Текст книги "12 новых историй о настоящей любви (сборник)"

Франческа Лиа Блок
Извращенное удовольствие

В первый день летних каникул мы с Эм, Эл и Джей утрамбовались в «Фольксваген-жук» Джей и поехали в «Фазы» – молодежный клуб в долине Сан-Фернандо, чтобы утолить свои печали и встретить свою мечту.

Весь день мы вчетвером провели на пляже и сильно обгорели – даже смуглые от природы Эм и Эл. От нас исходил жар, и в машине Джей стоял густой кокосово-химический запах масла для загара. Я была самой светлокожей, и к концу лета у меня на груди будут язвы от слишком долгого пребывания на солнце. А потом останутся шрамы. По радио передавали песни в стиле нью-вейв, и мы, пританцовывая на сиденьях, подпевали: про разбитое стекло, про лето, про дорогу, страсть и музыку. Нас обдувал жаркий ветер шоссе 101, а давно умершие звезды прожигали дыры в небесах своим ярким светом.

В тот вечер мы с подругами тоже намеревались сиять, как звезды. Мы только что окончили школу и через несколько месяцев должны были разъехаться по колледжам. Больше никаких волнений по поводу экзаменов и поступления. Им на смену придут новые волнения.

Когда за рулем была Джей, я чувствовала себя в безопасности. Если в детстве ее спрашивали, кем она хочет стать, она всегда говорила: «героем». Но в конце концов она решила после колледжа выучиться на офицера дорожно-патрульной службы. Она встала на лыжи в три года, к десяти мастерски освоила сноуборд, а когда она вела машину, я всегда чувствовала себя в надежных руках. Однажды мы возвращались с концерта группы Knack, и ее «жук» сломался посреди скоростной полосы. Джей сохраняла спокойствие, пока мы все визжали, глядя в заднее стекло на стремительно приближающиеся машины, которые успевали объехать нас в самый последний момент. Нас спас офицер дорожно-патрульной службы. Может, поэтому Джей и выбрала такую профессию.

Джей и Эм я знала с детского сада. Мы познакомились в первый же день занятий. Мы с Эм рисовали, и к нам подошла учительница. Я привыкла к тому, что все хвалили мои рисунки, но на этот раз учительница выбрала рисунок Эм.

– Это великолепно, – сказала она, любуясь нарисованной лошадью.

То же самое произошло на уроке балета. Я обожала танцевать в гостиной под мамины пластинки, но в классе мне никак не удавалось выучить нужные движения. А у Эм все получалось.

– Отличная выворотность, – хвалила ее учительница. И оценки у нее всегда были лучше.

С Эл мы все познакомились в средней школе в классе для одаренных детей. Она была такая тихая и загадочная: гладкая смуглая кожа, безмятежное лицо. Она даже хмурилась красиво. Своим крошечным носиком, высоким подбородком и маленькими острыми ушками она иногда напоминала слегка недовольную кошечку. Она была из тех девочек, в которых влюбляются все подряд, но совсем этого не замечала, а если бы и заметила, ей было бы все равно. Или ее бы это даже раздражало и тревожило.

С Эл мы вместе работали над проектом по естествознанию. Это был ее любимый предмет, хотя она была ярой противницей экспериментов над животными. Она любила животных больше всего на свете. Пожалуй, даже больше людей.

Я пришла к Эл домой, чтобы поработать с нашим проектом. Ее родители были милыми, но довольно строгими мексиканцами. Еще у нее было два брата, которые обожали бейсбол. Мы с Эл пекли печенье с шоколадной крошкой, все его ели, а потом совершали долгие пробежки, чтобы сжечь калории. А потом Эм и Эл стали вместе ходить на верховую езду и фигурное катание после школы и по выходным. Меня не приглашали, так что я тусовалась с Джей.

Она позвала меня кататься на лыжах с родителями – польскими иммигрантами старомодных нравов, у которых весь дом был уставлен крошечными фарфоровыми фигурками. Пока Джей каталась по самым крутым склонам, я проходила курс для новичков. Все было ничего, пока можно было держать за талию красавчика-инструктора, но когда пришлось ехать самой, я потеряла равновесие и упала, покатившись вниз по склону. Больше я на лыжи никогда не вставала. Чтобы расслабить натруженные мышцы, мы с Джей отправились в джакузи во дворе отеля. Над водой поднимался пар, с неба падал снег, и я почувствовала, что наконец расслабляюсь.

У бассейна сидело несколько худых длинноволосых ребят в лыжных жилетках, они наблюдали за нами. Мы учуяли запах травки. Мы с Джей вылезли из джакузи и прошли мимо них по морозному воздуху, не потрудившись одеться.

Позже я написала стихотворение про тот вечер. Про серебристое ощущение мороза на коже и золотистое тепло на коже под взглядами тех ребят.

Я не умела кататься ни на лыжах, ни на коньках, ни верхом, но зато унаследовала дар слова от отца-сценариста и мамы-поэтессы. Может, я не стану героем, как Джей, ученым, как Эл или художником, как Эм, но мне хотелось сделать что-то такое, что украсит жизнь других людей. Ответ таился в словах, но тогда я этого еще не знала.

Вскоре нам предстояло разъехаться по колледжам, поэтому тот вечер в клубе был совсем не таким, как раньше. Даже тогда мы понимали значение грядущих перемен. От них огни сияли ярче, а музыка звучала чувственней и слегка печальней.

На нас были винтажные остроносые кеды, которые мы нашли в магазинчике «Ковбои и пудели» на Мелроуз-стрит. Там продавалась одежда и обувь пятидесятых годов, но почему-то все было совершенно новое. К кедам мы подобрали мини-юбки и мужские футболки, которые мы переделали: отрезали рукава и воротники и написали на спине розовым маркером «Здоровое удовольствие». Это был прямой ответ группе мальчишек-панков, которые ходили в тот же клуб в футболках с черными надписями «Извращенное удовольствие».

Мы никогда не общались с этими ребятами, но были совершенно очарованы их креативными стрижками и татуировками. Их настоящих имен мы не знали, но Эм придумала им прозвища: Крысолов, Итальяшка, Конь, Кен (в честь куклы) и Ирокез. Они как всегда стояли в углу под стробоскопами, подливали себе в газировку водку из маленьких бутылочек и посматривали на нас с самодовольными ухмылками.

Мы придумали им не только прозвища, но и предысторию. Крысолов живет вдвоем с мамой-алкоголичкой неподалеку от клуба. Он ходит туда с двенадцати лет. Тогда же начал курить и пить. В клубе Крысолов познакомился с Кеном и Конем, которые были выше, старше и симпатичнее него. Но Крысолов был умным и стал лидером. Итальяшка, у которого всегда был какой-то взъерошенный вид, был бомжом, и остальные заботились о нем. Он стал их талисманом. Про Ирокеза мы ничего придумывать не стали. Казалось, он не очень-то близок с остальными – он даже сидел всегда отдельно, а приходил и уходил позже. Ирокез был всегда очень ухожен, никакой щетины на бритой голове – во всяком случае, насколько мы могли разглядеть в темноте. Футболку «Извращенное удовольствие» он тоже не носил.

Заиграла песня «Think Pink» группы Fabulous Poodles, и мы с девчонками рванули на танцпол, отплясывая как бешеные и взмахивая волосами. Мы знали, что мальчишки смотрят на нас, но, как обычно, притворялись, будто ничего не замечаем.

Потом играли песни B-52s, Go-Go’s, Blondie. Музыка обладает таинственной и мощной силой, взывая к эмоциям, которые спрятаны глубоко внутри. А танец – способ выплеснуть эти эмоции, чтобы они не застряли в горле, в животе или в груди. Тогда это было единственное, что заставляло меня забывать обо всем на свете. Я растворялась в музыке, чувствуя лишь биение собственного сердца. Я становилась совершенно свободной.

Когда заиграла баллада «Keep on Loving You» группы REO Speedwagon, мы поспешили усесться на покрытые ковриками скамейки вокруг танцпола. Иногда, под настроение, мы танцевали медленные танцы – одни, сами по себе. Мне вообще-то нравилась эта песня, несмотря на слезливый текст и дурацкое гитарное соло, но я бы никогда никому в этом не призналась.

Я прислонилась к хрупкому смуглому плечу Эм, которое было все еще горячим от солнца. Джей улеглась мускулистой спиной мне на колени, а Эл сидела рядом со мной с другой стороны. Я наблюдала за вращающимся диско-шаром, когда вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит, и подняла глаза. Передо мной стоял Ирокез – так близко, что я могла бы дотянуться до него рукой. Он улыбался щербатой улыбкой. Нос у него был большой и кривой – явно сломанный по меньшей мере один раз. Я очень переживала по поводу горбинки на собственном носу и собиралась избавиться от нее как можно скорее.

– Привет, – сказал Ирокез. – Не хочешь потанцевать?

Заиграла еще одна медленная песня, и я колебалась. Эм пихнула меня локтем в бок. Мы всегда делали то, что скажет Эм. Она поступила в Йель. Она была лучшей в команде по легкой атлетике. И получила титул первой модницы школы, хотя ее леопардовые штаны, кожаная байкерская куртка и виниловая сумочка с херувимами в солнечных очках были слишком попсовыми, чтобы считаться модными в Долине. Я, не раздумывая, встала с места и пошла за Ирокезом на танцпол.

Он обнял меня одной рукой за талию и притянул к себе. К моему удивлению, дыхание у него было свежим, без намека на алкоголь, а глаза смотрели тепло и дружелюбно.

– Почему вы с подругами никогда с нами не общаетесь? – спросил он.

– Вы с нами тоже не общаетесь.

Он усмехнулся, вновь обнажив свои бунтарские неровные зубы.

– Ты где живешь?

– В Студио-Сити, – ответила я. Это небольшой городок в Долине, по другую сторону каньона от Голливуда. – А ты?

– В Калабасасе, – это был богатый район на севере. Как и его дыхание и глаза, это меня удивило.

– А зачем ты сюда ходишь? – спросила я.

– Люблю танцевать, – ответил он.

– Но вы же никогда не танцуете.

Я почувствовала, как он пожал плечами под моей рукой. Голос его зазвучал глубже.

– Ну да. Я смотрю, как ты танцуешь.

Он притянул меня ближе, так что наши бедра почти соприкасались.

– Залезай! – сказал он.

– Куда? – я не очень понимала, к чему он клонит.

– Мне на ноги.

Я опустила глаза и увидела, что на нем тяжелые рабочие ботинки.

– У них носки стальные, – пояснил он.

Я осторожно наступила и постаралась найти равновесие, крепче вцепившись в его спину и плечи. Он двигался на удивление легко, несмотря на то, что я повисла на нем.

Эм помахала мне с края танцпола.

– Мы уходим, – жестом показала она.

Я слезла с ботинок Ирокеза.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Ай.

– А меня А, – ответил он. И тут мне пришлось уйти.

Когда спустя пару дней мы снова пришли в клуб, ребят там не было. У меня по всему телу, от горла до низа, пробежал холодок. Мне так хотелось увидеть А. Последние несколько дней я то и дело представляла, как снова танцую с ним. Его упругие мышцы под моими руками. Легкую испарину, от которой его футболка липла к спине.

Я танцевала с подругами, но через силу. Без мальчишек из «Извращенного удовольствия», особенно без А, музыка меня не вдохновляла. По телу снова пробежал холодок грусти, и мне не удавалось его стряхнуть.

Заиграла новая песня. Жесткий панк. Creatures, группа Adolescents. Мы с девочками ушли с танцпола. Тут вошли ребята. Они выскочили на танцпол и принялись толкаться и наскакивать друг на друга. Диджей врубил музыку на полную, и у меня зазвенело в ушах. От стробоскопа рябило в глазах. С ними ли А?

А вот и он.

Я просто стояла и смотрела на него, пока он не подошел и не вытащил меня за собой на танцпол. Я стала подражать движениям мальчиков, но никто не обращал на меня внимания, кроме А, который несколько раз врезался в меня спиной, пока наконец я не обхватила его за плечи. Он закинул меня к себе на спину, и мы танцевали так. У меня перед глазами все закружилось, так что я зажмурилась и уткнулась лицом в его потную шею. Неплохой способ отгородиться от остального мира.

Песня закончилась, заиграла следующая. «Wild in the Streets» Circle Jerks. Потом Dead Kennedys, «Holiday in Cambodia». Я знала эти песни, потому что слушала диджея Родни по радио KROQ. Родни чудаковатый, и голос у него скрипучий и противный, но в музыке он разбирается что надо.

Мы с А продолжали танцевать. Потом заиграл привычный мне веселенький нью-вейв, и мы, запыхавшись, плюхнулись на скамейку. А показал мне небольшую листовку, размноженную на «Ксероксе».

– Это зин[7]7
   Зин (англ. zine, сокращенно от magazine) – любительский журнал, самиздат.


[Закрыть], – пояснил он, и я притворилась, будто знаю, что это, хотя тогда еще не знала. Там были коллажи из билетов на концерты и флаеров, а на полях резвился нарисованный чернилами парень с ирокезом, похожий на А. Еще там были рецензии на альбомы, топ-листы песен и панковских клубов.

– Это ты сам сделал? – спросила я.

Это был девятый номер журнала «Провинциальный Хаос». Я сказала, что это круто. Мне особенно понравились рисунки с танцующим мальчиком.

Он улыбнулся своей щербатой улыбкой и теплыми глазами.

Диджей объявил, что на следующий день в клубе будет конкурс танцев в стиле пятидесятых.

– Надо нам записаться! – предложил А.

Я удивилась, что он пригласил меня прямо на глазах у своих друзей, но согласилась.

Я нашла мамино старое платье, в котором она выходила замуж за папу. Для них обоих это был второй брак, так что надевать белое было бы неуместно, говорила она. С тех пор как родители поженились, они не провели порознь ни одного вечера.

Это было золотистое шелковое платье с широкой юбкой. Великовато в груди и талии, и подол ниже, чем нужно, потому что мама всегда была выше и фигуристее меня. Я туго затянула пояс и надела мамины кремовые кожаные лодочки с острыми носами и жемчужными пуговками.

В клубе А сидел неподалеку от диджейской будки в черных джинсах, белой рубашке с коротким рукавом и черно-белых туфлях на толстой резиновой подошве. Он умел танцевать свинг – просто невероятно, до чего хорошо у него получалось. Помимо нас в конкурсе участвовали только пара металлистов, которые выглядели в хлам пьяными, и какая-то девчонка-панк с выбеленными скунсовыми полосками на черных волосах и сережкой в носу. Она танцевала одна и краем глаза косилась на А. Мы выиграли. Диджей вручил нам зеркальце с логотипом клуба. Мой галантный партнер позволил мне оставить приз себе. Эм сказала, что это зеркало для кокаина. «Извращенные удовольствия» сидели в своем углу и не обращали никакого внимания на происходящее.

– Не хотите с подругами прийти ко мне на вечеринку в выходные? – спросил А перед тем, как Эм скомандовала нам уходить.

В Калабасасе ночью было куда темнее, чем в нашем районе: меньше фонарей, больше деревьев. Дом А окружала высоченная изгородь. В тот субботний вечер мы с Эм, Джей и Эл прошли по освещенной дорожке к трехэтажному особняку и зашли в высокий дверной проем. Внутри играла громкая панковская музыка, так что мы сразу поняли, что попали по адресу. Повсюду сновали ребята с панковскими прическами, которые пили пиво из пластиковых стаканчиков. Интересно, чем же занимались родители А, что заработали на такой дом?

И где же он сам?

Крысолов и Кен сидели на кожаных диванах в гостиной. Рядом с каждым сидела девушка. Крысолов, прищурившись, посмотрел на нас. Я сразу почувствовала себя неловко в своем обтягивающем розово-сиреневом мини-платье, которое мне так хотелось надеть. Вокруг все девушки были одеты в обрезанные джинсы или клетчатые юбки и драные футболки, утыканные английскими булавками, а волосы у них были крашеные и с причудливыми начесами.

Мы отправились на кухню в поисках пива, и Джей налила нам по стакану. Я раньше особо не пила, и вкус пива показался мне противным, но я все равно его выпила в надежде, что это поможет мне справиться со стеснением.

Мою талию обвили чьи-то теплые руки. Я обернулась и увидела улыбающегося А.

– Ты пришла! – воскликнул он.

– Привет! Классный дом!

Он решительно взял меня за руку.

– Пойдем, я тебе все покажу.

Эм метнула на меня неодобрительный взгляд, Эл нахмурилась, а Джей улыбнулась, когда А повел меня через стеклянные двери во двор. Перед домом мерцал голубыми бликами бассейн, а за ним раскинулся сад. В воздухе пахло чем-то сладким: не то жасмином, не то розами. Стрекотали сверчки, квакали лягушки.

– Здесь так здорово!

– Спасибо. Классно выглядишь!

– Спасибо. Мне показалось, я неподходяще одета.

– Нет, просто отлично.

Мы остановились и посмотрели друг на друга. Я вдруг смутилась. Я еще ни разу не целовалась с парнем. Эл и Джей тоже, а вот у Эм в прошлом году был секс. Она сказала, что было не очень-то приятно, но потом она стала себя ощущать как-то по-другому. Когда я спросила ее, как именно, она пожала плечами и просто ответила: «Более зрелой». От ее тона я почувствовала себя несмышленым ребенком.

– Ты танцуешь лучше всех в вашей компании, – сказал А. Мне было непривычно слышать, что я в чем-то лучше других.

Однажды, летом после десятого класса, мы с Эм и Джей поехали в пляжный коттедж нашей подруги Эс. Эл с нами не поехала – родители бы ее не отпустили, даже если бы она и захотела, а она не очень-то и хотела. Мы с Эм и Джей не сказали родителям, что родителей Эс не будет дома. Мои меня даже не расспрашивали про эту поездку – они мне доверяли.

Мы с Эм, Джей и Эс провели весь день на пляже, потом приняли душ, надели узкие джинсы и пошли в ресторан на берегу океана. К нам подошли какие-то ребята постарше, Эс стала с ними флиртовать. Они заказали нам пива и устриц. У них был лимузин, и они предложили поехать к ним, чтобы еще выпить. Эс сразу согласилась, а мы нервно переглянулись и не стали возражать. Квартира была вся в черно-серебристой гамме, с зеркальным потолком. Парни развалились на диване и смотрели, как мы танцуем.

– Ну-ка посмотрим. Да, ты самая симпатичная, – сказал блондин, пьяным жестом указав на меня.

Потом он вырубился, а его друзья пошли отлить, и мы, хихикая, сбежали домой. Нам тогда и в голову не приходило, как плохо все это могло бы закончиться. А я думала только о том, что меня в кои-то веки выделили среди остальных.

Я беспокоилась за Эс, но не знала, что делать и как вообще об этом говорить. Было что-то странное в ее отце. Мне не нравилось, как он смотрит на Эс. Меня тревожили ее обгрызенные ногти, нервный смех и манера флиртовать со всеми подряд. И то, что она иногда выходила из дома без нижнего белья. В конце концов ее родители развелись, и она переехала. Я жалела, что так ничего и не сказала.

Тем временем А продолжал:

– Когда ты танцуешь, ты словно полностью растворяешься в танце. Как будто тебе жизненно необходимо танцевать.

– Так и есть, – ответила я.

– Почему?

– Потому что иначе меня одолевает тоска.

– Почему?

Я пожала плечами и выдавила улыбку. Мне не хотелось, чтобы он считал меня депрессивной.

– Давай поплаваем, – предложил А.

Он стянул футболку и джинсы и нырнул в бассейн в одних трусах. Я стояла на бортике и смотрела, как он ныряет, отплевываясь от воды.

– Иди ко мне!

Я одним махом допила пиво, сняла туфли и платье и прыгнула в воду. Вода была холодная, и когда я задрожала, А подплыл ко мне и обнял меня. Его ирокез намок и прилип к голове. Интересно, как бы он выглядел с обычной прической? В темноте я не видела выражения его глаз, но ощущала прикосновение его прохладной груди и рук и биение его сердца. Его член упирался мне в бедро, и я всем телом подалась ему навстречу.

Я никогда вживую не видела мужской член и испытывала смешанные чувства: страх, отвращение, любопытство. И легкое щекочущее удовольствие.

– Можно тебя поцеловать? – спросил А.

Я кивнула. Он положил ладонь мне на шею и притянул мое лицо к себе. Я закрыла глаза и подставила губы. Его губы коснулись моих. Его язык нежно и осторожно проник мне в рот. Потом настойчивее. Я провела пальцами по его сломанному носу, острым скулам, бритому черепу. Я растворялась в воде и ночном воздухе. Мальчики-подростки недалеко ушли от детей и еще очень далеки от взрослых мужчин. Большинство из них. А казался похож одновременно и на тех, и на других.

– Мы уходим! – крикнула Эм. – Давай быстрее, а то оставим тебя тут.

Я отстранилась от А, вдруг осознав, что на мне только лифчик и трусы, причем мокрые, так что через них все просвечивает.

– Мне надо идти, – сказала я, вылезая из бассейна.

Когда А сказал, что заедет за мной, я попросила его подождать на улице, потому что знала: мама ни за что не позволит мне сесть на мотоцикл. Это было единственное ее правило. И хотя сейчас ее мысли были слишком заняты папой, я знала, что это не сойдет мне с рук.

Мы с А встретились на улице, в стороне от моего дома. Он был одет в кожаную куртку и стоял у своего мотоцикла, скрестив руки и ноги – вылитый Джеймс Дин. У него было с собой два шлема, один он надел на меня. Потом мы уселись на мотоцикл. Оказавшись на сиденье, я почувствовала, что его бедра зажаты у меня между ног. Мотоциклы – такая опасная и в то же время такая сексуальная штука. Смерть и секс в одном флаконе. Наверное, поэтому люди их и любят. Или ненавидят. Он завел мотор, и мы поехали.

Каньон Лорел змеился между холмами как река, из которой он, наверное, и образовался. Телефонные провода оплели ползучие растения, зелеными гроздьями свисавшие у нас над головами. Девушка с копной ярко-розовых волос в черном шелковом платье и черных ковбойских сапогах голосовала у обочины. Хотелось бы мне так одеваться.

Мы доехали по бульвару Сансет до клуба «Виски». А помог мне слезть с мотоцикла, и мы зашли в темный маленький клуб, где пахло сигаретным дымом. У меня было фальшивое удостоверение личности: я купила его у какого-то ботана из нашей школы, который делал их с фотографиями из фотобудки. Но я так ни разу и не решилась им воспользоваться. А, судя по всему, не боялся ничего.

В клубе было полно народу. На сцене пятеро девушек в потрепанных винтажных платьях исполняли какую-то песню, они играли неумело и слишком быстро. Но выглядели они потрясающе. У солистки было милое круглое личико, напомнившее мне Джей. «Мы ловим ритм», – пела она. Я слышала эту песню по радио и в «Фазах», но вживую она звучала по-другому. Оказывается, девчонки тоже могут играть панк? Мне это и в голову не приходило. В этот момент моя жизнь изменилась.

– Правда, они классные? – спросил А, улыбаясь мне в темноте. – Басистка мне тебя напоминает.

Это была миниатюрная девушка в юбке-килте и мокасинах, с коротко остриженными кудрявыми волосами. Она мне показалась самой красивой девушкой на свете. Когда она стала подпевать солистке, оказалось, что у нее писклявый голос.

– Это Джейн, – пояснил А. – Моя любимица.

Джейн. Мне хотелось быть, как Джейн. Он купил мне пива, но сказал, что сам не будет пить, потому что за рулем. Пиво было холодным, и мне начинал нравиться его вкус. Я допила, и А забрал у меня пустую бутылку. Мы вместе вышли на танцпол, и он защищал меня своим телом от толкающихся парней. Я чувствовала себя в безопасности. Я вспотела, и волосы стали липнуть к лицу. Я закрыла глаза. Мне казалось, я падаю в бесконечность, уплываю куда-то далеко-далеко. Он обнял меня и склонился ко мне. Мы поцеловались. Я прижималась к его мускулистому телу. Его ирокез выделялся в темноте и казался таким загадочным. Я танцую с лучшим парнем на свете. С самым лучшим.

Мы вышли на улицу. Стоял теплый вечер. Мне так не хотелось уезжать из Лос-Анджелеса в Беркли. Хотелось пить этот город до дна, как пиво. Хотелось барахтаться в нем и вбирать его в себя. Я уселась на мотоцикл позади А, и мы выехали на шоссе. Модели с рекламных щитов смотрели на нас большими глазами, надували пухлые губки. Я чувствовала, как внимательно А следит за дорогой. Его тело напряжено: он старается защитить меня, как на танцполе.

Мы остановились на светофоре, собираясь свернуть на заправку на углу. Я сказала:

– Не знаю, почему я боялась мотоциклов. Это самая классная штука на свете!

Мы свернули, и какая-то машина, выехав на желтый свет, врезалась в нас. Не сильно, но с удивительной точностью. Мы упали.

Мы не пострадали. Совсем, ни царапины.

– Слушай, – сказал А, когда мы подъехали к моему дому. – Я хочу тебе кое-что сказать.

В воздухе пахло эвкалиптами, где-то вдалеке ухала сова.

– Это был не мой дом. Моя мама там работает. У актера Джона Дэвидсона. Когда я устроил вечеринку, он уехал из города, а моя мама была у своего приятеля. Мы живем в гостевом домике. Иногда у меня ночуют друзья, когда родители не пускают их домой.

– Ой, – ответила я.

– Прости.

– Ничего, – сказала я. Я тоже хотела кое в чем ему признаться. – У моего папы рак. А еще осенью я уеду в колледж.

– Ого. Паршиво. – Он посмотрел на меня, нахмурив брови, как Джеймс Дин.

– Ага, – я пожала плечами и попыталась улыбнуться. Зачем я сказала ему об этом? Зачем произнесла это вслух?

– А куда ты поедешь учиться? – спросил он.

– В Беркли. – Я хотела задать ему тот же вопрос, но подумала: а вдруг он вообще никуда не едет, и этот вопрос его поставит в неловкое положение.

Когда он поцеловал меня на прощание, я сжала губы, не ответив на поцелуй. Не потому что тот большой дом не принадлежал его семье, и не потому, что он, возможно, не пойдет в колледж, и не потому, что мы могли серьезно пострадать в той аварии. А скорее потому, что до меня вдруг дошло: я скоро уеду и скорее всего больше не увижу А. Потому что я не такая красивая, как Эл, не такая милая, как Джей и не такая сильная и решительная, как Эм. И, возможно, А скоро это поймет. А еще потому, что у моего отца рак, который стремительно распространяется по его организму и в конце концов заберет его у нас, оставив нас с мамой в горе и одиночестве. Или еще почему-то.

Я зашла в наш маленький домик и отправилась в постель. Я услышала, как мама плачет за стенкой, и подумала: «Когда папа умрет, это ее убьет. А потом умру и я».

От А не было никаких вестей. Мы с подругами снова пошли в «Фазы». «Извращенных удовольствий» там не было. На их месте тусовалась компания серферов, которых я раньше никогда не видела. Они все были загорелые и светловолосые, в клетчатых шортах и футболках и кедах «Ванс» или в джинсах с клетчатыми рубашками и топсайдерах на босу ногу.

Эм сказала:

– Вот это я понимаю, красавчики!

Мне так не показалось. Ведь А среди них не было.

Джей сказала:

– Боже мой, вон тот, чур, мой, – и указала на самого невысокого, с ангельскими кудряшками и наивным личиком.

– Договорились, – сказала Эм. – Это будет Ангелок. А мой, чур, Крутыш, – она мотнула головой в сторону самого высокого и красивого из парней. – Эл пусть берет себе Красавчика, а ты, Ай, – Загорелого.

Мне не нужен был Загорелый. Мне нужен был А. Почему он не звонит? Решил, что он мне не нравится? Или я ему разонравилась? Надо было тогда поцеловать его. Я бы не смогла ему объяснить, почему я этого не сделала. Я и самой себе не могла этого объяснить. Но, может, если представится еще один шанс, я поцелую его как следует. Я все исправлю.

Эм скомандовала всем идти танцевать, и мы вышли на танцпол. Серферы наблюдали за нами. Я не чувствовала музыку так, как обычно. У меня не выходили из головы мысли про А, а на губах застыл привкус пива и хлорки, как во время нашего первого поцелуя.

Крутыш подошел к Эм и принялся наворачивать круги вокруг нее. Он казался таким энергичным, будто был весь наэлектризован. У него были ямочки на щеках и идеальные белые зубы – наверняка сын дантистов. Или Джон Дэвидсон. Джей и Ангелок стали танцевать в той же манере, смущенно улыбаясь друг другу. Эл танцевала с Красавчиком, но обращала на него мало внимания. Я заставила себя потанцевать с Загорелым, но не переставала скучать по А. Мне вспомнилось, как я балансировала на его ботинках со стальными носками, как он обнимал меня, как от него приятно пахло. От Загорелого разило алкоголем и каким-то резким одеколоном. Он пытался кружить вокруг меня, как Крутыш, но у него выходили какие-то резкие скачки. У меня закружилась голова.

И тут я увидела, что на краю танцпола стоит Крысолов и смотрит на меня. Эм дала ему такое прозвище из-за заостренных черт лица и юркого тела. Я отвернулась от Загорелого в поисках А. Вот и он. Стоял с девушкой. С той девчонкой со скунсовыми полосками на голове, которая участвовала в конкурсе. Они вместе вышли на улицу.

Часть моей души отделилась и попыталась последовать за А, но врезалась в дверь, как пьяница или раненый зверь, и упала на пол.

Я повернулась к Загорелому и стала танцевать, как в последний раз. Позже я узнала, что его зовут Б. Они с друзьями живут в Камарильо. Про этот район я знала только то, что там находится известная психбольница.

Они действительно были серферами, как мы и подумали. Загорелый осенью собирался в Калифорнийский университет в Сан-Диего, на юридический факультет.

– Слушай, – сказал он. – Мы устраиваем вечеринку. Приходи с подругами.

Джей отвезла нас на своем «жуке» в Камарильо. В воздухе пахло морем и клубникой. Это был благополучный район с небольшими домами и зелеными лужайками. Мы припарковались и пошли к дому. Играла громкая музыка в стиле нью-вейв, и мы поняли, что попали по адресу. Внутри была куча загорелых девушек в обтягивающих полосатых платьях или белых шортах с купальными топами. Они валялись на диванах в обнимку с серферами. Мы с подругами, наверное, выглядели экзотично: девчонки из Лос-Анджелеса. На мне была футболка, джинсы и кеды «Конверс», как тогда, когда я ходила в «Виски» с А. Я поняла, что неподходяще одета для этой вечеринки.

Крутыш подбежал к Эм, обхватил ее за тоненькую талию, поднял и закружил в воздухе. Она завизжала. Это ей было несвойственно. Крутыш утащил ее из комнаты. Ее ноги болтались в воздухе, с них свалились шлепанцы (уж Эм-то, конечно, оделась как подобает). Джей и Эл посмотрели на меня. Подошел Ангелок и вручил каждой из нас по стакану пива. Они с Джей были одеты одинаково: поло с коротким рукавом, клетчатые шорты и вьетнамки. Он взял ее за руку, и они ушли. Даже с другого конца комнаты я видела ямочки на щеках Джей и блеск в ее глазах.

На Эл была белая майка, на контрасте с которой ее смуглая кожа сияла. Мы переглянулись, она по обыкновению нахмурилась. Подошел Красавчик, она сурово глянула на него. Он пожал плечами и отошел. Мы с Эл уселись на диван. К нам подсел Загорелый.

– Классно выглядите, дамы! – сказал он, положив руку мне на колено. Я вдруг поняла, что хочу лишиться девственности. Но А рядом не было.

Мы с ним выиграли в танцевальном конкурсе. Он прекрасно целовался. Он жил в гостевом домике Джона Дэвидсона. У него был мотоцикл. Мы попали в аварию. А что, если бы всерьез пострадала? Мама бы так на меня разозлилась. А может, она бы и не заметила, потому что так волнуется за папу. Может, разбиться на мотоцикле вместе с А было бы лучше, чем смотреть, как папа медленно умирает от рака, а потом как мама умрет от тоски по нему.

Я сделала глоток пива.

– У моего отца рак, – сказала я Загорелому. Он наклонился ко мне поближе и повернул голову ухом к моему рту.

– Что?

– Ничего, – ответила я.

– Может, поднимемся наверх?

– Давай.

Эл осталась сидеть на диване, презрительно закатив глаза. Эл была из нас самой умной. Осенью она пойдет в Гарвард. Она станет ветеринаром.