям за работу платят, как и в других местах.

– А если бы я захотел стать соглядатаем? – спросил Фридрих, нервно теребя воротник.

Тут недоверие однозначно охватило всех сидящих за столиком. Никто не удостоил его ответом, мало того: на него больше никто и не смотрел.

Да уж, отлично получилось! Фридрих почувствовал, как щеки краснеют от стыда. Он пробормотал извинения и поднялся из-за стола, намереваясь идти искать Брумзеля. Который наверняка устроит ему головомойку за то, что он так бездарно профукал прекрасный шанс пообщаться с врагом.

С горящими щеками Фридрих направился к бару. Но добраться до него оказалось не так-то просто: на полпути он застрял в толпе посетителей.

– Сигару? – произнес глубокий прокуренный голос у Фридриха за спиной. Подумав, что к нему обратился какой-то мужчина, он обернулся. За ним стоял высокий и широкий клоп с элегантными продольными огненно-красными и черными полосками – графозома полосатая, определенно женского пола. На животе у нее висел небольшой деревянный ящик с товаром, а в уголке рта торчал мундштук с тлеющей, пряно пахнущей сигаретой. За левым усиком графозомы колыхался пучок шикарных перьев.

Она смотрела на Фридриха так, будто ждала ответа, и он сообразил, что обращалась к нему она. Видно, мадам коптила себе голосовые связки уже не одно десятилетие.

– Извините, у меня сигар нет, – вежливо произнес Фридрих.

Графозома запрокинула голову и захохотала. Звук был такой, будто кто-то скреб камнем по стиральной доске.

– О-о, какой же ты милашка! Нет, не хочешь ли ты сигару купить – вот что я спрашивала.

– Тоже нет, спасибо, – ответил Фридрих, который столько стыда уже натерпелся, что лицо у него просто пылало. Теперь ему хотелось одного – убежать из этого «Грота», где он, видно, всем казался смешным.

– Ну да, ты до сигар-то еще и не дорос, – проворковала графозома и потрепала Фридриха за подбородок. От удивления он даже не успел возмутиться. – Да не смотри ты так зло, я не хотела тебя пугать!

Фридрих почувствовал, что совершенно теряет контроль над выражением лица, и разочарование нахлынуло на него волной. Помимо воли лицо его скорчило недовольную гримасу. Он набрал в легкие воздуха и постарался сохранить остатки достоинства:

– Извините, шутить нет настроения.

– Нет?

– Нет. День выдался очень неприятный, – голос его звучал жалостливо.

– Что, ребята с тобой играть не хотят? – понимающе сказала графозома и похлопала Фридриха по плечу. – Да, я тебя видела, когда ты еще с соглядатаями за столиком сидел.

– О, здорово, – пробормотал Фридрих. – Так это были соглядатаи? Вот, значит, почему мы с ними не поладили.

Графозома снова засмеялась.

– Да уж, иногда они бывают чересчур разборчивы, соглядатаи-то, особенно Отто. Не с каждым беседовать хотят. Ну ничего, мы это исправим, – и она подмигнула Фридриху.

– Правда? – отозвался Фридрих слабым голосом.

– Ну конечно! Пойдем-ка, старушка Эльсбет объяснит тебе кое-что, и в следующий раз всё пойдет как по маслу. Знаешь, соглядатаи совершенно не могут позволить себе отказывать новым кандидатам! Да! Даже юнцам вроде тебя. Они удивятся, сколько всего ты знаешь.

Наконец до Фридриха дошло. Графозома решила, что он всерьез пытался вступить в ряды соглядатаев, и хочет ему в этом помочь. Вот это удача!

Он поднял голову, с надеждой поглядел на собеседницу и сказал:

– Вы мне объясните, что к чему? Да? Это было бы замечательно!

Графозома снова подмигнула, положила ему на плечо одну из своих лапок и отвела в сторонку. Фридрих был не в восторге от таких манер, но, кажется, тактильный контакт был вполне в правилах этой дамы. И вроде бы она ничего плохого не имела в виду, так что Фридрих покорно последовал за ней в уголок за колонной из корня.

– Дело вот в чем, – начала графозома, заговорщически наклоняясь к Фридриху. – Этот Отто любит строить из себя важную шишку, но вообще-то знает он далеко не так много, как старается показать. И это его раздражает. Так что, если хочешь заслужить его расположение, нужно рассказать ему что-нибудь такое, чего он еще не знает.

– Ну, я, например, знаю, – с готовностью выпалил Фридрих, – что в Гремучем ущелье недавно произошел ужасный взрыв! Я случайно был там неподалеку, – скромно добавил он.

– Ха! – крякнула Эльсбет. – Это соглядатаи уже давно знают.

– А они знают, кто этот взрыв устроил? – спросил Фридрих, широко раскрыв глаза.

– Соглядатаи – нет, – Эльсбет икнула. – Но им бы очень хотелось узнать! Это ж бахнуло на их территории!

– Я слышал, что там был склад взрывчатки, с помощью которой хотели подорвать приграничную крепость Южной Стороны, – сказал Фридрих с самым невинным видом, на который только был способен.

– Может быть, – Эльсбет почесала бок. – Тогда, конечно, соглядатаям просто не терпится узнать, кто это вмешивается в их дела! Они, конечно, не любят всю эту военщину, которую южане развели у границы, но чего совершенно терпеть не могут – так это чего-нибудь не знать! – она снова икнула. – А взрыв в Гремучем ущелье для них загадка.

– А что, свидетелей, кого порасспросить, не осталось? – с нарастающим интересом спросил Фридрих.

– Нет, кто-то из соглядатаев, конечно, тут же отправился на место, но нашли они там только пустой лагерь – и вокруг ни души! Смылись, трусы! – рассказала Эльсбет.

Фридрих внимательно слушал.

– Но если хочешь действительно взбудоражить Отто, – тут Эльсбет перешла на шепот, – скажи ему вот что: золотой шмель снова здесь, в Северной Стороне. Отто об этом еще не знает, новость свежайшая. Один парень всего пару минут назад об этом рассказывал. Ступай к Отто и удиви его. Тут уж он точно больше тебя не отошлет!

Фридрих сглотнул.

– Золотой шмель? – переспросил он хрипло. – Кто это?

– Об этом можно говорить громко, – рокотнула Эльсбет. – Важная шишка с Юга, босс секретных служб, так сказать. И если он здесь, значит, там, на Юге, готовят что-то новенькое. И это новенькое нас наверняка не обрадует, потому что от Южной Стороны всегда одни проблемы. Готовится какая-то политическая заварушка. Меня, знаешь, не очень-то интересует, что там государственные головы выдумывают, а вот соглядатаям в этом разобраться не помешает!

– А что еще известно об этом шмеле? – с интересом продолжал расспрашивать Фридрих. Черт, как он надеялся, что им пока не наступают на пятки!

– В первый раз его видели в районе Зубчатых гор, дня четыре назад. Он летел на восток, – сообщила клопиха. – По направлению к Гремучему ущелью. Странно, да? Потом – два дня назад, в Березовых лесах; он двигался дальше на север. Что за этим стоит – черт знает, но Отто будет интересно!

Фридрих, у которого от волнения защемило в груди, с жаром закивал:

– Да! Это очень интересно!

– Ну, мальчик мой, распрямись-ка! – Эльсбет ткнула его в спину, так что он от неожиданности вздрогнул и действительно выпрямился. – Именно! Грудь вперед, живот втянуть и побольше уверенности в себе! Скажи ему, что жаждешь стать соглядатаем и у тебя есть что рассказать. И не позволяй себя отфутболить!

Фридрих снова закивал. Кровь шумела у него в ушах.

– Нужно показать, что точно знаешь, что делаешь! – Эльсбет снова хлопнула его по спине. – Не разводи глупое пьяное панибратство, как тот парень!

Фридрих проследил взглядом, куда графозома указывала лапкой. Там, рядом с Отто, на барном стуле сидел Иероним Брумзель с двумя кружками пива в верхних лапках и что-то оживленно втолковывал суровому соглядатаю.

– Ребятки, да я же совершенно не имел в виду смеяться над вами! – Голос звучал так, будто Брумзель был уже порядком навеселе, но Фридрих знал, что шмель, скорее всего, притворяется. Так уж много выпить он не мог. – Со взрывчаткой, ну, бывает такое! Со всяким эдакое хоть раз, да случалось! Одна искра – и всё взлетает на воздух…