Текст книги "Избранные"

2

Когда на следующее утро у Слоан зазвонил будильник, она тут же приняла еще одну дозу «бензо». Он будет ей необходим в течение дня: утром ее ждет открытие Монумента Десятилетия, памятника-мемориала погибшим при нападениях Темного, а уже вечером ей надо быть на празднике Десятилетия Мира, чтобы отпраздновать прошедшие годы со дня победы.

Город Чикаго заказал проект памятника художнику по имени Джеральд Фрай. Судя по его портфолио, свое вдохновение он черпал в работах минималиста Дональда Джадда, потому что по факту памятник оказался просто металлической коробкой в центре города, окруженной полосой пустой земли там, где некогда в центре района Чикаго Луп стояла неприглядная башня, чьи окна выходили на реку. Когда машина Слоан подъезжала к нему этим утром, он показался ей таким маленьким, по сравнению с окружавшими его высотками, сверкающими на солнце.

Чтобы не парковаться, Мэтт вызвал машину с водителем, и это оказалось кстати, поскольку весь город кишел людьми. Толпа была настолько плотной, что водителю пришлось протискиваться сквозь нее, нажимая на гудок своего черного линкольна. И то не все реагировали на звук, а пропускали машину, только почувствовав под коленями жар от двигателя.

Когда они подъехали к заграждению, полицейский пропустил их дальше и они двинулись по свободному участку дороги, прямо к памятнику. Слоан ощутила пульсирующую боль за глазами. Так обычно болит голова. Как только они откроют дверцу машины и Мэтт выйдет, все сразу поймут, кто они такие. Толпа начнет поднимать вверх свои телефоны, чтобы записать их на видео. Они будут просовывать через заграждения для автографов свои фотографии, блокноты и руки. Они будут выкрикивать имена Мэтта и Слоан, рыдать, пробиваться вперед и рассказывать истории о том, кого и что они потеряли.

Слоан очень хотелось домой. Но вместо этого она вытерла ладони о брюки, медленно вздохнула и положила руку на плечо Мэтта. Машина медленно остановилась. Мэтт открыл дверь.

Слоан шагнула следом за ним, прячась от шума. Мэтт повернулся к ней, ухмыльнулся и произнес ей прямо в ухо: «И не забудь про улыбку».

Многие мужчины просили ее улыбнуться, но все, чего они на самом деле хотели, это обладать ею. Мэтт же просто хотел защитить ее. Его собственная улыбка была его оружием против мягкой и коварной формы расизма, которая проявлялась в торговых центрах, прежде чем работники узнавали, с кем они имеют дело, когда люди начинали предполагать, что он родился в каком-нибудь неблагополучном районе (а на самом деле в Верхнем Ист-Сайде), или когда начинали говорить о роли в спасении мира Слоан и Алби, будто Мэтта, Эстер и Инес в помине не было. Этот расизм сквозил в молчании, неуверенности в словах, неловких шутках и несвязных разговорах.

Бывали и другие, более жесткие формы проявления расизма, но тут в дело шло другое оружие.

Мэтт подошел к толпе, прижавшейся к заграждению, где его ждали люди с фотографиями, журнальными статьями, книгами. Он достал из кармана черный фломастер и подписал их быстрым росчерком – «MW» – W как зеркальное отображение М. Слоан наблюдала за ним издалека, на мгновение отвлекшись от хаоса, который творился вокруг них. Он наклонился, чтобы сфотографироваться с рыжеволосой женщиной средних лет, которая не знала, как обращаться с телефоном. Он взял его у нее, чтобы показать, как переключаться на фронтальную камеру. К кому бы он ни повернулся, каждый хотел поделиться с ним своей историей, они благодарили и рассказывали ему о тех, кого потеряли в войне с Темным. И с каждым из них за эти секунды он прожил и радость, и скорбь.

Через несколько минут Слоан подошла к нему и положила руку на плечо:

– Прости, Мэтт, но нам пора идти.

Конечно, и к ней тянулись люди, размахивая экземплярами Gentry с ее лицом на обложке с одной стороны и с мордой засранца Рика Лейна – с другой. Некоторые выкрикивали ее имя, но она, как всегда, не обращала на них внимания. Щедрость, доброта и светский лоск были оружием Мэтта. У Слоан в арсенале – отчужденность, высокий рост и полное безразличие к происходящему.

Мэтт посмотрел на группу чернокожих подростков в школьной форме. Одна из девушек заплела волосы в крошечные косички с бусинками на концах. Они застучали друг о друга, когда она взволнованно подпрыгнула на цыпочках. В руках у нее был блокнот, как будто сейчас она попросит автограф.

– Секундочку, – сказал Мэтт Слоан и направился к ребятам. Она немного поежилась от его слов, но это ощущение исчезло, когда Слоан увидела, как он слегка изменил позу, расслабив плечи.

– Привет, – он улыбнулся девушке с блокнотом.

У Слоан слегка кольнуло в груди. Были в его душе такие местечки, к которым она никогда не получит доступа, говорил он порой на таком языке, который она никогда не услышит, потому что когда она была рядом, слова растворялись и исчезали в воздухе.

Дальше она решила идти без него. Успеет ли он на церемонию вовремя, не имело особого значения. Без него не начнут.

Она прошла по узкому проходу, который полиция прорубила в толпе, и поднялась по ступенькам на сцену, стоявшую перед металлическим памятником – ящиком размером со среднюю спальную комнату, стоящим посреди пустоты.

– Сло! – Эстер стояла на сцене в туфлях на высоченных каблучищах, в черных кожаных штанах и махала ей рукой. На ней была слишком свободная белая блузка, и издалека ее лицо выглядело почти естественным, но чем ближе Слоан подходила, тем ей становилось лучше видно, что гладкое сияние кожи – это результат работы тональника, пудры, хайлайтера, бронзатора, пудры для фиксации макияжа и еще бог знает чего.

Когда она увидела Эстер, у Слоан будто камень с души свалился. За то время, как подруга вернулась домой, чтобы позаботиться о маме, жизнь пятерых сильно изменилась. Слоан поднялась по ступенькам на сцену, отказавшись от помощи охранника, который предложил ей руку, и заключила Эстер в объятия.

– Красивое платье! – сказала ей Эстер, когда они оторвались друг от друга. – Мэтт выбирал?

– Я еще пока сама в состоянии одеться, – ответила Слоан. – Как…

Она было хотела спросить, как чувствует себя мама Эстер, но та уже вытащила свой сотовый для того, чтобы сделать селфи.

– Нет, – остановила ее Слоан.

– Сло… да ладно тебе, я хочу нашу фотку!

– Нет, ты хочешь показать нашу фотографию миллионам людей в Insta! а это большая разница.

– Я по-любому сделаю эту фотку, будешь ты улыбаться на ней или нет, поэтому ты еще можешь попытаться показать всем сплетникам, что ты не такая уж и ТурбоСука, – уточнила Эстер.

Слоан закатила глаза, немного присела и наклонилась, чтобы сделать снимок. Она даже попыталась изобразить подобие улыбки.

– Но только одну, хорошо? – сказала она. – Я избегаю соцсетей по принципиальным соображениям.

– Да понятно, ты такая вся аутентичная, альтернативная и все такое, – Эстер махнула на нее рукой и склонилась над телефоном. – Я тебе усишки пририсую.

– Да, это очень уместно для фото с десятилетней годовщины страшного сражения.

– Хорошо, я ее просто запощу, и все. Какая ты скучная.

Слоан не в первый раз слышала это от подруги. Они с Эстер повернулись к Инес и Алби, которые стояли рядом с трибуной в почти одинаковых черных костюмах. Лацканы пиджака у Инес были чуть шире, а галстук у Алби – светлее, но, насколько могла судить Слоан, на этом различия в одежде у них заканчивались.

– Где Мэтт? – спросила Инес.

– Все еще со своими королевскими поддаными, – ответила Эстер.

Слоан оглянулась. Мэтт все еще разговаривал с девочкой-подростком, нахмурив брови и кивая в такт ее словам.

– Будет через минуту, – сказала она, повернувшись к остальным.

У Алби был какой-то затуманенный взгляд. Скорее, потому, что сейчас было восемь утра, а он вставал обычно не раньше десяти. Когда он посмотрел на нее, то показался ей вполне сосредоточенным, просто уставшим. Он помахал ей рукой.

– Я тебе тут местечко занял, Сло, – сказал он, похлопав по сиденью стула рядом с собой. Она села рядом, скрестив ноги в районе лодыжек и отведя их чуть назад, как учила ее бабушка. «Ты действительно хочешь светить перед всеми своими трусами? Ну, тогда скрести свои чертовы ноги, девочка!»

– Все норм? – спросила она.

– Не-а, – сказал он с легкой улыбкой. – Ну, а еще что новенького?

Она так же слегка улыбнулась ему в ответ.

– Привет, детки! – По направлению к ним сцену пересекал мужчина в костюме, угольно-черные брюки и пиджак в паре с голубой рубашкой, седые волосы аккуратно зачесаны назад. И не просто какой-нибудь мужчина, а Джон Клейтон, мэр Чикаго, избранный в ходе кампании «вероятно, он из всех других не так сильно замешан в коррупции», бывшей девизом правительства Чикаго уже несколько лет подряд. Также, вероятно, он был самым добрым человеком на свете.

– Спасибо, что пришли, – сказал мэр Клейтон, пожимая руку Слоан, затем Алби, затем Инес. Мэтт поднялся по ступенькам на сцену, как раз вовремя, чтобы тоже пожать ему руку.

– Я просто скажу несколько слов, а потом вы все пройдете внутрь монумента. Что-то вроде благословения, а? И потом мы вытащим вас отсюда. Они захотят сфотографировать нас всех вместе. Сейчас? Да, сейчас.

Он начал махать фотографу, который расположил их так, чтобы за их спинами виднелся памятник, а Мэтт был посередине, его рука твердо лежала на талии Слоан. Слоан сомневалась, стоит ли ей улыбаться в честь десятилетней годовщины победы над Темным. Сегодня праздновать будет весь мир. Даже город Чикаго, потерявший столько своих жителей, окрасит реку в синий цвет, Райливилл будет пениться пивом, улицы наполнятся вусмерть пьяными людьми. Повеселятся от души, Слоан знала это, и даже первые годы после победы она участвовала вместе со всеми в общем веселье, но теперь ей стало тяжелее. Ей говорили, что должно быть наоборот, время лечит, но это было неправдой. Тот поток радости и триумфа, охвативший ее после падения Темного, иссяк. Осталось лишь это мучительное чувство неудовлетворенности и осознание того, что это пиррова победа.

Во время съемки общего фото она не улыбалась, а затем снова села рядом с Алби, пока Эстер показывала мэру видео с бумерангом. Тем временем Мэтт разговаривал с женой мэра, которая спрашивала, сможет ли он приехать на открытие новой библиотеки в район Аптаун, а Инес, как всегда, отчаянно качала ногой. Алби положил свою руку на ее и сжал.

– Типа, с годовщиной, – сказала она.

– Ага, – произнес он, – с годовщиной.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА О МЕРАХ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ № 70

Кому: Агентству по Исследованию Сверхъестественных Явлений (АИСЯ)

Тема: Необъяснимая катастрофа 2004 года

Во время рассмотрения Отчета о Событиях 2 февраля 2005 года на заседании Совета Национальной Безопасности Президент поручил уделить внимание подробному изучению событий, произошедших в феврале 2004 года, для установления взаимосвязи между ними. Необходимо выяснить, была ли между событиями определенная закономерность. Поскольку произошедшее до сих пор невозможно объяснить существующими природными явлениями, то эта задача поручается Агентству по Исследованию Сверхъестественных Явлений (АИСЯ).

Соответственно, АИСЯ предлагается провести это исследование как можно скорее, представив свои предварительные заключения на следующем заседании Совета Национальной Безопасности. Ниже прилагаются документы, собранные Советом Национальной Безопасности в связи с упомянутыми событиями.

Шонда Джордан

Chillicothe Gazette

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ПРИЧИНЫ КАТАСТРОФЫ В ТОПИКЕ ДО СИХ ПОР ОСТАЮТСЯ НЕВЫЯСНЕННЫМИ ДО КОНЦА

Джей Кауфман

ТОПИКА, 6 МАЯ: по последним подсчетам, число погибших в Топике, штат Канзас, в результате катастрофы 5 марта 2004 года составляет 19 327 человек, но никто, похоже, не знает, что явилось причиной гибели огромного количества людей. А если и знают, то нам не сообщают.

Утром 5 марта в метеорологических сводках стоял прогноз на пасмурное небо и максимум 4 градуса тепла с вероятностью дождя всего 10 %. Свидетели из соседних городов говорили о небольших проблесках солнечного света и слабом ветре. Ровно в 13:04 все пошло наперекосяк. Один из сотрудников Национальной метеорологической службы назвал обстановку в офисе «полнейшим хаосом», свидетельствовал о «криках и сломавшихся мониторах».

«В течение нескольких минут это было похоже на торнадо, землетрясение и ураган одновременно. Перепады давления воздуха были сумасшедшими, и толчки, как сообщается, ощущались до самого Кентукки. Я никогда не испытывал ничего подобного», – сообщил источник. Сотрудник попросил не называть его имени из страха потерять работу. Национальная метеорологическая служба опубликовала заявление о том, что они не могут предоставить общественности никаких дополнительных подробностей, поскольку расследование продолжается.

Аналогичную позицию занимает и федеральное правительство. Министерство Внутренней Безопасности, включая Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям, хранит молчание. Федеральное Бюро Расследований заявило, что они не рассматривают в качестве причины произошедшего внутренний или внешний терроризм, но и не исключают этой возможности. Мэр Топики Хэл Фостер, отдыхавший в то время в Орландо, штат Флорида, выразил соболезнования в связи со случившимся, но также отказался от комментариев о причине произошедшего.

Все, что мы имеем на данный момент, – это свидетельства, полученные от частных лиц. Тревор Эллис из Лоуренса, штат Канзас, приехал в окрестности Топики с беспилотником, который он обычно использует для наблюдения за строительством своего нового дома. На эти фотографии Топики, предоставленные Эллисом всем национальным новостным сетям одновременно, невозможно смотреть без слез. На них мы видим остатки зданий, улицы, усыпанные телами людей, и, что самое странное, ни одного оставшегося живого растения. Все деревья в момент превратились в сухие, мертвые палки со сморщенными листьями.

Оставшись без каких-либо конкретных версий, озвученных официальными лицами, общественность обратилась к теориям заговора. Люди пытаются объяснить это вторжением инопланетян, неудавшимся правительственным экспериментом, новым оружием массового уничтожения и новым видом погодных явлений, вызванных изменением климата. Истерия вышла на новый виток, некоторые начали строить в своих домах бомбоубежища, другие стали разрабатывать новые планы эвакуации из города. «Нам нужны ответы, – говорит Фрэн Холлоуэй, жительница Уилларда, одного из уцелевших городов неподалеку от Топики. – Мы заслуживаем того, чтобы знать, почему погибли наши родные. И мы не успокоимся до тех пор, пока не получим ответы на наши вопросы».

The Portland Bugle

СТИХИЙНОЕ БЕДСТВИЕ ОБРУШИЛОСЬ НА ПОРТЛЕНД

СМЕРТЬ ЗАБРАЛА ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ ЖИЗНЕЙ

Арджун Патель

ПОРТЛЕНД, 20 АВГУСТА: погодное явление, предварительно классифицированное как ураган, обрушилось на Портленд 19 августа 2004 года, вызвав обильное наводнение и разрушение домов и зданий. Если классификация верна, это будет первый тропический ураган, когда-либо обрушившийся на западное побережье континента в истории человечества.

С учетом того, что число жертв оценивается в 50 000 человек, это самое смертоносное стихийное бедствие в истории Соединенных Штатов, уступающее бедствию в Топике, случившемуся в начале этого года, которое, по последним подсчетам, унесло почти 200 000 жизней. До сих пор никаких официальных объяснений о причине случившегося в Топике не поступило.

Ученые все еще не могут объяснить столь странное погодное явление, они ссылаются на низкую температуру воды Тихого океана, которая является причиной отсутствия ураганов на западном побережье континента. «Ураган не может возникнуть без тепла, для этого необходима высокая температура воды, – говорит Джон Грегори, профессор атмосферных наук Университета Висконсин-Мэдисон. – Есть только одно объяснение этому – изменение климата, но у нас нет данных о резком повышении температуры воды в Тихом океане за последнее время. Все это похоже на необъяснимое явление».

Скорее всего, дополнительная информация появится по мере продолжения восстановительных работ. В четверг в 20:00 на площади Пайонер Кортхаус состоится бдение при свечах о погибших.

Rochester Observer

ФИГУРА ЧЕЛОВЕКА ЗАМЕЧЕНА В ЦЕНТРЕ СТИХИЙНОГО БЕДСТВИЯ

ПОСЛЕ СООБЩЕНИЙ О ФИГУРЕ НЕКОЕГО ЧЕЛОВЕКА СЛУХИ О ТЕОРИИ ЗАГОВОРОВ РАСПРОСТРАНЯЮТСЯ СО СКОРОСТЬЮ ЛЕСНОГО ПОЖАРА

Карл Эдамс

РОЧЕСТЕР, 7 ДЕКАБРЯ: «Все вокруг превратилось в ад, – говорит Брендан Петерсон из Саттона, штат Миннесота, один из выживших после нападения на Миннеаполис, которое унесло почти 85 000 жизней в начале этого года. Он находился прямо в эпицентре разрушения и описывает, что за кошмар творился в те мгновения, когда вокруг него со страшной скоростью летали обломки зданий, деревьев, и не только. «Я видел, как прямо у меня на глазах женщину разорвало на части, – рассказывает Брендан, и его руки дрожат. – Я никогда раньше не видел ничего подобного, даже в кино».

Брендан говорит, что его спасение – «чистой воды удача», и он не одинок. Все, кто выжил после нападения – именно так случившееся сейчас классифицируется правительством США – и согласился рассказать об этом, описывают одинаковый сценарий того, что с ними произошло, и каждый из этих рассказов ужаснее и кровавее предыдущего. Но у всех этих историй есть одно общее – каждый из оставшихся в живых видел фигуру некоего человека, уверенно идущего по улицам, невзирая на происходящее вокруг.

– Я думаю, это могла быть женщина, – говорит Джордж Уильямс, другой житель Саттона и сосед Брендана Петерсона. – Но, в любом случае, это было похоже на человека. Самое жуткое, что я когда-либо видел в своей жизни.

– Но его было трудно разглядеть, – поясняет Брендан. – Весь в темном с головы до ног. Я не сумасшедший. Я видел то, что видел.

3

Речь мэра представляла собой набор банальных фраз о том, как надо двигаться вперед, от горя к жизни, про торжество добра над злом, про почитание мертвых. На половине речи Инес наклонилась и прошептала ей в ухо цитату из сериала «Огни ночной пятницы» – «Ясные глаза, чистые сердца, впереди только победа», – и Слоан пришлось прикрыть лицо, чтобы в толпе никто не увидел, как она смеется. Алби сделал вид, что на него напал приступ кашля, Эстер толкнула Инес локтем под ребра, Мэтт сделал серьезное выражение лица, и Слоан показалось, совсем на мгновение, будто к ней вернулось что-то важное.

Речь подошла к концу, повсюду засверкали фотовспышки, зааплодировала толпа. Слоан присоединилась к овациям, пока у нее не зачесались ладони. Затем последовала серия крепких рукопожатий, и, наконец, настало время Избранным благословить Монумент Десятилетия своими святыми стопами, или как там еще говорил мэр Клейтон. Слоан подумала, а не воспользоваться ли этим предлогом, чтобы снять туфли пораньше, потому что они жали ей в районе пальцев ног. Какое уж тут благословение, если у тебя на ногах неудобные туфли на высоченных шпильках.

Площадка вокруг металлического ящика была покрыта бетоном. Слоан спустилась по ступенькам со сцены и почувствовала тепло через подошвы своих туфель. Ей казалось, что она стоит на поверхности серого моря, а монумент – это бронзовый остров где-то впереди на горизонте. Это было единственное теплое светлое пятно посреди пустоты – невесомое, похожее на мираж. Глядя на него, она с удивлением обнаружила, что у нее текут слезы. Со временем бронза на памятнике состарится, ее блеск сменится ровным зеленоватым оттенком. Их воспоминания о том, что произошло, тоже сгладятся и станут тусклыми, и памятник будет забыт, останется стоять здесь для школьных экскурсий и автобусных туров любителей истории.

И она со временем начнет тускнеть. Они останутся навсегда известными и знаменитыми, но увядающими, как старые кинозвезды, несущие на лицах призраки своих молодых «я».

Странно осознавать, что пик твоей жизни остался в прошлом.

К памятнику она шла вслед за Алби, остальные шли за ней. Она не могла не смотреть на другую сторону реки, туда, где во время последней битвы стоял Мэтт, высоко над собой подняв Золотую Ветвь, которая отбрасывала на его лицо сверхъестественный свет. Она поняла это только позже, но уже тогда влюбилась в него.

В стене было узкое отверстие, через которое люди могли войти внутрь, и Алби прошел прямо через него. Инес собралась было последовать за ним, но Слоан жестом руки остановила ее.

– Дай ему минуту, – сказала она. Инес остановилась.

Все они по-разному сочетались друг с другом, каждый знал друг о друге что-то свое. Эстер знала, как рассмешить Алби, Инес практически читала его мысли, а Мэтт знал, как его разговорить. Но именно у Слоан получалось лучше всего ладить с Алби в его плохие дни, и вряд ли сегодняшний день был исключением.

* * *

– Эту штуку точно обоссут со всех сторон, – сказала Инес.

– Тебе не обязательно что-то говорить каждый раз, когда возникает пауза, – одернул ее Мэтт.

– Я схожу, посмотрю, все ли с ним в порядке, – сказала Слоан. – Дайте мне пару минут.

– Конечно, – ответил Мэтт.

– Ага, как раз Эстер хватит времени на то, чтобы подгадать правильный угол камеры для съемок или что-то в этом роде, – подколола подругу Инес.

Эстер шлепнула ее по руке и достала телефон. Слоан сбежала с места преступления прежде, чем Эстер успела уговорить ее сделать еще одно селфи, отыскала щель в стене и проскользнула внутрь монумента.

Стены памятника были усыпаны вырезанными на металле буквами – именами погибших от рук Темного. По словам художника, потребовались годы, чтобы найти информацию об этих людях и вырезать по металлу каждое имя. Большинство были такими крохотными, что их едва можно было прочитать. За металлическими листами художник установил световые панели, поэтому каждое имя светилось, как маленькое созвездие. Создавалось впечатление, что ты находишься где-нибудь в глуши, под звездным небом, там, где городской свет и смог не мешают человеку любоваться бесконечной красотой нашей Вселенной.

Алби стоял в центре, пристально всматриваясь в имена на одной из панелей.

– Привет, – сказала ему Слоан.

– Привет, – ответил он. – А тут ничего так, вполне симпатично.

– Да, бронза – удачный выбор. Даже можно сказать, уютненько, – произнесла она. – Ты нашел имя своего отца?

– Нет. Искать тут кого-то – как искать иголку в стоге сена.

– Может быть, стоит спросить автора?

Алби покачал головой.

– Я думаю, весь смысл состоит в том, что ты не можешь увидеть имени каждого погибшего. Задумка в том, что ты погружаешься в состояние шока, когда осознаешь, сколько же людей погибло на самом деле.

«Так много, что уже нет никакой разницы», – подумала Слоан. Она знала реальное количество тех, чьи жизни унесли те события. Все, что находилось между цифрой «сто» и цифрой «миллион», для нее было просто цифрой, ей было слишком тяжело по-настоящему осознать масштабы этих чисел.

– Мне нравится эта идея, – сказал Алби. – Это напоминает мне, что на самом деле мы всего лишь горстка людей, которые потеряли всё и вся, среди тысяч других, которые тоже всё потеряли. И нам больнее не меньше и не больше, чем всем семьям этих погибших.

Он указал на панель перед собой. Они с Алби были ровесниками – ему было двадцать восемь, но волосы у него стали легкие, как перышко, и начали редеть на висках. На лбу пролегли морщины, такие глубокие, что она обратила на это внимание. На его лицо неумолимо и медленно ложилось время.

– Я устал быть особенным, – сказал Алби с дрожащим смехом. – Я устал оттого, что я получаю почести за самое ужасное, что произошло со мной. За то, что разрушило мою жизнь.

Слоан подошла к нему и встала так близко, что их руки соприкоснулись. Она подумала о стопке правительственных документов в нижнем ящике своего стола, о статье Рика Лейна, который писал о ней, как о куске мяса, о ночных кошмарах, которые преследовали ее от рассвета до заката.

– Да, – сказала она, вздохнув. – Я понимаю, о чем ты.

Или, по крайней мере, она думала, что понимает. Но когда Слоан увидела, как дрожит рука Алби, когда он поднял ее, чтобы вытереть свое лицо, она спросила себя, а знает ли она на самом деле, что происходит с ее другом.

– Тук-тук! – Эстер вошла внутрь, ее волосы были идеально уложены, камера направлена под правильным углом, чтобы показать ее и происходящее в самом выгодном ракурсе. Она повернулась так, чтобы в кадр попали Алби и Слоан. – Ребята, передайте привет моим подписчикам в Insta!.

– Мы в прямом эфире? – спросила Слоан.

– Нет, – ответила Эстер.

Слоан взглянула на Алби и подняла вверх оба средних пальца. Одновременно Алби начал хлопать себя ладонью по щеке, симулируя неприличные звуки. Инес, явно нервничая, вошла следом за Эстер и увидела, как Слоан размахивает факами прямо перед лицом Алби. Нахмурившись, Эстер убрала телефон.

– Это должен был быть мой первый прямой эфир из здания монумента Десятилетию! – проворчала она. – А теперь мне надо все снимать заново и при этом делать вид, что я зашла сюда в первый раз!

Она выбежала, снеся по дороге Мэтта.

– Я что-то пропустил? – спросил он.

– Держись, – ответил Алби и прикоснулся пальцем к губам.

Эстер зашла во второй раз, держа телефон наготове подальше от лица. Когда она смотрела на светящиеся имена, в ее глазах появилось притворное удивление. Алби бросился вперед, наклонил голову так, чтобы оказаться в кадре с Эстер, и сказал прямо в камеру:

– Она заходит сюда не в первый раз! Не дайте ей провести вас!

Эстер оттолкнула его и опустила вниз телефон.

– Да что с вами такое, ребята? – требовательно спросила она.

– С нами? Это ты телефон из рук не выпускаешь, как будто он к ним прилип! – ответила Слоан. – Ты еще хуже, чем Мэтт!

– Я к этому отношения не имею, – Мэтт поднял руки вверх.

– Я не единственная, кто пользуется социальными сетями, – сказала Эстер. – Это моя работа, и ты не имеешь права осуждать меня, твою мать.

– Предполагалось, что это вообще-то скорбная дата, – обратил внимание Мэтт. – Это могло бы стать хорошим опытом для всех нас.

– Но съемка никак не мешает скорби, не делает все это менее трагичным, – ответила Эстер.

– Нет, делает, ровно с того момента, когда ты начинаешь снимать видео с идеального ракурса для селфи, – сказала Инес, изображая, что держит в руках телефон. Она позировала, отведя назад попу. – Вот это имена погибших, а вот тут моя горячая задница!

Слоан не смогла сдержать смех. Это произошло так неожиданно и так громко для нее самой, что она только успела смущенно прикрыть рот рукой.

– Слоани, Слоани Макарони у нас, оказывается, девочка и умеет смеяться как девочка! – Алби удивленно поднял брови.

– Не смей меня так называть! – ответила Слоан.

– Не делай вид, что не знаешь, что мы видели тебя на тех домашних видео, которые сделал Камерон, – сказала Эстер. – Может, тебе и нравится быть такой крутой девкой, но глубоко внутри ты навсегда останешься той самой маленькой девочкой, которая танцует под «Diamonds Are a Girl’s Best Friend» в юбке-пачке, сделанной из фольги.

Слоан проклинала чертову камеру своего покойного брата. Она хотела было уже ответить, но тут заговорил Мэтт:

– Я нашел Берта.

Конечно, на самом деле Берта звали не Роберт Робертсон. За несколько месяцев до своей смерти он открылся своим друзьям и назвал им свое настоящее имя, чтобы они могли найти его, если вдруг потеряют с ним связь. Никто не думал о нем как о «Эване Ковальчике», для них он навсегда был и останется «Бертом».

Они все встали позади Мэтта, следя за его пальцем, указующим на маленькое имя: Эван Ковальчик, все прописными буквами. Она понятия не имела, как Мэтт нашел его имя среди всех имен, среди всех панелей. Это было все равно что найти нужную сосну в сосновом бору. Рука Мэтта упала, и имя Роберта снова исчезло в стене, расплываясь вместе со всеми остальными именами.

Все эти потери – и все напрасно. Ради чего? Все они жертвы Темного Лорда и его ненасытного голода.

– Интересно, чем бы он занимался сейчас? – спросил Мэтт.

– Вероятно, изо всех сил сопротивлялся бы отдыху на заслуженной пенсии, – ответила Инес.

Слоан отвернулась к выходу, чтобы никто не успел заметить ее смущения. Ей не хотелось объяснять, что она прочитала в тех файлах, полученных от правительства по ее запросу, и о том Берте, которого они на самом деле никогда не знали.

– Пойдем, – сказала Слоан. – А то они начнут волноваться, куда мы запропали.