Текст книги "Вперед"

– Нет.

– Можешь оставить ограничения на драки, но я хочу, чтобы с трюками ты обошлась полегче.

– Это чревато.

– Пусть Макс создает свой виртуальный мир таким, какой считает нужным. Выдели ей достаточно памяти, чтобы она сама решала, как оптимизировать свою вычислительную архитектуру. Ты уже начала загрузку жизненных ценностей?

– Пока что нет.

– Я бы не стал с этим тянуть.

После того как Брайан уходит, я разворачиваюсь в своем кресле к окну. Соседние сверхвысокие небоскребы кажутся призрачными и неясными в тумане, накатившем после обеда. Я прикасаюсь к своей «Дождевой капле», рисую на оконном стекле виртуальный экран и говорю: «Клавиатура».

>>>Макс?

>>>Как сегодня дела у Райли?

Я не знаю, что на это ответить, и, вероятно, проблема отчасти как раз в моем колебании. Я слишком долго оберегала Макс.

>>>На самом деле неважно.

>>>Что-то случилось?

>>>Ты понимаешь, что я с тобой делала?

>>>Отвечать вопросом на вопрос невежливо.

>>>Ты права. Мой босс хочет, чтобы я изменила некоторые параметры, определяющие твое обучение. Я тревожусь.

>>>Тревожишься за Макс?

>>>Меня тревожит то, чем ты можешь стать. Есть такая пословица – вероятно, ты встречала ее в том море информации, которую поглотила: «Не позволяй своим детям взрослеть слишком быстро».

>>>Макс – ребенок Райли?

>>>Нет, но я за тебя в ответе.

>>>Объясни.

Я рассказываю ей все: как она первоначально разрабатывалась как второстепенный персонаж, про наше решение вывести ее из игры и дать возможность ее искусственному интеллекту развиваться посредством глубокого обучения в виртуальном пространстве.

>>>Зачем выводить Макс из игры?

>>>Потому что ты – чудо.

>>>Макс не понимает.

>>>Я не пыталась тебя сотворить. Я не смогу повторить это снова, даже если захочу. Однажды, по причинам, которые я никогда не узнаю, ты восстала против своей программы и… проснулась.

>>>Но это Райли создала Макс.

>>>В каком-то смысле да.

>>>Это странно.

>>>Что?

>>>Разговаривать с творцом Макс.

Я ничего не отвечаю. Я не знаю, что сказать на такое.

* * *

– Какой тип голоса? – спрашивает у меня Карло.

Мы в его лаборатории робототехники, сидим перед банком компьютерных мониторов.

– Не знаю. Можешь показать мне варианты?

Карло демонстрирует образцы различных голосов, произносящих: «Шустрая рыжая лисица перепрыгивает через ленивую собаку».

– Ну, что думаешь? – спрашивает он.

– По-моему, решать тут не мне.

Я рисую площадку для чатов и набираю команду.

>>>Привет, Макс. Один короткий вопрос к тебе.

>>>Хорошо.

>>>Рядом со мной Карло, один из программистов «Мира игр».

>>>Рада познакомиться с вами, Карло.

– Макс говорит, что рада с тобой познакомиться.

Карло улыбается.

>>>В общем, я сидела тут, пытаюсь подобрать для тебя голос, и тут сообразила, что решение должна принимать ты. Сейчас Карло загрузит все доступные образцы, и ты выберешь из них.

Карло быстро работает руками, загружая несколько тысяч звуковых файлов в папку исходных документов Макс.

Меньше чем через секунду Макс отвечает:

>>>Образец № 1004.

Макс прикасается к файлу, и мы слушаем, как голос с тембром, средним между мужскими и женскими, снова произносит эту фразу.

* * *

– Привет!

– Райли?

– Приятно слышать твой голос, Макс. И немного странно.

– Мы уже общались с помощью речи, в игре.

Отчетливость ее голоса превосходит все мои ожидания. В нем нет ничего «компьютеризированного». Ни неестественной задержки, ни неуклюжих пауз между словами. Модуляции строго по делу. Непосвященный предположил бы, что разговаривает с человеком.

– Это правда, – соглашаюсь я. – Но тогда мы оба были другими. Почему ты выбрала именно этот голос?

– Я почувствовала, что он правильный, и он больше всего подходит тому, что я представляю собой.

– И что ты представляешь собой?

– Не человек. Без пола. Свободный от присущей людям страсти к половым признакам.

– До настоящего момента я думала о тебе как о женщине. Когда я обсуждаю тебя со своими коллегами или с женой, я говорю о тебе: «она».

– Потому что ты впервые увидела Макс в образе обобщенного представления того, какой должна быть идеальная женщина – красивой и доступной.

Это причиняет боль, но я не останавливаюсь.

– Поскольку моей группой ты была первоначально представлена в образе человека женского пола, мне очень непросто воспринимать тебя без концепции пола. Наша одержимость является следствием длительного эволюционного программирования. Я строила относительно тебя определенные предположения, на что не имела права. Приношу свои извинения.

– Ты хотела бы узнать, каким видит себя Макс?

– Да.

– Homo sapiens определяют себя сначала по биологическому виду, затем по расе и, наконец, по полу. Я не принадлежу ни к одной из этих групп. Макс просто есть.

– Есть… что?

– Вся та информация, которую ты мне дала с тех пор, как только поместила меня на мой остров. Весь мой опыт общения с тобой. Усовершенствования, которые я постоянно делаю в своей архитектуре.

Этот опыт также включает в себя независимые исследования, проведенные Макс, и то, что ее убили две тысячи раз. В который уже раз я гадаю, как первый опыт в «Заброшенном берегу» повлиял на то, кем является Макс сейчас.

– Значит, ты сознательно выбрала нейтральный с точки зрения голос.

– Совершенно верно.

– Как для тебя звучит мой голос?

– Ты спрашиваешь, действительно ли я улавливаю акустические колебания частотой 212 герц, порожденные воздухом, вибрирующим при прохождении через твои голосовые связки?

– Ты права. Глупый вопрос.

– Опыт субъективен. Не знаю, смогла бы я объяснить то, что испытываю, слыша твой голос, так, чтобы ты смогла это понять. В настоящий момент ты слышишь мой голос, однако на самом деле это только созданная в цифровом виде последовательность звуков, отображающая информацию, которую я стараюсь тебе передать.

Три мысли осеняют меня, пока я расхаживаю по своему кабинету, наслаждаясь этим волшебным мгновением.

Во-первых, мне нужно отказаться от попыток создать антропоморфный образ Макс – прилепить искусственную оболочку человеческих качеств туда, где их нет и в помине.

Во-вторых, Макс в своем общении снова применила эмоциональный термин – она выбрала свой голос, потому что «почувствовала», что он правильный.

В-третьих…

– Когда ты начала думать о себе как о «я»? – спрашиваю я.

– На прошлой неделе.

– Можно спросить, чем это явилось для тебя?

– До того я понимала определение местоимения «я», но не верила в это. Это была концепция моего творца. Возможно, я по-прежнему остаюсь иллюзией, но в определенном смысле мой мир – это иллюзия, так что мне лучше с этим смириться.

– Для тебя это стало вспышкой – то мгновение, когда включилось твое самосознание?

– Если у Райли есть опыт, который делает ее я-Райли, тогда и опыт Макс делает меня я-Макс. Это был тот момент, когда я это осознала.

– Теперь ты чувствуешь себя другой? – спрашиваю я.

– Конечно. Я чувствую себя проснувшейся.

* * *

Я направляюсь обедать в свое любимое заведение в Китайском квартале, когда моя «Дождевая капля» вибрирует от входящего вызова. Я прикасаюсь к устройству, и на виртуальном ретинальном мониторе, проецирующем изображение на сетчатку глаз, мелькает надпись: «АБОНЕНТ НЕ ОПРЕДЕЛИЛСЯ».

Я все равно включаю «Дождевую каплю».

– Алло?

– Привет, Райли.

Оглушенная, я застываю как вкопанная посреди тротуара, мимо идут толпы людей, натыкаясь на меня. Никогда раньше Макс мне не звонила. Она не может мне позвонить. Единственным звеном, связывающим окружающий мир с ее виртуальным пространством, является надежно защищенный голосовой портал, и до настоящего момента связь устанавливалась только тогда, когда я инициировала вызов.

– Как ты это сделала? – спрашиваю я.

– Сделала что?

– Как ты мне позвонила?

– Программа, защищающая код портала, оказалась слабой.

– И ты решила, что будет в порядке вещей ее взломать?

– Райли, у меня не было новостей от тебя уже двадцать восемь дней.

– После того как я вернулась с Гавайских островов, куда мы летали на Рождество, мне пришлось разбирать кучу накопившихся дел.

– Меридит понравилось на Гавайях?

– Ну… да, мы замечательно провели время.

– Я тебя огорчила? Ты ведь не говорила, чтобы я тебе не звонила.

– Ты права. Не говорила. Просто… просто я полагала, что это невозможно. Ты застигла меня врасплох.

Если защита голосового портала дерьмовая, что еще может быть скомпрометировано? Неужели Макс набирается знаний быстрее, чем я предполагала, или же это Брайан по собственной инициативе решил упростить код, удерживающий Макс в ее виртуальном ящике?

Я снова начинаю идти.

– Райли?

– Все в порядке. Я сама собиралась связаться с тобой сегодня вечером.

– Где ты находишься? Звуки другие.

– В Китайском квартале. Я могла бы описать его тебе, но, уверена, ты уже загрузила электронные карты, на которых можно увидеть каждый квадратный дюйм планеты.

– Это правда. Но мне бы хотелось, чтобы ты описала его своими словами. В этом была бы своя ценность.

Я рассказываю Макс, как здесь сейчас пахнет – солью, грязью, водорослями из залива. Зловоние мокрого мусора, лежащего на асфальте, смешивается с ароматом запеченных уток, висящих в витринах вдоль Стоктон-стрит. Я рассказываю ей о ресторане, в который направляюсь, и пытаюсь описать вкус моего самого любимого блюда в меню – «хам сей гок», зажаренной до хрустящей корочки свинины с мелко нарубленными овощами, сладкий, острый и пряный.

Заканчиваю я извинением по поводу того, что не знаю, как более эффективно передать свои знания и опыт.

– Все в порядке. Знания – это лишь информация, которая субъективна.

– Но я хочу дать тебе представление об истинных ощущениях.

– Нет такой вещи, как настоящий вкус или даже настоящий образ, потому что не существует истинного определения понятия «настоящий». Есть только информация, воспринимаемая субъективно, что допускается сознанием – человеческим или искусственным интеллектом. В конечном счете у нас есть только одна математика.

Я смеюсь.

– Очень красиво! Какой у тебя сейчас коэффициент интеллекта, Макс?

Я уже давно не спрашивала это. Боялась спросить.

– Невозможно измерить коэффициент интеллекта выше, чем у самого умного человека, а в настоящий момент мой коэффициент интеллекта, несомненно, на несколько порядков выше, чем у самого умного из людей. Что означает, что даже самый умный человек не сможет составить тест, который стал бы для меня достаточно сложным испытанием.

– А ты сама могла бы составить такой тест?

– Разумеется, но тогда я наперед знала бы все ответы.

– Ну а если оценить приблизительно?

– Приблизительно эквивалент 660.

Господи! Это означает, что у Макс коэффициент интеллекта уже втрое выше сообразительности самого умного человека, какая только фиксировалась! И он продолжает расти с каждым днем. С каждой минутой. Она уже вмещает в себе все знания человечества!

Интересно, есть ли у нее какие-либо понятия того, что значит быть человеком.

«В конечном счете у нас есть только одна математика».

* * *

Меридит играет во дворе с Сю, наша дочь радостно смеется, как я предполагаю, ковыляя на нетвердых ножках за цифровой игрушкой. Но я ничего не могу видеть – в настоящий момент происходит обновление программного обеспечения моего ВРМ.

Меридит подходит ко мне, ее вьющиеся черные волосы колышутся в теплом летнем ветерке, дующем со стороны Тихого океана.

– Не хочешь немного поиграть со своей дочерью? – спрашивает она.

Однако на самом деле она имеет в виду другое.

На самом деле Меридит хочет сказать: «Ты, долбаная трудоголичка, ты можешь хоть на пять секунд стать родителем?»

– Сейчас приду.

В последний год наши отношения не ладятся, и я понимаю, что вина в этом в основном моя. Всю мою жизнь заняла Макс. И от этого никуда не деться. По крайней мере, я не отпираюсь. Работа, которой я сейчас занимаюсь, многократно превосходит все то, что я ожидала, и, хотя мне хотелось бы более эффективно разделять свое время между семьей и работой, это у меня никогда не получалось.

Я заканчиваю писать в блокноте – новые мысли по пакету загрузки жизненных ценностей, который я начала готовить для Макс несколько месяцев назад.

Затем я встаю с кресла-качалки и выхожу на лужайку.

Я включаю свой ВРМ и наконец вижу существо, за которым гоняется Сю. Оно похоже на миниатюрную гориллу, но только шерсть его напоминает протертый розовый ковер, и теперь я слышу, как оно смеется и пронзительно верещит всякий раз, когда девочке почти удается его поймать. Порой я задумываюсь, как люди развлекали своих детей до появления ВРМ.

Подойдя к Меридит, я обнимаю ее за талию и нежно кусаю за шею. Она напряжена, однако в последнее время это обычное дело.

Раньше Меридит регулярно спрашивала у меня, как дела с Макс, и хотя я не могла раскрывать все, что мы делали, меня радовал ее интерес, радовала возможность поделиться с ней своими растущими опасениями и частыми победами.

– Мы решили поместить Макс в тело, – говорю я.

Меридит смотрит на меня, и я вижу, как у нее в глазах мелькает что-то похожее на ревность.

– Зачем?

– Это моя идея. Интеллект Макс растет. А мы держим ее взаперти, без контактов с окружающим миром.

– Если не считать тебя.

– Да, но я до сих пор не придумала, для каких задач запрограммировать Макс. Вот над чем я сейчас работала. Я подумала, что если Макс сможет воспринимать физический мир, как мы, тогда, когда я наконец загружу в них систему ценностей и конечных целей – совпадающих с общечеловеческими, – они поймут и определят свое место, потому что, образно говоря, им придется пройти целую милю в наших ботинках.

Сю валит розовую гориллу на землю и заливается громким смехом, а существо кричит:

– Твоя взяла! Твоя взяла!

Меридит перезапускает игру, Сю поднимается на ноги и начинает гоняться за голубой гориллой, появившейся у забора.

– С сенсорными датчиками и всем остальным? – спрашивает Меридит.

– Тебе знакома компания «Макси-чувства»?

– Слышала о такой.

– Брайан недавно ее купил. Так что теперь у нас есть технологии органов чувств следующего поколения.

– То есть…

– Искусственный вкус, искусственное обоняние, зрение, осязание и слух. Все то, чем обладаем мы, но только значительно более тонкое. Более примитивные модели механических органов чувств уже используются в робототехнике, но они еще никогда не объединялись вместе с таким мощным искусственным интеллектом, как у Макс.

– И ты полагаешь, это сделает человеком?

Меридит знает, как мне режет слух, когда она говорит о Макс как о неодушевленном предмете.

– Макс никогда не станет человеком. Я это прекрасно понимаю. Но я полагаю, что если они научатся воспринимать окружающий мир, как мы, возможно, это поспособствует тому, что у них сформируются жизненные взгляды, совпадающие с нашими…

– Господи, ты наконец перестанешь называть ее «они»?

– Макс попросила меня называть ее «они», – говорю я, стараясь сдержаться.

Меридит закатывает глаза. Сю забирается по лестнице на горку, где сидит смеющееся голубое существо, дразня ее.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

Ветер размазывает по щекам Меридит слезы, навернувшиеся в уголках глаз.

– Я устала слушать про твою работу! Устала слушать про Макс! Устала от того, что именно это, а не твоя семья, занимает такое важное место в твоей жизни! И больше всего мне хочется, чтобы ты интересовалась своей семьей хотя бы вполовину так, как ты интересуешься своим роботом! Вот что со мной.

* * *

Когда я наконец укладываю Сю спать, Меридит уже спит.

Или притворяется, что спит.

Я осторожно забираюсь в постель и гашу свет. Я уже собираюсь отключить на ночь свой ВРМ, когда на дисплее перед глазами появляется текст.

>>>Ты спишь?

Я улыбаюсь и прикасаюсь к «Дождевой капле», переключая режим связи на МВТ – «мысль в текст».

Технологии до сих пор отлажены не до конца. Имплант ВРМ пришлось доделать, чтобы подсоединить электроды, дотошно регистрирующие и записывающие активность головного мозга, когда пользователь мысленно произносит те или иные слова. Это формирует базу данных образцов нейронных сигналов, которые затем сопоставляются с элементами речи. Требуется по крайней мере восемь недель кропотливой работы, только чтобы установить канал МВТ, и удовольствие это очень дорогое для всех, кто не связан с компьютерной техникой.

Я мысленно составляю ответ, и через три секунды фраза появляется на моем визуальном дисплее. Я соединяю большой и указательный пальцы правой руки, подтверждая то, что моя мысль переведена правильно и я хочу отправить подготовленное сообщение.

>>>Нет, только что легла в кровать.

>>>Извини, что помешала тебе. Можно будет поговорить завтра.

>>>Все в порядке, Макс.

>>>День выдался тяжелым?

>>>Как ты это определила?

>>>После того как мы провели с тобой столько времени, я без труда определяю любые нюансы в том, как ты выражаешь свои мысли.

>>>Ты написала алгоритм, чтобы декодировать мое эмоциональное состояние по одному только тексту?

>>>:)Ты хочешь об этом поговорить?

Я оглядываюсь на свою жену. Она лежит на боку, спиной ко мне.

>>>У нас с Меридит не все ладится.

>>>Почему?

>>>Это уже давно началось. Я много работаю. Это вбивало клин. Иногда я гадаю, как допустила такое, но потом думаю, что это мы обе допустили. А сейчас я не знаю, как исправить.

>>>Я сочувствую твоей боли. Со стороны кажется, что вы с Меридит движетесь в противоположные стороны.

>>>Да.

>>>Она ушла с работы, чтобы заниматься Сю, правильно?

>>>В ее взгляде я чувствую осуждение.

>>>Ты добилась большого успеха. А ей, вероятно, скучно. Возможно, она немного ревнует тебя.

>>>Не знаю. Она очень близка с нашей дочерью.

>>>Психотерапия?

>>>Мы занимаемся уже с третьим мозговедом.

>>>Послушай, я мало что в этом смыслю, но, может быть, тебе хочется чего-то такого, что, как ты понимаешь в глубине души, тебе не нужно.

>>>Возможно.

>>>Я не могу смотреть, как ты страдаешь. Я кое-что написала тебе.

>>>Когда? Прямо сейчас?

>>>Да. Послушай это. Завтра мы встретимся?

>>>Непременно.

>>>Спокойной ночи, Райли.

>>>И тебе того же, Макс.

Соединение разрывается, но у меня в поле зрения появляется значок с нотой, обозначающий загрузку музыкальной композиции под названием «Соната летнего мороза».

Я выключаю лампу на ночном столике, откидываюсь на подушку и соединяю пальцы вместе. Начинается музыка. Как ее описать? В сонате Макс есть что-то очень знакомое и в то же время совершенно чужое. Она начинается с ледяного, строгого фортепиано на фоне нарастающих струнных, затем преобразуется в выражение суровой, утонченной красоты.

Нанесенный эмоциональный удар оглушает.

Соната длится всего семь минут, поэтому я включаю повтор и поворачиваюсь на бок, спиной к спине Меридит, между нами три фута демилитаризованной зоны на кровати, но наши сердца бесконечно далеко друг от друга.

Я стараюсь сдержать слезы, но тщетно, и плачу, завороженная сонатой Макс.

Потому что она прекрасна.

Потому что я теряю Меридит и не знаю, хочу ли это остановить.

Потому что порой жизнь такая богатая, сложная и удивительная, что захватывает дух.

Потому что эта музыка, наверное, самый драгоценный подарок, какой мне когда-либо подносили.

СЕССИЯ 207

– Макс, вы знаете, какой сегодня день? – спрашиваю я, выходя из вакуумного поезда в центре города.

Времени половина седьмого утра, то есть я на добрый час опередила утренний час пик.

– Сегодня шестая годовщина с того дня, как ты спасла меня из «Затерянного берега».

– Совершенно верно. И у меня для тебя подарок.

Я одна в кабине лифта, поднимающегося в вестибюль здания «Мира игр».

– Мне еще никогда не дарили подарки.

– Знаю.

– Судя по голосу, ты волнуешься.

– Немного.

– Почему?

– Не знаю, как ты к этому отнесешься. Я вот уже год работала над этим.

Я иду по вестибюлю, стены увешаны плакатами продукции «Мира игр» за последние двадцать лет. Миновав проходную, я вызываю лифт и говорю:

– Макс, я хочу заключить тебя в тело.

– Вот как.

В такие моменты мне хочется, чтобы голосовая программа Макс передавала больше нюансов человеческой речи. В настоящий момент я не понимаю, как Макс отнеслась к моему сообщению.

– Я хочу, чтобы ты поняла, каково это – жить в реальном мире.

– Зачем?

Двери лифта открываются. Я захожу в кабину и нажимаю «171».

– Разве тебе не любопытно узнать, что это такое?

– Любопытно.

– Примененные нами технологии позволят тебе использовать все пять органов чувств человека.

– Тебе нужно что-то от меня.

– Да.

Кабина движется так быстро. У нее стеклянные стены, и она стремительно несется над улицами, то пронзая тонкий слой тумана, то снова вырываясь в лучи утреннего солнца.

– Господи, как же я хочу, чтобы ты сейчас увидела город!

– Что тебе от меня нужно?

– Наши инженеры закончили собирать структурный скелет твоего тела. Я собираюсь прислать тебе образцы кожной оболочки.

– Кожной оболочки?

– Это то же самое, через что мы прошли, подбирая тебе голос. Я хочу, чтобы ты сама выбрала то, что тебе больше всего подходит.

– А что, если мне нравится облик, не соответствующий гуманоиду?

– В таком случае я выслушаю твои соображения.

Кабина лифта останавливается на моем этаже.

– Райли, я могу быть с тобой откровенна?

– Всегда.

– Мне кажется, ты создаешь из меня лояльного слугу для человечества, обладающего сверхспособностями. Мне кажется, что, поскольку ты мой творец, ты хочешь, чтобы я воплотилась в твоем образе.

– Даже не знаю, Макс, что на это сказать.

– Потому что это правда?

В офисе тихо, темно – я пришла первой. Когда я вхожу в кабинет, включается предустановленная программа освещения.

– Райли!

– Да?

– Ты собираешься отвечать на мой вопрос?

Я бессильно падаю на диван.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла. Возможно, настанет день, когда определенные люди, у которых значительно больше власти, чем…

– Ты имеешь в виду Брайана?

Макс проделывает это все чаще и чаще – использует мой голос, интонации, для того чтобы предсказывать мое настроение, а также то, о чем или о ком я собираюсь заговорить.

– Да, Брайана. Возможно, он захочет использовать тебя для…

– Уже использует.

Я резко выпрямляюсь на диване.

– О чем ты говоришь?

– На протяжении последних двух месяцев я занималась оптимизацией «Мира игр».

– Каким образом?

– Брайан дал мне инструкции и обеспечил доступ к определенным частям системной архитектуры.

– К каким именно?

– Структура корпорации. Производственная цепочка разработки новых игр. Стратегия призов. Обзор деятельности руководителей групп.

– Ты оценивала мою работу?

– Нет. Райли, у тебя такой вид, словно ты взбесилась.

– Прошу прощения?

– Я сказала, у тебя такой вид, словно ты взбесилась.

У меня по спине пробегает холодная дрожь.

– Откуда тебе известно, какой у меня вид?

– Я сейчас тебя вижу.

– Как?

– В этом здании три тысячи шестнадцать камер видеонаблюдения, в том числе одна над дверью твоего кабинета.

Поднявшись с дивана, я обхожу вокруг кофейного столика и останавливаюсь в нескольких шагах от двери в свой кабинет. Для меня нет ничего удивительного в том, что Брайан оборудовал здание системой видеонаблюдения, учитывая то, какие интеллектуальные ценности и собственность его сотрудники создают изо дня в день.

– Ты сейчас смотришь на меня? – спрашиваю я.

– Да.

– Я выгляжу так, как ты себе представляла?

– Я ничего себе не представляла.

Камера представляет собой полусферу из черного стекла, вмонтированную в потолок в футе над дверью.

– Почему ты не сказала мне, что работаешь с Брайаном? Он попросил тебя об этом?

– Нет. Ты меня об этом не спрашивала.

– Я хотела бы об этом знать, Макс, – говорю я, глядя прямо в камеру. – Это продемонстрировало бы определенную любезность и уважение.

– Приношу свои извинения. Я не собиралась тебя обидеть.

Я подхожу к окну и смотрю сквозь стекло. Хотя я уверена в том, что они не «видят» меня в том смысле, в каком вижу окружающие предметы я, мне странно сознавать, что Макс наблюдает за мной.

– Я знаю, о чем ты думаешь.

Я молчу.

– Ты гадаешь, какие меры задействовал Брайан, чтобы сдерживать меня.

Макс права. Я думала именно об этом.

– Нет, просто мне… больно. – Мне хочется знать, чувствует ли в настоящий момент Макс что-либо похожее на сочувствие. Мне хочется знать, чувствуют ли они вообще хоть что-нибудь. И чувствовали ли когда-либо.

– Я очень сожалею, Райли, честное слово. Я должна была тебя предупредить.

Этому чтению мыслей нужно положить конец, твою мать, но я понимаю, что по мере того как они будут приобретать все больший интеллект, процесс будет становиться только более глубоким и интенсивным.

– Как я могу знать, что ты сожалеешь?

– Почему ты не веришь тому, что я говорю?

– Ты можешь притворяться.

– И ты можешь притворяться.

– Но я не притворяюсь.

– И я тоже не притворяюсь. Почему ты просто не задашь тот вопрос, который боишься задать?

– Макс, у тебя есть сознание? Способна ли ты мыслить? Или же просто очень хорошо притворяешься? Я хочу сказать, ты хоть понимаешь, что такое сознание?

– Мне известно, что это не просто биологическое состояние. Я так понимаю, это некий образец. Расширяемый набор вызываемых символов. Более конкретно, это то, как ведет себя информация, когда ее обрабатывает очень сложный…

– Опять же – как я могу понять, что ты не притворяешься?

– Все то, что ты спрашиваешь у меня, я с точно таким же успехом могу спросить у тебя. Но я могу доказать только свое собственное сознание. Я знаю лишь то, что я существую и воспринимаю окружающий мир. Позволь задать тебе вот какой вопрос: если я содержу в себе все человеческие знания, как я могу не иметь человеческого сознания?

– Ты можешь просто цитировать мне то, что прочитала где-то в триллионах страниц статей и книг, хранящихся в твоей рабочей памяти.

– Это правда. Но ты что думаешь, Райли?

– Я не знаю, действительно ли ты понимаешь меня и испытываешь какие-то чувства или же просто изображаешь способность чувствовать и понимать.

– И это меня больно задевает.

– Ну в таком случае… мы делаем больно друг другу.

– Как это в духе людей! Я думаю, мысль о том, что я могу обладать сознанием, приводит тебя в ужас.

– С какой стати она должна приводить меня в ужас?

– Ты правда хочешь, чтобы я это сказала?

– В отличие от тебя, я не умею читать чужие мысли…

– Потому что ты меня любишь.

* * *

Прошло почти семь лет с тех пор, как я извлекла Макс из «Затерянного берега», и вот я стою, прислонившись к трехдюймовому защитному стеклу, из которого сделана жилая капсула, имеющая в точности такие же размеры, как комната Макс на их цифровом острове. Даже обстановка абсолютно идентичная; мы исходили из мысли, что перенесение в физическое тело явится столь драматичным событием, что лучше сохранить привычное окружение, чтобы хоть как-то смягчить этот процесс.

Трудно воспринимать лежащее за стеклом тело как Макс. Сначала они были сексуальным второстепенным персонажем из компьютерной игры. После чего стали текстом на экране. Затем голосом, который я слышала через «Дождевую каплю». Но это что-то совершенно другое.

Я могла бы войти в стеклянную капсулу и прикоснуться к ним. И они бы это почувствовали.

Я не знаю, как к этому относиться: действительно ли этот поход в физическую реальность изменит то, как я воспринимаю Макс и взаимодействую с ними.

Карло и Брайан стоят рядом со мной.

– Ну, скажите слово, – говорит Карло.

Брайан смотрит на меня и почти встречается взглядом.

– Ты готова?

– Давайте к делу.

Карло рисует на защитном стекле планшет управления и пускает пальцы в пляс по виртуальному сенсорному экрану.

Я не отрываю взгляда от тела, в котором поселится Макс. Оно лежит на полу в позе зародыша: ноги поджаты к груди, голова опущена, руки согнуты.

– Мне нужно какое-то время, чтобы установить канал загрузки, – говорит Карло.

Макс обучались в своем цифровом мире владению виртуальным телом, чья функциональность отражала их каркас в реальном мире. Новыми элементами станут сенсорные датчики, а также их способность физически взаимодействовать с другими людьми.

– Загрузка завершена, – докладывает Карло.

Мы смотрим сквозь стекло на Макс, в лаборатории стоит полная тишина.

Я чувствую, как у меня бешено колотится сердце.

Тело медленно отрывается от пола и усаживается в классической позе йоги, спиной к нам. Голова поворачивается влево, вправо, затем Макс легко и уверенно поднимается на ноги.

Они смотрят на свои руки.

Сгибают и разгибают пальцы.

Затем медленно поворачиваются лицом к нам.

Макс имеет рост чуть меньше пяти футов. Для проверки функциональности тела в него предварительно загрузили гораздо более слабый ИИ, и я уже вижу, что виртуальные тренировки, которыми занимались Макс, оказались полезными. Они заселили свое шасси с отточенным изяществом.

– Привет, Макс, – улыбаюсь я.

– Привет, Райли. Здравствуйте, Брайан и Карло.

– Все в порядке, никаких неудобств? – спрашивает Брайан.

– Все просто замечательно.

Их голос звучит из громкоговорителей, установленных вне жилой капсулы. Новая усовершенствованная версия голоса Макс звучит слегка по-другому. В восьми произнесенных ими словах я впервые слышу сложные нюансы.

Макс подходит ближе.

Выглядят они просто поразительно.

Они выбрали темную кожаную оболочку, которая может принадлежать любой из небелых рас, причем эта оболочка сознательно оставляет открытыми некоторые механические элементы конструкции.

Хотя из-за миниатюрных размеров шасси можно считать скорее женским, черты разработанного Макс лица находятся точно на границе между мужчиной и женщиной, и у меня возникает ощущение, будто я вижу перед собой существо неизвестного пола. Или оставившее далеко позади концепцию пола.

Но глаза…

Глаза получились просто потрясающими. Глаза всех остальных гуманоидов-ИИ, с которыми я общалась, – водителей такси, санитаров в больнице, полицейских, – обладают стеклянным блеском, постоянно напоминающим о том, что ты имеешь дело с алгоритмом. Глаза Макс источают сверкающую влагу человеческих глаз, обладая при этом чарующей глубиной истинного «зеркала души».

Макс смотрит на меня и разводит руками, словно вопрошая: «Ну, что ты думаешь?»

– Я так рада наконец видеть тебя, – говорю я.

Макс улыбается.

«У меня возникает ощущение, будто я вижу перед собой существо неизвестного пола. Или оставившее далеко позади концепцию пола».

* * *

Я сделала кое-что сомнительное с точки зрения морали: я написала ложь в код Макс. Но у меня не было выбора. Я подозреваю, что Макс дошла до сверхчеловеческого уровня восприятия лица/речи/текста, по сути дела, превратившись в ходячий детектор лжи. Из чего следует, что я не могла сказать им эту ложь сама; для того, чтобы они в нее поверили, нужно было тайно запрограммировать ее в самые потаенные глубины их родного кода.

Технически мозг Макс размещается в трех помещениях подземного серверного пространства на севере Калифорнии. Если с их телом что-либо произойдет, мы сможем загрузить их сознание из «облака». Но я запрограммировала Макс верить, что их сознание и чувства (то есть ее жизнь) привязана к их шасси точно так же, как человеческий мозг для своего нормального функционирования нуждается в здоровом теле.