Текст книги "Сражение за Берлин. Штурм цитадели Гитлера. 1945"

Глава 3
Крепость без крепостных стен

Наступило 22 апреля 1945 года. Гитлер приказал политическому и военному руководству рейха явиться в 15.00 в рейхсканцелярию для обсуждения положения на фронте. Ближайшее окружение фюрера собралось в назначенное время в бункере под рейхсканцелярией.

Генерал-полковник Йодль и генерал Кребс, ответственные генералы, начали обсуждение со своих докладов об обстановке. Оба старались завуалировать серьезность положения, чтобы не раздражать Гитлера, который последние дни постоянно находился в состоянии нервного напряжения, и не вызвать у него очередной припадок бешенства. Сам Гитлер не слушал доклады начальника штаба оперативного руководства ОКВ и начальника Генерального штаба сухопутных сил, его мысли витали где-то далеко. Неожиданно он прервал Йодля и закричал на него:

– Прекратите, я не хочу слушать сообщение о всяких пустяках! Доложите, как обстоят дела с Берлином! Где Штайнер со своей армейской группой?

Генерал-полковник остановился и стал беспомощно озираться. Вот он заметил Кейтеля (начальника штаба ОКВ), стоявшего с бесстрастным выражением лица. Рядом с ним был генерал Кребс, от стыда его лицо покраснело. Здесь же присутствовал и Борман, коренастая фигура которого воинственно наклонилась вперед. Он вызывающе смотрел на Йодля.

– Ну, давайте, давайте! Вы скоро? – прервал Гитлер гнетущую тишину.

Наконец, генерал-полковник набрался духу. Он доложил, что обергруппенфюрер СС Штайнер со своей армейской группой вообще не смог выступить на помощь защитникам. Затем генерал-полковник сообщил, что и 12-я армия еще не смогла оторваться от американцев, чтобы направиться к Берлину. Силы 9-й армии раздроблены, она находится где-то южнее Берлина, и, вероятно, Советы уже окружили ее.

– Стойте, прекратите! – в ярости закричал Гитлер. – Я не хочу ничего больше слышать! – Потом он немного успокоился и почти просящим тоном обратился к своему окружению.

Все, кроме Бормана, Бургдорфа, Кейтеля, Йодля и Кребса, должны были покинуть помещение. В кабинете остались шестеро мужчин и два стенографиста. Никто из них не решался посмотреть друг на друга, они молча смотрели на потолок или в пол. Гитлер снова сел за свой стол. Внезапно он вскочил. Он начал кричать, громко, безудержно. Никто из присутствующих не решался прервать поток слов фюрера, так как никто полностью не понимал, что же именно говорит Гитлер. Они снова и снова слышали лишь слова «ложь, предательство, трусы». Так же внезапно, как началась, речь Гитлера прервалась. Лишенное энергии тело фюрера бессильно осело. Его лицо стало белым как полотно. Йодль и Борман пододвинули фюреру стул.

Все молчали. Потом Гитлер снова начал говорить. На этот раз его голос звучал устало, безразлично, запинаясь:

– Я проиграл. Мою идею предали. Я не отправлюсь на юг. Я останусь в Берлине и покончу с собой, как только русские окажутся здесь. Все кончено, кончено!

Последние слова он снова выкрикнул. Тело Гитлера сотрясала дрожь, он уже не в силах был справиться с ней. За последние недели фюрер превратился в настоящую развалину. Прошло пять мучительных минут. Борман первым из присутствующих преодолел свое замешательство. Он уговаривал Гитлера, умолял его, заклинал, обещал спасение, хотел пробудить в нем надежду, строил планы. К нему присоединился Йодль, затем их примеру последовали Кейтель, Бургдорф и Кребс. В этот момент все они пытались приободрить Гитлера, призывали к стойкости, к продолжению борьбы.

Гитлер устало отмахивался от них. Он им больше не верил.

– Я остаюсь, – повторил он тихо, но твердо. – Я остаюсь в Берлине и умру вместе с Берлином. Сообщите берлинцам, что я связываю свою судьбу с их судьбой. Я не покину Берлин и буду бороться до последнего вздоха и погибну вместе с «крепостью Берлин».

Это решение окончательно решило судьбу Берлина. Людям из ближайшего окружения Гитлера, фельдмаршалу, генералам и министрам, оставалось только разрабатывать приказы для этой последней битвы и отдавать их, пока советские войска оставляли им время на это. В этот же день генерал-полковник Йодль приказал развернуть немецкий фронт, сражавшийся против западных союзников, на 180 градусов и бросить все силы против русских. Верховное главнокомандование вооруженных сил (ОКВ) взяло на себя руководство всеми этими операциями. После обеда фельдмаршал Кейтель отправился в 12-ю армию Венка, чтобы прямо на месте отдать необходимые приказы. Штаб 9-й армии получил приказ, обеспечив прикрытие с тыла и с флангов, немедленно установить связь с 12-й армией. Дословно приказ звучал так:

«Положение 9-й армии имеет решающее значение для того, чтобы отрезать вражеские силы, прорвавшие кольцо обороны города Берлина, и снова деблокировать столицу рейха, в которой находится фюрер, доверяющий своим солдатам».

В этот же день штабы Верховного главнокомандования вооруженных сил (ОКВ) и главного командования сухопутных войск (ОКХ) передислоцировали свои штаб-квартиры. Штаб ОКВ разделился, штаб оперативного руководства переехал в Крампниц, а центральное управление отправилось в Южную Германию. Штаб ОКХ передислоцировался в казармы Эйхе под Потсдамом. И только Кребс, начальник Генерального штаба сухопутных войск, остался в рейхсканцелярии, чтобы, находясь в непосредственной близости от Гитлера, передавать дальше приказы, касающиеся обороны Берлина.

К вечеру 22 апреля положение еще больше обострилось. Советские танковые клинья с юга вышли к каналу Тельтов у города Клайнмахнов, а с северо-востока они ворвались в городские районы Берлина Вайсензе и Панков. Другие советские соединения пересекли на западе, севернее Шпандау, реку Хафель. В этой ситуации Гитлер взял на себя командование всеми немецкими войсками, находившимися в Берлине. Группа армий «Висла» отстранялась от командования. Гитлер хотел сам быть комендантом крепости Берлин в последней решающей битве.

Столица Германского рейха стала районом военных действий в тот момент, когда война была уже проиграна. До конца января 1945 года в столице рейха не предпринималось никаких действий по организации обороны города. И хотя известные меры по обеспечению безопасности в случае внутренних беспорядков были приняты военной комендатурой, однако они не предусматривали оборону от нападения извне.

1 февраля 1945 года в приказе ОКВ прозвучало ключевое слово «Гнейзенау» (генерал-фельдмаршал прусской армии, участник битвы с Наполеоном под Ватерлоо. – Пер.). Это кодовое слово положило начало первым подготовительным работам по организации обороны города, которые коснулись всех военных и гражданских инстанций. Рейхскомиссары обороны Берлина и Бранденбурга призвали гражданское население принять участие в земляных работах, чтобы возвести противотанковые рвы и заграждения сначала восточнее столицы, а затем и вокруг города. Большая часть берлинского населения, которое за годы постоянных воздушных налетов привыкло к опасности, в этот момент еще не понимало всей серьезности положения. Берлинский оптимизм пока еще не отступал перед опасностями, которые угрожали городу.

В течение следующих недель вплоть до 22 апреля были созданы некоторые оборонительные сооружения, которые в меньшей степени строились с учетом мнения военных, а скорее всего, их возводили исходя из имевшихся возможностей. Соорудили пять оборонительных рубежей. Внешний, так называемый «охранный» рубеж, тянулся от озера Тифензе вдоль озер западнее Штраусберга до Эркнера. Слева и справа к нему примыкали две «заградительные» оборонительные линии, из которых северная протянулась по линии Бернау – Вернойхен, а южная тянулась от Кёниге-Вустерхаузена через Миттенвальде, Цоссен и Треббин в сторону Белица. Первый городской оборонительный рубеж проходил по окраине многомиллионного города и включал в себя на востоке озеро Гросер-Мюггельзе, на юге канал Тельтов, а на западе аэродром Гатов. Наконец, в самом городе следующий оборонительный рубеж проходил по кольцевой железной дороге, а внутренний оборонительный сектор располагается между рекой Шпре и Ландвер-каналом.

Поскольку к исходу 22 апреля советские войска преодолели «охранный» рубеж и обе «заградительные» оборонительные линии, передний край обороны в Берлине проходил по городской окраине. Этот рубеж состоял из сплошного противотанкового рва, который местами еще не был полностью оборудован, когда появились первые русские бронетранспортеры. Таким образом, Советы вышли к каналу Тельтов, где защитники города только еще приступили к инженерному оборудованию оборонительных позиций. Рота фольксштурма из города Клайнмахнов под командованием обер-лейтенанта запаса фон Ройса заняла траншею на северном берегу канала, в которой через каждые 500 метров были оборудованы огневые позиции для пулеметов. Местами траншея проходила по болотистой местности, и топкая грязь затрудняла любое передвижение по ней. Артиллерийские позиции отсутствовали, и только две зенитки выехали на огневую позицию и вели огонь по приближающимся Т-34. Сам фольксштурм не был в состоянии оказать противнику достойное сопротивление. У ополченцев из фольксштурма имелся только один чешский пулемет, у которого уже после первой очереди заедал затвор, и он выходил из строя. Когда вскоре красноармейцы перешли в атаку, бойцы фольксштурма могли обороняться только с помощью небольшого количества ручных гранат и саперных лопаток. Тем не менее прошло двое суток, прежде чем Советам удалось перейти канал в районе Клайнмахнова.

Такая же картина была и на востоке. Здесь запасный батальон административной группы Грюнхайде еще в середине февраля получил задание построить оборонительные позиции на участке шириной три километра, находящемся восточнее Фридрихсхагена. Бойцы запасного батальона успели вырыть сплошную траншею и начали строить под руководством архитектора из Фридрихсхагена деревянные блиндажи, которые еще не были до конца готовы, когда советские штурмовые группы ворвались в траншею и разогнали на все четыре стороны этот батальон численностью 250 человек.

Не лучше обстояли дела 22 апреля 1945 года и на севере Берлина – здесь пушки советских танков разносили в пух и прах жалкие баррикады на улицах города, поджигали дома и обстреливали колонны гражданских беженцев. Участок обороны восточнее озера Тегелер-Зе в качестве оборонительного сооружения не имел большого значения. За последние недели батальон заводской охраны вырыл здесь неглубокий ров без проволочных и минных заграждений. Ров проходил от северного конца озера Тегелер-Зе вдоль сухой водоотводной канавы Нордграбен (протоки речки Тегелер-Флис). Батальон состоял из четырех рот, большинство бойцов которых принимало участие еще в Первой мировой войне. Благодаря службе в заводской охране бойцы батальона были приучены к порядку и дисциплине и, несмотря на недостаточное вооружение, сумели держать оборону, эффективно используя ручные гранаты и фаустпатроны. Поэтому советские войска избегали атак в лоб, пытаясь небольшими штурмовыми группами просачиваться по ночам. В течение трех дней батальон отбивал атаки. Потом попал в окружение. Однако его бойцы не собирались сдаваться, они прорвались и заняли вторую линию обороны в районе хлебозавода Виттлера.

Но к этому времени районом боевых действий стала и западная окраина Берлина. Батальон фольксштурма под командованием майора в отставке Коморовски успешно оборонялся на западной окраине аэродрома Гатов, имея на вооружении всего лишь один пулемет 1918 года выпуска. При этом весьма ценную поддержку ему оказывали 88-мм зенитки, которые вели огонь с крыши огромного бункера ПВО, находящегося в районе Берлинского зоопарка. После того как в первый день советские войска понесли здесь тяжелые потери, они перебросили подкрепления своим прорвавшимся танковым батальонам и ночью снова атаковали. На этот раз оборона батальона фольксштурма была сломлена. Только зенитки и взвод пехотных орудий удерживали свои позиции, пока гусеницы вражеских танков не раздавили их.

Поскольку уже в первые дни битвы выяснилось, что «крепость Берлин» представляет собой крепость только по названию, партийные инстанции и военное руководство соревновались между собой в том, чтобы подготовить к обороне центр города. Оба батальона фольксштурма из берлинского района Шарлоттенбург оборудовали позиции на кольцевой железной дороге. У бойцов этих батальонов не было оружия, а только лопаты и кирки. Чиновники, служащие, рабочие и инвалиды войны должны были сначала возвести противотанковые заграждения. Каждая улица перегораживалась баррикадой, средняя часть которой была подвижной для пропуска трамваев и автомобилей. Боковые улицы перекрывались наглухо, лишь для пешеходов оставлялись узкие проходы. В домах оборудовались позиции для военных постов. В эркерах, на балконах и на чердаках создавались огневые позиции для пулеметчиков. В стенах подвалов зданий делались проломы для отрядов истребителей танков. Затем оборудовались убежища, связанные между собой переходами. Даже на крышах – если на них не было обрушений от авиабомб – устраивались позиции для снайперов. Правда, обучение владению оружием проводиться не могло, так как не было оружия. Однако политические инструкторы день за днем выступали с докладами, чтобы укрепить волю и стойкость горожан.

До отхода в город LVI танкового корпуса[9]9
  И остатков многих других войсковых частей.


[Закрыть] гарнизон «крепости Берлин» состоял из двух караульных батальонов, нескольких саперных формирований и примерно тридцати батальонов фольксштурма. Главной ударной силой гарнизона являлась зенитная артиллерия. Во время воздушной войны были построены три огромные зенитные башни, находившиеся в Берлинском зоопарке, в парках Фридрихсхайн и Гумбольдт-хайн. Они служили для размещения на них зенитных орудий разного калибра и для координации воздушной обороны, но одновременно они являлись и гигантскими бомбоубежищами для гражданского населения. Башни имели собственные водяные скважины и полностью автономный водопровод, а также собственные силовые и осветительные установки. К началу окружения Берлина в башнях был создан большой запас продовольствия и боеприпасов. Вместимость этих огромных бетонных бункеров составляла около 15 тысяч человек, не считая гарнизона башни. Поскольку во время битвы за Берлин сюда попадали раненые, отступавшие солдаты, а также гражданские лица, оставшиеся без крыши над головой, это число было намного превышено.

Но в конце апреля 1945 года эти бункеры обнаружили роковой недостаток. Они не предназначались для ведения наземного боя, в них не было прикрытия входа с амбразурами. Окружающая местность находилась в мертвой зоне для орудий, стоявших на боевой платформе и на террасе каждой башни. И теперь военно-строительные батальоны в спешном порядке возводили вокруг башен укрепления для круговой обороны. Окна башен прикрывались броневыми листами, чтобы защитить гарнизон от осколков. Внутренние помещения обшивались досками, чтобы отлетавшие куски бетона не причинили вреда личному составу гарнизона башни. Позднее зенитные башни внесут бесценный вклад в оборону города. Ни одну из трех зенитных башен противник так и не смог взять в ходе боя.

Основное внимание немецких командных инстанций уделялось множеству мостов в черте города. Согласно основополагающему приказу, все городские мосты должны были быть подготовлены к взрыву. Между тем рейхсминистру Шпееру удалось получить от Гитлера разрешение на исключение из этого списка нескольких особенно важных мостов. Для рейхсминистра речь шла о том, чтобы сохранить эти жизненно важные для населения мосты. Ценность этих мостов заключалась в важности коммуникаций и в жизненно важной сети канализации, которая проходила под этими мостами.

В эти дни мужчины, женщины и подростки из всех районов Берлина были заняты тем, чтобы подготовить свой родной город к обороне. Большинство из них действовали по доброй воле. Известный берлинский юмор позволял им не принимать слишком близко к сердцу превратности повседневной жизни в прифронтовом городе. Уполномоченные районные комитеты НСДАП несли ответственность за инженерное оборудование городских оборонительных позиций. К сожалению, многие партийные функционеры не проявляли готовность проконсультироваться с военными советниками. Поэтому часто баррикады строились в таких местах, где они становились совершенно бесполезными; создавались такие противотанковые рвы, которые позже стали ловушками для собственных транспортных средств; сооружались такие блиндажи, которые обрушивались при первых же попаданиях в них снарядов; возводились бетонные огневые позиции для пулеметов, которых не было.

19 апреля в столице рейха прозвучала первая танковая тревога. Горожане окончательно поменяли жизнь при дневном свете на выживание в сумраке подвалов, бункеров, станций метро и кольцевой железной дороги. Женщины стояли в очередях у продовольственных магазинов, чтобы за короткий промежуток времени, который оставался в их распоряжении между танковой и воздушной тревогами, купить продукты. Дети с ведрами и бидонами в руках вынуждены были стоять в очередях у водоразборных колонок, так как трубопровод был поврежден в результате бомбардировок (авиации союзников. – Ред.) и обстрела города русской дальнобойной артиллерией. Многие старались втиснуться в те редкие транспортные средства, которые еще поддерживали связь с западными пригородами Берлина или Потсдамом.

В свободное время, которого у берлинцев почти не оставалось, они со страхом прислушивались к канонаде, доносившейся с востока, севера и юга, чтобы понять, не стала ли она громче.

Глава 4
Командные инстанции без командной власти

«Города расположены на пересечении важных дорог. Поэтому они должны обороняться и удерживаться до последнего, не считаясь с обещаниями и угрозами, которые передаются через парламентеров или вражескими радиостанциями. За исполнение этого приказа несут ответственность лично военные коменданты, назначенные в каждом городе. Если же они действуют вразрез с солдатским долгом и полученным заданием, то тогда они приговариваются к смерти, так же как и все гражданские должностные лица, которые попытаются склонить военного коменданта к измене своему долгу или даже попытаются помешать ему исполнять свои обязанности.

Решение об отказе от обороны городов принимает исключительно Верховное главнокомандование вооруженных сил».

13 апреля 1945 года население Берлина могло прочесть во всех ежедневных газетах этот приказ, под которым стояли подписи Кейтеля, Гиммлера и Бормана. Но вряд ли кто-нибудь из жителей Шарлоттенбурга, Штеглица, Нойкёльна, Лихтенберга и других районов этого огромного города особенно беспокоились об этом, поскольку последнее крупное советское наступление, в ходе которого советские войска уже через несколько дней выйдут на окраины Берлина, еще не началось. Каждый берлинец надеялся, что его город избежит катастрофы.

С того момента, когда первые снаряды русской дальнобойной артиллерии стали долетать до центра города, когда пушки советских танков разрушили до основания дома городков Эркнер и Клайнмахнов, когда русские саперы стали наводить переправы через Хафель и Шпре, Берлин вошел в число тех городов, которые было необходимо оборонять до последнего. Но поскольку до сих пор сам Гитлер никогда не допускал такой возможности и поскольку глубокое недоверие по отношению к генералитету и Генеральному штабу сухопутных войск удерживало его от того, чтобы своевременно создать соответствующую структуру управления, столица рейха оказалась в дни тяжелейших испытаний фактически без руководителя.

С военной точки зрения было бы вполне естественно, чтобы в городе, которому с января угрожала опасность, вся командная власть была бы вложена в руки одного ответственного командующего. И хотя в апреле 1945 года в Берлине имелось много военных командных инстанций, ни одна из них не была уполномочена отдавать приказы относительно обороны города. Ни одна из этих инстанций не располагала собственными войсками, которые она могла бы мобилизовать для борьбы.

Высшей командной инстанцией, которая отдавала приказы в Берлине, являлось Верховное главнокомандование вооруженных сил (ОКВ). Командующий резервной армией, рейхсфюрер СС и шеф германской полиции Гиммлер был следующей высшей командной инстанцией, которая осуществляла здесь властные функции. Его приказы, распоряжения и директивы в Большом Берлине передавались дальше в штаб 3-го военного округа, которому подчинялась военная комендатура Берлина. С объявлением столицы рейха 1 февраля 1945 года «крепостью Берлин» командующий 3-м военным округом стал командующим Берлинским оборонительным районом при сохранении своих прежних обязанностей. Таким образом, генерал пехоты фон Кортцфляйш оказался первым командующим Берлинским оборонительным районом.

Через несколько дней генерал-лейтенант Риттер фон Хауеншильд, кавалер высшего баварского ордена Максимилиана Иосифа, полученного еще во время Первой мировой войны, и кавалер дубовых листьев к Рыцарскому кресту, полученных во время Второй мировой войны, сменил генерала фон Кортцфляйша, так как тот был назначен командующим войсками на Рейнских плацдармах. Поскольку намерения командующего 3-м военным округом не всегда совпадали с намерениями коменданта оборонительного района, уже вскоре начались трения между командными инстанциями вермахта и партийными органами. В то время как задача коменданта Берлина заключалась в том, чтобы как можно быстрее подготовить город к обороне и сохранить в городе по возможности больше войск, обязанностью командующего 3-м военным округом являлось размещение этих войск перед городом для организации обороны столицы.

Поэтому 6 марта 1945 года эти две командные инстанции были разделены. Генерал-лейтенант Рейман, который в последнее время командовал 11-й восточно-прусской пехотной дивизией в Курляндии, был назначен командующим Берлинским оборонительным районом. Тем самым, имея в своем распоряжении лишь несколько саперных и караульных батальонов и батальонов фольксштурма, он взялся за решение заведомо неразрешимой задачи по защите и обороне столицы рейха, в то время как для эффективной обороны Берлина требовалось не менее десяти полноценных дивизий[10]10
  Позже, в апреле, число защитников города достигнет численности 15, а затем 20 дивизий. Только 2 мая в плен сдадутся 135 тысяч – эквивалент 10 дивизий.


[Закрыть]. Вместе с офицерами своего штаба генерал попытался сделать все возможное, чтобы привести оборону города в соответствие с требованиями военной науки. При этом постоянно возникали осложнения и споры о подведомственности между административными инстанциями партии и имперского комиссара обороны Берлина, доктора Геббельса. Уже через несколько дней стало очевидным, что новый командующий теряет доверие партии, а следовательно, и Гитлера.

Тем временем началось советское крупномасштабное наступление на Одере. Танковые соединения маршалов Жукова и Конева всего лишь за несколько дней прорвали немецкий фронт на всю глубину и вскоре после этого вышли к северным, восточным и южным пригородам Берлина. Теперь, когда необходимо было принять все меры для создания единого управления боевыми действиями в районе столицы рейха, вдруг стало ясно, что в Берлине множество командных инстанций, которые не имели командной власти. В 1939 году вопреки воле генералов Гитлер вовлек вермахт в войну, с тех пор он начинал и проводил безрассудные и непродуманные наступательные операции, и вот теперь он собрался начать последнюю безрассудную и непродуманную битву. Однако в конце апреля 1945 года Гитлеру и его последователям было совершенно ясно, что война проиграна.

Единственной задачей становилось спасение как можно большего числа людей от Советов. Эту задачу понимали все военные инстанции, которые командовали в эти дни на востоке. И только ближайшие советники Гитлера не хотели этого понять.

В то время, когда в Берлине падали бомбы и рвались снаряды, рушились мосты и взлетали на воздух целые заводы, женщины и дети днем и ночью выживали в импровизированных бомбоубежищах подвального типа и бункерах, когда трамваи использовались для транспортировки тяжелораненых, а советские солдаты уже набрасывались на первых встреченных берлинок, в городе не оказалось ни одного генерала или другого высокопоставленного деятеля, который с осознанием своего долга осуществлял бы необходимое руководство.

Царила ужасная неразбериха. Не имея ни малейшего представления о том, как работать рука об руку, какую работу поручить соответствующим военным, политическим и дипломатическим отделам и секторам, ни одна из служебных инстанций не знала, что и как она должна приказывать и какие распоряжения отдавать. Командующий Берлинским оборонительным районом постоянно сталкивался с противоположными распоряжениями имперского комиссара обороны, который в свою очередь наталкивался на контраргументы гауляйтера Бранденбурга и рейхсляйтера Бормана. Генерал-лейтенант Рейман отдал приказ одному из батальонов фольксштурма поскорее занять позицию в районе Панкова. А рейхсминистр доктор Геббельс тотчас распорядился через соответствующий районный комитет отозвать батальон назад в Шарлоттенбург. Но поскольку здесь речь идет о бранденбургском подразделении, по приказу гауляйтера Штюртца батальон был направлен в конце концов в Потсдам.

Из-за этих неупорядоченных отношений генерал-лейтенант Риттер фон Хауеншильд уже в марте 1945 года потерпел фиаско и был освобожден от своей должности. Генерал-лейтенант Рейман находился в такой же самой отчаянной ситуации. Он неустанно пытался добиться ясности в дальнейшем развитии событий у начальника штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вооруженных сил и у начальника Генерального штаба сухопутных войск. Однако ни генерал-полковник Йодль, ни генерал Кребс не могли дать ему никаких указаний, так как сами ничего конкретного не знали. Когда генерал Рейман еще раз обратил внимание Верховного главнокомандования вооруженных сил на то, что необходимо наконец сделать хоть «что-то», чтобы уже в ближайшие дни в Берлине не воцарился невообразимый хаос, он получил личный приказ Гитлера. В этом приказе коротко и ясно говорилось, что командующему Берлинским оборонительным районом не стоит беспокоиться об обороне города. Если дело дойдет до битвы за город, то защищать столицу рейха будет отступающая группа армий.

Поэтому для генерал-полковника Хейнрици, командующего группой армий «Висла», было полной неожиданностью, когда 19 апреля 1945 года ему была передана командная власть в Берлине. Поскольку до сих пор генерал-полковник был твердо убежден в том, что многомиллионный город обороняться не будет, он пытался в эти роковые дни отвратить от города уготовленную ему судьбу. Но у командующего не было возможностей, чтобы распутать клубок противоречий. Его распоряжения не признавались Гитлером.

Тогда – уже наступило 22 апреля, во многом решающий для Берлина день[11]11
  Под ударами советских войск рухнул внешний оборонительный обвод Берлина.


[Закрыть] – Гитлер подчинил Берлинский оборонительный район себе самому. Гитлер просто отдал приказ через голову командующего группой армий «Висла» Хейнрици. Генерал-лейтенант Рейман был немедленно смещен с должности. Ему поручалось командование армейской группой «Шпре», которая формировалась в Потсдаме. При этом речь шла об остатках разгромленных соединений или запасных частях, численность которых не достигала даже штатной численности одной дивизии.

Командующему 3-м военным округом, генералу инженерных войск Кунце, поручалось исполнять обязанности командующего Берлинским оборонительным районом под общим командованием Гитлера. Генерал посчитал, что не справится с этим заданием, и отклонил это предложение. Множество воинских частей (даже если здесь идет речь о жалких остатках), которые находились на 22 апреля в Берлине и сражались с первыми прорвавшимися советскими соединениями, не имели командующего. Тогда выбор Гитлера пал на функционера нацистской партии, некоего полковника Кэтера, ответственного офицера управления в Верховном главнокомандовании вооруженных сил. Полковник, произведенный на короткое время в генералы, был назначен командующим Берлинским оборонительным районом. Полковник Кэтер ожидал чего угодно, но только не этой, не сулящей ничего хорошего, должности. У полковника совсем не оставалось времени, чтобы за остающиеся в его распоряжении часы войти в курс дела. Он был совершенно неизвестен в войсках, и офицеры, обладавшие командными полномочиями в восьми секторах обороны города, тоже ничего не знали о своем новом командующем.

Для Берлина уже не было возможностей спасения. Когда во второй половине дня 22 апреля Гитлер получил достоверные сведения о том, что обергруппенфюрер СС Штайнер со своей армейской группой так и не перешел в контрнаступление из района Гогенцоллерн-канала в направлении Берлина, он понял, что все пропало[12]12
  В ночь на 21 апреля Штайнер получил приказ наступать. После того как из III танкового корпуса СС, командиром которого он был, были изъяты дивизии СС «Нордланд» и «Нидерланд», у Штайнера действительно некоторое время мало что оставалось. Однако в дальнейшем корпус был пополнен полком СС «Солар», остатками 4-й дивизии СС «Полицай», 5-й егерской дивизией, 25-й моторизованной дивизией, частями 3-й дивизии морской пехоты, 15-й пехотной дивизии СС (латышской), дивизионом реактивных минометов народно-артиллерийского корпуса и др. частями вермахта и СС. Наступление группы Штайнера началось утром 23 апреля, но успеха не имело. 25 апреля Штайнер повторил попытку, 26 апреля – еще раз, и в боях 27–29 апреля его группа потерпела окончательное поражение, ее остатки отступили к Эльбе.


[Закрыть].

Фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Йодль находились на пути к войскам, чтобы приказать им нанести еще один контрудар. У последнего начальника Генерального штаба люфтваффе, генерала Коллера, больше не было соединений, которые он мог бы ввести в бой. В этот вечер рейхсминистр доктор Геббельс ни на шаг не отходил от Гитлера. И именно ему удалось снова посеять в душе Гитлера надежду.

Гитлер снова «возвратился к жизни», приказал принести ему карты, вызвал Йодля и Кребса, обратился к ним с пространной речью и снова отдавал приказы. Теперь вдруг оказалось, что Берлин надо защищать до последнего патрона. Необходимо использовать последний шанс. Взгляд Гитлера упал на карту с нанесенной обстановкой, которую развернул перед ним генерал Кребс. Нервно подрагивающая ладонь фюрера скользила по нанесенным линиям и точкам и вдруг замерла.

– Здесь, LVI танковый корпус! Я же приказал, чтобы корпус отошел в Берлин! Почему он отходит на юг? Корпус должен находиться в городе! Немедленно, сию же минуту! Я хочу поговорить с командиром корпуса! Тотчас, сейчас же!