Текст книги "Чейзер. Крутой вираж"

«Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Ты только не грусти…»

Лайза смотрела на печенье, которое держала в руке, – на корочку из плотно спрессованных и залитых сиропом семечек сверху, – и думала: а как она сама отреагировала бы, приди Элли к ней в гости и начни рассказывать «небылицы»?

«Представляешь, – захлебывалась бы белокурая подруга, – мы с Реном жили вместе целый год! Я носила его кольцо, я знаю, как выглядят комнаты его дома, я знаю все его привычки, все про него знаю…»

А Лайза бы помнила – знала, – что они незнакомы. Что Рен вообще никогда в жизни не встречал Эллион.

А та бы утверждала обратное: «Я помню тебя, твоих подруг, помню, что произойдет в будущем, ведь я прожила его, это будущее, а потом Портал…»

Сложно ей было бы поверить в подобную историю?

Наверное, не сложно, вот только мир после такого рассказа показался бы… хрупким. И ни к одному Порталу Лайза бы близко не подошла, и за Мака после этого держалась бы куда крепче – вообще не выпускала бы его руку из своей…

Вот и Элли, наверное, теперь точно так же не выпускает руку Рена. Да и он ее. Держит, не отпускает.

Чтобы не дать предательской мысли «вот бы увидеть Мака» высунуть кончик любопытного носа наружу, Лайза поднялась с дивана, очистила пальцы от налипших семечек и пошла выкидывать пустую коробку.

Глава 5

Вооружившись фразой «Проигравший смотрит назад, а победитель – всегда вперед», следующие пять дней Лайза жила, следуя строгому расписанию: вставала пораньше, тщательно накладывала макияж и подбирала одежду, наклеивала на лицо доброжелательную улыбку и приезжала в офис без опозданий. Работу выполняла без вдохновения, но выполняла – Майлз оттаял, – стала чаще появляться у кофейного автомата, возобновила общение с коллегами и даже несколько раз включала молчащий обычно у компьютера дисковый проигрыватель – делала вид, что наслаждается музыкой.

И все это время, чувствуя себя не то героиней криминального фильма, не то шпионкой, она внимательно наблюдала за Гарри: как и во что тот одевался, с каким настроением появлялся на рабочем месте, не выказывал ли излишней нервозности или другого непривычного поведения – ведь скоро ему передадут бумаги. Или уже передали?

Старина Олдридж вел себя, на первый взгляд, обычно: ежедневно заигрывал с секретаршей, благоухал на весь этаж одеколоном, жевал луковые сэндвичи и постоянно насвистывал «Милашку Розу». По этому свисту, а также по меняющимся с утра ярким пиджакам – с синего в клеточку на красный, с красного на темно-зеленый в полоску, с зеленого на коричневый, цвета свежей детской неожиданности, – его перемещение легко отслеживалось по этажу. Вот Гарри на рабочем месте, вот Гарри гарцует к шефу в офис, вот отправился перекусить, вот вернулся и наливает четвертый стакан кофе за час.

Дважды Лайза подсаживалась к нему за стол в кафе во время обеденных перерывов и заводила дружеские безо всякой темы беседы: расспрашивала о проектах, улыбалась, шутила, поднимала болезненную для всех работников отдела тему повышения зарплаты, пересказывала утренние новости и всем своим видом будто сообщала: «Видишь? Я твой друг. Мне ты можешь доверять, да-да, можешь».

Трижды она «случайно» натыкалась на Олдриджа у кофейного автомата и, смеясь, хлопала того по плечу, несколько раз «неожиданно» встречала его у входа в «КомАрт» и один раз даже подошла к его столу с вопросом о том, какой из только что созданных ей эскизов ему нравится больше.

– Я же доверяю твоему профессиональному мнению, – говорили ее губы. И «принеси мне бумаги!» – говорили ее глаза; Гарри делал вид, что ничего особенного не происходит, и польщенно улыбался.

– Вот этот набросок лучше, – стучал он холеным ногтем по одному из листов, – ты же видишь, здесь все гармоничней: обои, расстановка мебели, свет распределяется правильнее…

«Кого бы интересовало твое чертово мнение», – искусственная улыбка давалась ей так же легко, как манекену в витрине.

На дворе стоял восьмой день августа; до момента Х остались сутки.

Ближе к вечеру в то же время, что и год назад, Лайза постучалась в кабинет начальника и попросила выходной.

– Много работы, – пробурчал Майлз, не поднимая глаз от планшета.

Ее ладони вспотели; позвоночник начало покалывать от напряжения – ей нужен этот выходной. Именно этот и никакой другой.

– Мне очень надо. Очень! Зато потом я целую неделю буду пахать как вол – в два раза больше сделаю, вот увидите.

Сработало – мистер Кетч махнул рукой; Лайза почувствовала себя всплывшим после трехминутного погружения ныряльщиком – от облегчения кружилась голова.

Из кабинета она выскользнула под трель разразившегося звонком телефонного аппарата босса и успела увидеть, как коричневый пиджак Олдриджа мелькнул в проходе – Гарри отправился на выход.

Вечером, уже почти перед самым сном, который, по опасениям Лайзы, мог в эту ночь не прийти вовсе, позвонила Элли. Разговор вышел коротким, почти куцым, но содержательным.

– Завтра? – коротко спросила подруга.

– Завтра, – раздался такой же короткий ответ.

– Удачи тебе во всем. Отзвонись, ладно?

– Как только смогу.

– Если потеряешься… я буду знать, что все нормально.

– Да.

– Все. Удачи.

– И тебе. Спокойной ночи.

Какое-то время Лайза смотрела на застывшую с телефонной трубкой у уха тень на стене – сопела, думала, пыталась понять, сильно ли нервничает, – затем оставила бесполезные попытки осознать свое эмоциональное состояние – оно напоминало нервно дребезжащую струну, – положила трубку на тумбочку и отправилась спать.

* * *

Утро дня Х

Девять тридцать.

Кажется, в тот день она ела круассаны. На завтрак. Их оставил под дверью сосед.

Нет – она нашла их под дверью позже, после того как вышла из душа и приняла из рук Гарри бумаги.

То есть ей обязательно сейчас нужно сходить в душ? А вдруг она пропустит звонок в дверь – попросту не услышит его? И так ли важно, что именно она съест на завтрак? Напряжение нарастало; при мыслях о еде желудок бунтовал.

Десять утра.

Дрейк сказал, что история должна повториться во всех деталях – во всех. Неужели этот хитрец имел в виду то самое – ВО ВСЕХ-ВСЕХ?

«Иначе история не придет к тому же финалу, что и раньше», – кивнул в ее голове Дрейк.

Черт. Ведь вчера уже были некоторые расхождения: например, раньше она не спрашивала мнения Олдриджа о собственных эскизах – это считается? Или есть то, что не считается, – некритичные, так сказать, моменты?

Лайза нервничала. И чем больше стрелка часов удалялась от десятичасовой отметки, тем ощутимей становилась дрожь в ладонях.

Во сколько должен пожаловать коллега по работе – в одиннадцать? Около одиннадцати? Она не помнила точное время, и оттого, одетая в халат и так и не приняв душ, кружила по комнате, как загнанный в ловушку волк.

Нужно сходить в душ – вдруг это критично?

Нет, к черту душ – какая разница, будут ее волосы мокрыми, как тогда, или останутся сухими?

Гарри, где ты, Гарри? Уже пора.

Она то торчала у окна, всматривалась в проезжающие внизу машины – не остановится ли какая-нибудь у подъезда? – то вдруг начинала перебирать шкафчики, искать хлопья для завтрака.

Ты их не покупала. Ты не ходила в магазин.

Все верно. В последние дни она питалась исключительно на работе.

В сотый раз сообразив, что завтракать нечем, Лайза вновь принималась нервничать и кружить по комнате. Гарри, ну где же ты? Ведь уже почти одиннадцать.

Может, его не пропустил консьерж? Может, он застрял между этажами в лифте? Может…

Все триста тысяч всевозможных предположений, начинающихся со слов «может», ей пришлось оставить спустя полчаса, когда стрелка часов надменно переползла на отметку в пятнадцать минут двенадцатого.

Он не приедет.

Эта мысль прозвучала в голове чужим голосом – холодным и абсолютно уверенным в своей правоте.

Что-то пошло не так. Гарри не приедет.

Ошарашенная внезапным понимаем того, что время Х прошло, а Олдридж так и не появился (и уже не появится), Лайза несколько секунд стеклянными глазами смотрела на полку с книгами. Затем рванулась к стоящему на столике телефону и принялась судорожно нажимать на кнопки.

Какой же номер у рыжего Вилли – на конце двести сорок восемь или двести сорок семь? Кажется, сорок семь…

– Вилли! Вилли! – заорала она не своим голосом, стоило коллеге отозваться на звонок. – Скажи, а Гарри сегодня на работе?

– На работе, – спокойно ответили ей, – а что, собственно, случилось?

– Ничего, – хрипло прошептала Лайза, ударом бойца впечатала трубку в аппарат и бросилась в спальню одеваться.

Ей нужно в гараж, ей нужно как можно скорее попасть на работу.

В офис она приехала с рекордной скоростью – вместо обычных двадцати шести потратила на дорогу всего тринадцать минут, – пулей пролетела мимо охранников к лифту, едва успела предъявить пропуск на своем этаже и кивнуть секретарше Джил, после чего бегом бросилась по коридору.

«Где… Где… Рабочий стол… Гарри…» Мысли, кажется, запыхались вместе с дыханием.

Бежать до дальнего конца помещения не пришлось – серо-желтый пиджак в голубую полосочку она увидела еще издалека. У кофейного автомата.

– О, а у тебя разве не выходной? Или ты на прогулку? Спортивную пробежку?

Пегий благоухающий одеколоном хлыщ кивнул на ее спортивный костюм (первое, что попалось под руку в шкафу) и кроссовки.

Лайза не заметила, как сжала кулаки.

– Гарри… Почему ты… здесь?

Пластиковый стаканчик, наполнившись коричневым кипятком, перекочевал в руки Олдриджа; светлые ресницы дернулись вместе с нервно дрогнувшими веками. Другой бы не заметил – она заметила.

– А где я должен быть? – веселый смешок тоже не скрыл напряженности. – Это вот ты почему здесь? Тебя-то как раз быть здесь…

– Гарри, что ты делаешь? – она сама не заметила, как сменила тон на заботливый и ласковый – таким наставляют на путь истинный заблудившегося малыша. – Тебя ведь здесь не должно быть. Зачем ты приехал в офис? Зачем? Ты ведь собирался ко мне…

Сказала и запнулась. Она не должна была говорить ничего подобного, но поздно – Олдридж застыл у стены, его рот приоткрылся:

– Откуда ты знаешь? Я… собирался… Но передумал.

– Почему передумал, Гарри? Почему? – Лайзе хотелось сделать две вещи одновременно – зло зарыдать и удушить стоящего напротив мужчину, который рушил ее день… рушил ее жизнь. – Разве ты не знаешь, что я твой друг? Что ты можешь мне доверять? Помнишь, ты прикрыл меня однажды перед шефом, неужели не думал, что и я смогу помочь?

– Помочь кому? Мне?

Ее коллега заметно побледнел. Наверное, она говорит не то и не так, но что еще сказать идиоту, который только что решил не везти ей домой те самые нужные бумаги?

– Я же за тебя, разве ты не знаешь? – продолжала обиженно, но исключительно ласково упрекать Лайза – так подходят с тапком к обоссавшему все углы коту. – Ты всегда мог мне доверять, ведь так?..

– Ты… О чем ты говоришь?

– Ну, я чувствовала, что в последнее время ты сам не свой, понимаешь? Чувствовала, что тебе может понадобиться помощь, – и почему-то ждала тебя сегодня, а ты не приехал…

– Я… – Гарри вдруг умолк на полуслове, его глаза подозрительно прищурились, а кофе в руке задрожал; песочного цвета глаза, светлые ресницы, серый с разводами пиджак – все это слилось для Лайзы в один-единственный ненавистный объект. – Ты… одна из них… Да-да! Как я сразу не догадался!

– Одна из кого? – опешила Лайза. Мимо них по коридору прошел рыжий Вилли – кивнул в знак приветствия, деловито посмотрел на часы и зашагал быстрее.

– Ты… не могла знать, что я собирался к тебе, но знала. Ты хотела, чтобы я привез их тебе, да?

Он вдруг сорвался на фальцет, почти что на писк; они оба знали, о чем речь.

– Гарри… Я…

– Ты следила за мной, – не унимался Олдридж, – ходила за мной по пятам, липла, все пыталась дать понять, мол, я твой друг, а на самом деле хотела заполучить бумаги…

Вот он и произнес это слово вслух.

– Ты идиот, Олдридж, – вдруг жестко и совсем не ласково отрубила Лайза. – Что ты наделал, ты сам-то знаешь? Ты мог отдать их мне, и все было бы иначе…

Для нее. Не для него.

– Вот почему ты приехала… – дрожащая рука наполовину расплескала кофе из стаканчика; несколько капель попало на идеально начищенные ботинки.

– Отдай их мне. Еще есть шанс, – она сделала шаг навстречу; внутри все клокотало.

Разговор получался совсем не тот – совсем не такой, как она представляла себе; от напряжения казалось, что воздух сейчас заискрит.

– Оставь меня… – Олдридж попятился, оступился, попал пяткой на брошенный мимо урны стакан.

– Гарри, не дури!

– Оставь меня в покое… Я знал… Я с самого начала знал…

– Гарри, тебя убьют из-за этих бумаг сегодня. Слышишь?

– Что? Что ты такое говоришь?

– Еще не поздно! Скажи, они того стоят? Стоят твоей жизни? – она шипела на него, как разъяренная кошка; на них смотрели.

– Значит, вы уже все решили?

– Да я… Я не одна из них!

– Все… Не приближайся ко мне. Никогда. – Он вдруг развернулся и кинулся прочь по коридору. Тот самый Гарри Олдридж, который этим утром не привез ей бумаги, понесся так быстро, что едва не потерял равновесие, – толкнул по пути возвращающегося Вилли, случайно сбил рукой с ближайшего стола подставку для карандашей – те с грохотом раскатились по полу – и почти снес с петель ведущую наружу дверь.

– Га-а-а-а-арри-и-и-и-и! – донесся ему вслед протяжный и отчаянный вой; все работники как один посмотрели на Лайзу; из кабинета высунулась голова шефа.

– Что здесь, черт возьми, происходит?!

Офис сковала полная и непривычная тишина.

* * *

Она шагала по улице, злая как фурия, а внутри бурлил фонтан бешенства, обиды и полной абсолютной растерянности.

«Не следовало» – именно таким заголовком можно было обозначить не только сегодняшний день, но и всю ее жизнь – по крайней мере, в течение последних двух недель. Впереди стелилась улица, все дальше за спиной оставалась парковка с «Миражом», в который ей пока не хотелось садиться.

И первым «не следовало» в списке стояло: «Не следовало ехать в офис и встречаться с Гарри».

На что она надеялась, черт ее подери? На то, что Гарри увидит ее и вдруг одумается? Покорно протянет ей портфельчик, извинится за непристойное поведение и попросит прощения? Что вот так просто передаст ей злосчастные, еж их дери, документы?

«А как? – рычала Лайза на себя мысленно. – Нужно было сесть посреди гостиной и начать размазывать по лицу сопли? Нужно было сменить занавески, переклеить обои, выпить за свое здоровье и начать наконец новую жизнь?»

В офисе по крайней мере был шанс – последний шанс заполучить бумаги и повернуть-таки историю в нужное русло.

Но история этого не захотела. Противная, поганая, своевольная история, она развернулась толстой задницей к Лайзе и зашагала прочь в совершенно ином направлении. И всё потому, что Лайзе не следовало в последние дни (да-да, второе «не следовало» из списка) слишком дружелюбно вести себя с Олдриджем. Но ведь она хотела как лучше! Точно, она много где хотела «как лучше»: принимая повестку от Комиссии, направляясь в Портал, задавая ему неверные данные, а после – звеня воротами у дома Мака, она везде хотела «как лучше».

Б…!

Хотелось материться – долго, звучно и беспрестанно.

«Попробуй повторить историю».

«Дрейк, ты ведь знал, что это невозможно. С самого начала знал, но пытался утешить. Как можно вести себя точь-в-точь как год назад? Ты бы тоже не смог – никто не смог бы…»

Теперь она пыталась утешить себя саму? Подбодрить? Развеселить? Да ей и так хотелось смеяться – над собой, над жизнью, над тем, сколько еще раз она будет силиться не потерять то, чего уже нет. Сколько еще времени ей понадобится для того, чтобы осознать непреложную истину: «В одну реку не войти дважды»? Час? День? Год?

Нет, нисколько не понадобится.

Лайза шагала по улице и улыбалась – недобро, жестко и равнодушно. Все, история уже не пойдет как раньше.

Гарри ушел. Бумаг нет. Погони не будет.

Не стоило и надеяться.

И еще не стоило орать в офисе на шефа – все-таки он был прав: своим появлением она устроила беспорядок, нарушила дисциплину и возмутила обстановку.

Мда. Не стоило.

Да ну и черт с ним – теперь всё в прошлом.

По крайней мере, она попыталась.

Сделала все, что смогла, и этим вечером, вернувшись домой, не будет винить себя. Ни за бездействие, ни за малодушие, ни за отсутствие храбрости. Все эти дни она плела лассо для судьбы, училась размахивать им, накидывать, арканить, но… не вышло. Наверное, никто не вправе арканить судьбу, никто: ни Дрейк, ни тем более она, Лайза.

«Мираж» остался километрах в трех – прочь от офиса она шагала так долго, пока не выкипела злость и не осталась ровная, чуть апатичная трезвость рассудка; агрессия схлынула. Парк; под задом – теплый, прогретый солнцем бетонный парапет; на ногах – старые кроссовки; прекрасный день, выходной. Новая жизнь, новая судьба – иди куда захочешь, делай что хочешь.

Но вместо того чтобы предаваться размышлению о тщетности бытия, Лайза думала о другом: ее история изменилась, но она не изменилась у другого человека – у Гарри.

Сегодня Олдридж погибнет.

Нет, не то чтобы Гарри был ей особенно симпатичен, но он умрет. Станет трупом, никогда больше не вдохнет, не выйдет на работу, не начертит очередной эскиз. Документы или нет – заслужил ли он такое?

Она, конечно, не Создатель, чтобы решать, кому жить, а кому умереть, но все-таки может попытаться повлиять на его судьбу. Она сделает то, что сможет, а уж там, на небе, примут окончательное решение о том, сколько Олдриджу предстоит топтать ногами землю. Пусть этим вечером у нее совсем не будет повода себя винить.

Осталось определиться с одной маленькой деталью: кому звонить?

Гарри, поддельные бумаги, печати, голограммы – все это она могла бы позже использовать для другого – для знакомства с Маком, например. Заглянуть к нему на огонек, использовать наличие информации как предлог для встречи, напроситься на чай…

Угу, а потом долго и путано объяснять, откуда у нее данные о поддельных печатях.

«Да, тут такое дело… Понимаешь, мы были с тобой знакомы и жили год вместе. Я твоя девушка, твоя судьба, ты просто всего этого не помнишь… Ну, не спрашивай, так случается. А о печатях я знаю, потому что ты сам использовал меня как наживку. Что? Кровь? Нет, во мне твоя кровь, поэтому я нечувствительна к слежке на расстоянии. Что? Откуда во мне твоя кровь?..»

Черт. Такой разговор для нового знакомства не годился – на данном этапе Мак отпадал.

Тогда Дрейк? Начальник бы точно оценил ее помощь и содействие и, может быть, даже помог бы…

Не помог бы. Он уже дал понять, что ни при каких условиях не отправит Лайзу назад, и, значит, для такого пустякового дела незачем беспокоить Великого и Ужасного.

Оставался Рен.

Вот его-то номер Лайза, сидя на бетонном парапете и глядя на раскинувшийся перед глазами безмятежный пруд, и набрала.

– Рен, привет! Ты мог бы подъехать? У меня есть важная информация о том, что случится сегодня вечером. Это связано с поддельными документами, которые вы ищете. Будешь? Хорошо, жду.

Декстер сказал, что подъедет ровно через двенадцать минут.

Лайза хмыкнула: какая точность! А если он решит перед выходом сходить в туалет, то подъедет ровно через двенадцать минут и сорок три секунды?

По глади пруда, то и дело ныряя клювом в воду в поисках пищи, плавали три утки.

* * *

– Может, мне уехать?

– Куда?

– К морю, например. Проветриться, провести несколько дней в одиночестве, отвлечься. Иначе я пойду к нему и наговорю глупостей. Пойду, не смогу себя удержать.

Элли покачала головой.

– Не надо тебе уезжать. Сейчас такой момент, когда все решения будут казаться глупыми, понимаешь?

– Понимаю.

Между ними стояли бутылка вина и два стакана. Семь вечера; на столе лежали вытащенные из пакета круассаны – те, что утром оставил у двери сосед Джереми; теперь ими закусывали.

Она каким-то образом узнала, что ничего не вышло. Спросила у Рена? Догадалась о провале плана после того, как Лайза отделалась по телефону одной фразой: «Давай позже, ладно?» Так или иначе, Элли оценила ситуацию верно и своим приходом спасла Лайзу от второй величайшей за последние две недели депрессии. Просто позвонила в дверь, вошла в квартиру, не здороваясь, и водрузила на стол бумажный пакет с логотипом «Алко». Вытащила из него две темные бутылки, плитку шоколада и несколько яблок – прекрасный набор для задушевной вечерней беседы. А ведь Эллион Декстер – когда-то Бланкет (да, были благие времена) – на памяти Лайзы почти не пила. Значит, пришло время.

Яблоки они порезали, шоколад развернули, бутылку открыли, а через полчаса уже наполовину опустошили. Повисшая над столом тема оставалась незыблемой – Мак.

– Я много думала об этом, – равнодушно, не чувствуя вкуса, хрустела яблочной долькой Лайза, – и пришла к выводу, что не могу просто так рассказать ему, кто я. Не могу, не должна. Это все равно, что ко мне в дверь бы вошел незнакомый мужик и сообщил, что он – моя вторая половина, и я просто об этом не знаю. Поверила бы я ему? Нет, конечно. Хуже – я выставила бы его за дверь.

– А если бы этим мужиком оказался Мак?

Элли смотрела на маслянистую поверхность вина в бокале, крутила в пальцах прозрачную ножку.

– Ты имеешь в виду, если бы мужик оказался таким же красивым, как Мак? Да ничего бы это не изменило. Понимаешь, я могу прийти и даже ему понравиться. Внешне. Но он же совсем меня не знает, пусть даже я знаю его. А тут такое заявление! Знаешь, что он будет чувствовать?

– Что он тебе что-то должен?

– Вот именно! Что теперь он вынужден присматриваться к незнакомке, которая утверждает, что является его идеальной женщиной, что вынужден провести с ней какое-то время, так как «жил же он с ней год». Так или иначе, он почувствует себя без вины виноватым. Особенно если я начну предъявлять какие-то доказательства, рассказывать факты из его жизни и прочее. Допустим, я смогу ему доказать, что я – Лайза Дайкин – целый год была его женщиной, что носила его кольцо. Но ведь он-то этого не помнит, он не пережил все те ситуации, которые пережила я, у него не сформировалось тех чувств. И что хорошего я сделаю, если приду и все это расскажу? И еще добавлю: «А теперь люби меня, Мак, ведь я-то тебя люблю!»

– Да, некрасиво, – кивнула подруга. – И нечестно. Я бы так не хотела.

– Вот и я бы так не хотела. Если любовь сформировалась и сохранилась у меня, это не значит, что он за секунду должен начать чувствовать то же самое. В крайне неудобное положение я его поставлю, если приду, понимаешь?

– Это точно. Ты просто припрешь его к стенке и не оставишь выбора.

– Да, еще разок увижу, что история может стать куда хуже, чем мне казалось. Как сегодня.

Какое-то время они пили молча, думали. Сквозь штору проглядывала густая синева; за окном зажглись фонари.

– Но сегодня ты спасла Гарри.

– Может быть.

– Спасла. Рен ведь уехал говорить с Маком. Кстати, ты просила его не упоминать о тебе?

– Конечно. Попросила заменить мое имя на «ценный источник информации»

– Значит, твой коллега будет жить.

– Да и пусть живет, – Лайза залпом опрокинула в себя содержимое бокала и зажевала его горьким шоколадом.

Она все еще не оставляла мыслей об отъезде. Куда? Неизвестно. Куда-нибудь. Лишь бы не сидеть по вечерам в «Мираже» перед оградой знакомого особняка, лишь бы не ждать, когда в дверях покажется далекая, но такая любимая фигура.

– Я скучаю по нему, – слова давались тяжело, из них лились чувства.

– Я знаю.

– И пока не могу придумать, как нам познакомиться заново. К тому же я боюсь, что, как только увижу его, сразу же сделаюсь размазней со щенячьим выражением на лице и кинусь обниматься. Или начну рыдать. Упрекать его в том, что он ничего не помнит. Мне сложно держаться. Я притворяюсь сильной, но… я не сильная. Я очень скучаю. Иногда мне хочется стереть и свою память – пойти к Халку и попросить об этом. Слишком… больно.

Элли накрыла ладонь Лайзы своей.

– Знаешь, ты учила меня быть сильной, когда мне оставалось жить лишь несколько дней. И тогда все было предрешено. Помнишь?

– Помню. И ты была сильной.

– Нет, не была, в том-то и дело. Я просто держалась из последних сил, потому что никогда не знаешь, где наступит просвет. Так и ты не знаешь, но это не значит, что он не наступит. Твоя история – это кошмар, честно… Лай, я очень тебя люблю, но пережить такое… Нет, я бы не хотела. Я же вижу, что ты не живешь здесь – существуешь.

– Глупо, да?

– Потому что эта реальность действительно не твоя временная ветка. Мне обидно это говорить – ведь я твоя подруга, и ты мне нужна, – но я же не слепая. Ты пока не можешь здесь прижиться, здесь все «не твое».

– Не заставляй меня снова лить слезы.

– И не надо. Просто держись. – Элли на мгновение притихла – некоторые фразы были трудны и для нее. – Я просто хочу сказать, что, если когда-нибудь мне представится возможность помочь тебе вернуться… «туда»… – я помогу. Даже если это означает, что здесь я останусь без тебя.

– Не останешься – Дрейк сказал, что это работает как-то «не так».

– Не важно, – Элли улыбнулась. – Я просто хочу, чтобы ты оказалась там, где счастлива.

– Ты тоже там была счастлива. Просто прожила на год дольше…

– Здорово, – голубые глаза на миг подернулись мечтательной дымкой, но через секунду в них вновь воцарилось серьезное выражение. – Знаешь, что я хотела сказать? Делай здесь все, что можешь сделать – ни в коем случае не сдавайся. Где-то будет просвет, Лай, обязательно будет. Не сейчас, может, не завтра, но он появится. И ты точно познакомишься с Маком заново.

– Может, мне уже не надо? – усмехнулась та. – Просто забыть все нафиг?

– Думаешь, я бы забыла Рена?

– Ты – нет. Ты вредная.

– Вот и ты такая же вредная. Знаешь, а пока давай не будем о плохом. Лучше расскажи мне: как выглядит будущая девушка Дэйна? Она блондинка? Брюнетка?

– Вот даже не думай, – качнулась темноволосая голова, – я и так уже поменяла свою историю. Не хочу помешать им.

– Ну, только цвет волос!

– А потом имя, как ее найти, а потом еще и Дэйн об этом случайно узнает!

– Вот клянусь, что не узнает!

– Ой, – Лайза со смехом привалилась к подруге, – не дави на меня, нельзя мне рассказывать, нельзя-нельзя-нельзя!

– Ну и ладно! Тогда расскажи мне про меня – у меня состоятся какие-нибудь выставки? Может, тебе вспомнятся идеи для моих витражей. Ну, для тех, новых?

– Вот хитрюга! Теперь я точно поняла, зачем ты здесь – хочешь, чтобы я водрузила на стол хрустальный шар и рассказала тебе твое будущее?

– Ну, только чуть-чуть!

– Давай лучше не так. Давай нальем еще по бокалу, откроем коробку с печеньем, заберемся на диван и посмотрим «Люби меня сейчас». Кажется, мы его лет сто не смотрели.

– Ага, последний раз три месяца назад.

– Это для тебя три месяца назад. А для меня прошел год и три месяца.

– Ой, прости, я забыла.

Через несколько минут экран телевизора засветился голубым; зажужжал проглотивший диск видеопроигрыватель. За окном почти стемнело. Застыли на фольге несколько кусочков раскрошенного шоколада, стояла под столом у пакета пустая бутылка вина.

Элли смотрела на экран – кажется, она уже через минуту забыла об идее во что бы то ни стало выпытать имя будущей девушки Эльконто. Забыла или же намеренно отказалась от нее, дабы не рисковать счастьем друзей понапрасну. А вот Лайза, в отличие от подруги, еще полчаса видела перед глазами лицо Ани-Ра Эменхайм и всякий раз, когда из динамиков слышалась фраза: «Я тебя люблю», мысленно скрещивала пальцы и просила небо о том, чтобы у Дэйна и Ани в будущем все сложилось отлично.