Текст книги "Берег Хаоса"

Боль ударила в виски, заставила пошатнуться и ухватиться за стол. К горлу подступила тошнота. Я открыл глаза и снова взглянул на карту города: линии, очерчивающие квартал Бессонных ночей, явственно расплылись, потеряв прежнюю стройность. Опять испортил карту. Конечно, верну все обратно, сделаю даже лучше, чем было, но… В который раз буду злиться, что вынужден прибегать к перу и чернилам там, где раньше мог справиться даже тенью мысли. Однако это переживание – пустяк по сравнению с опасностью, которая угрожает Сари. Угрожает с самого первого шага в границы квартала.

Нить десятая.

Совершил подвиг?

Не жди благодарности:

Она не придет.

Одеваюсь я всегда быстро. Наверное, потому, что не забочусь о внешней красоте: подумаешь, выношенная куртка, шапка виснет на ушах, а рукавицы от разных пар… Тепло? Да. И это главное!

Бежать бегом не решился: проходы между мэнорами если и чистились, то именно с той скоростью, о которой мечтает каждый, когда заходит речь о встрече со смертью, а мне не было никакого смысла подворачивать ноги или разбивать лицо, потому пришлось избрать из всех доступных способов передвижения быстрый шаг. Когда улицы стали попросторнее и почище, ускориться тоже не удалось: из-за прохожих, которые шли по своим делам, совершенно не желая принимать ни малейшего участия в моих. Но все равно, до «бессонницы» я добрался за считанные сорок минут, что для меня было равносильно подвигу.

Квартал Бессонных ночей тянется вдоль Мраморного кольца почти на милю, да и в глубину простирается примерно на такое же расстояние, и искать почти в сотне домов и домиков одну-единственную девчонку так же бессмысленно, как копаться в стогу сена, если уронишь туда иголку. Но у меня в местном «сене» есть знакомые. Знакомая. И если она сейчас свободна…

– Тэйли, какая встреча! Ты меня совсем забыл, негодник!

Круглолицая миловидная толстушка с красноватыми прядками в темных волосах погрозила пальцем, но серые глаза совсем не сердились: мне были рады.

Hevary Локка – управительница одного из домов свиданий – прикрикнула на девушек, советуя вернуться к исполнению обязанностей, а не разглядывать гостя, который «не про их честь», и потащила меня в одну из дальних комнат, где толкнула на низенькую кушетку, а сама весело плюхнулась рядом.

– Ну, рассказывай, что у тебя новенького?

– Да что у меня может быть, Лок?

– Еще не женился? Смотри, сама тебя захомутаю!

– Не шути так… Да и какой с меня прок, как с мужа?

Толстушка окинула придирчивым взглядом мою фигуру и протянула:

– Как с мужа, может, и не большой, но как с плетельщика… Уж я бы тебя в покое не оставила, можешь быть уверен!

Локка знала, о чем говорит: недаром две трети времени обучения в Академии мы провели бок о бок. Правда, хохотушке с пышными формами было не слишком интересно плести заклинания, зато половина моих сверстников и парней постарше оказались не на шутку ею увлечены, а значит, девушке было, чем заняться помимо учебы. Надо отдать Локке должное: она никогда не позволяла лишнего ни себе, ни своим друзьям, потому и заслужила уважение даже у тех, кому отказывала. Я за толстушкой не бегал, потому что в то время моя голова была забита вовсе не любовными переживаниями, но пару раз оказанная в сдаче экзаменов помощь, приятная пирушка, рассеянность, принятая за терпимость – и мы подружились. Впрочем, Локка не закончила обучение: умер ее единственный дядя, оставив племяннице наследство в виде… дома свиданий. Кто-нибудь другой расстроился бы, а толстушка, напротив, заявила, что видит в случившемся веление свыше, и без угрызений совести приняла в управление семейное хозяйство. Впрочем, мне (в личной беседе, после значительного количества эля) она призналась, что попросту не могла поступить иначе: дядя растил ее с раннего детства, оплачивал капризы, устроил в Академию, в общем, делал все, чтобы жизнь наследницы была достойной и счастливой. Даже утаивал, что именно приносило ему доход. А на похоронах Локка плакала: не громко, почти беззвучно, но очень долго…

– Ты же знаешь: только скажи, что нужно, и я попробую сделать. Мне, кстати, по случаю достались совершенно бесплатные «капли»… Хочешь, сооружу амулет для уменьшения объемов?

– Нахал! – Меня несильно шлепнули по щеке. – Хочешь сказать, я слишком толстая?

– Ни в коем разе, Лок! Ты очаровательна, как всегда.

– А вот ты чем-то обеспокоен, – нахмурилась толстушка. – Рассказывай!

– Я ищу женщину.

– Было бы странно, если бы ты искал здесь мужчину… Что за женщина?

– Совсем юная: лет шестнадцать, но для своего возраста довольно рослая. Ни груди, ни задницы – совсем еще цыпленок. Волосы черные, есть подозрение, что крашеные. Глаза зеленые, как трава. Одета по-столичному, ведет себя так же: нахально, но на самом деле может оказаться совершенно беспомощной. Некрасивая, нос длинный, подбородок острый. Пришла в квартал часа два с половиной назад.

– И в чем проблема?

– Мне кажется, что она попала в беду.

Локка задумчиво провела пальчиком по пухлым губам.

– Ну, если тебе кажется… Может, так и есть. Ты знаешь, куда именно она шла?

– Если бы знал, не стал бы беспокоить тебя.

– Ну уж и беспокойство! Ладно, сиди здесь, а я кое-кого расспрошу.

Она поднялась и, подобрав юбки, проворно скрылась за дверью, оставив меня в одиночестве на долгие четверть часа, а когда вернулась, привела с собой мальчишку-глашатая.

– Ну-ка, перескажи господину все, что видел!

– А язык подмазать? – Нахально потребовал малявка.

– Я тебе подмажу! – Локка показала кулак, неспособный напугать даже отъявленного труса. – Я тебе так подмажу…

– Сколько просишь? – Вступил в переговоры я.

Мальчишка важно выпятил подбородок, пожевал губами и объявил:

– Два сима.

– Держи! Только если начнешь придумывать то, чего не было, берегись: я ложь за милю чую и спуска не даю.

Наверное, он увидел в моем взгляде что-то, подтверждающее слова, потому что поспешно кивнул и принялся тараторить:

– Была девчонка, бойкая такая, задиристая, пришла и говорит, мол, вот у меня письмо, мне, мол, встреча назначена… Ее сначала пускать не хотели, а потом позвали какого-то красавчика, он как вышел, она ему на шею кинулась, он ее в дом и увел… Вот!

– Вроде, ничего страшного, – неуверенно заключил я. – Наверное, зря волновался.

Локка хмыкнула:

– С виду – ничего. А вот если знать, куда она пошла…

– Куда?

– Владелец дома – Полту Стручок, та еще сволочь. Говорят, приторговывает малолетними. Ну, это я своими глазами не видела, утверждать не возьмусь, но вот то, что девочек он пичкает сарсой, могу подтвердить хоть в Судебной управе.

Сарса? Нехорошо. Сушеные плоды южного кустарника, заваренные особым образом, лишают человека связи с настоящим: он перестает понимать, что происходит вокруг, становится послушным, но хуже всего постоянная потребность в новых порциях отравы, потребность, о которой охотно напоминают сильные боли. Человек, принимающий сарсу, очень быстро угасает – в два-три года, и если Полту таким образом принуждает женщин ублажать посетителей…

– Приторговывает, говоришь? Вряд ли та, кого я ищу, может заинтересовать старичка.

– Ой, ты себе не представляешь, какие только извращенцы существуют на свете! – Махнула рукой Локка. – Если твоя девчонка, в самом деле, бойкая и горячая, покупатель найдется!

– И вместе с ним – лишний повод поторопиться… Вот что, парень: найди патруль и приведи к дому этого… Стручка. Получишь еще два сима за проворство!

– Не извольте беспокоиться: в два счета обернусь!

Мальчишка лихо сдвинул лохматую шапку на затылок и унесся прочь.

Локка посмотрела на меня с сомнением:

– Надеешься, что патрульные помогут? Учти, если девчонка сама вошла в этот дом…

– Сама или нет, неважно. Но выйдет она вместе со мной.

***

Патруль состоял из четырех человек: двое солдат со скучающими минами на грубых лицах и два офицера, один из которых был, наверное, ветераном Болотной войны и напомнил мне своим спокойствием умершего отца, а второй – молодой, с горящими пока еще глазами, наверняка, был приставлен к пожилому для перенимания опыта. В любом случае, бросать все ради дела он пока еще не научился: догладывал жареную куриную ножку, тогда как старший офицер, даже если и вставший только что из-за стола, был внимателен, доброжелателен и собран.

– По какой причине Вы вызвали патруль?

Начал задавать вопросы все же молодой, но у него это получалось невнятно, пока мясо не было окончательно прожевано, а голая косточка не улетела за освещенный фонарем участок улицы.

– В этот дом, который, насколько мне известно, находится в управлении heve Полту, примерно три часа назад вошла девушка. Я хочу убедиться, что с ней все хорошо и забрать с собой.

– На каком основании?

– Мне доверено право управления мэнором Келлос, – протягиваю для ознакомления свиток с гербовой печатью. – Девушка проживает в его границах по праву приглашения, и я обязан оберегать ее жизнь и честь, как хозяин.

Кстати, именно в этом и могло состоять спасение для Сари, потому что не-горожане, то есть, люди, приехавшие в Нэйвос по делам или ради развлечений и не получившие на руки охранную грамоту (а стоит сия грамота от восьми до одиннадцати лоев, что, соответственно, не позволяет приобретать ее каждому нуждающемуся), не имеют удовольствия пользоваться такими благами, как забота «покойной управы» об их благополучии. Постояльцы гостевых домов, внесенных в Регистр, в обязательном порядке обзаводятся малой охранной грамотой, которая стоит подешевле, но все же оставляет надежду на некоторую безопасность.

Девчонка вряд ли задумывалась о необходимости приобретения какой-либо подобной бумаги, а если приехала из Меннасы, так и вовсе не знает о том, как проходит жизнь в другом городе. В гостевой дом она по каким-то причинам не пошла, выбрав для проживания мэнор Келлос, и этим, возможно, сохранила не только деньги, но и все прочее: по «Уложению об оседлости» гость мэнора, могущий подтвердить приглашение, получает такие же права, как и коренной горожанин Нэйвоса.

Молодой офицер фыркнул, но старый, просмотрев содержимое свитка, цыкнул на него и уточнил:

– Есть ли какой-то знак, который удостоверяет, что она – гостья мэнора?

– Да.

– Вы можете его описать?

– Охотно. Это тонкий ремешок, скрепленный пряжкой, образующей герб владельца мэнора. Надет в виде браслета на правую ногу, над щиколоткой.

– Боюсь, это мало поможет: наверняка, если против девицы готовилось злоумышление, от браслета постарались бы избавиться в первую очередь.

– Это не так-то просто, heve.

Офицер-ветеран внимательно посмотрел на меня, потом снова заглянул в свиток. За то время, что он изучал строчки букв, можно было не только прочитать написанное, но переписать самому, и все же я дождался уверенного кивка:

– Идемте!

Двери дома свиданий открылись перед патрулем чуть менее охотно, чем перед щедрым посетителем, хотя и лишнего промедления не было: привратник услужливо поклонился, пропуская нас внутрь, но мгновением раньше все же отправил посыльного известить хозяина о прибытии нежеланных гостей, дабы тот мог заранее подготовиться к беседе.

Несколько выгаданных минут Стручок использовал до последней крошечки: когда он вышел в залу, степенный и подобострастный одновременно, можно было предположить, что болезненно худой человек в скромном домашнем платье только что встал с постели и лишь для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение гостям.

– Чем могу быть полезен доблестным охранителям?

– Этот человек заявил, что в Вашем доме не по своей воле находится некая девушка, – старый офицер повернулся ко мне, предлагая описать пропажу.

– Шестнадцати лет с виду, угловатая, с плоской грудью, черноволосая, зеленоглазая, в целом некрасивая. Именует себя Сари.

Полту выслушал меня самым внимательным образом, участливо кивая на каждом слове.

– Я не слежу за всеми, кто переступает порог этого дома… Возможно, была такая. Но почему heve решил, что она находится здесь насильно?

А и правда, почему? Нет, хитрец, я не позволю тебе перехватить инициативу!

– У меня есть на то основания. Но чтобы подтвердить их или опровергнуть, я хотел бы услышать из уст самой девушки, по какой причине она остается в этих стенах. Думаю, любезного хозяина не затруднит исполнение моей просьбы?

– О, я с превеликим удовольствием послал бы за ней, но возможно, что девушка сейчас не желает никого видеть, и если мы ее побеспокоим, тем самым вызовем ее недовольство.

Стручок расплылся в гримасе, которую лишь с большой натяжкой можно было назвать ехидной улыбкой.

Патрульные не спешили облегчать мою участь, но я пока нуждался лишь в их присутствии, а вовсе не в действиях:

– Я имею право удостовериться, где, с кем, в каком состоянии находится hevary, и воспользуюсь этим правом. Сари – гостья мэнора Келлос, а я – его управитель.

– Неужели?

Хозяин дома свиданий попытался снова съехидничать, но старший офицер утвердительно кивнул:

– Я ознакомлен с соответствующей бумагой. Извольте оказать требуемое содействие, иначе дом будет подвергнут досмотру.

Последнее никак не могло входить в планы Стручка, особенно если недавно завезли свежую сарсу, и он, скрипнув зубами, сделал знак кому-то слуг.

Прошло минут пять прежде, чем я увидел девчонку и ужаснулся. Сари шла самостоятельно, но на каждом шаге покачивалась, будто была пьяна, а зеленые глаза потеряли свою яркость. У корней черных волос что-то поблескивало. Капельки пота? Странновато: не так уж плотно девчонка одета, чтобы изнывать от жары.

– Идите сюда, дорогая моя! – Ласково окликнул Сари Стручок.

Девчонка вздрогнула, перевела туманный взгляд на хозяина дома свиданий и нерешительно шагнула в его сторону.

Одурманена, без сомнений. Значит, нужно ее забрать независимо от желания. Вот только позволит ли мне Полту это сделать?

– Дорогая, Вы знаете этого человека? – Тощая рука вытянулась в мою сторону.

Взгляд Сари последовал за рукой, пересохшие губы шевельнулись.

– Какого человека?

– Вот этого!

– Я… не помню.

– Он утверждает, что Вы – гостья его мэнора.

В зеленых глазах отразилась мука.

– Я… не помню.

– Видите, она не подтверждает Ваши слова, heve, – победно ухмыльнулся Стручок.

– Она, возможно, и не подтверждает, но у меня есть другое доказательство.

– Да что Вы говорите… Какое же?

– Браслет на ее правой ноге.

– Помилуйте, у нее нет никаких браслетов, тем более, на ногах! Вы, наверное, просто спутали эту девушку с кем-то, вот и все.

– Я хотел бы убедиться.

– Да, пожалуйста, позвольте взглянуть на ее ногу, – попросил старший офицер патруля. Попросил таким бесстрастным тоном, что Стручка передернуло.

– Разумеется, как пожелаете…

Девчонку усадили на стул, и один из служек стащил с ее правой ноги сапог и чулок. Лицо хозяина дома свиданий вытянулось (хотя и без того было почти лошадиным), потому что над щиколоткой сверкнула пряжка браслета.

– Я же говорил: чтобы никаких следов! – Прошипел Стручок, особенно не пытаясь прятать свою злость от лишних ушей.

– Я старался, хозяин, но он… Его никак было не снять! – Чуть ли не в голос начал оправдываться служка.

Я улыбнулся:

– Разумеется, вы бы никогда это не сделали: знак гостя может быть снят только в границах мэнора.

– Хорошо, эта девица, возможно, и является гостьей какого-то там мэнора. Пусть. Соглашусь. Но чем этот человек докажет…

– На печати и знаке один и тот рисунок. Этого мало?

– Достаточно, разумеется, достаточно… Но чем удостоверяется ВАША принадлежность к мэнору? Вы ведь не истинный владелец, верно? Если бы он пришел сюда, все мы увидели бы подтверждение[19]19
  При сотворении личной печати широко используется кровная магия, поэтому если человек находится поблизости с оттиском, оставленным этой самой печатью, устанавливается связь, и оттиск либо начинает светиться, либо иным образом оповещает наблюдателей.


[Закрыть], но ведь он не придет?

В зале наступила тишина. Старший офицер вопросительно взглянул на меня.

– Подтверждение?

– Да, да, именно! – Стручок уже открыто ликовал.

– Я могу подтвердить. Только…

– Что же Вы медлите?

– Если позволите, я хотел бы сделать это без лишних свидетелей.

Ветеран настороженно прищурился, но, похоже, понял, что предполагается к исполнению, и поддержал мою просьбу:

– В доме найдется свободная комната?

– Ну разумеется! Все, что пожелаете!

Солдаты патруля остались стоять за дверью, охраняя место дознания, а я, офицеры, Сари и хозяин дома свиданий прошли в небольшую комнату, из мебели в которой был один только столик, на котором стоял ветвистый подсвечник.

Стручка несколько насторожило мое согласие, но он все еще не собирался сдаваться. Конечно, можно было отправить запрос в соответствующий Регистр и получить заверение, подкрепленное малой императорской печатью, но на это требовалось время. Очень большое время. А до получения заверения в том, что я, волею божию и человеческою, назначен управителем мэнора Келлос с правом проживания, распоряжения и прочая, девчонка осталась бы в доме свиданий. В руках человека, мягко говоря, не располагающего к себе. Что произошло бы с Сари за месяц, потребный для заверения? Думаю, даже боги не возьмутся предугадать. Хотя, что тут гадать? И так все ясно.

Зрители намечающегося представления расположились у стены, девчонка безучастно встала там, где ей велел старший офицер – по правую руку от меня. Свиток с печатью владельца мэнора был разложен на столике.

– Чего мы ждем, heve?

– Прошу не торопить: я не задержу вас долго. Всего несколько минут…

Когда я последний раз это проделывал? В день присяги? Да, больше случаев не представлялось. Пояти пять лет назад… Слишком недавно, чтобы забыть.

Снимаю куртку и кладу к ногам. Следом отправляются фуфайка и рубашка. Оголившееся тело схватывает ознобом, но не от холода, а от предчувствия. Останавливаю взгляд на огоньках свечей, мерно колышущихся от каждого из выдохов, моих и чужих.

Пронзительно-желтое до белизны пламя, вечно изменяющееся и вечно обжигающее. Хаос в самом яростном своем проявлении, снизойди до меня!

– Вечный и Нетленный, Справедливый и Беспощадный, Всезнающий и Всемогущий, яви печать своей дщери…

Я почти шепчу, но в тишине, нарушаемой лишь дыханием, мои слова звучат удивительно четко, стены отражают их бесконечным эхом, и голос превращается в гул, закладывающий уши. А когда молчание вновь возвращается в комнату, под кожей на моей груди начинают вспухать ручейки шрамов.

Сначала светлые, почти белые, они темнеют, наливаясь багрянцем, словно по причудливому контуру все сильнее и напористее течет кровь. Поток достигает пределов кожи, раздвигает ее, просачиваясь наружу каплями, которые вопреки всему не падают вниз, на пол, в ворох одежды, а продолжают висеть в воздухе, ожидая своих подружек. Вот последняя из них срывается с краев свежей раны, взмывает вверх, сливается с остальными и… Алые струи приходят в движение, словно чья-то невидимая рука обмакнула в кровяные чернила кончик пера и старательно выводит печать Владения. Руну Hhies, отягощенную знаком, напоминающим переплетение рук. И как только последний росчерк выстраивает капли в предписанном порядке, рисунок вспыхивает белым, на целых три вдоха топя комнату в ярких лучах, а печать на свитке и пряжка браслета на ноге девчонки вторят ему…

– Что это было?

Молодой офицер не смог удержаться от вопроса, восторженными и немного испуганными глазами глядя, как я возвращаю одежду на положенное ей место, и кожа с розовыми полосками мгновенно заживших ран скрывается под рубашкой.

– Знак Заклинателя. Им они отмечают то, чем владеют, – отвечает его старший товарищ.

– Надеюсь, такого свидетельства достаточно?

Ветеран кивает и обращается к Стручку, нервно кусающему губы:

– Подтверждение получено и засвидетельствовано. Вы обвиняетесь в том, что удерживали в своем доме гостью мэнора Келлос без согласия на то законного управителя мэнора.

– Тварь! – Точный плевок попадает мне на щеку. – Я еще доберусь до тебя!

– Всенепременно. Но не сию минуту, а несколько позже: полагаю, у патрульных найдется к Вам немало вопросов, heve.

Если хозяин дома свиданий и намеревался выяснить отношения со мной без промедления, то поспешившие оказаться в комнате по свистку молодого офицера солдаты отвадили Стручка от подобных мыслей: он смерил меня ненавидящим взглядом, плюнул еще раз, правда, менее метко, и был препровожден к выходу.

– Я могу забрать ее с собой?

– Да, конечно.

Подхожу к Сари, уж успевшей усесться на пол и помогаю ей обуться. А пока вожусь с сапогом, слышу тихое:

– Вот не повезло парню…

Не повезло? Что может знать об этом офицер патруля? В каком-то смысле, я оказался на редкость удачливым человеком. Потому что до сих пор жив и прекрасно себя чувствую. Телесно. Несмотря на приличную кровопотерю, завтра от шрамов снова не останется и следа, а алая жидкость восстановит свое прежнее количество менее, чем за ювеку. Душевные же переживания не имеют ровным счетом никакого смысла, поскольку прошлое неподвластно никому. Даже Заклинателям Хаоса.

***

– Не уходи, – попросили меня, когда я коснулся дверной ручки, и немного погодя добавили: – Пожалуйста!

Вздыхаю и возвращаюсь к постели, откуда из вороха подушек и одеял на меня умоляюще смотрят с бледного измученного личика пронзительно-зеленые глаза.

– Вам давно уже пора уснуть, hevary.

– Я не хочу.

– Почему? Сон – прекрасное лекарство, особенно в Вашем случае.

– Я… боюсь.

– Не нужно. Порог этого дома не сможет переступить никто, кроме меня и Кайрена.

– Я понимаю, но… Мне все равно страшно.

Улыбаюсь и провожу тыльной стороной ладони по холодной щеке. Девочку бьет озноб, и будет бить еще долго: пока все соки сарсы не выйдут из юного тела вместе с потом и иными жидкостями.

– Вам не было страшно отправиться в незнакомый город… Что же теперь вызывает у Вас страх?

Сари молчит, виновато потупив взгляд.

– Вас предают впервые в жизни, верно?

Неуверенный кивок.

– И конечно, впервые это делает человек, которому Вы безоговорочно доверяли? Которого Вы…

– В которого я влюблена, – тихо заканчивает мою мысль девчонка и твердо добавляет: – Была.

– Но он хоть стоил того?

– Кто? Этот юноша?

– Нет, Ваш побег из отчего дома.

Она распахивает глаза:

– Почему ты считаешь, что я сбежала?

– Потому что юной hevary не пристало путешествовать одной и вести себя так, будто она совершенно взрослая женщина.

Палец с обкусанным ногтем выписывает круги на покрывале.

– Ну, сбежала. Это плохо?

Пожимаю плечами:

– Вообще-то, это не мое дело.

– Тогда зачем ты пошел туда за мной?

– Хозяин обязан беречь покой и благополучие своих гостей.

Зеленый взгляд серьезнеет:

– А ты – хозяин?

– Отчасти.

– Что значит «отчасти»?

– Если считать хозяином того, кто принимает гостей в доме, то я – хозяин, самый, что ни на есть. А если хозяин должен быть и полноправным владельцем дома, то вынужден огорчить: таковым не являюсь.

– А кем ты являешься?

– Я живу здесь. Пользуюсь всем, что находится под этой крышей. Ухаживаю за домом и садом. Участвую в Совете квартала.

– Но не владеешь?

– Нет.

– А хотел бы?

Сари смотрит испытующе.

– К чему такой вопрос?

– Мой… у моего отца есть влияние при дворе и деньги. Он может сделать тебя хозяином мэнора. Настоящим.

Ай, малышка, ну что мне толку во владении холодными стенами и клочком земли? Ты еще не можешь понять, но когда-нибудь обязательно поймешь: важно владеть самим собой, а не чем-то еще, вот тогда ты и будешь настоящим хозяином. Хозяином своей судьбы.

– Спасибо за заботу, но вынужден отказаться.

В зеленом взгляде возникает обида:

– Почему?

– Потому что никакие деньги и никакое влияние не смогут справиться с волей Заклинательницы Сэйдисс.

– Кто это?

– Моя повелительница.

Сари грозно сдвигает брови и садится на постели.

– Есть только один повелитель!

– Для Империи – да. Но у каждого человека в ней может быть свой собственный, не такой, как у других, повелитель.

– Ты меня путаешь!

Ну вот, теперь меня обвиняют. Придется оправдываться.

– Простите. Попробую объяснить… Право повелевать не дается никому от рождения.

– Но Император, он…

– Ему это право назначено. Задолго до и на много лет после. Пока существует Империя. Люди не любят сами принимать решения, потому что не хотят нести ответственность за последствия неверных шагов. А поскольку все время действовать правильно и разумно никому не под силу, большинство отказывается от свободной воли, наделяя правом повелевать кого-то одного. И этот «кто-то», даже если поначалу упрямился и боялся, довольно быстро входит во вкус власти… А окружение не позволяет ему очнуться от опьянения могуществом.

– Значит, единоличный правитель – это зло?

– Почему же? Все зависит от человека. Хотя, он же не в пустыне правит… Но можно научиться подбирать слуг. Впрочем, довольно о властьпредержащих! Я хотел рассказать совсем другое: как жители Империи в целом позволяют править собой одному-единственному человеку, так и у каждого из них в отдельности есть тот, кто правит. Иногда думами, иногда чувствами. Понятно, о чем идет речь?

– Кажется, да.

Она притихла, но все же спросила:

– А эта Заклинательница… Ты сам выбрал ее повелительницей?

– К сожалению, нет. Когда надо было выбирать, кто кем будет, у меня не было права выбора.

– Как это?

– Очень просто: я тогда еще не родился на свет.

– Но если тебя заставили силой, можно потребовать, чтобы…

– Угу. Но требовать стоит только то, что можно осуществить.

– А если не знаешь точно, можно или нельзя? Что тогда?

Я хотел было ответить: знаю и нисколечко не сомневаюсь, но передумал. Зачем лишать ребенка веры в чудеса? Пройдет совсем немного времени, и она сама убедится: чудес не бывает. Точнее, они происходят, но совсем не так, как в нашем воображении, когда мы мечтаем. Потому что к моменту осуществления чудо становится ненужным. Помню, в детстве мне до слез хотелось заполучить своего личного Зверя Хаоса: в двенадцать-тринадцать лет я и думать ни о чем другом не мог. Но Зверь подчиняется только совершеннолетнему, то бишь, по исполнении двадцати одного года, а этот день рождения случился не вовремя и вовсе не со мной…

– Тогда нужно попробовать.

– Конечно, нужно! – Кажется, Сари обнадежил мой ответ. – Я все же поговорю с отцом. Когда вернусь.

– Кстати, об отце: Вы не хотите написать ему письмо? Рассказать, где находитесь и как себя чувствуете?

Девчонка сразу скуксилась и уныло закуталась в одеяло.

– Не сейчас. Позже.

– Полагаю, помимо всего прочего, он волнуется. Не боитесь усилить его недовольство?

– Отец… все равно не сможет успокоиться, пока я не вернусь.

Что ж, в ее словах есть толика правды. Родители все такие: сходят с ума от беспокойства, когда вас нет рядом, но если вы скажете, что идете туда-то и будете там до такого-то времени, не дай вам боги задержаться с возвращением хоть на четверть часа! По тревоге будет поднят весь городской гарнизон, на крайний случай – все соседи, которые, смачно ругаясь, будут бродить по темным улочкам, шаря по сугробам в надежде встретить вас первыми и успеть отодрать за пока еще чувствительные уши.

– И все же, лучше написать.

– У меня голова болит, – заныла Сари.

– Хотите, я напишу, только укажите, на чье имя отправить.

Мое невинное предложение разбудило в зеленых глазах испуг:

– Я сама, сама! Как только мне станет полегче, сразу напишу!

– Как пожелаете.

Делаю новую попытку встать и отправиться к себе в комнату, в постельку. Беготня по городу заняла весь вечер и плавно перетекла в ночь: уже третий час, а я все еще бодрствую, хотя завтра утром должен доставить полученные письма тойменам.

– Не уходи!

– Вот что, hevary, – стараюсь говорить, как можно строже. – Время уже не просто позднее, а ужасающе близкое к рассвету, я прошу Вас постараться уснуть и позволить немного поспать мне: у меня осталось всего четыре часа на отдых. Сжальтесь над несчастным, посвятившим прошедший вечер спасению Вас из лап похитителей!

Проникновенная мольба не осталась без внимания: Сари вздохнула, огорченно шмыгнула, но разрешила идти. А когда я прикрывал за собой дверь, услышал язвительное:

– Все мужчины такие: только о себе и думают.